Жак Кристиан. Храм Миллионов Лет

   Этот шанс, тот самый шанс, который должен был подвернуться!
   Еще несколько криков детей, и воцарилась тишина.
   Громадная синяя птица продолжала выписывать круги над городом. В замершем воздухе было слышно пение ее грациозного полета, шелест крыльев, похожий на шелест ткани. За радостью последовали горечь и плач, людям довелось увидеть не феникса, появлявшегося раз в пятнадцать столетий, а несчастную цаплю, отбившуюся от стаи.
   С облегчением Шенар вернулся в кабинет. Как он был прав, не веря в эти старые сказки для дураков! Ни птица, ни человек не живут тысячелетиями, никакой феникс не прилетит отмерить время и указать избранность фараона. Но из этого события стоит извлечь урок: тому, кто хочет править, нужно уметь манипулировать толпой. Дарить мечты и иллюзии так же необходимо, как и кормить хлебом. Если популярность главы правительства не приходит сама по себе, нужно ее сформировать, используя слухи и домыслы.
   Крики возобновились.
   Несомненно, разочарованная толпа в гневе, лишившись чуда, которого ждала. Шенар различил имя Рамзеса, чье поражение грозило быть все более и более очевидным.
   Он вернулся на террасу и остолбенел, увидев ликующую толпу, приветствующую полет феникса к обелиску на изначальном Холме.
   В бешенстве от ярости Шенар понял, что даже боги провозглашают новую эру. Эру Рамзеса.
 
   — Два знамения, — заключила Нефертари. — Неожиданный паводок и возвращение феникса! Чье правление начиналось более ослепительно?
   Рамзес читал доклады, только что ему принесенные.
   Этот невероятный подъем воды до идеального уровня был благословением для Египта. Что до громадной голубой птицы, которой восхищалось все население Мемфиса, она удобно расположилась на обелиске храма Гелиополя подобно лучу застывшего света.
   Посланник того мира больше не двигался и наблюдал за страной, любимой богами.
   — Ты кажешься растерянным, — заметила царица.
   — Кто не был бы удивлен силой этих знамений?
   — Они заставят тебя отступить?
   — Напротив, Нефертари. Они подтверждают, что я должен двигаться вперед, не заботясь о препятствиях, пересудах и трудностях.
   — Итак, пришел час осуществить твой замысел.
   Он обнял ее.
   — Прилив и феникс дали ответ.
   Запыхавшийся Амени ворвался в приемную залу царской четы.
   — Глава… Дома Жизни… желает поговорить с тобой.
   — Пусть войдет.
   — Серраманна хочет обыскать его… Будет скандал!
   Рамзес направился быстрым шагом к прихожей, где лицом к лицу стояли мощный, обритый наголо шестидесятилетний главный смотритель и громадный сард в доспехах, шлеме и вооруженный.
   Смотритель склонился перед фараоном, чье неудовольствие заметил Серраманна.
   — Без исключений, — пробормотал сард. — Если нет, вашу безопасность нельзя будет гарантировать.
   — Чего вы хотите? — спросил Рамзес у смотрителя.
   — Дом Жизни надеется как можно скорее увидеть вас, Великий Царь.

34

   Когда Сети отвез Рамзеса в Гелиополь, он решил подвергнуть его испытанию, от которого зависело его будущее. Сегодня он, уже будучи фараоном, ступил на землю великого храма Ра, столь же просторного, как и храм Амона в Карнаке.
   На этом священном месте, через которое проходил канал, было построено множество зданий: храм Атума на изначальном Холме Бен-Бен, святилище геральдической персеи Ишед, на листьях которой были записаны имена царей, святилище Эннеады, построенное Джосером, создателем ступенчатой пирамиды в Саккаре.
