Когда она шла по аллее, усыпанной песком, между клумб персей она заметила труп пепельного журавля. Подойдя, она увидела, что брюхо птицы разрезано. Елена опустилась на колени — и среди греков, и среди троянцев она была известна как прорицательница.
   Супруга Менеласа оставалась склонившейся в течение долгих минут.
   Будущее, которое она прочла по внутренностям несчастной птицы, повергло ее в ужас.

4

   Фивы, крупный город на юге Египта, был владением Амона, бога, вооружившего руки освободителей, когда они изгоняли много веков назад завоевателей гиксосов, жестоких и диких азиатов. С тех пор как страна вновь обрела независимость, фараоны отдавали дань уважения Амону, украшая его храм из поколения в поколение. Так Карнак, никогда не прерывающаяся стройка, стал самым богатым и обширным из египетских святилищ, государством в государстве, верховный жрец которого казался скорее управляющим с обширными полномочиями, чем духовным лицом.
   По прибытии в Фивы Шенар добился приема. Два человека беседовали под деревянным, обвитым глициниями и жимолостью навесом неподалеку от священного озера, откуда веяло легкой прохладой.
   — Вы приехали без сопровождения? — удивился верховный жрец.
   — Лишь небольшое количество людей знает о моем присутствии здесь.
   — А… Вы рассчитываете на мое молчание.
   — Ваше противостояние Рамзесу все еще в силе?
   — Больше чем когда-либо. Он молод, вспыльчив, порывист, его правление было бы ужасным. Сети допустил ошибку, назначив его.
   — Вы согласны довериться мне?
   — Какое место вы дадите храму Амона, если взойдете на трон?
   — Разумеется, первое.
   — Сети благоволил к другим святилищам, в Гелиополе и Мемфисе, мое единственное желание — не видеть Карнак отодвинутым на второй план.
   — Так сделал бы Рамзес, но не я.
   — Что вы предлагаете, Шенар?
   — Действовать, быстро действовать.
   — Другими словами, действовать до погребения Сети.
   — По правде говоря, это наш последний шанс.
   Шенар не знал, что верховный жрец Амона тяжело болен, по словам его врача, ему оставалось жить несколько месяцев или даже несколько недель. Так что быстрое решение показалось сановнику добрым знаком, посланным богами. До того как умереть, у него был шанс увидеть Рамзеса лишенным высшей власти, а Карнак спасенным.
   — Я не потерплю никакого насилия, — заявил верховный жрец. — Амон дал нам мир, ничто не должно его нарушить.
   — Будьте уверены, хоть он и неспособен править, Рамзес остается моим братом, и я очень к нему привязан. Ни на мгновение я не желал причинить ему малейший вред.
   — Какую судьбу вы приготовили для него?
   — Это энергичный молодой человек, влюбленный в приключения и странствия. Как только он избавится от непосильной ноши, он отправится в большое путешествие и посетит множество стран. Когда он вернется, его опыт будет нам полезен.
   — Я также настаиваю, чтобы царица Туйа оставалась вашим особым советником.
   — Так оно и будет.
   — Оставайтесь верны Амону, Шенар, и судьба улыбнется вам.
   Старший сын Сети почтительно поклонился. Доверие этого старого жреца было как нельзя кстати.
 
   Долент, старшая сестра Рамзеса, наносила притирания на свою лоснящуюся кожу. Ни красивая, ни уродливая, слишком высокая, вечно усталая, она ненавидела Фивы и Юг. Дама ее круга могла жить только в Мемфисе, посвящая свое время бытовой суете и рою сплетен и новостей, оживлявших золотое существование знатных семей.
   В Фивах она скучала. Конечно, ее принимало лучшее общество, она ходила с одного пиршества на другое, пользуясь положением дочери великого Сети, но мода отставала от моды в Мемфисе, а ее супруг, тучный и веселый Сари, бывший наставник Рамзеса, мало-помалу впадал в неврастению. Он, в недавнем прошлом глава «Капа», университета, готовившего будущих чиновников царства, был отстранен от дел из-за ошибки Рамзеса.
   Да, Сари был душой заговора, целью которого было устранить Рамзеса, да, его жена Долент приняла сторону Шенара, да, они ступили на ошибочный путь, но разве Рамзес не должен был даровать им свое прощение после смерти Сети?
   На его жестокость можно было ответить лишь местью. Удача отвернется от Рамзеса, и в этот день Долент и Сари воспользуются этой возможностью. В ожидании этого Долент ухаживала за своей кожей, а Сари читал или спал.
   Прибытие Шенара вырвало их из оцепенения.
   — Возлюбленный брат мой! — воскликнула Долент, обнимая его. — Ты принес хорошие новости?
   — Возможно.
   — Не томи нас! — потребовал Сари.
   — Я собираюсь стать царем.
   — Час нашей мести близок?
   — Возвращайтесь со мной в Мемфис, я спрячу вас до исчезновения Рамзеса.
   Долент побледнела.
   — Исчезновения?
   — Не волнуйся сестренка, он уедет за пределы страны.
   — Ты дашь мне важную должность при дворе? — спросил Сари.
   — Ты показал себя неумелым, — ответил Шенар, — но твои качества будут мне полезны. Будь верен мне, и твоя карьера будет блестящей.
   — Даю тебе слово, Шенар.
 
