А Гаврилину не нравится перспектива накрыться медным тазиком в этих играх. И на стыке всего этого можно попытаться поиграть.
      Открылась дверь кабинета и вошел качок, дежуривший в коридоре. Славно бы выглядел Гаврилин с пепельницей в руках и жаждой крови в глазах.
      Старик доступный-доступный, а с пониманием. Не хочет давать Гаврилину шанса сделать глупость.
      Следом за секретарем в комнату вошла женщина средних лет с подносом, прикрытым полотенцем. Потом Хозяин.
      – Поскучал? – спросил Хозяин, усаживаясь на этот раз не в кресло, а на второй стул стоявший возле стула Гаврилина.
      – Подумал, – ответил Гаврилин.
      – Это хорошо, это очень хорошо. Придумал что-нибудь?
      Женщина поставила поднос на стол между Хозяином и Гаврилиным.
      – На здоровье!
      – Спасибо, Ира, – сказал Хозяин.
      Секретарь еще раз оглядел кабинет и тоже вышел.
      – Так что придумал? – спросил Хозяин.
 
   Грязь
      Дыня и Заяц взахлеб рассказывали ребятам о своих приключениях в клинике. Рассказывать, собственно, было не о чем, события свелись к пятиминутному разговору и пятиминутным же побоям. Но для Зайца и Дыни это было приключение. Это была драма, которую они только что пережили.
      Были слушатели – и этого было достаточно. Если бы слушателей не было, то Дыня и Заяц описывали бы все происшедшее с ними друг другу.
      – Ну, думаю, типа, все, я даже толком и пересрать не успел. Лясь! В глазах потемнело, чувствую – лечу…
      – А я глянул, Дыня готов, только поворачиваюсь – в рожу, с разворота, ногой. Как в кино. Думал, все, зубам кранты…
      – … я только вставать – с носока по печени…
      – … и опять – по роже! А рядом эти два жлоба стоят с автоматами, смотрят…
      – Ага, а тот, помнишь в плаще…
      – Бритый, блин.
      – С улыбочкой так, сука наклоняется…
      Передняя машина мигнула стоп-сигналами, притормозила. Не торопясь свернула на проселок.
      – Куда это? – спросил Заяц.
      – А хрен его знает, – ответил водитель, повторяя маневры головной машины, – сегодня Краб не в себе с утра.
      – С ночи, – поправил Корсар, сидевший на переднем сидении.
      Заяц и Дыня одновременно кивнули: они тоже присутствовали при разборке в подвале.
      – А тот хмырь, что лабуха замочил, он как? – спросил Заяц.
      – А я откуда знаю? Его потащили во флигель, к Клоуну. Вот сейчас вернемся, Краб им и займется.
      – Чего это его в лес понесло? – сквозь зубы спросил водитель, объезжая очередную яму, – Если бы не мороз, уже завязли бы раз десять.
      – А ты ему посигналь, спроси, – посоветовал Корсар.
      Заяц и Дыня нервно заржали. Чувствовали они себя неуютно, разговор с Крабом еще только предстоял, а реакцию Краба они даже боялись себе представить.
      – Включи музон, – Дыня похлопал по плечу Корсара.
      Тот порылся в бардачке, достал кассету и сунул ее в магнитофон.
      – … не стреляйте друг в друга! – пропел магнитофон, и Корсар ткнул пальцем в панель.
      – Музычка у тебя, – сказал он водителю. Тот пожал плечами.
      – Нечего больше делить… – передразнил Дыня, – как прижмет – зубами грызть будешь.
      Передняя машина остановилась.
      – Приехали, – сказал водитель.
      Заяц поглядел по сторонам:
      – Куда это мы заехали?
      – В лес, – сказал Корсар.
      У передней машины открылась дверца и кто-то вылез.
      – Кирилл, – сказал почему-то севшим голосом Заяц и откашлялся.
      Корсар открыл дверцу и вылез из машины. В кабину ворвался холод и стылый запах гниющей листвы. Кирилл что-то сказал Корсару. Оба посмотрели в сторону второй машины.