   Гелиополь был прекрасен. Аллеи, украшенные множеством каменных изваяний божеств, прорезали тенистые заросли акаций и тамариска, пышно разрослись фруктовые сады и оливковые рощи, пчеловоды собирали большой урожай меда, тучные стада коров в изобилии давали молоко, в мастерских обучали умелых ремесленников, около сотни деревень работало на священный город, который, в свою очередь, обеспечивал их благоденствие.
   Здесь была воплощена египетская мудрость, записанная в ритуалах и мифах, переходящая из уст учителей в уши последователей, ученые, маги и жрецы совершенствовали здесь свое искусство вдали от посторонних глаз и суеты.
   Глава Дома Жизни Гелиополя, самого древнего в стране, по чьему образу были созданы все остальные храмы, не часто появлялся в свете. Погруженный в размышления и изучение, он редко покидал свои владения.
   — Ваш отец часто посещал нас, — заметил он Рамзесу. — Самым большим его желанием было удалиться от этого мира, но он знал, что оно неосуществимо. Вы молоды, Великий Царь, у вас тысяча замыслов, которые роятся в вашей голове и сердце. Но достойны ли вы того имени, которое носите?
   Рамзес с трудом сдержал свой гнев.
   — Вы в этом сомневаетесь?
   — Вместо меня ответят небеса. Идите за мной.
   — Это приказ?
   — Вы — повелитель страны, а я — ваш слуга.
   Глава Дома Жизни не отвел взгляд. Этот человек был серьезнее, чем все противники, с которыми приходилось сталкиваться до сих пор.
   — Вы пойдете за мной?
   — Показывайте дорогу.
   Жрец шел ровным шагом и направлялся к изначальному Холму, где стоял обелиск, покрытый письменами. На его вершине неподвижный феникс.
   — Вы согласны поднять голову, Великий Царь, и пристально посмотреть на птицу?
   Полуденное солнце было таким ослепительным, что феникс словно купался в свете.
   — Вы хотите, чтобы я ослеп?
   — Вам решать, Великий Царь.
   — Царь не будет отвечать на вызов.
   — Кто, как не он, сам решит это?
   — Объясните мне, чего вы хотите.
   — Вы носите имя, Великий Царь, и это имя поддерживает ваше царствование. До сегодняшнего дня все шло идеально, оно останется таковым, решитесь ли вы подтвердить это, несмотря на риск?
   Рамзес посмотрел прямо на солнце.
   Солнечный диск не сжег его глаза и он увидел, как феникс увеличился, взмахнул крыльями и поднялся к небу. Долгие минуты глаза монарха не отрывались от света, заставляющего сверкать лазурь и порождающего день.
   — Вы действительно Рамзес, Сын Света и дитя солнца. Да будет ваше царствие триумфом света над тенью!
   Рамзес понял, что ему нечего бояться солнца, чьим земным воплощением он был. Оно было связано с ним и питало его своей энергией.
   Не говоря ни слова, глава храма направился к вытянутому зданию с высокими и толстыми стенами. Рамзес последовал за ним и вошел в Дом Жизни Гелиополя. В его центре выступал изначальный камень Бен-Бен, покрытый шкурой барана. Алхимики использовали его, чтобы улучшить результаты превращений, а его частицы были положены в саркофаги достойнейших, чтобы сделать возможным переход от смерти к возрождению.
   Глава храма ввел царя в библиотеку, где хранились труды по астрономии и астрологии, пророчества и царские анналы.
   — По моим сведениям, — заявил глава храма, — феникс не появлялся в Египте с тысяча четыреста шестьдесят первого года. Его появление в первый год вашего правления указывает на замечательное время встречи двух календарей, установленных нашими астрономами: календарь с установленным годом, когда теряется один день каждые четыре года, и календарь обычного года, который теряет четверть суток каждый год. В ту самую минуту, когда вы взошли на трон, два космических цикла совпали. На стеле напишут об этом событии, если вы прикажете.
   — Что я должен понять из ваших речей?
