Золотько Александр. Пехота Апокалипсиса

   – Я хотел бы завтра встретиться с вами...– Лицо китайца стало совсем бесстрастным, взгляд твердым и неподвижным.
   – Сегодня вы уедете,– сказал Клеев.– Боюсь, отель, в котором вы остановились, не сможет обеспечить вам достаточную безопасность...
   – И все-таки я останусь. Как частное лицо, если вы не возражаете. Не станут же меня топить в ванной...
   – Топить – не станут. И убивать не будут. Бывают куда более неприятные вещи, поверьте мне.
   – Верю. Случалось переживать всякое.– Китаец сделал ударение на «переживать».– Но... пережил. До завтра!
   – Прощайте,– сказал Клеев.
   Нужно вести себя твердо и уверенно. Сканеры пишут все, а соратникинаблюдают за беседой в прямом эфире. Перед ними тоже нельзя ударить в грязь лицом. Особенно, если они уверены, что он не знает об их незримом присутствии.
   Если соратникам кажется, что они контролируют этот совершенно прозрачный мир, не нужно их в этом разочаровывать.
   Клеев вернулся в кресло и переключил голопанель.
   Соратники и все остальные, заинтересованные и любопытные, могут продолжать наблюдать, как Герман Николаевич Клеев внимательно изучает кадры. А он тем временем побеседует со Станционным Смотрителем.
   Клеев даже улыбнулся своей шутке. Сидят там на своей станции, как герой повести Александра Сергеевича Пушкина, планы строят. А потом приедет красавец – и все их планы...
   – Слушаю,– сказала телефонная барышня.
   – Номер три-восемнадцать, пожалуйста.
   На мониторе мобильника Клеева было видно, как барышня лет двадцати, в светлой блузке с высоким стоячим воротником и в эбонитовых наушниках, взяла в руку штекер и воткнула его в нужное гнездо.
   Совсем они там, в космосе, охренели от безделья. Разные были заморочки – один этот их телефон чего стоил,– но баба на коммутаторе... На космической станции, начиненной братскими технологиями...
   С ума сходят! Или с жиру бесятся.
   Клеев, наверное, был бы разочарован, узнав, что барышни на самом деле не существует, что это работает программа...
   А как был разочарован Младший, когда понял, что придется довольствоваться такой вот подделкой вместо настоящей барышни. И как был разочарован Младший, увидев реакцию китайского гостя на действия Клеева.
   Они должны были поссориться. Серьезно поссориться, так, чтобы полыхнуло на Дальнем Востоке, чтобы войнуха в шестидесятых годах прошлого века на Амуре показалась всем детским лепетом, международной встречей по игре «Зарница».
   Советские пионеры против китайских. Младший когда-то видел хронику, как по советскому телевидению клеймили китайских агрессоров и показывали молодых красивых парней с цитатниками председателя Мао в руках.
   Но что-то не заладилось сейчас с конфликтом. То ли порог страха у китайцев оказался выше, чем предполагалось. То ли имеют они фигу в кармане. Они – такие, они – могут.
   И тут позвонил Клеев. И начал рассказывать, как китайцы...
   – Я все слышал,– сказал Младший.– И я все понял. И я недоволен. Мне непонятно, долго ли вы будете возиться с этим самым Горенко...
   – Грифом?
   – Я сказал – Горенко. Это ведь он писал все, что происходило во дворе Клиники. И разговор с полковником Жаданом, неудавшимся нашим путчистом.
   – Но ведь Гриф...
   – Вы со мной в последнее время что-то спорите много...– задумчиво произнес Младший.– Все спорите и спорите... Даже обидно, честное слово. Я вам сказал – Горенко. Можете бросить все свои текущие дела и искать капитана Горенко.
   Изображение Младшего перед Клеевым вдруг резко увеличилось, так, что в мониторе остались видны одни глаза.
   – Ищите. Это сейчас для вас – главное. В этом с вашей бывшей возлюбленной, мадам Артуа, можно согласиться.
