Страница:
* * *
Пазаир был убежден, что достигнет решающего успеха, поэтому Нефрет так и не удалось убедить его отказаться от затеи, которая представлялась крайне опасной, несмотря на участие в ней Кема и павиана. Не знал ли Монтумес, бывший начальник стражи, отправивший Пазаира в тюрьму, поправ закон, чего-то важного об убийстве Беранира? Визирь не упустит ни малейшей возможности узнать правду. Монтумес заговорит.Пока визирь ждал знака от Кема, Нефрет завершала работу по распространению в неблагополучных провинциях снадобий для предотвращения зачатия. Благодаря указу визиря противозачаточные снадобья бесплатно раздавались семьям. Деревенские лекари объясняли, почему и зачем их нужно использовать.
В отличие от своего предшественника Нефрет не стала занимать помещение, отведенное для главного целителя царства и его подчиненных; она осталась в своей прежней комнате в главной лечебнице, чтобы работать по-прежнему и общаться с составителями лекарственных снадобий. Нефрет выслушивала, советовала, успокаивала. Каждый день она стремилась отодвинуть границы страданий, терпела поражения, в которых черпала надежду на будущие победы. Она занималась также составлением медицинских трактатов[16], которые передавались еще со времен пирамид и все время совершенствовались; специально обученные писцы описывали удавшиеся опыты и способы лечения.
Завершив операцию по удалению глаукомы, Нефрет мыла руки, когда молодой хирург сообщил, что какой-то больной срочно требуется помощь и она настаивает, чтобы ее осмотрела именно Нефрет и никто другой.
Женщина сидела, закрыв лицо сеткой.
– На что жалуетесь? – спросила Нефрет.
Пациентка не отвечала.
– Мне нужно вас осмотреть.
Силкет подняла сетку:
– Помогите мне, Нефрет, иначе я умру.
– Здесь работают прекрасные врачи, обратитесь к ним.
– Меня можете вылечить только вы и никто иной!
– Силкет, вы супруга подлого человека, лжеца, разрушителя и клятвопреступника. Оставаясь рядом с ним, вы являетесь его соучастницей. Именно это разъедает вашу душу и тело.
– Я не совершала никакого преступления, – затараторила Силкет. – Я должна подчиняться Бел-Трану. Это он вылепил меня, он...
– Вы что, вещь?
– Вы не можете понять!
– Ни понять, ни лечить.
– Я ваша подруга, Нефрет, верная и искренняя подруга. Я бесконечно уважаю вас, окажите мне доверие.
– Если вы покинете Бел-Трана, я вам поверю, если нет – прекратите лгать другим и самой себе.
– Если вы поможете мне, Бел-Тран вас отблагодарит, клянусь вам! Это единственный способ спасти Пазаира.
– Вы уверены?
Силкет успокоилась:
– Ну наконец-то вы поняли, каково положение вещей!
– Я с ним постоянно сталкиваюсь.
– Бел-Тран создаст новое, и это так притягательно!
– Вы будете жестоко разочарованы.
Улыбка застыла на губах Силкет.
– Почему вы так говорите?
– Потому что вы строите будущее на жадности и ненависти; оно не воздаст вам ничего, если вы не откажитесь от вашего безумия.
– Так, значит, вы не доверяете мне?..
– Как соучастница убийства, рано или поздно вы предстанете перед судом визиря.
Женщина-дитя пришла в бешенство.
– Это была ваша последняя возможность, Нефрет! – закричала она. – Связав свою судьбу с Пазаиром, отказавшись быть моим личным лекарем, вы приговорили себя к бесславной гибели. Когда мы увидимся в следующий раз, вы будете моей рабыней!
33
На борту судна, где спорили сирийцы, греки, киприоты и финикийцы, сравнивая цены и деля будущих покупателей, Пазаир держался особняком. Никто бы не узнал визиря Египта в молодом неприметно одетом человеке, который вез с собой одну лишь старую циновку. На крыше возвышавшегося над палубой навеса среди тюков с товарами нес вахту Убийца. Его спокойствие служило залогом того, что поглотителя теней поблизости не было. Кем оставался на носу. Он натянул на голову накидку, опасаясь, что его могут узнать, но купцы слишком увлеклись подсчетом барышей, чтобы интересоваться другими пассажирами.
Благодаря сильному попутному ветру, судно шло быстро. Капитан и вся команда получат хорошую надбавку, если прибудут к месту назначения раньше намеченного срока. Иноземные купцы не любили терять время даром.
Между сирийцами и греками возникла ссора. Сирийцы предложили грекам ожерелья из полудрагоценных камней в обмен на вазы с Родоса, которыми те торговали. Но эллины с пренебрежением отнеслись к предложению, посчитав его убыточным. Это удивило Пазаира; ему сделка показалась равноценной.
Пройдя по большому рукаву реки, пересекавшему Дельту с юга на север, торговое судно взяло курс на восток, вошло в воды Ра, приток, отходивший от основного русла, и направилось к пересечению путей, ведших в Ханаан и Палестину.
Греки высадились во время короткой остановки. Кем, Пазаир и Убийца последовали за ними. Ветхая пристань казалась заброшенной. Вокруг лишь болота да заросли папируса. Вспорхнули потревоженные утки.
– Именно здесь, как мне доложили, Монтумес связался с греческими торговцами, – сказал нубиец. – Они отправились на юго-восток. Если пойдем за ними, мы его найдем.
Купцы о чем-то переговаривались, присутствие троицы явно их беспокоило. Один из купцов, немного прихрамывая, подошел к ним и спросил:
– Чего вам надо?
– Взять в долг.
– В этом захолустье?
– В Мемфисе нам больше не дают.
– Разорились?
