Главная царская жена приблизилась к царю, держа в руках побег акации.
   Рамзес опустился на колени и посадил его в землю, Нефертари бережно полила его.
   — Заботься об этом дереве, Небу, оно будет расти вместе с моим храмом. Если будет угодно богам, однажды я смогу отдохнуть в его благостной тени, забыть о мире и людях и увидеть богиню Запада, которая войдет в его ствол и листву, перед тем как забрать меня.

49

   Моис вытянулся на своем ложе из смоковницы.
   День был утомительным. Около пятидесяти мелких ссор с вождями, два легко раненных на стройке, запоздалая поставка еды для третьей казармы и около тысячи бракованных кирпичей… Ничего особо выдающегося, но все вместе мало-помалу утомило его.
   Сомнения вновь смущали его душу. Глухие споры снова возобновились внутри. Строительство этой столицы действительно увлекло его, но не было ли возведение храмов в честь божеств, одним из которых был злокозненный Сет, оскорблением единого бога? А ведь будучи руководителем строительства Пер-Рамзеса, Моис был причастен к упрочению славы фараона, увековечивавшего древние верования.
   Кто-то шевельнулся в углу у окна.
   — Кто там?
   — Друг.
   Худой человек с профилем как у хищной птицы вышел из тени и приблизился к дрожащему свету, исходившему от масляной лампы.
   — Офир!
   — Я хотел поговорить с тобой.
   Моис сел.
   — Я устал и хочу спать. Если у меня будет свободное время, то мы сможем увидеться на стройке, завтра.
   — Мне угрожает опасность, друг мой.
   — Почему?
   — Тебе хорошо это известно! Потому, что я верю в единого бога, спасителя человечества. Бога, которого втайне почитает твой народ и который завтра, после свержения идолов, будет править миром. И его победное шествие должно начаться в Египте.
   — Ты забываешь, что фараоном является Рамзес?
   — Рамзес — тиран. Он смеется над божественной силой и озабочен лишь собственной властью.
   — И лучше уважать ее. Рамзес мой друг, и я строю его столицу.
   — Я ценю благородство твоих чувств и твою верность. Но ты находишься в постоянном разладе с самим собой и знаешь об этом. В душе ты отвергаешь это царствование и веруешь во власть единого бога.
   — Ты заблуждаешься, Офир.
   Взгляд мага сделался настойчивым.
   — Будь искренен, Моис, перестань лгать самому себе.
   — Ты знаешь меня лучше меня самого?
   — А почему нет? У нас общие духовные устремления и сходная оценка заблуждений. Объединив свои усилия, мы изменим эту страну и будущее ее жителей. Хочешь ты этого или нет, Моис, ты станешь предводителем евреев. По твоей воле их враги будут повержены. Сам того не зная ты объединил народ.
   — Евреи склонились перед властью фараона, а не передо мной.
   — Мне противно это угнетение! И тебе тоже.
   — Ты ошибаешься, у каждого свое предназначение.
   — Твое состоит в том, что ты должен привести свой народ к истине, мое — восстановить культ единого бога, посадив на трон Египта Литу, законную наследницу Эхнатона.
   — Прекрати бредить, Офир, подстрекательство к бунту против фараона приведет к катастрофе.
   — А ты знаешь другой способ установить царство единого бога? Когда обладаешь истиной, надо уметь сражаться, чтобы установить.
   — Лита и ты… Двое посвященных! Это смешно.
   — Ты действительно думаешь, что мы одни?
   Еврей был заинтригован.
   — Это очевидно…
   — С нашей последней встречи, — заявил Офир, — положение изменилось. Последователей единого бога все больше, и они становятся все решительней. Сила Рамзеса всего лишь иллюзия, ловушка, в которую он сам и попадется. Большая часть знати этой страны последует за нами, когда ты, Моис, откроешь нам путь.
   — Я… Почему я?
   — Потому что ты можешь вести нас и возглавить последователей истинной веры. Лита должна оставаться в тени до своего восшествия, а я всего лишь священнослужитель, не имеющий большого влияния. Когда наша вера будет явлена миру, тебя услышат и будут к тебе прислушиваться.
   — Кто ты на самом деле, Офир?
   — Простой верующий, который, как и Эхнатон, убежден, что единый бог будет править всеми народами после того, как покорит тщеславный Египет.
   Моису уже давно следовало выпроводить этого сумасшедшего, но то, что тот говорил, поразило его. В словах Офира были идеи, давно мучившие Моиса, мысли настолько губительные, что он не позволял себе осознать их.
   — Твой замысел бессмыслен, Офир, у тебя нет ни единого шанса на удачу.
   — Река времени течет в наших умах, Моис, и уносит все на своем пути. Возглавь евреев, дай им страну, чтобы они могли склониться перед единым богом и признать его могущество. Лита будет править Египтом, и этот союз станет очагом, в котором родится истина для всех народов.
   — Это всего лишь мечта.
   — Ни ты, ни я не являемся мечтателями.
   — Я повторяю: Рамзес — мой друг, и он не потерпит никаких возмущений.
   — Нет, Моис, он не друг твой, а самый страшный соперник.
   — Уходи из моего дома, Офир.
   — Подумай над моими словами и приготовься действовать. Мы скоро увидимся снова.
   — Не рассчитывай на это.
   — До скорой встречи, Моис.
   Еврей провел бессонную ночь.
   Каждое слово Офира накрывало его как волна, унося страхи и противоречия. Хотя Моис и не готов был признать, но он ждал этой встречи.
 