   Он видел их разговор с Брюссельской Сукой! Ледяной ком рухнул в желудок Германа Николаевича.
   Не хотел же он встречаться с Катрин, и правильно не хотел!
   – Не нужно так пугаться.– В мониторе снова была вся фигура Младшего.– С китайцем сегодня разберутся. Что вы там бормочете, любезный?
   – Не убивать... Я...
   – Естественно, нет. Вы очень справедливо заметили, что есть куда более страшные вещи. Убить его – и начнутся ноты протеста, переписка и прочее... В общем, это не ваше дело.
   – Хорошо,– кивнул Клеев, и связь оборвалась.– Хорошо,– повторил Клеев, глядя на стену перед собой.
   И подумал, что стоит выпить. Поесть и выпить. Когда он волновался, всегда хотел поесть и выпить. Еще со студенческих времен.
 
   А представитель Китайской Народной Республики кушать совершенно не хотел.
   Вообще всякий нормальный человек, получив столь неприкрытую угрозу, должен был потерять аппетит, бросить все и отправиться в аэропорт, пока есть такая возможность.
   Или, если уж принципы или приказы начальства заставляют остаться на месте, закрыться в номере, забаррикадировать двери мебелью и сидеть, надеясь, что пронесет...
   Тщетно, между прочим, надеясь. При современном уровне технологии убийств закрытая дверь – не помеха.
   Хотя убивать его не будут, это точно.
   С ним попытаются сотворить что-то такое страшное, чтобы у пославших его отбить всякую охоту спорить и требовать.
   Но даже такие мысли вовсе не повод, чтобы при полном отсутствии аппетита отправляться в ресторан, в толпу людей, каждый из которых может быть посланцем Клеева.
   Товарищ Чжао Цянь отправился в ресторан. Чжао Цянь сел за крайний столик, будто изо всех сил старался помочь посланцам Клеева в охоте на себя.
   Странность этого оценил и неприметный господин лет сорока пяти, сидевший в вестибюле отеля «Гора».
   Неприметный господин, явившийся в отель всего несколько минут назад, собирался уточнить у портье, где именно находится китайский гражданин Чжао Цянь, потом отправиться к китайскому туристу и поговорить с ним.
   Но тут сам Чжао Цянь вышел из лифта, прошелся по вестибюлю, словно желая продемонстрировать свою отвагу, затем ушел в ресторан.
   Неприметный господин отложил в сторону журнал, встал с диванчика и проследовал за Чжао Цянем.
   В ресторане было людно. Китайца провели к заказанному столику сразу, а вот неприметный господин в сером старомодном костюме был вынужден подождать, пока ему подыщут место.
   Не возле оркестра, попросил господин. И не возле стены. Клаустрофобия, наверное, не могу сидеть у стены.
   Его посадили в двух столиках от китайца.
   Неудобная позиция, подумал господин в сером костюме. Ходят люди, могут помешать. Правда, пол застелен гигантским ковром, это значительно облегчает работу.
   Господин в сером костюме никогда от работы не отказывался, но не любил, когда заказ приходит вот так, неожиданно.
   Гораздо приятнее и надежнее все взвесить, прикинуть все возможные варианты пьесы.
   В принципе, зал ресторана – почти идеальная площадка. Много людей, много стекла, зеркал, посуды.
   Все такое звонкое и хрупкое!
   А люди еще и болтливые.
   Китаец сделал заказ – вино и фрукты. Что-то сказал официанту, тот выслушал с легкой улыбкой на лице, кивнул и отправился к одной из местных дам, сидевших в дальнем углу зала.
   Господин в сером костюме попросил чашечку кофе и пирожное. Он любил пирожные. И перед работой ему нужен был сахар.
   Дама подошла к столику китайца, тот вежливо встал и придвинул даме стул.
   Светло в зале, подумал господин в сером костюме. До китайца – шесть метров. С копейками. Можно пренебречь.
