Жак Кристиан. Храм Миллионов Лет

   Оставаясь верным своей работе, он по прежнему выдерживал темп работ. Но все замечали, что в его поведении постоянно растет резкость, особенно это проявлялось, когда он встречался с египетскими надсмотрщиками, которых критиковал, чаще всего без причины, а также в обострившихся требованиях дисциплины. Все больше времени Моис проводил вместе с евреями, обсуждая во время небольших сборищ будущее своего народа. Большая часть была довольна своим существованием и не собиралась что-то менять в своей жизни. Предприятие казалось весьма рискованным.
   Моис продолжал настаивать. Он взывал к их вере в единого бога, напоминал об уникальной культуре, о необходимости освобождения от египетского ига и свержения идолов. Некоторые заражались его речами, другие оставались непоколебимы. Но все признавали, что Моис создан быть вождем, что он многое сделал на благо евреев, и никто не мог просто отмахнуться от его речей.
   Друг детства Рамзеса спал все меньше и меньше. С широко открытыми глазами он мечтал о благодатной земле, где будет царить бог его сердца, земле, где будут править сами евреи и чьи границы они будут охранять как величайшую ценность.
   Наконец он понял тот огонь, что так долго сжигал его изнутри! Он смог назвать это неутолимое желание, он смог бы возглавить свой народ и привести его к истине. Сомнение сжимало его горло. Согласился бы Рамзес с подобным бунтом и отрицанием его власти? Моису придется его убедить, заставить понять.
   Нахлынули воспоминания. Рамзес был не просто товарищем по детским играм, он был верным другом, человеком с таким же пылающим сердцем, и в то же время они так отличались. Моис не предаст его, устраивая заговор, он объяснится с ним открыто, лицом к лицу, и заставит его принять свою позицию. Даже если победа кажется невозможной, он все равно одержит верх.
   Ибо с ним был Бог.

