И тогда Жергу методично обследовал небогатые кварталы Мемфиса, в которых, несмотря на бедность жителей, царила истинная радость жизни. Нищеты не было ни в одном семействе, и популярность Сесостриса непрерывно росла. Благодаря ему люди ели досыта, жили в мире и не боялись завтрашнего дня.
   Когда фараон — добрый, все хорошо.
   Во время бесед Жергу слышал только похвалы монарху. В разочаровании он не осмеливался развивать эту тему дальше.
   Оставались лишь портовые рабочие.
   В этой среде было два преимущества: физическая сила, необходимая, чтобы убить царя, и то, что здесь работало много иноземцев. Разве не лучше было бы, чтобы убийцей был иностранец?
   Жергу навел справки о таких рабочих и особенно подробно просмотрел списки тех, кто занимался перегрузкой зерна. Как главный инспектор амбаров он имел доступ ко всем административным документам.
   После нескольких дней бесплодного поиска его заинтересовала одна деталь. По документам, на втором причале в бригаде работало десять портовых рабочих, из которых двое были иностранцами — один сириец и один ливиец.
   Но на самом деле рабочих было одиннадцать.
   Стало быть, этот одиннадцатый не имел никаких законных оснований жить в Египте! Наблюдая из укрытия за передвижением грузчиков, Жергу заметил, что время от времени высокий мужчина с изрезанным шрамами торсом сворачивает в другое хранилище и прячет там свой груз. При каждом таком заходе он перебрасывался парой слов с ливийцем.
   Когда стемнело, ливиец привел двух ослов, нагрузил на них мешки и повел их из порта. Жергу отправился следом. В тихом предместье ливиец выгрузил добычу и спрятал ее в сарайчике рядом с домом.
   Когда он уже собирался переступить порог своей хижины, Жергу вышел из укрытия.
   — Стой спокойно, дружок, дом окружен. Если попытаешься бежать, лучники тебя пристрелят.
   — Вы... стражник?
   — Хуже: служба преследования хищений. У нас нет ни суда, ни следствия, мы караем немедленно. Мне известны все твои махинации. Воровство зерна — это пожизненная каторга. Но, может быть, тебе удастся выкрутиться.
   Не помня себя от испуга, ливиец прохрипел пересохшим горлом:
   — Выкрутиться? Как?
   — Войдем-ка в дом.
   Домик был симпатичный.
   — А твое дело приносит тебе неплохой доходец!
   — Поймите меня, я хотел заработать побольше! Я заплачу вам, клянусь!
   — Кто твой сообщник?
   — У меня нет сообщника... Никого нет...
   — Еще одна ложь, и прощайся со своей свободой!
   — Ладно... Есть человек, который мне помогает. Это... мой брат.
   — Нелегальный рабочий?
   — Ну что-то в этом роде.
   — Почему он не пришел в Египет законным образом?
   — Это его не очень устраивало.
   — Правду! И быстро!
   Ливиец опустил голову.
   — Он убил оскорбившего его стражника. Мой долг был помочь ему. Но поскольку он не вписан в список рабочих, мы пытаемся как-то выйти из положения. Другие согласились ничего не рассказывать.
   — Где он живет?
   — В хижине рядом с портом.
   Жергу потребовал уточнений, чтобы легче было найти этого парня.
   — Его имя?
   — Изрезанный. Если честно, он всегда был задирой.
   — Уж конечно, он укокошил не одного стражника, твой милый братец!
   — Нужно же было ему защищаться! Вы нас арестуете?
   — Это зависит от многих обстоятельств, — многозначительно ответил Жергу.
   — От каких именно?
   — От вашего с братом желания сотрудничать.
   — Что мы должны делать?
   — Ты должен помалкивать и работать как обычно, объяснив всем своим коллегам, что твой брат вернулся в Ливию.
   — Значит, вы его арестуете!
   — Я предложу ему поручение с целью преследования хищений, — заявил Жергу. — Если он справится хорошо, то получит разрешение на законное пребывание в Египте и на законную работу. У вас обоих все будет в порядке, и вы перестанете вести себя как воры. Но если он откажется, то ваше будущее будет незавидным.
   — Я могу... с ним переговорить?
   Жергу сделал вид, что колеблется.
   — Это не в наших правилах, но...
   — Пожалуйста, доверьте мне уладить дело! Если я не подготовлю почву, Изрезанный может как-нибудь неправильно отреагировать!