   Пирожное было вкусным, кофе – сладким и крепким. Господин в сером костюме почувствовал легкое головокружение, как всегда перед работой.
   Это словно фужер шампанского.
   – Что-нибудь еще? – спросил официант.
   – Пока нет. Может, минут через десять,– ответил господин в сером костюме.– Ко мне должны прийти.
   Шесть метров.
   Господин в сером костюме закрыл глаза, проверяя, насколько хорошо запомнил расположение объекта и декораций.
   Картинка четко встала у него перед глазами.
   Нить скользнула у него из правой ноги, из углубления под щиколоткой, и тут же ушла сквозь ковер, к полу.
   Темно. Твердый холодный пол. Не спешить. Кто-то наступил на нить под ковром, остановился.
   Ерунда. Нить растет не от основания. Она растет сама собой, удлиняется, а не вылезает из тела «паука». Они могут топтаться по ней, даже пытаться остановить ее, пережать – ерунда.
   Нить скользнула между ножками стульев, приблизилась к объекту.
   Он смеется. Ему весело, видите ли!
   «Паук» открыл глаза. Ему нравилось смотреть, как меняется выражение лица у подвешенных.
   Секунду назад – веселье или печаль. Или деловая гримаса типа «а что вам, собственно»... и вдруг – плоть превращается в камень. Или наоборот – в глину.
   Иногда можно оставить объекту восприятие, перехватив управление.
   Он все видит, чувствует, но ничего не может поделать.
   Это просто. Есть фокусы гораздо более сложные.
   «Мерцающая боль». «Сады зла». «Огненный цветок».
   «Пауки» придумывают красивые названия и делятся друг с другом своими секретами.
   Вот сейчас объект попадет в «комнату страха», а потом пересядет на «черную мельницу»... а потом – «балаган», а потом...
   Это было странное зрелище – господин в старомодном сером костюме, который только что, не торопясь, выпил кофе и скушал пирожное, вдруг закричал.
   Громко и тоскливо. Вскочил, перевернув столик. Рванул галстук на себе. Снова закричал.
   Его тело выгнулось назад, руки взметнулись над головой, замерли, дергаясь. Пальцы сплелись в узел, сжались, и те, кто сидел рядом, услышали сухой треск ломающихся косточек.
   Человека согнуло, он рухнул на колени, потом, постояв секунду, упал лицом на ковер.
   И никто не смог заметить, как что-то тонкое, почти прозрачное, похожее на паутину, медленно втянулось в ногу лежащего, прямо над краем туфли.
   И никто не обратил внимания на выражение лица господина Чжао Цяня. Только дама, сидевшая рядом с китайцем, заметила, как он растер что-то между пальцами правой руки, быстро поднес ко рту и жадно вдохнул.
   Возможно, это была Зеленая крошка. Даме было на это наплевать. Сама она предпочитала старый добрый кокс.
 
   Старший не сразу отреагировал на панический звонок Клеева. Старший вообще не хотел отвечать на вызов – было не до праздной болтовни.
   И Младший и Старший одинаково потрясенно смотрели на кадропроекцию – Крым, побережье, логово Грифа.
   Наконец они соизволили посмотреть полный вариант записи. Не провал боевиков, а то, что происходило потом.
   Еще час назад Гриф бесцельно бродил среди обломков. Просто ходил, словно погорелец на пожарище. Похоже было – привыкал к тому, что нижний парк уничтожен безвозвратно, что дворец покалечен, что теперь придется либо искать другое место, либо привыкать к этому хаосу...
   Всего час назад.
   Старший увеличил кадр – с правой рукой Грифа что-то было не в порядке. Старший сразу и не понял, что именно.
   – Что-то не так с рукой,– сказал Старший.
   – Рука как рука,– быстро ответил Младший.– Целая, здоровая... Блин.
   – Целая и здоровая,– сказал Старший.– Что там у нас в записи? В коридоре, перед самым началом...