   В мрачном холодном дворце в Фивах красавица Исет заботливо растила Ха, любимого сына, которого подарил ей Рамзес. Зеленоглазая, с точеными чертами лица, грациозная, шаловливая и жизнерадостная Исет была очень привлекательной женщиной и второй женой правителя.
   «Вторая жена»… Как было трудно принять этот титул и следовать предписаниям, которые он навязывал! Однако Исет не испытывала зависти к Нефертари, такой красивой, такой нежной, такой вдумчивой. Несомненно, она была достойна стать будущей царицей, хотя никогда не желала ею быть.
   Исет порой хотела, чтобы в ее сердце загорелась ненависть, которая помогла бы ей яростно сражаться против Рамзеса и Нефертари, но она продолжала любить того, кто подарил ей столько счастья и радости, мужчину, который подарил ей сына.
   Прекрасная Исет смеялась над властью и почестями, она любила самого Рамзеса за его силу и его сияние. Жить вдали от него было порой невыносимо, почему он не понимал ее тоску?
   Вскоре Рамзес станет царем и больше к ней не вернется, будет все дальше и дальше, за исключением кратких визитов ко двору, от которых она не сможет удержаться. Если бы, по крайней мере, она смогла увлечься другим мужчиной… Но все претенденты, смелые или скромные, были мелки и безлики.
   Когда ее мажордом объявил о визите Шенара, красавица Исет была удивлена, зачем прибыл старший сын Сети в Фивы перед погребением?
   Она приняла его в зале, в которой было прохладно благодаря узким окнам, прорубленным высоко в стенах, пропускавшим лучи света.
   — Как вы прекрасны, Исет!
   — Чего вы хотите?
   — Я знаю, что вы не любите меня, но я также знаю, что вы умны и способны оценить ситуацию, выгодную для вас. Что касается меня, я считаю, что вы достойны быть главной царской женой.
   — Рамзес решил по-другому.
   — А если бы не он принимал дальнейшие решения?
   — Что вы хотите сказать?
   — Мой брат не лишен здравого смысла, он понял, что править Египтом выше его сил.
   — Что означает…
   — Что означает, что я возьму это трудное дело на себя, на благо нашей страны, а вы станете царицей Обеих Земель.
   — Рамзес не отрекся, вы лжете!
   — Нет же, нежный и прекрасный друг, он готовится отправиться в долгое путешествие в компании Менеласа и попросил меня наследовать Сети из уважения к памяти нашего отца. По возвращении мой брат получит все привилегии, причитающиеся ему по праву, будьте уверены в этом.
   — Он говорил… обо мне?
   — Я боюсь, что он забыл о вас, так же как о своем сыне, в нем живет лишь страсть к большому плаванию.
   — Он увозит Нефертари?
   — Нет, он хочет открыть для себя новых женщин, разве мой брат не ненасытен в том, что касается удовольствия?
   Красавица Исет растерялась. Шенар хотел было взять ее за руку, но спешка привела бы к неудаче. Ему следовало сначала успокоить молодую женщину, а затем завоевать ее нежно и уверенно.
   — Маленький Ха получит лучшее образование, — пообещал он. — Вам не придется ни о чем беспокоиться. После положения в гробницу Сети мы вместе вернемся в Мемфис.
   — Рамзес… Рамзес уже уедет?
   — Конечно.
   — Он не будет участвовать в погребении?
   — Я сожалею, но это так, Менелас больше не хочет откладывать отплытие. Забудьте Рамзеса, Исет, и приготовьтесь стать царицей.

