Золотько Александр. Пехота Апокалипсиса

   Каждый раз запах новый... и одновременно – знакомый, назойливый, въевшийся в мозг...
   Он сам назначил своим ребятам собеседования. Выходит, нужно вернуться в кабинет и вызывать, расспрашивать, уговаривать еще несколько часов... Вместо того чтобы вызвать машину и через пятнадцать минут открыть оружейный сейф, достать стеклянную ампулу...
   Касеев вышел из монтажной, закрыл дверь, оставил отпечаток ладони на сенсоре.
   Если он все-таки решит отправиться в кабинет, то идти придется направо по коридору, к лифту. Если домой – налево, к лестнице, ведущей к гаражу.
   В кабинете остались вещи, вспомнил Касеев, сворачивая налево.
   Куртка, инфоблок, сумка... К черту, сказал Касеев. Все может подождать до завтра.
   Еще необходимо предупредить оператора, нужно обязательно запечатлеть арест участкового. Иначе безутешные матери будут рыдать и биться в истерике...
   Касеев остановился и прижался лбом к холодному пластику двери.
   Сегодня точно что-то не так. Еще никогда его так не трясло в предвкушении дозы.
   Никогда...
   Что-то всегда бывает в первый раз.
   Рука пахнет зеленой пылью. Точно – пахнет. Он ведь чувствует этот запах. Пахнут пальцы. Пахнут...
   Касеев поднес руку к лицу. Только показалось. Показалось! Касеев замахнулся рукой на дверь.
   Сволочи! Сволочи! Сволочи...
   Стены вокруг начинали течь.
   Нет, не течь – превращаться в дым. Удушливо-серые волны перекатываются вокруг Касеева, прикасаются к его лицу, ощупывают, прикидывают, с какой стороны лучше напасть, сжать горло, залить рот и легкие...
   Дым обволакивает все, больше нет коридора, пола, стен, потолка – только тяжелый, вязкий дым. Дышать тяжело.
   Касеев нащупал дверную ручку, повернул. Попытался повернуть. Дым густеет, превращается в смрадный кисель, мешает не только дыханию, но и движениям.
   Пеленает. Связывает. Пакует.
   Сейчас он совсем застынет, запечатав Касеева в этих клубящихся сумерках.
   Толкнуть дверь. Толкнуть дверь, выбраться из этого дыма. Выйти в просторный гараж. Там люди. Там машины. Там дорога домой.
   Всего один вдох – и мир снова станет... станет... станет... Нормальным?
   Дышать становилось все труднее.
   Даже крикнуть уже не получится. Даже стон не вырвется из горла, стянутого прядью серого дыма.
   Проснулась боль в глазах, как тогда, на перроне, когда туша Корабля выскользнула из облаков, из пенящегося мира, из бездны слепящего света...
   Нет, тогда боль пришла не от Корабля, вдруг понял Касеев, а позже. Немного позже... А на перроне он почувствовал... почувствовал...
   Касеев опустился на колени.
   Тогда он ощутил то самое чувство, которое потом пытался вернуть, растирая между пальцами Зеленую крошку, вдыхая пыль... тщетно пытался вернуть.
   Его снова обманывали. Подсунув Зеленую крошку вместо правды...
   А теперь... Теперь пытаются убить здесь, в коридоре... растворить в дыму... утопить в стенах и полу, ставших леденяще-вязкими...
   Они...
   Кто-то склонился над Касеевым. Касеев попытался рассмотреть, кто это, но не смог.
   Они пришли его добить. Втоптать в бетонный пол, который стал грязью.
   Что-то пророкотало высоко над головой. Голос...
   – Дыши,– пророкотало среди серых туч.– Дыши...
   Касеев захрипел, легкие не слушались.
   Кто-то навалился на него, надавил на грудь. Резко отпустил. Снова. И снова...
   Воздух ворвался в легкие.
   – Живой? – спросил Пфайфер.– Я думал, опоздаю...
 
   Странно устроена жизнь. Бедняга Вася, обнаруживший проблему с новостями из Кремля, мучился – сообщать об этом кому-либо или нет. Его напарница Ляля такими сомнениями не страдала, хотя именно она Васе файл и продемонстрировала.
   Можно ведь было на сайт выложить просто исходник и результат-картинку, но Ляле накануне посоветовали операцию провести именно в таком порядке и даже порекомендовали, как себя вести, если Вася вдруг согласится все просто стереть – «...а может, не стоит, вдруг кто-то действительно хватится, ты – старший, тебе отвечать...» – как заставить Васю все-таки информацию Касееву отнести.