   — Ты просишь меня слишком о многом! Ладно, будь что будет, стану для вас добрым волшебником! Завтра переговори со своим братом, но больше ни одного мешка налево, и вечером я жду вас обоих у него. Постарайся убедить брата.
   — Рассчитывайте на меня!

27

   Кривая Глотка любил Мемфис. Он мечтал обзавестись собственными хранилищами и стать очень богатым. Увы! Эти планы были более зыбкими, чем откровенный грабеж отдельных хозяйств, находящихся под его покровительством.
   Волосатый гигант с огромными ручищами внушал страх своим жертвам, и этого было достаточно, чтобы они соблюдали абсолютное молчание и платили свои взносы исправно.
   В итоге Кривая Глотка видел, что его небольшой капиталец постоянно растет. Когда он бывал в Мемфисе, то, не забывая о работе на Провозвестника, успевал воспользоваться и радостями жизни.
   Квартал, где жил вождь, охранялся четырьмя его верными людьми, немедленно выслеживавшими всякого нового или просто любопытного человека. Кривая Глотка вошел в лавку, которую держал один из бандитов. Он был довольно симпатичным и продавал сандалии, циновки и домотканые ткани клиентам из народа.
   Взглядом хозяин указал вошедшему, где подняться на второй этаж.
   Однако на лестнице Кривой Глотке загородил проход Шаб Бешеный.
   — Я должен тебя обыскать.
   — Ты сбрендил, приятель? Я тебе не незнакомец какой-нибудь!
   — Это приказ Провозвестника.
   — Берегись, Бешеный, я рассержусь!
   — Приказ есть приказ.
   Между двумя бандитами отношения никогда не были сердечными. Бешеный смотрел на Кривую Глотку как на зарвавшегося бандита, думавшего только о собственной выгоде. Кривая же Глотка ненавидел Бешеного за то, что тот был предан своему хозяину как собака.
   — Когда я иду в Мемфис, я никогда не беру с собой оружия. Если меня остановит стража, я в безопасности.
   — И все же дай я проверю...
   — Ну если это тебя позабавит...
   Кривая Глотка не лгал. Оружия при нем не было.
   — Иди за мной!
   Провозвестник сидел в самом центре темной комнаты. Окна были завешены циновками и не пропускали ни одного луча света.
   — Как твои дела, мой храбрый друг?
   — Как нельзя лучше, господин! Бизнес процветает. Я принес свой взнос.
   — В каком виде?
   — Со мной пришли двое моих ребят. Они сложат в лавке драгоценные камни, которые я купил на налоги с моих подопечных. Вы можете обменять это на оружие.
   — Надеюсь, ты не рискуешь.
   — О, никакого риска! Я выбираю подходящее хозяйство, угрожаю, слегка трясу, если нужно, и снимаю плату за свое покровительство, не прощая ни малейшего опоздания.
   — Видишь, Кривая Глотка, благодаря мне ты стал богат.
   — Ну не будем преувеличивать, господин. Содержание моей команды обходится мне недешево.
   — Твои ребята без тренировки не застоялись?
   — О, нет! Мы тренируемся много, и никто не выдерживает нашего удара.
   — Собек-Защитник больше не является начальником всей стражи. А раз его организация развалилась, обстоятельства нам благоприятствуют. Вскоре у меня будет информация, которая позволит нам войти внутрь дворца. Мне нужен храбрый доброволец, способный убить Сесостриса.
   — Мои ребята все такие, но у меня есть любимчик: один порочный и быстрый на руку сириец. Его никто еще не сумел устрашить. Его ненависть к Египту так велика, что он вырежет хоть всю страну! Для него убить фараона — высшее удовольствие!
   В этой части города было совершенно темно. Если бы Жергу не побывал здесь днем, ему было бы очень трудно сориентироваться ночью. Этот район города вскоре должны будут снести, чтобы выстроить на этом месте новые, более просторные здания.
   — Изрезанный, покажись!
   Ответа нет.
   И вдруг Жергу испугался.
   А если грузчик нападет на него? С такой мускулатурой главному инспектору амбаров не справиться!
   — Покажись или я уйду.
   — Я здесь, — сказал глухой голос.
   Жергу двинулся вперед, и его взгляд стал различать в темноте силуэт ливийца. Тот стоял у стены, скрестив руки.
   — Твой брат говорил с тобой?
   — Говорил.
   — И ты согласен?
   — Конечно, нет. Мне ничего не навяжешь.
   — Тем хуже для твоего брата.
   Докер выпрямился.
   — Что это значит?