   Младший провел рукой над панелью – рядом с основной кадропроекцией появилась вспомогательная – небольшая. Гриф и девушка.
    Гриф поднимается с колен, что-то говорит и вдруг бьет правой рукой в стену. И на лице его проступает гримаса боли.
   – Крупнее,– приказал Старший.
   Они смотрят на руку Грифа.
    Содранная на костяшках кожа, кровь...
   – Думаешь, обошлось без перелома? – спросил Старший.
   – Черт его...
    Гриф наклонился, поднял камешек, подбросил его на ладони. На ладони правой руки – чистой, без малейшего повреждения.
   Гриф замахнулся и бросил камешек в море.
   – Как полагаешь,– не отрывая взгляда от кадропроекции, спросил Младший,– это автоматический режим или он сам...
   – Не знаю,– честно сказал Старший.– Я не помню подобного раньше. Хотя... глаза он не мог сам стабилизировать. Постоянно таскался со спреем... Ты не помнишь – после Клиники он пользовался лекарством?
   – Не помню... А если нет? Это значит, что он начал контролировать... Начал?
   В голосе Младшего проступило нечто похожее на страх.
   Пока – только похожее.
   За последние десять лет он отвык бояться по мелочам. Он мог бояться – и боялся – будущего, но в настоящем...
    Гриф сел на обломок скалы, над самым морем.
    Казалось, он не замечает ветра, не замечает брызг и того, что волны подбираются все ближе и ближе.
    Закрытые глаза, расслабленное лицо. Капли воды на щеках и ресницах.
   Что-то шевельнулось в самом углу кадропроекции.
    Камень, осколок гранитной ступени сдвинулся в сторону. Рывком, будто кто-то его подтолкнул.
   Чужекрыса, подумал Младший, но через секунду понял, что ошибся.
    Замерший на мгновение, камень совершил еще один скачок. И еще один. Потом остановился и несколько раз дернулся, будто устраиваясь поудобнее.
    Словно мелкая рябь покрыла все пространство от дворца до моря – двигались камни и камешки, крупные обломки и щебень.
    Двигались-двигались-двигались...
   – Они...– начал Младший и замолчал, нечего было тут говорить, все было видно и так.
    Обломки складывались в ступени, перила, скамьи и скульптуры. Соединялись. Слипались. Сливались.
   Старший и Младший смотрели молча почти час.
   Подал голос телефон на столе.
   Старший, поколебавшись, поднял трубку. Выслушал доклад Клеева о происшествии в ресторане.
   Движением руки выключил кадропроектор. Вывел изображение Клеева и включил звук...
   – «Паук» сейчас в коме. Его доставили в больницу, поставили диагноз – «инсульт» – и говорят, что шансов практически нет. Нету шансов.– Клеев вытер лицо платком.– А китаец... Мы его взяли. Внаглую, силой. С ним в номер пошла гостиничная девка, мои люди вошли следом. В общем, на нем висят попытка изнасилования и убийство. Обслуга отеля все подтвердит – я вызвал нового «паука», он работает со свидетелями...
   – Что сказал китаец? – спросил Старший, отмахнувшись от Младшего, который попытался уточнить, что именно произошло.– Ты уже с ним разговаривал?
   – Китаец молчит и улыбается. Он даже консула не зовет, мать его так. И знаете, что самое прикольное во всем этом? – Клеев нервно хохотнул.– В китайском посольстве никто и ничего о нем не знает. Товарищ Чжао Цянь находится сейчас дома. Я настоял, и меня связали непосредственно с ним. Это не он. Я так и сказал, что в файлах – не его изображение, мне вежливо намекнули, чтобы я проверил правильность наших файлов.
   – И?
   – А у нас снова изображение настоящего Чжао Цяня. Не того, что сидел у меня в подвале, а того, что находится дома. Тихо, без шума, сломали восьмиуровневую защиту. Даже не сломали, а просто просочились сквозь нее. И что прикажете теперь делать?
   – Не орать, для начала.
