Жак Кристиан. Храм Миллионов Лет

   Бакен сжал кулаки и заплакал.
   Это крушение было ужасной ошибкой, которую он себе не простит. Ведь он будет ответствен за утрату обелиска и смерть многих людей. Разве не он поспешил, приказав шаланде отправляться, не дожидаясь прилива? Отдав приказ, не сознавая опасности, Бакен возомнил себя выше законов природы.
   Четвертый жрец Амона с легкостью отдал бы жизнь, чтобы помешать этой катастрофе. Но судно все больше и больше раскачивало, а мрачный скрежет говорил о том, что корпус не замедлит развалиться. Обелиск был превосходно выполнен, не хватало лишь позолоты на пирамидионе, которая будет отражать лучи солнца. И этот обелиск был приговорен исчезнуть в глубинах Нила.
   На берегу жестикулировал человек — вооруженный гигант, чьих слов не было слышно из-за ветра. Бакен заметил, что тот обращался к пловцу, умоляя его вернуться. Но тщетно. Тогда силач быстро направился к накренившейся барке. Рискуя утонуть или быть погребенным под снастью, он смог доплыть до кормы и вскарабкаться на палубу, цепляясь за трос.
   Человек двумя руками схватил заклинившийся руль, который никто не мог сдвинуть. Ценой невероятного напряжения, от которого взбугрились мышцы на руках, ногах и груди, грозя лопнуть, он смог сдвинуть тяжелый камень.
   Прекращая вращаться вокруг собственной оси, лодка замерла на несколько мгновений, встав параллельно берегу. Используя попутный ветер, человек у руля смог выйти из водоворота, помогая гребцам, пришедшим в себя.
   Когда шаланда пристала к берегу, десятки каменотесов приняли обелиск.
   Когда спаситель появился на капитанском мостике, Бакен узнал его. Рамзес, царь Египта, рисковал своей жизнью, чтобы спасти каменную стрелу, которая пронзит небеса.

46

   Шенар ел шесть раз день и толстел на глазах. Он утратил надежду захватить власть, одержать наконец верх над Рамзесом. Обжорство отвлекало, позволяя забыть о новой столице и невероятной популярности фараона. Даже Аше не удавалось успокоить брата царя. Конечно, он приводил успокаивающие аргументы: энтузиазм первых месяцев правления пройдет, на пути Рамзеса возникнет множество трудностей… Но не происходило ничего в подтверждение этих прекрасных слов. Хетты, казалось, замерли, поддавшись отголоскам слухов о чудесах, сотворенных юным правителем.
   В общем, все было хуже некуда.
   Шенар расправлялся с ножкой жареного гуся, когда его управляющий объявил о прибытии Мебы, которого Шенар сменил на посту министра иностранных дел, заявив, что это случилось по воле Рамзеса.
   — Я не хочу его видеть.
   — Он настаивает.
   — Отошли его.
   — Меба утверждает, что располагает важной для вас информацией.
   Бывший советник не был ни выдумщиком, ни хвастуном, его карьера была выстроена на осторожности.
   — Ладно, пусть войдет.
   Меба не изменился — широкое, спокойное лицо, утонченный вид, ровный голос. Важный чиновник, привыкший к комфорту, не способен был понять истинные причины своего крушения.
   — Спасибо, что принял меня, Шенар.
   — Визит старого друга — это всегда радость. Ты хочешь есть или пить?
   — Мне не помешало бы немного прохладной воды.
   — Неужели ты откажешься от пива или вина?
   — С тех пор как я потерял свою должность, я страдаю от ужасных головных болей.
   — Я сожалею, что стал невольной причиной этого несчастья. Время идет, Меба, возможно, мне удастся получить для тебя почетную должность.
   — Рамзес не из тех царей, что оглядываются назад. За столь малое время его успех оглушителен.
   Шенар откусил от крыла гуся.
   — Я уже было смирился, — признался старый дипломат, — когда ваша сестра Долент, познакомила меня с одним странным человеком.
   — Его имя?
   — Офир, он ливиец.
   — Никогда не слышал.
   — Он скрывается.
   — Почему?
   — Потому что он защищает молодую женщину, Литу.
   — Что за глупые истории ты мне рассказываешь?
   — Если верить Офиру, Лита — потомок Эхнатона.
   — Но все его потомки мертвы!
   — А что если это правда?
   — Рамзес тут же отправит ее в изгнание.
   — Ваша сестра проявила участие к ней и к последователям Атона, единого бога, который изгонит остальных. В Фивах есть целый клан.
   — Я надеюсь, ты не являешься его частью! Это безумие плохо кончится. Ты не забыл, что Рамзес принадлежит к династии, приговорившей учение Эхнатона?
   — Я это отлично помню, и я был испуган встречей с этим Офиром. Но, поразмыслив, я решил, что этот человек может быть полезным союзником против Рамзеса.
   — Ливиец, вынужденный скрываться?
   — У Офира есть одно очень полезное качество: он — маг.
   — Их сотни!
   — Но именно он подверг жизни Нефертари и ее дочери опасности.
   — Что ты говоришь?
   — Ваша сестра Долент убеждена, что Офир мудрец, — а Лита взойдет на трон Египта. Так как она рассчитывает, что я смогу объединить последователей Атона, я ее поверенный. Офир опасный маг, решивший разрушить магическую защиту царской четы.
   — Ты уверен?
   — Как только вы увидите его, вы убедитесь в этом. Но это не все, Шенар, вы подумали о Моисе?
   — Моис… При чем тут Моис?
   — Идеи Эхнатона близки идеям некоторых евреев. Ходят слухи, что друг фараона потрясен пришествием единого бога, и его вера в нашу цивилизацию поколеблена.
   Шенар внимательно посмотрел на Мебу.
   — Что ты предлагаешь?
   — Чтобы вы поддержали Офира на его пути черной магии и встретились с Моисом.
   — Мне не нравится эта наследница Эхнатона…
   — Мне тоже, но какая разница? Убедим Офира, что мы верим в Атона и правление Литы. Когда маг ослабит Рамзеса и сможет управлять Моисом, мы избавимся от этого сомнительного типа и его протеже.
   — Интересный план, мой дорогой Меба.
   — Я рассчитываю на вас, чтобы улучшить его.
   — Что ты хочешь взамен?
   — Возвращение моей должности. Дипломатия — вся моя жизнь, мне нравится принимать послов, обсуждать светские ужины, обмениваться с иноземной знатью многозначительными намеками, устанавливать связи, расставлять ловушки… Никто не может понять этого, если ни разу не пробовал. Когда вы станете царем, назначьте меня министром иностранных дел.
   — Все предложения весьма интересны.
   Меба был в восторге.
   — Чтобы не оскорблять вас отказом, я выпью немного вина, моя мигрень прошла.
 