   — Что случайностей не бывает, Великий Царь, и что ваша судьба принадлежит богам.
 
   Чудесный паводок, возвращение феникса, новая эра… Это было слишком для Шенара. Обескураженный, опустошенный, он, однако, сумел сохранить лицо во время церемоний, организованных в честь Рамзеса, чье правление, начавшееся такими предзнаменованиями, обещало быть примечательным. Не было сомнений, что боги выбрали этого юного человека, чтобы править Обеими Землями, укрепляя их единство и мощь.
   Лишь у Серраманны было плохое настроение. Обеспечение безопасности царя требовало постоянных усилий; целая толпа придворных желала засвидетельствовать свое почтение фараону, который к тому же разъезжал на колеснице по главным улица Мемфиса, среди толп восторженного народа. Безразличный к предостережениям сарда, молодой царь упивался своей популярностью.
   Не удовольствовавшись таким проездом по столице, царь направился в деревни, где земли в основном были залиты водой. Крестьяне чинили плуги и инструменты, укрепляли чердаки, в то время как дети учились плавать. В небе парили журавли, в затоках лениво дремали гиппопотамы, раздраженно вздрагивающие, когда нарушали их покой. Рамзес спал по два-три часа в сутки, но зато объехал почти всю страну, принимая заверения в верности от начальников всех рангов, и завоевал доверие простого народа.
   Когда он вернулся в Мемфис, отлив уже начался и землепашцы начали готовиться к севу.
   — Ты не выглядишь усталым, — заметила Нефертари.
   — Как можно устать, общаясь со своим народом? А вот ты кажешься подавленной.
   — Тошнит…
   — Что говорят врачи?
   — Что я должна оставаться в постели, чтобы роды прошли благополучно.
   — Почему же ты на ногах?
   — В твое отсутствие я была должна…
   — До родов я не покину Мемфис.
   — А твой великий замысел?
   Рамзес казался огорченным.
   — Может, ты согласишься на… короткую поездку?
   Царица улыбнулась.
   — Как могу я отказать фараону?
   — Как прекрасна эта земля, Нефертари! Проезжая по ней, я понял, что она — чудо небес, дочь воды и солнца. В ней слились сила Хора и красота Хатхор. Каждая секунда нашей жизни должна быть подарена ей; ты и я рождены не для того, чтобы править ею, а служить ей.
   — Я тоже верю в это.
   — Что ты хочешь сказать?
   — Служение — это самое благородное, что может человек. Через него и только через него может быть достигнута целостность. «Гем» — служитель… Это высокое слово, разве не означает оно одновременно самого скромного человека, строителя или землепашца и самого могущественного, фараона, служителя богов и своего народа? После коронации я вошла в другой мир. Ни ты, ни я не можем просто служить. Мы должны управлять, ориентировать, стоять у руля, чтобы вести корабль государства в верном направлении. Никто не сделает это за нас.
   Царь опечалился.
   — Когда умер мой отец, я испытал то же чувство. Как было надежно и спокойно в присутствии человека, способного направлять, советовать, приказывать! Благодаря ему любая трудность была преодолима, любое несчастье поправимо.
   — Того же ждет твой народ и от тебя.
   — Я смотрел прямо в лицо солнцу, и оно не сожгло моих глаз.
   — Солнце в тебе, Рамзес, оно дает жизнь, заставляет расти животных, растения и людей, но может также иссушать и убивать, если становится слишком сильным.
   — Пустыня выжжена солнцем, но и там много жизни!
   — Пустыня находится по другую сторону жизни, люди не строят там жилищ. Там строят лишь жилища вечности, которые проходят через поколения и старят время. Неужели таково стремление фараона — погрузить свои мысли в пустыни, забыв о людях?
   — Мой отец был человеком пустыни.
   — Каждый фараон должен быть им, но его взгляд должен заставлять Долину цвести.
   Рамзес и Нефертари вместе провели этот тихий вечер, пока лучи заката золотили стены Гелиополя.

