Страница:
Делая упор на результаты доброго управления, ни одной подробности из которого он не опустил, он затем стал нахваливать заслуги администрации.
Сесострис, неподвижный и внимательный, ждал окончания этого потока красноречия, не выказывая ни малейшего знака нетерпения. Потом выдержал многозначительную паузу и...
— Красноречивый оратор, волнующий толпу, — опасный человек, потому что болтун — виновник смут. Подстрекание толпы чревато разрушениями. Поэтому правитель должен научиться умело управлять своим словом.
Присутствовавшие при разговоре чиновники были убеждены, что глубоко оскорбленный Хнум-Хотеп прикажет немедленно арестовать неосторожного царя.
Но правитель провинции Орикса, словно громом пораженный, никак не отреагировал.
— Фараон — собеседник богов, он заключает с ними союз, — продолжал Сесострис, — но он действует не для себя. Созидательная энергия, хранителем которой является фараон, предназначается его народу. Гармония государства свершается в сопричастности всех людей, которые не требуют друг у друга прав, но живут взаимными обязанностями. Пусть будет единой мысль людей и замысел богов, пусть Дом Царя будет единым, пусть правление настаивает на способности всех людей к союзу, а не к противостоянию и разделению. И все провинции должны объединиться, чтобы приносить жертвы в храме и сделать Египет единым телом, подобно Небу. Фараон не довольствуется речами, он действует. То, что замышляет мое сердце, я реализую — с упорством и постоянством. И если ты — человек дела, действительно отвечающий за свой край, не приговаривай провинцию Орикса к изоляции. Не задело ли тебя зло, Хнум-Хотеп? Не прячешь ли ты золото богов? Не причинил ли ты вреда Древу Жизни? Не пытаешься ли ты помешать воскрешению Осириса?
И снова — молчание.
На этот раз Хнум-Хотеп не выдержал. Это не просто красивые речи, в них заключены тяжелые обвинения! Такие тяжелые, что правитель провинции должен был уничтожить этого монарха!
В конце концов, Хнум-Хотеп отреагировал, но совершенно неожиданным образом.
Тучный человек расхохотался.
Раскатистый громоподобный хохот слышен был даже за пределами дворца.
Отсмеявшись, Хнум-Хотеп увидел, что фараон продолжает читать в его душе взглядом.
— Великий Царь, я признаю, что болтлив. И смеялся я по двум причинам. Во-первых, над самим собой и над своей медлительностью, с которой я понимал ваши так сжато изложенные, но такие действенные аргументы! А во-вторых, из-за несоразмерной огромности ваших обвинений. Эксплуатация золотых рудников в Восточной пустыне уже давно сведена к минимуму, и то небольшое количество металла, которое я получаю, предназначено храму. Что до Древа Жизни — предположим, что речь не идет о легенде! — то я даже не знаю, где оно находится! И если бы я не почитал Осириса, единственного гаранта воскрешения моей души, то не был причастен к таинству его воскрешения и, стало быть, не имел бы никакой власти ни над ним, ни над его священной землей в Абидосе. Не я преступник, которого вы ищете, Великий Царь. Эта встреча — самый важный момент моей жизни, потому что она кладет конец нашему противостоянию и позволяет избежать кровавого и опустошительного конфликта. Я вижу перед собой и слышу действительно фараона, верным слугой которого я отныне становлюсь. Я возвращаю в ваши руки провинцию Орикса, Великий Царь, и приглашаю вас на самый грандиозный пир, который когда-либо давали в моей столице.
Для Собека-Защитника, еще сомневавшегося в искренности Хнум-Хотепа, этот пир был настоящим кошмаром. Как обеспечить безопасность царя в огромном зале, где разместились чиновники провинции с супругами? Не играет ли их хозяин комедию, чтобы понадежней заманить в ловушку?
Генерал Несмонту разделял с Собеком его сомнения. Торжественность мероприятия вынудила его одеть солдат своего корпуса в церемониальные одежды, но он считал этого Хнум-Хотепа вполне способным осуществить убийство царя и его близких во время удивительного пира, где братались воины провинции Орикса и солдаты фараона. Недоверчивый Несмонту дал очень четкие указания своему элитному полку, которому было поручено вмешаться при малейшем инциденте.
Генерал Сепи и Хранитель Царской Печати Сехотеп были настроены менее пессимистично. Первый — потому что понимал, какое единодушное облегчение принес всем отказ от военного конфликта. Второй — потому что он присутствовал при метаморфозе, случившейся с Хнум-Хотепом, и понял, что сыграть это невозможно.
Зал для пира был украшен сотнями ароматных цветов, освещен десятками светильников и был истинным наслаждением для глаз.
Когда Хнум-Хотеп возвысил свой властный голос, наступила полная тишина.
— Приехал фараон. Он объединяет Обе Земли — Верхний и Нижний Египет, правит Красной землей и под свой скипетр берет Черную землю, дает жизнь тростнику и пчеле. Мы все здесь присутствуем — склонимся же перед ним и воздадим ему почести!
И даже суровые мужчины, такие как Несмонту, не смогли сдержать своих чувств. В это мгновение Египет снова стал единым целым, олицетворением мира и гармонии. Жезл гражданской войны рассыпался в прах.
Этот подвиг сделал Сесостриса в египетской истории величайшим среди фараонов.
Повара Хнум-Хотепа выбрали для пира множество рыб, одних зажарили, других приправили спаржей, третьих подали с соусом из тмина, сельдерея и кориандра. Самые крупные окуни были до двух метров в длину и весили до ста пятидесяти килограммов. Они были сильными, и выловить их стоило большого труда. (Когда наступала зима, они подплывали к поверхности воды, и можно было любоваться их могучей красотой: спина у них была коричневой с оливковым отливом, брюхо серебристое.) Вкус был удивительно тонок. И подали их не случайно: в знак сближения земного пира и пира божественного. Ведь окуни сопровождали солнечную ладью Великого Бога, предупреждая о приближении чудовищного змея, решившего выпить нильскую воду!
Генералу Несмонту понравилась кефаль с круглой головой и крупной чешуей, водившаяся в горьковато-соленых болотах Дельты. Рыба эта быстрая, ловкая и часто ускользает из сетей.
Сехотеп воздал должное изысканному мясу усача (туловище его имеет бело-серебристую блестящую окраску, ловят его с помощью тройных рыболовных крючков, а в качестве наживки использовались либо финики, либо шарики, слепленные из пророщенного зерна).