– Некоторые дела невозможно вести: у нас слишком обширные замыслы. Следуя за вами, мы надеемся найти более понятливых людей.
Грек, казалось, остался доволен.
– Вам повезло. Ваша обезьяна, она продается?
– Пока нет, – ответил Кем.
– Есть любители.
– Это чудесное животное, тихое и мирное.
– Оно будет служить залогом. Вы сможете получить хорошую цену.
– Идти далеко?
– Два часа пути; мы ждем ослов.
Наконец караван тронулся в путь. Животные с тяжелой ношей шли не спотыкаясь, привыкшие к своей нелегкой работе. Купцы постоянно ссорились. Пройдя заброшенное поле, они вышли к небольшому селению с низкими домами, окруженному стеной.
– Не вижу храма, – удивился Пазаир.
– Это селение знает лишь одного бога – выгоду, – со смешком ответил грек. – Именно ей мы верно служим, и от того нам хорошо.
Они миновали главные ворота, которые охраняли два стражника, заблаговременно присланные сюда Кемом. Все толкались, окликали друг друга, наступали соседям на ноги и вливались в нескончаемый поток, заполнивший узкие улочки, где открывались лавки торговцев. Больше всех здесь было палестинцев. Босоногие, с бородками клинышком и пышными шевелюрами, перетянутыми на лбах лентами, они любовались своими разноцветными плащами, приобретенными у ливийцев. Ханаанцы, ливийцы, сирийцы осаждали лавки греков, ломившиеся от привезенных ваз и предметов туалета. Здесь же покупали мед и вино для застолий и ритуалов.
Наблюдая за торговлей, Пазаир быстро заметил необычное явление: покупатели ничего не предлагали взамен тех товаров, которые они приобретали. После горячих споров они лишь пожимали руку продавцу.
Пазаир подошел к невысокому бородатому словоохотливому греку, предлагавшему великолепные серебряные кубки.
– Мне нравится вот этот, – заявил он.
– Какой изысканный вкус! Я, право, поражен!
– Почему?
– Это мой самый любимый. Расставание с ним повергнет меня в печаль, которую не передать словами. Увы, таков жестокий закон торговли. Коснитесь его, молодой человек, погладьте его. Поверьте, он того стоит. Никто из ремесленников не способен сделать подобный!
– Сколько он стоит?
– Наслаждайтесь его красотой, представьте его в вашем доме, подумайте о завистливых и восхищенных взглядах ваших друзей! Сначала вы будете отказываться назвать имя купца, с которым вы совершили такую невероятную сделку, затем признаетесь: кто, кроме Перикла, может продавать подобные шедевры?
– Он, должно быть, очень дорогой, – заметил Пазаир.
– Что значит цена, если искусство достигло совершенства? Называйте, Перикл слушает вас.
– Одна пятнистая корова? – предположил Пазаир.
Во взгляде грека отразилось недоумение.
– Я не очень люблю шутить.
– Слишком мало?
– Я не могу терять время на ваши грубые шутки. – И купец обиженно перешел к другому клиенту.
Пазаир растерялся, ведь он предложил явно завышенную цену. Затем визирь обратился к другому греку. Тот же диалог с небольшими изменениями сопровождал сделку. В ключевой момент Пазаир протянул руку. Купец нежно пожал ее и... удивленно отдернул.
– Но... она пуста! – воскликнул он.
– А что в ней должно быть?
– Вы что, думаете, я отдаю вазы бесплатно? Конечно серебро!
– У меня... его нет.
– Идите к ростовщикам, там вам дадут.
– Где их найти?
– На главной площади. Там их больше десятка.
Ошеломленный, Пазаир пошел в направлении, указанном торговцем. Улочки вывели его на квадратную площадь, по сторонам которой располагались странные лавки. Пазаир осведомился; это действительно оказались лавки ростовщиков. Визирь подошел к самой крупной лавке и встал в очередь.
У входа расположились два вооруженных охранника. Они осмотрели его с головы до ног, проверяя, не прячет ли он кинжал. Внутри оказалось несколько очень занятых людей. Один помещал на весы небольшие кусочки металла круглой формы, взвешивал их, затем раскладывал по ящичкам.
– Вклад или изъятие? – спросил он Пазаира.
– Вклад.
– Перечислите, что вы вкладываете.
– Ну... – замялся визирь.
– Побыстрее, другие клиенты ждут.
– Учитывая огромный объем моего вклада, я хотел бы поговорить о его стоимости с вашим хозяином.
– Он занят.
– Когда я смогу его увидеть?
– Подождите.
Через несколько минут служащий вернулся и сообщил, что хозяин приходит на закате.
Так деньги, это «великое коварство», были введены в удаленном селении. Деньги в виде разменных монет, придуманные греками десятки лет тому назад, обходили страну фараонов, с ними наступал конец меновой торговле, и общество скатывалось к краху[17]. Великое коварство стимулировало природную скупость рода человеческого и заставляло людей прикасаться руками к деньгам, оторванным от настоящих товаров. Предметы и продукты превращались в кружочки серебра и меди – тюрьму для человека.
Хозяин лавки и богатейший местный ростовщик, полный человек с квадратным лицом, примерно пятидесяти лет, уроженец Микен, постарался воссоздать на чужбине привычный облик родного дома: повсюду стояли небольшие статуэтки и затейливо украшенные глиняные вазы самых разнообразных форм.
– Мне сказали, что вы собираетесь сделать крупный вклад, – начал он.
– Да, это так.
– Из чего он состоит?
– У меня много всего.
– Скот?
– Скот.
– Зерно?
– Да.
– Суда?
– Суда.
– Что-нибудь... еще?
– Много всего другого.
Толстяк, казалось, был впечатлен.
– У вас достаточно монет? – спросил его Пазаир.
– Думаю, да, но...
