Страница:
– Помнишь такую странную комнату, красную с черным… Тебя туда притащили? Да? Зеркало помнишь, во всю стену? И вот за этим зеркалом была видеокамера. Тебе случайно не понравилось? Кстати, можешь считать, что тебя приняли в орден Черного Тамплиера… Общественная организация «Черный замок». Обряд болезненный, но древний…
Мастер зарычал.
– Ты не рычи – кукарекни, чтобы на правду похоже было. Кто бы подумал, что петухи так беспредельничать начнут… Раньше ведь как было – опустили беднягу – сиди за загородкой, приходи по вызову, подмывшись… А покойный Атаман удивлялся, как тебя загипнотизировали, как вышло, что вернулся вместо тебя совсем другой человек? Ошибался Атаман, не человек приехал, петух. Ты трубку не убирай, не нужно… Как ты перепугался после возвращения! Ты же знаешь законы… С петухом за одним столом сесть… Руку ему подать… Если петух не объявит себя, попав в общество нормальных людей, то его, когда все выяснится, кончают сразу же. На месте.
– Заткнись, – простонал Мастер, но трубку не бросил, не мог, слушал, как загипнотизированный. – Я…
– Ты петух, и не смей меня перебивать. Ты знаешь, что петуху можно, а чего нельзя. По-хорошему, мне даже разговаривать с тобой не полагается… Мне стоит только звякнуть… нет, не в город к нам, а Абреку. Он сюда приехал со мной разговаривать, чтобы я общак вернул… Мне, возможно, не поверят твои коллеги, но ему… Особенно, если после просмотра кассеты…
– Нет! – закричал, завизжал Мастер. – Не-ет!
По лицу текли слезы, руки тряслись так, что Мастер чуть не выронил телефонную трубку.
– Я даю тебе шанс, – сказал Гринчук. – Я даю тебе слово, что никому… Слышишь, никому ничего не скажу. У тебя есть, где спрятаться – прячься. Тебя не найдут, но помнить будут не как петуха, а как Мастера… По вашим деньгам я сам все решу. Скажу даже, что взял их. Объясню, зачем… Это мои проблемы. Тебя даже искать перестанут. И только мы с тобой будем знать, что с тобой произошло в Приморске… Ничего ты в жизни толком не сделал… Память разве что о себе оставить хотел нормальную… У тебя есть такой шанс. Решай.
Гринчук слышал, как Мастер что-то бормочет, будто пытается что-то сказать, но не может. Не может совладать со своими губами. Плакали дети.
Гринчук оглянулся на Олега, тот продолжал раскачиваться и причитать… «Нет!» – закричала женщина в телефоне.
– Мастер! – крикнул Гринчук.
И грохнул выстрел
Все вокруг замерло. Ветер застыл, волны внизу, под скалой, луна качнулась, готовясь рухнуть в море.
В телефоне шум, крики… Был всего один выстрел. Один.
– Олег? – спросил женский голос в трубку. – Олежек!
Гринчук сунул Большому Олегу его мобильник и отошел к заграждению.
Колотилось сердце, подобравшись к самому горлу. Дышать было трудно, невозможно. Гринчук сел прямо на камни под ногами. Пистолет был еще в руке, Гринчук размахнулся и швырнул оружие вниз, в море.
Он чуть не убил сейчас трех ни в чем не повинных людей. Чуть не убил. Женщину и двух детей. Они могли умереть только потому, что Гринчук затеял игру с Мастером… Если бы Гринчук чуть ошибся, не просчитал до конца.
Все-таки что-то человеческое осталось в старом воре. В опущенном воре осталась гордость… то, что он гордостью называл. Остаться в памяти других – человеком. Стряхнуть страх, который целый год давил, заставлял быть шестеркой.
Гринчук посмотрел на свои руки – пальцы дрожали. Скала, на которой Гринчук сидел, медленно вращалась, кружилась голова.
Судорогой свело все тело, согнуло… Гринчука вырвало. Еще раз, до желчи.
Гринчук поднялся на ноги, сплюнул. Кто-то сунул ему платок в руку, Гринчук вытер рот. Снова сплюнул, хотелось избавиться от мерзкого вкуса во рту, но не получалось.
– У меня есть водка, – сказал Олег и протянул флягу.
Гринчук прополоскал рот. Выплюнул. Еще раз прополоскал. Вернул флягу. Олег сделал из фляги большой глоток. Еще один.
– Ты знал, что он застрелится? – спросил Олег.
– Я думал, что он уйдет… Просто уйдет… Извини, что так получилось…
– У Маринки истерика, Лена забрала их обоих и поехала к матери. Вызвала нашего врача. Мастер лежит в детской. Лена сказала, он вначале кричал что-то в трубку, потом его как лихорадкой стало колотить, вскочил, бросился к двери, потом остановился… Сунул вдруг пистолет в рот и выстрелил. Мне что с трупом делать? – Олег допил водку, завинтил пробку. – Ты что ему сказал?
– Попросил уйти.
– Просто попросил?
– Просто попросил. Не сказал куда, вот он и выбрал, что попроще, – начало знобить, Гринчук обнял себя за плечи. – Ты бы к жене с детьми ехал, что ли…
– Тут вот Ваша сумка, – Олег поставил сумку на землю перед Гринчуком. – А труп куда?
– А куда вы обычно трупы деваете! – взорвался Гринчук. – В море топите, в бетон заливаете, на беляши пускаете, в целях экономии собак? Отвяжись от меня! У тебя чуть детей не убили, а ты про покойника мне тут рассказываешь!
– Машину вам оставить…
Гринчук ударил. С правой руки, наотмашь. Олег отлетел, упал, вскочил на ноги, но набежавший Гринчук свалил его на камни, хлестнул ладонью по лицу, снова и снова…
– Да что же вы за люди такие! – выкрикнул Гринчук, продолжая бить Олега. – Всей твоей ценности на свете – дети твои. А ты… Гнида, животное, паразит… Сколько таких как ты я видел, сколько народу вы искалечили… И что? Снова я? Снова я должен был отправить на смерть человека чтобы ты?.. До каких же пор…
Олег даже не пытался защищаться. Он просто лежал, зажмурившись, и ждал, когда Гринчук прекратит.
Гринчук встал.