   Лев и пес догрызали остатки костей. Сидя в тени пальмы, Рамзес и Нефертари, обнявшись, любовались окрестностями Фив. Не без труда царь сумел убедить Серраманну согласиться на эту тайную прогулку. Разве Громила и Неспящий не были лучшими телохранителями?
   Из Мемфиса пришли прекрасные новости. Маленькая Меритамон была в восторге от молока своей кормилицы, ей нанес свой первый визит ее брат Ха, которым с рвением лучшего наставника занимался советник по земледелию Неджем. Красавица Исет радовалась рождению дочери у царской четы и передавала свои поздравления.
   Нежное и ласковое закатное солнце золотило кожу Нефертари. Переливы флейты звучали в воздухе, погонщики играли на них, возвращаясь со своими стадами, тяжело груженные ослы трусили к фермам. Солнце цвета созревшего апельсина опускалось на запад, окрасив розовым верхушки гор.
   Резкость летнего дня сменялась нежностью ночи. Как прекрасен был Египет, украшенный золотом и зеленью, серебром Нила и пламенеющим закатом! Как прекрасна была Нефертари в легком льняном одеянии! От ее гибкого тела исходил тонкий аромат, в изящных чертах лица светилось благородство высокой души.
   — Достоин ли я тебя? — спросил Рамзес.
   — Какой нелепый вопрос…
   — Иногда ты кажешься мне столь далекой от этого мира и его гнусностей, от двора и его мелочности, от наших временных обязанностей.
   — Я пренебрегаю своим долгом?
   — Напротив, ты не допускаешь ни малейшей ошибки, как если бы ты всегда была царицей Египта. Я люблю тебя и восхищаюсь тобой, Нефертари.
   Их губы соединились в страстном поцелуе.
   — Когда-то я решила не выходить замуж, — призналась она, — и остаться жить в храме. Мужчины не были мне желанны или противны, они просто не были мне интересны, они казались мне в большей или меньшей мере рабами своих амбиций, которые делали их убогими и слабыми. А ты, ты был выше амбиций, так как судьба определила твой путь. Я люблю тебя и восхищаюсь тобой, Рамзес.
   Они оба знали, что никакие испытания не смогут разлучить их. Вместе создав Храм миллионов лет, они завершили первое ритуальное магическое деяние царской четы, источник и начало великого пути, остановить на котором их могла лишь смерть.
   — Не забывай о своем долге, — напомнила она.
   — Каком?
   — Породить сына.
   — У меня уже есть один.
   — Нужно, чтобы их было много. Если твоя жизнь будет долгой, некоторые могут умереть раньше тебя.
   — Почему моя дочь не может наследовать мне?
   — По предсказанию астрологов, она будет склонна скорее к размышлениям, как и маленький Ха.
   — Разве это не хорошее качество для правителя?
   — Все зависит от обстоятельств и мира, который нас окружает. Сейчас это само спокойствие, но что будет завтра?
   Стук конских копыт нарушил мирную тишину вечера. Весь в пыли, Серраманна спрыгнул на землю.
   — Прошу простить за то, что побеспокоил вас, Великий Царь, но этого требуют обстоятельства.
   Рамзес пробежал глазами папирус, который дал ему сард.
   — Послание генерала из Элефантины, — сказал он Нефертари. — Взбунтовавшиеся нубийцы атаковали конвой, перевозивший золото, предназначавшееся для наших главных храмов.
   — Жертвы?
   — Больше двадцати человек и много раненых.
   — Речь идет о нескольких разбойниках или о начале бунта?
   — Нам это неизвестно.
   Встревоженный Рамзес сделал несколько шагов. Лев и пес, почувствовал взволнованность хозяина, принялись лизать его руки.
   Монарх произнес слова, которые боялась услышать главная жена:
   — Я уезжаю, так как фараон должен восстановить порядок. В мое отсутствие, Нефертари, ты будешь править Египтом.

