Страница:
Хозяин сидел в кабинете не один. Еще два человека, из тех, что подчинялись только Хозяину. Один возле окна, другой на стуле возле двери.
– Как доехал? – спросил Хозяин.
– Нормально, – Краб демонстративно оглядел кабинет, останавливая взгляд на бойцах.
Хозяин этого взгляда не заметил. Или не обратил на него внимания. Или сделал вид, что не обратил на него внимания. Краб подошел к письменному столу и сел на стул.
Только сейчас до него вдруг дошло, что именно показалось странным на входе в здание. Охраны стало больше, и среди охранников не было его, Краба, людей.
Краб напрягся. Что это значит?
– Что-то случилось? – спросил Краб.
– Ты о чем?
– Об охране внизу, об этих… – Краб кивнул головой в сторону телохранителей,
– Странно.
– Что странно?
– Странно, что тебя это удивляет, – Хозяин говорил спокойно, не торопясь. Уверенно говорил. Что бы это значило?
Неужели?… Он что, все вычислил и решил больше с Крабом не церемониться?
– Вчера ты умудрился испортить мне отношения со всеми в этом городе. Ты что, сам этого сегодня не понял?
– Они не начнут разборку! – уверенно сказал Краб.
– Ты гарантируешь?
– Я точно знаю. Они сожрут все, что мы… ты им скажешь, – Краб чуть не ляпнул глупость. Это «мы» вырвалось случайно, но было бы куда хуже, если бы он сказал «я», – они не полезут к нам. А если полезут…
– Да, мы сможем навести порядок, – кивнул Хозяин, – это мы умеем. Мы самые сильные.
С каждой фразой «мы» звучало все громче:
– Мы только не смогли разобраться с Солдатом. А так мы действительно круче всех.
Краб промолчал.
– А еще ты привез сюда этого крутого парня, Александра Гаврилина. И не боишься…
– Чего я должен бояться этого…
– Действительно, – подхватил Хозяин, – чего нам бояться его? Он ведь, как ты сам говоришь, замочил того, кого ни мы, ни кто другой замочить не смогли. Ты уж пожалуйста реши, кого привез. Если он действительно такой крутой – почему ты не принял никаких мер безопасности. А если он не тот, за кого мы его принимаем, зачем ты его привез? – теперь в голосе Хозяина Краб уловил иронию.
– Я сейчас все это выясню… – начал Краб, но Хозяин снова его перебил.
– Сделай одолжение! Если мне не изменяет память, именно у тебя должна болеть голова по поводу нашей… – Хозяин подчеркнул это слово, – … нашей безопасности.
– Я помню об этом…
– Тогда почему я должен заботиться об этом? Почему я должен вызывать к себе Клоуна и напоминать ему о том, о чем ему должен напоминать ты? Объясни!
Краб молча встал. Ему хотелось оборвать Хозяина, заставить его замолчать, запретить ему разговаривать с собой в таком тоне. Телохранитель, сидевший возле окна, словно невзначай отодвинул полу пиджака. Сзади, от двери, послышался металлический щелчок застежки на кобуре.
– А ты не дергайся, – сказал Хозяин, – не дергайся. Никто тут не собирается тебя оскорблять. Сядь!
Краб стоял.
– Сядь, я тебе сказал!
– Я пойду поговорю с Гаврилиным, – сказал Краб, глядя в окно.
– Пойдешь, поговоришь, – кивнул Хозяин, – когда я разрешу. Садись.
Краб помедлил.
– Да сядь ты, в конце концов! Что ты из себя кисейную барышню разыгрываешь.
Краб опустился на стул.
– Ты и меня пойми, все это как снег на голову. А мне нужно думать обо всем. Старый я стал, – внезапно пожаловался Хозяин, – старый. На отдых мне пора. Как считаешь?
Вопрос этот застал Краба врасплох. Странный вопрос, никогда до этого Хозяин не начинал разговоров на эту тему. Ясно, что старый. И не на отдых тебе давно пора, а на кладбище, подумал Краб.
– Молчишь? Ну, молчи. Ты уж меня прости за наезд. Я тут с твоим приятелем беседовал.
– С кем?
– С Гаврилиным. Поверишь, давно уже не возникало желания порезать кого-нибудь, а тут… Так что, ты с ним как нужно поговори. Но только так, чтобы мы его могли людям предъявить. Одним куском и живого.
Краб кивнул. Давай-давай, командуй. Все будет не так как хочется тебе, а так как будет нужно мне. Краб встал.
– За часик я его разговорю.
– Вот и хорошо. А я пока вздремну. Устал. – Хозяин сказал это спокойным, ровным голосом, но Крабу показалось, что прячется что-то за этими интонациями, за прищуренными глазами.
Черт с ним, потом решим все наши проблемы. Сегодня, максимум завтра.
За дверью послышался какой-то шум, невнятные голоса. Потом крик: «Да пусти ты, сука!». Голос Нолика, узнал Краб.
– Кто там еще? – громко спросил Хозяин.
Дверь открылась, и на пороге появился Нолик.
– Это…
– Что такое? – спросил Хозяин.
Нолик перевел взгляд с Хозяина на Краба и обратно. Неуверенный, испуганный взгляд, отметил Краб и шагнул к Нолику:
– Вынь конец изо рта и говори.
– Там этого, мужика, который лабуха грохнул… – Нолик сглотнул.
Краб оглянулся на Хозяина, почувствовав его взгляд.
– Что с ним?
– Он это… – снова промямлил Нолик.
От затрещины он взвыл и упал.
Краб наклонившись, схватил его за волосы:
– Что? Что?
– Нету его, пропал. Клин мертвый лежит, а мужика нету.
Краб выпрямился, обернулся к Хозяину, а Нолик испуганно зачастил:
– Все залито кровью, горло у Клина перерезано, а мужика нет. Я сразу к вам побежал, а Кирилл там с пацанами все обыскивает.
Нолик встал с пола и начал осторожно пробираться к двери.
– Сбежал… – тихо сказал Хозяин, – сбежал.
– Ах ты сука! – обернулся к нему Краб, – Да я тебя сейчас…
Пистолеты синхронно появились в руках телохранителей, отбросив в сторону Нолика в кабинет ворвались Бакс и Винт.
– Не психуй, Краб.
– Не психуй? – Краб захлебнулся в крике, – Куда ты его дел? Куда?
Все напряжение, вся злость разом выплеснулись из Краба в этом крике. Его кинули. Кинули. Остатками рассудка Краб понимал, что нет у него ни малейшего шанса добраться до Хозяина, что кто-нибудь из телохранителей успеет выстрелить, и только это останавливало его.
Нолик выполз из кабинета.
– Заткнись! Прекрати истерику! – Хозяин встал и вышел из-за стола. – Я не знаю, что случилось с Клином.
– Сука, – прошептал Краб.