      Тем временем из передней машины вышел Краб. Появился Нолик.
      – Чой-то они? – удивился Заяц.
      Дыня вздохнул. Оба они догадывались зачем остановка, инстинкт подсказывал им, что сейчас что-то произойдет, но оба они гнали от себя это инстинктивное знание, старательно отталкивали от себя эту мысль. И не могли оттолкнуть.
      – На выход, – холодным, словно замерзшим голосом скомандовал Корсар.
      – Зачем? – спросил Дыня, нашаривая на двери ручку.
      – Краб хочет поговорить.
      Заяц и Дыня переглянулись. Хреново. Они боялись этого, ожидали и боялись даже думать об этом, словно пытались обмануть судьбу.
      – Давай быстрее, не зли Краба, – Корсар мельком глянул через плечо.
      – Главное, не спорте с ним, – не оборачиваясь посоветовал водитель, – да, виноваты, прости. Не лезьте в залупу.
      Краб посмотрел на часы.
      Дыня выбрался из машины первым, держась за бок. За ним – Заяц.
      Краб успел отойти от машин чуть в сторону, метров на десять. Недалеко от него стоял Нолик.
      – Бегом, – сказал Кирилл, и пар комком вылетел из его рта.
      Солнце поднялось уже довольно высоко, темные тени деревьев, перечеркивавшие поляну, медленно отползали к стволам.
      – Как самочувствие? – Краб смерил глазами вначале Зайца, потом Дыню.
      – Нормально, – ответил Заяц и посмотрел на Дыню.
      – Ага… – подтвердил Дыня.
      – Переломов нет?
      – Не, немного ушибли.
      И Заяц и Дыня понимали, что все это Краб спрашивает не с проста, что за всем этим кроется какая-то ловушка. Они ожидали, что сейчас он будет на них кричать, может быть врежет. Или действительно что-нибудь сломает, но он внешне спокойно спрашивал у них о самочувствии.
      – Как оно все вышло?
      – Нас высадили возле клиники, мы позвонили. Охранник нас пропустил. Спросил только куда мы…
      – Мы сказали, что от Краба… от тебя. Он и пропустил.
      – Кто ж знал? Мы к корпусу пошли, а они нас на полпути и перехватили. Отмудохали сперва, а потом сунули телефон – звони, мол. Ну, Заяц…
      – Я и позвонил… – Заяц торопливо перебил Дыню, – а что делать, у них, вон, и стволы, и народу…
      – Стволы… – протянул Краб.
      Холод стал медленно заползать к Дыне за воротник.
      – Стволы… А у вас… – в кармане Краба подал голос телефон, – да? Что? Какой Максим? Клиника… А, понял… Что тебе? Сказал чтоб позвонил, сказал. Молодец! Ты откуда звонишь? Из дому? Жаль.
      Краб переложил телефон из правой руки в левую. Освободившейся рукой похлопал себя по карманам. Щелкнул пальцами над плечом. Кирилл подал ему сигарету.
      – Предупредил? Плохо. Ты бы мне сейчас очень пригодился там. Ну ладно… Что? Приятеля своего туда присоветовал? И как? В три часа? Пятнадцать ноль-ноль? Ладно. Сам подойдешь к клубу «Якорь» к двенадцати. Скажешь – ко мне. Тебя подвезут, – Кирилл щелкнул зажигалкой, и Краб сделал небольшую паузу, чтобы прикурить, – шмотки возьми дня на три. Все.
      Заяц и Дыня, слушавшие разговор Краба затаив дыхание и переминаясь с ноги на ногу, снова переглянулись.
      – Стволы, значит, – сказал Краб, спрятав телефон.
      Нолик у него за спиной чихнул. Краб поморщился.
      – Значит, вы просто дали себе навалять и отдали свое оружие. Так?
      – …
      – Так?!
      – Так. Их там…
      – Их там… Ладно, они там, а вы здесь, – почти примирительно сказал Краб, – плохо что вы облажались. Слышь, Кирилл? Твои люди облажались. Что будем делать?