   – Не орать? Хорошо, я не буду орать. Я успокоюсь. Я уже успокоился. Теперь вы мне скажете, как можно пройти сквозь защиту, о которой вы мне говорили как о совершенно надежной. Вы говорили. И мои специалисты пытались ее ломать – без результата. И вы мне говорили, что «паука» невозможно остановить. Говорили?
   – И вы, наверное, проверяли?
   – Естественно, нет. «Пауки» не любят подобных экспериментов. Со мной уже связывались от их Ассоциации... И что я отвечу? – Клеев снова засмеялся.– Я им предложил самим пообщаться с китайцем... или кто он там. Они отказались. Попросили, чтобы я своими силами...
   – И вы попробовали? У вас ведь было часа полтора на все это? – осведомился Старший.
   – Конечно. Мы смогли выкроить целых десять минут на беседу. Подключили молекулярный зонд. В результате теперь у меня еще и парни из техотдела мечут икру от восторга. Воздействия – ноль. Никакой реакции. Запустили пятую степень – ни хрена. Сидит и еле заметно улыбается. Сидит, сволочь, и улыбается. И улыбается...
   – Нам нужно подумать,– сказал Старший.
   – Да уж, пожалуйста,– ощерился Клеев.– Мы ведь в ответе за тех, кого приручили. Вы в ответе за меня... И за Катрин тоже. У Суки приступ ярости, но я думаю, что она просто перепугалась. Как и я. И знаете что еще? Что напоследок сказал китаец?
   Клеев замолчал. Снова вытер лоб платком. Скомкал платок и сунул в карман пиджака.
   – Вам нравятся драматические паузы? – осведомился Старший.– Вы хотите, чтобы я задал вопрос, что напоследок сказал китаец? Кстати, почему напоследок? Допрос уже закончен?
   – Трудно допрашивать мертвого человека,– засмеялся Клеев.– Не пробовали жмурика допрашивать? Китаец произнес последнюю фразу и умер. Выключился. Наши попытались реанимировать – хренушки.
   – Так что сказал китаец?
   – А... Интересно... Я просто оборжался... в свете последних событий. Китаец поманил меня пальцем и тихо, на ухо, сказал...– Клеев захохотал.– Он сказал два слова... Алексей Горенко. И все. Правда, смешно?

Глава 3

   К полуночи нижний парк у дворца Грифа восстановился полностью. Деревья и кустарники, правда, еще не окрепли, но все сделанное из камня и бетона снова уверенно стояло на своих местах.
   Дворец тоже выглядел посвежевшим, словно после ремонта. Или будто его только что построили.
   Гриф принес Машу на руках в спальню, положил в кровать, а сам привычно устроился в кресле.
   Вот такие дела, сказал Гриф шепотом. У Маши снова был ночной приступ, услышать она ничего не могла, но Гриф все равно старался не шуметь.
   Вот такие дела.
   Грифу захотелось выйти из дворца и еще раз посмотреть на нижний парк. Вместо этого он поднес к глазам свою правую руку.
   И вот такие дела.
   Гриф уже давно привык к своим странностям: к глазам, способным видеть в темноте, к тому, что почти всегда успевает предугадать действия противника.
   Когда впервые вдруг почувствовал лет семь назад, что нужно резко шагнуть в сторону, подчинился этому чувству и увидел, как предназначенная ему пуля ударила в ствол дерева,– ощутил странную, пугающую уверенность, что так и должно быть. Что так теперь будет всегда.
   Теперь...
   Рука перестала болеть почти сразу после того, как Маша шагнула в кольцо. Он не обратил внимания – не до того было. Нужно было успеть к сейфу на первом этаже и взять «блеск».
   Нужно было успеть.
   Он побежал по ступеням вниз, поворачивая, схватился за перила и тогда удивился. Даже не удивился, так, отметил про себя, что рука работает...
   Потом вылетела дверь библиотеки, в коридор ворвался боец и сразу же открыл огонь.
