– Что именно вы желаете посмотреть?
   – Планы владений храма в Карнаке.
   – Но... их огромное количество!
   – Начнем с самых удаленных деревень.
   – К северу или к югу?
   – К северу.
   – Маленькие или большие?
   – Самые крупные.
   Чиновник развернул карты, на которых с поразительной точностью были отмечены границы угодий, каналы, населенные пункты. Но деревни, которую только что посетил визирь, здесь не значилось.
   – Эти планы отражают сегодняшнее положение?
   – Разумеется.
   – Не вносили ли в них недавно изменения?
   – Вносили, по просьбе трех старост.
   – На каком основании?
   – Воды унесли пограничные метки. Потребовались новые землемерные работы. Специалист выполнил их, и мои службы внесли исправления в соответствии с его указаниями.
   – Он отрезал кусок от владений Карнака! – воскликнул визирь.
   – Кадастровая служба тут ни при чем, наше дело – лишь записывать.
   – И вероятно, вы забыли сообщить об этом великому жрецу Кани?
   Чиновник отошел в тень, чтобы скрыть выражение лица.
   – Я собирался направить ему полный доклад, – пробормотал он.
   – Прискорбное опоздание.
   – Это из-за нехватки людей и...
   – Имя землемера?
   – Сумену.
   – Его адрес?
   Начальник кадастровой службы замялся, затем произнес:
   – Он не здешний.
   – Не из Фив?
   – Нет, из Мемфиса.
   – Кто его присылал?
   – Конечно же царский дворец!
* * *
   Дорога, ведущая к храму в Карнаке, была усажена розовыми и, белыми лаврами, радовавшими взор путников и оттенявшими суровость монументальных стен, скрывавших святилище. Великий жрец Кани согласился выйти из своего заточения, чтобы побеседовать с Пазаиром. Двое людей, самых могущественных в Египте после фараона, медленно шли мимо охранявших храм сфинксов.
   – Мое расследование продвигается вперед, – сказал визирь.
   – Что оно даст?
   – Доказательство того, что вы невиновны.
   – Но это не так!
   – Вас обманули.
   – Я сам обманул себя, переоценив свои возможности.
   – Ошибаетесь. Три самых удаленных от храма селения поставляли свою продукцию в Коптос. Вот почему ее не хватало в ваших отчетах.
   – Они относятся к Карнаку?
   – Кадастр был изменен после нынешнего половодья.
   – Без согласования со мной? – удивился Кани.
   – Это сделал землемер из Мемфиса.
   – Невероятно!
   – Я только что послал гонца в Мемфис с приказом доставить сюда ответственного за межевание. Некоего Сумену.
   – А что делать, если Рамсес сам отобрал у меня эти селения?
* * *
   Думать, сидя на берегу священного озера, участвовать в утренних, полуденных и вечерних службах, помогать звездочетам на вершине храма, читать древние заклинания и мудрые слова людей, ушедших в иной мир, беседовать с самыми достойными, живущими за стенами храма бога Амона, – вот чем будет занят Пазаир, уйдя в отставку. Он побывал в светлой вечности, высеченной в камне, услышал голоса богов и фараонов, украшавших храм от династии к династии, и проникся бесконечностью мироздания. Несколько раз он замирал перед статуей учителя Беранира, которого скульптор изобразил в образе писца преклонных лет, разворачивающего на коленях папирус, на котором начертан гимн бытию.
   Как только Кем доставил требовавшиеся сведения, визирь тотчас направился в службу кадастра. Начальник не скрывал удовольствия: еще раз удостоиться чести принимать верховного сановника придавало его персоне значимость, о которой он не мог и мечтать.
   – Напомните мне имя землемера из Мемфиса, – потребовал Пазаир.
   – Сумену.
   – Вы в этом уверены?
   – Да, он так себя назвал.
   – Я проверил.
   – В этом не было необходимости, – робко произнес чиновник, – ведь все в порядке.
   – С той поры когда я был всего лишь провинциальным судьей, я сохранил привычку все проверять. Это занимает много времени, но порой не напрасно. Сумену, вы говорите?
   – Я мог ошибиться, но...
   – Землемер Сумену, приписанный к царскому двору, умер два года назад. Вы его подменили.
   Губы чиновника приоткрылись, но он был не в силах выдавить из себя и звука.