Медленно поднялся Олег, пошел к машине.
– Я твой ствол выбросил в море, – сказал Гринчук, вяло махнув рукой. – Туда.
– У меня еще есть, – Олег сал за руль, завел двигатель.
Гринчук почувствовал, как наливаются болью ладони. Рожа завтра у Олега будет та еще, маски из замка Черного Тамплиера будут на ее фоне выглядеть веселыми картинками.
Машина скрылась за поворотом.
А мне ведь спать негде, вспомнил Гринчук. Пойти в гостиницу, разве что, другой номер снять? Или погулять?
Спать совсем не хотелось.
Голова казалась пустой, до звона, тело – легким и невесомым.
В ночном небе мелькнула падающая звезда. Мастер? Умер человек, упала звезда… Человек?
Гринчук спускался к набережной по лестнице, мимо крепости. Набережная почти угомонилась, только возле ресторана еще видно пару силуэтов.
Ночью нужно спать. Было бы где.
Гринчук вышел на набережную. Он был один. С моря тянуло холодом. На набережной начинали гаснуть фонари…
На востоке, на горизонте, появилась тонкая светлая полоска.
Гринчук вдруг засмеялся. Чего это я один не сплю, подумал Гринчук, достал из кармана телефон и набрал номер Сергеева.
– Да, – почти сразу ответил Сергеев.
Голос был сонный, что не могло не порадовать Гринчука.
– Ты по мне еще не соскучился? – спросил Гринчук. – В самом деле – нет? Жаль, но мне так одиноко и так захотелось с тобой пообщаться. Приезжай на набережную к ресторану с многозначительным названием «Море». Я жду. Еще я жду от тебя как от гостеприимного человека что-нибудь из теплого барахла – холодно тут у вас под утро. Жду.
Гринчук выключил телефон.
Когда же они начнут переговоры?
Владимир Родионыч чувствовал себя постаревшим лет на десять, разбитым и больным. Люди всё требовали и требовали.
Требования, в общем-то, сводились к одному – принять меры. Навести наконец порядок в городе, прекратить взрывы и убийства… Смерть Братка сразу перестала быть просто смертью, ее называли «убийствами» и произносили это слово пафосно и с напряжением.
Никого из них не волновало, что тридцатилетнего парня убили просто походя, для того, чтобы подтвердить серьезность намерений. Вот то, что эта смерть может стать началом целой цепочки, которая может привести бог знает куда, может быть, на самый верх… Принять меры. Не можете сами справиться, уважаемый Владимир Родионыч, скажите, мы пришлем своих людей…
Мы справимся, отвечал Владимир Родионыч, не произошло ничего из ряда вон выходящего. И раньше в городе происходили убийства… Вон, каждый день происходят убийства. Читайте сводки.
А Владимиру Родионычу отвечали, чтобы он не прикидывался наивным, чтобы он не делал вид и не вводил в заблуждение. Кто-то совершил бросок к архиву…
Да к какому архиву, вашу мать, не сдержался Владимир Родионыч, когда ему сказали об этом в десятый раз, около двух часов ночи. Нет никакого архива…
А что же тогда есть? Группа колдунов? Организация фокусников? Как они умудряются все это организовать и провернуть? Как они смогли так быстро и так эффективно все организовать? Взрывы, убийство… Это подразумевает хорошее знание местности, особенностей, людей. Вы, Владимир Родионыч, это понимаете?
Понимаю, отвечал Владимир Родионыч.
А вы понимаете, что ваш город может стать полигоном для попытки захвата власти – звонивший по специальной защищенной линии понизил голос – захвата власти в целой стране? Вы это понимаете? У нас с вами, а не в каком-нибудь Гондурасе? Вы о выборах подумали?
Да какая вам разница, спросил Владимир Родионыч, у кого этот архив?.. На что вполне резонно ему объяснили, что пока архив, возможно, используется на несколько процентов… Что пока только шел набор информации и сведений, а вот теперь…
Круги расходились всё шире и шире, волновалось народу все больше, а Владимир Родионыч уже даже и не пытался понять – это просто беспокоятся предусмотрительные люди, или начал действовать проклятый архив? Кому-то уже поставили задачи, используя компромат?
Если действительно некто решил, что Приморск слишком маленький город, что там нельзя больше прятаться, то понятно, почему нанесли удар по Гринчуку и Инге. Он ведь сам, с легкой руки Полковника, привлек Гринчука, исходя из того, что именно Юрий Иванович может действовать эффективно и четко в самых сложных ситуациях. Если кто-то сумеет убедить Гринчука, что нужно работать на новых хозяев…
Хотя…
Считать себя хозяином Гринчука все равно, что укладывать волка возле кровати в качестве коврика – глупо и опасно… Чертовски опасно и глупо. Были желающие, пробовали… И что?
В промежутках между звонками Владимир Родионыч пытался сосредоточиться и тщательно всё обдумать.
Обдумать…
За Ингой следили? Возможно. Ее вели отсюда, сопровождали на поезде, вместе с ней приехали в Приморск… Почему Гринчук выбрал Приморск – понятно. Если бы они с Полковником, старые идиоты, не смотрели умильно на будущих молодоженов, а всё держали под контролем и наблюдением, то тоже пришли бы к единственному правильному выводу – Гринчук и Инга уходят через Приморск.
У кого-то хватило ума понять, что все эти приключения перед отъездом: размолвка, дурацкое условие Инги, метания Гринчука, – все это только игра. И этот кто-то включился в игру серьезно и жестко.
Инга – приманка для Гринчука. Инга и деньги. Нельзя забывать и об этом. Неподкупный опер потихоньку – не без его, Владимира Родионыча, участия – стал довольно богатым человеком. И показал, почти удвоив за несколько месяцев свой капитал, что к деньгам относится серьезно. Понятно, что здесь чувствуется участие Инги, но без желания Гринчука… Трудно себе представить, что такое могло произойти без желания Гринчука.
А то, что произошло с общаком, ясно показало, что увеличивать свое благосостояние Юрий Иванович готов и не слишком законными способами. Торопился Юрий Иванович, хватал там, где мог дотянуться.
Владимир Родионыч думал. Думал-думал-думал… А ему ничего больше и не оставалось. Искать убийцу Братка? Это делает милиция, это держит под контролем Баев – достаточно. Более чем достаточно.