52

   Взбунтовавшиеся нубийцы с выбритыми черепами, кольцами в ушах, приплюснутыми носами, щеками, покрытыми шрамами, в ожерельях из разноцветного жемчуга и набедренных повязках из шкур пантер, окружили египетский лагерь сразу после полудня, когда большая часть воинов Рамзеса отдыхала. Еще до того, как отряд смог понять, что происходит, многие были пронзены стрелами, выпущенными из луков.
   Их вождь не отдал приказ о немедленной атаке лишь потому, что на краю лагеря, под укрытием пальм и щитов, находилась группа так же вооруженных тяжелыми луками людей. Во главе их стоял Серраманна, готовый к нападению. Лучшие воины, собравшиеся вокруг него, наносили точные удары по рядам нубийцев. Вождю пришлось принять их во внимание, хотя победа казалась уже достигнутой.
   Время остановилось. Никто не двигался.
   Главный советник нубийца говорил, что необходимо сразить как можно больше врагов стрелами, в то время когда самые быстрые воины ринутся на тех, кто находится в укрытии. Но вождь был опытным воином, а лицо Серраманны не сулило ничего хорошего. Не подготовил ли этот усатый гигант ловушку, которую они не смогли распознать? Этот человек не был похож на египтян, которых он убивал раньше. Его охотничий инстинкт говорил ему, что надо быть осторожным.
   Когда Рамзес вышел из палатки, все взгляды обратились к нему. Увенчанный голубой короной, повторяющей форму головы и расширяющейся книзу, одетый в тунику с короткими рукавами из плиссированного льна и расшитую золотом схенти, к поясу которой был привязан бычий хвост, фараон держал в правой руке «магический» скипетр в форме пастушеского пояса, конец которого был прижат к груди.
   Позади царя шагал Сетау, несущий белые сандалии властителя. Несмотря на серьезность положения, он вспомнил о носителе сандалий фараона, Амени, который пришел был в изумление, увидев своего друга выбритым, в парике и схенти, в полном соответствии с обликом придворного, кроме одной детали — за спиной у него была подвязана сумка.
   Под встревоженными взглядами воинов Рамзес и Сетау дошли до края лагеря и остановились в тридцати метрах от нубийцев.
   — Я Рамзес, фараон Египта. Кто ваш вождь?
   — Я, — ответил нубиец, делая шаг вперед. Красная повязка поддерживала два красных пера, украшавших его голову, у него было сильное, мускулистое тело, в руке — дротик, украшенный страусиными перьями.
   — Если ты не трус, подойди.
   Советник запротестовал. Но ни Рамзес, ни носящий его сандалии не были вооружены, а у него были дротик и кинжал. Вождь бросил взгляд на Серраманну.
   — Держись слева от меня, — приказал он советнику. Если этому усачу придет в голову отдать приказ убить его, то он будет защищен живым щитом.
   — Ты боишься? — спросил Рамзес.
   Оба нубийца отделились от группы воинов и направились к царю и носящему его сандалии. Они остановились в трех метрах от них.
   — Так это ты — фараон, угнетающий мой народ?
   — Нубийцы и египтяне жили в мире. Ты нарушил эту гармонию, убив конвой, сопровождавший золото, и украв то, что предназначалось фараону.
   — Это наше золото, а не ваше. И вор здесь ты.
   — Нубия — египетская область и должна подчиняться закону Маат. Убийство и кража должны быть серьезно наказаны.
   — Я смеюсь над твоим законом, фараон! Здесь царит мой закон. Многие племена готовы присоединиться ко мне. Когда я убью тебя, то стану героем! Все воины склонятся передо мною, и мы навсегда выгоним египтян с нашей земли!
   — На колени, — приказал царь.
   Вождь и его советник переглянулись, недоумевая.
   — Сложи оружие, встань на колени и подчинись Закону.
   Гримаса скривила лицо вождя.
   — А если я склонюсь, ты даруешь мне свое прощение?
   — Ты сам поставил себя вне Закона. Простить тебя означало бы отрицать его.
   — То есть милосердие тебе неведомо…
   — Это оно и есть.
   — Почему я должен подчиняться?
   — Потому что ты бунтовщик, и единственное, что ты можешь сделать — это склониться перед фараоном.
   Советник встал перед вождем и вытащил кинжал, угрожая.
   — Пусть фараон умрет, а мы обретем свободу!
   Сетау, не отрывавший от нубийца глаз, открыл сумку и выпустил песчаную гадюку, спрятанную внутри.
   Проскользнув по горячему песку с неотвратимостью смерти, она укусила ногу нубийца до того, как он смог нанести удар.
   В ужасе он нагнулся и вскрыл рану кинжалом, чтобы выпустить кровь.
   — Он уже холоднее воды, а жар его горячее огня, — сказал Сетау, гладя прямо в глаза вождю. — Его тело в поту, он больше не видит неба, из его рта капает слюна. Его глаза закрываются, лицо опухло, жажда становится невыносимой, он скоро умрет. Он больше не может подняться, его кожа становится пурпурной, перед тем как потемнеть, у него судороги.
   Сетау угрожающе качнул сумкой, наполненной гадюками.
   Нубийские воины отошли назад.
   — На колени, — снова приказал фараон. — Или вас ждет ужасная смерть.
   — Нет, это ты понесешь наказание!
   Вождь занес дротик, но его остановило рычание. Повернувшись, он едва успел заметить, как на него с разинутой пастью прыгнул лев Рамзеса. Хищник разорвал грудь нубийца своими когтями и сомкнул челюсти на шее несчастного.
   По знаку Серраманны египетские лучники направили луки на нубийцев, а пешие воины обезоружили их.
   — Свяжите им руки за спиной! — приказал сард.
 
