И жители, и армия пировали и веселились. Всюду слышался смех. Сути и Пантера принимали визиря и Нефрет в доме градоначальника, снова переданном правителю Коптоса. Белокурая ливийка, сверкающая золотыми украшениями, недовольно хмурилась.
   – Я отказываюсь покинуть город. Мы взяли его, он принадлежит нам.
   – Очнись, – заметил Сути, – наши войска исчезли.
   – У нас достаточно золота, чтобы купить весь Египет!
   – Начните с его спасения, – посоветовал Пазаир.
   – Мне – спасать моего традиционного врага?!
   – Вам ведь тоже необходимо избежать вторжения азиатов. Если это случится, я дорого не дам за ваше богатство.
   Пантера взглянула на Нефрет, ища поддержки.
   – Я согласна с супругом: к чему ваши сокровища, если вы не сможете ими воспользоваться?
   Пантера задумалась, затем поднялась и стала быстро ходить по комнате, пытаясь преодолеть свои сомнения.
   – Чего вы хотите? – спросил ее Пазаир.
   – Как спасители Египта, – заявила Пантера с превосходством, – мы можем позволить себе торговаться. Сейчас можно прямо задать визирю вопрос: что может он нам предложить?
   – Ничего.
   Она аж подпрыгнула:
   – Как ничего?
   – Вы оба будете очищены от пятен перед лицом закона, освободитесь от обвинений, потому что не совершили никакого преступления. Правитель Коптоса согласится на ваши извинения и примет ваше золото, которое обогатит его город. Он не будет держать на вас зла, ведь вы принесли счастье Коптосу.
   Сути расхохотался:
   – Мой кровный брат бесподобен! Правосудие глаголет его устами, но он не забывает и дипломатию. Может, ты стал настоящим визирем?
   – Я стремлюсь к этому.
   – Рамсес велик, недаром он тебя выбрал, а мне повезло с таким другом.
   Пантера в негодовании воскликнула:
   – Что за царство ты мне подаришь, Сути?!
   – Моей жизни тебе не хватает, золотая богиня?
   Ливийка набросилась на египтянина и начала бить его кулаками.
   – Надо было мне тебя убить!
   – Не все потеряно. – Он поборол ее и сжал в объятиях.
   – Ты мечтал быть провинциальным распорядителем? – засмеялась Пантера, вырвалась из объятий и взяла кувшин с вином. Тут же она заметила, что Сути поднес руку к глазам. – Он ослеп из-за укуса скорпиона! – вскричала Пантера, выпустив из рук сосуд.
   Нефрет ее успокоила:
   – Не волнуйтесь, случаи ночной слепоты – это редкая болезнь, но я с ней знакома и вылечу.
   Лечебница Коптоса располагала всем необходимым. Нефрет дала Сути средство, составленное из извлеченной из глаз свиньи влаги, свинца, желтой охры и забродившего меда, все вместе было растолчено и превращено в однородную массу; потом Сути напоили отваром из бычьей печени, который он должен был принимать каждый день в течение трех месяцев, чтобы полностью выздороветь.
* * *
   Пантера и Нефрет спали. Сути смотрел на звезды, наслаждаясь ночной прохладой. Вместе с Пазаиром, они прогуливались по улицам притихшего города.
   – Какое чудо! Нефрет меня воскресила.
   – Удача не покинула тебя.
   – Что будет с царством?
   – Даже с твоей помощью я не уверен, что смогу его спасти.
   – Арестуй Бел-Трана и брось его в тюрьму.
   – Он слишком изворотлив, и так не выкорчевать корни зла.
   – Если все потеряно, не приноси себя в жертву.
   – До тех пор пока останется хоть тень надежды, я буду исполнять свой долг.
   – Упорство – один из твоих многочисленных недостатков; почему тебе необходимо разбить голову об стену? Послушай меня хоть один раз. Я могу тебе предложить лучшее.