– Чего вы опасаетесь?
– Ваша внешность не дает оснований думать, что у вас... такое богатство...
– В путешествиях я не надеваю дорогие одежды.
– Я вас понимаю, но хотел бы...
– Иметь подтверждение моего состояния? – помог ему Пазаир.
Ростовщик кивнул.
– Дайте мне глиняную дощечку, – попросил визирь.
– Я хотел бы записать сделку на папирусе.
– У меня есть лучшее средство, чтобы вселить в вас уверенность. Дайте эту дощечку.
Толстяк в недоумении подчинился.
Пазаир сделал в глине глубокий оттиск своей печати:
– Такая гарантия вам достаточна?
У толстяка глаза вылезли из орбит. Он в ужасе разглядывал печать визиря.
– Что... что вы хотите? – пробормотал он.
– К вам приходил преступник, которого ищут по всему Египту.
– Ко мне? Это невозможно!
– Его зовут Монтумес. Он был начальником стражи, нарушил закон и был отправлен в изгнание. Его появление в Египте – серьезное преступление, о котором вы обязаны были незамедлительно сообщить.
– Уверяю вас, что...
– Хватит лгать, – посоветовал визирь. – Я знаю, что Монтумес приходил сюда по указанию распорядителя Государственной казны.
Упрямство ростовщика было сломлено. Он заговорил:
– Почему я должен был отказаться от сделки с ним? Монтумес причислял себя к власть имущим.
– Чего он от вас хотел?
– Развернуть ростовщическую деятельность во всей Дельте.
– Где он скрывается?
– Он уехал отсюда в порт Ракотис[18].
– Разве вы забыли, что хождение монет запрещено, что виновные в этом преступлении несут тяжкие наказания?
– Я действую в рамках закона.
– Разве вы не получали указ, собственноручно подписанный мной?
– Монтумес уверил меня, что на деятельность ростовщиков в Египте смотрят сквозь пальцы.
– Вы неосторожны, – заметил Пазаир. – В Египте закон – не пустое слово.
– Вы не сможете долго противостоять этому новшеству...
– Этого новшества мы не хотим.
– Я не один в этом деле, мои коллеги...
– Поговорим с ними позже. Покажите мне город.
Благодаря сильному попутному ветру, судно шло быстро. Капитан и вся команда получат хорошую надбавку, если прибудут к месту назначения раньше намеченного срока. Иноземные купцы не любили терять время даром.
Между сирийцами и греками возникла ссора. Сирийцы предложили грекам ожерелья из полудрагоценных камней в обмен на вазы с Родоса, которыми те торговали. Но эллины с пренебрежением отнеслись к предложению, посчитав его убыточным. Это удивило Пазаира; ему сделка показалась равноценной.
Пройдя по большому рукаву реки, пересекавшему Дельту с юга на север, торговое судно взяло курс на восток, вошло в воды Ра, приток, отходивший от основного русла, и направилось к пересечению путей, ведших в Ханаан и Палестину.
Греки высадились во время короткой остановки. Кем, Пазаир и Убийца последовали за ними. Ветхая пристань казалась заброшенной. Вокруг лишь болота да заросли папируса. Вспорхнули потревоженные утки.
– Именно здесь, как мне доложили, Монтумес связался с греческими торговцами, – сказал нубиец. – Они отправились на юго-восток. Если пойдем за ними, мы его найдем.
Купцы о чем-то переговаривались, присутствие троицы явно их беспокоило. Один из купцов, немного прихрамывая, подошел к ним и спросил:
– Чего вам надо?
– Взять в долг.
– В этом захолустье?
– В Мемфисе нам больше не дают.
– Разорились?
– Некоторые дела невозможно вести: у нас слишком обширные замыслы. Следуя за вами, мы надеемся найти более понятливых людей.
Грек, казалось, остался доволен.
– Вам повезло. Ваша обезьяна, она продается?
– Пока нет, – ответил Кем.
– Есть любители.
– Это чудесное животное, тихое и мирное.
– Оно будет служить залогом. Вы сможете получить хорошую цену.
– Идти далеко?
– Два часа пути; мы ждем ослов.
Наконец караван тронулся в путь. Животные с тяжелой ношей шли не спотыкаясь, привыкшие к своей нелегкой работе. Купцы постоянно ссорились. Пройдя заброшенное поле, они вышли к небольшому селению с низкими домами, окруженному стеной.
– Не вижу храма, – удивился Пазаир.
– Это селение знает лишь одного бога – выгоду, – со смешком ответил грек. – Именно ей мы верно служим, и от того нам хорошо.
Они миновали главные ворота, которые охраняли два стражника, заблаговременно присланные сюда Кемом. Все толкались, окликали друг друга, наступали соседям на ноги и вливались в нескончаемый поток, заполнивший узкие улочки, где открывались лавки торговцев. Больше всех здесь было палестинцев. Босоногие, с бородками клинышком и пышными шевелюрами, перетянутыми на лбах лентами, они любовались своими разноцветными плащами, приобретенными у ливийцев. Ханаанцы, ливийцы, сирийцы осаждали лавки греков, ломившиеся от привезенных ваз и предметов туалета. Здесь же покупали мед и вино для застолий и ритуалов.
Наблюдая за торговлей, Пазаир быстро заметил необычное явление: покупатели ничего не предлагали взамен тех товаров, которые они приобретали. После горячих споров они лишь пожимали руку продавцу.
Пазаир подошел к невысокому бородатому словоохотливому греку, предлагавшему великолепные серебряные кубки.
– Мне нравится вот этот, – заявил он.
– Какой изысканный вкус! Я, право, поражен!
– Почему?