– Я действительно не знаю что там произошло, – сказал Хозяин, – Успокойся. Нужно разобраться.
Шагом. Даже в таком темпе и даже по пересеченной местности можно уйти за день километров на сорок. При достаточной подготовке и при желании. Километров через пять делать небольшой привал, минут на пятнадцать.
И снова – сто шагов бегом, сто шагов пешком. А через двадцать километров – еще привальчик, на пол часа. К вечеру можно было бы выйти к трассе. Можно было…
Бегом. Густой лес. Приходится больше времени тратить не на передвижение, а на поиск прохода. Тайга какая-то. С другой стороны, удается так запутать следы, что и сам бы наверное дорогу не нашел. О чем это я? О привале в пятнадцать минут. Остановиться и уже никогда не продолжить бег. Мороз, знаете ли.
Мороз и солнце. Как у Пушкина. Резануло в боку. В правом, да так, что сбился с шага и чуть не упал. Не останавливаться. Еще пятьдесят шагов. Сорок пять. Сорок.
Уже не понять какой бок нужно держать рукой, тот, который с раной, или тот, который с печенью. Тридцать.
С горки бежать значительно легче. Если бы еще не скользили по опавшим листьям ноги. Двадцать…
Черт, нога у Гаврилина подвернулась, и он упал. На руки, развернуло, попытался зацепиться за дерево, ободрал пальцы о заледеневшую кору, удар…
Крик сдержать не удалось. Раненным боком о дерево. Как больно. На мгновение потемнело в глазах. Перехватило дыхание. Встать.
Нужно встать. Гаврилин повторил это дурацкое слово несколько раз. Встать! Встать. Встать?
Что это значит? Встать. Это значит, что нужно продраться сквозь дебри яростной боли и подняться на ноги. Встать.
Гаврилин прижался к дереву щекой и понял, что не ощущает уже холода. Встать. Больно-то как! Левой рукой лучше не шевелить.
Правая рука вцепилась в ветку. Подтянуть ноги. Хорошо. Правую. Левую. Теперь разогнуть их, аккуратно, не торопясь. В глазах потемнело. Встать. Это только боль. Всего лишь боль.
Осмотреть рану. Гаврилин попытался расстегнуть «молнию» и не смог нащупать бегунок – пальцы на руке не гнулись и почти потеряли чувствительность.
Мороз и солнце. Гаврилин привалился спиной к дереву. Задрал спортивную куртку. От мокрой от пота футболки пошел пар. Что тут у нас? Сквозь повязку на ране проступала свежая кровь. Замечательно. Каждый вдох или выдох отдается болью.
А еще бывает, когда сломанное ребро протыкает легкое, подумал Гаврилин. Сколько, интересно, прошло времени с тех пор, как он побежал. Никак не меньше часа. Его наверное уже ищут. Наверняка. Краб его уже ищет. А он тут стоит возле дерева и чувствует, как застывает на теле пот. Сколько там на градуснике? Градусов пятнадцать. Минус. К вечеру Хозяин обещал двадцать пять.
Гаврилин оттолкнулся от дерева. Если он сейчас на пойдет, то не сможет этого сделать вообще.
Сто шагов… Гаврилин попытался бежать. Честно попытался, и успел вцепиться в удачно подвернувшееся деревце. Вот и все? Все? Бежать у него не получится. Все?
Гаврилин оглянулся по сторонам. Он стоял на дне неглубокого оврага, заросшего деревьями и кустами. Чуть в стороне края оврага соединял ствол упавшего дерева.
Если бы он заметил этот ствол раньше – перебрался бы через овраг по нему. И тогда не упал бы. Если бы.
Если бы не был дураком, то преодолел бы брезгливость и снял бы с мертвого Клина теплую куртку и шапку. И захватил бы с кровати одеяло. И поискал бы в карманах убитого спички или зажигалку. Если бы…
Гаврилин осторожно отпустил деревце и шагнул. Получилось. Еще шаг. Еще. Правда, таким темпом он не доберется до трассы до темна. А это значит, что не доберется до нее никогда.
Подниматься осторожно, не дай Бог еще раз упасть. Аккуратно. Шаг за шагом. Сантиметр за сантиметром. Осторожно.
Выбравшись из оврага Гаврилин остановился, чтобы перевести дыхание. Воздух сегодня отпускается только по половине глотка за раз. Нарушитель наказывается болью.
Тело быстро остывало. На бегу еще кое-как удавалось сохранять тепло. Теперь… Теперь ему даже не придется дожидаться темноты, чтобы загнуться. Достаточно будет просто постоять вот так минут десять.
Как тихо, подумал Гаврилин. Все застыло. Ни звука. Листья и остатки травы хрустят под ногами будто обгоревшая бумага. Даже ветра нет. Лежит, наверное, где-нибудь комком замерзшего воздуха.
Идти. Теперь для него передвигать ноги и жить – одно и то же. Одно и то же. Шаг. Еще шаг. Правой. Левой. Правой. Левой.
Через сколько его догонят? Через час? Полтора? И будут ли его догонять? Достаточно просто не выпустить его к трассе. Заставить померзнуть до ночи. А потом поиски можно будет прекратить.
Но Крабу он нужен живой. У Краба есть к нему множество вопросов.
Ветка процарапала болезненную борозду по лицу. Велика Россия, а отступать некуда. Если он хочет выжить, то должен выходить к дороге.
– Что?
Краб загасил окурок в пепельнице и посмотрел в глаза Хозяина:
– Этот чертов Гаврилин будет выходить к дороге.
– К трассе?
– К дороге, к этой чертовой дороге от трассы к твоему дворцу! – Краб вытащил из пачки новую сигарету, зажег.
Ему удалось успокоиться. Он не бросился на Хозяина после того, как узнал, что Гаврилин сбежал. Чуть не бросился. Удержал не разум, а самое банальное чувство самосохранения. И насмешливый взгляд Хозяина.
Потом, рассматривая залитую кровью комнату и скрюченное мертвое тело Клина, Краб успокоился. Почему он решил, что это Хозяин помог сбежать этому придурку?
Нечистая совесть? Он сам планировал свалить Хозяина, используя Гаврилина и теперь просто приписал свои желания Хозяину. Чуть не подставился.
В наказание Краб заставил себя спокойно осмотреть место убийства, пройтись по коридору к выходу и обратно, убедиться, что через двор Гаврилин уйти не мог и спуститься в подвал.
Перед открытой дверью в подземный ход Краб закурил и курил не переставая все время, пока не вернулся в кабинет Хозяина. Нервы, мать их.
Нервы. Это у него нервы, а на лицах Нолика и остальных читался почти мистический страх. Они и раньше и видели кровь и убивали, но на этот раз жертвой стал один из них. Тот, кого Краб поставил в охрану. А мог ведь поставить любого из них.