   Когда разнеслась весть о победе Рамзеса, нубийцы пришли из убежищ и поселков, чтобы почтить его. Царь выбрал пожилого седовласого вождя клана и вверил ему плодородную землю вокруг новых источников. Также он доверил ему пленных, которые должны будут трудиться на полях под присмотром нубийской стражи. Тех, кто решится сбежать, ждала смертная казнь.
   Потом отряд отправился к оазису, где разбойники разбили свой главный лагерь. Не встретив там почти никакого сопротивления, отряд вернул золото, которое ювелиры использовали для украшения статуй и ворот храмов.
   Когда наступила ночь, Сетау разыскал два сухих куска пальмового дерева, зажал их между коленями и принялся растирать ими деревянную палочку. Стружка задымилась, а потом и вспыхнула. Солдаты по очереди подкладывали дрова, поддерживая огонь, который отпугивал гиен, кобр и прочих тварей.
   — Ты собрал хороший урожай змей? — спросил Рамзес.
   — Лотус в восторге. Этим вечером мы будем отдыхать.
   — Не правда ли, эта страна прекрасна?
   — Кажется, тебе она нравится так же, как и нам.
   — Она подвергает меня испытаниям, заставляя превзойти самого себя. Ее мощь равна моей.
   — Если бы не моя гадюка, они бы убили тебя.
   — Этого не произошло, Сетау.
   — Однако твой план был рискован.
   — Он позволил избежать кровопролития.
   — Ты отдаешь себе отчет о своей неосторожности?
   — Какой?
   — Я всего лишь Сетау, я могу забавляться с ядовитыми змеями, но ты, ты властитель Обеих Земель. С твоей гибелью страна погрузится в смуту.
   — Нефертари смогла бы править мудро.
   — Тебе всего лишь двадцать пять лет, Рамзес, но ты больше не имеешь права быть молодым. Оставь другим пыл сражений.
   — Разве фараон может быть трусом?
   — Ты перестанешь преувеличивать? Я прошу тебя лишь быть осторожным.
   — Разве я не защищен со всех сторон? Магия царицы, ты и твои змеи, Серраманна и его воины, Громила и Неспящий… Ни к кому так не благосклонна удача.
   — Не растрачивай ее.
   — Она неистощима.
   — Раз ты не прислушиваешься к доводам разума, я предпочитаю идти спать.
   Сетау повернулся к царю спиной и вытянулся рядом с Лотус. Вздох удовольствия, который раздался из ее уст, заставил царя удалиться. Спать заклинателю змей предстояло немного.
   Как убедить его стать чиновником, обладающим властью главного министра? Сетау был его первой большой неудачей. Стремящийся идти своей дорогой, он отказывался делать карьеру. Что нужно было делать: предоставить ему свободу выбора или убедить его стать одним из первых людей страны?
   Рамзес провел ночь, созерцая звездное небо, сверкающий покой души его отца и предшествующих ему фараонов. Он гордился тем, что, как и Сети, нашел в пустыне воду и победил бунтовщиков, но эта победа не удовлетворяла его. Несмотря на поход Сети племена взбунтовались. После периода спокойствия ситуация снова повторится. Он положит этому конец, лишь вырвав зло с корнем, но как его найти?
   Рано утром Рамзес почувствовал позади себя чье-то присутствие. Он медленно повернулся и увидел…
   Огромный слон подошел к оазису с подветренной стороны, не нарушив тишины шуршанием сухих пальмовых веток, валявшихся на земле. Лев и пес открыли глаза, но хранили молчание, словно понимая, что их хозяин в безопасности.
   Это был он, высокий самец с огромными ушами и длинными бивнями, которого Рамзес спас, вытащив стрелу из хобота, много лет назад.
   Царь Египта погладил хобот господина саванны и колосс радостно протрубил, разбудив лагерь.
   Слон начал удаляться медленными шагами, а через сотню метров обернулся, глядя на царя.
   — Нужно идти за ним, — решил Рамзес.

53

   Рамзес, Серраманна и Сетау в сопровождении десятка закаленных воинов последовали за слоном, который пересек узкую долину, потом свернул на тропинку, поросшую кустарником, поднявшись на плато, где росла высокая, около ста метров, акация.
   Слон остановился, Рамзес подошел к нему.
   Посмотрев в направлении взгляда великана, он увидел самый грандиозный из всех видов. Исполинский скалистый выступ, ориентир для моряков, возвышался над широким изгибом Нила. Царь созерцал чудесный поток, магически обрученный с его страной, божественную реку во всем ее величии. Иероглифы, начертанные на скалах, напоминали, что это место находится под защитой Хатхор, покровительницы звезд и мореплавателей, которые с удовольствием останавливались здесь.
   Правой ногой слон столкнул блок песчаника, который скатился по ущелью и упал в холм красноватого песка между двумя выступами. На северной стороне был расположен вертикальный скалистый склон, спускавшийся почти до воды, на юге он сходил на нет, оставляя открытым широкое пространство, выходящее на восток.
   Там была привязана лодка, выдолбленная из ствола пальмы, в которой спал маленький мальчик.
   — Приведите его, — приказал царь двум воинам. Когда мальчик увидел воинов, то кинулся бежать в надежде скрыться, поскользнулся, увязнув в песке, и упал у самой кромки Нила. Египтяне скрутили его и привели к царю.
   Неудавшийся беглец смотрел по сторонам испуганными глазами, опасаясь, что ему отрежут нос.
   — Я не вор! Это лодка моя, я клянусь и…
   — Ответь мне на вопрос и можешь считать себя свободным, — сказал Рамзес. — Как называется это место?
   — Абу Симбел.
   — Можешь идти.
   Мальчишка кинулся к лодке, отчалил, и изо всех сил принялся грести руками.
   — Пойдемте отсюда, — сказал Серраманна, — это место не внушает мне доверия.
   — Я не заметил никакого присутствия змей, — заметил Сетау. — Странно… Уж не изгнала ли их божественная Хатхор?
   — Не ходите за мной, — приказал царь.
   Серраманна сделал шаг вперед.
   — Великий Царь!
   — Я должен повторить?
   — Ваша безопасность…
   Рамзес начал спускаться к реке. Сетау задержал сарда.
   — Лучше подчиниться.
   Серраманна склонился, ворча. Царь один в этом заброшенном месте, во враждебной стране! Сард пообещал себе, что в случае опасности тут же вмешается.
   Достигнув берега реки, Рамзес повернулся к ущелью из песчаника.
   Здесь было сердце Нубии, о котором эта страна еще не знала. Он, Рамзес, сотворит из Абу Симбела чудо, которое переживет века и навсегда установит мир между Египтом и Нубией.
   Фараон провел несколько часов, думая об Абу Симбеле, проникаясь чистотой неба, мерцанием Нила и мощью скал. Здесь построят главное святилище страны, он соберет божественную энергию и окутает ею край так, что гром оружия стихнет.
   Рамзес посмотрел на солнце. Его лучи не просто скользили по краям ущелья, они пронизывали его насквозь, освещая внутреннюю часть. Во время работ архитекторы должны будут сохранить это чудо.
   Когда царь поднялся, совершенно издерганный Серраманна чуть было не заявил о своей отставке. Но пример невозмутимости слона удержал его. Он не покажет себя менее терпеливым, чем животное, каким бы большим бы оно ни было.
   — Мы возвращаемся в Египет! — решил царь.
 