– Это мой самый любимый. Расставание с ним повергнет меня в печаль, которую не передать словами. Увы, таков жестокий закон торговли. Коснитесь его, молодой человек, погладьте его. Поверьте, он того стоит. Никто из ремесленников не способен сделать подобный!
– Сколько он стоит?
– Наслаждайтесь его красотой, представьте его в вашем доме, подумайте о завистливых и восхищенных взглядах ваших друзей! Сначала вы будете отказываться назвать имя купца, с которым вы совершили такую невероятную сделку, затем признаетесь: кто, кроме Перикла, может продавать подобные шедевры?
– Он, должно быть, очень дорогой, – заметил Пазаир.
– Что значит цена, если искусство достигло совершенства? Называйте, Перикл слушает вас.
– Одна пятнистая корова? – предположил Пазаир.
Во взгляде грека отразилось недоумение.
– Я не очень люблю шутить.
– Слишком мало?
– Я не могу терять время на ваши грубые шутки. – И купец обиженно перешел к другому клиенту.
Пазаир растерялся, ведь он предложил явно завышенную цену. Затем визирь обратился к другому греку. Тот же диалог с небольшими изменениями сопровождал сделку. В ключевой момент Пазаир протянул руку. Купец нежно пожал ее и... удивленно отдернул.
– Но... она пуста! – воскликнул он.
– А что в ней должно быть?
– Вы что, думаете, я отдаю вазы бесплатно? Конечно серебро!
– У меня... его нет.
– Идите к ростовщикам, там вам дадут.
– Где их найти?
– На главной площади. Там их больше десятка.
Ошеломленный, Пазаир пошел в направлении, указанном торговцем. Улочки вывели его на квадратную площадь, по сторонам которой располагались странные лавки. Пазаир осведомился; это действительно оказались лавки ростовщиков. Визирь подошел к самой крупной лавке и встал в очередь.
У входа расположились два вооруженных охранника. Они осмотрели его с головы до ног, проверяя, не прячет ли он кинжал. Внутри оказалось несколько очень занятых людей. Один помещал на весы небольшие кусочки металла круглой формы, взвешивал их, затем раскладывал по ящичкам.
– Вклад или изъятие? – спросил он Пазаира.
– Вклад.
– Перечислите, что вы вкладываете.
– Ну... – замялся визирь.
– Побыстрее, другие клиенты ждут.
– Учитывая огромный объем моего вклада, я хотел бы поговорить о его стоимости с вашим хозяином.
– Он занят.
– Когда я смогу его увидеть?
– Подождите.
Через несколько минут служащий вернулся и сообщил, что хозяин приходит на закате.
Так деньги, это «великое коварство», были введены в удаленном селении. Деньги в виде разменных монет, придуманные греками десятки лет тому назад, обходили страну фараонов, с ними наступал конец меновой торговле, и общество скатывалось к краху[17]. Великое коварство стимулировало природную скупость рода человеческого и заставляло людей прикасаться руками к деньгам, оторванным от настоящих товаров. Предметы и продукты превращались в кружочки серебра и меди – тюрьму для человека.
Хозяин лавки и богатейший местный ростовщик, полный человек с квадратным лицом, примерно пятидесяти лет, уроженец Микен, постарался воссоздать на чужбине привычный облик родного дома: повсюду стояли небольшие статуэтки и затейливо украшенные глиняные вазы самых разнообразных форм.
– Мне сказали, что вы собираетесь сделать крупный вклад, – начал он.
– Да, это так.
– Из чего он состоит?
– У меня много всего.
– Скот?
– Скот.
– Зерно?
– Да.
– Суда?
– Суда.
– Что-нибудь... еще?
– Много всего другого.
Толстяк, казалось, был впечатлен.
– У вас достаточно монет? – спросил его Пазаир.
– Думаю, да, но...
– Чего вы опасаетесь?
– Ваша внешность не дает оснований думать, что у вас... такое богатство...
– В путешествиях я не надеваю дорогие одежды.
– Я вас понимаю, но хотел бы...
– Иметь подтверждение моего состояния? – помог ему Пазаир.
Ростовщик кивнул.
– Дайте мне глиняную дощечку, – попросил визирь.
– Я хотел бы записать сделку на папирусе.
– У меня есть лучшее средство, чтобы вселить в вас уверенность. Дайте эту дощечку.
Толстяк в недоумении подчинился.
Пазаир сделал в глине глубокий оттиск своей печати:
– Такая гарантия вам достаточна?
У толстяка глаза вылезли из орбит. Он в ужасе разглядывал печать визиря.
– Что... что вы хотите? – пробормотал он.
– К вам приходил преступник, которого ищут по всему Египту.
– Ко мне? Это невозможно!
– Его зовут Монтумес. Он был начальником стражи, нарушил закон и был отправлен в изгнание. Его появление в Египте – серьезное преступление, о котором вы обязаны были незамедлительно сообщить.
– Уверяю вас, что...
– Хватит лгать, – посоветовал визирь. – Я знаю, что Монтумес приходил сюда по указанию распорядителя Государственной казны.
Упрямство ростовщика было сломлено. Он заговорил:
– Почему я должен был отказаться от сделки с ним? Монтумес причислял себя к власть имущим.
– Чего он от вас хотел?
– Развернуть ростовщическую деятельность во всей Дельте.
– Где он скрывается?
– Он уехал отсюда в порт Ракотис[18].
– Разве вы забыли, что хождение монет запрещено, что виновные в этом преступлении несут тяжкие наказания?
– Я действую в рамках закона.
– Разве вы не получали указ, собственноручно подписанный мной?
– Монтумес уверил меня, что на деятельность ростовщиков в Египте смотрят сквозь пальцы.
– Вы неосторожны, – заметил Пазаир. – В Египте закон – не пустое слово.
– Вы не сможете долго противостоять этому новшеству...
– Этого новшества мы не хотим.