   – Изменить кадастр – это преступление, – продолжал Пазаир. – Может быть, вы забыли, что передача земель и селений под чье-либо управление – это право визиря? Тот, кто вас подкупил, понадеялся на неопытность великого жреца Карнака и на мою. Он ошибся.
   – Вы заблуждаетесь.
   – Очень скоро мы это проверим. Я немедленно обращусь к свидетельству слепого.
* * *
   Глава фиванских слепцов был внушительным человеком с широким лбом и тяжелой челюстью. После разлива, когда вода уносила пограничные вехи и стирала обозначения границ владений, в спорных случаях чиновники обращались именно к нему и его собратьям. Глава обладал памятью земли. Он пешком обходил поля и сады, и его ноги помнили их истинные размеры.
   Сидя под виноградником, слепой наслаждался сушеными финиками, когда вдруг услышал шаги.
   – Вас трое, – определил слепой. – Один – гигант, другой – среднего роста, с вами павиан. Не начальник ли это стражи со своим знаменитым помощником Убийцей? А третий, может, это...
   – Визирь Пазаир.
   – Следовательно, дело государственной важности. Какие земли намеревались украсть? Впрочем, ничего не говорите! Мой вердикт должен быть абсолютно объективным. О каком участке идет речь?
   – Богатые селения к северу, на границе с землями Коптоса.
   – Торговцы часто жалуются на этот участок: черви портят урожаи, бегемоты вытаптывают поля, мыши, голуби и воробьи доедают все, что остается! Подлые лжецы. Их земли превосходны, и год был удачным.
   – Кто специалист по этим землям?
   – Я. Я там родился и вырос. Границы владений не менялись вот уже двадцать лет. Я не предлагаю вам ни фиников, ни пива: полагаю, вы спешите...
   Слепой держал в руке посох, навершие которого было выполнено в форме головы зверя с острой мордой и длинными ушами[13]. Рядом землемер по его указаниям натягивал шнур.
   Слепой не выказал ни малейшего сомнения. Он с большой точностью указывал все четыре угла каждого поля. Находил межевые вехи и статуи богов, в частности кобры – хранительницы урожая, а также места установки стел, отмечающих земли, подаренные царем и ограничивающие владения Карнака. Писцы делали записи и зарисовки, вели учет.
   По окончании освидетельствования никаких сомнений не оставалось: кадастр изменили ошибочно и приписали Коптосу богатые земли, принадлежавшие Карнаку.
* * *
   – «Только визирь имеет полномочия определять границы каждой провинции, следить за пожертвованиями и призывать к своему суду всякого, кто в нарушение закона завладеет землей». Разве не такой приказ отдал фараон мне, своему визирю, во время возведения в должность?
   Глава провинции, пятидесятилетний мужчина, выходец из богатой и знатной семьи, побледнел.
   – Отвечайте! – приказал Пазаир. – Вы же присутствовали на этой церемонии.
   – Да... царь произнес эти слова.
   – Почему вы приняли богатства, которые вам не принадлежали?
   – Кадастр был изменен...
   – Фальшивый кадастр, – уточнил визирь, – без моей печати и печати великого жреца Карнака! Вам следовало поставить в известность меня. На что вы рассчитывали? Что месяцы быстро пролетят, Кани уйдет в отставку, я буду отстранен от должности, а мое место займет один из ваших сообщников?
   – Я не позволю вам обвинять...
   – Вы оказали пособничество заговорщикам и убийцам, – перебил его Пазаир. – Бел-Тран оказался достаточно изворотлив, чтобы между вами и Двойным Белым домом нельзя было установить непосредственную связь, поэтому я не смогу доказать, что вы действовали с ним заодно. Но мне достаточно совершенного вами должностного преступления. Вы недостойны управлять провинцией. Считайте вашу отставку от должности окончательной.
* * *
   Визирь провел суд в Фивах перед главными воротами храма Карнака, где соорудили деревянную пристройку. Несмотря на советы Кема, руководствовавшегося интересами безопасности, Пазаир отказался слушать дело при закрытых дверях, о чем его просили и обвиняемые. Огромная толпа собралась вокруг суда.
   Визирь, перечислив главные эпизоды дела, зачитывал обвинительные заключения. Один за другим выступали свидетели. Секретари записывали показания. Суд, в составе двух жрецов Карнака, главы города Фив, жены одного из вельмож, акушерки и старшего военачальника, вынес приговор, который Пазаир признал соответствующим духу и букве Закона.