И совершенно безрезультатно. Нет тела – нет дела. Взять убийцу в первые часы после преступления – не получилось. А кровь, которую нашли в гараже… Группа и резус фактор совпадает, есть видео… И – ничего нет.
Владимир Родионыч надеялся, что, узнав о смерти своего помощника, Гринчук перезвонит, попытается что-то выяснить… Но Гринчук молчал.
Не до того ему, сказал Полковник, и Владимир Родионыч согласился – не до того.
Гринчук сейчас ходит под смертью, дважды чудом уходил, но из Приморска не уезжает.
Инга и деньги.
– Послушайте, Полковник, а если всё это только прикрытие?
Полковник, задремавший в кресле, встрепенулся и протер глаза.
– Действительно, – сказал Владимир Родионыч. – Тут идут взрывы, шум, суета, мы получаем известия о том, что и в Приморске на Гринчука прошло уже два покушения, а на самом деле там уже ведутся переговоры с Юрием Ивановичем, в которых на одной чаше жизнь Инги и денежки, много миллионов…
– И власть, – подхватил Поковник, с трудом подавляя зевок.
– И власть. А на другой – требование работать на неизвестного держателя архива, руководителя сети вымогателей и шантажистов, – Владимир Родионыч нарисовал карандашом на листе бумаги восклицательный знак. – Возможно такое? Завтра к вечеру вдруг окажется, что Гринчук нашел Ингу, спас ее и возвращается домой. Мы ведь что-то подобное в адрес Инги предполагали…
– Согласен. Вы совершенно правы… – кивнул Полковник.
– Или все это только ночной бред выжившего из ума старика? – Владимир Родиныч зачеркнул восклицательный знак крест-накрест.
– Совершенно с вами согласен, – Полковник закрыл глаза.
– С чем вы согласны? – вкрадчиво спросил Владимир Родионыч.
– Со всем, что вы говорите… – Полковник зевнул, прикрывая рот рукой. – Вы говорите, Владимир Родионыч, говорите…
– И мух отгонять?! – вскричал Владимир Родионыч. – Прекратите спать…
– Когда родина в опасности, да? – Полковник с трудом открыл глаза. – Если я этой ночью не посплю хотя бы часа три, я завтра… сегодня буду весь день вареный и не способный к умственному труду. Честное слово! Что бы мы с вами сейчас ни придумали – все это будет только нашим умствованием на тему и по поводу. Не более того. Мы можем признавать факты, следить за событиями… и всё. Вы предлагаете отправиться сейчас копаться на свалке, куда могли вывезти тело Ивана Бортнева? Мне жаль – действительно жаль – Ивана, но если мы с вами сейчас будем теребить Баева и милицию, то их состояние будет напоминать наше с вами. Они будут издерганными и не способными к нормальной работе.
Владимир Родионыч молча смял бумагу в руке. Полковник прав. Абсолютно прав, но Владимир Родионыч привык, что никто не смеет распоряжаться его судьбой, никто не имеет право диктовать ему условия. И собственная беспомощность злила, требовала действовать.
Они почти не спали уже вторую ночь.
– Ладно, – сказал Владимир Родионыч, – вы правы. Идите спать в гостевую комнату, телефон можете выключить.
– А вы? Вы у нас железный? – осведомился Полковник. – Вам ведь тоже нужно иметь ясную голову…
– Вы мне еще про руки и совесть напомните… – Владимир Родионыч выключил свой мобильник и встал из-за стола. – Я тоже пойду спать.
Владимир Родионыч предупредил охрану, как нужно отвечать на телефонные звонки, пошел в спальню и, не раздеваясь, лег на кровать. Думал, что не сможет заснуть, но сразу же почувствовал, как медленно погружается в сон.
И тут, как это всегда бывает в таких случаях, в голову пришла мысль… простая, ясная… Владимир Родионыч потянулся за ней, но она оказалась такой легкой, что скользнула вверх и пропала…
Он вынырнул из предрассветных сумерек и сел на скамейку возле Гринчука. Фонари не горели, только вывески освещали набережную. И светлая полоса на востоке стала шире.
– Ты давно встречал восход на море? – спросил Гринчук. – Вот так, сидя на скамейке, расслабившись…
– С любимой девушкой, – желчно продолжил Сереев. – Ты просил одежду… Вот, пуловер.
– Большое спасибо, – Гринчук хотел одеться, но Сергеев его вдруг остановил.
– Это у тебя что за пятна?
– Пятна? – переспросил Гринчук. – Так, испачкался где-то…
– Не нужно ля-ля, – Сергеев присмотрелся, – ты можешь считать меня кем угдно…
– Даже Элвисом Пресли?
– Даже Элвисом Пресли. Но кровь я всегда отличу от чего угодно. Это же кровь?
Гринчук оглядел себя:
– Точно. А я думаю, чего от меня шарахнулись люди… Как ломанулись в сторону пансионата. Хорошо еще – милицию не вызвали.
– Откуда кровь?
– Из артерий, вестимо, из вен и капилляров. Не замечал, если достаточно сильно вмазать по лицу человека, то появится кровь. Она может политься, или брызнуть, если бить несколько раз. Вот, на меня – брызнула, – Гринчук помотал головой: недавнее возбуждение прошло, и снова хотелось спать.
Сергеев запрокинул голову к небу, и Гринчуку показалось, что он сейчас завоет от тоски и безысходности. Как одинокий отчаявшийся волк.
– Что произошло?
– Я могу одеваться?
– Что произошло? – повторил свой вопрос Сергеев.
– Немного повздорили с Олегом. Разошлись во взглядах на житейские ценности. Он полагал, что главное в жизни – не обгадиться прилюдно, а я все больше на семейные ценности нажимал. Вот и нажал, – Гринчук надел пуловер и рассказал, что произошло.
Сергеев слушал, не перебивая.
– Вот и вся история о Мастере, который сделал не то и не так, – закончил свой рассказ Гринчук. – Я пошел сюда, а Олежка отправился, я надеюсь, к семье.
Усилился ветер с моря, волны выбрасывались на берег, словно решили все вместе покончить жизнь самоубийством.
– Ты куда Аркашу дел? – спросил Гринчук.
– Сидит в камере для особо уважаемых гостей.