Генерал Сепи отведал очень дорогую рыбу — мормиру — с короткой головой и большими глазами (водится у берегов Нила; эта рыба ночная, пугливая, редко показывается на поверхности и становится добычей только заядлых рыболовов).
Что же до Собека-Защитника, то он с аппетитом уплетал великолепную кифарину (бело-серебристую на боках и животе, серовато-голубую на спине).
И никто не удержался, когда слуги стали предлагать блюда с султанкой, угрем, карпами и линями.
Икра кефали была великолепного качества — несколько раз промытая в соленой воде, потом отжатая в прессе и высушенная! Она сопровождала главные блюда, которым был уготован огромный успех. Поданы были и прекрасные вина. Даже Несмонту вынужден был согласиться, что виноделы провинции Орикса могут поспорить с виноделами Дельты.
Когда атмосфера разрядилась, и разговоры уже не стихали, Хнум-Хотеп обратился к фараону.
— Великий Царь, можно мне попросить вас объяснить, почему вы задали мне те ужасные вопросы?
— Древо Жизни — акация Осириса в Абидосе — стала жертвой злоумышления. Ее может вылечить только определенный вид золота. И мы обязаны найти виновника, который использует против Осириса силу Сета.
— И вы считали... что это я?!
— Мы подозревали каждого правителя провинции, дорожившего своими привилегиями. Воевать против единства страны — разве это не значит мешать воскрешению Осириса? Сегодня Обе Земли снова едины, и твоя невиновность, как и невиновность остальных правителей, доказана.
— Но кто же тогда?
— Пока мы этого не узнаем, все будут в крайней опасности.
— Буду помогать вам всеми моими силами!
— Без упреков и нервных срывов?
— Приказывайте — я повинуюсь!
Уже наступала ночь, когда принесли сочные пирожные на меду. Фараон встал, а за ним все остальные. Всем хотелось скорее услышать его слова. И все предполагали, что эти слова станут самыми важными.
— Больше не существует правителей провинций, наследственная власть упразднена. Верхний и Нижний Египет объединились в сердце и руке фараона. Я поручаю управление Обеими Землями визирю. Он каждое утро будет говорить со мной, отчитываться за свои действия. Ему будут помогать министры, контролировать его будет Дом Царя. Его бремя будет тяжким, неблагодарным и горьким, как желчь. Он будет применять закон Маат без злоупотреблений, без слабости и без излишней строгости. Он будет бичевать несправедливость, будет выслушивать и бедных, и богатых. Его с достаточным основанием будут страшиться, и он не будет склонять своей головы перед чиновниками.
Все замерли, всех заботила одна мысль: сейчас царь назовет имя этого первого сановника, которому поручит столь тяжкий пост, — человека, который будет пользоваться абсолютным доверием монарха и будет нести все бремя порученных царем обязанностей.
— Я дарую звание визиря Хнум-Хотепу, — заключил фараон.
10
11
Сесострис, неподвижный и внимательный, ждал окончания этого потока красноречия, не выказывая ни малейшего знака нетерпения. Потом выдержал многозначительную паузу и...
— Красноречивый оратор, волнующий толпу, — опасный человек, потому что болтун — виновник смут. Подстрекание толпы чревато разрушениями. Поэтому правитель должен научиться умело управлять своим словом.
Присутствовавшие при разговоре чиновники были убеждены, что глубоко оскорбленный Хнум-Хотеп прикажет немедленно арестовать неосторожного царя.
Но правитель провинции Орикса, словно громом пораженный, никак не отреагировал.
— Фараон — собеседник богов, он заключает с ними союз, — продолжал Сесострис, — но он действует не для себя. Созидательная энергия, хранителем которой является фараон, предназначается его народу. Гармония государства свершается в сопричастности всех людей, которые не требуют друг у друга прав, но живут взаимными обязанностями. Пусть будет единой мысль людей и замысел богов, пусть Дом Царя будет единым, пусть правление настаивает на способности всех людей к союзу, а не к противостоянию и разделению. И все провинции должны объединиться, чтобы приносить жертвы в храме и сделать Египет единым телом, подобно Небу. Фараон не довольствуется речами, он действует. То, что замышляет мое сердце, я реализую — с упорством и постоянством. И если ты — человек дела, действительно отвечающий за свой край, не приговаривай провинцию Орикса к изоляции. Не задело ли тебя зло, Хнум-Хотеп? Не прячешь ли ты золото богов? Не причинил ли ты вреда Древу Жизни? Не пытаешься ли ты помешать воскрешению Осириса?
И снова — молчание.
На этот раз Хнум-Хотеп не выдержал. Это не просто красивые речи, в них заключены тяжелые обвинения! Такие тяжелые, что правитель провинции должен был уничтожить этого монарха!
В конце концов, Хнум-Хотеп отреагировал, но совершенно неожиданным образом.
Тучный человек расхохотался.
Раскатистый громоподобный хохот слышен был даже за пределами дворца.
Отсмеявшись, Хнум-Хотеп увидел, что фараон продолжает читать в его душе взглядом.
— Великий Царь, я признаю, что болтлив. И смеялся я по двум причинам. Во-первых, над самим собой и над своей медлительностью, с которой я понимал ваши так сжато изложенные, но такие действенные аргументы! А во-вторых, из-за несоразмерной огромности ваших обвинений. Эксплуатация золотых рудников в Восточной пустыне уже давно сведена к минимуму, и то небольшое количество металла, которое я получаю, предназначено храму. Что до Древа Жизни — предположим, что речь не идет о легенде! — то я даже не знаю, где оно находится! И если бы я не почитал Осириса, единственного гаранта воскрешения моей души, то не был причастен к таинству его воскрешения и, стало быть, не имел бы никакой власти ни над ним, ни над его священной землей в Абидосе. Не я преступник, которого вы ищете, Великий Царь. Эта встреча — самый важный момент моей жизни, потому что она кладет конец нашему противостоянию и позволяет избежать кровавого и опустошительного конфликта. Я вижу перед собой и слышу действительно фараона, верным слугой которого я отныне становлюсь. Я возвращаю в ваши руки провинцию Орикса, Великий Царь, и приглашаю вас на самый грандиозный пир, который когда-либо давали в моей столице.
Для Собека-Защитника, еще сомневавшегося в искренности Хнум-Хотепа, этот пир был настоящим кошмаром. Как обеспечить безопасность царя в огромном зале, где разместились чиновники провинции с супругами? Не играет ли их хозяин комедию, чтобы понадежней заманить в ловушку?
