Жак Кристиан. Храм Миллионов Лет

   — Но разве открытие строительства в столь отдаленном краю не несет в себе множество непреодолимых трудностей?
   — Непреодолимых лишь на первый взгляд.
   — Никто из твоих предшественников не решился на подобное.
   — Действительно, но мне удастся осуществить это. С тех пор как я увидел Абу Симбел, я не перестаю думать о нем. Этот слон был посланником неведомого, разве его иероглиф «абу» не то же, что и название этого места, а ведь оно означает «начало»? Новое начало Египта, начало его территории, которое должно находиться там, в сердце Нубии, в Абу Симбеле. Нет другого способа принести мир в эту область и сделать ее счастливой.
   — Разве это не безумная идея?
   — Конечно, да! Но разве это не выражение Ка? Оживляющий огонь становится камнем вечности. Луксор, Пер-Рамзес, Абу Симбел являются моей мыслью и желанием. Если бы я довольствовался решением текущих дел, я бы предал себя.
   — Моя голова покоится на твоем плече, и мне знакомо спокойствие любимой женщины… Но и ты так же можешь положиться на меня, подобно колоссу, покоящемуся на прочном основании.
   — Ты одобряешь мое решение об Абу Симбеле?
   — Оно должно созреть в тебе, вырасти, стать необходимым и сверкать подобно огню, и когда это произойдет, действуй.
   Внутри Храма миллионов лет Рамзес и Нефертари чувствовали, как их наполняет энергия, дарящая им неуязвимость.
 
   Мастерские, склады, казармы были готовы. Главные дороги столицы вели в разные кварталы и сходились у главных храмов, которые все еще строились, но в чьих наосах уже можно было совершать необходимые ритуалы.
   За кирпичниками, работа которых уже подходила к концу, должны были последовать садовники и художники, не говоря о специальных декораторах, которые достойно украсят Пер-Рамзес. Однако ощущалось легкое беспокойство: будет ли доволен Рамзес?
   Моис поднялся на крышу дворца и посмотрел на город. Он так же, как и фараон, совершил чудо. Труд людей и строгая организация работ не были достаточными, нужен был энтузиазм, чувство, которое не было заложено в природе человека, а даровалось любовью Бога к своим созданиям. Как рад бы был Моис отдать ему этот город, место, которое придется оставить Амону, Сету и другим их собратьям! Столько затраченного таланта, чтобы изваять немых идолов…
   Свой будущий город он построит во славу истинного Бога, в своей стране, на святой земле. Рамзес, если он настоящий друг, должен будет понять его.
   Моис ударил кулаком по ограде балкона.
   Никогда царь Египта не потерпит бунта, никогда он не уступит свой трон наследникам Эхнатона! Бессмысленная мечта, смутившая его разум.
   Внизу, перед одним из черных входов во дворец, он заметил Офира.
   — Я могу поговорить с тобой? — спросил маг.
   — Идем.
   Офир смиренно последовал за ним. Его приняли за архитектора, советы которого могли оказаться полезными для управляющего строительством Пер-Рамзеса.
   — Я отказываюсь, — заявил Моис. — Бесполезно больше говорить об этом.
   Маг оставался невозмутимым.
   — Что-нибудь произошло?
   — У меня было время подумать, наши планы бессмысленны.
   — Я пришел сказать тебе, что ряды последователей Атона весьма увеличились. Люди весьма высокого положения считают, что Лита должна взойти на трон Египта с благословения единого бога. В этом случае евреи станут свободными.
   — Свергнуть Рамзеса… Ты шутишь!
   — Я говорю совершенно серьезно.
   — Вы считаете, что ваши речи понравятся царю?
   — Кто тебе сказал, что мы собираемся говорить с ним?
   Моис посмотрел на Офира, словно впервые увидел его.
   — Я не понимаю…
   — Напротив, Моис. Ты пришел к тем же заключениям, что и я, и именно это тебя пугает. Если Эхнатон был побежден и подвергнут преследованиям, то лишь потому, что он не решился использовать насилие против своих врагов. А без этого невозможно выиграть сражение. Как можно поверить, что Рамзес отдаст кому-нибудь свою власть? Мы победим его изнутри, а вы, евреи, поднимете бунт.
   — Сотни смертей, может быть, тысячи… Вы добиваетесь этой резни?
   — Если ты подготовишь свой народ, он будет победителем. Разве Бог не с вами?
   — Я отказываюсь слушать дальше. Исчезни, Офир.
   — Мы еще увидимся здесь или в Мемфисе, как ты захочешь.
   — Не рассчитывай на это.
   — Другого пути нет, и ты знаешь об этом. Не сопротивляйся, Моис, не пытайся заглушить свой внутренний голос. Мы будем биться рядом, и Бог восторжествует.