– Я не один в этом деле, мои коллеги...
– Поговорим с ними позже. Покажите мне город.
34
Грек-ростовщик все же надеялся на лучшее. Он представил визирю, рядом с которым по обыкновению находился сторожевой павиан, своих коллег, тех самых, что тайно ввозили в Египет монеты, давали ссуды под проценты и занимались многими другими финансовыми операциями, приносящими немалые барыши. Греки в один голос принялись убеждать визиря в выгодах, которые сулят их умения.
Пока визирь выслушивал их рассуждения, стражники по знаку своего начальника Кема сбросили с себя непривычные одежды ливийцев и греков и заперли ворота, не обращая внимания на протестующие крики перепуганной толпы. Трое мужчин попытались даже вскарабкаться на стену, надеясь сбежать, но напрасно – подвела излишняя тучность. Их немедленно арестовали и отвели к верховному стражу.
Самый напуганный кричал громче всех:
– Немедленно отпустите нас!
– Вас обвиняют в тайном ввозе монет.
– Вы не имеете права судить нас!
– И все-таки вы предстанете перед судом.
Как только троица оказалась перед визирем, который пока сохранял тайну своего положения, возмущенные крики сменились слезными мольбами:
– Будьте к нам милостивы! Мы совершили ошибку и очень о ней сожалеем... Мы честные купцы. Мы...
– Ваши имена и ремесло.
Все трое оказались египтянами и занимались изготовлением мебели. Часть своего товара они переправляли беспошлинно в Грецию.
– Значит, доходы ваши были незаконны и вы наживались за счет собственных соотечественников. Признаете свою вину?
– Не будьте к нам слишком суровы... Нас ввели в заблуждение...
– Я буду не суровее закона.
Пазаир устроил судилище прямо на площади. Присяжными стали Кем и пятеро египетских крестьян, которых верховный страж привел из ближайшей усадьбы.
Обвиняемые, а их оказалось немало и в большинстве своем это были греки, не отрицали своей вины. Согласились они и с вынесенным приговором. Присяжные единодушно одобрили наказание, которое наложил на чужаков визирь: их изгоняли с египетской земли навсегда. Отобранные у них монеты должны были переплавить, полученный металл отдать в храмы, где из него изготовят культовые предметы. Что же касается селения, то его ворота впредь не закроются для купцов-иноземцев, но при условии, что те обязуются строго соблюдать законы Египта.
Глава ростовщиков с благодарностью поклонился визирю.
– Я опасался более сурового наказания, – признался он. – Говорят, что каторга в оазисе Харга страшнее преисподней.
– Я там выжил.
– Вы?..
– Монтумес надеялся увидеть, как побелеют на солнце мои кости.
– Мне кажется, вы недооцениваете Монтумеса. Он хитрый и опасный интриган.
– Я оцениваю его по достоинству.
– Положив конец противозаконному обращению денег в Египте, вы нажили себе еще одного опасного врага. Вас возненавидит Бел-Тран, который надеялся извлечь из этого огромную выгоду. Вы лишили его источника обогащения.
– Меня это радует.
– И вы надеетесь долго пробыть визирем?
– На все воля фараона.
Ракотис жил рыбой. Каких только рыбных промыслов здесь не было! На рынке под открытым небом чистили рыбу, потрошили ее и пластали, после чего нанизывали на деревянные палочки и оставляли сушиться на солнце, или закапывали в горячий песок, а то и в грязь, известную своими целебными свойствами. В Ракотисе также солили рыбу, а самую лучшую для сохранности опускали в растительное масло. Отдельно собирали икру лобанов, чтобы потом из нее приготовить особо любимое египтянами блюдо. Богачи предпочитали свежую рыбу, для них ее жарили на вертелах и приправляли соусом с тмином, кориандром и перцем, бедняки ели сушеную, и она служила им каждодневной пищей наряду с хлебом. Лобана можно было обменять на кувшин пива, а за корзину нильских окуней получить драгоценный амулет.
Пазаира удивила тишина, столь неожиданная для шумного торгового города, – не слышалось песен, гула толпы, громких криков разносчиков, не цокали копытами ослики, развозившие товар. Павиан тоже стал проявлять признаки беспокойства.
Возле пристани на сетях спали всего несколько рыбаков, а у причала не наблюдалось ни лодки, ни баржи. Неподалеку стоял низкий дом с плоской крышей, где обитали портовые чиновники, следящие за хранением и перевозкой товаров.
Войдя в него, Пазаир удивился еще больше. Пусто. Ни одного человека. И свитков на полках нет, словно никогда и не хранили здесь документов.
– Монтумес где-то неподалеку, – предположил Кем. – Убийца его унюхал.
Павиан обошел помещение и направился к гавани, Кем и Пазаир поспешили за ним. Как только обезьяна приблизилась к полузатопленной лодке, пятеро грязных бородачей, вооруженных ножами для разделки рыбы, очнулись от сонного оцепенения.
– Прочь отсюда, чужаки!
– Кроме вас, в Ракотисе никого?
– Прочь! Прочь!
– Я – Кем, начальник стражи, верховный страж царства. Отвечайте, или наживете беду на свою голову.
– Чернокожим место на юге. Возвращайся туда, откуда пришел!
– Вы обязаны повиноваться распоряжениям визиря, он стоит перед вами.
Рыбаки разразились хохотом.
– Визирь прохлаждается у себя в приемной в Мемфисе! В Ракотисе мы – законники!
– Я хочу знать, что здесь произошло, – сурово произнес Пазаир.
Рыбак обернулся к товарищам.
– Вы только его послушайте! За кого он себя принимает? За главного судью? Или думает, что напугал своей мартышкой?