   Бакен, четвертый жрец Амона, распростерся перед Рамзесом.
   — Я недостоин прощения, Великий Царь. Я единственный, кто ответствен за это несчастье.
   — Какое несчастье?
   — Обелиск был бы потерян, экипаж погиб…
   — Твои кошмары бессмысленны, Бакен. Лишь то, что произошло на самом деле, имеет смысл.
   — Это не прощает моей оплошности.
   — Почему ты допустил ее?
   — Я желал сделать Луксор украшением вашего царствования.
   — Неужели ты думаешь, что мне будет достаточно одного украшения? Поднимись, Бакен.
   Бывший военный наставник Рамзеса не утратил своей мощи. Он скорее походил на атлета, чем на смиренного священнослужителя.
   — Тебе повезло, Бакен, а я ценю людей, к которым благоволит удача. Разве не является волшебством умение избегать ударов судьбы?
   — Без вашего вмешательства…
   — Значит, ты способен вызвать появление фараона! По правде говоря, прекрасное умение, заслуживающее того, чтобы быть записанным в анналах.
   Бакен опасался, что за этими ироничными словами последует суровое наказание. Но пронзительный взгляд Рамзеса устремился к шаланде. Разгрузка происходила без осложнений.
   — Этот обелиск великолепен. Когда будет готов второй?
   — Надеюсь, к концу сентября.
   — Пусть высекатели иероглифов поторопятся!
   — В карьерах Асуана жара уже очень сильна.
   — Кто ты, Бакен, строитель или нытик? Отправляйся туда и проследи за окончанием работ. А колоссы?
   — Каменотесы выбрали прекрасный песчаник в карьерах Гебель Сильсиля.
   — Пусть принимаются за работу без промедления. Сегодня же пошли гонца и поезжай следом, чтобы скульпторы не теряли ни часа. Почему большой двор еще не закончен?
   — Невозможно строить быстрее, Великий Царь!
   — Ошибаешься, Бакен. Чтобы построить святилище Ка, место покоя для силы, которая постоянно творит вселенную, нельзя вести себя как простой подрядчик, раздумывающий, прежде чем приступить к работе над выбором материалов. Озарение, подобное молнии, должно заставить твои замыслы воплотиться в камень, и тогда возродится храм. Ты показал себя медлительным и ленивым, вот в чем твоя ошибка.
   До крайности изумленный Бакен не мог протестовать.
   — Когда Луксор будет закончен, он породит Ка, мне необходима эта энергия как можно быстрее. Привлеки лучших мастеров.
   — Некоторые из них заняты на строительстве вашего заупокойного храма в Долине Царей.
   — Приведи их сюда, моя гробница подождет. Ты также займешься еще одним срочным делом — созданием моего Храма миллионов лет, на западном берегу. Его присутствие убережет царство от несчастий.
   — Вы хотите…
   — Колоссальное здание, святилище, обладающее настолько большой мощью, что она сокрушит противника. Завтра мы начнем.
   — Но ведь есть Луксор, Великий Царь…
   — Есть еще и Пер-Рамзес, целый город. Призови скульпторов из всех областей, и оставь лишь тех, чьи руки — руки гениев.
   — Но, Великий Царь, дни не бесконечны!
   — Если тебе не хватает времени, Бакен, создай его.