– А у тебя нет камеры-люкс для проверяющих? Я дико хочу спать. Поможешь? Но так, чтобы я не умер во сне… Ужасно не хочу проснуться уже на том свете. У меня еще есть дела на этом… – Гринчук понял, что несет чушь, и замолчал.
– Поехали, – сказал Сергеев, – переночуешь у меня в комнате отдыха, в отделении. – Душ, диван… Найдем тебе чистые шмотки.
– Вот и славно, – Гринчук встал со скамейки. – Чего же мы тогда до сих пор сидим?
Принять душ – сил хватило, но ровно через минуту Гринчук спал.
Пока Гринчук купался, Сергееву позвонили.
Дождавшись, пока Гринчук уснет, Сергеев заглянул в душ, посмотрел на одежду, лежащую на кафельном полу, наклонился и взял рубаху.
Пятна крови.
Сергеев вздохнул. Вот такие дела, господин Гринчук. Такие вот дела.
– Сколько? – спросил Гринчук, не открывая глаз.
– Если ты о времени, то начало седьмого.
– Я когда-нибудь кого-нибудь придушу вот так, во время побудки. Что случилось?
– Есть новости, которые ожидают нас на берегу теплого моря. Ты давно встречал рассвет на берегу моря?
– С любимой девушкой, – сказал Гринчук и сел.
Открыл глаза.
– Собирайся и поехали, – Сергеев подошел к окну, открыл жалюзи и в комнату хлынул солнечный свет.
Гринчук огляделся в поисках одежды.
– Опаньки! – Гринчук обнаружил чистую отглаженную рубашку, чистые джинсы, висящие на спинке стула. – Это ж откуда такое богатство?
– Одевайся, поехали.
– А душ?
– Некогда. Я сам помыться не успел…
– Ты не успел, а я…
– А ты поедешь либо по своей воле, либо тебя отвезут мои парни, если нужно – в наручниках или в смирительной рубашке.
– Даже так? – Гринчук оделся, завязал шнурки на кроссовках. – Куда едем? Что нового ты хочешь мне показать?
Ночью их вообще не было видно, сейчас… Сейчас, в общем-то, тоже смотреть было бы не на что, если бы…
Тело нашел ранний купальщик, из отдыхающих. Всегда находится кто-то, кто отправляется окунуться раньше всех и в таком месте, куда остальные не ходят. Вот, на камни, например.
Купальщик спустился по лестнице с набережной, прошел мимо старого причала и увидел лежащее на камнях, под самым обрывом, тело.
Купальщик был не местный, поэтому он увидел только мертвого мужика. Приехавшие по вызову милиционеры увидели Большого Олега.
Мертвого Большого Олега.
– Он упал оттуда, – показал Сергеев рукой вверх. – И было уже совершенно безразлично, мертвый он упал или живой.
Гринчук присел на камень, поставив свою сумку возле ног.
На его лице не проступило никаких эмоций, как Сергеев ни всматривался. Сидит и ждет продолжения, подумал Сергеев.
– Ты же говорил, что он уехал домой, – сказал Сергеев.
– Говорил…
– И как ты объяснишь…
– Вернулся, вспомнил, что я выбросил в море его пистолет, и прыгнул следом… От разлуки с любимым оружием. Откуда я знаю? – Гринчук улыбнулся. – А что, ты подозреваешь?.. Или ты уже знаешь точно? А я думаю, откуда такая забота – чистая рубашка…
Сергеев оглянулся – рядом никого не было, подполковник приказал не мешать осматривать тело. Только он и Гринчук.
И мелкие крабы, которые суетились между камнями. Но крабы – не в счет.
– Пять баллов, – Гринчук показал большой палец. – Сейчас ты приступишь к диктованию… диктовке… Слушай, как это правильно сказать? Я с утра плохо соображаю.
Сергеев молчал.
– У тебя всё есть. Тело, моя рубашка с пятнами крови… Кстати, – Гринчук посмотрел на свои руки, – не исключено что часть этих пятен от моей крови… Или от рвоты – вывернуло меня тогда, извини. Красиво и четко сработали… Браво, Сергеев!
– И что теперь собираешься делать? – спросил Сергеев.
– А это уж ты скажешь, ты теперь можешь мне диктовать… Так?
– Мне позвонил Олег… Когда ты мылся в душе.
– С того света позвонил?
– Выходит, что так… – Сергеев сел на соседний камень. – Позвонил и сказал, что вышла неприятность…
– Мягко сказал…
– Как сказал, так сказал… Рассказал, что у него получилось с Мастером, рассказал, как ты…
– Подтвердил, в общем.
– Подтвердил.
– А зачем он вообще звонил? Делать ему было нечего? Одиноко ему было?
– По обычаю. У нас так принято – обо всех важных вещах и событиях мы обязаны поставить в известность друг друга. Он позвонил мне, а перед этим – Дедову.
– А перед этим кому? Черному Тамплиеру? Насколько я понимаю, это Тамплиер у вас специализируется по бросанию людей в пропасть? И приказы отдавал Олегу… Ты не отворачивайся, красавец, ты ведь не только приятелям сообщаешь? Ты еще и своему, как это, куратору докладываешь? Не все же вам приказов дожидаться? Нужна и обратная связь, сигнализация… Да?
– Да, – сказал Сергеев.
– И как ты сообщаешь?
Сергеев снова оглянулся на людей, топтавшихся в отдалении. Оцепление и зеваки – классическое обрамление мест преступления.
– Рубашку ты сжег, – тихо сказал Сергеев. – Прежде чем мы приехали в отделение, ты приказал остановить машину, вышел и сжег рубаху. На берегу, вон там, возле пирса. Остатки, пепел – бросил в море…
Гринчук недоверчиво посмотрел на подполковника:
– Толик, ты ли это?
– Я. Представь себе. Я ведь еще ночью понял, после того, как мне Олег позвонил. Сказал, что на встречу поедет, его вызвали. Куда – не сказал. Вряд ли он сам про твою рубашку вспомнил, но нам с тобой лучше перестраховаться.
– А ты? Ты – перестраховался? Рубашечку мою припрятал?
– Как знать, – Сергеев щелкнул пальцами. – Как знать…
– Но у него была семья, – продекламировал Гринчук. – Такой стишок есть про Галилея… Он знал, что вертится Земля, но у него была семья… Я никогда не поверю в твои благородные порывы.