Когда Краб услышал за спиной тихий шепот «лабух», то резко обернулся:
– Что?
Шептавший запнулся и испуганно уставился на Краба.
– Я тебя спросил, что ты только что говорил?
– Ни-ничего…
– Лабуха вспомнили? – Краб обвел взглядом всех толкущихся в коридоре, – Убьет, думаете? Убьет. Всех. Каждого, кто будет как этот урод торговать ебалом вместо того, чтобы думать. Клин ведь своим пером по горлу получил. Своим?
– Своим, – подтвердил кто-то сбоку.
– Я каждого из вас предупреждал по сто раз. Каждого. Хочешь жить – думай не о бабах, а о задании.
Краб ногой перевернул Клина на спину. Застывшая кровь с влажным треском тонкими паутинками потянулась за лицом. Солнечный луч слабо отразился на открытых глазах мертвого.
– А вот эта падаль забыла обо всем. Сам виноват. Сам. А если… – Краб поставил ногу на лицо убитого – … кто-нибудь еще раз при мне вспомнит о лабухе – я ему сам такую вот улыбку пером нарисую.
И никто не посмел отвести взгляд. Никто.
Краб уже знал, что Клоун по приказу Хозяина проверял и усиливал охрану, поэтому, когда тот появился на пороге комнаты, сразу заговорил о деле:
– Давай всех наших на машины – по два человека, со стволами. Одну машину к трассе, к выезду с нашей дороги. Остальным – патрулировать дорогу. Если заметят его – не стрелять. Он нужен живым. Связь по радио. Вопросы?
– Мы все не перекроем – тридцать километров. У нас десять машин.
– Возьми мою и Хозяина. Грузовик с хоздвора.
– Все равно почти по три километра на машину. И у нас почти никого не останется в усадьбе.
– Вызови людей из города. Он двинул отсюда чуть больше часа назад. При самом хорошем для себя раскладе ушел километров на семь. От пятнадцатого километра в нашу сторону машины и расставляй. Часа через полтора из города смогут подъехать еще машины. Они перекроют трассу. Кирилл!
– Да?
– Бери кого-нибудь из своих, человека три и бегом по следу. Шумите, кричите. Если выйдет – гоните его к трассе. Потеряешь след – пара пусть идет вдоль одной стороны дороги, пара вдоль другой.
– Понял.
– Он подранен. И у него сломано ребро. Очень быстро идти не может.
– А если отсидеться попробует?
– Где? Он ушел в спортивном костюме и кроссовках. Либо он бежит, либо лежит. Двигай.
Кирилл тронул за плечо Нолика, еще двоих и вышел.
– Так, – протянул Краб, – что еще?..
По дороге к кабинету Хозяина он отдал приказ предупредить людей в окрестных селах.
– Скажешь, вора ловим. Кто сдаст – получит бабки. Штуку зеленью. Но только за живого.
За живого. Краб поднимался по ступенькам и думал, напряженно думал. Пытаясь понять, как именно поведет себя Гаврилин.
Он действительно ушел налегке. По нынешнему морозу – это смерть. Ему сейчас только темп потерять и все, уснет. А Крабу он нужен живьем. Мертвый Гаврилин ему не поможет. Прятаться негде. Вывезли его из клиники незаметно. А если все-таки?.. Если побег был спланирован? И Гаврилина подобрала машина? Тогда… Ничего подобного.
Первый пост на дороге в пяти километрах от особняка. Чужие машины там не проходят. А он сам ехал по дороге и никаких машин не обгонял и не видел. Ни едущих, ни стоящих.
Села… Там тоже не спрячишься. Уже через пять минут у чужака спросили бы откуда взялся и что здесь потерял. К тому же, до одного села по прямой восемь километров через болото, до другого в противоположную от трассы сторону – пятнадцать. Так что, если у Гаврилина и был сообщник.
– Кто-то у Гаврилина здесь есть, – сказал Краб войдя в кабинет.
– Где здесь? – переспросил Хозяин.
– Здесь! – Краб резко махнул руками и увидел, как дернулись охранники Хозяина – В усадьбе.
– Почему ты так решил?
– Он ушел через ход, о котором просто не мог знать. Кроме этого, замок был открыт и в подвале и на выходе, в лесу. Кто-то его выпустил.
– А для тебя это новость? Я с самого начала всех этих прошлогодних неприятностей все понял. Нас кто-то сдавал, – Хозяин улыбнулся, – я даже на тебя грешил одно время.
– На меня?
– А что, ты свободно мог командовать Солдатом. Смотри, ни тебя, ни меня он не тронул. Все лупил возле нас. Нет?
– Зачем мне это?
– Ну… – Хозяин передвинул на столе перед собой ручку, – Солдат там очень крутые деньги поднял. Как бы не до лимона баксов. Нет? Или тебе бабки не нужны?
– Нужны, – кивнул Краб, – только все это ерунда. Нужно брать Гаврилина. Тогда все сразу и узнаем.
– А ты не слишком много куришь? – спросил Хозяин.
Краб щелкнул зажигалкой и не ответил.
– Ладно, твое дело, – сказал Хозяин, – что делать думаешь?
– Уже делаем.
– Куда он пойдет, как думаешь?
– А куда все беглые идут – к людям, к теплу. Он у нас запросто может замерзнуть. Без шмоток гуляет.
– Гуляет… И где ты его будешь ловить?
Краб задумался. Свои распоряжения о том, что нужно блокировать дорогу он отдавал автоматически, не задумываясь. Сейчас, все взвешивая, он понял, что действовал правильно. Гаврилин не самоубийца. Он хочет жить.
Очень хочет. А это значит, что ни через болота, ни через лес он продираться не станет. У него есть только один путь – к дороге и попытаться уехать.
– Этот чертов Гаврилин будет выходить к дороге.
– К трассе?
– К дороге, к этой чертовой дороге от трассы к твоему дворцу.
– А там…
– А там мы его возьмем. Возьмем. Никуда он не денется. Подраненный, раздетый… Не уйдет.
– Насчет одежки это точно, – кивнул Хозяин, – долго он не протянет. Да и подсесть на машину тоже не сможет. Костюмчик его, как я заметил, кровью попорчен здорово. Люди от него шарахнуться, если что.
– Одежду он может сменить.
– С пугала?
– Встретит кого-нибудь и снимет. – Краб встал со стула.
– Тогда его тот, с кого он одежку снимет, нам и сдаст.
– Может быть. Если сможет. Покойники обычно никого не сдают. Убьет и снимет. Или снимет и убьет. Я на всякий случай приказал слушать ментовскую волну. Если вдруг он к ментам попадет.
– С ментами воевать будешь?
– А ты против?
– Я? Нет. Только аккуратно.
Краб усмехнулся и пошел к двери.
– Так думаешь, возьмем Гаврилина? – вдогонку спросил Хозяин.