   А тот, кто инструктировал Лялю, полагал, что Касеев, получив в руки такое, начнет суетиться, метаться, дергаться и сделает по собственной инициативе то, что хотели совсем другие люди.
   Но Лялины инструкторы не принимали во внимание Зеленой крошки и того, что Касеев уже проскочил этап привыкания и начинал врастать в поле...
   В результате все перемешалось, перепуталось и пошло не совсем так, как хотелось... а кому, собственно, хотелось?
   Наверняка кто-то строил планы, координировал действия и вычислял векторы последствий.
   Только вот никто своего разочарования вслух не высказал.
   В Кремле узнали о странной утечке и сообщили Клееву о том, что прикрытие визита постамериканцев потекло.
   Клеев информацию принял к сведению, уточнил, что по этому поводу сказали техники, услышал, что инженер, работавший в тот день в Кремле с картинкой, отчего-то решил вот буквально вчера выпрыгнуть из окна своей квартиры на десятом этаже. Герман Николаевич особо этому не удивился, а связался с космической станцией.
   Все изложил, стараясь на эмоции особо не налегать. Хватит, что психовал по поводу китайца. Хотя, конечно, если вдуматься, то повод для паники все-таки имеется.
   Кто-то легко и просто вошел в защищенные каналы связи, просочился в базы данных, произвел замены – причем дважды – и ушел в неизвестном направлении... Поиск-программу, запущенную следом, рикошетом вынесло в Сеть, побросало по полутора тысячам инфоточек и вернуло в совершенно изуродованном виде. Оператор, работавший с поиск-программой, потом хохотал минут десять, пытаясь понять, кто, а самое главное, как мог сотворить такое.
   Но говорить об этом по второму разу Клеев не собирался. Достаточно было и новых проблем.
   Старший выслушал внимательно, не перебивая, и даже прикрикнул на Младшего, когда тот попытался вклиниться в доклад Германа Николаевича.
   Младший обиженно замолчал и хранил молчание даже после того, как Старший, по окончании доклада, спросил:
   – Как полагаешь, что там случилось?
   Младший скрестил на груди руки и демонстративно отвернулся к окну, за которым как раз виднелся Мексиканский залив.
   Старший пожал плечами и, не говоря ни слова, отключил связь с Клеевым.
   Потом повторил свой вопрос.
   – А все как всегда,– не оборачиваясь, бросил Младший.– Все валится и ползет по швам. Ты еще не привык? За эти десять лет... Клеев психует, но не понимает, что это только цветочки. Завтра-послезавтра выяснится, что зародышикончились и все планы реконструкции, модернизации, перевооружения и прочих процессов накрылись громадным медным тазом.
   – Вот таким.– Младший повернулся вместе с креслом к Старшему и показал, раскинув руки, каким именно.
   – Ну... Не все так плохо. Есть государственные запасы, есть немного у частных лиц, на черном рынке можно найти какое-то количество.– Старший добродушно улыбнулся.– Процентов десять своих планов они смогут перекрыть. А потом...
   – Потом бросятся перелопачивать Территории. Будет осмотрен каждый камешек, каждая травинка, норка и ямка... и обнаружится, что нет больше на Территориях зародышей. И не было, между прочим. Что все запасы находились в одном месте и понемногу распределялись между Территориями. А потом мы вынуждены будем сказать, что их нет и больше не будет...
   – Так-так,– поддержал Старший.– И что еще?
   – Или должны будем указать, что все остатки были стырены и спрятаны. И что всем владеет некто Гриф, который умеет под настроение превращать в лепешку тяжелую военную технику, восстанавливать руины усилием воли и которому наплевать на планы человечества.– Младший мило улыбнулся.– И что тогда?
   – Ничего. Ты все правильно изложил. Но тебе-то самому на планы человечества не наплевать? Вот отсюда, со стокилометровой высоты – не наплевать? Какие могут быть планы у человечества, если даже мы с тобой не можем себе представить, что именно этому самому человечеству уготовано... не без нашего участия, между прочим. Десять лет назад мы еще что-то представляли себе... пытались представить...– Старший потянулся за своей дежурной бутылкой, даже достал ее, но потом передумал и сунул назад.– Пока здесь были Контролеры, все так ладненько развивалось... Кто мог подумать, что этот шустрый морпех все так усложнит? Ты, например, мог себе представить, что обычный солдатик и автомат Калашникова способны так повлиять на судьбы шести миллиардов человек? Мог?