      – Не знаю.
      – Не знаешь… Нолик твой долбанный ножом пользоваться не умеет, эти двое… – Краб сплюнул, – … как… Дешевки.
      Пауза. Краб сказал что хотел, а остальные предпочитали молчать.
      Заяц подумал, что нужно вставить слово, попытаться объяснить, что слишком много было тех козлов в клинике, что не успели они, а если бы и успели, то все равно ничего бы не смогли…
      Заяц лихорадочно подыскивал слова, но они наталкивались на чувство безысходности и обреченности. Жалкие слова оправдания расползались от одного только прикосновения к жуткой мысли – это все.
      – Нахрена мне такие бойцы? – задумчиво спросил себя Краб. Обернулся к Кириллу, – Не подскажешь?
      Кирилл не ответил.
      – Вот даже ваш непосредственный начальник не может мне сказать, зачем мне в группе такие уроды как вы. Не может.
      Снова пауза. Тишина. Только какая-то птица невразумительно проорала что-то сверху бестолково маячащим на поляне людям.
      – Мне только что позвонил парень, – Краб похлопал себя рукой по карману, в который положил сотовый телефон, – я с ним познакомился сегодня ночью. Он схватился за пушку, когда я бил его приятеля. Охранника той самой гребаной клиники!
      Голос Краба чуть не сорвался на крик. С ветки дерева шумно слетела птица. Нолик поежился и передернул плечами.
      Краб снова сделал паузу. Теперь для того, чтобы успокоиться. Он сам неоднократно на тренировках говорил своим боевикам, что явная демонстрация своих эмоций свидетельствует только о слабости.
      – И этому парню я предложил войти в мою группу. И этот парень… – голос Краба снова пошел вверх, – согласился сразу, потому что он знает, в группе у Краба только лучшие. Лучшие. И это знают все. И это знали те, кто вас принял в клинике. А вы…
      Нолику захотелось спрятаться за дерево. Или упасть на землю и зарыться в листья.
      – Короче, – Краб снова усмирил свою злость, – я хотел вначале пришить вас обоих…
      Дыня покачнулся. Его словно ударило чем-то упругим в лицо. Пришить. Все вокруг разом исчезло. Остался только голос Краба.
      – Потом я подумал, что можно вас обоих просто наказать и оставить в группе. А после звонка этого парня я понял, что мне нужен только один из вас. Который?
      «Я!» – чуть не выпалил Заяц, но голос куда-то исчез, засох где-то в глубине воспаленной глотки, получился только длинный выдох.
      Дыня закашлялся.
      – Который из них останется у нас? – Краб обернулся к Кириллу.
      Тишина.
      – Трудно выбрать, кто же из вас хуже. А нужно. Ладно, – решительно сказал Краб, – отдайте оружие мне.
      Заяц вынул пистолет сразу, а у Дыни он зацепился за подкладку. За чертову рваную подкладку.
      Дыня рванул оружие, подкладка с треском подалась:
      – Вот.
      Краб взвесил на руках пистолеты, неторопливо повернулся к Нолику:
      – Сунь к себе в карманы.
      – Ага, – Нолик принял оружие.
      – А вы сейчас разберетесь между собой, кому оставаться в группе Краба, а кому выходить в отставку. Самоотвода нет ни у кого?
      Заяц посмотрел на Дыню. Тот взгляд принял и своих глаз не отвел. Никому из них не хотелось проверять, что именно стоит за формулировкой «выйти в отставку». Ничего хорошего она означать не могла.
      – Самоотводов нет. Тогда приступайте. Либо в течение ближайших десяти минут вы определите, кто здесь лишний, либо у меня в группе будет вакансия, – Краб отступил на несколько шагов назад и сделал приглашающий жест, – правил нет никаких.
      Дыня медленно обернулся к Зайцу. Тот попятился на три шага и остановился, приняв стойку.
      – Начали, – сказал Краб.