50

   Военная флотилия фараона состояла из двадцати судов в форме полумесяца, нос и корма которых не касались воды. Огромный парус крепился тросами к единственной мачте исключительной прочности. Посередине располагалась просторная каюта для экипажа и солдат, а спереди каюта поменьше — капитанская.
   На главном судне Рамзес лично правил двумя рулями, одним по правому борту, другим по левому. Для льва и пса, спящего между передних лап хищника, огородили специальное место с навесом, оба они в данный момент блаженствовали после обильной трапезы.
   Как и во время последнего путешествия, пустынные холмы, островки зелени, небо невероятной голубизны и узкая полоска растительности, противостоящая пустыне, приводили Рамзеса в восторг. Это огненная страна, суровая в своей отрешенности от людской суеты была похожа на него.
   Ласточки, цапли и розовые фламинго летали над кораблями, появление которых приветствовали хриплыми криками павианы, сидящие на пальмах. Забыв о цели своего путешествия, солдаты коротали время за азартными играми, пили пальмовое вино и спали в тени.
   Когда проплыли мимо второго водопада и вошли в пределы страны Куш, то вспомнили, что были приглашены отнюдь не в увеселительную поездку. Барки причалили к берегу, люди сошли, устроили лагерь в тени деревьев и стали ждать приказов фараона.
   Через несколько часов перед монархом, расположившемся на складном сидении из позолоченного кедра, предстал наместник Нубии в сопровождении эскорта.
   — Как ты можешь объяснить случившееся? — спросил Рамзес.
   — Великий Царь, мы держим ситуацию под контролем.
   — Как ты можешь объяснить случившееся? — грозно повторил фараон.
   Нубийский наместник очень растолстел. Он промокнул лоб льняной тканью.
   — Это, безусловно, весьма прискорбное происшествие, но не нужно преувеличивать опасность.
   — Разве ограбленный конвой, убитые солдаты и командующие не требуют присутствия фараона вместе с отрядом?
   — Возможно, послание, отправленное вам, было слишком тревожным, но как иначе я мог доложить вам?
   — Мой отец принес мир в Нубию и доверил тебе поддержание этого мира. Неужели этот мир разрушен из-за твоей небрежности и промедления?
   — Это роковое стечение обстоятельств, Великий Царь, роковое стечение обстоятельств!
   — Ты — наместник Нубии, снабженный полномочиями править от имени фараона, надзирать над рудниками, охранять пустыни Юга, и ты осмеливаешься говорить о роковом стечении обстоятельств… Над кем ты смеешься?
   — Мое поведение было безупречным, уверяю вас! Но мои обязанности тяжелы: нужно контролировать старост городов, проверять наполняемость складов, указывать…
   — А золото?
   — Я слежу за его добычей и поставкой самым внимательным образом, Великий Царь!
   — Забывая о защите конвоя?
   — Как мог я предвидеть набег кучки разбойников?
   — Разве это не одна из твоих обязанностей?
   — Рок, Великий Царь…
   — Приведи меня к месту, где все это произошло.
   — Это прямо около золотых коней, в сухом и отдаленном месте. Увы, это ничего не даст!
   — Кто совершил это?
   — Убогое племя, члены которого напились, перед тем как решиться на это.
   — Ты приказал разыскать их?
   — Нубия велика, Великий Царь, мои усилия были напрасны.
   — То есть ты не предпринял ничего важного.
   — Лишь Великий Царь может отдать приказ о военном вторжении.
   — Ты мне больше не нужен.
   — Должен ли я сопровождать Великого Царя, чтобы уберечь его от покушений?
   — Скажи мне правду, наместник, Нубия готова взбунтоваться?
   — Ну… это маловероятно, но…
   — Восстание уже началось?
   — Нет, Великий Царь, но некоторые шайки, кажется, увеличились. Именно поэтому было необходимо ваше присутствие и вмешательство.
 