   Он стрелял на уровне пояса, так, чтобы с гарантией достать противника, но Гриф успел прыгнуть вперед, под пули.
   Машинка у бойца работала почти бесшумно, пули дробно простучали по паркету, пытаясь настичь Грифа. Потом автомат замолчал.
   Патроны в магазине еще были, но стрелок нажать на спуск уже не мог.
   Гриф подхватил оружие, рванул из карманов бронекостюма запасные магазины и побежал по коридору к центральной лестнице.
   Было пятнадцать человек. Один остался в аппарате, который все еще висит над замком. Четырнадцать. Один – лежит в коридоре. Тринадцать.
   Двое – на крыше, и им понадобится еще минуты полторы, чтобы попасть внутрь.
   Одиннадцать.
   Двое во дворе, блокируют отход. Девять.
   Один в спальне.
   Гриф перечеркнул очередью дверь – крест-на– крест, предупредив противника, что лучше несколько секунд переждать. Ровно столько, чтобы Гриф успел свернуть за угол, к кухне.
   Там двое – один на кухне, в глубине, второй возле выхода в столовую.
   Откуда Гриф это знал? Просто знал.
   Он знал, что тот, что на кухне, сейчас осторожно идет вдоль стеллажей с посудой, держа под прицелом окно и дверь в кладовую, второй осторожно подходит к двери в столовую, протягивает левую руку...
   Пули пробили дверь, ударили в бронекостюм и опрокинули бойца.
   Гриф броском преодолел столовую.
   Двое в зале, один в коридоре перед кабинетом. И еще четверо в зимнем саду.
   Те, что были на крыше, уже вошли в дом.
   Нужно прорываться.
   Гриф сменил в автомате магазин. Никак не мог вспомнить, как эта машинка называется. Тридцать патронов в магазине – это точно. Остальное – фигня.
   Выстрел сквозь дверь, не в противника – тот не на линии. Пуля разбила хрустальную вазу возле камина, отвлекла внимание. На полсекунды. На четверть.
   Дверь распахнулась.
   Два сдвоенных выстрела. Не в бронекостюмы – под шлемы. Один боец упал сразу, второй – замер, выронил оружие и только потом опустился на пол.
   Кабинет.
   Фигура в бронекостюме выросла на пороге. Гриф бросился в сторону, зацепился ногой за край ковра и, уже падая, нажал на спуск.
   Не повезло тебе, парень, подумал Гриф. Теперь нам с тобой не разминуться, уж извини.
   Бронекостюмы хорошо держат попадания, но если кто-то, особо одаренный, умудрится положить с десяток пуль над кирасой, в горловую пластину...
   Вот, например, как Гриф.
   Силуэт противника словно раздвоился, поплыл в сторону, и Гриф стрелял в ту, призрачную, половину, туда, куда боец только собирался стать, только начинал двигаться.
   Четкие удары пуль в бронепластину. Четкие и частые.
   На каком-то выстреле звук изменился.
   Стук-стук-стук... щелк... и мягкий, влажный хлопок...
   Гриф оттолкнул мертвое замешкавшееся тело противника, вбежал в кабинет.
   От главного входа ударило сразу четыре ствола.
   Поздно. Гриф хлопнул рукой по крышке сейфа, диафрагма открылась, и «блеск» оказался в ладони.
   Вспышка. Пока только свет, чтобы предупредить. Яркий, ослепительный свет, заставивший потемнеть забрала шлемов.
   Бойцы теперь двигались слаженно, словно в хорошо отрепетированном танце.
   Двое – снаружи, за стеной. Кладка прочная, гранит, но есть окно, закрытое дубовой ставней. Если что, сквозь него легко пройдут.
   Пятеро в зале, рассредоточились, чтобы не попасть под одну очередь и, если что, заплести огнем все помещение.
   Один – в курительной комнате, за внутренней стеной, трое – на втором этаже, готовы входить через потолок.
