Моис пребывал в сомнениях.
   — Я считаю, что это невозможно. Сам по себе план…
   — План в моей голове! Я сам нарисую его на папирусе, а ты лично проследишь за его выполнением.
   — Евреи — народ скорее неуживчивый, каждый клан имеет своего вождя.
   — Я прошу тебя стать не царем народа, а лишь начальником строительства.
   — Мне будет непросто навязать себя.
   — Я верю в тебя.
   — Как только о замысле станет известно, другие евреи будут претендовать на мое место.
   — Ты считаешь, у них есть шансы получить его?
   Моис в свою очередь улыбнулся.
   — У нас тоже нет никаких шансов на успех со сроками, которые ты мне установил.
   — Мы построим Пер-Рамзес, он расцветет под солнцем Дельты и осветит Египет своей красотой. За работу, Моис.

37

   Кирпичник Абнер больше не мог выносить несправедливое отношение Сари. Этот египтянин, женатый на сестре фараона, относился к рабочим с презрением и жестокостью. Недоплачивал за лишние часы работы, наживался за счет питания работников, отказывал в отпуске под предлогом того, что работа была плохо сделана.
   Когда Моис находился в Фивах, Сари был вынужден сдерживаться, но затем принялся за старое с удвоенной силой. Вот и вчера он избил мальчика пятнадцати лет палкой за то, что тот якобы недостаточно быстро отнес кирпичи из мастерской на лодку.
   На этот раз чаша была переполнена.
   Когда Сари появился на входе в мастерскую, евреи сидели кругом. Лишь Абнер стоял перед корзиной для переноски.
   — Встать и за работу! — приказал совершенно уже высохший от злости Сари.
   — Мы требуем извинений, — спокойно заявил Абнер.
   — Ты о чем?
   — О мальчике, которого ты несправедливо избил вчера, он лежит больной. И ты должен извиниться перед ним и перед нами.
   — Ты потерял разум, Абнер?
   — Пока мы не получим извинений, мы не начнем работать.
   Смех Сари прозвучал дико.
   — Ты смешон, мой бедный Абнер!
   — Раз ты смеешься над нами, мы подадим жалобу.
   — Ты смешон и глуп. По моему приказу стража провела расследование и установила, что этот парень пострадал от несчастного случая, по собственной вине.
   — Но… это ложь!
   — Его заявление было записано писцом в моем присутствии. Если он заявит обратное, то будет обвинен во лжи.
   — Как ты осмелился так исказить правду?
   — Если вы немедленно не приметесь за работу, санкции усилятся. Вы должны изготовить кирпич для нового жилища правителя Фив, он не терпит опозданий.
   — Закон…
   — Не говори о законе, еврей. Ты не способен понять его. Если ты осмелишься подать жалобу, твоя семья и твои близкие пострадают от этого.
   Абнер испугался египтянина. Он и другие рабочие принялись за работу.
 
   Долент все больше и больше приходила в восторг от таинственной личности Офира, ливийского мага. Его лицо с профилем хищной птицы пугало, но слова успокаивали, речи о солнечном диске — Атоне, казалось, были исполнены искренности, веры и тепла. Скромный человек, он радушно принимал множество друзей сестры Рамзеса, сокрушаясь о несправедливом преследовании Эхнатона и проповедуя необходимость культа единого бога.
   Офир околдовывал. Никто не оставался безразличным к его речам, одни были в смятении, другие убеждены в правоте мага. Мало-помалу ткалась паутина, в которую тот заманивал заслуживающую внимания добычу. Спустя недели сеть сторонников Атона и правления Литы стала весьма обширной и влиятельной, хотя и явно пока недостаточной, чтобы захватить трон. Движение идеи обретало плоть.
   Лита присутствовала при разговорах, но продолжала молчать. Скромная благородная сдержанность молодой женщины производила самое благоприятное впечатление на многих представителей знати. Она действительно принадлежала к царской крови, достойной быть принятой. Разве не должна она рано или поздно обрести при дворе достойное место?
   Офир ничего не критиковал и не требовал. Низким голосом, исполненным веры убежденного в своей правоте человека, он рассказывал о глубоких размышлениях Эхнатона, красоте поэм, написанных им в честь Атона, его любви к истине. Мир и любовь, разве не они послание преследуемого царя и его потомка, Литы? И это послание возвещало великолепное будущее, будущее, достойное Египта и его цивилизации.