5

   Исет провела бессонную ночь.
   Шенар солгал. Никогда Рамзес не покинул бы Египет, чтобы искать забвения за его пределами, отсутствовать при погребении он мог только вопреки своей воле.
   Конечно, Рамзес поступил жестоко по отношению к ней, но она не предаст его, бросившись в объятия Шенара. Исет не желала становиться его царицей и ненавидела этого амбициозного типа с лунообразным лицом и слащавыми словами, так уверенного в своей победе!
   Ее долг был ясен: предупредить Рамзеса о замышленном против него заговоре и намерениях его брата.
   Она написала на папирусе длинное письмо, изложив в деталях предложения Шенара, и вызвала старшего из царских гонцов, ответственного за доставку посланий в Мемфис.
   — Это срочное и важное сообщение.
   — Я лично займусь им, — заверил гонец.
 
   Как и в Мемфисе, во время траура жизнь в речном порту Фив замерла. На пристани, отведенной для быстрых судов, направляющихся на север, дремали солдаты. Старший царский гонец окликнул моряка.
   — Поднимай якорь, мы отчаливаем.
   — Невозможно.
   — Почему?
   — Распоряжение верховного жреца Карнака.
   — Мне ничего об этом не известно.
   — Приказ пришел только что.
   — Все равно поднимай якорь, у меня срочное донесение в царский дворец в Мемфисе.
   На борту судна, которым хотел воспользоваться гонец, появился человек.
   — Приказ есть приказ, — объявил он, — и вы должны ему подчиниться.
   — Кто вы, что говорите со мной в подобном тоне?
   — Шенар, старший сын фараона.
   Старший царский гонец склонился.
   — Прошу вас простить мою дерзость.
   — Я согласен забыть о ней, если вы отдадите мне послание, которое вам дала красавица Исет.
   — Но…
   — Оно действительно предназначено для царского дворца в Мемфисе?
   — По правде говоря, вашему брату Рамзесу.
   — Я отплываю, чтобы находиться рядом с ним, не боитесь ли вы, что я не передам это послание?
   Гонец передал письмо Шенару.
   Как только корабль разогнался и удалился от берега, Шенар разорвал письмо Исет на куски и пустил их по ветру.
 
   Ночь была душная и полная запахов. Как поверить, что Сети покинул свой народ и что душа Египта оплакивала кончину царя, достойного властителей Древнего Царства? Обычно вечера были веселыми и оживленными, на площадях деревень и на улицах городов плясали, пели, рассказывали истории, особенно басни, в которых животные заменяли людей и вели себя с большей мудростью. Но на время траура и мумификации царского тела смех и игры исчезли.
   Неспящий, желтый пес Рамзеса, дремал под боком Громилы, огромного льва, охранявшего личный сад правителя. Лев и нес расположились на свежей траве, после того как садовники полили растения.
   Один из них был греком, солдатом Менеласа, поступившим в охрану. До того как покинуть свое место, он разбросал на клумбе с лилиями отравленные куски мяса, животные не устоят перед лакомством. Даже если хищник продержится много часов, ни один знахарь не спасет его.
   Неспящий первым почуял необычный запах.
   Он зевнул, потянулся, понюхал ночной воздух и рысцой направился к лилиям. Его нос привел его к кускам, которые он долго нюхал, потом он вернулся ко льву. Пес не был эгоистом, он не желал один наслаждаться столь чудесной находкой.
   Трое солдат, взобравшиеся на стену сада, с удовлетворением увидели, как лев вышел из своего оцепенения и направился за псом. Еще немного, и путь будет свободен, они беспрепятственно проберутся в спальню Рамзеса, застанут его спящим и уволокут на корабль Менеласа.
   Лев и пес неподвижно стояли рядом, опустив головы в лилии.
   Насытившись, они улеглись на цветы.
   Через десять минут один из греков спрыгнул на землю — яда было достаточно, хищник должен быть уже парализован.
   Разведчик подал знак своим товарищам, которые присоединились к нему на аллее, ведущей в спальню Рамзеса. Они уже были готовы проникнуть во дворец, когда что-то, похожее на рычание, заставило их обернуться.
   Громила и Неспящий стояли позади, пристально глядя на них. Посреди помятых лилий лежали нетронутые куски мяса, от которых пса предостерег нюх, лев небезосновательно доверился своему другу, затоптав куски.
   Три грека, вооруженные лишь одним ножом, прижались друг к другу.
   Громила, выпустив когти, с рычанием бросился на чужаков.
 