   – Зато как удивились, наверное, Контролеры.– Младший даже попытался засмеяться, но осекся и оглянулся на Мексиканский залив за окном.
   – Не бойся,– успокоил его Старший,– аттракцион не пропустишь. Тем более что у мексиканцев будут еще сутки-двое, прежде чем начнется самое интересное. А Контролеры действительно удивились, все так было замечательно подготовлено, просчитано и взвешено... Я, кстати, тоже удивился. И до сих пор пребываю в удивлении. Понятно, что с гибелью Контролеров включился автоматический режим, понятно, что мы с тобой как были консультантами, так ими и остались... Но что произошло с морпехом?
   – Он стал Свободным агентом по кличке Гриф и был очень полезен нам в организации процессов Сближения и Сосуществования.– Младший попытался сделать невозмутимое лицо.– А потом оказалось, что он научился в Корабле и еще кое-чему... Мы с тобой, кстати, толком не знаем, чему именно он там научился. И мы с тобой не знаем, как именно эти его умение и знание скажутся на конечной цели всего мероприятия... И что с нами произойдет, если мы не сможем его остановить... или вернуть в нужное русло.
   Вспыхнула голопанель. Старший протянул руку, коснулся нескольких значков. С десяток кадропроекций возникли перед ним, зависли в воздухе.
   – Клеев пьет водку,– сказал Старший задумчиво.– Американцы уже загрузились в аппараты: гавайцы разворачиваются вдоль Западного побережья, а аляскинцы – вдоль Восточного. Мексиканские войска ждут приказа о начале наступления на Север... Все идет как надо. Завтра люди проснутся в совсем другом мире, опасном, тревожном, но независимом от Братьев. Людям нужно дать вволю наиграться своей вновь обретенной свободой, прежде чем...
   – И еще несколько миллионов? – спросил Младший.
   Кадропроекции исчезли.
   – А лучше, чтобы несколько миллиардов? Чтобы все? Чтобы как в Африке? Или в бывших Соединенных Штатах Америки? Или тебе больше нравятся Владивосток, Гамбург, Киев? Ты за десять лет еще не свыкся с мыслью, что мы не убиваем... не решаем, кого убить, а выбираем, кого спасти. Забыл, что не могло быть иначе?Могло быть только по-другому!Не Америка, а Россия, не зажравшиеся америкосы, а наши с тобой не протрезвевшие россияне? – Старший выкрикнул последнюю фразу и закашлялся, схватившись за грудь.
   Тихо сдвинулась крышка настенной панели, и бесшумно вынырнул медблок, повис в воздухе перед Старшим.
   Тонкое металлическое щупальце протянулось к руке Старшего, коснулось кожи на внутренней стороне запястья и замерло.
   Старший закрыл глаза. Мышцы лица расслабились, на щеках проступил румянец.
   Медблок мигнул индикатором и вернулся в стену.
   – Хорошо! – сказал Старший.
   – А когда-нибудь он впрыснет тебе не бальзам, а стрихнин.– Младший посмотрел на часы, потом снова за окно.
   – Еще пятнадцать минут, – сказал Старший.– И если мне добавят стрихнину вместе с этим бальзамом, то я не стану возражать.
   – Не вместе, а вместо, – буркнул Младший.– И твоего возражения никто спрашивать не будет. И моего желания – тоже. И кстати...
   Младший кашлянул и замолчал.
   – Что такое? – удивился Старший.– Мы стесняемся? Или не можем подобрать нужные слова?
   – Завтра все произойдет...
   – Отчего завтра?
   – Хорошо, не завтра, через месяц. Через год.
   – Я думаю, скорее.
   – Ладно, скорее. Через полгода. Девять месяцев. Что тогда будет с нами? С тобой и со мной? Мы и дальше будем крутиться в этой банке вокруг того, что раньше было Землей? В нас отпадет всякая необходимость. Всякая. Необходимость. Что тогда? – У Младшего дергалось правое веко, словно подмаргивая кому.
   Младший потер правую щеку рукой.
   – Не нужно так нервничать. Нас просто отпустят. Разрешат самим выбрать дальнейшую жизнь.
   – Правда? – восхитился Младший.– Как замечательно! Сказочно, просто волшебно! Я смогу отправиться куда пожелаю? Домой? Кудая пожелаю? Куда я могу пожелать после того, как принял участие в этом?На Луну? Только мы с тобой не знаем, что будет с Луной. Мы знаем, что приглашены на апокалипсис, но не знаем, на какую роль. Антихристом? Ангелами, трубящими наперебой, Всадниками Апокалипсиса или их лошадьми – бледной и смуглой?