   — А то, что команда по ликвидации хищений его арестовала, и его судьба зависит от твоего согласия.
   — Я сейчас переломаю тебе все кости!
   — Это не спасет твоего брата. Если ты не послушаешься, он умрет.
   Ливиец сплюнул.
   — Что тебе от меня нужно?
   — Поскольку ты уже убивал, то, не колеблясь, можешь сделать это еще разок.
   — Возможно.
   — Твои прежние подвиги — так, мелочь! Возьмешься ли ты, Изрезанный, убить большого человека?
   — Что это меняет? Это значит, что одним мерзавцем на земле будет меньше.
   — Убьешь даже фараона?
   Ливиец вжался в стену.
   — Фараон — это бог!
   — Ну не более чем ты и я.
   — Убирайся, я и слушать не хочу!
   — Выбирай: царь или твой брат. Если откажешься, твоего брата казнят сегодня же ночью.
   — Фараона защищает магия!
   — Ложь, ситуация изменилась.
   — Да? А что произошло?
   — Собек-Защитник снят с должности. А без него никакая магия не действует. Теперь царь такой же человек, как и остальные.
   — А стража?
   — Те, что были поставлены Собеком, ушли. Мы сделаем так, что до самых покоев Сесостриса дорога тебе будет свободна.
   — Когда и каким оружием?
   — Оружие тебе подготовят. Когда придет момент, я дам тебе знать. Не выходи из дома и жди.
   — А брат?
   — Он останется заложником до тех пор, пока ты не исполнишь поручение. Потом вы оба будете богаты. Не нужно будет ни воровать, ни прятаться, ни работать. Ты и твой брат будете героями. У вас будут богатый дом и целая армия слуг. Теперь ты волен отказаться.
   — Я согласен.
   Помощник мастера-мясника, старательный и веселый парень, обучался профессии с благоразумной ленцой и соблюдал буквально все советы своего учителя. Благодаря требовательности мастера бойня при храме Птаха была лучшей в стране.
   — У меня приятная новость, — сказал помощник мастера Икеру. — Я скоро женюсь. Ах, если бы ты знал, какая она красавица! Ее родителей было убедить нелегко. Но раз она приняла решение, то им осталось лишь согласиться.
   — Желаю тебе большого счастья.
   — А сам ты не подумываешь о свадьбе?
   — Нет еще.
   — Ты не слишком... серьезный?
   — Приезжему устроиться в Мемфисе совсем нелегко, и мне хочется сначала выучиться. А потом посмотрим.
   — Ну хотя бы не забывай захаживать к девочкам!
   Пока помощник мастера был занят в разделочной, Икер стал думать о юной жрице, образ которой продолжал посещать его по ночам. Если бы он не возложил на себя миссию, из которой не выйдет живым, то давно бросился бы ее разыскивать.
   А зачем? Найти ее невозможно. Если бы чудо свершилось и он ее увидел, то разве не рассмеялась бы она в ответ на его глупые слова? У него была бы другая жизнь!? Но питать себя мечтами и иллюзиями не следует, это никуда не ведет. Да, Икер знал свою цель: царский дворец.
   Составляя недельный отчет, который оказался таким же хвалебным, как и предыдущий, Икер думал о последнем препятствии. Конечно, можно было бы подделать расчет и бросить тень на помощника. Но это значило предать закон Маат и разрушить карьеру хорошего парня. Пожаловаться на него мастеру также было неблагородно.
   И вот сейчас, так близко у цели, Икер чувствовал, что беспомощен. Преступник тут же избавился бы от этого препятствия, но писец был не из их числа. Он просто хотел освободить Египет от убийцы и тирана. Только он один должен подставить свою грудь.
   Продолжая рисовать иероглифы, Икер судорожно искал выход.
   Среди ночи, убедившись, что никто за ним не следит, разносчик воды прошмыгнул в дом к ливанцу. Привратник имел приказ пропускать его в любое время.
   Пока слуга ходил будить хозяина, неожиданный гость воздал должное сластям, разложенным на низких столиках. Он-то из-за своих бесконечных шатаний по городу не страдал избыточным весом!
   Вошел завернутый в широкое цветастое платье заспанный ливанец.
   — Твое дело не могло подождать до завтра?
   — Не думаю.
   — Хорошо, слушаю тебя.
   — Я стал любовником одной из дворцовых прачек. Это хорошенькая девчонка, у которой есть одно бесценное и положительное для нас качество: она болтлива. Она так гордится своим местом, что мне даже не нужно задавать ей вопросов. С сегодняшнего вечера я практически знаю все расположение охраны.