   — Выпей! — обратился Сетау к Рамзесу.
   — Это необходимо?
   — Нет, но я предпочитаю быть осторожным. Серраманна не убережет тебя от змей.
   Царь ровными глотками выпил опасное снадобье из крапивы и разбавленной крови кобры, приготовленное Сетау. Теперь царь мог без риска отправиться на золотые копи.
   — Спасибо, что пригласил меня, Лотус была рада вновь увидеть свою страну. А каких змей я смогу здесь найти!
   — Это не будет увеселительной прогулкой, Сетау. Нас наверняка ожидает столкновение.
   — А ты не хочешь оставить этих несчастных спокойно спать на золоте?
   — Они совершили кражу и убийство. Никто не должен остаться ненаказанным, если он предал закон Маат.
   — И ничто не может изменить твоего решения?
   — Ничто.
   — Ты подумал о своей безопасности?
   — Дело слишком важное, чтобы доверять его какому-нибудь заместителю.
   — Скажи своим людям, чтобы были особенно осторожны, в это время года пресмыкающиеся особенно ядовиты. Пусть они обмажутся асса фетидой, смолой персидской ферулы. Ее резкий запах отпугивает некоторых змей. Если кто-нибудь будет укушен, предупреди меня. Я буду спать в повозке, рядом с Лотус.
 
   Отряд поднялся на каменистую площадку. Дозорный, Рамзес и Серраманна ехали впереди, верхом на сильных лошадях, затем шли быки, тащившие повозки, ослы, нагруженные оружием и бурдюками с водой и пешие воины.
   Дозорный-нубиец считал, что разбойники не ушли далеко от места, где ограбили конвой. И действительно, не так далеко был расположен оазис, где они могли успешно скрывать свою добычу до начала переговоров.
   Если верить карте, находящейся в распоряжении фараона, он мог беспрепятственно продвигаться по пустынной местности, так как источники с водой были расположены по всей длине пути. Долгие годы ни одно племя не страдало от нехватки воды, судя по докладам наместника.
   Дозорный был удивлен, наткнувшись на труп осла. Обычно золотоискатели использовали лишь сильных, здоровых животных, способных выносить нагрузку.
   Когда они подошли к первому большому источнику, все стало ясно.
   Утолить жажду, наполнить бурдюки водой, поспать в тени, под натянутыми навесами… Это желание было единым и для солдат, и для командиров. Несомненно, часа через три после захода солнца фараон прикажет сделать привал.
   Первым достиг источника дозорный. То, что он увидел, заставило его похолодеть, несмотря на жару. Он кинулся к Рамзесу.
   — Великий Царь… Он сухой!
   — Возможно, просто уровень воды упал. Спустись ниже.
   При помощи веревки, которую держал Серраманна, дозорный выполнил приказ. Когда он поднялся, его лицо выглядело постаревшим на несколько лет.
   — Сухо, Великий Царь.
   У отряда не было воды, чтобы продолжать путь, возможно, выживут лишь самые сильные. Нужно было идти вперед, в надежде на следующий источник. Но раз доклады оказались не точными, разве он не может также оказаться сухим?
   — Мы могли бы уйти с главной дороги, — предложил дозорный, — и свернуть направо, к оазису бунтовщиков. Между этим местом и их лагерем должен находиться источник, которым они пользуются во время набегов.
   — Мы будем отдыхать утром, а потом снова двинемся в путь.
   — Идти по ночам опасно, Великий Царь! Змеи, возможные засады…
   — У нас нет выбора.
   Какое странное стечение обстоятельств! Рамзес вспомнил о первом походе в Нубию вместе с отцом, во время которого солдатам пришлось подвергнуться такому же испытанию, так как все источники были отравлены. В глубине души царь признался самому себе, что, возможно, недооценил опасность. Простой поход для усмирения бунтовщиков грозил обратиться бедой.
   Рамзес обратился к людям и сказал им правду. Вывод был ясен, но более опытные не теряли надежду и успокаивали своих товарищей. Разве ими не командовал фараон, способный творить чудеса?
   Пешие воины оценили риск ночного перехода. Замыкающие были готовы к неожиданной атаке. Спереди осторожно продвигался дозорный, благодаря полной луне видно было далеко.
   Рамзес подумал о Нефертари. Если он не вернется, ей придется нести на себе всю тяжесть правления Египтом. Ха и Меритамон были слишком малы, чтобы править, хотя и претенденты появятся столь же быстро, как и их злоба.
   Вдруг лошадь Серраманны поднялась на дыбы. От неожиданности сард упал на каменистую почву. Наполовину оглушенный, неспособный реагировать, он скатился по песчаному склону в овраг, где его не было видно.
   Его насторожил странный звук, похожий на резкое дыхание.
   В двух шагах от него находилась гадюка, издававшая этот свист, потревоженная его дыханием, она была готова броситься на него.
   Серраманна потерял свой меч при падении. Без оружия ему оставалось лишь отступить, не делая резких движений, но приближающаяся гадюка помешала ему.
   Из-за поврежденной лодыжки сард не мог подняться. Он стал легкой добычей.
   — Проклятая тварь! Ты лишаешь меня чести умереть на поле боя!
   Свистящая гадюка подползла еще ближе. Серраманна кинул песок ей в голову, чем еще больше разозлил ее. В то самое мгновение, когда она решила одним движение преодолеть расстояние, отделяющее ее от врага, раздвоенная палка пригвоздила ее к земле.
   — Хороший удар! — обрадовался Сетау. — У меня был лишь один шанс из десяти на удачу.
   Он схватил змею за шею, ее хвост яростно дергался.
   — Как она красива, эта змея, ее шкура трех цветов: бледно-голубой, темно-синий и зеленый. Очень элегантное создание, не находишь? К счастью для тебя, ее дыхание слышно далеко, и его легко узнать.
   — Я полагаю, что должен поблагодарить тебя.
   — Ее укус вызывает лишь отек укушенной части тела и кровоизлияние, так как ее яд не столь опасен. Если сердце сильное, можно выжить. Честно говоря, она не так опасна, как кажется на вид.