Генерал Несмонту разделял с Собеком его сомнения. Торжественность мероприятия вынудила его одеть солдат своего корпуса в церемониальные одежды, но он считал этого Хнум-Хотепа вполне способным осуществить убийство царя и его близких во время удивительного пира, где братались воины провинции Орикса и солдаты фараона. Недоверчивый Несмонту дал очень четкие указания своему элитному полку, которому было поручено вмешаться при малейшем инциденте.
Генерал Сепи и Хранитель Царской Печати Сехотеп были настроены менее пессимистично. Первый — потому что понимал, какое единодушное облегчение принес всем отказ от военного конфликта. Второй — потому что он присутствовал при метаморфозе, случившейся с Хнум-Хотепом, и понял, что сыграть это невозможно.
Зал для пира был украшен сотнями ароматных цветов, освещен десятками светильников и был истинным наслаждением для глаз.
Когда Хнум-Хотеп возвысил свой властный голос, наступила полная тишина.
— Приехал фараон. Он объединяет Обе Земли — Верхний и Нижний Египет, правит Красной землей и под свой скипетр берет Черную землю, дает жизнь тростнику и пчеле. Мы все здесь присутствуем — склонимся же перед ним и воздадим ему почести!
И даже суровые мужчины, такие как Несмонту, не смогли сдержать своих чувств. В это мгновение Египет снова стал единым целым, олицетворением мира и гармонии. Жезл гражданской войны рассыпался в прах.
Этот подвиг сделал Сесостриса в египетской истории величайшим среди фараонов.
Повара Хнум-Хотепа выбрали для пира множество рыб, одних зажарили, других приправили спаржей, третьих подали с соусом из тмина, сельдерея и кориандра. Самые крупные окуни были до двух метров в длину и весили до ста пятидесяти килограммов. Они были сильными, и выловить их стоило большого труда. (Когда наступала зима, они подплывали к поверхности воды, и можно было любоваться их могучей красотой: спина у них была коричневой с оливковым отливом, брюхо серебристое.) Вкус был удивительно тонок. И подали их не случайно: в знак сближения земного пира и пира божественного. Ведь окуни сопровождали солнечную ладью Великого Бога, предупреждая о приближении чудовищного змея, решившего выпить нильскую воду!
Генералу Несмонту понравилась кефаль с круглой головой и крупной чешуей, водившаяся в горьковато-соленых болотах Дельты. Рыба эта быстрая, ловкая и часто ускользает из сетей.
Сехотеп воздал должное изысканному мясу усача (туловище его имеет бело-серебристую блестящую окраску, ловят его с помощью тройных рыболовных крючков, а в качестве наживки использовались либо финики, либо шарики, слепленные из пророщенного зерна).
Генерал Сепи отведал очень дорогую рыбу — мормиру — с короткой головой и большими глазами (водится у берегов Нила; эта рыба ночная, пугливая, редко показывается на поверхности и становится добычей только заядлых рыболовов).
Что же до Собека-Защитника, то он с аппетитом уплетал великолепную кифарину (бело-серебристую на боках и животе, серовато-голубую на спине).
И никто не удержался, когда слуги стали предлагать блюда с султанкой, угрем, карпами и линями.
Икра кефали была великолепного качества — несколько раз промытая в соленой воде, потом отжатая в прессе и высушенная! Она сопровождала главные блюда, которым был уготован огромный успех. Поданы были и прекрасные вина. Даже Несмонту вынужден был согласиться, что виноделы провинции Орикса могут поспорить с виноделами Дельты.
Когда атмосфера разрядилась, и разговоры уже не стихали, Хнум-Хотеп обратился к фараону.
— Великий Царь, можно мне попросить вас объяснить, почему вы задали мне те ужасные вопросы?
— Древо Жизни — акация Осириса в Абидосе — стала жертвой злоумышления. Ее может вылечить только определенный вид золота. И мы обязаны найти виновника, который использует против Осириса силу Сета.
— И вы считали... что это я?!
— Мы подозревали каждого правителя провинции, дорожившего своими привилегиями. Воевать против единства страны — разве это не значит мешать воскрешению Осириса? Сегодня Обе Земли снова едины, и твоя невиновность, как и невиновность остальных правителей, доказана.
— Но кто же тогда?
— Пока мы этого не узнаем, все будут в крайней опасности.
— Буду помогать вам всеми моими силами!
— Без упреков и нервных срывов?
— Приказывайте — я повинуюсь!
Уже наступала ночь, когда принесли сочные пирожные на меду. Фараон встал, а за ним все остальные. Всем хотелось скорее услышать его слова. И все предполагали, что эти слова станут самыми важными.
— Больше не существует правителей провинций, наследственная власть упразднена. Верхний и Нижний Египет объединились в сердце и руке фараона. Я поручаю управление Обеими Землями визирю. Он каждое утро будет говорить со мной, отчитываться за свои действия. Ему будут помогать министры, контролировать его будет Дом Царя. Его бремя будет тяжким, неблагодарным и горьким, как желчь. Он будет применять закон Маат без злоупотреблений, без слабости и без излишней строгости. Он будет бичевать несправедливость, будет выслушивать и бедных, и богатых. Его с достаточным основанием будут страшиться, и он не будет склонять своей головы перед чиновниками.
Все замерли, всех заботила одна мысль: сейчас царь назовет имя этого первого сановника, которому поручит столь тяжкий пост, — человека, который будет пользоваться абсолютным доверием монарха и будет нести все бремя порученных царем обязанностей.
— Я дарую звание визиря Хнум-Хотепу, — заключил фараон.
10
Солнце только что село. Икер вошел в заброшенный дом, где он вдали от нескромных ушей встречался с юной азиаткой Биной.
Местечко было жутковатое. Одна стена готова была вот-вот упасть, штукатурка осыпалась. Скоро этот домик снесут и вместо него выстроят новый.
— Это я, — сказал он вполголоса. — Покажись!
Никаких признаков жизни.
Внезапно Икеру пришла мысль, уж не предала ли его, не выдала ли его властям эта хорошенькая брюнетка? Не плетет ли она заговор против юного писца вместе с правителем города или Херемсафом, чтобы погубить? Если она раскрыла им его планы, то Икера приговорят к высшей мере наказания, а тиран будет продолжать разрушать Египет и плодить зло.
Когда он уже собирался уходить — в надежде, что стража не устроила ему засаду снаружи, — чьи-то две руки закрыли ему глаза.
— Икер! Я здесь!