   У ливанца сон как рукой сняло. Водонос никогда не хвастался зря.
   — Военные со стажем, уверенные в себе и претенциозные, заменяют стражу, которую когда-то ставил Собек. Они очень дисциплинированны, с полуслова слушаются своих офицеров, а те сменяются каждые шесть часов. Царь порой остается в своих покоях один, обедает там или занимается делами. В его покоях — ни одного стражника. И сегодня вечером он будет как раз один.
   — Прекрасная работа! Но все-таки стражники есть!
   — Их не будет, если их удалить.
   — Как это?
   — Моя прелестная любовница сказала мне, как зовут того офицера, который будет дежурить завтра с часу ночи. Нужно будет позвать его по имени и заменить одним из наших людей, который прикажет солдатам покинуть дворец, чтобы те вмешались в инцидент на улице. Тогда проход будет свободен.
   Одноглазый застучал кулаком по земле, признавая свое поражение. По уговору сириец должен был перестать его душить. Но тот, напротив, нажал еще сильнее.
   — Хватит, отпусти его! — приказал Кривая Глотка.
   Сириец прикинулся, что не слышит.
   Начальнику пришлось схватить его за волосы. Наконец, тот разжал руки.
   — Одноглазый просил пощады!
   — Не видел. Кроме того, это уловка. Это прожженный хитрец. Он делает вид, что отступает, и снова бросается в контратаку.
   Одноглазый лежал, распростершись на земле, его единственный глаз смотрел в небо.
   — Эй, давай, подымайся!
   Окрик Кривой Глотки не подействовал.
   — Можно подумать, что он умер, — ухмыльнулся сириец.
   — Слушай, ты убил его!
   — Да? Невелика потеря, он сражался все хуже и хуже!
   — Пойди умойся и оденься, — приказал Кривая Глотка. — Я тебе даю поручение.
   Взгляд сирийца заблестел от возбуждения.
   — Наконец-то, наконец-то! И кого же я должен убить?
   — Фараона Египта.

28

   Мастер-мясник как раз готовил жертвенное приношение для утреннего ритуала, когда ему сообщили неприятное известие: будущий молодожен свалился в горячке и не может выйти на работу.
   Мастер позвал Икера, разводившего в это время чернила.
   — Сегодня вечером, — сказал он, — царь останется один, и я займусь его ужином. Не хочешь ли ты поработать сверхурочное время и заменить моего заболевшего помощника?
   Писец едва сдержал крик и чуть не подпрыгнул от радости.
   — Боюсь, я не настолько компетентен.
   — Успокойся, ничего сложного! Я понесу первое блюдо, а ты — второе.
   — Во дворце меня никто не знает. Стражники меня не пропустят.
   — Зато знают меня! А кроме того, меры безопасности сейчас стали значительно слабее. Поверь мне, ты пройдешь без всяких проблем. Ты что, боишься увидеть царя?
   — Признаюсь...
   — Не паникуй! Я постучу в его дверь. Когда он своим громовым голосом, проникающим сквозь стены, прикажет войти, мы с опущенной головой войдем в комнату и поставим блюда на низенький столик справа от входной двери. Если монарх будет слишком занят своей работой, мы сразу же уйдем. Если же он спросит, хорошо ли работает наше мясное заведение, я отвечу. Если он заметит, что у меня сменился помощник, я представлю ему тебя. Заметь, я понимаю твои опасения. Ведь царь, даже когда сидит, похож на сказочного гиганта! Его взгляд пригвождает тебя к месту, у тебя пересыхает в горле, и ты молчишь, как немой от рождения. И даже те, кто знают его, бывают поражены. Ладно, хватит болтать, принимаемся за работу. Отметь количество и качество кусков, предназначаемых для храма. Потом позволим себе полакомиться.
   Когда мастер-мясник ушел, Икер трясущимися руками попытался взять чернильницу. Она тут же у него выскользнула, и чернила вылились на пол блестящей лужицей.
   Цель так близка! Сумеет ли он исполнить свою миссию?
   Рабочий-ливиец с трудом находил в себе силы работать — настолько он беспокоился за брата. А тут еще его товарищи почему-то решили устроить ему выволочку. Двое из них — с ними он как раз и разгружал баржу с хлебом — ненавидели его родину. Ливиец не осмеливался расспрашивать их о причинах внезапной холодности и старался брать на себя мешки потяжелее. «Господи, как там брат? Уговорили ли его сотрудничать?» Странный тип, который им так навязывался, ливийцу не нравился. Такие люди не шутят. Поэтому его требования придется выполнять.