55

   Райя, сирийский купец, радостно теребил бородку. Он мог быть доволен результатами своего дела, прибыли от которого увеличивались с каждым годом. Качество мяса и ваз, привозимых из Азии, привлекали все большее количество обеспеченных клиентов как в Мемфисе, так и в Фивах. С созданием новой столицы, Пер-Рамзеса, открывался новый рынок! Райя уже получил разрешение на открытие новой просторной лавки в центре города и набирал новых продавцов, которые смогут обслуживать требовательных покупателей.
   В ожидании этих счастливых дней Райя заказал около сотни дорогих ваз необычной формы, созданных в сирийских мастерских. Каждый предмет был уникален и будет стоить очень дорого. С точки зрения Райи, египетские мастера работали лучше, чем его соотечественники, но вкус к экзотике и главным образом снобизм позволили ему сделать состояние.
   Хотя хетты и приказали ему поддерживать Шенара в борьбе против Рамзеса, Райя отказался от этой мысли после неудачной попытки устроить покушение на царя. Фараона слишком хорошо защищали, и второй провал грозил навлечь на него подозрения.
   Уже третий год Рамзес правил с силой Сети, прибавляя к ней пыл молодости. Царь походил на могучий поток, сметавший все препятствия на своем пути. Никто не мог противиться его решениям, даже если его планы казались безумными. Покорившиеся двор и народ, казалось, были околдованы динамизмом монарха, отбрасывающего своих противников.
   Среди привезенных ваз были две из алебастра.
   Райя закрыл дверь склада и долго прислушивался. Уверившись, что никого нет, он вытащил из вазы, помеченной крохотной красной точкой, деревянную табличку, на которой были указаны размеры предмета и место изготовления.
   Райя знал код наизусть и легко расшифровал послание хеттов, переданное через поставщика в Сирии, бывшего одним из звеньев его сети.
   Пораженный купец уничтожил послание и кинулся прочь из мастерской.
 
   — Превосходно, — признал Шенар, любуясь голубой вазой с горлышком в виде лебедя, которую ему принес Райя. — Сколько?
   — Боюсь, что дорого, господин. Но это уникальная вещь.
   — Хочешь, мы поговорим об этом?
   Прижимая вазу к груди, Райя направился за старшим братом Рамзеса. Тот отвел его на одну из крытых террас особняка, где они могли говорить, не опасаясь быть услышанными.
   — Если я не ошибаюсь, Райя, то произошло что-то важное.
   — Верно.
   — И что же?
   — Хетты решили перейти к действию.
   Шенар одновременно опасался этого и надеялся. Если бы он был фараоном, вместо Рамзеса, он привел бы армию в состояние готовности и укрепил границы. Но самый опасный враг Египта давал ему шанс править. Поэтому он должен воспользоваться своим единственным преимуществом, государственной тайной, которой он обладал.
   — Ты можешь быть точнее, Райя?
   — Вы кажетесь взволнованным.
   — Это естественно, разве нет?
   — Совершенно. Я сам еще в шоке. Это решение может перевернуть все положение дел.
   — Гораздо больше, Райя, гораздо больше… Это разыгрывается судьба мира. А ты и я станем главными игроками в драме, которая начинает разыгрываться.
   — Я лишь простой посланец.
   — Ты станешь связным с моими союзниками за пределами страны. Большая часть моих решений основывается на том, что ты мне говоришь.
   — Вы доверяете мне столь важное…
   — Ты хочешь остаться в Египте после нашей победы?
   — Я привык жить здесь.
   — Ты будешь богат, Райя, очень богат. Я не буду неблагодарным по отношению к тем, кто помог мне достичь власти.
   Купец поклонился.
   — Я ваш слуга.
   Шенар сделал несколько шагов, облокотился на балюстраду террасы и посмотрел на север.
   — Это великий день, Райя. Позже мы будем вспоминать его как начало заката Рамзеса.
 