   Когда Долент представила магу бывшего советника по иноземным делам Мебу, она была горда собой. Горда, что вывела его из обычной апатии, горда, что послужила благородной цели. Рамзес оставил ее, маг придал смысл ее существованию.
   Широкое, спокойное лицо, благородный и внушительный вид… Старый дипломат не скрывал своего недоверия.
   — Я уступаю вашей настойчивости, моя дорогая, но лишь затем, чтобы доставить вам удовольствие.
   — Вы будете вознаграждены, Меба, вы не пожалеете об этом.
   Долент отвела Мебу к магу, сидящему под персеей. Он связывал две льняные нити, чтобы изготовить шнурок для амулета.
   Он встал и поклонился.
   — Для меня большая честь принимать советника фараона.
   — Я теперь никто, — ответил Меба.
   — Несправедливость может коснуться каждого в любой момент.
   — Это не утешение.
   Сестра Рамзеса вмешалась.
   — Я все объяснила своему другу Мебе, возможно, он согласится нам помочь.
   — Не будем обольщаться, моя дорогая! Рамзес закрыл меня в позолоченной клетке отставки.
   — Вы желаете отомстить ему, — убежденно сказал маг.
   — Не будем преувеличивать, — запротестовал Меба. — У меня осталось несколько влиятельных друзей, которые…
   — Они занимаются лишь собственной карьерой, а не вашей. У меня другая цель — доказать законность прав Литы.
   — Это утопия. Рамзес — личность исключительной силы, он никому не отдаст власть. Более того, чудеса отметили первый год его правления, сделав его очень популярным. Поверьте мне, до него невозможно добраться.
   — Чтобы победить подобного противника, не нужно сражаться с ним на его территории.
   — Каков ваш план?
   — Он вам интересен?
   Смущенный Меба нащупал амулет, который он носил на шее.
   — Итак…
   — Этим жестом вы указали один из ответов — магия. Я способен разбить защиту, которая окружает Рамзеса. Это будет долго и трудно, но я сумею сделать это.
   Испуганный дипломат отступил назад.
   — Я не могу обеспечить вам поддержку.
   — Я вас о ней не прошу, Меба. Но есть другая область, в которой нужно атаковать Рамзеса, — область идей.
   — Я вас не понимаю.
   — Последователи Атона нуждаются в уважаемом предводителе. Когда Атон вытеснит других богов, этот человек сыграет главную роль и свергнет Рамзеса, ослабевшего и неспособного реагировать.
   — Это риск… большой риск!
   — Эхнатон подвергся гонениям, но не Атон. Ни один закон не запрещает его культ, его почитатели многочисленны и решительны. Эхнатон потерпел неудачу, мы достигнем успеха.
   Меба был взволнован, его руки дрожали.
   — Я должен подумать.
   — Истина воодушевляет! — воскликнула сестра фараона. — Это новый мир, который открывается перед нами, мир, где мы займем свое место!
   — Да, несомненно… Я подумаю.
   Офир был очень доволен этим разговором. Боязливый и осторожный дипломат, Меба был лишен размаха предводителя. Но он ненавидел Рамзеса и мечтал снова занять свой пост. Неспособный действовать, он, однако, воспользуется этой возможностью, посоветовавшись со своим другом и советчиком Шенаром, человеком, которым хотел управлять Офир. Долент много говорила ему о новом министре иностранных дел, недовольном и завидующем своему брату. Вряд ли что-нибудь изменилось, и Шенар продолжает носить маску, все также желая навредить Рамзесу. Через Мебу маг в конце концов встретится с этой влиятельной личностью и сделает ее своим главным союзником.
 
   После нескончаемого и изнуряющего рабочего дня лодыжка правой ноги, деформированная артритом, распухла и покраснела. Править служебной колесницей стало трудно, стоять на ногах — невыносимо. Единственным удовлетворением служило принятие мер против евреев, которые наконец поняли, что против него было бесполезно бороться. Благодаря связям в фиванских органах правопорядка, поддержке правителя города, можно распоряжаться кирпичниками по своему усмотрению и отводить душу, срывая зло на этих отбросах.
   Присутствие мага и его молчаливой спутницы уже начинает стеснять. Конечно, эта странная парочка живет скромно, но их влияние на Долент, пожалуй, чрезмерно, и ее увлечение верой в Атона раздражает. Погружаясь в мистицизм и впитывая слова Офира, как воду из источника, не пренебрегает ли она своим супружеским долгом?