   Глава провинции, снятый с должности, был приговорен к пятнадцати годам тюрьмы и к выплате огромной суммы возмещения убытков храму. Трое старост деревень, обвиненных во лжи и в присвоении продуктов, превратились в батраков, а их собственность раздали беднякам. Начальника службы кадастра в Фивах приговорили в десяти годам каторжных работ.
   Визирь не требовал ужесточения наказания. Никто из обвиненных не опротестовывал приговор.
   Еще одна из сетей Бел-Трана была уничтожена.

18

   – Взгляни на небо пустыни, – обратился к Сути старый воин. – Именно там зарождаются драгоценные камни. Небо дарит миру звезды, а звезды рождают металлы. Если ты умеешь с ними разговаривать, если тебе удастся расслышать их голоса, ты познаешь тайну золота и серебра.
   – А ты знаешь их язык?
   – Я был пастухом, пока не вступил вместе с кланом на дорогу в никуда. Мои дети и жена умерли в год великой засухи. Поэтому я оставил деревню и направил свои стопы в будущее без лица. Зачем искать берег, с которого никто не возвращается?
   – Потерянный город – это не сон?
   – Наш бывший вождь ходил туда несколько раз и приносил золото. Такова правда.
   – Мы идем правильным путем?
   – Если ты воин, ты сам знаешь.
   Старик твердым шагом шел впереди отряда. В этом жестоком и пустынном районе на протяжении многих часов не встретишь даже антилопу. Сути шагал рядом с Пантерой, возлежавшей на импровизированных носилках, которые несли шестеро нубийцев, преисполненные счастья от того, что на их руках шествовала золотая богиня.
   – Опустите меня, я хочу пройтись, – заявила «богиня».
   Воины подчинились и запели песню, обещавшую врагам, что их разорвут в мелкие клочья и поглотят их магическую силу.
   Пантера выглядела недовольной.
   – Что ты злишься? – поинтересовался Сути.
   – Это глупая затея.
   – Разве ты не желала стать богатой?
   – Мы знаем, где наше золото, зачем идти за миражом, рискуя умереть от жажды?
   – Нубиец не умрет от жажды, и я не бегу за миражом. Этих обещаний тебе достаточно?
   – Клянись, что мы пойдем искать наше золото там, где мы его оставили.
   – Отчего столько упрямства?
   – Ты чуть не погиб из-за этого золота, я тебя спасла. Чтобы завладеть богатством, ты убил полководца-предателя. Хватит испытывать судьбу!
   Египтянин улыбнулся. У Пантеры имелось свое представление о тех событиях. Сути не стремился завладеть золотом. Настигнув пустившегося в бегство лжесвидетеля и убийцу, пытавшегося уйти от суда визиря, он лишь применил закон пустыни. То, что богатство досталось ему, – лишь свидетельство справедливости его поступка.
   – Представь себе, – мечтательно произнес Сути, – потерянный город полон золота, и мы...
   – Мне плевать на твои безумные планы! – перебила его Пантера. – Поклянись, что мы вернемся в пещеру.
   – Даю слово.
   Белокурая богиня довольно улыбнулась и поднялась на носилки...
   Тропинка обрывалась у подножия горы, склон которой был усыпан черными камнями. Ветер выметал пустыню: ни сокола, ни ястреба в удушающем небе.
   Старый воин сел. Нубийцы последовали его примеру.
   – Дальше мы не пойдем, – заявил Сути старый воин.
   – Чего вы испугались?
   – Наш вождь разговаривал со звездами, мы – нет. За этой горой нет ни одного источника воды. Тот, кто бросал вызов потерянному городу, погибал, поглощенный песками.
   – Но не ваш вождь!
   – Его вели звезды. Но его секрет утрачен. Мы дальше не пойдем.
   – Разве ты не искал смерти?
   – Не такой.
   – Вождь не передал тебе никаких сведений?
   – Вождь не болтает, он действует.
   – Сколько времени он был в походе?
   – Луна поднималась три раза.
   – Меня защитит золотая богиня.
   – Она останется с нами, – твердо сказал старый воин.
   – Ты что, пойдешь против моей власти? – удивился Сути.
   – Если ты хочешь сгинуть в пустыне – твоя воля. Мы останемся здесь до пятого восхода луны, потом мы вернемся в оазис.
   Сути направился к ливийке, обворожительной, как никогда. Ветер и солнце сделали ее кожу янтарное, позолотили волосы, подчеркнув дикость и непокорность характера.
   – Я ухожу, Пантера.
   – Твой город не существует.