35

   Как только в окнах покоев Рамзеса погас свет, Серраманна покинул дворец, проверив перед этим стражу, которую он сам выбрал. Вспрыгнув на спину своей великолепной черной лошади, он галопом пронесся через Мемфис по направлению к пустыне.
   Египтяне совсем не любили передвигаться ночью. Когда не было солнца, демоны выползали из своих убежищ и пугали неосторожных путников. Могучему сарду не было дела до суеверий, он мог защититься от целой орды чудовищ. Когда он задумывал что-нибудь, никто не мог остановить его.
   Серраманна надеялся, что Сетау приедет ко двору и примет участие в празднествах в честь Рамзеса. Но знаток змей, верный своей репутации человека непредсказуемого, не покинул своей лаборатории. Продолжая поиски того, кто подкинул скорпиона в каюту Рамзеса, сард задавал вопросы то одному, то другому и пытался узнать что-нибудь более или менее достоверное.
   Никто не любил Сетау. Боялись его колдовства и его ужасных подопечных, но все признавали растущий размах его торговли. Продавая яд изготовителям снадобий, лечащих тяжелые болезни, он начал сколачивать состояние.
   Роме Серраманна не доверял по-прежнему, но был вынужден допустить, что Сетау, пожалуй, превосходный подозреваемый. Наверное, после неудавшегося злодеяния он не решался появиться перед Рамзесом и выдержать взгляд друга… Разве, прячась в своем жилище, не признавал он своей вины?
   Серраманне нужно было его увидеть. Бывший пират привык оценивать противника по лицу и был обязан своей проницательности жизнью. Как только он увидит Сетау, он вынесет свое суждение. А раз он прячется, сард выманит его.
   Там, где кончались ноля, сард спрыгнул с лошади и привязал ее к фиговой пальме. Он прошептал ей несколько слов на ухо, чтобы успокоить, и бесшумно направился к закрытой лаборатории Сетау. Растущая луна освещала ночь. Смех гиены не напугал сарда, который чувствовал себя так, словно брал на абордаж корабль, застигнув его врасплох.
   Из лаборатории пробивался свет. А если подробный допрос позволит узнать правду? Конечно, Серраманна пообещал не задевать самолюбие подозреваемых, но разве необходимость не диктовала свои правила? Он осторожно согнулся, обогнул пригорок и подошел к зданию сзади.
   Прижавшись спиной к стене, сард прислушался.
   Из лаборатории доносились стоны. Какого несчастного мучил заклинатель змей? Серраманна передвинулся боком до окна и осторожно выглянул. Горшки, кувшины, фильтры, клетки со скорпионами и змеями, ножи разных размеров, корзины… Все старое, лежащее на подносах и полках.
   На полу обнаженные мужчина и женщина, сплетенные в объятиях. Прелестная нубийка, с телом страстным и горячим, сладко стонало. Ее партнер, темноволосый, с квадратной головой, был сильным и коренастым.
   Сард отвернулся. Хотя он без стеснения оценивал женщин, подглядывать за тем, как другие занимаются любовью, он не любил. Однако красота этой нубийки восхитила его. Прервать любовные утехи было бы преступлением, поэтому он решил потерпеть. Утомленного Сетау будет легче допросить. Повеселев, сард вспомнил хорошенькую Мемфит, с которой будет ужинать завтра вечером, она, как и ее лучшая подруга, ценила сильных и мускулистых мужчин.
   Странный шум послышался слева.
   Сард повернул голову и увидел огромную поднявшуюся кобру, готовую к броску. Лучше было не провоцировать удар. Он подался назад, отошел от стены и застыл. Вторая змея, похожая на первую, преградила ему путь.
   — Назад, мерзкая тварь!
   Громадный кинжал не напугал змей, продолжавших угрожать. Если бы он и убил одну из них, другая напала бы на него.