47

   Доки встретился со скульптором в фиванской таверне, в которой раньше ни один из них не бывал. Они сели в самом темном углу, рядом с ливийскими рабочими, громко разговаривавшими друг с другом.
   — Я получил ваше сообщение и пришел, — сказал скульптор. — К чему такая таинственность?
   Доки в парике, скрывавшем уши и спускавшемся на лоб, был неузнаваем.
   — Вы говорили с кем-нибудь о моем письме?
   — Нет.
   — Даже со своей женой?
   — Я не женат.
   — А ваша любовница?
   — Я увижу ее лишь завтра вечером.
   — Дайте мне это письмо.
   Скульптор вернул свернутый папирус и Доки разорвал его на мелкие кусочки.
   — Если мы не договоримся, — пояснил он, — не останется ни одного свидетельства о нашей встрече. Я вам больше не напишу, и мы никогда не встретимся.
   Коренастый скульптор не понимал, к чему эти тонкости.
   — Я уже работал на Карнак, и никаких жалоб не было, но меня никогда не приглашали в таверну, чтобы предложить непонятно что!
   — Будем говорить откровенно: вы хотите быть богатым?
   — А кто не хочет?
   — Вы можете получить свое состояние быстро, но придется рискнуть.
   — Каким образом?
   — Перед тем как рассказать вам об этом, мы должны прийти к соглашению.
   — К какому?
   — Если вы откажетесь, то покинете Фивы.
   — А если нет?
   — Возможно, нам лучше закончить.
   Доки встал.
   — Я понял. Останьтесь.
   — Дайте ваше слово во имя жизни фараона и богини тишины, которая карает клятвопреступников.
   — У вас оно есть.
   Дать слово было действием магическим, которое касалось всего существа человека. Предательство исторгало Ка и лишало души.
   — Я вас попрошу лишь выгравировать иероглифы на стеле, — сказал Доки.
   — Но… это мое ремесло! К чему столько таинственности?
   — Вы поймете это в нужный момент.
   — А… плата?
   — Тридцать молочных коров, сто баранов, десять жирных быков, лодка, двадцать пар сандалий, лошадь и колесница.
   Скульптор был ошарашен.
   — И все это… за простую стелу?
   — Да.
   — Нужно быть сумасшедшим, чтобы отказаться. Идет.
   Они пожали друг другу руки.
   — Когда нужно выполнить работу?
   — Завтра на заре, на западном берегу Фив.
 