   Друзья прошли мимо ливийцев, громко храпевших от выпитого пива.
   Сути снова посмотрел вверх, на небо, он снова видел луну и звезды; в тот момент, когда павиан Убийца, следовавший за ним на некотором расстоянии, испустил крик тревоги, молодой человек заметил на крыше лучника, готового выпустить стрелу.
   Реакция Сути была молниеносной. Он прыгнул вбок, заслонив собой Пазаира.
   Когда Сути упал, пронзенный стрелой, поглотитель теней прыгнул в повозку и умчался прочь.

40

   Операция началась на заре и продолжалась три часа. Хотя Нефрет не выспалась, она основательно собралась с силами, чтобы не допустить ошибки. Два хирурга из Коптоса, привыкшие выхаживать стражей пустыни, помогали ей.
   Перед тем как вынуть стрелу, которая пронзила грудь Сути прямо над сердцем, Нефрет сделала общее обезболивание. Она дала раненому через короткие промежутки времени десять доз порошка, составленного из опия, корня мандрагоры и кремнезема. Во время операции ее помощник разводил такой же порошок в уксусе и, чтобы Сути не просыпался, давал ему вдыхать пары. Для большей верности тело Сути обмазали обезболивающим бальзамом, в состав которого входил корень мандрагоры, мощное наркотическое средство.
   Главная целительница царства осмотрела рану, затем с помощью скальпелей из нефрита расширила ее для того, чтобы вытащить наконечник стрелы. Ее беспокоила глубина раны. К счастью, сердечные каналы оказались не задеты, хотя Сути потерял много крови. Пропитанные медом компрессы остановили кровотечение. Осторожными точными движениями молодая женщина соединила разорванные ткани, потом с помощью тонких ремешков, сделанных из бычьих жил, – края главной раны. Какое-то мгновение Нефрет колебалась: нужна ли пересадка тканей? Подумав, она доверилась своему чутью и крепкой натуре Сути и отказалась от этой идеи. На швы она приклеила ткань, пропитанную жиром и медом, затем забинтовала все тело.
   Кем осматривал крышу, откуда стрелял поглотитель теней. Он нашел нубийский лук, которым воспользовался убийца перед тем, как прыгнуть в повозку, украденную у ливийцев. Один из стражников помчался за ним вдогонку, но не настиг, так как время было упущено. Малочисленные свидетели не могли сказать ничего путного. Они лишь заметили выезжавшую из города под покровом ночи колесницу, но никто не мог описать возницу.
   Кем был в отчаянии. В этот момент к нему подошел Убийца, взял его за руку и потянул за собой.
   – Что ты хочешь? – удивился Кем.
   Павиан продолжал тянуть его.
   – Хорошо, я иду.
   Убийца привел Кема к перекрестку и показал камень, поцарапанный колесницей.
   – Он проехал здесь, ты прав, но...
   Павиан увлек дальше своего хозяина и остановился возле канавы. Заинтригованный, нубиец подошел ближе. В канаве лежал нож из обсидиана.
   – Он и не заметил, как обронил его... – Кем поднял нож и обратился к павиану: – Дорогой мой Убийца! Думаю, что ты только что предоставил нам решающую улику.
* * *
   Когда поднялось солнце, Сути открыл глаза и увидел улыбающуюся Нефрет.
   – Ты меня очень напугал, – призналась она.
   – Разве можно сравнить стрелу с медвежьими когтями? Ты снова меня спасла.
   – Стрела прошла совсем рядом с сердцем.
   – Какие меня ждут последствия?
   – Думаю, останется шрам.
   – Когда я снова буду на ногах?
   – Ты хорошо сложен, так что очень скоро. Мне кажется, ты еще более окреп за это время.
   – Смерть играет со мной.
   Голос Нефрет выдавал переполнявшие ее чувства.
   – Ты пожертвовал собой ради Пазаира. Не знаю, как я смогу тебя отблагодарить.