   — Что здесь происходит?
   Сетау, обнаженный, с факелом в руке, увидел сарда.
   — Ты собирался обокрасть меня… Мои верные псы избавили меня от этой неприятности. Они бдительны и злы. И что огорчит тебя — их поцелуй смертелен.
   — Ты не допустишь убийства, Сетау!
   — Хм, ты знаешь мое имя… Но все же ты вор, застигнутый на месте преступления, с кинжалом в руках. Это законная оборона.
   — Я Серраманна, начальник личной стражи Рамзеса.
   — Мне знакомо твое лицо. Но зачем ты пытался обокрасть меня?
   — Я хотел увидеть тебя, лишь увидеть.
   — В такое время, ночью? Ты не только помешал мне заниматься любовью с Лотус, но еще и бессовестно лжешь.
   — Я говорю правду.
   — И откуда это внезапное желание?
   — Требование безопасности.
   — Что это значит?
   — Мой долг — защищать царя.
   — Я угрожаю Рамзесу?
   — Я этого не сказал.
   — Но ты так думаешь, раз выслеживаешь меня.
   — Я не имею права ошибаться.
   Обе кобры приблизились к сарду. Глаза Сетау были полны ярости.
   — Не делай глупости.
   — Неужели старый пират боится смерти?
   — Такой — да.
   — Убирайся, Серраманна, и больше никогда не беспокой меня. Или я не буду сдерживать моих стражей.
   По знаку Сетау кобры отползли. Сард, мокрый от пота, прошел между ними и направился к полям. Он сделал вывод: у этого Сетау душа преступника.
 
   — Что они делают? — спросил маленький Ха, глядя на крестьян, гонящих стадо баранов по сырой земле поля.
   — Они заставляют скот затаптывать глубже посеянные семена, — ответил Неджем. — Паводок принес огромное количество ила на берега и поля, теперь пшеница будет крепкой и обильной.
   — Они полезны, эти бараны?
   — Как и коровы, и все остальные животные.
   Отлив начался, сеятели приступили к работе, радостно ступая по плодородной грязи, которую в изобилии подарила им великая река. Они вышли в поле ранним утром, им надо было управиться за несколько дней, пока не высохла земля. Потом в дело шла мотыга, из-под которой летели мелкие комки влажной почвы, укрывавшие семена, а потом скот приминал грунт.
   — Деревня красивая, — сказал Ха, — но мне больше нравятся папирусы и иероглифы.
   — Ты хочешь увидеть ферму?
   — Если ты позволишь.
   Советник взял ребенка за руку. Он шел так же, как писал и читал, — с большой серьезностью, необычной для его возраста. Добрый Неджем был поражен погруженностью в себя ребенка, который не требовал ни игрушек, ни товарищей, и попросил его мать, красавицу Исет, разрешить ему побыть наставником малыша. Ему казалось необходимым вывести сына Рамзеса из золотой клетки и открыть ему мир природы и ее чудес.
   Ха наблюдал, но не как ребенок, удивленный необычным и новым спектаклем, а как опытный ученый, готовый делать заметки для служебного доклада.
   На ферме были ямы с зерном, хлев, пекарня, гончарная мастерская. На пороге хозяйства Неджема и Ха пригласили вымыть руки и ноги. Потом их принял хозяин, обрадованный приходом столь высоких гостей. Он показал им самых красивых молочных коров, сытых и ухоженных.
   — Мой секрет, — сказал он, — в том, что я пасу их в хорошем месте, им не слишком жарко, они едят вволю и добреют с каждой неделей все больше!
   — Корова — животное богини Хатхор, — заявил маленький Ха. — Поэтому она добрая и красивая.
   Фермер был удивлен.
   — Кто вас научил этому, принц?
   — Я прочитал в одной сказке.
   — Вы уже умеете читать?
   — Ты хочешь сделать мне приятное?
   — Конечно!