   Меба пригласил Шенара в имение одного из своих бывших подчиненных в двадцати километрах к северу от Мемфиса. Бывший министр иностранных дел и старший брат Рамзеса приехали разными дорогами, с разницей в два часа. Шенар счел лучшим не оповещать Ашу об этой поездке.
   — Твой маг опаздывает, — упрекнул Шенар Мебу.
   — Он обещал прийти.
   — Я не привык ждать. Если его не будет здесь через час, я ухожу.
   В этот момент появился Офир в сопровождении Литы.
   Плохое настроение Шенара улетучилось. Он принялся удивленно разглядывать этого опасного человека. Худой, с выдающимися скулами и носом, узкими губами, ливиец походил на хищную птицу, готовую разорвать свою жертву. Молодая женщина с опущенной головой выглядела побежденной, лишенной силы воли.
   — Это великая честь для нас, — объявил Офир низким голосом, заставившим Шенара вздрогнуть. — Мы не смели надеяться на подобную милость.
   — Мой друг Меба рассказал мне о вас.
   — Бог Атон обрел в нем друга.
   — Вот имя, которое не стоило произносить вслух.
   — Я посвятил свою жизнь признанию прав Литы на трон. Если меня принимает старший брат Рамзеса, то не потому ли, что он одобряет мои действия?
   — Вы правильно поняли, Офир, но не пренебрегаете ли вы главным препятствием — самим Рамзесом?
   — Напротив. Фараон, правящий Египтом, это существо, обладающее удивительными размахом и силой, стало быть, трудный соперник, чью защиту будет сложно сломать. Однако я располагаю некоторым весьма эффективным оружием.
   — Те, кто занимаются черной магией, караются смертью.
   — Рамзес и его предки попытались разрушить дело Эхнатона, между ним и мной будет беспощадная битва.
   — То есть любой совет о сдержанности будет бесполезен.
   —Да.
   — Я хорошо знаю своего брата — это человек резкий и жестокий, он не потерпит ни малейшего покушения на свою власть. Если последователи единого бога встанут на его пути, он их уничтожит.
   — Именно поэтому единственное решение, которое нам остается, — это ударить его в спину.
   — Великолепный план, но его трудно воплотить в жизнь.
   — Моя магия разъест его подобно кислоте.
   — Что бы вы сказали, если бы у вас появился союзник в самой крепости?
   Глаза мага вспыхнули, как у кошки, не хватало лишь вытянутого зрачка.
   Шенар был доволен собой, удар был верным.
   — Его имя?
   — Моис. Друг детства Рамзеса, еврей, которому он доверил наблюдение за стройкой Пер-Рамзеса. Убедите его помочь вам, и мы станем союзниками.
 
   Генерал, командующий укреплением Элефантины, проводил дни в покое. Со времен похода Сети нубийские области, находившиеся под властью Египта, жили мирно, регулярно поставляя продукты.
   Срединная граница между двумя странами хорошо охранялась, долгие десятилетия ни одно из нубийских племен не предпринимало атак и не давало повода для них. Нубия навсегда стала египетской территорией. Сыновья вождей обучались в Египте, перед тем как самим стать вождями, чтобы распространять культуру фараонов под надзором назначенного египетским царем наместника Нубии. Хотя египтяне терпеть не могли долго жить за границей, но эта должность номарха давала много почета и привилегий.
   Но генерал не завидовал, так как ничто не могло заменить климата и спокойствия Элефантины, откуда он был родом. Войско поднималось на заре, перед тем как отправиться на карьер, чтобы проверить поставку гранитных блоков на шаланды, направляющиеся на север. Он был рад, что пора военных походов давно миновала.
   С момента своего назначения генерал превратился в таможенника. Его люди проверяли продукты, приходящие с далекого Юга, облагали их пошлинами в соответствии с приказами министерства экономики и финансов. Увеличение писанины и административных бумаг привело к появлению завалов в кабинете генерала, но военачальник предпочитал сражаться с ними, чем с опасными нубийскими воинами.
   Спустя несколько минут он поднялся на борт быстрой лодки, чтобы осмотреть укрепления вдоль Нила. Как всегда он наслаждался нежностью ветра и смотрел во все глаза на красоту берегов и скал. И как было не подумать о прекрасном ужине, который он разделит с молодой вдовой, мало-помалу выходящей из своей грусти?
   Необычный шум заставил его подпрыгнуть.
   Перед ним предстал один из его воинов.
   — Срочное сообщение, мой генерал.
   — Откуда?
   — От одного из патрулей, в нубийской пустыне.
   — Золотые копи?
   — Да.
   — Что сказал посланник?
   — Что дело очень важное и серьезное.
   Другими словами, генерал не сможет убрать свернутый папирус в шкаф и забыть о нем на несколько дней. Он снял печать, развернул лист и был ошарашен прочитанным.
   — Это… это ошибка!
   — Нет, генерал. Посланник все еще здесь.
   — Подобное не могло произойти… Взбунтовавшиеся нубийцы атаковали военный конвой, везущий золото в Египет!