– Никуда не денется.
– Ага-ага, – кивнул Хозяин, – а то ведь у нас проблемы будут, если Гаврилин замерзнет, люди не поймут. И спрашивать с нас начнут.
Краб в дверях обернулся:
– Не замерзнет твой герой, не замерзнет. Когда жить очень хочется, отца замочишь, не то что прохожего.
Похоже, это по его душу. Не иначе. Гаврилин потер уши. Похлопал по плечам. И лицо и кожа рук теряли чувствительность. Ног под собой Гаврилин тоже не чувствовал. Все. Если в течение часа он не найдет выхода, нужно будет выбирать между смертью холодной и смертью веселой, в руках у Краба.
Гаврилин осторожно потопал ногами, постучал ими друг о друга. Как деревяшкой о деревяшку.
Очень не хочется умирать. Тем более имея перед глазами такой соблазн. Гаврилин подышал на руки.
Метрах в пятидесяти от него, возле знака автобусной остановки топталось семь человек: две старухи, муж и жена с дочкой – или сыном, в этой шубе и не разберешь – старик и парень. Все одеты добротно. Это вам не развращенный модой город. Валенки, тулупы, теплые рукавицы.
Теплые, добротные, защищающие от мороза и ветра. И шапки. Гаврилин провел рукой по лицу. Как по льду. Что-то слабо затрещало.
Что это? Гаврилин удивился вяло, все внимание его было обращено в сторону остановки, к обладателям теплой одежды. Что это трещит под его пальцами? А, щетина. Он уже дня два как не брился. И кажется он разодрал себе лицо. Словно с расстояния нескольких километров до него добирается слабая саднящая боль.
Вот боль в боку слабой не назовешь. Гаврилин на секунду опустил глаза. Куртка его фирменного спортивного костюма имела уже цвет бурый, от застывшей на морозе крови стала негнущейся, как кусок картона.
Хоть кровотечение остановилось. Холодно. От постоянного напряжения начали болеть мышцы спины. В армии они это называли позой обмороженного пингвина.
Да хоть бы кто-нибудь отошел в лес! По нужде. Гаврилин сцепил зубы, чтобы помешать им стучать. Хотя, кто в такой мороз станет рисковать гениталиями.
Ну хоть кто-нибудь. Гаврилин осторожно вытер выступившую слезу. Хоть мужчина, хоть женщина. Или, чтобы вот сейчас появился новый пассажир, и чтобы он шел через лес к остановке мимо Гаврилина. Гаврилин оглянулся.
Если верить указателю, там в километре село. Эти вот на остановке, судя по всему ждут рейсового автобуса. И больше никто сегодня из сельских жителей не стремится ехать в город.
Гаврилин зажал руки подмышками. Кто-нибудь. Тепло одетый, взбодренный морозцем. Не оглядывающийся по сторонам. Пусть баба, пусть мужик, пусть черт с рогами…
Кто-нибудь. Ребенок от остановки что-то закричал. Гаврилин снова посмотрел в сторону проселка. Никого. А как он собственно, собирается отбирать одежду? Вежливо попросить?
Не будете ли вы столь любезны, чтобы ссудить мне во временное пользование ваш тулупчик и валенки? А потом что? Отпустить домой? Тогда все, Клоун предупреждал, сдадут. Он потому и в село прятаться не пошел.
Оглушить и оставить в лесу? Гаврилина передернуло. Это смерть. Тогда уж проще убить.
Проще убить. Что может быть проще, чем убить. Когда-то, на занятиях по выживанию, инструктор объяснил, что главным условием выживания является правильно поставленная задача. И тогда все становится очень просто.
Ты не дерьмом слоновьим питаешься, а спасаешь свою жизнь. Ты не лягушку сырую употребляешь, а подкрепляешь свой организм протеином, а, значит, спасаешь свою жизнь. Ты не глотку противнику перекусываешь, а борешься за выживания.
Ты не горло перерезал человеку, а открыл себе путь к спасению. И ты не прохожего готов убить из-за пальто, а жизнь себе спасаешь.
Какая смешная логическая западня! Если хочется выжить – убей. Если решишь тихо умереть – не нужно было убегать, не нужно было бить человека ножом в горло, а потом произносить высокие слова о справедливости и о мести над его телом.
Начал убивать – не останавливайся. Выполняй правильно поставленную задачу. Тебе нужно выжить – остальное побоку, наплевать. Хочешь жить – убей.
Снова глаза налились слезами. Вытереть. Больно. Холодно и больно. Он борется с собой, чтобы понять, имеет право на убийство или нет, а глаза уже сами подбирают из людей на остановке жертву.
Старик. Вот если бы его как-то выманить в лес… С ним и справиться будет легче. Проще. А как?
Гаврилин застонал. Он даже старика не сможет свалить. Достаточно будет пропустить один удар и все. Да и руками он схватить не сможет никого. Не работают руки.
Гаврилин поднес руки к лицу. Белые. Укусил себя за палец. Почти не почувствовал. Можешь решать, Гаврилин, можешь не решать, а уже ничего у тебя не получится.
Не получится? Гаврилин поискал глазами вокруг себя. Палку бы поувесистее. Отломать с дерева у него уже может не получиться. Не видно? Ладно, Бог с ней, с палкой.
У него есть шнурок. У него в штанах есть шнурок. Страховка для резинки.
Шнурок. Гаврилин попытался поднять край куртки. Фиг там, кровь и мороз спаяли его спортивный костюм в подобие комбинезона.
Пальцы проскребли по ткани куртки. Не ухватил. Еще раз. Хорошо. Теперь рвануть, отодрать.
Вот он, шнурок. Гаврилин торопливо потянул за конец шнурка. Если сейчас окажется, что узел запутался, он не сможет его развязать. Пальцы не гнутся. Совсем не гнутся.
Гаврилин снова посмотрел на остановку. Ребенок затеял беготню, мать что-то невнятно ему говорит. Изо ртов пар. Они даже на месте не топчутся, им тепло. У них теплая одежда.
Шнурок развязался легко, Гаврилин намотал его край на правую руку и потянул. Только бы не оказалось на нем еще узла. Только бы не оказалось!
Нету. Нету узелка. Все нормально. Гаврилин осторожно намотал на левую руку свободный край шнурка. Скрестить руки перед тем, как набрасывать на шею противника. Как в свое время показывал инструктор.
А потом только крепко стягивать концы шнурка. Всего тридцать секунд. Тридцать секунд и человек замрет с посиневшим лицом и вывалившимся языком. Главное, крепко удерживать концы удавки. Вот так. Ничего, что пальцы потеряли чувствительность. По два витка шнурка на руку. Не соскользнут.
– Как доехал? – спросил Хозяин.
– Нормально, – Краб демонстративно оглядел кабинет, останавливая взгляд на бойцах.