У Убийцы было множество достоинств и один-единственный, но очень существенный недостаток – он был обидчив. Быстрее молнии прыгнул он на противника, укусил за запястье, и тот выронил нож. Убийца не стал дожидаться, когда второй ринется на защиту товарища, и сразу стукнул его волосатым кулаком по затылку. Третьего он опрокинул, ударив под коленки. Кем вправил мозги двум оставшимся – слабакам но сравнению с ним.
С последним нубиец обошелся помягче, этот обязан был с ними поговорить.
– Почему город пуст?
– Приказ визиря.
– Кто его передал?
– Личный посланник визиря Монтумес.
– Ты его видел?
– У нас все его знают. Вроде были у него какие-то неприятности, но потом уладились. А с тех пор как его снова взял к себе на службу визирь Пазаир, портовые чиновники с ним особенно подружились. Поговаривали, что он снабжает их греческими монетами, и тем самым помогает им разбогатеть. Поэтому они выполнили приказ беспрекословно.
– И каков же этот приказ?
– Выбросить в море все запасы рыбы и без промедления покинуть город, чтобы не заразиться страшной болезнью. Писцы убежали первыми, за ними ремесленники, а следом и весь остальной народ.
– А вы почему не убежали?
– Нам бежать некуда.
Убийца недовольно заворчал.
– Признайтесь, вас нанял Монтумес?
– Нет, мы...
Глаза Убийцы налились кровью, и мохнатая лапа сдавила рыбаку горло.
– Да, да. Мы ждем его.
– А куда он отправился?
– На западные болота.
– Что ему там понадобилось?
– Решил потопить таблички и папирусы, которые мы вытащили для него из портовой канцелярии.
– И давно он уехал?
– Как только солнышко показалось. Вот вернется, мы отвезем его на Большой канал и поедем все вместе в Мемфис. Он обещал нам дать дом и хлебное поле.
– А если забудет?
Рыбак с недоверчивым недоумением взглянул на нубийца.
– Такие обещания не забывают...
– Монтумес не знает, что значит держать слово, он – человек без стыда и совести и никогда в жизни не работал с визирем Пазаиром. Садись в лодку и вези нас. Если ты нам поможешь, мы окажем тебе снисхождение.
– Мы плывем коротким путем, – объяснял он. – И хотя Монтумес сильно опередил нас, мы перехватим его до того, как он доберется до Большого канала. Он не успеет сесть на судно, которое плывет в Мемфис.
Кем с рыбаком гребли изо всех сил, а Пазаир, сидя на носу, всматривался, не видна ли впереди лодка. Убийца дремал. Минуты бежали быстро. Визирю стало казаться, что рыбак их обманул, но когда он смотрел на мирно дремлющего Убийцу, то успокаивался.
Вдруг павиан встал на задние лапы, и Кем с Пазаиром поняли, что погоня была не напрасна. Прошло еще несколько минут, и Пазаир увидел впереди лодку. До Большого канала оставалось еще примерно полчаса пути.
В лодке сидел один-единственный гребец, в лучах солнца блестела его красная лысина.
– Монтумес! – закричал Кем. – Остановись, Монтумес!
Бывший верховный страж приналег на весла. Однако расстояние между лодками уменьшалось с каждым мгновением.
Сообразив, что сбежать ему не удастся, Монтумес повернулся к преследователям. Метко брошенный дротик пробил грудь рыбака. Несчастный покачнулся и свалился в болото.
Павиан прыгнул в воду. Монтумес бросил второй дротик, прицелившись в нубийца, но тот в последний миг отклонился – и дротик пролетел мимо. Пазаир между тем взялся за весла, он изо всех сил налегал на них, однако грести ему мешали длинные стебли кувшинок и болотных растений.
Держа третий дротик в руке, Монтумес соображал, кого прикончить первым – обезьяну или нубийца? Павиан показался из воды и взялся за корму лапой, намереваясь перевернуть лодку Монтумеса. Тот схватил камень, заменявший якорь, и с силой ударил обезьяну по пальцам. Еще миг – и Монтумес пригвоздил бы лапу Убийцы дротиком, но раненый павиан отпустил борт как раз в ту минуту, когда Кем ловко прыгнул в лодку беглеца.
Обрюзгший, потерявший форму Монтумес яростно защищался. Он швырнул дротик в нубийца, но тот снова отклонился, потерял равновесие и растянулся на дне лодки, а дротик вонзился в дерево обшивки. Пазаир наконец поравнялся с Монтумесом, но тот оттолкнул лодку визиря. Кем изо всех сил дернул своего предшественника за ногу, и Монтумес опрокинулся в болотную жижу.
– Довольно сопротивляться, Монтумес, – холодно сказал Пазаир. – Ты арестован.
Но у Монтумеса в руках был еще один дротик, который он непременно хотел вонзить в сердце Пазаира. Однако внезапно бывший верховный страж издал отчаянный крик, схватился рукой за голову и исчез под водой. Пазаир увидел, как в воде мелькнула самка рыбы-кошки[19]. Рыба-кошка – редкий гость нильских вод, однако пловец, встретившийся с ней, обречен. Он теряет сознание от мощного электрического разряда и идет ко дну.
Кем быстро помог Убийце забраться в лодку. Павиан с достоинством протянул ему раненую лапу, как бы извиняясь за то, что не сумел схватить беглеца.
– И я огорчен, – вздохнул нубиец. – Монтумес нам больше ничего расскажет...
Расстроенный, угнетенный Пазаир молчал всю обратную дорогу, пока они плыли до Мемфиса. И хотя он нанес еще один удар подпольной империи Бел-Трана, он все никак не мог успокоиться.