   Сути нежно взял ее за руку.
   – Пантера отняла у меня всю любовь, а иначе я бы сошел от тебя с ума. Никто не разлучит вас с Пазаиром, ваш союз крепче ударов судьбы. Сегодня они выбрали меня в качестве прикрытия, и я горжусь этим.
   – Пазаир хочет поговорить с тобой.
   Визирь тоже вошел взволнованный:
   – Ты не должен был рисковать своей жизнью, Сути.
   – Мне казалось, что визири не говорят чепухи.
   – Тебе больно?
   – Нефрет в совершенстве владеет искусством успокаивать боль, я почти ничего не чувствую.
   – Нашу беседу прервали.
   – Я помню об этом.
   – Итак, что ты хотел мне предложить? Думаю, жить на широкую ногу, любить, праздновать, упиваться каждым новым днем, не так ли?
   – А что хочешь ты? – спросил Сути.
   – Я бы желал уединиться в деревне вместе с Нефрет, вдали от интриг и суеты, в которых мне приходится пребывать.
   – Пустыня изменила меня, Пазаир; это она – мое будущее и мое царство. Я научился делить с ней секреты, питаться ее тайнами. Вдали от нее я чувствую себя отяжелевшим и старым, но как только мои ступни соприкасаются с песком, я вновь чувствую себя молодым и бессмертным. Настоящий закон только в пустыне, будь со мною, ты тоже сделан из этого теста. Уйдем вместе, покинем этот мир лжи и порока.
   – Сути, если визирь и существует, то именно для того, чтобы одолеть эту ложь, дабы воцарилась справедливость.
   – Тебе удалось этого достичь?
   – Каждый день предоставляет мне свой набор побед и поражений, но Истина пока еще правит Египтом; как только всем будет заправлять Бел-Тран, справедливость покинет этот мир.
   – Не дожидайся этого момента.
   – Помоги мне в моей борьбе.
   Сути отвернулся, словно отказываясь от предложения друга, а когда Пазаир выходил из комнаты, буркнул:
   – Дай мне поспать! Как ты хочешь, чтобы я боролся, если мне хочется спать?
* * *
   Лодка царицы-матери везла Силкет из Мемфиса в Пер-Рамсес. Укрывшись от раскаленного июньского солнца в прохладной каюте, супруга Бел-Трана использовала путешествие, чтобы предстать перед Туей в полном блеске. Ее умащивали благовониями, делали массаж и подавали фруктовые соки. На пристани ее ожидали носилки с балдахином от солнца. Дорога не отняла много времени, поскольку Силкет препроводили на берег озера, где находилась царская резиденция. Затем двое слуг спустились вместе с ней в расписанную голубым лодку, которая причалила к острову, где в беседке Туя читала поэмы Старого Царства, восхваляющие божественную красоту египетских пейзажей и уважение, которое люди должны испытывать по отношению к богам.
   Силкет была в панике. Многочисленные украшения и роскошный льняной наряд ее никак не ободряли: способна ли она встретиться лицом к лицу с самой богатой и влиятельной женщиной Египта?
   – Присядьте рядом со мной, Силкет, – пригласила царица-мать.
   К большому удивлению Силкет, она совсем не походила на неприступную мать Рамсеса Великого, какой она привыкла видеть Тую на приемах. С распущенными волосами, босыми ногами, в простом белом одеянии, без каких-либо украшений и краски на лице, Туя была похожа на обыкновенную женщину. Но ее голос проникал в самую душу.
   – Вы, должно быть, страдаете от жары, дитя мое.
   Не способная вымолвить ни слова, Силкет села на траву, забыв про неизбежные зеленые пятна, которые испортят дорогой лен.
   – Располагайтесь в свое удовольствие, купайтесь, если хотите.
   – Мне... мне не хочется, моя повелительница.
   – А свежего пива?