51

   Сетау занялся вывихом Серраманны, обмотал его ногу льняным бинтом, пропитанным мазью, уменьшающей отек, и приложил компресс из трав. После этого в течение нескольких часов его не было видно. Подозрительный сард спрашивал себя, а не сам ли Сетау подстроил это нападение гадюки, чтобы предстать спасителем и убедить его в том, что он настоящий друг Рамзеса, у которого и в мыслях нет вредить ему. Однако отстраненное поведение Сетау, не попытавшегося извлечь из этого происшествия никакой личной выгоды, свидетельствовало в его пользу.
   Отдых продолжался до обеда, затем отряд снова выступил. Воды было еще достаточно, чтобы напоить людей и животных, но запасы было необходимо пополнить. Несмотря на усталость и происшествие, Рамзес приказал ускорить шаг и настоял на неусыпной бдительности заднего отряда. Бунтари не станут атаковать спереди, а постараются напасть сзади, застав врасплох.
   Среди людей больше не было слышно шуток, разговоров, упоминаний о возвращении в долину.
   — Вот, — объявил дозорный, указывая рукой.
   Несколько кустарников, круг сухих камней и ворот из дерева, удерживавший привязанное веревкой ведро.
   Источник.
   Единственная надежда на выживание.
   Дозорный вместе с Серраманной направились к спасительной воде. Мгновение они оставались склоненными, потом медленно выпрямились.
   Сард отрицательно покачал головой.
   — В этой стране с начала времен нет воды, и мы умрем здесь от жажды. Никто не мог вырыть здесь источник, в котором долгое время была бы вода. Нам придется искать его в другом мире!
   Рамзес собрал людей и рассказал им о тяжести положения. Завтра запасы кончатся. Они не смогут ни продвигаться вперед, ни вернуться назад.
   Многие солдаты бросили оружие.
   — Поднимите, — приказал Рамзес.
   — Зачем? — спросил один из командующих. — Раз нам суждено погибнуть от солнца?
   — Мы пришли в этот засушливый край, чтобы восстановить порядок, и мы его восстановим.
   — Как смогут наши трупы сражаться с нубийцами?
   — Мой отец уже оказывался в подобной ситуации, — напомнил Рамзес, — и он спас своих людей.
   — Тогда спасите и вы нас!
   — Укройтесь от солнца и напоите животных.
   Царь повернулся лицом к пустыне. Сетау приблизился к нему.
   — Что ты собираешься делать?
   — Идти. Идти до тех пор, пока не найду воду.
   — Это бессмысленно.
   — Меня так учил отец, и так я поступлю.
   — Оставайся с нами.
   — Фараон не может ждать смерти, как побежденный.
   Приблизился Серраманна.
   — Великий Царь…
   — Не впадай в панику и поддерживай дух в рядах. Пусть люди помнят, что их могут атаковать.
   — Я не имею права дать вам уйти одному в эту пустыню. Там будет невозможно охранять вас.
   Рамзес положил руку на плечо сарда.
   — Я вверяю тебе свою армию.
   — Возвращайтесь быстрее, воины без командира могут потерять голову.
   Под застывшими взглядами воинов царь покинул источник и пошел в красную пустыню, направляясь к каменистому пригорку, на который поднялся. С его вершины он оглядел местность.
   По примеру своего отца он должен был почувствовать секреты подземного мира, вены земли, воду, исходившую из океана и питавшую сердце гор. В солнечном сплетении отдавалась боль, зрение ослабло, тело стало горячим, как во время лихорадки.
   Рамзес взял в руки волшебные прутья акации, привязанные к его набедренной повязке, прутья, которым пользовался его отец, чтобы усилить свое видение. Его магическая чуткость оставалась столь же сильной, но где искать в этой огромной пустыне?
   Внутри царя говорил зов, пришедший из другого мира, зов, сила которого была силой Сети. Боль в солнечном сплетении становилась столь невыносимой, что она вынудила Рамзеса выйти из оцепенения и спуститься. Он больше не чувствовал невыносимой жары, которая была готова раздавить любого путника. Его сердце, как сердце орикса, замелило свой ход.
   Песок и скалы изменили форму и цвет. Взгляд Рамзеса мало-помалу проникал в глубины пустыни, пальцы сжимались на гибких стеблях акации, связанных льняной ниткой.
   Прутья поднимались, вздрагивали, опадали. Царь продолжал идти, голос раздавался вдали. Он вернулся по своим следам, направляясь налево, в сторону смерти. Зов приблизился, прутья будто ожили. Рамзес натолкнулся на блок розового гранита, затерянного в этом каменистом краю.
   Притяжение было столь сильным, что прутья выпрыгнули из рук.
   Он только что нашел воду.
 