 
   Пустота
      – Я так понимаю, что вы решили на мне заработать, – сказал Гаврилин.
      – Чего? – изумился Хозяин.
      – Заработать. Выгоду поиметь. Загрести жар чужими руками. Или еще синонимами побаловать?
      – Жар загрести?
      – Да. Моими руками.
      Хозяин кивнул:
      – Точно. Решил. Только ты будешь грести жар не потому, что это для меня, а потому, что это из под твоей жопы. Это тебя поджаривает сейчас житуха. Это у тебя шкварчит под хвостом. Вот и греби, милый.
      – А мне так кажется, что смаленым несет не только от меня. Мы с вами, дорогой Хозяин, сидим на одном мангале. И задницы у нас приблизительно в одном и том же состоянии. А Краб очень грамотно раздувает под нами угли и скоро начнет проворачивать шампуры, чтобы мы с вами покрылись равномерной корочкой. И разница между нами только в одном, меня подадут на стол раньше, чем вас. Нет?
      Хозяин улыбнулся. Этот разговор ему даже начинал нравиться. И парень этот – тоже вызывал какое-то странное чувство симпатии.
      – С чего это ты, Сашок, так решил?
      – А что, это для кого-нибудь секрет? Краб вас подставил, вывезя меня из клиники силой. Ой, как подставил. Теперь хоть так, хоть так, а Хозяин Крабу проигрывает по очкам. А раз Краб круче Хозяина, то он автоматически круче тех, кто не так крут как Хозяин. Так? Так. И не нужно ухмыляться!
      – Это я не о тебе улыбаюсь, – Хозяин подвинул Гаврилину тарелку, – ты, может, поешь, пока не остыло.
      – Сейчас, только вот выступление закончу.
      – Ну-ну!
      – Если за меня возьмется Краб, то я запою. Это вы точно сказали. И неизбежно расскажу все что знаю.
      – А ты много знаешь?
      – Не очень… Это что-то меняет?
      – Нет, извини.
      – Вариант первый – Краб раскручивает меня без свидетелей. Он узнает от меня контактный телефон и имеет возможность связаться с моим… гм… руководством без вашего участия.
      – И без твоего.
      – И без моего, но это не так важно. И мое начальство начинает с ним взаимодействовать.
      – И?..
      – И зачем им тогда старый вор пенсионного возраста, которого почему-то называют Хозяином. Хватит одного Краба. Это в любом случае, чтобы там не задумывали мои начальники изначально, – Гаврилин поймал себя на тавтологии, подумал секунду и повторил, – изначально.
      – Второй вариант?
      – Вариант два – меня потрошат при большом стечении заинтересованных лиц. Так сказать, всем миром. И выдавленная из меня информация становится всеобщим достоянием.
      – Ну и что?
      – Как что? Всем становится понятно, что в системе, выстроенной заслуженным стариком, есть совершенно лишняя деталь… – Гаврилин наконец подвинул к себе тарелку и взял в руки вилку. – Неплохо пахнет.
      – Ира у меня хорошо готовит, – сказал Хозяин,
      – Очень хорошо, – подтвердил Гаврилин, попробовав.
      Хозяин к своей тарелке не притронулся, он с минуту молча наблюдал, как Гаврилин ест.
      – Лишняя деталь говоришь?
      – Совершенно лишняя.
      – Это ты меня деталью обозвал?
      – Уж извините.
      – Ничего – ничего… Ты, может, добавки хочешь?
      – Не-а, – Гаврилин быстро доел и отодвинул тарелку, – мне говорили, что побои на переполненный желудок плохо переносятся. И печень может не выдержать обильной пищи. Приправленной тумаками.
      – Тогда чайку. Сам нальешь?
      – А вам?
      – Ну и мне заодно. Без сахара.
      Хозяин принял чашку, отхлебнул.
      Гаврилин размешал сахар в своей, вынул чайную ложку, покрутил ее в руке.
      – Есть третий вариант? – спросил Хозяин.