   Силкет не могла отказаться и взяла длинный сосуд с металлической трубочкой, позволявшей понемногу отпивать чудесный напиток. Она сделала несколько глотков, потупив взор, не находя в себе силы вынести взгляд Туи.
   – Я люблю июнь, – сказала царица-мать. – В это время ослепительно светит солнце. А вы боитесь сильной жары?
   – Она... она сушит мою кожу.
   – У вас есть все необходимые умащения и бальзамы?
   – Да, конечно.
   – Вы много времени проводите за туалетом?
   – Много часов в день... Мой муж очень требователен.
   – Мне говорили о его замечательной карьере.
   Силкет слегка приподняла голову: царица-мать сама ступила на территорию, где она ее подстерегала. Страх уменьшился. Эта женщина, производящая такое сильное впечатление, с тонким и прямым носом, с выступающими скулами и квадратным подбородком, – не будет ли она ее покорной рабой? Ненависть, подобная той, которая заставила ее обнажиться перед главным стражем сфинкса, дабы лишить его твердости и позволить мужу победить его, нахлынула на Силкет. Она любила подчиняться лишь Бел-Трану, остальные же должны находиться у ее ног. Предвидение унижения царицы-матери вызвало у нее состояние, близкое к экстазу.
   – Замечательная, моя госпожа, это точное слово.
   – Скромный чиновник стал большим человеком в государстве... Только в Египте возможны подобные возвышения. Но важно расстаться со своими представлениями маленького человека, когда достигаешь величия, не правда ли?
   Силкет нахмурила брови:
   – Бел-Тран честный и работящий. Он думает лишь об общем благе.
   – Поиск власти вызывает столкновение интересов, о которых я имею довольно отдаленное представление.
   Силкет ликовала: рыбка клюнула! Для большей смелости она отпила еще холодного пива, такого изысканного, что по телу пробежала сладкая истома.
   – В Мемфисе шепчутся, что фараон болен, – заметила она.
   – Он очень устал, госпожа Силкет, на нем непосильное бремя.
   – Не должен ли он скоро объявить праздник обновления?
   – Такова священная традиция.
   – А если нарушится магический ритуал?
   – Тогда боги возвестят, что призывают к правлению нового фараона.
   На лице Силкет появилась жестокая улыбка.
   – Только боги могут быть этому причиной?
   – Вы слишком туманно выражаетесь.
   – Не обладает ли Бел-Тран природой царей?
   Туя задумчиво взглянула на уток, скользивших по зеркальной глади озера.
   – Разве мы можем пытаться приподнять занавес будущего?
   – Бел-Тран может это, моя госпожа!
   – Великолепно.
   – Мы с мужем рассчитываем на вашу поддержку. Всякий знает, что вы очень верно судите.
   – Такова роль царицы-матери: смотреть и советовать.
   Силкет выиграла; она почувствовала себя легкой, как птичка, стремительной, как шакал, заостренной, как клинок кинжала. Египет почти уже принадлежал ей.
   – Как вашему мужу удалось собрать такое состояние?
   – С помощью производства папируса. Конечно, пришлось словчить со счетами. Никто не может обойти его в этом.
   – Пришлось ли ему совершить что-то незаконное?
   Силкет уже не могла остановиться:
   – Моя повелительница! Дела, не правда ли, всегда дела? Если кому-то хочется выйти в первые ряды, иногда надо забыть о чести. Обычные люди скованы этими путами, а Бел-Тран освободился от них. Он изменил обычаи в ведомствах. Никто не заметил растрат. Государство обрело свои счета, а он свои! Теперь уже поздно его обвинять в чем-либо.
   – Он вас обеспечил личным состоянием?
   – Конечно!
   – Каким образом?
   – Самым дерзким!
   – Расскажите мне.
   – Вы не поверите своим ушам, – ликовала Силкет. – Речь идет о проделках с папирусом для «Книги мертвых». Будучи поставщиком большей части знати, он нашел переписчиков, способных нарисовать сцены и описать воскресение умершего в другом мире.