   Греческий воин, затесавшийся в личную охрану Рамзеса, медленно шел вперед по спящему дворцу, к покоям правителя. Ему было поручено следить за коридорами дворца и давать знать о любом необычном событии, поэтому солдаты хорошо его знали и спокойно пропускали.
   Грек направился к гранитному возвышению, на котором спал Серраманна. Разве он не утверждал, что, чтобы добраться до Рамзеса, нужно сначала перерезать глотку ему? Один раз допустив ошибку, правитель лишится своего главного защитника, а вся его стража примкнет к Шенару, новому хозяину Египта.
   Грек остановился и прислушался.
   Ни малейшего шума, лишь мерное дыхание спящего.
   Несмотря на свою физическую мощь, Серраманна нуждался в нескольких часах сна. Но, возможно, он поведет себя подобно кошке и проснется, почуяв опасность. Грек должен был напасть неожиданно, не дав жертве никакой возможности среагировать.
   Осторожный наемник снова прислушался. Никаких сомнений, Серраманна был в его власти.
   Грек вытащил свой кинжал из ножен и задержал дыхание. В яростном прыжке он бросился на спящего человека и перерезал ему горло.
   Позади нападающего раздался низкий голос.
   — Хороший прием для труса.
   Грек обернулся.
   — Ты убил чучело из соломы и тряпок, — сказал Серраманна. — Я ждал этого и обманул тебя притворным храпом.
   Воин Менеласа сжал рукоять кинжала.
   — Брось это.
   — Я все же перережу тебе горло.
   — Попробуй.
   Сард возвышался над греком больше чем на три головы.
   Кинжал рассек воздух. Несмотря на свой вес и рост, сард перемещался с удивительной ловкостью.
   — Ты не умеешь сражаться, — заявил Серраманна.
   Раздосадованный воин попытался применить обманный прием — шаг в сторону, потом скачок вперед, лезвие было нацелено в живот противника.
   Сард резким движением правой руки ударил его по запястью, а левый кулак обрушился в висок. С остекленевшими глазами и высунутым языком грек рухнул, умерев еще до того, как его тело коснулось пола.
   — Одним подлецом меньше, — проворчал Серраманна.
 
   Проснувшись, Рамзес констатировал провал двух организованных на него покушений. Три грека были разорваны в саду когтями льва, в коридоре скончался еще один грек, из личной охраны.
   — От вас хотели избавиться, — сказал Серраманна.
   — Этот человек что-нибудь сказал?
   — У меня не было времени его расспрашивать. Не жалейте об этом презренном, он не был хорошим воином.
   — Эти греки, не были ли они людьми Менеласа?
   — Я ненавижу этого тирана. Дайте свое согласие, и я сойдусь с ним в поединке один на один и отправлю его в населенное призраками и отчаявшимися героями Царство мертвых, которого он так страшится.
   — Пока удовлетворись лишь удвоением охраны.
   — Защищаться — плохая тактика, мой принц, только атака ведет к победе.
   — Сначала надо узнать врага.
   — Менелас и его греки! Они мошенники и лжецы. Вышли их как можно быстрее, или они попытаются снова.
   Рамзес положил руку на правое плечо Серраманны.
   — Раз ты верен мне, чего мне боятся?
   Остаток ночи Рамзес провел в саду, рядом со львом и псом, хищник спал, Неспящий дремал. Сын Сети мечтал о мире, но людское безумие нарушило покой священных дней перед погребением фараона.
   Моис был прав, насилие нельзя прекратить демонстрацией великодушия по отношению к своим врагам. Напротив, это давало им уверенность в том, что они имеют дело со слабым противником, которого легко победить.
   С восходом солнца для Рамзеса закончилась ночь скорби. Да, Сети незаменим, но пора приниматься за дело.