Он быстро высвободился.
— Ты с ума сошла! Зачем ты меня так напугала?
Она состроила рожицу маленькой хитрой девочки.
— Я-то? Я люблю веселиться! Не в пример тебе!
— Ты что, считаешь, что у меня на сердце весело?
— Ты прав, прости меня.
Они сели рядом.
— Ну, ты решился, наконец, Икер?
— Мне нужно еще кое-что проверить.
— А у меня прекрасные новости! Наши союзники скоро придут! Скоро, скоро они будут в Кахуне. Это настоящие воины, и они сумеют взять город под свой контроль. Высокопоставленный чиновник, который запрещал им вход в Египет, только что смещен со своего поста. Его преемник менее непреклонен, и караван пройдет без труда.
— Надеюсь, и с другими городами поступят так же?
— Не знаю, Икер. Я всего лишь маленькая служанка, преданная делу угнетенных. Но я знаю наверняка, что наше дело победит!
— Городские власти подарили мне великолепный дом, — признался Икер.
— Твою совесть хотят усыпить! Но ты не из породы тех честолюбивых людей, Икер, которых можно подкупить, правда?
— Меня никто не купит, Бина. Мой старый учитель всегда учил меня искать правды и справедливости и только потом действовать.
— Тогда убей тирана Сесостриса!
— Я должен еще кое-что проверить, в частности посмотреть архивы, куда мне пока доступ закрыт.
— Как хочешь, Икер. Но не слишком долго оттягивай.
Вытянувшись в кровати, Секари вспоминал о сладостных минутах, проведенных в объятиях своей новой возлюбленной, служанки из соседнего дома, не устоявшей перед его забавными историями, которые постепенно становились все более игривыми. Согласившись на предложение разыграть одну из сцен, малышка до того увлеклась своей ролью, что играла ее просто великолепно. Да и какая женщина, достойная этого звания, отказалась бы поваляться на простынях из тонкого льна, мягких да еще надушенных?
Секари охотно повторил бы это приключение, но должен был задать корм Северному Ветру — нельзя было заставлять ждать осла своего хозяина. Потом ему нужно было приготовить плотный обед, хотя у Икера по-прежнему не было аппетита. Но готовить было нужно, и Секари, утешаясь воспоминаниями, заставил себя довести дело до конца.
Когда он вернулся из кухни, юный писец уже вымыл руки и ноги и сел в кресло. Его лицо было мрачнее обычного.
— Держу пари, что ты не оценишь ни моих бобов с чесноком, ни моего жаркого из кабачков.
— Мне не хочется есть.
— Икер, каким бы ни был твой идеал, ты не добьешься ничего, если ослабнешь.
Послышался знакомый голос.
— Я могу войти? Мне нужен писец Икер.
— Херемсаф...
Юноша подумал: «На этот раз он не подарит мне ни поста, ни дома. Должно быть, он следил за мной и знает о моих встречах с Биной».
— Давай я приму его, — решительно предложил Секари.
— Не нужно, оставь. Это касается только меня.
У начальника Икера было серьезное и мужественное лицо.
— Красивый дом, Икер. Но ты выглядишь усталым.
— День был тяжелым.
— Согласишься ли ты пойти за мной, ни о чем не спрашивая?
— А у меня есть выбор?
— Разумеется. Либо ты остаешься здесь и отдыхаешь, либо попытаешь удачи в приключении.
«Приключение... Забавное название для тюрьмы!» — подумал Икер.
Бежать? Утопия. Да и какое удовольствие для Херемсафа видеть, как юного писца заваливают на пол и избивают стражники! Ну раз уж это конец пути, Икер поведет себя достойно.
— Я иду с вами.
— Мне кажется, ты не пожалеешь.
Икер сдержался и не отреагировал на столь язвительную иронию. Победитель не увидит ни малейшего признака его слабости.
Но, во-первых, вокруг ни одного стражника. Во-вторых, Икер отметил, что Херемсаф повел его не за город, а в направлении южной стены.
— Куда мы?
— В храм Анубиса.
— В чем вы можете меня упрекнуть? Разве я плохо выполнял свою работу? Разве библиотека не в порядке?
— Напротив, Икер, напротив! Ты так хорошо справляешься со своими обязанностями, что тебя пожелал увидеть совет жрецов Анубиса.
— Сейчас?
— Ты ведь знаешь, что для этих людей нет ни дня, ни ночи. И все же ты волен отказаться от их приглашения.
«Что за уловку придумал Херемсаф?» — подумал Икер, но, заинтригованный и испуганный, все же решил идти до конца.
На пороге храма стоял жрец с выбритой головой, держа факел. Рядом с ним — один из его товарищей, хранитель папирусного свитка.
Он поклонился Херемсафу, а тот повернулся к писцу.
— Икер, желаешь ли ты стать жрецом Анубиса?
Застигнутый врасплох юный писец все же ответил незамедлительно:
— Да, желаю!
Слова вырвались сами, освобождая огонь его подспудных желаний, которые теперь, возможно, станут реальностью.
— Был ли ты посвящен в тайны священного письма? — спросил Икера хранитель папируса.
— Мне известны буквы-прародительницы и слова Тота.
— Тогда прочти этот ритуальный текст. Затем ты напишешь формулы познания, относящиеся к доброму использованию искусства писца.
Икер успешно выдержал вступительный экзамен, вспоминая максимы Птах-Хотепа, в которых Маат — гармония и справедливость — занимала основное место.
— Соберем наш суд, — сказал носитель факела, — и приступим к оценке претендента. Согласится ли наш председатель возглавить его?
Херемсаф утвердительно кивнул.
Икер остолбенел. Херемсаф! Этот чиновник, которого он, казалось, хорошо знал, — и вдруг хранитель тайн Анубиса!
Икера взяли под руки и ввели в первую комнату храма.
Вдоль стен на каменных скамьях сидели постоянные жрецы, исполнявшие ежедневные ритуалы и обеспечивающие уход за священным местом.
Херемсаф занял место в восточной части комнаты и задал первый вопрос:
— Икер, что тебе известно об Анубисе?
— Он проходит между мирами и является хранителем тайн воскрешения. Воплотившись в шакала, он избавляет пустыню от падали, преобразуя ее в энергию.
Было задано пятьдесят точных вопросов. Икер отвечал на них без спешки и не пытался скрыть свое незнание под риторикой.
На время обсуждения претендента отвели в маленькую комнатку с голыми стенами, освещенную единственным светильником. Время прекратило свой бег, и писец погрузился в умиротворяющее размышление.