   Освежив рот содой, Шенар подставил лицо умелому брадобрею, умевшему даже вырывать волосы, не причиняя ни малейшей боли. Старший брат Рамзеса был весьма неравнодушен к втиранию благовонных масел, особенно в кожу головы, перед тем как надеть парик. Эти маленькие радости делали его существование приятным, а облик более представительным, и, хотя он не был так красив и атлетически сложен, как Рамзес, он соперничал с ним в элегантности.
   Взглянув на водяную клепсидру, весьма дорогую вещь, он отметил, что час встречи приближался.
   Его паланкин был комфортным и просторным, самым красивым в Мемфисе, он превосходил даже паланкин фараона, место которого он однажды займет. Он остановился на берегу огромного канала, позволявшего большим судам проходить в порт Мемфиса, чтобы доставить груз.
   Сидя под ивой, маг Офир наслаждался прохладой. Шенар прислонился к стволу и уставился на рыбацкую лодку.
   — Как продвинулись ваши дела, Офир?
   — Моис — исключительная личность, обладающая характером, который сложно подчинить.
   — Другими словами, вы потерпели неудачу.
   — Не думаю.
   — Ваших ощущений недостаточно, Офир, мне необходимы факты.
   — Дорога, ведущая к успеху, часто длинна и извилиста.
   — Избавьте меня от вашей философии. Вам удалось или нет?
   — Моис не отбросил мои предложения. Разве это не ценный результат?
   — Допускаю, что это уже интересно. Он признал, что ваши планы осуществимы?
   — Верования Эхнатона близки ему. Он знает, что они исходили из веры евреев и что наш союз может быть плодотворным.
   — Он популярен среди своих соотечественников?
   — Все больше и больше. По своей природе Моис настоящий вождь, он легко подчинит себе другие кланы. Как только строительство Пер-Рамзеса подойдет к концу, он размахнется по настоящему.
   — Сколько еще ждать?
   — Несколько месяцев. Моис смог так воодушевить кирпичников, что они работают в невообразимом темпе.
   — Проклятая столица! Благодаря ей известность Рамзеса перейдет границы Севера.
   — Где находится фараон?
   — В Нубии.
   — Это опасный край.
   — Даже не мечтайте, Офир, царские гонцы принесли чудесные новости. Фараон одержал победу, вернул золото и даровал его храмам. Рамзес даже сумел совершить очередное чудо, открыв богатейший водный источник в пустыни, а его армия создала плодородную зону. Успешный поход, образцовая победа.
   — Моис не знает, что ему придется сражаться с Рамзесом.
   — Его лучшим другом…
   — Вера в единого бога одержит верх, столкновение неизбежно. Когда он перейдет в наступление, мы должны будем его поддержать.
   — Это будет вашей задачей, Офир. Как вы понимаете, я не могу выходить на первый план.
   — Мне будет необходима помощь.
   — Какая?
   — Жилье в Мемфисе, слуги и свобода передвижения для моих помощников.
   — Согласен при условии, что вы регулярно будете посылать мне отчеты о ваших действиях.
   — Это самое меньшее, что я должен делать.
   — Когда вы вернетесь в Пер-Рамзес?
   — Завтра. Я переговорю с Моисом и скажу, что наши действия приносят плоды.
   — Не беспокойтесь больше о вашем быте, приложите все усилия, чтобы убедить Моиса биться за утверждение своей веры, против тирании Рамзеса.
 