– Не верь. Ты у нас только два дня, но уже потерял жену и деньги. А я живу здесь всю свою жизнь, с небольшим перерывом. И…
Гринчук кивнул. Искренне кивнул, понимая что стоит за этими словами подполковника Сергеева. Семья. Дети. Это в кино благородный борец за справедливость может защитить своих близких.
– Так отдай рубашку своему…
– Я подожду.
– И мне не скажешь, как на него выйти?
– А тебе это не нужно. Не мы тебя держим на крючке. И не наши… – Сергеев чуть повысил голос, сделал ударение, – хозяева. Я так полагаю, что они сами напуганы и пытаются найти выход.
– Слишком долго молчат?
– И это тоже… И вот это, – Сергеев указал на тело Большого Олега.
Большой белый баклан опустился на камень, присматриваясь к лежащему телу, к крови…
– Ты своих вызови, – посоветовал Гринчук, – пусть всё сделают, а то скоро со всего побережья птицы слетятся.
И тут Гринчук замер.
– Слушай, Толик, а Мастера нашли?
– Нет. В доме – пусто. Это я еще до восхода солнца выяснил.
– Что ж так?
Это было действительно странно. Очень странно…
– Не подскажешь, где сейчас жена Олега… Лена, кажется?
– Не знаю…
– Если Мастера вроде как не было… Кто мог увезти его тело?
– Не мои… Люди Олега… Или Дедова. Или эти, новые, твои приятели…
– Новые… – задумчиво протянул Гринчук. – Новые… У тебя телефон дома Олега есть?
– Есть, а толку? Ты же сказал, что его жена и дети уезжали…
– На всякий случай, – сказал Гринчук. – Просто – убедиться.
Сергеев набрал на мобильнике номер. Подождал немного, слушая длинные гудки, и только хотел сказать, что вот, что я же говорил, но тут трубку взяли:
Мастер зарычал.
– Ты не рычи – кукарекни, чтобы на правду похоже было. Кто бы подумал, что петухи так беспредельничать начнут… Раньше ведь как было – опустили беднягу – сиди за загородкой, приходи по вызову, подмывшись… А покойный Атаман удивлялся, как тебя загипнотизировали, как вышло, что вернулся вместо тебя совсем другой человек? Ошибался Атаман, не человек приехал, петух. Ты трубку не убирай, не нужно… Как ты перепугался после возвращения! Ты же знаешь законы… С петухом за одним столом сесть… Руку ему подать… Если петух не объявит себя, попав в общество нормальных людей, то его, когда все выяснится, кончают сразу же. На месте.
– Заткнись, – простонал Мастер, но трубку не бросил, не мог, слушал, как загипнотизированный. – Я…
– Ты петух, и не смей меня перебивать. Ты знаешь, что петуху можно, а чего нельзя. По-хорошему, мне даже разговаривать с тобой не полагается… Мне стоит только звякнуть… нет, не в город к нам, а Абреку. Он сюда приехал со мной разговаривать, чтобы я общак вернул… Мне, возможно, не поверят твои коллеги, но ему… Особенно, если после просмотра кассеты…
– Нет! – закричал, завизжал Мастер. – Не-ет!
По лицу текли слезы, руки тряслись так, что Мастер чуть не выронил телефонную трубку.
– Я даю тебе шанс, – сказал Гринчук. – Я даю тебе слово, что никому… Слышишь, никому ничего не скажу. У тебя есть, где спрятаться – прячься. Тебя не найдут, но помнить будут не как петуха, а как Мастера… По вашим деньгам я сам все решу. Скажу даже, что взял их. Объясню, зачем… Это мои проблемы. Тебя даже искать перестанут. И только мы с тобой будем знать, что с тобой произошло в Приморске… Ничего ты в жизни толком не сделал… Память разве что о себе оставить хотел нормальную… У тебя есть такой шанс. Решай.
Гринчук слышал, как Мастер что-то бормочет, будто пытается что-то сказать, но не может. Не может совладать со своими губами. Плакали дети.
Гринчук оглянулся на Олега, тот продолжал раскачиваться и причитать… «Нет!» – закричала женщина в телефоне.
– Мастер! – крикнул Гринчук.
И грохнул выстрел
Все вокруг замерло. Ветер застыл, волны внизу, под скалой, луна качнулась, готовясь рухнуть в море.
В телефоне шум, крики… Был всего один выстрел. Один.
– Олег? – спросил женский голос в трубку. – Олежек!
Гринчук сунул Большому Олегу его мобильник и отошел к заграждению.
Колотилось сердце, подобравшись к самому горлу. Дышать было трудно, невозможно. Гринчук сел прямо на камни под ногами. Пистолет был еще в руке, Гринчук размахнулся и швырнул оружие вниз, в море.
Он чуть не убил сейчас трех ни в чем не повинных людей. Чуть не убил. Женщину и двух детей. Они могли умереть только потому, что Гринчук затеял игру с Мастером… Если бы Гринчук чуть ошибся, не просчитал до конца.
Все-таки что-то человеческое осталось в старом воре. В опущенном воре осталась гордость… то, что он гордостью называл. Остаться в памяти других – человеком. Стряхнуть страх, который целый год давил, заставлял быть шестеркой.
Гринчук посмотрел на свои руки – пальцы дрожали. Скала, на которой Гринчук сидел, медленно вращалась, кружилась голова.
Судорогой свело все тело, согнуло… Гринчука вырвало. Еще раз, до желчи.
Гринчук поднялся на ноги, сплюнул. Кто-то сунул ему платок в руку, Гринчук вытер рот. Снова сплюнул, хотелось избавиться от мерзкого вкуса во рту, но не получалось.
– У меня есть водка, – сказал Олег и протянул флягу.
Гринчук прополоскал рот. Выплюнул. Еще раз прополоскал. Вернул флягу. Олег сделал из фляги большой глоток. Еще один.
– Ты знал, что он застрелится? – спросил Олег.