   — Дай мне кусок известняка и тростниковую палочку.
   — Да, да… Сейчас…
   Фермер удивленно взглянул на Неджема, тот утвердительно кивнул. Снабженный инструментами, мальчик направился во двор фермы, потом в стойла под взглядами остолбеневших крестьян.
   Часом позже он представил своему хозяину кусок известняка, покрытый цифрами.
   — Я сосчитал, — сказал Ха, — у тебя сто десять коров.
   Ребенок потер глаза и прислонился к ноге Неджема.
   — А сейчас, — признался он, — я хочу спать. Советник по земледелию взял его на руки. Ха уже спал.
   «Новое чудо Рамзеса», — подумал Неджем.

36

   Атлет под стать Рамзесу, широкоплечий, с мощным лбом, увенчанным густой шевелюрой, бородатый, с лицом, выжженным солнцем, Моис медленно вошел в кабинет царя Египта. Рамзес поднялся, друзья обнялись.
   — Здесь работал Сети, не правда ли?
   — Я ничего не изменил, Моис. Эта комната пропитана его мыслями, возможно, она вдохновит меня во время царствования.
   Нежный свет и свежий воздух проникали сквозь решетки трех окон. Жара уходящего лета становилась приятной.
   Рамзес поднялся из кресла и сел на плетеный стул, напротив своего друга.
   — Как твои дела, Моис?
   — Со здоровьем все прекрасно, моя сила пропадает зря.
   — Мы совсем не видимся, и это моя вина.
   — Ты знаешь, праздность, даже в роскоши, ужасает меня. Мне нравилась моя работа в Карнаке.
   — Разве при дворе в Мемфисе мало искушений?
   — Придворные нагоняют на меня тоску. Они непрестанно восхваляют тебя и, не колеблясь, провозгласят тебя божеством. Это глупо и достойно презрения.
   — Ты будешь критиковать мои действия?
   — Чудесный паводок, феникс, новая эра… Бесспорно, это знаки свыше, которые объясняют твою популярность. Есть ли у тебя сверхъестественная власть над природой, и являешься ли ты избранным? Твой народ убежден в этом.
   — А ты, Моис?
   — Возможно, это так. Но ты не настоящий бог.
   — Я претендую на это?
   — Осторожно, Рамзес, лесть твоего окружения может привести тебя к бесконечному тщеславию.
   — Ты мало знаешь о роли и долге фараона. Более того, ты считаешь меня глупцом.
   — Я лишь хочу помочь тебе.
   — Я дам тебе такую возможность.
   Взгляд Моиса загорелся любопытством.
   — Ты отсылаешь меня обратно в Карнак?
   — У меня есть для тебя гораздо более важное дело, если ты согласишься.
   — Более важное, чем Карнак?
   Царь встал и встал спиной к окну.
   — У меня есть великий замысел, который я доверил Нефертари. И мы решили, что нужно дождаться знамения до того, как сделать его явным. Паводок и феникс… Небо дало мне два знамения, Дом Жизни подтвердил, что действительно наступает новая эра по законам астрономии. Конечно, я завершу дело, начатое моим отцом, и в Карнаке, и в Абидосе, но новое время должно быть отмечено новыми творениями. Разве это тщеславие, Моис?
   — Каждый фараон, согласно обычаю, должен себя так вести.
   Рамзес казался озабоченным.
   — Мир меняется, хетты представляют собой постоянную угрозу. Египет — богатая и желанная страна. Вот причины, приведшие меня к моему замыслу.
   — Увеличить мощь армии?
   — Нет, Моис, перенести жизненный центр Египта.
   — Ты хочешь сказать…
   — Построить новую столицу.
   Еврей казался ошеломленным.
   — Разве это не… безумие?