6

   При Сети храмы в Египте отвечали за распределение запасов пищи и продуктов, доверенных им. С момента появления цивилизации фараонов закон Маат, хрупкой богини правосудия и истины, требовал, чтобы никто из детей земли, благословенной богами, не испытывал ни в чем нужды. Как праздновать, если хотя бы один страдает от голода?
   Во главе государства фараон был одновременно рулем, направлявшим корабль, и его капитаном, сплачивающим команду. Он хранил единство духа страны, без которого общество начинало разрываться и гибло от своих внутренних конфликтов.
   Хотя распределение пищи зависело главным образом от чиновников, компетентность которых была ключом к египетскому процветанию, некоторые независимые купцы работали по соглашению с храмами, разъезжали по стране и свободно торговали.
   Таким купцом был Райя, сириец, проживавший в Египте около десяти лет. Владелец торгового судна и стада ослов, он постоянно ездил туда-сюда, с севера на юг и с юга на север, чтобы продавать вино, сушеное мясо и вазы, привезенные из Азии. Среднего роста, с небольшой острой бородкой, одетый в тунику с цветными лентами, вежливый, сдержанный и честный, он пользовался уважением многочисленных клиентов, которые ценили его требовательность к качеству и умеренные цены. Каждый год его право на работу продлевалось, так что сириец полностью освоился на новой родине. Как и многие другие иноземцы, он смешался с местным населением и почти не отличался от него.
   Никто не знал, что купец Райя был шпионом на службе у хеттов.
   По их поручению он должен был тщательно собирать информацию и как можно быстрее передавать ее. Так, воины Анатолии смогут выбрать наилучший момент для нападения на египетских номархов, а затем и завладеть самим Египтом. Поскольку у Райи были друзья среди военных, стражников и таможенников, он многое узнавал из их откровений и передавал в Хаттусасу, столицу хеттов, тайные шифрованные сообщения в алебастровых вазах, предназначенных для вождей племен на юге Сирии, официальных союзников Египта. В ходе многочисленных проверок таможня обнаруживала эти сообщения, но сочла их невинными деловыми записками и счетами, которые надо оплатить. Сирийский торговец, входивший в шпионскую сеть, отправлял вазы заказчикам, а сообщения — одному из своих коллег на север Сирии, находящейся под властью хеттов, откуда они попадали в Хаттусасу.
   Таким образом самая сильная военная держава ближней Азии, Хеттское царство, месяц за месяцем получала из первых рук информацию о развитии египетской политики.
   Смерть Сети и период траура, казалось, предоставляли прекрасную возможность для нападения на Египет, но Райя решительно отговаривал хеттских полководцев от этой бессмысленной авантюры. Египетская армия, вопреки их представлениям, вовсе не была деморализована, напротив, опасаясь возможного вторжения до воцарения монарха, она была усилена на границах.
   Кроме того, благодаря болтовне Долент, сестры Рамзеса, Раня узнал, что Шенар, старший сын будущего царя, не согласился оставаться на втором плане. Другими словами, он плел заговор с целью захватить власть до коронации.
   Шпион долго изучал личность Шенара: активный, ловкий, амбициозный, безжалостный, если были затронуты его личные интересы, хитрый, он сильно отличался от Сети и Рамзеса. Увидеть его на троне было перспективой скорее приятной, так как он, кажется, был готов попасться в хеттскую ловушку, рассчитанную на его желание завязать лучшие дипломатические и торговые связи для Египта, забыв старые противостояния. Разве Сети не проявил слабость, отказавшись от взятия знаменитой крепости Кадета, ключа к хеттской обороне? Полноправный властитель анатолийских воинов добровольно заявил, что он оставит все захватнические намерения, надеясь, что будущий фараон поверит его смиренным речам и ослабит свою военную мощь.
   К окончательным выводам Райя пришел, лишь узнав сообщников Шенара и план их действий, опирающийся на помощь греческой колонии в Мемфисе. Разве Менелас не был жестоким наемником, самыми прекрасными воспоминаниями которого была устроенная в Трое резня? По словам друзей, греческий вождь больше не мог выносить пребывания в Египте, он мечтал вернуться в Лакедемон в сопровождении Елены, чтобы отпраздновать там свою победу. Шенару было бы удобно, оплатив услуги нескольких наемников, избавиться от Рамзеса и стать преемником Сети.
   Райя был уверен в том, что Рамзес будет опасным фараоном для хеттов: воинственно настроенный младший сын обладал решимостью отца и пылким азартом юности. Лучше было покровительствовать планам Шенара, более спокойного и гибкого.
   Однако новости не были утешительными: по словам дворцового слуги, множество греческих наемников были убиты при попытке устранить Рамзеса. Кажется, заговор провалился.
 