– Я думал, что он уйдет… Просто уйдет… Извини, что так получилось…
– У Маринки истерика, Лена забрала их обоих и поехала к матери. Вызвала нашего врача. Мастер лежит в детской. Лена сказала, он вначале кричал что-то в трубку, потом его как лихорадкой стало колотить, вскочил, бросился к двери, потом остановился… Сунул вдруг пистолет в рот и выстрелил. Мне что с трупом делать? – Олег допил водку, завинтил пробку. – Ты что ему сказал?
– Попросил уйти.
– Просто попросил?
– Просто попросил. Не сказал куда, вот он и выбрал, что попроще, – начало знобить, Гринчук обнял себя за плечи. – Ты бы к жене с детьми ехал, что ли…
– Тут вот Ваша сумка, – Олег поставил сумку на землю перед Гринчуком. – А труп куда?
– А куда вы обычно трупы деваете! – взорвался Гринчук. – В море топите, в бетон заливаете, на беляши пускаете, в целях экономии собак? Отвяжись от меня! У тебя чуть детей не убили, а ты про покойника мне тут рассказываешь!
– Машину вам оставить…
Гринчук ударил. С правой руки, наотмашь. Олег отлетел, упал, вскочил на ноги, но набежавший Гринчук свалил его на камни, хлестнул ладонью по лицу, снова и снова…
– Да что же вы за люди такие! – выкрикнул Гринчук, продолжая бить Олега. – Всей твоей ценности на свете – дети твои. А ты… Гнида, животное, паразит… Сколько таких как ты я видел, сколько народу вы искалечили… И что? Снова я? Снова я должен был отправить на смерть человека чтобы ты?.. До каких же пор…
Олег даже не пытался защищаться. Он просто лежал, зажмурившись, и ждал, когда Гринчук прекратит.
Гринчук встал.
Медленно поднялся Олег, пошел к машине.
– Я твой ствол выбросил в море, – сказал Гринчук, вяло махнув рукой. – Туда.
– У меня еще есть, – Олег сал за руль, завел двигатель.
Гринчук почувствовал, как наливаются болью ладони. Рожа завтра у Олега будет та еще, маски из замка Черного Тамплиера будут на ее фоне выглядеть веселыми картинками.
Машина скрылась за поворотом.
А мне ведь спать негде, вспомнил Гринчук. Пойти в гостиницу, разве что, другой номер снять? Или погулять?
Спать совсем не хотелось.
Голова казалась пустой, до звона, тело – легким и невесомым.
В ночном небе мелькнула падающая звезда. Мастер? Умер человек, упала звезда… Человек?
Гринчук спускался к набережной по лестнице, мимо крепости. Набережная почти угомонилась, только возле ресторана еще видно пару силуэтов.
Ночью нужно спать. Было бы где.
Гринчук вышел на набережную. Он был один. С моря тянуло холодом. На набережной начинали гаснуть фонари…
На востоке, на горизонте, появилась тонкая светлая полоска.
Гринчук вдруг засмеялся. Чего это я один не сплю, подумал Гринчук, достал из кармана телефон и набрал номер Сергеева.
– Да, – почти сразу ответил Сергеев.
Голос был сонный, что не могло не порадовать Гринчука.
– Ты по мне еще не соскучился? – спросил Гринчук. – В самом деле – нет? Жаль, но мне так одиноко и так захотелось с тобой пообщаться. Приезжай на набережную к ресторану с многозначительным названием «Море». Я жду. Еще я жду от тебя как от гостеприимного человека что-нибудь из теплого барахла – холодно тут у вас под утро. Жду.
Гринчук выключил телефон.
Когда же они начнут переговоры?
* * *
А Владимир Родионыч хотел только одного – чтобы его оставили в покое. Чтобы перестали дергать и требовать принятия мер там, где он ничего не мог поделать.Владимир Родионыч чувствовал себя постаревшим лет на десять, разбитым и больным. Люди всё требовали и требовали.
Требования, в общем-то, сводились к одному – принять меры. Навести наконец порядок в городе, прекратить взрывы и убийства… Смерть Братка сразу перестала быть просто смертью, ее называли «убийствами» и произносили это слово пафосно и с напряжением.
Никого из них не волновало, что тридцатилетнего парня убили просто походя, для того, чтобы подтвердить серьезность намерений. Вот то, что эта смерть может стать началом целой цепочки, которая может привести бог знает куда, может быть, на самый верх… Принять меры. Не можете сами справиться, уважаемый Владимир Родионыч, скажите, мы пришлем своих людей…
Мы справимся, отвечал Владимир Родионыч, не произошло ничего из ряда вон выходящего. И раньше в городе происходили убийства… Вон, каждый день происходят убийства. Читайте сводки.
А Владимиру Родионычу отвечали, чтобы он не прикидывался наивным, чтобы он не делал вид и не вводил в заблуждение. Кто-то совершил бросок к архиву…
Да к какому архиву, вашу мать, не сдержался Владимир Родионыч, когда ему сказали об этом в десятый раз, около двух часов ночи. Нет никакого архива…
А что же тогда есть? Группа колдунов? Организация фокусников? Как они умудряются все это организовать и провернуть? Как они смогли так быстро и так эффективно все организовать? Взрывы, убийство… Это подразумевает хорошее знание местности, особенностей, людей. Вы, Владимир Родионыч, это понимаете?
Понимаю, отвечал Владимир Родионыч.
А вы понимаете, что ваш город может стать полигоном для попытки захвата власти – звонивший по специальной защищенной линии понизил голос – захвата власти в целой стране? Вы это понимаете? У нас с вами, а не в каком-нибудь Гондурасе? Вы о выборах подумали?
Да какая вам разница, спросил Владимир Родионыч, у кого этот архив?.. На что вполне резонно ему объяснили, что пока архив, возможно, используется на несколько процентов… Что пока только шел набор информации и сведений, а вот теперь…
Круги расходились всё шире и шире, волновалось народу все больше, а Владимир Родионыч уже даже и не пытался понять – это просто беспокоятся предусмотрительные люди, или начал действовать проклятый архив? Кому-то уже поставили задачи, используя компромат?
Если действительно некто решил, что Приморск слишком маленький город, что там нельзя больше прятаться, то понятно, почему нанесли удар по Гринчуку и Инге. Он ведь сам, с легкой руки Полковника, привлек Гринчука, исходя из того, что именно Юрий Иванович может действовать эффективно и четко в самых сложных ситуациях. Если кто-то сумеет убедить Гринчука, что нужно работать на новых хозяев…
Хотя…
Считать себя хозяином Гринчука все равно, что укладывать волка возле кровати в качестве коврика – глупо и опасно… Чертовски опасно и глупо. Были желающие, пробовали… И что?