   – Он полон золота. Я иду не к смерти, а к другой жизни, к той, о которой мечтал взаперти в школе писцов в Мемфисе. Этот город не только существует, он будет принадлежать нам.
   – Мне хватит нашего золота, – ответила Пантера.
   – Я вижу больше, гораздо больше! Представь себе, что душа нубийского вождя, которого я убил, вселилась в меня и что она ведет меня к сказочному богатству... Какой безумец смог бы отказаться от такого приключения?
   – Какой безумец решился бы пуститься в этот путь? – парировала ливийка.
   – Поцелуй меня, золотая богиня. Ты принесешь мне удачу!
   Их губы были горячи, как ветер с юга.
   – Раз уж ты осмелился меня покинуть, – удачи тебе!
* * *
   Сути захватил два бурдюка солоноватой воды, сушеной рыбы, лук, стрелы и кинжал. Он не лгал Пантере: душа Поверженного врага будто указывала ему путь. С вершины горы он созерцал величественный пейзаж. Ущелье с красноватой почвой, извиваясь между двумя отвесными скалами, вело к другой пустыне, широкой, как горизонт. Сути устремился туда, подобно пловцу, бросающемуся в волну. Он чувствовал зов неизвестной страны, сверкающими нитями притягивавшей «го к себе.
   Сути без труда преодолел ущелье. Ни птиц, ни животных, ни рептилий – будто любое проявление жизни отсутствовало здесь. Утоляя жажду маленькими глотками, он остался отдохнуть в тени скалы до наступления ночи.
   Как только появились звезды, Сути поднял глаза к небу, пытаясь расшифровать послание и мысленно проводя между ними линии. Вдруг падающая звезда прочертила небо и указала путь, который Сути запечатлел в памяти. Видимо, в этом направлении и следовало идти.
   Даже будучи породненным с пустыней на уровне инстинктов, Сути ощущал, с какой тяжестью наваливалась на него жара; каждый шаг приносил страдания, но он продолжал идти за невидимой звездой. Жажда вынудила его осушить бурдюки. Сути упал на колени. Далеко, вне досягаемости, – красная гора. У него не было сил разведать скалы в поисках источника воды. Однако он не ошибался. Сути пожалел, что не рожден ориксом, способным скакать к солнцу, не чувствуя усталости.
   Он поднялся, доказывая пустыне, что питался ее силой. Ноги сами шли вперед. Время тянулось мучительно медленно.
   Снова упав, Сути вдруг почувствовал, что раздавил коленом глиняный черепок. Он недоверчиво поднял осколок глиняного сосуда.
   Здесь жили люди. Возможно, лагерь кочевников. Сути пошел вперед, чувствуя под ногами хруст: повсюду валялись черепки горшков. Несмотря на усиливавшуюся тяжесть во всем теле, он вскарабкался на скалу, закрывавшую ему обзор, и увидел... потерянный город.
   Наполовину разрушенный кирпичный сторожевой пост, дома с зияющими глазницами окон и дверей, готовый обрушиться храм без кровли... И красная гора, пронизанная галереями, цистерны для сбора дождевой воды, наклонные каменные столы для мытья золота, каменные хижины, где горняки хранили свои инструменты! И всюду красноватый песок.
   Сути подбежал к цистерне, требуя от своих подгибающихся ног последнего усилия. Он взобрался на каменный борт цистерны и упал в нее. Вода была теплая, божественная, каждая пора кожи пропитывалась ею, пока не напилась досыта.
   Утолив жажду и испытывая будоражащее опьянение, Сути исследовал поселение. Никаких останков костей – ни человеческих, ни животных. Все вдруг покинули городок, бросив огромную горную разработку. В каждом жилище – украшения, кубки, вазы, амулеты из литого золота и серебра. Одни лишь эти предметы уже составляли колоссальное богатство!
   Сути решил все досконально обследовать. Он спустился в глубокую галерею, уходившую к центру горы. И на глаз, и на ощупь Сути определил множество золотоносных жил, которые можно было без особого труда разработать. Количество металла превосходило самые безумные ожидания. Он научит нубийцев добывать несметные богатства. Немного дисциплины – и из них получатся превосходные горняки.
   В то утро, когда нубийское солнце окутывало красную гору волшебными лучами, Сути становился властелином мира. Доверенный пустыни, богатый, как царь, он обходил переулки золотого города, его города, пока не заметил стража.