      – Если хорошо подумать, то найдутся и третий, и четвертый и хрен знает какой. Только зачем вам ломать над ними голову? Нужно обдумать только один вариант, который полностью соответствует вашим интересам.
      – А есть такой?
      – А какого черта вы тогда со мной вот тут беседуете?
      – И вправду, – согласился Хозяин, – какого?
      – А такого… – Гаврилин залпом выпил чай, – что вы хотите узнать, не заготовлено ли у меня чего-либо на этот случай, чтобы самому спастись. И чтобы вы могли за мой хвост уцепиться. Так?
      Улыбка хозяина вдруг превратилась в оскал. Улыбка, которая все это время пыталась угнездиться у него возле глаз, внезапно превратилась в пронзительный прищур. Гаврилину показалось, что Хозяин взглянул на него сквозь невидимый прицел.
      – Не так. Ты, соколик, мне тут сейчас все очень внятно изложил, вариант первый, второй, третий… Да, мне и так и так хреново. А Крабу и так, и так хорошо. Твоему начальству, между прочим, тоже хреново. Оно ведь всю эту разборку с Солдатом вашим дебильным устроило только для меня…
      – Не только.
      – У нас в городе – только для меня. Я им нужен. Я. Зачем – это второй вопрос, это они мне и так скажут. По твоему контактному телефону. Если к ним позвонит Краб – они с ним особо дел вести не будут. Им нужен я. Это понимаю я. Это понимаешь ты. И это понимает Краб. Он ведь не дурак. Не дурак. – Хозяин покачал головой. – Как только он получит связь с твоими начальниками – он меня попытается пришить. Чтобы стать единственным вариантом. И в этом случае он действительно твоих устроит.
      Хозяин говорил жестко и властно. Теперь это уже не была глиняная скульптура, это было живое лицо, излучавшее ум и решительность. Гаврилин слушал не перебивая.
      – Ему не нужно было тебя сюда везти. Для него это было не выгодно. Ему бы тебя в укромное место отвезти… Так не было уверенности в том, что это именно ты за всем этим стоял. Значит, ему нужно было тебя предъявить свидетелю, лабуху этому из кабака. А я приказал его привезти ко мне. Приказал. И Краб ослушаться не мог. Ему нужно свою роль играть, у него только одна попытка могла получиться. Вот он лабуха сюда отправил. А сам за тобой поехал. Лично. Выволок тебя из клиники и подставился. Ему теперь нельзя отступать. И меня трогать тоже нельзя, пока все не выяснится. А ты говоришь – лишняя деталь.
      – И что из этого всего следует? Вы уже, значит, коварные замыслы помощника своего разгадали и пресекли?
      – А ты как думаешь?
      – А я так думаю. Что нет. Что у вас сейчас сложился ничейный результат.
      – Ни хрена, – медленно сказал Хозяин, – ни хрена. Ты тут вот о крутости рассуждал…
      – Извините…
      – Ничего. Краб круче меня, я круче всех. Я сам поначалу так людей различал. Сильный, в авторитете, богатый – значит крутой. Может на разборку много стволов привести – крутой. А потом мне объяснили. В зоне. Не эти козлы крутые. И не я крут. И даже не Краб. Это все так, шелупонь. И я тоже – шелупонь. Мы только вид делаем, что немеряно крутые. Прикидываемся. Вот твое начальство, те кто все это затеяли, вот они все правильно поняли. Сразу видно – люди опытные, толковые. Все эти банкиры, авторитеты, политики, депутаты, менты, крабы, Хозяева…
      Зек, сбежавший из зоны – вот он крутой. Он тебе горло перегрызет, если встретит, ему терять нечего. Кроме жизни. А и самой жизни у него тоже нету. Зажали его в угол. И он будет драться. И он победит. Понятно объясняю?
      – Еще как!
      – Если Краб получит возможность взяться за меня – я не выдержу. Мне есть что терять. И есть кого терять. Понимаешь?
      – Внучки?