В промежутках между звонками Владимир Родионыч пытался сосредоточиться и тщательно всё обдумать.
Обдумать…
За Ингой следили? Возможно. Ее вели отсюда, сопровождали на поезде, вместе с ней приехали в Приморск… Почему Гринчук выбрал Приморск – понятно. Если бы они с Полковником, старые идиоты, не смотрели умильно на будущих молодоженов, а всё держали под контролем и наблюдением, то тоже пришли бы к единственному правильному выводу – Гринчук и Инга уходят через Приморск.
У кого-то хватило ума понять, что все эти приключения перед отъездом: размолвка, дурацкое условие Инги, метания Гринчука, – все это только игра. И этот кто-то включился в игру серьезно и жестко.
Инга – приманка для Гринчука. Инга и деньги. Нельзя забывать и об этом. Неподкупный опер потихоньку – не без его, Владимира Родионыча, участия – стал довольно богатым человеком. И показал, почти удвоив за несколько месяцев свой капитал, что к деньгам относится серьезно. Понятно, что здесь чувствуется участие Инги, но без желания Гринчука… Трудно себе представить, что такое могло произойти без желания Гринчука.
А то, что произошло с общаком, ясно показало, что увеличивать свое благосостояние Юрий Иванович готов и не слишком законными способами. Торопился Юрий Иванович, хватал там, где мог дотянуться.
Владимир Родионыч думал. Думал-думал-думал… А ему ничего больше и не оставалось. Искать убийцу Братка? Это делает милиция, это держит под контролем Баев – достаточно. Более чем достаточно.
И совершенно безрезультатно. Нет тела – нет дела. Взять убийцу в первые часы после преступления – не получилось. А кровь, которую нашли в гараже… Группа и резус фактор совпадает, есть видео… И – ничего нет.
Владимир Родионыч надеялся, что, узнав о смерти своего помощника, Гринчук перезвонит, попытается что-то выяснить… Но Гринчук молчал.
Не до того ему, сказал Полковник, и Владимир Родионыч согласился – не до того.
Гринчук сейчас ходит под смертью, дважды чудом уходил, но из Приморска не уезжает.
Инга и деньги.
– Послушайте, Полковник, а если всё это только прикрытие?
Полковник, задремавший в кресле, встрепенулся и протер глаза.
– Действительно, – сказал Владимир Родионыч. – Тут идут взрывы, шум, суета, мы получаем известия о том, что и в Приморске на Гринчука прошло уже два покушения, а на самом деле там уже ведутся переговоры с Юрием Ивановичем, в которых на одной чаше жизнь Инги и денежки, много миллионов…
– И власть, – подхватил Поковник, с трудом подавляя зевок.
– И власть. А на другой – требование работать на неизвестного держателя архива, руководителя сети вымогателей и шантажистов, – Владимир Родионыч нарисовал карандашом на листе бумаги восклицательный знак. – Возможно такое? Завтра к вечеру вдруг окажется, что Гринчук нашел Ингу, спас ее и возвращается домой. Мы ведь что-то подобное в адрес Инги предполагали…
– Согласен. Вы совершенно правы… – кивнул Полковник.
– Или все это только ночной бред выжившего из ума старика? – Владимир Родиныч зачеркнул восклицательный знак крест-накрест.
– Совершенно с вами согласен, – Полковник закрыл глаза.
– С чем вы согласны? – вкрадчиво спросил Владимир Родионыч.
– Со всем, что вы говорите… – Полковник зевнул, прикрывая рот рукой. – Вы говорите, Владимир Родионыч, говорите…
– И мух отгонять?! – вскричал Владимир Родионыч. – Прекратите спать…
– Когда родина в опасности, да? – Полковник с трудом открыл глаза. – Если я этой ночью не посплю хотя бы часа три, я завтра… сегодня буду весь день вареный и не способный к умственному труду. Честное слово! Что бы мы с вами сейчас ни придумали – все это будет только нашим умствованием на тему и по поводу. Не более того. Мы можем признавать факты, следить за событиями… и всё. Вы предлагаете отправиться сейчас копаться на свалке, куда могли вывезти тело Ивана Бортнева? Мне жаль – действительно жаль – Ивана, но если мы с вами сейчас будем теребить Баева и милицию, то их состояние будет напоминать наше с вами. Они будут издерганными и не способными к нормальной работе.
Владимир Родионыч молча смял бумагу в руке. Полковник прав. Абсолютно прав, но Владимир Родионыч привык, что никто не смеет распоряжаться его судьбой, никто не имеет право диктовать ему условия. И собственная беспомощность злила, требовала действовать.
Они почти не спали уже вторую ночь.
– Ладно, – сказал Владимир Родионыч, – вы правы. Идите спать в гостевую комнату, телефон можете выключить.
– А вы? Вы у нас железный? – осведомился Полковник. – Вам ведь тоже нужно иметь ясную голову…
– Вы мне еще про руки и совесть напомните… – Владимир Родионыч выключил свой мобильник и встал из-за стола. – Я тоже пойду спать.
Владимир Родионыч предупредил охрану, как нужно отвечать на телефонные звонки, пошел в спальню и, не раздеваясь, лег на кровать. Думал, что не сможет заснуть, но сразу же почувствовал, как медленно погружается в сон.
И тут, как это всегда бывает в таких случаях, в голову пришла мысль… простая, ясная… Владимир Родионыч потянулся за ней, но она оказалась такой легкой, что скользнула вверх и пропала…
* * *
– Ну почему тебе не спится? – спросил Сергеев.Он вынырнул из предрассветных сумерек и сел на скамейку возле Гринчука. Фонари не горели, только вывески освещали набережную. И светлая полоса на востоке стала шире.
– Ты давно встречал восход на море? – спросил Гринчук. – Вот так, сидя на скамейке, расслабившись…
– С любимой девушкой, – желчно продолжил Сереев. – Ты просил одежду… Вот, пуловер.
– Большое спасибо, – Гринчук хотел одеться, но Сергеев его вдруг остановил.