   – В чем же состоит обман?
   – Сначала он передал обещанный им папирус, но худшего качества. Затем уменьшил количество текстов, не понижая цен и не слишком высоко оплачивая работу переписчиков. Семьи умерших, раздавленные горем, и не подумали о проверке. У меня также имеется огромное количество греческих монет. Они пока лежат в моих сундуках, ожидая свободного хождения денег... Какие перемены, вы только представьте! Вы не узнаете старого Египта, скованного ненужными традициями и ветхими обычаями.
   – Это речи вашего супруга, если я не ошибаюсь, – заметила царица-мать.
   – Единственные, которые должны слушать в Египте!
   – А у вас есть собственные мысли, Силкет?
   Вопрос привел красотку в замешательство.
   – Что вы хотите сказать?
   – Убийство, кража, ложь вам кажутся хорошими устоями для царствования?
   Возбудившись, Силкет продолжала:
   – Если это необходимо, то почему бы и нет?! Мы слишком далеко зашли, чтобы отступать. Я сама сообщница и виновна! И жалею, что не я уничтожила мудреца Беранира. А визирь Пазаир – основное препятствие к... – Головокружение заставило ее пошатнуться, она поднесла руку ко лбу. – Что со мной?.. Почему я вам все это говорю?..
   – Потому что вы выпили пива, в которое добавили мандрагору; ее вкус незаметен, но он развязывает язык. Благодаря ему слабые натуры освобождаются от секретов. Мандрагора слишком быстро подействовала, потому что вы привычны к дурману.
   – У меня болит живот!
   Силкет поднялась. И небо, и земля двигались. Она упала на колени, закрыв глаза руками.
   – Махинации с «Книгой мертвых» – гнусное преступление, – вынесла вердикт Туя. – Вы наживались на несчастьях других людей. Я сама подам жалобу в суд визиря.
   – Она ни к чему не приведет! Вы вскоре станете моей служанкой, – вызывающе ответила Силкет.
   – У вас ничего не выйдет, Силкет, потому что поражение в вас самих. Вы никогда не станете госпожой. Ваша низость будет всем известна. Никто вас не примет, даже если у вас будет какая-то власть. Вы увидите, что подобное невозможно. Придется отказаться от ваших головокружительных амбиций.
   – Бел-Тран вас раздавит!
   – Я уже старая женщина и не боюсь бандитов такого рода. Мои предки боролись с завоевателями более опасными, чем он, и победили. Если он надеялся на вашу поддержку, то будет разочарован: вы ему не помощница.
   – Я помогу мужу, мы вместе придем к победе.
   – Вы не способны. У вас ограниченный ум, хрупкие нервы, полное отсутствие собственной личности, разрушительный внутренний огонь, подпитываемый ненавистью и лицемерием. Вы не только ему навредите, но рано или поздно его предадите.
   Силкет задрожала.
   По знаку Туи к берегу причалила голубая лодка.
   – Отвезите эту женщину в порт, – приказала царица-мать гребцам. – Пусть она сразу же покинет Пер-Рамсес.
   Едва Силкет ступила в лодку, как ее тут же сразил сон. В голове стоял невыносимый гул, словно пчелы пожирали ее мозг.

41

   Опираясь на плечо Пазаира, Сути шагнул на судно, которое возвращало их в Мемфис. Нефрет с удовлетворением следила за поправкой их друга. Пантера восхищалась своим героем и мечтала о великой реке, которая будет ей принадлежать. С севера на юг и с юга на север они будут передвигаться на огромном судне, наполненном золотом, и будут раздавать его городам и селениям, расположенным вдоль берегов. Поскольку невозможно завоевать царство силой, почему бы не использовать дары? В тот день, когда будут исчерпаны месторождения исчезнувшего города, весь народ восславит имена Пантеры и Сути. Вытянувшись на палубе, Пантера доверила свое медное тело обжигающим ласкам летнего солнца.