      – Внучки. Внучки! И сын. И все это… – Хозяин неопределенно развел руками, – и власть мою тоже. Твои мне только на власть намекнули. А Краб будет действовать просто и аккуратно. Я сам уйду. Хотя Краб мне этого не позволит. Он слишком много меня терпел, чтобы позволить мне просто дожить свое.
      – А зачем тогда тянуть? Может, просто взять его и…
      – Отдать приказ твоему Солдату? Ни хрена. Я должен думать о приличиях и законах. Я их здесь устанавливал. Я их удерживал. Их выполняют только потому, что я сам их выполняю, потому что все поняли, что так легче жить. Но только все должны их выполнять. Все. Для меня закон – это возможность жить. А для Краба… Для Краба это возможность наказывать за нарушение закона. И нам обоим, выходит, этот закон нужен, а значит, драться нам с Крабом можно только в законе. И тут я проиграю.
      Хозяин хлопнул ладонью по столу и встал. У него больше не было возраста. Перед Гаврилиным стоял человек, для которого возраст не значил ничего, для которого тело было всего лишь носителем его воли и разума. Перед Гаврилиным стоял Хозяин.
      – И если проиграю я – проиграют и твои начальники. И проиграешь ты. И если говорить о крутых… – Хозяин обошел стол, остановился возле Гаврилина и положил ему руку на плечо, – самый крутой из нас – это ты. Тебе нечего терять. У тебя за спиной – стена. И либо ты прогрызешь себе дорогу, либо подохнешь. И никто о тебе не вспомнит, ни я, ни Краб, ни твое разлюбезное начальство, которое тебя так славно подставило. Согласен?
      Гаврилин промолчал. Руки его аккуратно выровняли по краю стола тарелку, чашку, вилку и чайную ложку. И пальцы на руках не дрожали. Гаврилин положил руки на колени.
      – Как бы там не вышло у нас с Крабом и твоим начальством, сынок, ты никому не будешь нужен. Никому. Тебя просто зароют где-нибудь тихо и все. Все! Поэтому я не буду загребать жар твоими руками. Я дам тебе возможность спасти себя и спасти меня. Ты сбежишь отсюда…
      Гаврилин быстро поднял голову и взглянул в лицо Хозяину.
      – Не отсюда, не из кабинета. И я тебя не стану выводить к городу. Я просто объясню тебе, как это сделать. А сможешь ты или нет – твое дело. Послезавтра соберутся все авторитеты. По нашему вопросу. Так… Если Краб тебя до этого найдет – что ж, тебе не повезло, мне не повезло. Хотя, если я свяжусь с твоим начальством первым, мы найдем варианты сотрудничества.
      – А как…
      – Как я свяжусь с твоим начальством? А по телефону, который ты мне дашь. И заодно предупрежу твое начальство, что работать я буду только с тобой. С тобой.
      – За что такая любовь?
      – Нравишься ты мне. И считай это тебе платой за сотрудничество. Так что, может, тебя твои убирать не станут. Пожалеют.
      – То есть, пока я буду бегать, вы успеваете договориться с моими, и тогда уж совершенно не важно, поймают меня или нет к вашему сходу?
      – Совершенно неважно. Более того, ты ведь сбежишь до того, как тебя допросят, а это значит, что именно Краб виноват, что спугнул тебя. Всех делов-то было, поговорить с тобой аккуратно, не выдергивая из клиники. Кстати, сход будет в клинике. И если бы ты не согласился добровольно выйти из нее, тебя бы тогда оттуда просто не выпустили бы до схода. А Краб все испортил! Какая неудача!
      – Так значит, я бегу и к послезавтра…
      – Тут у тебя проблема, – рука Хозяина сжала плечо Гаврилина, и тот с удивлением почувствовал ее силу, – до города отсюда – почти двести километров. Жилья нет до самого города. Так, пара вымерших деревень. К ночи обещали по радио, что похолодает еще сильнее, градусов до двадцати пяти. Так что, крутой парень, либо тебя поймают, либо ты замерзнешь. Либо выберешься отсюда. Тебе решать. Волк ты, или шавка подзаборная.