   Кирпичник Абнер напевал. Меньше чем за месяц первая казарма Пер-Рамзеса была закончена, и первые пешие воины, прибывшие из Мемфиса, уже расположились там. Помещения были просторными и хорошо проветриваемыми, отделочные работы безукоризненными.
   Благодаря Моису, оценившему его старательность, Абнер руководил группой из десяти кирпичников, опытных и работящих. Вымогательство Сари стало лишь плохим воспоминанием, Абнер поселится в новой столице со своей семьей и будет участвовать в строительстве общественных зданий. Перед ним открывалось счастливое будущее.
   Этим вечером он собирался отведать нильского окуня в компании своих товарищей и поиграть в «змею», надеясь, что его фишки будут регулярно достигать ящика, не попадая в ловушки, нарисованные на теле змеи. Выигрывал тот, кто первым заканчивал игру, и Абнер чувствовал, что удача должна улыбнуться ему.
   Пер-Рамзес начинал оживать, громадная стройка превращалась в город, чье сердце не прекращало биться. Уже думали о том великом моменте, когда город будет освящен, когда фараон вдохнет жизнь в свою столицу. По воле судьбы Абнер получил шанс стать верным слугой царя и познакомиться с Моисом.
   — Как поживаешь, Абнер?
   Сари был одет в ливийскую тунику с широкими вертикальными желтыми и черными полосами, подпоясанную поясом из зеленой кожи. Его лицо стало еще более изможденным.
   — Что ты хочешь?
   — Справиться о твоем здоровье.
   — Иди своей дорогой.
   — Уж не дерзишь ли ты?
   — Ты не знаешь, что я получил повышение? Я больше не подчиняюсь твоим приказам.
   — Маленький Абнер петушится! Ну-ну… Не нервничай.
   — Я спешу.
   — Что может быть важнее, чем доставить удовольствие своему старому другу Сари?
   Абнеру не удалось спрятать свой страх. Сари забавлялся, видя это.
   — Маленький Абнер разумный человек, не так ли? Он желает спокойной жизни в Пер-Рамзесе, но он знает, что все хорошее имеет свою цену. А цену эту назначаю я.
   — Убирайся!
   — Ты всего лишь насекомое, еврей, а насекомые не протестуют, когда их давят. Я требую половину твоего заработка и вознаграждений. А когда город будет построен, ты придешь ко мне, чтобы стать моим слугой. Домашний еврей меня позабавит. Тебе не будет скучно у меня. Тебе очень повезло, маленький Абнер, если бы я не заметил тебя, ты так и остался бы паразитом.
   — Я отказываюсь, я…
   — Не говори глупостей и подчиняйся.
   Сари удалился. Абнер уселся на корточки, оглушенный.
   На этот раз все было уже слишком. Он решил поговорить с Моисом.

54

   Нефертари, чья красота несравненна, подобная утренней звезде, возвещающей начало счастливого года, та, чьи пальцы ласкали подобно лепесткам лотоса… Блистательная Нефертари, чьи благоуханные волосы были сетью, в которой так хотелось запутаться…
   Любить ее означало заново родиться.
   Рамзес принялся массировать ее ступни, потом завладел ногами и позволил своим рукам блуждать по ее гибкому, золотистому от солнца телу. Она была садом, в котором росли редкие цветы, бассейном с освежающей водой, далекой страной с благоуханными деревьями. Когда они соединялись, то их желание было подобно волне поднимающегося прилива, а нежность — звукам далекой свирели, возвещавшей мир на закате дня.
   Царь отпустил своих приближенных и советников, чтобы разыскать супругу. Нефертари и Рамзес уединились в тени листвы смоковницы, предоставленные друг другу. Освежающая тень высокого дерева, его бирюзовые листья и созревшие фиги, краснее, чем яшма — все оно было одним из сокровищ дворца в Фивах, где уединилась царская чета.
   — Каким долгим было это путешествие…
   — Как наша дочь?
   — Ха и Меритамон чувствуют себя прекрасно. Твой сын считает, что его сестра очень красивая, немного шумная, но он уже захотел научить ее читать. Его наставнику пришлось умерить его пыл.
   Рамзес обнял жену.
   — Он не прав… К чему тушить пламя души?
   Нефертари не успела возразить, так как ее губами завладели губы царя. Под порывом северного ветра ветки склонились, почтительно скрыв пару.
 