   Еще один мешок... Он был такой тяжелый, что ливиец чуть не рухнул под ним.
   — Ребята, здесь нужны двое, иначе мне его не донести!
   — Когда ты насиловал девчонку, ты был один, а? — спросил его один из рабочих, глядя на ливийца ненавидящим взглядом.
   — Что ты несешь?
   — Мы все знаем, мерзавец!
   — Вы ошибаетесь, я ни на кого не нападал!
   — Говорю тебе, мы все знаем. Такие мерзавцы как ты не заслуживают даже суда. Мы сами сейчас исполним предписание.
   Рабочий столкнул ливийца в воду. Тот плавать не умел и беспомощно забил по воде руками. Когда он стал звать на помощь, ему на голову сбросили тот самый тяжелый мешок. Потеряв сознание, ливиец пошел ко дну.
   — Справедливость восстановлена, — прокомментировали случившееся товарищи.
   Жергу наблюдал за сценой издали. Портовые рабочие, убежденные в том, что насилие действительно состоялось, получили от него солидную плату за убийство этого чудовища под видом несчастного случая и исполнили свою задачу блестяще.
   Согласно требованию Медеса Жергу не оставлял следов.
   По окончании совещания Дома Царя Хранитель Царской Печати Сехотеп сообщил Медесу положения, согласно которым тот должен был составить новые указы. Они должны были улучшить положение ремесленников и снимали административные ограничения, мешавшие торговому обмену между провинциями.
   — Великий Царь желает, чтобы эти указы как можно скорее разошлись по стране, — сообщил Медесу Сехотеп. — Иначе говоря, это срочно.
   — Сегодня же вечером я представлю проект царю.
   — Нет, не вечером. Фараон сегодня обедает один, потому что ему нужно поработать с делами. Но завтра утром, после обычного ритуала на заре, момент будет как раз подходящий. Не ограничивайся обычным проектом и не забудь, что ночь предназначена для того, чтобы спать.
   — Вы меня предупредили, — ответил Медес, улыбаясь, — и мне не на что жаловаться.
   — У тебя не самая легкая должность, но царь ценит твою работу.
   — Быть полезным своей стране — разве это не высшая радость? Извините, не хочу терять ни мгновения.
   Медес вернулся к себе и тотчас же отправил слугу разыскивать Жергу по всем амбарам, где тот распускал свои павлиньи перья перед подчиненными. Жергу поспешил в дом к патрону.
   — Действовать нужно сегодня ночью, — сказал Медес. — Сесострис в своем кабинете будет один.
   — А стража?
   — Смена караула будет около часу ночи. В течение нескольких минут коридор, ведущий к личным покоям царя, останется без присмотра. Пусть твой ливиец войдет через служебный вход и идет прямо к цели.
   — А если он встретит неожиданное препятствие?
   — Пусть уничтожит его. Покажи ему этот план внутренних покоев дворца, и пусть он сохранит его в своей памяти. Потом план сожги. Как дела с его братом?
   — Решены окончательно.
   — Предупреди твоего бандита и проинструктируй его.
   Жергу действительно побаивался этого квартала. Там царила гнетущая атмосфера, и это так отличалось от привычной веселости Мемфиса! Горы мусора дымились на солнце, источая болезнетворный запах, от которого воротило с души. Бездомные собаки рылись в нем, пытаясь найти что-нибудь съестное.
   Даже под яркими солнечными лучами укрытие Изрезанного выглядело зловещим.
   — Выходи, — приказал Жергу.
   Дверь продолжала оставаться закрытой. Жергу в беспокойстве подошел ближе.
   — Выходи немедленно!
   В нескольких шагах от Жергу угрожающе стали собираться крысы. И в тот момент, когда Жергу решил бросить в них куском засохшей глины, чьи-то руки схватили его за горло и приподняли в воздух.
   — Мне хочется тебя задушить! — проревел Изрезанный.
   — Отпусти, — успел прошептать Жергу, — я принес тебе первый взнос.
   Рабочий опустил египтянина на землю.
   — Если ты соврал, тебе конец.
   Жергу держался руками за горло. Этот идиот чуть не свернул ему шею!
   — Где деньги?
   Главный инспектор амбаров порадовался своей осторожности. Предвидя реакцию головореза, он захватил с собой маленький мешочек с великолепной ляпис-лазурью.