   Высокая и чувственная темноволосая женщина ждала его на пороге их особняка.
   — Иди принеси мазь, чтобы помассировать меня! — приказал он. — Боль невыносима.
   — Ты не слишком изнежен, дорогой?
   — Я изнежен? Ты не знаешь всей тяжести моих дней! Общение с этими евреями угнетает меня.
   Долент взяла его за руку и отвела в их спальню. Сари разлегся на подушках, жена вымыла ему ноги и наложила мазь на раздутую лодыжку.
   — Твой маг все еще здесь?
   — Меба посетил его.
   — Бывший министр иностранных дел?
   — Они хорошо поняли друг друга.
   — Меба — последователь Атона? Он же трус!
   — У него все еще много связей, его уважают многие знатные люди. Если он согласится помочь Офиру и Лите, мы продвинемся вперед.
   — Ты не слишком много важности придаешь этим двоим?
   — Сари! Как ты можешь говорить так?
   — Ладно, ладно… Я ничего такого не сказал.
   — Они — наш единственный шанс снова обрести наш статус. И потом эта вера в Атона, такая прекрасная, такая чистая… Неужели ты не чувствуешь вдохновения в сердце, когда Офир говорит о своей вере?
   — Твой муж для тебя менее важен, чем этот ливийский маг?
   — Но… Это невозможно сравнивать!
   — Он целыми днями наблюдает за тобой, а я наблюдаю за ленивыми евреями. Блондинка и брюнетка под одной крышей… Ему повезло, твоему Офиру!
   Долент прекратила массировать больную лодыжку.
   — Ты бредишь, Сари! Офир — мудрец и человек молитв. Он уже давно не думает о…
   — А ты еще об этом думаешь?
   — Ты мне отвратителен!
   — Снимай свое платье, дорогая, и продолжай массировать меня. Молитвы! Я смеюсь над ними.
   — Ах, я забыла!
   — О чем?
   — Царский гонец доставил сообщение для тебя.
   — Принеси его мне.
   Долент испарилась. Боль в лодыжке поутихла. Что еще надо администрации? Несомненно, назначить его на более почетный пост! И на этот раз он избежит общения с евреями.
   Высокая темноволосая женщина снова вошла с письмом. Сари распечатал папирус, развернул его и прочел.
   Его лицо нахмурилось, губы побелели.
   — Плохая новость?
   — Меня призывают в Мемфис с подчиненными мне кирпичниками.
   — Это… Это чудесно!
   — Письмо подписано Моисом, надзирателем царского строительства.

38

   Ни один еврей-кирпичник не пренебрег призывом. Когда письма Моиса дошли до разных поселений, где они работали, всех охватил энтузиазм. Со времени его пребывания в Карнаке репутация Моиса стала известна в разных уголках Египта. Каждый знал, что он защищал своих соплеменников и не прощал никакого угнетения. То, что он был другом Рамзеса, давало ему неоспоримое преимущество; и вот теперь он назначен надзирателем царского строительства! В душах многих зародилась надежда. Возможно, молодой еврей улучшит условия работы и увеличит жалование?
   Он сам не ожидал такого успеха. Несколько вождей кланов возражали, но приказы фараона не обсуждаются, так что они подчинились Моису, который прибыл в палаточный лагерь, разбитый на севере Мемфиса, чтобы проверить, насколько все пригодно для жизни работников.
   Сари преградил ему проход.
   — Зачем ты призвал всех своих сюда?
   — Ты скоро узнаешь об этом.
   — Я не еврей!
   — Здесь есть множество начальников-египтян.
   — Ты забываешь, что моя жена — сестра царя?
   — А я надзиратель над его строительством. Другими словами, ты должен мне подчиняться.
   Сари кусал губы.
   — Мое стадо евреев недисциплинированно. У меня появилась привычка пускать в ход палку, и я не собираюсь отказываться от этого.
   — При хорошем употреблении палка открывает ухо на спине, в случае несправедливости бьют того, кто пустил ее в ход. Я сам этим займусь.
   — Твое высокомерие меня не пугает.
   — Будь осторожней, Сари, я могу сместить тебя. Не получится ли из тебя хороший кирпичник?
   — Ты никогда не осмелишься…
   — Рамзес снабдил меня всей полнотой власти. Помни об этом.