Хозяин этого взгляда не заметил. Или не обратил на него внимания. Или сделал вид, что не обратил на него внимания. Краб подошел к письменному столу и сел на стул.
Только сейчас до него вдруг дошло, что именно показалось странным на входе в здание. Охраны стало больше, и среди охранников не было его, Краба, людей.
Краб напрягся. Что это значит?
– Что-то случилось? – спросил Краб.
– Ты о чем?
– Об охране внизу, об этих… – Краб кивнул головой в сторону телохранителей,
– Странно.
– Что странно?
– Странно, что тебя это удивляет, – Хозяин говорил спокойно, не торопясь. Уверенно говорил. Что бы это значило?
Неужели?… Он что, все вычислил и решил больше с Крабом не церемониться?
– Вчера ты умудрился испортить мне отношения со всеми в этом городе. Ты что, сам этого сегодня не понял?
– Они не начнут разборку! – уверенно сказал Краб.
– Ты гарантируешь?
– Я точно знаю. Они сожрут все, что мы… ты им скажешь, – Краб чуть не ляпнул глупость. Это «мы» вырвалось случайно, но было бы куда хуже, если бы он сказал «я», – они не полезут к нам. А если полезут…
– Да, мы сможем навести порядок, – кивнул Хозяин, – это мы умеем. Мы самые сильные.
С каждой фразой «мы» звучало все громче:
– Мы только не смогли разобраться с Солдатом. А так мы действительно круче всех.
Краб промолчал.
– А еще ты привез сюда этого крутого парня, Александра Гаврилина. И не боишься…
– Чего я должен бояться этого…
– Действительно, – подхватил Хозяин, – чего нам бояться его? Он ведь, как ты сам говоришь, замочил того, кого ни мы, ни кто другой замочить не смогли. Ты уж пожалуйста реши, кого привез. Если он действительно такой крутой – почему ты не принял никаких мер безопасности. А если он не тот, за кого мы его принимаем, зачем ты его привез? – теперь в голосе Хозяина Краб уловил иронию.
– Я сейчас все это выясню… – начал Краб, но Хозяин снова его перебил.
– Сделай одолжение! Если мне не изменяет память, именно у тебя должна болеть голова по поводу нашей… – Хозяин подчеркнул это слово, – … нашей безопасности.
– Я помню об этом…
– Тогда почему я должен заботиться об этом? Почему я должен вызывать к себе Клоуна и напоминать ему о том, о чем ему должен напоминать ты? Объясни!
Краб молча встал. Ему хотелось оборвать Хозяина, заставить его замолчать, запретить ему разговаривать с собой в таком тоне. Телохранитель, сидевший возле окна, словно невзначай отодвинул полу пиджака. Сзади, от двери, послышался металлический щелчок застежки на кобуре.
– А ты не дергайся, – сказал Хозяин, – не дергайся. Никто тут не собирается тебя оскорблять. Сядь!
Краб стоял.
– Сядь, я тебе сказал!
– Я пойду поговорю с Гаврилиным, – сказал Краб, глядя в окно.
– Пойдешь, поговоришь, – кивнул Хозяин, – когда я разрешу. Садись.
Краб помедлил.
– Да сядь ты, в конце концов! Что ты из себя кисейную барышню разыгрываешь.
Краб опустился на стул.
– Ты и меня пойми, все это как снег на голову. А мне нужно думать обо всем. Старый я стал, – внезапно пожаловался Хозяин, – старый. На отдых мне пора. Как считаешь?
Вопрос этот застал Краба врасплох. Странный вопрос, никогда до этого Хозяин не начинал разговоров на эту тему. Ясно, что старый. И не на отдых тебе давно пора, а на кладбище, подумал Краб.
– Молчишь? Ну, молчи. Ты уж меня прости за наезд. Я тут с твоим приятелем беседовал.
– С кем?
– С Гаврилиным. Поверишь, давно уже не возникало желания порезать кого-нибудь, а тут… Так что, ты с ним как нужно поговори. Но только так, чтобы мы его могли людям предъявить. Одним куском и живого.
Краб кивнул. Давай-давай, командуй. Все будет не так как хочется тебе, а так как будет нужно мне. Краб встал.
– За часик я его разговорю.
– Вот и хорошо. А я пока вздремну. Устал. – Хозяин сказал это спокойным, ровным голосом, но Крабу показалось, что прячется что-то за этими интонациями, за прищуренными глазами.
Черт с ним, потом решим все наши проблемы. Сегодня, максимум завтра.
За дверью послышался какой-то шум, невнятные голоса. Потом крик: «Да пусти ты, сука!». Голос Нолика, узнал Краб.
– Кто там еще? – громко спросил Хозяин.
Дверь открылась, и на пороге появился Нолик.
– Это…
– Что такое? – спросил Хозяин.
Нолик перевел взгляд с Хозяина на Краба и обратно. Неуверенный, испуганный взгляд, отметил Краб и шагнул к Нолику:
– Вынь конец изо рта и говори.
– Там этого, мужика, который лабуха грохнул… – Нолик сглотнул.
Краб оглянулся на Хозяина, почувствовав его взгляд.
– Что с ним?
– Он это… – снова промямлил Нолик.
От затрещины он взвыл и упал.
Краб наклонившись, схватил его за волосы:
– Что? Что?
– Нету его, пропал. Клин мертвый лежит, а мужика нету.
Краб выпрямился, обернулся к Хозяину, а Нолик испуганно зачастил:
– Все залито кровью, горло у Клина перерезано, а мужика нет. Я сразу к вам побежал, а Кирилл там с пацанами все обыскивает.
Нолик встал с пола и начал осторожно пробираться к двери.
– Сбежал… – тихо сказал Хозяин, – сбежал.
– Ах ты сука! – обернулся к нему Краб, – Да я тебя сейчас…
Пистолеты синхронно появились в руках телохранителей, отбросив в сторону Нолика в кабинет ворвались Бакс и Винт.
– Не психуй, Краб.
– Не психуй? – Краб захлебнулся в крике, – Куда ты его дел? Куда?
Все напряжение, вся злость разом выплеснулись из Краба в этом крике. Его кинули. Кинули. Остатками рассудка Краб понимал, что нет у него ни малейшего шанса добраться до Хозяина, что кто-нибудь из телохранителей успеет выстрелить, и только это останавливало его.
Нолик выполз из кабинета.
– Заткнись! Прекрати истерику! – Хозяин встал и вышел из-за стола. – Я не знаю, что случилось с Клином.
– Сука, – прошептал Краб.
– Я действительно не знаю что там произошло, – сказал Хозяин, – Успокойся. Нужно разобраться.