Один из жрецов принес ему длинное льняное платье, в которое Икер облачился.
— Сними свои амулеты, — потребовал он. — В том месте, куда ты идешь, они бесполезны. Твоим судьей, твоим единственным судьей будет Анубис. И его решения отменить нельзя.
Жрец отвел Икера в темную крипту.
— Созерцай глубину этого грота и будь терпелив. Возможно, божество тебе и явится.
Оставшись один, Икер постепенно привык к темноте. В конце концов, он различил две удивительные фигуры — шакала-самца и шакала-самку, стоявших друг перед другом, так что между ними оставался лишь узкий проход, манивший Икера.
Икер, безразличный к опасности, прошел между двумя хищниками, которые коснулись передними лапами его плеч[8].
В это мгновение Икер почувствовал, как новая энергия потекла в жилах. Все происходило так, словно его тело обновилось, словно оно, отдохнув, наполнилось незнакомой до этого силой.
В крипту вошел Херемсаф с ларцом из акации. Он поставил его у ног Икера и медленно открыл.
Внутри лежал золотой скипетр — секхем. Его название изображалось иероглифами, обозначавшими также понятия «мастерство» и «могущество».
Писец припомнил слова горшечника, сказанные у храма Анубиса. Разве не поведал тот Икеру, что бог с головой шакала имеет истинную силу, воплощенную в этом символе, сохраняемом в Абидосе? С помощью луны, серебряного диска, которым он играет ночью, Анубис освещает Справедливых; и он же превращает золотоносный камень в золото, принимающее форму солнца.
Херемсаф закрыл ларец и вышел из крипты. Икер шел за ним до зала с колоннами, потолок которого был сделан из больших каменных плит. Постоянные жрецы с благодарностью выслушали слова своего главы, обращенные к новому жрецу.
— Обрати взгляд свой к Святая Святых, здесь место Неба на Земле. Никогда не входи туда в нечистом состоянии, не совершай никакой несправедливости, не скрывай ни мысли, ни вещи, не используй лжи, не выдавай тех тайн, которые дано тебе увидеть, не касайся жертвенных приношений, не питай словами того, что свято в твоем сердце, выполняй свои функции по правилам, а не по фантазии! Ты не знаешь ни одной догмы, которую мог бы навязать другим, ни одной абсолютной истины, которую мог бы распространять. Когда тебя призовут в храм, обуй белые сандалии, исполни службу строго, так как бог знает того, кто действует для него. Готов ли ты, Икер, принести клятву?
— Готов.
— Подойди к алтарю.
Икер приблизился.
— Вот камень в основании храма, давший ему рождение. Если ты станешь клятвопреступником, он превратится в змея, который убьет тебя. Повторяй за мной заклинание: «Я — сын Исиды, я никогда не предам семь тайных слов, спрятанных под камнями долины»[9].
После всей этой процедуры Херемсаф перечислил Икеру его обязанности.
— Раз в неделю ты будешь возлагать жертвенные приношения на этот алтарь. Во время процессий и праздников, посвященных Анубису, ты будешь зажигать светильник. За свою работу ты будешь получать ячмень и волокно для фитиля. И еще ты будешь служителем КА этого храма — его духовной силы. Во время церемоний ты будешь произносить слова, оживляющие эту энергию. Добро пожаловать к нам. Икер, займи свое место на нашем пиршестве!
Вновь принятого жреца поцеловали все его новые собратья по храму.
Ночь была тихой и мягкой, и блюда казались особенно вкусными. Во время раздачи жертвенного хлеба, олицетворявшего лицо бога, Икер почувствовал, что стал гораздо ближе к священным тайнам, пусть даже истинные секреты были ему еще недоступны.
Он, Икер, маленький ученик писца из деревеньки Медамуд, возведенный в ранг временного жреца храма Анубиса в Кахуне... О подобной судьбе можно было только мечтать. Он вспомнил юную жрицу, ту восхитительную женщину, которую все еще любил. Разве она сегодня вечером не гордилась бы им?
Нет, конечно, нет! Она, должно быть, бывает у таких высокопоставленных чиновников, что и глазом не поведет в сторону Икера! Но он вошел в священную иерархию и получил покровительство Анубиса...
— Вот твой новый амулет, — сказал Херемсаф, подавая Икеру маленький скипетр Могущество из сердолика. — Повесь на шею и никогда не снимай.
Все служители Анубиса по очереди поприветствовали нового собрата.
Слушая их приветливые спокойные слова и пожелания постепенно постичь учение бога, юноша спрашивал себя, не сбился ли он с пути. Не должен ли он позабыть свои безумные планы и довольствоваться жизнью здесь, в Кахуне, занимаясь новыми обязанностями и изучая мудрые книги?
Магия ритуала, безмятежная доброта этих людей, красота храма... Каким радостным видится ему будущее!
Но он зашел слишком далеко.
В его комнате спрятан короткий меч, которым он убьет Сесостриса. И Бина также осталась реальностью и напоминала ему об истинном его предназначении. Забыть о долге, забыть о несчастных, притесняемых тираном, — непростительная подлость!
— Ты считаешь себя действительно способным исполнять свои новые обязанности? — спросил Икера Херемсаф.
— Если бы это было не так, позвали ли бы вы меня с собой?
— Разве жизнь — не последовательность опытов?
— Так вы сводите мою жизнь к простому опыту?
— Это ты мне скажешь, Икер.
Писец плыл в каком-то неверном пространстве. Вино пиршества, накладываясь на теплые дуновения ночи, путало его мысли. Херемсаф... Покровитель, который открывает ему путь к тайнам, или враг, который готовит ему погибель?
Ни время, ни место не подходили для вопросов и ответов. Они годились только для пиршества служителей Анубиса.
Местечко было жутковатое. Одна стена готова была вот-вот упасть, штукатурка осыпалась. Скоро этот домик снесут и вместо него выстроят новый.
— Это я, — сказал он вполголоса. — Покажись!
Никаких признаков жизни.
Внезапно Икеру пришла мысль, уж не предала ли его, не выдала ли его властям эта хорошенькая брюнетка? Не плетет ли она заговор против юного писца вместе с правителем города или Херемсафом, чтобы погубить? Если она раскрыла им его планы, то Икера приговорят к высшей мере наказания, а тиран будет продолжать разрушать Египет и плодить зло.
Когда он уже собирался уходить — в надежде, что стража не устроила ему засаду снаружи, — чьи-то две руки закрыли ему глаза.