   Египетская любовница Аши была настоящим чудом. Лукавая, изобретательная, никогда не пресыщающаяся, она дарила его телу все оттенки невысказанных желаний. До нее были две ливийки и три сирийки, хорошенькие, но скучные. В любовных играх молодой дипломат требовал фантазии, способной освободить чувства и сотворить из тела арфу, чьи мелодии были неожиданными. Он как раз собирался поцеловать пальцы девицы, когда его управляющий, предупрежденный, что его нельзя беспокоить ни под каким предлогом, постучался в дверь его комнаты.
   В раздражении Аша открыл, даже не позаботившись одеться.
   — Извините… Срочное сообщение из министерства. Аша прочитал написанное. Всего три слова: «Необходимо срочное присутствие».
 
   В два часа ночи улицы Мемфиса были пустынны. Лошадь Аши быстро преодолела расстояние, отделявшее жилище хозяина от министерства иностранных дел. Дипломат даже не остановился, чтобы сделать подношение Тоту, а, прыгая через ступеньки, устремился по лестнице, ведущей в кабинет, где его ждал секретарь.
   — Я решил, что лучше предупредить вас.
   — О чем?
   — О срочном послании, пришедшем от одного из наших людей на севере Сирии.
   — Если речь снова идет о мнимых разоблачениях, я приму меры.
   Низ папируса казался чистым. Но если нагреть его на огне масляной лампы, то начинали проступать иероглифы. Такой способ тайнописи был надежен. Сообщение египетского шпиона, находящегося на севере Сирии, нельзя было истолковать двояко.
   Аша перечитал еще раз.
   — Срочность оправдана? — спросил секретарь.
   — Оставьте меня одного.
   Аша разложил карту и сверился с данными, предоставленными шпионом. Если он не ошибался, произошло худшее.
 
   — Еще солнце не встало, — сонно пробормотал Шенар.
   — Читайте, — сказал Аша, отдавая советнику сообщение шпиона.
   Прочитанное мгновенно вывело старшего брата Рамзеса из дремы.
   — Хетты захватили много поселений в центре Сирии и вышли из области, предоставленной им Египтом…
   — Сообщение составлено формально.
   — Говорят, нет ни раненых, ни убитых, возможно, речь идет о провокации.
   — Это происходит не в первый раз, но никогда хетты так не спускались к югу.
   — Что вы думаете по этому поводу?
   — Идет подготовка к атаке на юг Сирии.
   — Предположение или уверенность?
   — Предположение.
   — Можете вы удостовериться в нем?
   — Учитывая положение дел, сообщения должны будут поступать через краткие промежутки времени.
   — Какими бы они ни были, мы должны как можно дольше хранить молчание.
   — Мы сильно рискуем.
   — Я сознаю это, Аша, однако это и есть наша стратегия. Мы собирались заставить Рамзеса допустить ошибку, которая стоила бы ему как можно дороже, но, похоже, хетты оказались нетерпеливее. Мы должны максимально задержать подготовку армии.
   — Я не уверен в этом, — заметил Аша.
   — Почему?
   — С одной стороны, мы выиграем несколько дней, в любом случае, этого недостаточно, с другой, мой секретарь знает о том, что я получил важное сообщение.
   — Но он служит лишь для того, чтобы первым информировать нас!
   — Напротив, Шенар. Рамзес назначил меня главой тайной службы, он доверяет мне. Другими словами, он поверит в то, что скажу ему я.
   Шенар улыбнулся.
   — Это очень опасная игра, вдруг Рамзес умеет читать мысли?
   — Мысли дипломата не поддаются расшифровке. Со своей стороны, поспешите рассказать ему о своих опасениях, ведите себя искренне и доверительно.
   Шенар откинулся в кресле.
   — Ваш ум опасен, Аша.
   — Я хорошо знаю Рамзеса. Было бы непростительной ошибкой считать, что он лишен проницательности.
   — Конечно, мы последуем вашему плану.
   — Остается лишь одна важная проблема — узнать об истинных намерениях хеттов.
   Шенару было о них известно. Но он решил не открывать их Аше, так как в случае перемены положения дел он сможет пожертвовать им.