   Нефрет снова перевязала Сути и спросила:
   – Рана затягивается, как ты себя чувствуешь?
   – К бою еще не готов, но уже держусь на ногах.
   – Могу ли я попросить тебя отдохнуть? Иначе рана не скоро заживет.
   Сути растянулся на циновке под навесом. Его силы восстанавливались благодаря сну.
   Нефрет глядела на величественный Нил. Пазаир подошел сзади и обнял ее.
   – Ты считаешь, что паводок наступит раньше?
   – Вода поднимается, но ее цвет меняется довольно медленно. Возможно, мы выиграем несколько дней передышки.
   – Как только в небе засияет звезда Сотис, Исида прольет свои слезы, и тогда воскрешающая сила оживит реку, пришедшую из иного мира; как и всегда, смерть будет побеждена, но Египет наших отцов исчезнет.
   – Каждую ночь я взываю к душе нашего ушедшего учителя; я уверена, что она недалеко от нас.
   – Нас ждет скорый крах, Нефрет: мне не удалось найти ни убийцу, ни Завещание богов.
   К ним подошел Кем.
   – Извините, что беспокою, но мне хотелось бы просить вас, визирь, об одном повышении.
   Пазаир удивился:
   – Как, вы, Кем, занимаетесь продвижениями по службе?
   – Сторожевой павиан Убийца этого заслуживает.
   – Мне следовало самому подумать об этом раньше. Без его участия я бы давно уже был на Западном берегу.
   – Он не только спас вам жизнь, но еще и предоставил нам возможность уличить поглотителя теней. Разве этот подвиг не стоит звания офицера с повышением содержания?
   – Что это за возможность, Кем?
   – Дайте Убийце довести дело до конца, а я буду ему в этом помогать.
   – Кого вы подозреваете?
   – Мне осталось осуществить несколько проверок, чтобы узнать имя виновного, но уверяю вас, что он от нас не уйдет.
   – Сколько времени займут ваши поиски?
   – В лучшем случае – сутки, в худшем – неделю. Как только Убийца почует его, он его возьмет.
   – Вы арестуете его, чтобы потом предать его суду.
   – Поглотитель теней совершил много убийств.
   – Если вы не убедите павиана поберечь его, я буду вынужден освободить его от этого расследования.
   – Поглотитель теней пытался его уничтожить, выставив против него другую обезьяну: как он может об этом забыть? Будет несправедливо помешать Убийце сделать свое дело.
   – Нам необходимо выяснить, несет ли поглотитель теней ответственность за смерть Беранира и кому он служит.
   – Вы это узнаете, но больше я ничего не могу обещать. Если Убийца взял след, его ничто не остановит.
   – Будьте очень осторожны, и вы, Кем, и ваш павиан.
* * *
   Бел-Тран переступил порог своего владения, но никто не вышел ему навстречу. Раздосадованный, он позвал управляющего, но откликнулся почему-то только садовник.
   – А где управляющий?
   – Он уехал с двумя служанками и вашими детьми.
   – Ты пьян?
   – Нисколько. Именно так и есть, я вас уверяю.
   Бел-Тран в гневе вошел в дом и столкнулся со служанкой Силкет.
   – Где мои дети?
   – Уехали в ваш дом в Дельте.
   – По чьему указу?
   – Вашей жены.
   – Где она?
   – В своей комнате, но...
   – Говорите!
   – Она совсем подавлена: после возвращения из Пер-Рамсеса она плачет, не переставая.
   Широкими шагами Бел-Тран пересек обширные помещения дома и ворвался на половину своей супруги. Та рыдала, свернувшись калачиком.
   – Ты все еще больна? – Он встряхнул ее, но Силкет никак не отреагировала. – Почему ты отослала детей в деревню? Ответь! – Бел-Тран дернул ее за руки, вынуждая сесть. – Отвечай! Я приказываю!
   – Им грозит опасность.