   Моис отодвинул Сари, оставшегося стоять на месте.
   Это возвращение в Мемфис, которому так радовалась Долент, могло стать адом. Хотя фараон и был официально извещен о прибытии своей старшей сестры, сопровождающей мужа, но Рамзес не отреагировал. Пару разместили в особняке средних размеров, где жили маг Офир и Лита, представленные как слуги. Трио, несмотря на явное неодобрение Сари, решило возобновить в Мемфисе действия, начатые в Фивах. За счет множества иноземцев, живущих в экономической столице страны, здесь распространение религии Атона будет гораздо легче, чем на Юге, более традиционном и враждебном к религиозным переменам. Долент видела в этом счастливое предзнаменование для их предприятия.
   Сари оставался скептически настроенным и занимался больше своей собственной судьбой. О чем будет речь, которую Моис собирался произнести перед тысячами воодушевленных евреев?
 
   При входе в здание министерства иностранных дел стояла статуя Тота в облике павиана из розового гранита. Изобретатель иероглифов, воплощенный в этом опасном животном, способном обратить хищника в бегство, — разве не он разделил по языкам человеческие народы? Как и он, дипломаты должны были знать много наречий, так как написание священных знаков, которые египтяне выбивали на камне, было запрещено в общении с чужеземцами. Во время пребывания за пределами страны послы и дипломаты говорили на языке страны, в которой находились.
   Как и другие важные чиновники, Аша был принят в приходе, находящемся слева от входа в здание, и разложил нарциссы на алтаре Тота. Перед тем как склониться над сложными бумагами, от которых зависела безопасность страны, следовало попросить благосклонность у божества.
   После выполнения ритуала элегантный и блестящий дипломат прошел через множество залов, где занимались делами чиновники, и попросил аудиенции Шенара, который занимал просторный кабинет.
   — Аша, наконец-то! Где вы были?
   — Я провел ночь несколько неспокойно и спал дольше обычного. Мое легкое опоздание не причинило вам неудобства?
   Лицо Шенара было красным и раздувшимся, несомненно, он был во власти бурных эмоций.
   — Что-нибудь серьезное?
   — Вы слышали о собрании еврейских кирпичников на севере Мемфиса?
   — Я не придал этому значения.
   — Я тоже, и мы оба были неправы!
   — А какое отношение к нам имеют эти люди?
   Елейным голосом и склоненной головой Аша выражал лишь глубокое презрение по отношению к рабочим, с которыми он редко сталкивался.
   — Вы знаете человека, который их созвал и отныне является надзирателем над царским строительством? Моис!
   — Что здесь удивительного? Он уже надзирал над стройкой в Карнаке и получил повышение.
   — Если бы только это… Вчера Моис обратился к евреям и поведал им о замысле Рамзеса: построить новую столицу в Дельте!
   За этими словами последовало долгое молчание. Аша, обычно уверенный в себе, казалось, испытал шок.
   — Вы уверены…
   — Да, Аша, абсолютно уверен! Моис выполняет приказы моего брата.
   — Новая столица… Это невозможно.
   — Не для Рамзеса!
   — Это просто замысел?
   — Фараон сам начертил план и выбрал месторасположение. Невероятное месторасположение: Аварис, позорный город захватчиков гиксосов, от которых мы с таким трудом избавились!
   Вдруг круглое лицо Шенара засветилось.
   — А если… если Рамзес сошел с ума? Его предприятие обречено на неудачу, следует созвать нужных людей.
   — Не обольщайтесь. Рамзес, безусловно, очень рискует, но его инстинкт ведет его верным путем. Нет лучшего решения: располагая столицу так далеко на севере и так близко от границы, он ясно демонстрирует хеттам свои намерения. Вместо того чтобы замыкаться в себе, Египет показывает, что осознает опасность и не уступит ни пяди земли. Царь будет быстро информирован о действиях врага и без промедления отреагирует.
   Разочарованный Шенар сел.
   — Это катастрофа. Наш план провалился.
   — Не будьте слишком пессимистичны. С одной стороны, возможно, желание Рамзеса не станет реальностью, с другой, зачем отказываться от нашего плана?
   — На разве не очевидно, что мой брат берет в руки внешнюю политику?
   — Это не является сюрпризом, но он продолжает оставаться зависимым от информации, исходя из которой он будет оценивать положение дел. Позволим ему уменьшить нашу роль и подчинимся ему.