      С волком я буду дружить. С шавкой… Шавка подохнет сама собой. Усек?
      – Усек.
      – Все честно?
      – Куда уж честней. А если я скажу, что это ты меня отпустил?
      – А я тебя не отпущу. Я тебе только скажу, что в флигеле, из которого ты пришел, налево от твоей комнаты есть спуск в подвал. А из подвала, за ограду ведет ход, еще от прежних хозяев остался. Когда делали ремонт – нашли. Дверь наружная из хода уже открыта. Доберешься – свободен. У тебя как самочувствие?
      – Спасибо, хреново!
      – С двумя моими ребятами ты, пожалуй, не справишься в таком состоянии. Особенно с Клоуном. Крепкий парень. И толковый. Его я отправлю с поручением.
      – Спасибо! – без энтузиазма поблагодарил Гаврилин.
      – Не за что. С Клином… Тут тоже могут быть накладки. Если он только закричит, или шумнет… Тут ты уж меня прости, но все здесь имеют приказ стрелять тебя насмерть. Ты сам как чувствуешь, справишься?
      – Не знаю.
      – Что?
      – Пулевое ранение, резанная рана, потеря крови, два треснувших ребра…
      – И что это значит? – рука отпустила плечо Гаврилина.
      – Справлюсь.
      – Вот это совсем другое дело. Совсем другое. Клыками щелкаешь.
      – Скоро и выть буду, – Гаврилин встал и в упор заглянул в глаза Хозяина, – и горла буду перекусывать. Начну с Краба…
      – Не подавись.
      – Не подавлюсь. Я выживу. Можешь хоть сейчас приказать меня пришить, а я все равно выживу. Двести километров, говоришь? Насрать. Я дойду. И Краба… – мышцы на лице Гаврилина свело судорогой, и уже Хозяин увидел оскал зверя. И оскал этот был настолько яростным, что Хозяин отшатнулся.
      – Крутой, говоришь? Крутой. Мне терять действительно нечего. Я обещаю, что еще приду к тебе. И тогда у нас будет совсем другой разговор.
      – Ты дойди, – сказал Хозяин, – я к тебе тогда сам приду. Время сейчас наступает тяжелое, без надежной крыши не прожить.
      – Мне твоя крыша не понадобится. Мне ты не хозяин.
      – Дурак, – сказал Хозяин, – я тебе крышу предлагать не стану. Я у тебя ее попрошу.
 

   Глава 6

   Кровь
 
      То, что происходило с ними, было неправильно. Дыня и Заяц чувствовали приблизительно одно и то же. У обоих был страх перед Крабом, уверенность в том, что если его приказ будет не выполнен, то расплата последует незамедлительно… Все это было. Не было только ненависти друг к другу.
      Не было даже азарта, желания победить, того желания, которое так умело разжигал на тренировках Краб.
      Они не хотели побеждать. Они хотели выжить. И оба знали, что выжить может только один из них. Так решил Краб, а, значит, так оно и будет.
      Первым ударил Заяц. Вяло и неточно. Словно и не было нескольких месяцев тренировок. Правая рука несильно ткнулась в грудь Дыни. Тот руку оттолкнул. Не блокировал, не отбил, а именно оттолкнул.
      Заяц ударил еще раз. На этот раз в лицо, даже не кулаком, а ладонью, растопыренными пальцами, словно нанося пощечину. Голова Дыни дернулась назад, пытаясь уйти от удара, но дистанция была слишком маленькой, и уклониться не удалось.
      Если бы Дыня не дергался, то удар бы нанесли пальцы, но те несколько сантиметров, на которые увеличилась дистанция, сделали так, что ногти Зайца оставили на лице две белые полосы. Царапины быстро наполнились кровью, и Заяц замер на секунду.
      На тренировках в таких случаях бой останавливался. Почти всегда. Это уже успело стать рефлексом. И это заставило Зайца раскрыться.
      Дыня ударил. С небольшой дистанции, хлестко, в челюсть. И это тоже было рефлексом. Удар на удар. Боль за боль.