Наблюдатель
Сто шагов бегом. Сто шагов пешком. Опять сто шагов бегом. Или почти бегом. С болью в боку особо не побегаешь.Шагом. Даже в таком темпе и даже по пересеченной местности можно уйти за день километров на сорок. При достаточной подготовке и при желании. Километров через пять делать небольшой привал, минут на пятнадцать.
И снова – сто шагов бегом, сто шагов пешком. А через двадцать километров – еще привальчик, на пол часа. К вечеру можно было бы выйти к трассе. Можно было…
Бегом. Густой лес. Приходится больше времени тратить не на передвижение, а на поиск прохода. Тайга какая-то. С другой стороны, удается так запутать следы, что и сам бы наверное дорогу не нашел. О чем это я? О привале в пятнадцать минут. Остановиться и уже никогда не продолжить бег. Мороз, знаете ли.
Мороз и солнце. Как у Пушкина. Резануло в боку. В правом, да так, что сбился с шага и чуть не упал. Не останавливаться. Еще пятьдесят шагов. Сорок пять. Сорок.
Уже не понять какой бок нужно держать рукой, тот, который с раной, или тот, который с печенью. Тридцать.
С горки бежать значительно легче. Если бы еще не скользили по опавшим листьям ноги. Двадцать…
Черт, нога у Гаврилина подвернулась, и он упал. На руки, развернуло, попытался зацепиться за дерево, ободрал пальцы о заледеневшую кору, удар…
Крик сдержать не удалось. Раненным боком о дерево. Как больно. На мгновение потемнело в глазах. Перехватило дыхание. Встать.
Нужно встать. Гаврилин повторил это дурацкое слово несколько раз. Встать! Встать. Встать?
Что это значит? Встать. Это значит, что нужно продраться сквозь дебри яростной боли и подняться на ноги. Встать.
Гаврилин прижался к дереву щекой и понял, что не ощущает уже холода. Встать. Больно-то как! Левой рукой лучше не шевелить.
Правая рука вцепилась в ветку. Подтянуть ноги. Хорошо. Правую. Левую. Теперь разогнуть их, аккуратно, не торопясь. В глазах потемнело. Встать. Это только боль. Всего лишь боль.
Осмотреть рану. Гаврилин попытался расстегнуть «молнию» и не смог нащупать бегунок – пальцы на руке не гнулись и почти потеряли чувствительность.
Мороз и солнце. Гаврилин привалился спиной к дереву. Задрал спортивную куртку. От мокрой от пота футболки пошел пар. Что тут у нас? Сквозь повязку на ране проступала свежая кровь. Замечательно. Каждый вдох или выдох отдается болью.
А еще бывает, когда сломанное ребро протыкает легкое, подумал Гаврилин. Сколько, интересно, прошло времени с тех пор, как он побежал. Никак не меньше часа. Его наверное уже ищут. Наверняка. Краб его уже ищет. А он тут стоит возле дерева и чувствует, как застывает на теле пот. Сколько там на градуснике? Градусов пятнадцать. Минус. К вечеру Хозяин обещал двадцать пять.
Гаврилин оттолкнулся от дерева. Если он сейчас на пойдет, то не сможет этого сделать вообще.
Сто шагов… Гаврилин попытался бежать. Честно попытался, и успел вцепиться в удачно подвернувшееся деревце. Вот и все? Все? Бежать у него не получится. Все?
Гаврилин оглянулся по сторонам. Он стоял на дне неглубокого оврага, заросшего деревьями и кустами. Чуть в стороне края оврага соединял ствол упавшего дерева.
Если бы он заметил этот ствол раньше – перебрался бы через овраг по нему. И тогда не упал бы. Если бы.
Если бы не был дураком, то преодолел бы брезгливость и снял бы с мертвого Клина теплую куртку и шапку. И захватил бы с кровати одеяло. И поискал бы в карманах убитого спички или зажигалку. Если бы…
Гаврилин осторожно отпустил деревце и шагнул. Получилось. Еще шаг. Еще. Правда, таким темпом он не доберется до трассы до темна. А это значит, что не доберется до нее никогда.
Подниматься осторожно, не дай Бог еще раз упасть. Аккуратно. Шаг за шагом. Сантиметр за сантиметром. Осторожно.
Выбравшись из оврага Гаврилин остановился, чтобы перевести дыхание. Воздух сегодня отпускается только по половине глотка за раз. Нарушитель наказывается болью.
Тело быстро остывало. На бегу еще кое-как удавалось сохранять тепло. Теперь… Теперь ему даже не придется дожидаться темноты, чтобы загнуться. Достаточно будет просто постоять вот так минут десять.
Как тихо, подумал Гаврилин. Все застыло. Ни звука. Листья и остатки травы хрустят под ногами будто обгоревшая бумага. Даже ветра нет. Лежит, наверное, где-нибудь комком замерзшего воздуха.
Идти. Теперь для него передвигать ноги и жить – одно и то же. Одно и то же. Шаг. Еще шаг. Правой. Левой. Правой. Левой.
Через сколько его догонят? Через час? Полтора? И будут ли его догонять? Достаточно просто не выпустить его к трассе. Заставить померзнуть до ночи. А потом поиски можно будет прекратить.
Но Крабу он нужен живой. У Краба есть к нему множество вопросов.
Ветка процарапала болезненную борозду по лицу. Велика Россия, а отступать некуда. Если он хочет выжить, то должен выходить к дороге.
Пустота
– Он должен выходить к дороге.– Что?
Краб загасил окурок в пепельнице и посмотрел в глаза Хозяина:
– Этот чертов Гаврилин будет выходить к дороге.
– К трассе?
– К дороге, к этой чертовой дороге от трассы к твоему дворцу! – Краб вытащил из пачки новую сигарету, зажег.
Ему удалось успокоиться. Он не бросился на Хозяина после того, как узнал, что Гаврилин сбежал. Чуть не бросился. Удержал не разум, а самое банальное чувство самосохранения. И насмешливый взгляд Хозяина.
Потом, рассматривая залитую кровью комнату и скрюченное мертвое тело Клина, Краб успокоился. Почему он решил, что это Хозяин помог сбежать этому придурку?
Нечистая совесть? Он сам планировал свалить Хозяина, используя Гаврилина и теперь просто приписал свои желания Хозяину. Чуть не подставился.
В наказание Краб заставил себя спокойно осмотреть место убийства, пройтись по коридору к выходу и обратно, убедиться, что через двор Гаврилин уйти не мог и спуститься в подвал.
Перед открытой дверью в подземный ход Краб закурил и курил не переставая все время, пока не вернулся в кабинет Хозяина. Нервы, мать их.
Нервы. Это у него нервы, а на лицах Нолика и остальных читался почти мистический страх. Они и раньше и видели кровь и убивали, но на этот раз жертвой стал один из них. Тот, кого Краб поставил в охрану. А мог ведь поставить любого из них.
Когда Краб услышал за спиной тихий шепот «лабух», то резко обернулся:
– Что?