   – Не нужно истерик! – сказал Старший.
   Он не смотрел в глаза собеседнику. Не нужно, чтобы тот увидел в них то, что хуже и опасней страха.
   Старший прятал в своих глазах бессилие, а это куда труднее, чем скрывать ненависть.
   Нужно было что-то ответить. Что-то сказать Младшему, обмануть его, успокоить хотя бы на время... На день, на два. На сколько получится. До следующего срыва.
   – Молчишь? – спросил дрожащим голосом Младший.– Нечего сказать... Что нового ты можешь мне сообщить? Ты же думаешь точно так же, как и я. И то же самое. И у тебя нет ответа на вопросы. Нам остается только доживать оставшиеся дни, месяцы... успокаивать себя и друг друга, что это мы делаем с высокой целью, не убиваем миллионы, а спасаем миллиарды!
   Он даже не стал дожидаться ответа, просто повернулся и вышел.
   Пожалел, что не получается здесь дверью хлопать. Раньше, десять лет назад, любил он по молодости хлопнуть дверью так, чтобы стекла задрожали.
   Казалось бы – нехитрое умение, а как помогало и злость сорвать, и остальным продемонстрировать свою обиду, несогласие, свое просто плохое настроение...
   Были, правда, и свои нюансы в этом замечательном действии. Лучше всего получалось хлопнуть дверью, уже выйдя из комнаты, если дверь открывалась наружу.
   Переступаешь порог, хватаешься за край двери и резко бросаешь себе за спину. Чем сильнее, тем лучше!
   Грохот, дребезжание стекла, недовольный возглас – ну вот, опять, снова истерика! – и спокойствие, разливающееся в груди.
   Вот если дверь открывалась в комнату, тут все было гораздо сложнее. Нужно было остановиться на пороге, взяться за дверную ручку, рвануть на себя, одновременно делая шаг – непременно делая шаг, чтобы не врезать себе дверью по ногам,– и припечатать дверь. Исчезала естественность поступка, искренность пропадала...
   На станции этот номер не мог пройти в принципе. Ты подходишь к дверному проему, диафрагма цветком раскрывается перед тобой, делаешь шаг вперед и точно знаешь: как бы ни бушевало у тебя в груди, как ни стучала бы в висках кровь – диафрагма закроется так же бесшумно, как и раскрылась.
   Была поначалу у Младшего даже мысль поставить на станции Дверь Гнева. Вот так, с больших букв – Дверь Гнева. Или перепрограммировать эту проклятую диафрагму, чтобы гремела она, звенела и лязгала, когда проходишь через нее в плохом настроении...
   Хотя сегодня настроение у Младшего было как раз нормальное. Старший может сейчас думать что угодно, материться вдогонку или даже жалеть своего напарника... соучастника, подумал Младший, и настроение еще улучшилось.
   На лицо полезла улыбка, но выпускать ее нельзя – сенсорами утыканы все коридоры и переходы станции. Нужно донести печать отчаяния и вселенской печали до своих апартаментов. Всего каких-то двести семьдесят метров по двум уровням станции.
   Можно было бы, конечно, расположить жилой отсек возле кабинета, но чертовы проектировщики решили заставить двух подопытных крысят получать физические нагрузки таким вот простым способом. От места отдыха до места работы, от места работы – в столовую, из столовой – в сортир, который находится только в жилом отсеке...
   Вот так встать в уголок, отлить прямо в коридоре...
   Младший искоса посмотрел на сенсор. Наблюдает Старший или нет? Офигеет, бедняга, увидев такое непотребство...
   Интересно, начнется разруха на станции, если они начнут мочиться где попало? Где застало, там и встала, как много лет назад говорила его бабушка.
   Бабушка Встречу не пережила...
   Никто из родных Младшего не пережил тех нескольких месяцев хаоса. Было-то всего четыре человека, о которых Младший точно знал, что они его родственники. Мать, отец, бабушка и сестра.
   Бабушка погибла в своей деревне, когда мародеры выгребали из домов все, что имело хоть какую-то ценность...
   Старший показывал запись.
    Два мужика врываются в дом. Быстро обшаривают шкафы. Бабушка Лиза просто не успела уйти с дороги у одного из них. Мародер не собирался убивать, он просто отодвинул старушку в сторону. Отшвырнул, как некстати попавшуюся на пути штору...