   — Камни стоят очень дорого! И это всего ли маленькая часть от общей платы... Ты ее получишь, если исполнишь обещанное сегодня ночью.
   Ливиец восхищенно гладил камни.
   — Никогда ничего подобного не видел... Сегодня вечером, говоришь?
   — Я покажу тебе план царского дворца и объясню, как туда пройти. Если тебе все удастся, то для тебя настанет сказочная жизнь! Вот тебе короткий меч, им и воспользуешься.
   Офицер, которому было поручено в течение шести часов командовать силами безопасности дворца, пользовался собственной методой, а не приказами Собека, к которым относился с недоверием. Он отправлял младшего офицера предупреждать стражников о времени смены караула, и те друг за другом выходили из дворца в порядке, обратном тому, в котором туда заходили. Так офицер мог не только сосчитать их, но и узнавать в лицо. Затем он расставлял по местам другую группу своих людей.
   Солдат, охранявший служебный вход, был рад, что покидает свой пост. Поясница отчаянно ныла, и стоять было невыносимо трудно.
   Едва он скрылся из виду, во дворец тут же проник Изрезанный, готовый убить любого, кто встретится у него на пути.
   Сириец был поражен.
   Как опытный вояка, прошедший подготовку у Кривой Глотки, он уже добрый час наблюдал за постом и дожидался маневра, который должен был организовать подставной стражник. Тогда наступала очередь действовать для сирийца...
   Но, по всей вероятности, появившийся стражник не входил в состав караула.
   Кем же он тогда был и что ему было нужно? В руке короткий меч, крепкая шея и плечи, суровый взгляд... Ничего обнадеживающего ...
   И вдруг сириец понял: переодетый стражник!
   А если есть еще и другие, спрятавшиеся во внутренних коридорах? Единственное средство узнать это — прибить вот этого, а потом убедиться самому.
   Внезапно послышались приказы, а за ними раздался топот бегущих ног...
   Это запланированная диверсия!
   Капитану только что сообщили о попытке проникновения в кабинет визиря. Все солдаты должны были немедленно броситься на помощь.
   Никого...
   Изрезанный медленно двигался по коридорам, припоминая план расположения помещений. Его работа казалась ему такой легкой, что он улыбнулся.
   И как раз в этот момент длинное лезвие сильно и точно резануло его по горлу.
   В предсмертном прыжке грузчик выбросил вперед руку с коротким мечом, пытаясь достать грудь своего врага. Но сириец увернулся и с удовольствием наблюдал, как умирает тот, кого он принял за стражника.
   Боевик двинулся дальше.
   Ни стражи, ни солдат. Как и планировалось, дворец на это краткое время был пуст.
   Вот, наконец, и кабинет Сесостриса.
   Теперь фараону жить недолго! Сириец до конца дней своих сможет хвастать таким подвигом!
   В тот момент, когда он уже собирался толкнуть дверь, в его живот больно ударила чья-то голова, которая была тверда, как камень. Дыхание перехватило, и сириец опрокинулся навзничь. Ударом ноги противник сломал ему правую кисть, заставив бросить оружие.
   Но долгие часы тренировок не прошли даром — сириец научился действовать в самых крайних ситуациях. Не обращая внимания на рану и боль, он вскочил на ноги и левой рукой сбоку ударил только что напавшего на него человека.
   Используя свое преимущество, сириец хотел было нанести еще удар, но его противник оказался стремительнее. Предвидя атаку, он сделал маневр в сторону и мгновенно захватил сирийца сзади за шею. Если бы тот не был ранен, ему было бы проще избавиться от этого захвата. Рана сильно мешала сирийцу в неравной борьбе, которая очень быстро кончилась жутким хрустом шейных позвонков.
   Вздохнув с облегчением, победитель оттащил труп в узкий проход, куда складывали белье для стирки.
   Перед главным входом во дворец царила суета. Но даже в обстоятельствах, когда стража оказалась в расстроенном порядке из-за ложной тревоги, офицер не утратил контроля над ситуацией.
   — Мы можем войти? — спросил мастер-мясник, рядом с которым с замиранием сердца стоял Икер. — Великому Царю не доставит удовольствия остывшее блюдо.
   — Идите, — приказал офицер, не желавший из-за чересчур ревностного отношения к службе навлечь на свою голову неудовольствие монарха.
   Да, разумеется, стражники еще не были расставлены в тех коридорах, что вели к царским покоям, но ведь мастера-мясника знали все.