Шептавший запнулся и испуганно уставился на Краба.
– Я тебя спросил, что ты только что говорил?
– Ни-ничего…
– Лабуха вспомнили? – Краб обвел взглядом всех толкущихся в коридоре, – Убьет, думаете? Убьет. Всех. Каждого, кто будет как этот урод торговать ебалом вместо того, чтобы думать. Клин ведь своим пером по горлу получил. Своим?
– Своим, – подтвердил кто-то сбоку.
– Я каждого из вас предупреждал по сто раз. Каждого. Хочешь жить – думай не о бабах, а о задании.
Краб ногой перевернул Клина на спину. Застывшая кровь с влажным треском тонкими паутинками потянулась за лицом. Солнечный луч слабо отразился на открытых глазах мертвого.
– А вот эта падаль забыла обо всем. Сам виноват. Сам. А если… – Краб поставил ногу на лицо убитого – … кто-нибудь еще раз при мне вспомнит о лабухе – я ему сам такую вот улыбку пером нарисую.
И никто не посмел отвести взгляд. Никто.
Краб уже знал, что Клоун по приказу Хозяина проверял и усиливал охрану, поэтому, когда тот появился на пороге комнаты, сразу заговорил о деле:
– Давай всех наших на машины – по два человека, со стволами. Одну машину к трассе, к выезду с нашей дороги. Остальным – патрулировать дорогу. Если заметят его – не стрелять. Он нужен живым. Связь по радио. Вопросы?
– Мы все не перекроем – тридцать километров. У нас десять машин.
– Возьми мою и Хозяина. Грузовик с хоздвора.
– Все равно почти по три километра на машину. И у нас почти никого не останется в усадьбе.
– Вызови людей из города. Он двинул отсюда чуть больше часа назад. При самом хорошем для себя раскладе ушел километров на семь. От пятнадцатого километра в нашу сторону машины и расставляй. Часа через полтора из города смогут подъехать еще машины. Они перекроют трассу. Кирилл!
– Да?
– Бери кого-нибудь из своих, человека три и бегом по следу. Шумите, кричите. Если выйдет – гоните его к трассе. Потеряешь след – пара пусть идет вдоль одной стороны дороги, пара вдоль другой.
– Понял.
– Он подранен. И у него сломано ребро. Очень быстро идти не может.
– А если отсидеться попробует?
– Где? Он ушел в спортивном костюме и кроссовках. Либо он бежит, либо лежит. Двигай.
Кирилл тронул за плечо Нолика, еще двоих и вышел.
– Так, – протянул Краб, – что еще?..
По дороге к кабинету Хозяина он отдал приказ предупредить людей в окрестных селах.
– Скажешь, вора ловим. Кто сдаст – получит бабки. Штуку зеленью. Но только за живого.
За живого. Краб поднимался по ступенькам и думал, напряженно думал. Пытаясь понять, как именно поведет себя Гаврилин.
Он действительно ушел налегке. По нынешнему морозу – это смерть. Ему сейчас только темп потерять и все, уснет. А Крабу он нужен живьем. Мертвый Гаврилин ему не поможет. Прятаться негде. Вывезли его из клиники незаметно. А если все-таки?.. Если побег был спланирован? И Гаврилина подобрала машина? Тогда… Ничего подобного.
Первый пост на дороге в пяти километрах от особняка. Чужие машины там не проходят. А он сам ехал по дороге и никаких машин не обгонял и не видел. Ни едущих, ни стоящих.
Села… Там тоже не спрячишься. Уже через пять минут у чужака спросили бы откуда взялся и что здесь потерял. К тому же, до одного села по прямой восемь километров через болото, до другого в противоположную от трассы сторону – пятнадцать. Так что, если у Гаврилина и был сообщник.
– Кто-то у Гаврилина здесь есть, – сказал Краб войдя в кабинет.
– Где здесь? – переспросил Хозяин.
– Здесь! – Краб резко махнул руками и увидел, как дернулись охранники Хозяина – В усадьбе.
– Почему ты так решил?
– Он ушел через ход, о котором просто не мог знать. Кроме этого, замок был открыт и в подвале и на выходе, в лесу. Кто-то его выпустил.
– А для тебя это новость? Я с самого начала всех этих прошлогодних неприятностей все понял. Нас кто-то сдавал, – Хозяин улыбнулся, – я даже на тебя грешил одно время.
– На меня?
– А что, ты свободно мог командовать Солдатом. Смотри, ни тебя, ни меня он не тронул. Все лупил возле нас. Нет?
– Зачем мне это?
– Ну… – Хозяин передвинул на столе перед собой ручку, – Солдат там очень крутые деньги поднял. Как бы не до лимона баксов. Нет? Или тебе бабки не нужны?
– Нужны, – кивнул Краб, – только все это ерунда. Нужно брать Гаврилина. Тогда все сразу и узнаем.
– А ты не слишком много куришь? – спросил Хозяин.
Краб щелкнул зажигалкой и не ответил.
– Ладно, твое дело, – сказал Хозяин, – что делать думаешь?
– Уже делаем.
– Куда он пойдет, как думаешь?
– А куда все беглые идут – к людям, к теплу. Он у нас запросто может замерзнуть. Без шмоток гуляет.
– Гуляет… И где ты его будешь ловить?
Краб задумался. Свои распоряжения о том, что нужно блокировать дорогу он отдавал автоматически, не задумываясь. Сейчас, все взвешивая, он понял, что действовал правильно. Гаврилин не самоубийца. Он хочет жить.
Очень хочет. А это значит, что ни через болота, ни через лес он продираться не станет. У него есть только один путь – к дороге и попытаться уехать.
– Этот чертов Гаврилин будет выходить к дороге.
– К трассе?
– К дороге, к этой чертовой дороге от трассы к твоему дворцу.
– А там…
– А там мы его возьмем. Возьмем. Никуда он не денется. Подраненный, раздетый… Не уйдет.
– Насчет одежки это точно, – кивнул Хозяин, – долго он не протянет. Да и подсесть на машину тоже не сможет. Костюмчик его, как я заметил, кровью попорчен здорово. Люди от него шарахнуться, если что.
– Одежду он может сменить.
– С пугала?
– Встретит кого-нибудь и снимет. – Краб встал со стула.
– Тогда его тот, с кого он одежку снимет, нам и сдаст.
– Может быть. Если сможет. Покойники обычно никого не сдают. Убьет и снимет. Или снимет и убьет. Я на всякий случай приказал слушать ментовскую волну. Если вдруг он к ментам попадет.
– С ментами воевать будешь?
– А ты против?
– Я? Нет. Только аккуратно.
Краб усмехнулся и пошел к двери.
– Так думаешь, возьмем Гаврилина? – вдогонку спросил Хозяин.
– Никуда не денется.