48

   Только что народилась новая луна. Рамзес стоял в простой традиционной схенти, с обнаженным торсом, на его голове был парик, также изготовленный на старинный манер, такие носили фараоны Древнего Царства. Царица была одета в облегающее длинное белое платье, вместо короны на ее голове была семиконечная звезда богини Сешат, которую она воплощала во время ритуала основания Рамессеума, Храма миллионов лет. Рамзес вспоминал о своем пребывании среди каменотесов, в карьере Гебель Сильсиля, где он научился обращаться с молотом и резцом. Он даже подумывал о том, чтобы стать одним из них, пока отец не оторвал его от этих мечтаний.
   Царская чета присутствовала при тридцати ритуалах храма Карнака, во главе находился верховный жрец Небу, второй жрец Доки и четвертый, Бакен. Завтра он начнет работать с двумя архитекторами и их группами.
   Пять гектаров! Пять гектаров, такова была площадь Храма миллионов лет, указанная Рамзесом. Кроме святилища он включал дворец, множество пристроек, таких как библиотека, склады и сад. Этот священный город, независимый экономически, будет посвящен Ка, высшей силе, присутствующей в сущности фараона.
   Ошеломленный размахом проекта Бакен запрещал себе думать о сложностях, сосредоточившись на движениях царской четы. Отметив символические углы будущего здания, царь и царица при помощи молотка забили колышки в основание и натянули веревку, напоминая об Имхотепе, создателе первой пирамиды, ставшей прообразом остальных.
   Потом фараон вырыл траншею-основание при помощи мотыги и положил в нее маленькие слитки золота и серебра, миниатюрные инструменты и амулеты, и засыпал их песком, скрыв от взглядов.
   Твердой рукой Рамзес заложил краеугольный камень и слепил первый кирпич — таким образом создатель зачинал пол, стены и потолок храма. Пришел момент очищения: Рамзес обошел вокруг священного места, бросая благоухающие зерна, чей иероглиф, соитер, означал: «тот, кто обожествляет».
   Бакен поднял деревянную дверь, символизирующую входную дверь в будущий храм. Освящая ее, царь открывал вход в свой Храм миллионов лет и побуждал его к жизни. Отныне Слово было в нем. Рамзес стукнул по ней двенадцать раз белым жезлом, призывая божества. Держа зажженную лампу, он осветил святилище, где будет обитать невидимое.
   Наконец он произнес старинную формулу, утверждающую, что он строит этот храм не себе, а приносит его в дар истинному хозяину, Закону, началу и концу всех храмов Египта.
   Бакену казалось, что происходит настоящее чудо. То, что свершалось здесь, в присутствии нескольких посвященных, превосходило человеческое понимание. На еще голой земле, которая уже принадлежала богам, зарождалась мощь Ка.
   — Стела основания готова, — объявил Доки.
   — Пусть ее установят, — приказал царь.
   Скульптор, подкупленный Доки, принес небольшой камень, покрытый иероглифами. Написанный на нем знак навсегда делал землю Рамессеума священной, которая отныне при помощи магии знаков должна превратится из земли в небо.
   Вперед выступил Сетау, несущий чистый папирус и чашечку со свежими чернилами. Доки напряженно вытянулся, вмешательство этого странного человека не было предусмотрено.
   Сетау начертал на папирусе текст, справа налево, по горизонтали и громко прочел его:
   «Пусть навсегда сомкнутся уста любого из живущих, кто произнесет слово против фараона, а также того, кто пожелает их произнести, как днем, так и ночью. Пусть этот Храм миллионов лет послужит магической защитой для царя и отбросит все плохое!».
   Доки покрылся потом. Никто не мог предположить это магическое вмешательство, которое, к счастью, никак не могло помешать осуществлению его плана.
   Сетау передал свернутый папирус Рамзесу. Царь запечатал его и положил к основанию стелы, где его закопают. Скользя взглядом по иероглифам, царь приводил их в действие.
   Вдруг он повернулся.
   — Кто выбил эти иероглифы?
   В голосе монарха сквозил гнев. Скульптор вышел вперед.
   — Я, Великий Царь.
   — Кто дал тебе текст?
   — Верховный жрец Амона, Великий Царь.
   Скульптор простерся, выражая Рамзесу почтение, и одновременно избегая его разъяренного взгляда. Традиционная надпись, заложенная в основание Храма миллионов лет, была изменена и искажена, уничтожая защитную силу.
   Итак, старый Небу, союзник сил тьмы, продавшийся врагам фараона, предал Рамзеса! Царю захотелось раскроить его голову строительным молотком, но странная сила, поднимающаяся от священной земли, пронзила его позвоночник. В его сердце словно распахнулась дверь, открывшая ему другую картину. Нет, он будет действовать не силой. И незаметное движение Небу укрепило его в этом намерении.
   — Поднимись, мастер.
   Мужчина подчинился.
   — Подойди к верховному жрецу и приведи его ко мне.
   Доки ликовал. Его план удался, протесты старика будут напрасны и бесполезны. Кара царя будет ужасна, а место верховного жреца свободно. На этот раз царь назначит опытного человека, своего в храме, его, Доки.
   Скульптор хорошо усвоил урок. Он остановился напротив человека, державшего в правой руке позолоченный посох, с золотым кольцом на большом пальце, двумя атрибутами верховного жреца Амона.
   — Это действительно тот человек, который дал тебе текст? — спросил Рамзес.
   — Да, это он.
   — Ты лжец.
   — Нет, Великий Царь! Я клянусь, что лично верховный жрец дал мне…
   — Ты никогда его не видел, мастер.
   Небу снова взял трость и кольцо, которые он чуть раньше доверил пожилому исполнителю ритуалов, в тот момент, когда скульптор, повернувшись к нему спиной, обвинял его.
   Напуганный ремесленник растерялся:
   — Доки… Где ты, Доки? Ты должен мне помочь, я невиновен! Ведь это ты приказал обвинить верховного жреца Амона в разрушении магии храма!
   Доки попытался скрыться.
   Красный от ярости, скульптор поймал его и набросился на него с кулаками.
 