   Младший так и не спросил, откуда у Старшего запись того случая. Не решился спросить. А вдруг... вдруг это было сделано специально, чтобы совсем оторвать его от тех крошечных человечков, суетящихся сейчас там, внизу...
   Мать, отец и сестра погибли во время борьбы с плесенью. Слава богу, Младший не знал как.
   Или их поразила болезнь, или походя, не разбираясь, расстрелял заградительный отряд, или просто кто-то решил, раз уж всем умирать, значит, все можно...
   У Старшего из близких никого не было.
   Повезло сволочи.
   Младший прошел мимо кают обслуги. Здесь жил Серега, его постоянный партнер по бильярду, там – доктор, пытавшийся поддерживать среди лакеев нормальный психологический климат. В каюте номер пять раньше жила Мила, и Младший частенько к ней наведывался... Даже чаще, чем к Светлане из столовой.
   Старательные были девчонки. Сейчас бы...
   Он честно, честно не задумывался, что именно произойдет после того, как они решили убрать со станции всех лишних. Думал, что...
   Ничего он не думал.
   Испугался.
   Согласился, когда Старший предложил.
   Только потом уже, через неделю после эвакуации, он решил спросить, а не вернуть ли хотя бы некоторых...
   Удивленные глаза напарника. Потом кривая усмешка на его губах.
   – Ты что? Оттуда не возвращаются... Кольцо номер пять – билет в один конец. Люди входят, успевают понять, что дышать там нечем, что мороз... где-то около абсолютного нуля... жидкости в теле закипают... вымерзают... что-то там о взрывной декомпрессии, кажется... это ж ты у нас силен в технике и естественных науках. Я, извините за выражение, филолог...
   – Все...– Голос Младшего даже дрогнул, не от ужаса, а скорее от печали, разочарования...
   Мальчик думал, что только откладывает на время свои игрушки, а оказалось – выбрасывает навсегда.
   Нет, сокамерник прав, конечно, понял потом Младший. Никто не должен знать, что такое их станция, что она вообще существует, что...
   Знает, к сожалению, об этом десяток человек на всей Земле, но они никогда не попадут на станцию. Лучше бы обойтись без них, но нужны исполнители такого уровня... И чтобы эти исполнители думали, что если на Земле станет совсем худо, их спрячут там, за облаками, в недосягаемой высоте.
   В общем, все правильно. Теперь, правда, не к кому завалиться на ночь, когда совсем уж подожмет... Разве что в душ.
   Младший подошел к двери своих апартаментов.
   Осталось совсем чуть.
   Открылась диафрагма.
   Нужно остановиться на пороге, оглянуться и выглядеть при этом печальным, на грани срыва... Пусть коллега еще раз убедится, насколько тонка кишка у его соседа по космосу...
   Диафрагма сомкнулась у него за спиной.
   Младший прыгнул вперед, завис в воздухе, кувыркнулся и плавно опустился на диван, стоявший перед голопанелью.
   Засветился красный огонек внутренней связи.
   – Да? – сказал Младший, устраиваясь на диване поудобнее и регулируя силу тяжести в своей комнате.
   – Старая сволочь пытается дозвониться,– сказал женский голос.
   – Давай,– разрешил Младший.
   – Операция «Санта-Ана» началась,– сообщил Старший, не включая видеоканала.– Ты хотел посмотреть...
   – Обязательно,– ответил Младший.– Нельзя пропустить звездный час человечества. Человечество наносит ответный удар.
   В принципе кто-то из окружения президента Мексики предлагал назвать операцию «Конкистадор». И даже пару дней это название рассматривали как вполне возможное. Потом, все обдумав и взвесив, решили остановиться на «Санта-Ане».
   Санта-Ана был свой, и не так много в мексиканской истории было героев, хоть как-то навалявших северному соседу.
   Кроме того, конкистадоры отметились в истории Мексики не самым лучшим образом, были завоевателями, как ни крути, а мексиканцам хотелось выглядеть освободителями.
   Хотя бы выглядеть.
   Нужен был аргумент на случай, если кто-то начнет задавать вопросы или возмущаться.
   Нам чужого не нужно, мы хотим вернуть исконно мексиканские земли. Техас, Калифорнию... ну и что там еще получится.
   В конце концов, именно мексиканцы – потомки коренных жителей континента, а генетическое единство аборигенов не размоют никакие потоки крови европейских захватчиков.
   Войскам был зачитан приказ, войска скрытно выдвинулись к северной границе...