Пока визирь выслушивал их рассуждения, стражники по знаку своего начальника Кема сбросили с себя непривычные одежды ливийцев и греков и заперли ворота, не обращая внимания на протестующие крики перепуганной толпы. Трое мужчин попытались даже вскарабкаться на стену, надеясь сбежать, но напрасно – подвела излишняя тучность. Их немедленно арестовали и отвели к верховному стражу.
Самый напуганный кричал громче всех:
– Немедленно отпустите нас!
– Вас обвиняют в тайном ввозе монет.
– Вы не имеете права судить нас!
– И все-таки вы предстанете перед судом.
Как только троица оказалась перед визирем, который пока сохранял тайну своего положения, возмущенные крики сменились слезными мольбами:
– Будьте к нам милостивы! Мы совершили ошибку и очень о ней сожалеем... Мы честные купцы. Мы...
– Ваши имена и ремесло.
Все трое оказались египтянами и занимались изготовлением мебели. Часть своего товара они переправляли беспошлинно в Грецию.
– Значит, доходы ваши были незаконны и вы наживались за счет собственных соотечественников. Признаете свою вину?
– Не будьте к нам слишком суровы... Нас ввели в заблуждение...
– Я буду не суровее закона.
Пазаир устроил судилище прямо на площади. Присяжными стали Кем и пятеро египетских крестьян, которых верховный страж привел из ближайшей усадьбы.
Обвиняемые, а их оказалось немало и в большинстве своем это были греки, не отрицали своей вины. Согласились они и с вынесенным приговором. Присяжные единодушно одобрили наказание, которое наложил на чужаков визирь: их изгоняли с египетской земли навсегда. Отобранные у них монеты должны были переплавить, полученный металл отдать в храмы, где из него изготовят культовые предметы. Что же касается селения, то его ворота впредь не закроются для купцов-иноземцев, но при условии, что те обязуются строго соблюдать законы Египта.
Глава ростовщиков с благодарностью поклонился визирю.
– Я опасался более сурового наказания, – признался он. – Говорят, что каторга в оазисе Харга страшнее преисподней.
– Я там выжил.
– Вы?..
– Монтумес надеялся увидеть, как побелеют на солнце мои кости.
– Мне кажется, вы недооцениваете Монтумеса. Он хитрый и опасный интриган.
– Я оцениваю его по достоинству.
– Положив конец противозаконному обращению денег в Египте, вы нажили себе еще одного опасного врага. Вас возненавидит Бел-Тран, который надеялся извлечь из этого огромную выгоду. Вы лишили его источника обогащения.
– Меня это радует.
– И вы надеетесь долго пробыть визирем?
– На все воля фараона.
* * *
Пазаир, Кем и Убийца плыли в лодке, направляясь к Ракотису. Визирь любовался ослепительной зеленью, что обрамляла переплетающиеся водные пути. Чем дальше они продвигались на север, тем обширнее раскидывалось царство вод. Нил ширился, готовясь соединиться с ласковой морской гладью, что обвела пенным кружевом окраинные земли.Ракотис жил рыбой. Каких только рыбных промыслов здесь не было! На рынке под открытым небом чистили рыбу, потрошили ее и пластали, после чего нанизывали на деревянные палочки и оставляли сушиться на солнце, или закапывали в горячий песок, а то и в грязь, известную своими целебными свойствами. В Ракотисе также солили рыбу, а самую лучшую для сохранности опускали в растительное масло. Отдельно собирали икру лобанов, чтобы потом из нее приготовить особо любимое египтянами блюдо. Богачи предпочитали свежую рыбу, для них ее жарили на вертелах и приправляли соусом с тмином, кориандром и перцем, бедняки ели сушеную, и она служила им каждодневной пищей наряду с хлебом. Лобана можно было обменять на кувшин пива, а за корзину нильских окуней получить драгоценный амулет.
Пазаира удивила тишина, столь неожиданная для шумного торгового города, – не слышалось песен, гула толпы, громких криков разносчиков, не цокали копытами ослики, развозившие товар. Павиан тоже стал проявлять признаки беспокойства.
Возле пристани на сетях спали всего несколько рыбаков, а у причала не наблюдалось ни лодки, ни баржи. Неподалеку стоял низкий дом с плоской крышей, где обитали портовые чиновники, следящие за хранением и перевозкой товаров.
Войдя в него, Пазаир удивился еще больше. Пусто. Ни одного человека. И свитков на полках нет, словно никогда и не хранили здесь документов.
– Монтумес где-то неподалеку, – предположил Кем. – Убийца его унюхал.
Павиан обошел помещение и направился к гавани, Кем и Пазаир поспешили за ним. Как только обезьяна приблизилась к полузатопленной лодке, пятеро грязных бородачей, вооруженных ножами для разделки рыбы, очнулись от сонного оцепенения.
– Прочь отсюда, чужаки!
– Кроме вас, в Ракотисе никого?
– Прочь! Прочь!
– Я – Кем, начальник стражи, верховный страж царства. Отвечайте, или наживете беду на свою голову.
– Чернокожим место на юге. Возвращайся туда, откуда пришел!
– Вы обязаны повиноваться распоряжениям визиря, он стоит перед вами.
Рыбаки разразились хохотом.
– Визирь прохлаждается у себя в приемной в Мемфисе! В Ракотисе мы – законники!
– Я хочу знать, что здесь произошло, – сурово произнес Пазаир.
Рыбак обернулся к товарищам.
– Вы только его послушайте! За кого он себя принимает? За главного судью? Или думает, что напугал своей мартышкой?
У Убийцы было множество достоинств и один-единственный, но очень существенный недостаток – он был обидчив. Быстрее молнии прыгнул он на противника, укусил за запястье, и тот выронил нож. Убийца не стал дожидаться, когда второй ринется на защиту товарища, и сразу стукнул его волосатым кулаком по затылку. Третьего он опрокинул, ударив под коленки. Кем вправил мозги двум оставшимся – слабакам но сравнению с ним.