   Менелас растоптал щит, отразивший множество ударов на поле битвы, и сломал меч, пронзивший стольких троянцев. Потом он схватил вазу и запустил в стену прихожей своего жилища.
   Его ярость чуть улеглась, и он повернулся к Шенару.
   — Неудача…
   — Как неудача! Знайте, мои люди никогда не терпят неудачи! Мы выиграли Троянскую войну, мы победители!
   — Сожалею, что придется вам возразить, лев Рамзеса убил троих из ваших наемников, а Серраманна четвертого.
   — Их предали!
   — Нет, просто они оказались неспособны выполнить порученное им дело. Теперь Рамзес не доверяет вам, несомненно, он прикажет изгнать вас.
   — И я уплыву без Елены…
   — Вы потерпели неудачу, Менелас.
   — Ваш план был глуп!
   — Однако он казался вам исполнимым.
   — Уходите отсюда!
   — Готовьтесь к отплытию.
   — Я знаю, что мне делать.
 
   Носитель сандалий и личный секретарь Рамзеса, Амени был скорее другом его детства. Он верно служил правителю, разделяя его неспокойную судьбу. Маленький, тонкий, худой, с редкими, несмотря на юный возраст, волосами, он был, однако, неутомимым работником, а не только писцом, постоянно склонившимся над административными бумагами, из которых он отбирал самое важное, чтобы Рамзес был правильно информирован. Амени совсем не был амбициозен, но не терпел малейшей неточности в работе двадцати служащих, за которых нес ответственность. Строгость и дисциплина были для него священны.
   Хотя Амени не понимал людей, подобных Серраманне, но признал, что тот показал себя наилучшим образом, защищая Рамзеса от напавшего грека. Его удивила реакция друга: очень спокойный, будущий фараон попросил объяснить ему в деталях устройство государства, его деление на административные части и их взаимодействие.
   Серраманна доложил Амени о прибытии Шенара как раз во время изучения реформы устаревших законов об использовании общественных источников. Личный секретарь правителя был раздражен, этот визит помешал им.
   — Не принимай его, — посоветовал Амени Рамзесу.
   — Шенар мой брат.
   — Это интриган, ищущий лишь свою личную выгоду.
   — Мне кажется, что его необходимо выслушать.
   Рамзес принял своего брата в саду, где, кажется, спал в тени смоковницы лев, в то время как пес грыз кость.
   — Мне кажется, что тебя охраняют лучше, чем Сети! — удивился Шенар. — Приблизиться к тебе почти невозможно.
   — Тебе неизвестно, что греки пытались проникнуть во дворец с бесчестными намерениями?
   — Мне об этом неизвестно, но я готов назвать тебе имя главы заговора.
   — Как ты узнал его, возлюбленный брат?
   — Менелас пытался подкупить меня.
   — Что он предложил тебе?
   — Завладеть троном.
   — И ты отказался…
   — Я люблю власть, Рамзес, но мне известны границы и я не собираюсь их переходить. Именно ты будущий фараон, надо уважать волю нашего отца.
   — Зачем Менеласу идти на такой риск?
   — Для него Египет — тюрьма, а желание вернуться в Лакедемон в сопровождении Елены заставило его потерять разум. Он убежден, что это ты удерживаешь его жену. Моя роль заключалась в том, чтобы сослать тебя в оазис, освободить ее и дать ему разрешение уехать.
   — Елене предоставлена полная свобода.
   — В глазах грека это невероятно. Он верит лишь, что ее насильно удерживает мужчина.
   — Он до такой степени глуп?
   — Менелас упрям и опасен. Он действует как греческий герой.
   — Что ты мне посоветуешь?
   — Учитывая его непростительную ошибку, немедленно вышли его.

7

   Поэт Гомер обитал в просторном жилище недалеко от царского дворца. В его распоряжении были повар, служанка и садовник, а также у него был подвал с кувшинами, полными вином из Дельты, в которое он добавлял анис и кориандр. Он почти не выходил из своего сада, где самым ценным деревом был лимон, целительный для его дыхания.
   Гомер, умащенный оливковым маслом, с удовольствием курил листья шалфея через трубку, головка которой была сделана из большой раковины улитки. Часто поэт, с черно-белым котом по имени Гектор на коленях, диктовал стихи Илиады или Амени, или писцу, которого присылал личный секретарь Рамзеса.
   Визит правителя обрадовал поэта, повар принес критскую амфору с узким горлом, из которого вино вытекало тонкой ароматной освежающей струйкой. Под навесом на четырех столбах из акации, покрытым пальмовыми ветвями, жара была вполне выносима.