   — Судьба нашей страны будет решаться на северо-восточной границе. Поэтому мое правительство должно размещаться в Дельте, чтобы немедленно получать информацию о малейших переменах, которые происходят в Ливане, Сирии и подвластных нам областях. Фивы останутся городом Амона, городом роскошным, где возвышается огромный Карнак и великолепный Луксор, который я воздвигну. На западном побережье всегда будут горы покоя в Долине Царей и Цариц и вечные жилища достойных.
   — Но… Мемфис?
   — Мемфис — это точка равновесия Обеих Земель, в соединении Дельты и долины Нила, он останется нашей экономической столицей и центром внутренней политики. Но нужно идти дальше на север и восток, Моис, не оставаться в нашей блистательной изоляции, нельзя забывать, что однажды мы были уже завоеваны и что Египет — желанная добыча.
   — Не будет ли достаточно просто цепи крепостей?
   — В случае опасности я должен буду реагировать очень быстро. Чем ближе я буду к границе, тем быстрее будет доходить информация.
   — Создание столицы — это рискованное предприятие. Ведь Эхнатон потерпел неудачу.
   — Эхнатон допустил непростительные ошибки. Город, который он выбрал в Среднем Египте, был обречен с момента закладки первого камня. Он искал не счастья для своего народа, а воплощения своей мистической мечты.
   — Не выступал ли он, как и ты, против жрецов Амона?
   — Если жрец Амона будет верен закону и царю, зачем мне сражаться с ним?
   — Эхнатон верил в единого бога и построил город в его честь.
   — Он почти разрушил процветающую страну, которую ему оставил его отец, великий Аменхотеп; Эхнатон был слабым человеком, нерешительным и потерявшимся в своих молитвах. Во время его правления силы, враждебные Египту, завоевали много подвластных нам территорий. Ты защищаешь его?
   Моис заколебался.
   — Сегодня его столица заброшена.
   — Моя будет построена для многих поколений.
   — Ты почти пугаешь меня, Рамзес.
   — Будь смелее, друг мой!
   — Сколько лет понадобится, чтобы воздвигнуть город из ничего?
   Рамзес улыбнулся.
   — Он не возникнет из ничего.
   — Объясни.
   — Во время моей учебы Сети открывал мне важные места. Во время каждого путешествия он передавал мне знание, которое я пытался постичь, теперь эти поездки обрели смысл. Одним из этих мест был Аварис.
   — Аварис, проклятый город, столица завоевателей гиксосов?
   — Сети носил имя Сета, убийцы Осириса, так как его могущество было таково, что он мог утихомирить силы разрушения, открыть скрытый свет и использовать его для строительства.
   — И ты хочешь превратить Аварис в город Рамзеса?
   — Пер-Рамзес, «город Рамзеса», столица Египта, таким будет его имя.
   — Это безумие!
   —Пер-Рамзес будет прекрасен и гостеприимен, поэты будут воспевать его красоту.
   — Через сколько лет?
   — Я не забыл твой вопрос, именно из-за этого я пригласил тебя.
   — Я боюсь думать…
   — Мне нужен доверенный человек, чтобы надзирать за работами и соблюдением сроков строительства. Я спешу, Моис, Аварис должен быть превращен в Пер-Рамзес как можно скорее.
   — Ты наметил сроки?
   — Меньше года.
   — Невозможно!
   — Благодаря тебе, возможно.
   — Ты считаешь, что я способен заставить камни летать и укладывать их лишь силой воли?
   — Камни нет, а вот кирпичи — да.
   — Итак, ты задумал…
   — С помощью евреев, множество которых занимается этим ремеслом. Они разбросаны по разным поселениям, собрав их, ты сделаешь замечательную группу опытных рабочих, способных осуществить это дело!
   — Разве больше не надо строить новые каменные храмы?
   — Я увеличу те, что уже есть, — стройка будет длиться многие годы. При помощи кирпича мы построим дворцы, служебные здания, особняки знати, большие и маленькие дома. Меньше, чем через год, Пер-Рамзес станет обитаемым и будет столицей.