   – Ты бредишь.
   – И мне, мне тоже грозит опасность.
   – Что произошло?
   Рыдая, Силкет рассказала про свою встречу с царицей-матерью.
   – Эта женщина – чудовище, она меня уничтожила.
   Бел-Тран отнесся к рассказу жены очень серьезно и даже заставил ее повторить все обвинения, которые предъявила Туя.
   – Приди в себя, дорогая.
   – Она заманила меня в ловушку!
   – Успокойся, совсем скоро у нее не будет никакой власти.
   – Ты не понял? Меня больше не примут во дворце, каждый мой жест будет осмеян, мое поведение подвергнется критике, любое побуждение будет смешено с грязью... Кто сможет противостоять такой травле?
   – Успокойся.
   – Как я могу успокоиться, если Туя уничтожила мою репутацию!
   Силкет одолел неистовый гнев. Она стала выкрикивать бессвязные фразы, в которых упоминались толкователь снов, поглотитель теней, ее дети, недоступный ей трон и непереносимые боли в желудке.
   Бел-Тран в задумчивости вышел от нее. Царица-мать обладала здравым умом: Силкет из-за помрачения рассудка никогда не сможет принадлежать египетскому двору.
* * *
   Пантера предавалась мечтам. Путешествие по Нилу, в полной безопасности, рядом с визирем и Нефрет, погрузило ее в непривычную безмятежность. Не признаваясь в этом Сути, она почему-то мечтала о просторном доме, окруженном садом. Жажда завоевания куда-то испарилась. Присутствие Нефрет успокоило огонь, пожиравший ее с того момента, как ей пришлось бороться за свое существование. Пантера открывала для себя нежность, которую раньше презирала как болезнь слабаков. Египет, эта ненавистная земля, становилась ее тихой гаванью.
   – Мне нужно с вами поговорить, – обратилась она к визирю.
   Пазаир составлял охранительный указ, в котором для каждой провинции перечислялись животные, которых нельзя было убивать и употреблять в пищу.
   – Я вас слушаю.
   – Пойдемте на корму, мне нравится созерцать Нил.
   Облокотившись на перила, похожие на зачарованных путешественников, визирь и ливийка тихо переговаривались. По берегу шли ослики, нагруженные зерном, на которых покрикивали дети. В деревнях, в тени пальм, женщины занимались приготовлением пива, в полях крестьяне заканчивали молотьбу. Все ждали паводка.
   – Я отдаю вам мое золото, визирь Египта.
   – Вы и Сути вместе нашли заброшенный город, золото принадлежит вам.
   – Приберегите эти богатства для богов, они смогут найти им лучшее применение, чем смертные. Только позвольте мне жить здесь и забыть прошлое.
   – Я должен сказать вам правду: через месяц эта страна сменит свою душу. Она переживет такие потрясения, что вы ее не узнаете.
   – Месяц душевного спокойствия – это очень много.
   – Моих друзей будут преследовать, их заключат под стражу, может, даже казнят. Если вы мне поможете, вас ждет та же участь.
   – Я не меняю решений, – гордо заявила красавица. – Возьмите золото, чтобы избежать войны с Азией. – И она снова с наслаждением вытянулась под обжигающим солнцем.
   Сути встал рядом с Пазаиром.
   – Я уже хожу и шевелю левой рукой, – сказал он. – Немного больно, но терпеть можно. Твоя жена волшебница.
   – Пантера – еще одна волшебница.
   – Настоящая ведьма! Доказательство тому – я так и не смог освободиться от ее чар.
   – Она отдает ваше золото Египту, чтобы избежать конфликта с азиатами.
   – Я вынужден подчиниться.
   – Она хочет быть счастливой вместе с тобой; мне кажется, Египет покорил ее.
   – Какое ужасное будущее! Наверное, мне потребуется истребить отряд ливийцев, чтобы вернуть ей бодрость духа! Но давай сейчас поговорим о тебе.