   Шенар воспрянул духом.
   — Вы правы, Аша, новая столица не станет непреодолимым препятствием.
 
   Царица-мать Туйа с радостью вернулась в сад дворца Мемфиса. Сколь редкими были прогулки в сопровождении Сети, и как быстро прошли годы рядом с ним! Она вспоминала каждое его слово, каждый взгляд, как они мечтали о долгой и мирной старости, годах, посвященных совместным воспоминаниям. Но Сети теперь идет дорогами Полей Иалу, а она шла одна по этому восхитительному саду, усаженному гранатами, тамариском и жожоба. По краям аллеи — васильки, анемоны, лютики и люпины. Немного утомленная Туйа села около бассейна с лотосами, под беседкой, увитой глициниями.
   Когда к ней пришел Рамзес, ее грусть исчезла.
   Меньше чем за год правления ее сын обрел столько уверенности, что, казалось, сомнения навсегда оставили его. Он правил с той же мощью и размахом, что и его отец, будто в нем был неиссякающий источник силы.
   Рамзес нежно и с уважением обнял мать и сел справа от нее.
   — Мне нужно поговорить с тобой.
   — Поэтому я здесь, сын мой.
   — Ты одобряешь мой выбор людей, тех, из кого состоит мое правительство?
   — Ты помнишь совет Сети?
   — Именно он направлял меня: «Вглядывайся в души людей, ищи достойных, с характером твердым и прямым, способных вынести беспристрастное суждение, не предавая клятвы верности». Мне удалось это? Только грядущие годы покажут это.
   — Ты уже опасаешься бунта?
   — Я действую быстро, и это неизбежно. Обидчивые будут сметены, интересы изменены. Когда меня посетила идея о создании новой столицы, это было подобно удару молнии, вспышке света, проникнувшей в мои мысли и представшей передо мной подобно нерушимой истине.
   — Это называется сиа, прямая интуиция, без размышлений и анализа. Сети принял множество решений благодаря ей, он считал, что она проходит от сердца одного фараона к другому.
   — Ты одобряешь возведение Пер-Рамзеса, моего города?
   — Раз сиа заговорила в твоем сердце, почему ты спрашиваешь моего совета?
   — Потому что мой отец присутствует в этом саду и потому что и ты, и я слышим его голос.
   — Были даны знамения, Рамзес, с твоим царствованием открывается новая эра. Пер-Рамзес будет твоей столицей.
   Руки Рамзеса сплелись с руками его матери.
   — Ты увидишь этот город, мать моя, и он обрадует тебя.
   — Твоя безопасность беспокоит меня.
   — Серраманна бдителен.
   — Я хочу поговорить о твоей магической защите. Ты думаешь о том, чтобы построить свой Храм миллионов лет?
   — Место выбрано, но Пер-Рамзес на первом месте.
   — Не забывай об этом храме. Если темные силы восстанут против тебя, он будет твоим лучшим союзником.

39

   Место было замечательным.
   Плодородная земля, просторные поля, обильные травы, дорожки, окаймленные цветами, яблони с медовыми плодами, оливковые рощи, пруды, полные рыбы, соляные болота, заросли крепкого и длинного папируса — таким был Аварис, проклятое место, где осталось лишь несколько домов и храм бога Сета.
   Это здесь Сети укрепил в Рамзесе силу фараона. Это здесь Рамзес построит свою столицу.
   Красота и богатство места удивили Моиса. Евреи и египетские начальники составляли часть похода, который лично возглавлял Рамзес, сопровождаемый своим львом и псом. Настороженный взгляд Серраманны и дюжина разведчиков, что шли впереди, были призваны предупредить об опасности.
   Аварис спал под лучами солнца. Здесь жили лишь чиновники без будущего, ленивые крестьяне и сборщики папируса. Город казался обреченным на забвение в вечной смене времен года.
   Поход, отправившийся из Мемфиса, сделал привал в священном городе Гелиополе, где Рамзес поднес приношение своему защитнику. Потом они прошли через Бубастис, город, воплотившейся в кошке богини нежности и любви Бастет, находящийся на притоке Нила под названием «воды Ра». Аварис находился на крайней восточной точке «дороги Хора», рядом с озером Мензала, в местности, ведущей в Палестину и Сирию через перешеек Синая.