– Ага-ага, – кивнул Хозяин, – а то ведь у нас проблемы будут, если Гаврилин замерзнет, люди не поймут. И спрашивать с нас начнут.
Краб в дверях обернулся:
– Не замерзнет твой герой, не замерзнет. Когда жить очень хочется, отца замочишь, не то что прохожего.
Наблюдатель
Несколько машин колонной прошли мимо Гаврилина. Интересненький подбор, отметил Гаврилин, пара крутых тачек, несколько отечественных и даже грузовик.Похоже, это по его душу. Не иначе. Гаврилин потер уши. Похлопал по плечам. И лицо и кожа рук теряли чувствительность. Ног под собой Гаврилин тоже не чувствовал. Все. Если в течение часа он не найдет выхода, нужно будет выбирать между смертью холодной и смертью веселой, в руках у Краба.
Гаврилин осторожно потопал ногами, постучал ими друг о друга. Как деревяшкой о деревяшку.
Очень не хочется умирать. Тем более имея перед глазами такой соблазн. Гаврилин подышал на руки.
Метрах в пятидесяти от него, возле знака автобусной остановки топталось семь человек: две старухи, муж и жена с дочкой – или сыном, в этой шубе и не разберешь – старик и парень. Все одеты добротно. Это вам не развращенный модой город. Валенки, тулупы, теплые рукавицы.
Теплые, добротные, защищающие от мороза и ветра. И шапки. Гаврилин провел рукой по лицу. Как по льду. Что-то слабо затрещало.
Что это? Гаврилин удивился вяло, все внимание его было обращено в сторону остановки, к обладателям теплой одежды. Что это трещит под его пальцами? А, щетина. Он уже дня два как не брился. И кажется он разодрал себе лицо. Словно с расстояния нескольких километров до него добирается слабая саднящая боль.
Вот боль в боку слабой не назовешь. Гаврилин на секунду опустил глаза. Куртка его фирменного спортивного костюма имела уже цвет бурый, от застывшей на морозе крови стала негнущейся, как кусок картона.
Хоть кровотечение остановилось. Холодно. От постоянного напряжения начали болеть мышцы спины. В армии они это называли позой обмороженного пингвина.
Да хоть бы кто-нибудь отошел в лес! По нужде. Гаврилин сцепил зубы, чтобы помешать им стучать. Хотя, кто в такой мороз станет рисковать гениталиями.
Ну хоть кто-нибудь. Гаврилин осторожно вытер выступившую слезу. Хоть мужчина, хоть женщина. Или, чтобы вот сейчас появился новый пассажир, и чтобы он шел через лес к остановке мимо Гаврилина. Гаврилин оглянулся.
Если верить указателю, там в километре село. Эти вот на остановке, судя по всему ждут рейсового автобуса. И больше никто сегодня из сельских жителей не стремится ехать в город.
Гаврилин зажал руки подмышками. Кто-нибудь. Тепло одетый, взбодренный морозцем. Не оглядывающийся по сторонам. Пусть баба, пусть мужик, пусть черт с рогами…
Кто-нибудь. Ребенок от остановки что-то закричал. Гаврилин снова посмотрел в сторону проселка. Никого. А как он собственно, собирается отбирать одежду? Вежливо попросить?
Не будете ли вы столь любезны, чтобы ссудить мне во временное пользование ваш тулупчик и валенки? А потом что? Отпустить домой? Тогда все, Клоун предупреждал, сдадут. Он потому и в село прятаться не пошел.
Оглушить и оставить в лесу? Гаврилина передернуло. Это смерть. Тогда уж проще убить.
Проще убить. Что может быть проще, чем убить. Когда-то, на занятиях по выживанию, инструктор объяснил, что главным условием выживания является правильно поставленная задача. И тогда все становится очень просто.
Ты не дерьмом слоновьим питаешься, а спасаешь свою жизнь. Ты не лягушку сырую употребляешь, а подкрепляешь свой организм протеином, а, значит, спасаешь свою жизнь. Ты не глотку противнику перекусываешь, а борешься за выживания.
Ты не горло перерезал человеку, а открыл себе путь к спасению. И ты не прохожего готов убить из-за пальто, а жизнь себе спасаешь.
Какая смешная логическая западня! Если хочется выжить – убей. Если решишь тихо умереть – не нужно было убегать, не нужно было бить человека ножом в горло, а потом произносить высокие слова о справедливости и о мести над его телом.
Начал убивать – не останавливайся. Выполняй правильно поставленную задачу. Тебе нужно выжить – остальное побоку, наплевать. Хочешь жить – убей.
Снова глаза налились слезами. Вытереть. Больно. Холодно и больно. Он борется с собой, чтобы понять, имеет право на убийство или нет, а глаза уже сами подбирают из людей на остановке жертву.
Старик. Вот если бы его как-то выманить в лес… С ним и справиться будет легче. Проще. А как?
Гаврилин застонал. Он даже старика не сможет свалить. Достаточно будет пропустить один удар и все. Да и руками он схватить не сможет никого. Не работают руки.
Гаврилин поднес руки к лицу. Белые. Укусил себя за палец. Почти не почувствовал. Можешь решать, Гаврилин, можешь не решать, а уже ничего у тебя не получится.
Не получится? Гаврилин поискал глазами вокруг себя. Палку бы поувесистее. Отломать с дерева у него уже может не получиться. Не видно? Ладно, Бог с ней, с палкой.
У него есть шнурок. У него в штанах есть шнурок. Страховка для резинки.
Шнурок. Гаврилин попытался поднять край куртки. Фиг там, кровь и мороз спаяли его спортивный костюм в подобие комбинезона.
Пальцы проскребли по ткани куртки. Не ухватил. Еще раз. Хорошо. Теперь рвануть, отодрать.
Вот он, шнурок. Гаврилин торопливо потянул за конец шнурка. Если сейчас окажется, что узел запутался, он не сможет его развязать. Пальцы не гнутся. Совсем не гнутся.
Гаврилин снова посмотрел на остановку. Ребенок затеял беготню, мать что-то невнятно ему говорит. Изо ртов пар. Они даже на месте не топчутся, им тепло. У них теплая одежда.
Шнурок развязался легко, Гаврилин намотал его край на правую руку и потянул. Только бы не оказалось на нем еще узла. Только бы не оказалось!
Нету. Нету узелка. Все нормально. Гаврилин осторожно намотал на левую руку свободный край шнурка. Скрестить руки перед тем, как набрасывать на шею противника. Как в свое время показывал инструктор.
А потом только крепко стягивать концы шнурка. Всего тридцать секунд. Тридцать секунд и человек замрет с посиневшим лицом и вывалившимся языком. Главное, крепко удерживать концы удавки. Вот так. Ничего, что пальцы потеряли чувствительность. По два витка шнурка на руку. Не соскользнут.