— Икер! Я здесь!
Он быстро высвободился.
— Ты с ума сошла! Зачем ты меня так напугала?
Она состроила рожицу маленькой хитрой девочки.
— Я-то? Я люблю веселиться! Не в пример тебе!
— Ты что, считаешь, что у меня на сердце весело?
— Ты прав, прости меня.
Они сели рядом.
— Ну, ты решился, наконец, Икер?
— Мне нужно еще кое-что проверить.
— А у меня прекрасные новости! Наши союзники скоро придут! Скоро, скоро они будут в Кахуне. Это настоящие воины, и они сумеют взять город под свой контроль. Высокопоставленный чиновник, который запрещал им вход в Египет, только что смещен со своего поста. Его преемник менее непреклонен, и караван пройдет без труда.
— Надеюсь, и с другими городами поступят так же?
— Не знаю, Икер. Я всего лишь маленькая служанка, преданная делу угнетенных. Но я знаю наверняка, что наше дело победит!
— Городские власти подарили мне великолепный дом, — признался Икер.
— Твою совесть хотят усыпить! Но ты не из породы тех честолюбивых людей, Икер, которых можно подкупить, правда?
— Меня никто не купит, Бина. Мой старый учитель всегда учил меня искать правды и справедливости и только потом действовать.
— Тогда убей тирана Сесостриса!
— Я должен еще кое-что проверить, в частности посмотреть архивы, куда мне пока доступ закрыт.
— Как хочешь, Икер. Но не слишком долго оттягивай.
Вытянувшись в кровати, Секари вспоминал о сладостных минутах, проведенных в объятиях своей новой возлюбленной, служанки из соседнего дома, не устоявшей перед его забавными историями, которые постепенно становились все более игривыми. Согласившись на предложение разыграть одну из сцен, малышка до того увлеклась своей ролью, что играла ее просто великолепно. Да и какая женщина, достойная этого звания, отказалась бы поваляться на простынях из тонкого льна, мягких да еще надушенных?
Секари охотно повторил бы это приключение, но должен был задать корм Северному Ветру — нельзя было заставлять ждать осла своего хозяина. Потом ему нужно было приготовить плотный обед, хотя у Икера по-прежнему не было аппетита. Но готовить было нужно, и Секари, утешаясь воспоминаниями, заставил себя довести дело до конца.
Когда он вернулся из кухни, юный писец уже вымыл руки и ноги и сел в кресло. Его лицо было мрачнее обычного.
— Держу пари, что ты не оценишь ни моих бобов с чесноком, ни моего жаркого из кабачков.
— Мне не хочется есть.
— Икер, каким бы ни был твой идеал, ты не добьешься ничего, если ослабнешь.
Послышался знакомый голос.
— Я могу войти? Мне нужен писец Икер.
— Херемсаф...
Юноша подумал: «На этот раз он не подарит мне ни поста, ни дома. Должно быть, он следил за мной и знает о моих встречах с Биной».
— Давай я приму его, — решительно предложил Секари.
— Не нужно, оставь. Это касается только меня.
У начальника Икера было серьезное и мужественное лицо.
— Красивый дом, Икер. Но ты выглядишь усталым.
— День был тяжелым.
— Согласишься ли ты пойти за мной, ни о чем не спрашивая?
— А у меня есть выбор?
— Разумеется. Либо ты остаешься здесь и отдыхаешь, либо попытаешь удачи в приключении.
«Приключение... Забавное название для тюрьмы!» — подумал Икер.
Бежать? Утопия. Да и какое удовольствие для Херемсафа видеть, как юного писца заваливают на пол и избивают стражники! Ну раз уж это конец пути, Икер поведет себя достойно.
— Я иду с вами.
— Мне кажется, ты не пожалеешь.
Икер сдержался и не отреагировал на столь язвительную иронию. Победитель не увидит ни малейшего признака его слабости.
Но, во-первых, вокруг ни одного стражника. Во-вторых, Икер отметил, что Херемсаф повел его не за город, а в направлении южной стены.
— Куда мы?
— В храм Анубиса.
— В чем вы можете меня упрекнуть? Разве я плохо выполнял свою работу? Разве библиотека не в порядке?
— Напротив, Икер, напротив! Ты так хорошо справляешься со своими обязанностями, что тебя пожелал увидеть совет жрецов Анубиса.
— Сейчас?
— Ты ведь знаешь, что для этих людей нет ни дня, ни ночи. И все же ты волен отказаться от их приглашения.
«Что за уловку придумал Херемсаф?» — подумал Икер, но, заинтригованный и испуганный, все же решил идти до конца.
На пороге храма стоял жрец с выбритой головой, держа факел. Рядом с ним — один из его товарищей, хранитель папирусного свитка.
Он поклонился Херемсафу, а тот повернулся к писцу.
— Икер, желаешь ли ты стать жрецом Анубиса?
Застигнутый врасплох юный писец все же ответил незамедлительно:
— Да, желаю!
Слова вырвались сами, освобождая огонь его подспудных желаний, которые теперь, возможно, станут реальностью.
— Был ли ты посвящен в тайны священного письма? — спросил Икера хранитель папируса.
— Мне известны буквы-прародительницы и слова Тота.
— Тогда прочти этот ритуальный текст. Затем ты напишешь формулы познания, относящиеся к доброму использованию искусства писца.
Икер успешно выдержал вступительный экзамен, вспоминая максимы Птах-Хотепа, в которых Маат — гармония и справедливость — занимала основное место.
— Соберем наш суд, — сказал носитель факела, — и приступим к оценке претендента. Согласится ли наш председатель возглавить его?
Херемсаф утвердительно кивнул.
Икер остолбенел. Херемсаф! Этот чиновник, которого он, казалось, хорошо знал, — и вдруг хранитель тайн Анубиса!
Икера взяли под руки и ввели в первую комнату храма.
Вдоль стен на каменных скамьях сидели постоянные жрецы, исполнявшие ежедневные ритуалы и обеспечивающие уход за священным местом.
Херемсаф занял место в восточной части комнаты и задал первый вопрос:
— Икер, что тебе известно об Анубисе?
— Он проходит между мирами и является хранителем тайн воскрешения. Воплотившись в шакала, он избавляет пустыню от падали, преобразуя ее в энергию.
Было задано пятьдесят точных вопросов. Икер отвечал на них без спешки и не пытался скрыть свое незнание под риторикой.