   — Стратегическое расположение первой важности, — подтвердил Моис, глядя на план, предложенный Рамзесом.
   — Понимаешь причину моего выбора? Продолженные каналом «воды Ра» позволят нам соединиться с большими озерами, обрамляющими перешеек эль-Катара. На судне, в случае срочной необходимости, мы быстро доберемся до крепости города Силы и укреплений на границе. Я усилю защиту востока Дельты, смогу контролировать попытки завоевания, и быстро получать информацию о малейших волнениях в подзащитных нам областях. Здесь лето будет приятным, войскам не придется страдать от жары и они смогут в любой момент вмешаться.
   — Ты видишь далеко вперед, — признал Моис.
   — Какое настроение у твоих людей?
   — Они кажутся счастливыми, работая под моим руководством. Но лучший стимул, это существенное увеличение жалования, которое ты им назначил, не так ли?
   — Нет победы без щедрости. Мне нужен ошеломляющий город.
   Моис снова склонился над планом. Будут построены четыре главных храма: на западе храм Амона «скрытого», на юге храм Сета, хозяина места, на востоке храм Ашторет, Сирийской богини, на севере храм Уаджет, «зеленеющей», дающей стране процветание. Около храма Сета большой речной порт, связанный с «водами Ра» и «водами Авариса» двумя широкими каналами, пересекавшими город и обеспечивающими ему прекрасную подачу питьевой воды. Вокруг порта склады, амбары, мастерские и производства. Дальше на севере, в центре города, царский дворец, административные здания, дома знати и жилые кварталы, где жили и состоятельные, и бедные. От дворца шла главная улица, пересекающаяся с правой стороны с дорогой храма Птаха, Создателя, и обе большие аллеи вели вправо к храму Амона, а влево к храму Ра. Святилище Сета было более изолированно с другой стороны канала, связывающего «воды Ра» и «воды Авариса».
   Что касается армии, она получала четыре казармы, одну между «водами Ра» и служебными зданиями, три другие вдоль «вод Авариса»: первая за храмом Птаха, вторая напротив жилых кварталов, третья вблизи храмов Ашторет и Ра.
   — С завтрашнего дня мастера откроют мастерские по изготовлению глазированной черепицы, — повелел Рамзес. — Все здания, от самого скромного дома до приемной залы дворца, должны сверкать яркими цветами. Кроме того, нужно, чтобы они существовали, в этом и заключается твоя роль, Моис.
   Моис очертил пальцем, одно за другим здания, чьи размеры были указаны монархом.
   — Работа сложная, но захватывающая. Однако…
   — Однако?
   — Не гневайтесь, Великий Царь, не хватает одного храма. Я вижу его на свободном месте, между святилищем Амона и Птаха.
   — Какому божеству он должен быть посвящен?
   — Тому, которое осуществляет действия фараона. Ведь именно в этом храме ты отпразднуешь праздник перерождения?
   — Чтобы этот ритуал был выполнен, фараон должен править в течение тридцати лет. Начинать сегодня его постройку означало бы нанести судьбе оскорбление.
   — Однако ты оставил свободное место.
   — Не думать об этом было бы оскорблением по отношению к моей удаче. В тридцатый год моего правления, к моменту этого праздника, ты будешь в первом ряду среди достойнейших, вместе с нашими друзьями детства.
   — Тридцать лет… Какую судьбу приготовил нам Бог?
   — Сейчас он направил нас на создание столицы Египта.
   — Я разделил евреев на две группы. Первая займется доставкой каменных блоков до стройки храмов и будет работать под руководством египетских надсмотрщиков. Вторая станет изготовлять тысячи кирпичей для твоего дворца и гражданских зданий. Координировать эти две группы будет сложно, боюсь, моя популярность быстро пострадает. Знаешь, как меня называют евреи? Маса, «спасенный из вод»!
   — Ты тоже совершил чудо?
   — Это старая вавилонская легенда, которая им очень нравится, это игра слов с моим настоящим именем, Моис — «Тот, кто рожден», так как они считают, что я благословлен богами. Разве я не получил образование как знатный и не являюсь другом фараона? Бог спас меня из «вод» нищеты и неудач. Человек, которому так повезло, достоин того, чтобы следовать за ним, вот почему кирпичники мне так доверяют.
   — Пусть у них будет всего вдоволь. Я даю тебе право воспользоваться царскими складами в случае необходимости.