   Ну, как скрытно...
   Двадцать с лишним тысяч солдат, семьсот единиц боевой техники, четыре десятка вертолетов – наверное, можно было это все передвинуть и тайно... Но, с другой стороны, от кого прятаться?
   От трижды проклятых Братьев? От них, пожалуй, спрячешься...
   Хотя после того самого нелепого мятежа в далекой России всякое шевеление за северной границей прекратилось.
   Ни один Корабль не пролетел в поле зрения мексиканских наблюдателей. Да и не только мексиканских.
   Это обнадеживало.
   Канадцы вон тоже сообщили об отсутствии всякой активности на Постамериканском пространстве. Замерли Корабли в Европе и Азии. Форты Международных сил в Африке рапортовали в Штаб-квартиру ООН о том же самом.
   В Украине задумались и организовали возле Внешней границы своей Территории маневры, для начала – командно-штабные. Вот когда мексиканцы свою «Санта-Ану» начнут, да углубятся в пораженные земли километров так на двести... Тогда можно учения и в войсковые плавно превратить. Даже формулировку под это придумали: «О действиях войск и сил Министерства по чрезвычайным ситуациям по дезактивации и рекультивации территорий, пострадавших при техногенной катастрофе».
   Что китайцы запланировали по поводу Гималайско-Непальской Территории, вслух никто не говорил, но что-то там, в Тибете, шевелилось, требовало горючего, припасов, снаряжения... Индия на всякий случай привела свои войска в состояние повышенной боеготовности.
   Пакистан, естественно, тоже.
   В Африке, как ни странно, все оставалось в рамках обычного. Хотя рамки обычного в Африке за последние десять лет раздвинулись до границ непостижимого.
 
   Да передохли они все там, Братья эти долбаные. Вон сразу после Встречи и загнулись. От вирусов земных. Может, от баб наших что-то и подцепили! Вымерли, инопланетные суки, а наши суки, земные, решили на этом наварить себе денег и власти...
   Это они пусть врут кому другому, что европейцы пытались все под себя подмять. И не русские это затеяли... Вместе они сговорились. Вместе, говорю. Ворон ворону глаз типа не выклюет, едрена корень...
   Слышали, мексиканцы решили всю Америку захапать... Пока остальные топчутся – на танках прорваться до самой Канады... Не слышал? Блин, Сеть надо посещать хотя бы иногда... Двадцать тысяч танков... что значит – херня? Нету двадцати тысяч танков у Мексики?.. А ты их считал? Они, может, все десять лет готовились к войне... не то что наши козлы... устроили между собой свару... народу, говорят, тысяч сто положили в октябре... зачем-зачем, сам не понимаешь... концы прячут, сволочи... Территории, думаешь, Братьям отрезали?.. Себе хапали... теперь вон княжества создадут... или королевства... брат мне говорил... наши, те которые на Территориях поселились, никого, блин, туда больше не пускают... самим, говорят, мало... сунулись туда солдаты, умылись кровью... кто кровью?.. когда?.. а вот тогда, в октябре... думаешь, и вправду главный врач мог всю эту революцию затеять?.. сообразили, что скоро все равно народ узнает про подохших Братьев... вот и отправили солдатиков... а заваруху устроили, чтобы потери скрыть... че уставился?.. а ты слышал, что начали старые части разворачивать, которые в архивах лежали... там, флаги, печати... у соседа моего пацана призвали как раз в такой батальон... не поверишь, у них командиром – бывший мент-гаишник... гадом буду, сосед мне светил письмо прямо с мобилы... то есть это я вру?.. а ну, повтори...
 
   Мир добросовестно готовился сходить с ума.
   Версия об умерших от земного вируса Братьях особо импонировала народу, была знакома и даже где-то привычна. Как ни старались сосулизаторы вытравить из памяти народной и из библиотек бессмертную книгу Уэллса, ни черта у них не получилось.
   За месяц после Освобождения – словечко начало приживаться быстро и именно с большой буквы – после Освобождения «Война миров» была переиздана общим тиражом в пять миллионов. Иметь на своем рабочем столе и на книжной полке эту книгу стало даже признаком хорошего тона и демонстрацией борьбы с позорным прошлым Братского Ига.
   Духа покойного Уэллса вызывать не стали, а вот бедняга Спилберг был изловлен журналистами в Швейцарии и за неделю дал более сотни разных интервью. Все они, кроме самого первого, были опубликованы и даже принесли несколько поиздержавшемуся за десять лет мэтру приличную прибыль.