На время обсуждения претендента отвели в маленькую комнатку с голыми стенами, освещенную единственным светильником. Время прекратило свой бег, и писец погрузился в умиротворяющее размышление.
Один из жрецов принес ему длинное льняное платье, в которое Икер облачился.
— Сними свои амулеты, — потребовал он. — В том месте, куда ты идешь, они бесполезны. Твоим судьей, твоим единственным судьей будет Анубис. И его решения отменить нельзя.
Жрец отвел Икера в темную крипту.
— Созерцай глубину этого грота и будь терпелив. Возможно, божество тебе и явится.
Оставшись один, Икер постепенно привык к темноте. В конце концов, он различил две удивительные фигуры — шакала-самца и шакала-самку, стоявших друг перед другом, так что между ними оставался лишь узкий проход, манивший Икера.
Икер, безразличный к опасности, прошел между двумя хищниками, которые коснулись передними лапами его плеч[8].
В это мгновение Икер почувствовал, как новая энергия потекла в жилах. Все происходило так, словно его тело обновилось, словно оно, отдохнув, наполнилось незнакомой до этого силой.
В крипту вошел Херемсаф с ларцом из акации. Он поставил его у ног Икера и медленно открыл.
Внутри лежал золотой скипетр — секхем. Его название изображалось иероглифами, обозначавшими также понятия «мастерство» и «могущество».
Писец припомнил слова горшечника, сказанные у храма Анубиса. Разве не поведал тот Икеру, что бог с головой шакала имеет истинную силу, воплощенную в этом символе, сохраняемом в Абидосе? С помощью луны, серебряного диска, которым он играет ночью, Анубис освещает Справедливых; и он же превращает золотоносный камень в золото, принимающее форму солнца.
Херемсаф закрыл ларец и вышел из крипты. Икер шел за ним до зала с колоннами, потолок которого был сделан из больших каменных плит. Постоянные жрецы с благодарностью выслушали слова своего главы, обращенные к новому жрецу.
— Обрати взгляд свой к Святая Святых, здесь место Неба на Земле. Никогда не входи туда в нечистом состоянии, не совершай никакой несправедливости, не скрывай ни мысли, ни вещи, не используй лжи, не выдавай тех тайн, которые дано тебе увидеть, не касайся жертвенных приношений, не питай словами того, что свято в твоем сердце, выполняй свои функции по правилам, а не по фантазии! Ты не знаешь ни одной догмы, которую мог бы навязать другим, ни одной абсолютной истины, которую мог бы распространять. Когда тебя призовут в храм, обуй белые сандалии, исполни службу строго, так как бог знает того, кто действует для него. Готов ли ты, Икер, принести клятву?
— Готов.
— Подойди к алтарю.
Икер приблизился.
— Вот камень в основании храма, давший ему рождение. Если ты станешь клятвопреступником, он превратится в змея, который убьет тебя. Повторяй за мной заклинание: «Я — сын Исиды, я никогда не предам семь тайных слов, спрятанных под камнями долины»[9].
После всей этой процедуры Херемсаф перечислил Икеру его обязанности.
— Раз в неделю ты будешь возлагать жертвенные приношения на этот алтарь. Во время процессий и праздников, посвященных Анубису, ты будешь зажигать светильник. За свою работу ты будешь получать ячмень и волокно для фитиля. И еще ты будешь служителем КА этого храма — его духовной силы. Во время церемоний ты будешь произносить слова, оживляющие эту энергию. Добро пожаловать к нам. Икер, займи свое место на нашем пиршестве!
Вновь принятого жреца поцеловали все его новые собратья по храму.
Ночь была тихой и мягкой, и блюда казались особенно вкусными. Во время раздачи жертвенного хлеба, олицетворявшего лицо бога, Икер почувствовал, что стал гораздо ближе к священным тайнам, пусть даже истинные секреты были ему еще недоступны.
Он, Икер, маленький ученик писца из деревеньки Медамуд, возведенный в ранг временного жреца храма Анубиса в Кахуне... О подобной судьбе можно было только мечтать. Он вспомнил юную жрицу, ту восхитительную женщину, которую все еще любил. Разве она сегодня вечером не гордилась бы им?
Нет, конечно, нет! Она, должно быть, бывает у таких высокопоставленных чиновников, что и глазом не поведет в сторону Икера! Но он вошел в священную иерархию и получил покровительство Анубиса...
— Вот твой новый амулет, — сказал Херемсаф, подавая Икеру маленький скипетр Могущество из сердолика. — Повесь на шею и никогда не снимай.
Все служители Анубиса по очереди поприветствовали нового собрата.
Слушая их приветливые спокойные слова и пожелания постепенно постичь учение бога, юноша спрашивал себя, не сбился ли он с пути. Не должен ли он позабыть свои безумные планы и довольствоваться жизнью здесь, в Кахуне, занимаясь новыми обязанностями и изучая мудрые книги?
Магия ритуала, безмятежная доброта этих людей, красота храма... Каким радостным видится ему будущее!
Но он зашел слишком далеко.
В его комнате спрятан короткий меч, которым он убьет Сесостриса. И Бина также осталась реальностью и напоминала ему об истинном его предназначении. Забыть о долге, забыть о несчастных, притесняемых тираном, — непростительная подлость!
— Ты считаешь себя действительно способным исполнять свои новые обязанности? — спросил Икера Херемсаф.
— Если бы это было не так, позвали ли бы вы меня с собой?
— Разве жизнь — не последовательность опытов?
— Так вы сводите мою жизнь к простому опыту?
— Это ты мне скажешь, Икер.
Писец плыл в каком-то неверном пространстве. Вино пиршества, накладываясь на теплые дуновения ночи, путало его мысли. Херемсаф... Покровитель, который открывает ему путь к тайнам, или враг, который готовит ему погибель?
Ни время, ни место не подходили для вопросов и ответов. Они годились только для пиршества служителей Анубиса.
11
Когда начальник всей стражи гневался, лучше всего было хранить полное молчание и, внимательно ловя каждое слово, слушаться его приказов и исполнять их, не теряя ни секунды. Поэтому расследование смерти Руди было проведено быстро.
Идентификация убийц не оставляла сомнений: это ханаанеи родом из Сихема, города мятежников, который находится под суровым наблюдением. Но предосторожностей было предпринято явно мало, ведь душегубцы просочились в Мемфис и совершили убийство. Это покушение нужно было как-то связать с трупами бородатых ханаан в домике, что находится позади порта. По всей вероятности, это был второй адрес одной и той же небольшой группировки. Но почему тогда такое побоище? Убили ли они друг друга, или их прикончил перед своим бегством их же главарь? И сумеет ли полуразрушенная преступная группа восстановиться где-нибудь в другом месте?