56

   Моис носился по всему городу, осматривал общественные здания, проверял двери и окна, торопил художников с окончанием работ. Оставалось лишь несколько дней до прибытия царской четы и освящения Пер-Рамзеса.
   Он замечал тысячу недостатков, но как устранить их за столь короткое время? Кирпичники согласились поработать в ином качестве там, где больше всего требовались рабочие руки. В горячке последних дней популярность Моиса стала невероятной. Его воля заражала других, тем более что мечты воплотились в реальность. Несмотря на усталость, Моис проводил долгие вечера в окружении соплеменников. Внимая их сетованиям и надеждам, он больше не сомневался, что призван возглавить свой народ и привести его к свободе. Его идеи пугали, но его личность притягивала. Возможно, после окончания эпопеи Пер-Рамзеса Моис откроет евреям новый путь?
   Забываясь от усталости, он постоянно видел перед собой лицо Офира. Почитатель Атона не ошибался. На перекрестке дорог разговоры заканчивались, было необходимо действовать, а насилие часто оборотная сторона действия.
   Моис выполнил задачу, поставленную Рамзесом, и, таким образом, полностью освобождался от обязательств по отношению к нему. Но он не имел права предавать друга и посчитал, что обязан предупредить о грозящей ему опасности. Выполнив таким образом свой долг, он обретет свободу действий.
 
   В послании царского гонца было сказано, что царская чета прибудет в Пер-Рамзес на следующий день около полудня. Население города и окрестных деревень собралось на границе новой столицы, чтобы не пропустить это знаменательное событие. Даже расставленная стража не смогла помешать любопытным занять все доступные места.
   Моис надеялся, что сможет провести последние часы в должности управляющего за царским строительством за пределами города, прогуливаясь в деревне. Но в тот самый момент, когда он выходил из Пер-Рамзеса, к нему подбежал один из архитекторов.
   — Колосс… колосс сдвинулся!
   — Колосс храма Амона?
   — Нам больше не удается остановить его.
   — Я же приказал не дотрагиваться до него!
   — Мы думали…
   Моис промчался на колеснице через весь город подобно смерчу.
   Перед храмом Амона творился кошмар. Колосс, весящий около двухсот тонн, представляющий царя, сидящего на троне, медленно клонился по направлению к фасаду здания. Он или натолкнется на него, причинив огромный ущерб, или вовсе сокрушит. Потрясающий подарок Рамзесу в день освящения!
   Пятьдесят рабочих напрасно в страхе натягивали веревки, которыми гигантская статуя была привязана к салазкам. Защитные ремни, расположенные в местах соприкосновения веревок и камня, лопнули.
   — Что произошло? — спросил Моис.
   — Надзиратель, вскарабкавшийся на колосс, чтобы руководить установкой, упал. Чтобы он не разбился, рабочие привели в ход деревянные тормоза. Колосс, наклоняясь, сошел с дорожки влажного ила, служивший для облегчения работ, но продолжает двигаться. Роса, да и салазки, — влажные…
   — Нужно было по крайней мере сто пятьдесят человек!
   — Рабочие заняты на других местах….
   — Принеси кувшины с молоком.
   — Сколько?
   — Тысячи! Нужно действовать без промедления.
   К рабочим, успокоенным присутствием Моиса, вернулось хладнокровие. Когда они увидели, как молодой еврей карабкается на правый бок колосса, встает на гранитный передник и начинает поливать молоком землю перед салазками, чтобы проложить новую дорожку, к ним вернулась надежда. Они быстро организовали цепочки, чтобы обеспечить Моису непрерывную подачу жирной жидкости, по которой будет скользить невероятная тяжесть. Подчиняясь указаниям еврея, прибывшее в спешке подкрепление привязало веревки по бокам и позади салазок. Около сотни рабочих, используя бечевку, замедлили падение колосса.
   Мало-помалу он сменил направление и выправился.
   — Сдерживающую балку! — взревел Моис.
   Тридцать человек, до этого находившиеся в оцепенении, установили вырубленную балку, предназначенную, чтобы заблокировать салазки там, где находилась статуя Рамзеса, перед храмом Амона.
   Ход покорившегося колосса, следующего по дорожке из молока, был замедлен в нужный момент, а сам он установлен на своем месте.
   Мокрый от пота Моис спрыгнул на землю. Учитывая его ярость, все понимали, что наказание не замедлит последовать.
   — Кто несет ответственность за эту неверную установку? Где человек, упавший со статуи?
   — Вот он.
   Двое рабочих вытолкнули вперед Абнера, который кинулся на колени перед Моисеем.
   — Простите меня, — взмолился он. — Я допустил ошибку, я…
   — Разве ты не кирпичник?
   — Да, мое имя Абнер.
   — Что ты делал на стройке?
   — Я… я скрывался.
   — Ты потерял разум?
   — Верьте мне!
   Абнер был евреем. Моис не мог выгнать его, не выслушав объяснений. Он понял, что кирпичник в отчаянии, и решил поговорить с ним наедине.
   — Следуй за мной, Абнер.
   Один из египетских архитекторов возразил:
   — Этот человек допустил серьезную ошибку. Было бы несправедливо наказывать его товарищей.
   — Я собираюсь расспросить его. А потом приму решение.
   Архитектор подчинился старшему. Если бы Абнер был египтянином, Моис не был бы столь терпелив. В течение нескольких недель управляющий царским строительством продемонстрировал предвзятость, которая могла обернуться против него.
   Моис заставил Абнера подняться на свою колесницу и привязал его кожаным ремнем.
   — Я думаю, на сегодня достаточно падений, не так ли?
   — Прошу вас, простите меня!
   — Прекрати свои вопли и объяснись.
   Перед жилищем Моиса был расположен дворик, обдуваемый ветром. Колесница остановилась на пороге, и они сошли на землю. Моис снял повязку и парик и взял большой кувшин.
   — Поднимись на приступку, — приказал он Абнеру. — Медленно вылей воду мне на плечи.
   Пока Моис растирал кожу травами, Абнер осторожно выливал на него благословенную влагу.
   — Ты проглотил язык, Абнер?
   — Я боюсь.
   — Почему?
   — Мне угрожали.
   — Кто?
   — Я… я не могу сказать этого.
   — Если ты будешь упорствовать, я передам тебя в руки стражи за допущенный проступок.
   — О нет, ведь я тогда потеряю работу!
   — Это было бы справедливо.
   — Клянусь, что нет!
   — Тогда говори.
   — Меня обкрадывают и шантажируют.
   — Кто?
   — Египтянин, — сказал Абнер, понижая голос.
   — Его имя?
   — Я не могу. У него большие связи.
   — Я не буду повторяться.
   — Он отомстит!
   — Разве ты мне не доверяешь?
   — Я часто думал о том, чтобы поговорить с вами, но я боюсь этого человека!
   — Прекрати трястись и скажи его имя. Он больше не побеспокоит тебя.
   Испуганный Абнер выронил кувшин, разбившийся вдребезги.
   — Сари… Это Сари.
 