   Толково их ведет оператор в ракетоплане над замком. Четко, аккуратно и с подстраховкой.
   Гриф поднял «блеск» вверх.
   Огненная спицапрошла сквозь потолок, сквозь оба верхних этажа и уткнулась в висящий над замком летательный аппарат.
   Аппарат качнуло, повело в сторону, включившиеся маневровые двигатели не смогли удержать его, только замедлили падение.
   Хруст деревьев верхнего парка Гриф скорее не услышал, а угадал.
   – Кто-то со мной хочет поговорить? – крикнул Гриф.
   Теперь его не удивляло, что он знает о своих противниках все. Не видит, но чувствует, как парни в зале замешкались, потеряв связь с диспетчером, как шарахнулись в стороны трое на втором этаже, возле самых ног которых только что прошла спица, как двое на дворе переглянулись и отступили к зданию гаража...
   – И еще раз, последний, спрашиваю – кто-нибудь хочет со мной поговорить? – Вот тут Гриф наконец осмотрел свою правую руку.
   Будто какое-то розоватое масло тонким слоем покрывало кисть от кончиков пальцев до запястья. И никакой крови. И никакой боли.
   – Что вам нужно? – спросил голос из зала.
   Говорил тот, что стоял возле камина. Командир. И это он показывал бойцам фотографию и распределял приоритеты целей перед началом операции.
   – Смешной ты человек! – крикнул Гриф.– Это значит, вы вломились ко мне домой, открыли пальбу и теперь спрашиваете, что мне нужно? Мне что, обидеться?
   Трое наверху принялись без лишней суеты ставить на полу заряды.
   – Ты не хочешь своим ребятам в гостевой спальне сказать, что мины в частных домах ставить незаконно? – спросил Гриф, не повышая голоса.
   Чего тут надрываться, если в стандартный комплект бронекостюма входят внешние микрофоны.
   Ребята в гостевой спальне продолжили свою работу.
   – Смотри, я предупреждал...
   Снова спица прошла сквозь перекрытие между этажами. На этот раз – точно в один из зарядов. Никакой детонации – только вспышка, как от магния. Еще две вспышки.
   – Либо они валят оттуда, либо я за себя не отвечаю,– сказал Гриф.
   Адреналин потихоньку уходил из крови, дыхание восстанавливалось. Все входило в привычное, контролируемое русло.
   Сейчас командир отведет своих парней сверху.
   Бойцы бегом покинули спальню и спустились вниз, в вестибюль.
   – Ты мне хочешь что-то сказать или мы будем вести переговоры только о спасении ваших жизней? – поинтересовался Гриф.– Вы же на Территории, а я – свободный агент. Если я даже вас сейчас нашинкую в мелкое какаду, то мне ничего не будет. Я мог бы процитировать нужные места из Соглашения, но предлагаю поверить мне на слово. Будешь что-то говорить?
   – Нет.– Голос командира нападавших звучал немного напряженно. Или это барахлил внешний динамик на его шлеме.– Мы хотим уйти.
   – Прикажи своим ребятам выйти из здания. Крыльцо со львами, площадка перед ним. Всем уйти туда. Раненых унести. У тебя один убитый, он пока останется возле меня, извини.
   – Двое,– сказал командир.
   – Извини,– повторил Гриф.
   Он подождал, пока в здании не останется никого из них, кроме командира группы.
   – Продолжим,– сказал Гриф.– Сейчас твои бойцы аккуратно сложат оружие, снаряжение посреди площадки, а потом отойдут к ступеням.
   Бойцы положили оружие. Начали расстегивать бронекостюмы.
   – Чуть быстрее, пожалуйста.
   Пленка с руки Грифа исчезла. Рука была чистой и здоровой.
   – Теперь отойди к ступеням. Вот так. А теперь предупреди своих, чтобы они не дергались. Просто стояли и не шевелились. Сейчас появятся чужекрысы. Много. Сотни полторы. Они не тронут, если никто не пошевелится или не попытается бежать.