   Во второй день четвертого месяца разлива, третьего года правления Рамзеса, Бакен, держа в руках посох, шел следом за царской четой, чтобы показать им завершенный храм Луксора. Часть населения Карнака огромной процессией следовала за ним, идя по аллее сфинксов, связывающей два храма.
   Новый фасад Луксора лишал дара речи. Два обелиска и одновременно массивная и элегантная громада пилона представляли собой великолепный фасад, достойный самый великих зодчих прошлого.
   Обелиски разрушали отрицательную энергию и притягивали небесную силу к храму, где они были установлены, чтобы увеличивать Ка, исходящее от него. В их основании были изображены павианы — воплощение бога Тота — празднующие рождение света, которое они приветствовали каждое утро громкими криками. Каждый элемент, от иероглифа до колосса, содействовал ежедневному возрождению солнца, которое поднималось на трон, находящийся между двумя башнями пилона, над главными воротами.
   Рамзес и Нефертари прошли через них и попали в большой двор под открытым небом, стены которого были окаймлены массивными колоннами, выражавшими могущество Ка. Неистощимую мощь царя представляли его гигантские статуи, у ног каждой была помещена фигура царицы Нефертари, одновременно хрупкая и несокрушимая.
   Небу, главный жрец Карнака, подошел к царской чете, помогая себе золотым посохом.
   Старик склонился.
   — Великий Царь, вот храм Ка. Здесь каждое мгновение создается энергия вашего царствования.
 
   Празднество по случаю освящения Луксора охватило все население Фив и рядом лежащих областей, от бедняков до богачей. В течение десяти дней на улицах танцевали и пели. Таверны были полны. По милости фараона душистое пиво подавали бесплатно.
   Царь и царица устроили пир, записанный в анналах истории, Рамзес объявил об окончании строительства храма Ка и о том, что в будущем ничего не будет добавлено к уже построенному. Остается лишь выбрать иероглифы и символические изображения, которые будут представлять царствование и украсят пилоны и стены главного двора. Все признали мудрым решение монарха согласовать изображения со жрецами Дома Жизни.
   Рамзес оценил работу Бакена, четвертого жреца Амона. Забыв о собственных заслугах, тот восхвалял работу архитекторов, которые построили Луксор в согласии с законами гармонии. При всеобщем ликовании царь передал верховному жрецу Амона золото Нубии, добыча и поставка которого велись теперь под строгим наблюдением.
   Пред тем как отправиться на Север, царская чета пожелала увидеть Рамессеум. Стройкой также руководил Бакен. Землекопы вели работы, Храм миллионов лет постепенно вырастал из пустыни.
   — Поторопись, Бакен. Работы по закладке основания должны быть закончены как можно быстрее.
   — Группа из Луксора прибудет завтра, так что у меня станет больше хороших рабочих.
   Рамзес удостоверился, что работы велись по начертанному им плану. Он уже представлял себе святилища, большую залу с колонами, алтари для подношений, лабораторию, библиотеку… Миллионы лет будут течь по каменным венам здания.
   Царь описал Нефертари все, что видел в своем воображении так, словно уже касался статуй и колонн, покрытых иероглифами.
   — Рамессеум будет твоим главным созданием.
   — Возможно.
   — Почему ты сомневаешься в этом?
   — Потому что я хочу укрыть землю Египта святилищами, чтобы дать божествам тысячу и одно место почитания, чтобы эта страна была наполнена их энергией и стала походить на небеса.
   — Какой храм сможет превзойти Храм миллионов лет?
   — В Нубии я обнаружил удивительное место, к которому меня привел слон.
   — Как оно называется?
   — Абу Симбел. Оно находится под защитой богини Хатхор и служит пристанищем для моряков. Нил достигает там пика своей красоты, река сливается со скалой, ущелья из песчаника кажутся готовыми произвести на свет святилище, которое носят в себе.