   Измученные долгим переходом, опаленные докрасна безжалостным солнцем, иссушенные жаждой воины отодвинули камень и приняли рыть в месте, указанном царем. Они докопались до подземного водоема глубиной пять метров и испустили крик радости, разнесшийся до небес.
   Рамзес заставил прокопать в нескольких местах. Целая серия подземных источников была связана подземной галерей. Пользуясь своим умением, царь не только спас воинов от ужасной смерти, по и предусмотрел систему орошения долины.
   — Ты представляешь себе зеленеющие сады? — спросил Сетау.
   — Разве плодородие и процветание не лучшие следы, которые мы можем оставить?
   Серраманна возмутился.
   — Вы забыли о взбунтовавшихся нубийцах?
   — Нет.
   — Но воины превратились в землекопов!
   — По обычаю, это часто бывает частью их долга.
   — Пираты не путают обязанности. Если нас атакуют, сможем ли мы защититься?
   — Разве я не доверяю тебе нашу безопасность?
   В то время когда воины занимались источниками и галереей, Сетау и Лотус ловили змей больших и средних размеров, пополняя запасы превосходного яда.
   Обеспокоенный Серраманна усилил патруль в окрестностях, и заставил воинов, как в казарме, сменяться по очереди. Многие из них позабыли о конвое с золотом и думали лишь о возвращении в долину Нила под предводительством фараона, совершающего чудеса.
   «Салаги», — подумал бывший пират.
   Египетские воины отбывали временную службу, их набирали из чернорабочих и крестьян. Они не привыкли к битвам насмерть, лицом к лицу с кровавыми врагами. Ничто не могло заменить выучки пирата, постоянно готового перерезать глотку любого врага и сразиться с любой армией. Раздосадованный Серраманна даже не пытался научить их различным способам неожиданно атаковать противника. Эти пешие воины никогда не научатся сражаться.
   Однако сарда не покидало ощущение, что взбунтовавшиеся нубийцы находятся где-то рядом, что последние десять дней они следят за египетским отрядом. Пес и лев Рамзеса также чувствовали это враждебное присутствие. Они стали нервными, меньше спали, передвигались скачками, были все время настороже.
   Если нубийцы были настоящими разбойниками, то они смогут уничтожить египтян.
 
   Новая египетская столица росла с удивительной быстротой, но Моиса это больше не интересовало. Для него Пер-Рамзес стал чужим городом, населенным ложными богами и людьми, продолжавшими в них верить.