   Доки скончался от ран. Скульптор, обвиненный в кровавом преступлении, порче иероглифов, предательстве и лжи, должен предстать перед судом визиря, и будет приговорен или к смертной казни, или к каторге в оазисе.
   На следующий день после этих событий, на закате солнца, Рамзес сам установил исправленную стелу в основании Рамессеума.
   Рамессеум родился.
   — Ты подозревал, что Доки захочет навредить тебе? — спросил Рамзес у Небу.
   — Такова человеческая природа, — ответил старый жрец. — Редко можно встретить человека, который довольствуется своей долей, не завидуя другим. Как говорят мудрецы, постоянное желание — это неизлечимая болезнь.
   — Нужно заменить Доки.
   — Вы думаете о Бакене, Великий Царь?
   — Конечно.
   — Я не возражал бы против вашего решения, но оно мне кажется преждевременным. Вы поручили Бакену наблюдение за строительством Луксора и вашего Храма миллионов лет, и вы были правы. Этот человек заслуживает вашего доверия. Но не стоит раздавливать грузом ответственности, не заставляйте его дух разрываться на части между делами. Пусть пройдет время, и он перейдет в более высокий ранг.
   — Что ты предлагаешь?
   — Назначьте вместо Доки такого же старика, как и я, поглощенного ритуалами и размышлениями, так храм Амона в Карнаке не будет доставлять вам никаких забот.
   — Ты сам сделаешь выбор. Ты смотрел план Рамессеума?
   — Моя жизнь была чередой мирных и счастливых дней, но я сожалею, что не смогу прожить достаточно долго для того, чтобы увидеть ваш Храм миллионов лет.
   — Кто знает, Небу?
   — Мои кости болят, Великий Царь, мое зрение слабеет, я становлюсь глухим и все больше сплю. Я чувствую, что конец приближается.
   — Разве мудрецы не живут до ста десяти лет?
   — Я всего лишь старый счастливый человек. Зачем бежать от смерти, которая дает мне шанс вступить в иную жизнь?
   — Мне кажется, что я по-прежнему отлично вижу. Если бы ты не отдал свою трость и кольца тому служителю, что произошло бы?
   — Что случилось, то случилось, Великий Царь, нас защитил закон Маат.
   Рамзес пристально смотрел на место, где будет воздвигнут его Храм миллионов лет.
   — Я вижу грандиозное сооружение, Небу, святилище из гранита, песчаника и базальта. Его пилоны коснутся неба, его ворота будут из позолоченной бронзы, деревья дадут тень водоемам с чистой водой, амбары заполнятся пшеницей, сокровищницы золотом, серебром, драгоценными камнями и редкими сосудами, во дворе и храме будут стоять статуи, ограда защитит эти чудеса. На восходе и заходе солнца мы вместе будем подниматься на террасу и почитать вечность, запечатленную в камне. В этом храме всегда будут живы три существа: мой отец Сети, моя мать Туйа и моя жена Нефертари.
   — Вы забываете о четвертом, который будет первым, о себе, Рамзес.