С последним нубиец обошелся помягче, этот обязан был с ними поговорить.
– Почему город пуст?
– Приказ визиря.
– Кто его передал?
– Личный посланник визиря Монтумес.
– Ты его видел?
– У нас все его знают. Вроде были у него какие-то неприятности, но потом уладились. А с тех пор как его снова взял к себе на службу визирь Пазаир, портовые чиновники с ним особенно подружились. Поговаривали, что он снабжает их греческими монетами, и тем самым помогает им разбогатеть. Поэтому они выполнили приказ беспрекословно.
– И каков же этот приказ?
– Выбросить в море все запасы рыбы и без промедления покинуть город, чтобы не заразиться страшной болезнью. Писцы убежали первыми, за ними ремесленники, а следом и весь остальной народ.
– А вы почему не убежали?
– Нам бежать некуда.
Убийца недовольно заворчал.
– Признайтесь, вас нанял Монтумес?
– Нет, мы...
Глаза Убийцы налились кровью, и мохнатая лапа сдавила рыбаку горло.
– Да, да. Мы ждем его.
– А куда он отправился?
– На западные болота.
– Что ему там понадобилось?
– Решил потопить таблички и папирусы, которые мы вытащили для него из портовой канцелярии.
– И давно он уехал?
– Как только солнышко показалось. Вот вернется, мы отвезем его на Большой канал и поедем все вместе в Мемфис. Он обещал нам дать дом и хлебное поле.
– А если забудет?
Рыбак с недоверчивым недоумением взглянул на нубийца.
– Такие обещания не забывают...
– Монтумес не знает, что значит держать слово, он – человек без стыда и совести и никогда в жизни не работал с визирем Пазаиром. Садись в лодку и вези нас. Если ты нам поможешь, мы окажем тебе снисхождение.
* * *
Рыбак и Кем налегали на весла, и лодка быстро продвигалась через густые болотные заросли. Кем и Пазаир мигом бы заблудились в этом негостеприимном лабиринте. Потревоженные черные ибисы взмывали в синеву неба, по которому северный ветер гнал маленькие облачка. Иногда вдоль лодки проплывала змейка, такая же зеленая, как вода в болоте. Зато рыбак чувствовал себя совершенно уверенно среди запутанной сети протоков.– Мы плывем коротким путем, – объяснял он. – И хотя Монтумес сильно опередил нас, мы перехватим его до того, как он доберется до Большого канала. Он не успеет сесть на судно, которое плывет в Мемфис.
Кем с рыбаком гребли изо всех сил, а Пазаир, сидя на носу, всматривался, не видна ли впереди лодка. Убийца дремал. Минуты бежали быстро. Визирю стало казаться, что рыбак их обманул, но когда он смотрел на мирно дремлющего Убийцу, то успокаивался.
Вдруг павиан встал на задние лапы, и Кем с Пазаиром поняли, что погоня была не напрасна. Прошло еще несколько минут, и Пазаир увидел впереди лодку. До Большого канала оставалось еще примерно полчаса пути.
В лодке сидел один-единственный гребец, в лучах солнца блестела его красная лысина.
– Монтумес! – закричал Кем. – Остановись, Монтумес!
Бывший верховный страж приналег на весла. Однако расстояние между лодками уменьшалось с каждым мгновением.
Сообразив, что сбежать ему не удастся, Монтумес повернулся к преследователям. Метко брошенный дротик пробил грудь рыбака. Несчастный покачнулся и свалился в болото.
Павиан прыгнул в воду. Монтумес бросил второй дротик, прицелившись в нубийца, но тот в последний миг отклонился – и дротик пролетел мимо. Пазаир между тем взялся за весла, он изо всех сил налегал на них, однако грести ему мешали длинные стебли кувшинок и болотных растений.
Держа третий дротик в руке, Монтумес соображал, кого прикончить первым – обезьяну или нубийца? Павиан показался из воды и взялся за корму лапой, намереваясь перевернуть лодку Монтумеса. Тот схватил камень, заменявший якорь, и с силой ударил обезьяну по пальцам. Еще миг – и Монтумес пригвоздил бы лапу Убийцы дротиком, но раненый павиан отпустил борт как раз в ту минуту, когда Кем ловко прыгнул в лодку беглеца.
Обрюзгший, потерявший форму Монтумес яростно защищался. Он швырнул дротик в нубийца, но тот снова отклонился, потерял равновесие и растянулся на дне лодки, а дротик вонзился в дерево обшивки. Пазаир наконец поравнялся с Монтумесом, но тот оттолкнул лодку визиря. Кем изо всех сил дернул своего предшественника за ногу, и Монтумес опрокинулся в болотную жижу.
– Довольно сопротивляться, Монтумес, – холодно сказал Пазаир. – Ты арестован.
Но у Монтумеса в руках был еще один дротик, который он непременно хотел вонзить в сердце Пазаира. Однако внезапно бывший верховный страж издал отчаянный крик, схватился рукой за голову и исчез под водой. Пазаир увидел, как в воде мелькнула самка рыбы-кошки[19]. Рыба-кошка – редкий гость нильских вод, однако пловец, встретившийся с ней, обречен. Он теряет сознание от мощного электрического разряда и идет ко дну.
Кем быстро помог Убийце забраться в лодку. Павиан с достоинством протянул ему раненую лапу, как бы извиняясь за то, что не сумел схватить беглеца.
– И я огорчен, – вздохнул нубиец. – Монтумес нам больше ничего расскажет...
Расстроенный, угнетенный Пазаир молчал всю обратную дорогу, пока они плыли до Мемфиса. И хотя он нанес еще один удар подпольной империи Бел-Трана, он все никак не мог успокоиться.