   У входа в город сидел огромный лев и наблюдал за человеком. Одним ударом лапы он мог вспороть ему и грудь, и живот. В легендах утверждалось, что этот хищник никогда не смыкал глаз и никогда не спал. Если это правда, то как усыпить его бдительность?
   Сути натянул лук. Лев поднялся. Не спеша, величественно он вошел в разрушенный дом. Сути следовало бы уносить ноги, но любопытство взяло верх. Готовый выпустить стрелу он последовал за львом.
   Животное исчезло. В полумраке сверкали слитки золота. Брошенный запас, богатство, подаренное ему духом этого места, появившимся в виде льва и вновь ставшим невидимым.
* * *
   Пантера была поражена. Сколько чудесных вещей, какое богатство... Сути победил. Золотой город принадлежал ему. Пока она разбирала сокровища, ее возлюбленный руководил командой нубийцев, ловко извлекавших металлы из породы. Они рубили кварц молотками и кирками, крошили скалу, затем мыли породу, отделяя от нее металл: ярко-желтый, темно-желтый, красноватый. Нубийское золото облачалось в восхитительные цвета. В нескольких галереях добывали белое золото. Оно по праву заслужило имя светящегося камня, способного дать свет во мраке, и ценилось не менее обычного золота. Согласно обычаю, нубийцы хранили его в виде самородков или колец.
   Сути зашел к Пантере в старый храм, стены которого могли в любой момент рухнуть. Впрочем, это нисколько не беспокоило ливийку, примерявшую ожерелья, серьги и браслеты.
   – Мы останемся здесь, – уверенно заявил он. – Ты можешь вообразить себе золотые ворота, серебряный пол, статуи из драгоценных камней?
   – Я здесь не останусь. Это место проклято, Сути. Оно изгнало своих жителей.
   – Меня не пугает проклятие.
   – Не испытывай судьбу.
   – Что ты предлагаешь?
   – Заберем столько, сколько сможем, найдем наше золото и устроимся в тихом местечке.
   – Тебе там быстро наскучит.
   Пантера обиженно надула губки. Сути понял, что задел ее за живое, и продолжил:
   – Ты мечтаешь о царстве, а не о деревенской жизни. Разве ты не хотела стать знатной дамой, правящей армией служанок?
   Она отвернулась.
   – Где носить такие ожерелья, если не во дворце перед толпой восхищенных и завистливых придворных? – Сути погладил ее руку необычайно гладким золотым самородком, затем прикоснулся к шее.
   – Как приятно... Еще.
   Он провел по груди, затем по спине, прежде чем опустился ниже.
   – Я не превращусь в золото? – выдохнула Пантера.
   Ее тело изгибалось от ласк Сути. От контакта с драгоценным металлом, этой плоти богов, к которой могли прикоснуться лишь немногие из смертных, не превращалась ли она на самом деле в золотую богиню, почитаемую нубийцами?
   Сути коснулся самородком каждой частицы тела женщины. Золото походило на масляный бальзам и вызывало сладкую истому. Пантера блаженно вытянулась на полу заброшенного храма. Сути накрыл ее своим телом.
   – Пока Тапени жива, ты не сможешь быть моим, – тихо сказала Пантера.
   – Забудь о ней.
   – Я ее испепелю!
   – Пристало ли будущей царице опускаться до таких низостей?
   – Ты стал бы ее защищать?
   – Тапени более расчетлива, чем я.
   – Ты пойдешь войной на Египет рядом со мной? – спросила Пантера.
   – Я ведь могу тебя удушить.
   – Нубийцы разорвут тебя в клочья.
   – Я их вождь.
   – А я – их богиня! Египет выбросил тебя. Пазаир тебя предал. Давай мстить!
   Вдруг Сути вскрикнул от боли и повалился на бок. Пантера увидела причину: черный скорпион спрятался под камнем, укусив Сути в левую ладонь.
   Сути впился зубами в свою руку, стараясь высосать и выплюнуть яд.
   – Ты будешь самой богатой незаконной вдовой, – усмехнулся он.

19

   Пазаир прижал к себе Нефрет. От ее нежности исчезла усталость после дороги, и вновь появилось желание бороться. Он рассказал ей, как спас Кани и помешал осуществлению одного из планов Бел-Трана. Нефрет, несмотря на радость, показалась ему озабоченной.
   – Известия из крепости Чару, – сообщила она.
   – Сути!
   – Исчез.
   – При каких обстоятельствах?