   Царская флотилия продвигалась по каналу, ведущему в Пер-Рамзес. Весь двор сопровождал Рамзеса и Нефертари. Все были в нетерпении, желая увидеть новую столицу, где отныне придворные будут жить, если на то будет воля царя. Недовольные перешептывания крутились вокруг одного: как столица, построенная столь быстро, сможет соперничать с Мемфисом? Рамзес допускал ошибку, которая рано или поздно приведет к забвению Пер-Рамзеса.
   Стоя на носу, фараон смотрел, как Нил превращается в Дельту, в то время как судно покидало основной путь, чтобы войти в канал, ведущий в порт столицы.
   Шенар прислонился рядом с братом.
   — Я понимаю, что это не лучший момент, но я должен сообщить кое-что неприятное.
   — Это так срочно?
   — Боюсь, что да. Если бы я смог встретиться с тобой раньше, я бы не стал омрачать эти счастливые моменты, но не смог.
   — Я слушаю, Шенар.
   — Должность, которую я занимаю, мне по сердцу, и я хотел бы приносить лишь приятные новости.
   — А сейчас это не так?
   — Если верить сообщениям, которые я получаю, нам придется опасаться нынешнего положения вещей.
   — Переходи к делу.
   — Кажется, хетты вышли из территории своих владений, которую установил наш отец, и захватили Центральную Сирию.
   — Это точно?
   — Слишком рано говорить об этом, но я хотел первым предупредить тебя. Хеттские провокации не были редкостью в недавнем прошлом, и мы можем надеяться, что это еще одна. Однако было бы неплохо принять некоторые меры предосторожности.
   — Я подумаю над этим.
   — Ты не веришь?
   — Ты сам сказал, что это еще не точно. Как только ты получишь новые сведения, сообщи о них мне.
   — Ты, царь, можешь рассчитывать на своего министра.
   Течение было сильное, ветер попутным, судно шло быстро. Разговор с Шенаром заставил Рамзеса задуматься. Действительно ли его брат так серьезно относился к своим обязанностям? Шенар был способен изобрести это нападение, чтобы подчеркнуть свою значимость и продемонстрировать свои способности министра иностранных дел.
   Центральная Сирия… Нейтральная территория, которая не была ни под влиянием египтян, ни под влиянием хеттов, на нее было запрещено вводить армию, там находилось лишь несколько информаторов. С тех пор как Сети отказался от захвата Кадеша, тайная вражда, казалось, удовлетворяла всех.
   Возможно, создание Пер-Рамзеса, который занимал стратегическое положение, разбудило воинственные настроения хеттов, встревоженных пристальным вниманием молодого фараона к Азии и их царству. Лишь один человек может сказать ему правду — его друг Аша, управляющий тайной службой. Официальные доклады, представляемые Шенару, были лишь поверхностным отражением положения дел. Аша благодаря своей сети узнает об истинных намерениях противника.
   Моряк, привязанный веревкой к мачте, не сдержал радостного крика:
   — Там порт, город… Это Пер-Рамзес!