В любом случае, необходимо было уничтожить источник зла, а стало быть, прочесать Сихем и ужесточить меры в Ханаанской земле.
Такими были выводы, сделанные в докладе Собека. Доклад передали фараону, который, вернувшись в Мемфис, собрал членов Дома Царя. В Доме появился новый избранный член — визирь Хнум-Хотеп, устроившийся в обширных помещениях, примыкающих ко дворцу. Между ним и его двумя основными сотрудниками — Великим Казначеем Сенанкхом и Хранителем Царской Печати Сехотепом — тут же установилась взаимная симпатия. Хнум-Хотеп уже заявил о себе как строгий визирь, преданный царской службе. С помощью своих чиновников Хнум-Хотеп набирал элитных писцов и создавал действенную администрацию. Никто не завидовал его положению, потому что ежедневно ему приходилось сталкиваться с огромными трудностями.
— Я отправил генерала Сепи на поиски целительного золота, — объявил Сесострис. — Он с небольшой командой осмотрит все города, где мы надеемся его разыскать. Надеюсь, что недавнее восстановление целостности нашей страны замедлит угасание Древа Жизни, но, чтобы спасти его, этого мало. Нам все еще неизвестна личность того преступника, который осмелился покуситься на акацию и пытается помешать воскрешению Осириса. Установление этого лица остается главным. Но нам придется столкнуться и с другой опасностью: Собек считает, что убийство ханаанами стражника Руди может быть связано с подготовкой нового восстания. Значит, нам придется резко вмешаться и в дела Ханаанской земли, и всей Сирийской Палестины. Вчера это было невозможно. Сегодня мы можем пустить на это дополнительные средства и создать армию, в которую войдут объединенные войска провинций, вернувшихся под скипетр Египта. Командование новой национальной армией я поручаю генералу Несмонту, который организует ее в самые сжатые сроки. И пусть эта армия станет не выражением слепой жестокости по отношению к населению, а лишь одним из средств борьбы с беспорядком и волнениями.
Единственный, кто подсмеивался над собой и своей обрушившейся на него славой, был сам генерал Несмонту. Старый воин, равнодушный к почестям и наградам, занимался формированием главного штаба, куда подбирал местных дисциплинированных и храбрых офицеров, некоторые из которых пришли к нему из ополчения. В каждом полку будет по сорок лучников и сорок копейщиков, командовать ими будет лейтенант. Лейтенанту будут помогать знаменосец, в обязанности которого будет входить несение знака полка, писец от интендантства и писец для рисования географических карт. Основным снаряжением и вооружением станут луки, метательные копья или дротики, палицы, палки, боевые топоры, короткие мечи, кожаные щиты и поручи — все это в большом количестве производилось в мастерских Мемфиса. Несмонту лично осматривал каждый военный корабль, проверяя не только его боеготовность, но и готовность к службе капитана.
Идентификация убийц не оставляла сомнений: это ханаанеи родом из Сихема, города мятежников, который находится под суровым наблюдением. Но предосторожностей было предпринято явно мало, ведь душегубцы просочились в Мемфис и совершили убийство. Это покушение нужно было как-то связать с трупами бородатых ханаан в домике, что находится позади порта. По всей вероятности, это был второй адрес одной и той же небольшой группировки. Но почему тогда такое побоище? Убили ли они друг друга, или их прикончил перед своим бегством их же главарь? И сумеет ли полуразрушенная преступная группа восстановиться где-нибудь в другом месте?
В любом случае, необходимо было уничтожить источник зла, а стало быть, прочесать Сихем и ужесточить меры в Ханаанской земле.
Такими были выводы, сделанные в докладе Собека. Доклад передали фараону, который, вернувшись в Мемфис, собрал членов Дома Царя. В Доме появился новый избранный член — визирь Хнум-Хотеп, устроившийся в обширных помещениях, примыкающих ко дворцу. Между ним и его двумя основными сотрудниками — Великим Казначеем Сенанкхом и Хранителем Царской Печати Сехотепом — тут же установилась взаимная симпатия. Хнум-Хотеп уже заявил о себе как строгий визирь, преданный царской службе. С помощью своих чиновников Хнум-Хотеп набирал элитных писцов и создавал действенную администрацию. Никто не завидовал его положению, потому что ежедневно ему приходилось сталкиваться с огромными трудностями.
— Я отправил генерала Сепи на поиски целительного золота, — объявил Сесострис. — Он с небольшой командой осмотрит все города, где мы надеемся его разыскать. Надеюсь, что недавнее восстановление целостности нашей страны замедлит угасание Древа Жизни, но, чтобы спасти его, этого мало. Нам все еще неизвестна личность того преступника, который осмелился покуситься на акацию и пытается помешать воскрешению Осириса. Установление этого лица остается главным. Но нам придется столкнуться и с другой опасностью: Собек считает, что убийство ханаанами стражника Руди может быть связано с подготовкой нового восстания. Значит, нам придется резко вмешаться и в дела Ханаанской земли, и всей Сирийской Палестины. Вчера это было невозможно. Сегодня мы можем пустить на это дополнительные средства и создать армию, в которую войдут объединенные войска провинций, вернувшихся под скипетр Египта. Командование новой национальной армией я поручаю генералу Несмонту, который организует ее в самые сжатые сроки. И пусть эта армия станет не выражением слепой жестокости по отношению к населению, а лишь одним из средств борьбы с беспорядком и волнениями.
Единственный, кто подсмеивался над собой и своей обрушившейся на него славой, был сам генерал Несмонту. Старый воин, равнодушный к почестям и наградам, занимался формированием главного штаба, куда подбирал местных дисциплинированных и храбрых офицеров, некоторые из которых пришли к нему из ополчения. В каждом полку будет по сорок лучников и сорок копейщиков, командовать ими будет лейтенант. Лейтенанту будут помогать знаменосец, в обязанности которого будет входить несение знака полка, писец от интендантства и писец для рисования географических карт. Основным снаряжением и вооружением станут луки, метательные копья или дротики, палицы, палки, боевые топоры, короткие мечи, кожаные щиты и поручи — все это в большом количестве производилось в мастерских Мемфиса. Несмонту лично осматривал каждый военный корабль, проверяя не только его боеготовность, но и готовность к службе капитана.