   – В донесении начальника крепости сказано, что он сбежал; а поскольку гарнизон получил приказ укрыться внутри крепости, ни один патруль не отправился на его поиски.
   Пазаир посмотрел в небо.
   – Он вернется, Нефрет, и поможет нам. Но почему у тебя такая тревога в глазах?
   – Просто усталость.
   – Говори, пожалуйста, не храни на сердце этот груз.
   – Бел-Тран начал кампанию, чтобы опорочить тебя. Он обедает с высшими должностными лицами, высокопоставленными чиновниками и начальниками провинций, а Силкет расточает улыбки и помалкивает. Твоя неопытность и плохо контролируемый пыл, твои якобы необоснованные требования, некомпетентность и недостаточные знания всех тонкостей иерархии, твое непонимание реалий сегодняшнего дня и привязанность к устаревшим ценностям – это излюбленные темы его разговоров. Он вредит тебе постоянно, день за днем.
   – Не беспокойся из-за этого.
   – Я не выношу клеветы в твой адрес.
   – Это скорее хороший знак. Ведь если Бел-Тран так действует, значит, он еще сомневается в удачном исходе. Мои недавние удары, похоже, оказались болезненнее, чем я предполагал. Честно говоря, реакция интересная, пожалуй, стоит продолжить.
   – Начальник царских писцов спрашивал тебя несколько раз.
   – По какому поводу?
   – Он будет разговаривать только с тобой.
   – Другие важные посетители?
   – Управитель земельных угодий и начальник тайной службы. Они тоже хотели видеть тебя и сетовали на твое отсутствие.
   Все трое мужчин входили в число «девяти друзей» фараона. Самые влиятельные люди царства, привыкшие создавать и разрушать карьеры и репутации, с момента назначения Пазаира появлялись у него впервые.
   – А не пригласить ли их на обед? – предложил визирь.
* * *
   Начальник царских писцов, управитель земельных угодий и начальник тайной службы чем-то походили друг на друга: все зрелого возраста, степенные, важные, говорившие низким спокойным голосом. Они прошли по всем ступеням государственной иерархии, полностью оправдывая доверие царя. В париках и льняных накидках, надетых поверх платьев с длинными плиссированными рукавами, они подошли к воротам усадьбы визиря. У входа Кем проверил личности пришедших.
   Встретив гостей, Нефрет провела их по саду. Сановники любовались водоемом, виноградником, растениями редких пород, привезенными из Азии, цветочными клумбами. Завершив эту светскую церемонию, Нефрет провела их в зимнюю столовую, где ее муж беседовал с бывшим визирем Баги. Пришедшие сановники были удивлены, увидев его. Нефрет удалилась.
   – Нам хотелось бы побеседовать с вами наедине, – заявил начальник царских писцов.
   – Полагаю, что ваш приход связан с тем, как я исполняю свои обязанности. Почему бы моему предшественнику не помочь мне в этом испытании? Его советы могут оказаться весьма ценными.
   Баги держался холодно и отчужденно; немного ссутулившись, он пристально и сурово смотрел на вошедших. Затем сказал:
   – Еще вчера мы работали вместе, а сегодня вы видите во мне чужого?
   – Разумеется, нет, – ответил управитель земельных угодий.
   – В таком случае, – заключил Пазаир, – вопрос исчерпан. Мы обедаем впятером.
   Гости расположились в изогнутых креслах. Перед каждым поставили низкий столик, на который слуги принесли подносы с яствами. Повар приготовил сочные куски говядины, запеченные в глиняном горшочке, и птицу, жаренную на вертеле. Рядом со свежеиспеченным хлебом появилось сливочное масло, с пажитником и тмином, сделанное без воды и соли и хранившееся в холодных погребах, чтобы оно не желтело. К мясу подали горошек и кабачки в соусе.
   Виночерпий наполнил кубки красным вином из Дельты, поставил кувшин на деревянную подставку и вышел, прикрыв за собой дверь.
   – Мы пришли от имени представителей высшей государственной власти страны, – заговорил начальник тайной службы.
   – Кроме фараона и меня, – вставил Пазаир.
   – Такого рода поправки представляются мне бесполезными, – обиделся сановник.
   – Подобный тон крайне неприятен, – заметил ему Баги. – Какими бы ни были ваш возраст и положение, вы обязаны уважать визиря, назначенного фараоном.
   – Наша совесть не позволяет нам воздерживаться от справедливых критических замечаний в адрес визиря.