57

   На позолоченной колеснице Сын Света ехал по главной улице Пер-Рамзеса, направляясь к храму Амона. Он появился в полуденный час, подобно солнцу, чьи лучи дали городу жизнь. По бокам запряженных лошадей шли пес и лев, чья грива развевалась на ветру.
   Толпа, остолбеневшая от той силы, что исходила от монарха и его чар, подчинивших огромного хранящего его хищника, несколько минут хранила молчание. Потом раздался крик: «Долгие годы Рамзесу!», подхваченный сначала двумя, затем десятком, сотней, тысячей голосов… Вскоре вокруг царило неописуемое ликование, продолжавшееся в течение всего медленного, величественного проезда царя.
   Знать, ремесленники, крестьяне были одеты в праздничные одежды, волосы блестели от масла моринги, самые прекрасные парики украшали головы женщин, в руках детей и слуг были цветы и листья, которые они бросали перед колесницей.
   Был устроен пир на свежем воздухе. Управляющий нового дворца приказал испечь тысячи хлебов из тонкой муки, две тысячи булочек, десять тысяч пирожных, приготовить вяленое мясо, молоко, плоды цератонии, виноград, фиги и гранаты. Дичь, рыба, жареные гуси, огурцы и груши также присутствовали, из царских подвалов были вытащены бесчисленные кувшины с вином и пивом, сваренным заранее.
   В день рождения столицы фараон пригласил свой народ к столу.
   Не было ни одной девочки, которая не получила бы нового платья, ни одной лошади, которая не была украшена цветными лентами и медными розетками, ни одного осла, на шее которого не было бы гирлянды из цветов. Собаки, домашние обезьяны, кошки получили двойные порции. Старики, независимо от положения и происхождения, усаженные на лучшие места в тени смоковниц, были обслужены в первую очередь.
   И конечно, были подготовлены прошения о жилье, работе, земле, скоте, которые Амени благосклонно принимал и внимательно рассматривал в течение этих счастливых дней, когда щедрость была неистощима.
   Евреи не в последнюю очередь выразили свою радость. Справедливо назначенный долгий отдых последовал после огромных усилий, приложенных для создания новой столицы Египта. Еще многие поколения будут говорить об этом событии.
   Все затаили дыхание, когда колесница остановилась перед колоссом, из-за которого чуть было не произошла трагедия накануне.
   Стоя напротив своего изображения, Рамзес поднял голову и посмотрел в глаза каменного гиганта, устремленные к небу. На лбу статуи — уреус, поднявшаяся кобра, чей яд ослеплял врагов царя, на его голове — «две силы», объединенные белой короной Верхнего Египта и красной — Нижнего. Сидя на троне в спокойной позе с опущенными вдоль тела руками, фараон из гранита созерцал город.
   Рамзес сошел на землю. Он также был облачен в просторное одеяние изо льна с широкими рукавами, через которое просвечивала золотистая схенти, подвязанная серебряным поясом. На груди лежало золотое ожерелье.
   — Ты, в ком воплощается Ка моего царствования и моего города, я открываю твои глаза, рот и уши. Отныне ты живое существо, и тот, кто решится напасть на тебя, поплатится жизнью.
   Солнце было в зените, над головой фараона. Он повернулся к своему народу.
   — Пер-Рамзес родился, Пер-Рамзес — наша столица!
   Тысячи голосов подхватили эти слова.
 
   В течение дня Рамзес и Нефертари ходили но улицам и переулкам, широким аллеям и зашли в каждый квартал Пер-Рамзеса. Восхищенная главная царская жена дала городу прозвище, родившееся у нее на устах: «город бирюзы». Это был главный сюрприз, приготовленный Моисом для царя: фасады домов, особняков и скромных жилищ, были покрыты бирюзовой лаковой черепицей, сверкающей на свету. Устраивая мастерскую, которая ее изготовляла, Рамзес не мог предположить, что она сможет изготовить такое количество материала в такой короткий срок. Благодаря этому столица обрела уникальный вид.