– Это у тебя что за пятна?
– Пятна? – переспросил Гринчук. – Так, испачкался где-то…
– Не нужно ля-ля, – Сергеев присмотрелся, – ты можешь считать меня кем угдно…
– Даже Элвисом Пресли?
– Даже Элвисом Пресли. Но кровь я всегда отличу от чего угодно. Это же кровь?
Гринчук оглядел себя:
– Точно. А я думаю, чего от меня шарахнулись люди… Как ломанулись в сторону пансионата. Хорошо еще – милицию не вызвали.
– Откуда кровь?
– Из артерий, вестимо, из вен и капилляров. Не замечал, если достаточно сильно вмазать по лицу человека, то появится кровь. Она может политься, или брызнуть, если бить несколько раз. Вот, на меня – брызнула, – Гринчук помотал головой: недавнее возбуждение прошло, и снова хотелось спать.
Сергеев запрокинул голову к небу, и Гринчуку показалось, что он сейчас завоет от тоски и безысходности. Как одинокий отчаявшийся волк.
– Что произошло?
– Я могу одеваться?
– Что произошло? – повторил свой вопрос Сергеев.
– Немного повздорили с Олегом. Разошлись во взглядах на житейские ценности. Он полагал, что главное в жизни – не обгадиться прилюдно, а я все больше на семейные ценности нажимал. Вот и нажал, – Гринчук надел пуловер и рассказал, что произошло.
Сергеев слушал, не перебивая.
– Вот и вся история о Мастере, который сделал не то и не так, – закончил свой рассказ Гринчук. – Я пошел сюда, а Олежка отправился, я надеюсь, к семье.
Усилился ветер с моря, волны выбрасывались на берег, словно решили все вместе покончить жизнь самоубийством.
– Ты куда Аркашу дел? – спросил Гринчук.
– Сидит в камере для особо уважаемых гостей.
– А у тебя нет камеры-люкс для проверяющих? Я дико хочу спать. Поможешь? Но так, чтобы я не умер во сне… Ужасно не хочу проснуться уже на том свете. У меня еще есть дела на этом… – Гринчук понял, что несет чушь, и замолчал.
– Поехали, – сказал Сергеев, – переночуешь у меня в комнате отдыха, в отделении. – Душ, диван… Найдем тебе чистые шмотки.
– Вот и славно, – Гринчук встал со скамейки. – Чего же мы тогда до сих пор сидим?
Принять душ – сил хватило, но ровно через минуту Гринчук спал.
Пока Гринчук купался, Сергееву позвонили.
Дождавшись, пока Гринчук уснет, Сергеев заглянул в душ, посмотрел на одежду, лежащую на кафельном полу, наклонился и взял рубаху.
Пятна крови.
Сергеев вздохнул. Вот такие дела, господин Гринчук. Такие вот дела.
* * *
Утро выдалось солнечным. И очень насыщенным. Уже в шесть часов Сергеева, спавшего в своем кабинете, разбудил дежурный. Сергеев выслушал доклад молча, только дернул желваком. Приказал готовить машину, а сам разбудил Гринчука.– Сколько? – спросил Гринчук, не открывая глаз.
– Если ты о времени, то начало седьмого.
– Я когда-нибудь кого-нибудь придушу вот так, во время побудки. Что случилось?
– Есть новости, которые ожидают нас на берегу теплого моря. Ты давно встречал рассвет на берегу моря?
– С любимой девушкой, – сказал Гринчук и сел.
Открыл глаза.
– Собирайся и поехали, – Сергеев подошел к окну, открыл жалюзи и в комнату хлынул солнечный свет.
Гринчук огляделся в поисках одежды.
– Опаньки! – Гринчук обнаружил чистую отглаженную рубашку, чистые джинсы, висящие на спинке стула. – Это ж откуда такое богатство?
– Одевайся, поехали.
– А душ?
– Некогда. Я сам помыться не успел…
– Ты не успел, а я…
– А ты поедешь либо по своей воле, либо тебя отвезут мои парни, если нужно – в наручниках или в смирительной рубашке.
– Даже так? – Гринчук оделся, завязал шнурки на кроссовках. – Куда едем? Что нового ты хочешь мне показать?
* * *
Сергеев, как оказалось, хотел показать старое, уже виденное Гринчуком, но с другого ракурса. Ночью Гринчук смотрел со скалы вниз, а теперь имел возможность посмотреть снизу вверх. Имел возможность, но не стал этого делать. Куда интереснее было посмотреть на камни под обрывом.Ночью их вообще не было видно, сейчас… Сейчас, в общем-то, тоже смотреть было бы не на что, если бы…
Тело нашел ранний купальщик, из отдыхающих. Всегда находится кто-то, кто отправляется окунуться раньше всех и в таком месте, куда остальные не ходят. Вот, на камни, например.
Купальщик спустился по лестнице с набережной, прошел мимо старого причала и увидел лежащее на камнях, под самым обрывом, тело.
Купальщик был не местный, поэтому он увидел только мертвого мужика. Приехавшие по вызову милиционеры увидели Большого Олега.
Мертвого Большого Олега.
– Он упал оттуда, – показал Сергеев рукой вверх. – И было уже совершенно безразлично, мертвый он упал или живой.
Гринчук присел на камень, поставив свою сумку возле ног.
На его лице не проступило никаких эмоций, как Сергеев ни всматривался. Сидит и ждет продолжения, подумал Сергеев.
– Ты же говорил, что он уехал домой, – сказал Сергеев.
– Говорил…
– И как ты объяснишь…
– Вернулся, вспомнил, что я выбросил в море его пистолет, и прыгнул следом… От разлуки с любимым оружием. Откуда я знаю? – Гринчук улыбнулся. – А что, ты подозреваешь?.. Или ты уже знаешь точно? А я думаю, откуда такая забота – чистая рубашка…
Сергеев оглянулся – рядом никого не было, подполковник приказал не мешать осматривать тело. Только он и Гринчук.
И мелкие крабы, которые суетились между камнями. Но крабы – не в счет.
– Пять баллов, – Гринчук показал большой палец. – Сейчас ты приступишь к диктованию… диктовке… Слушай, как это правильно сказать? Я с утра плохо соображаю.
Сергеев молчал.
– У тебя всё есть. Тело, моя рубашка с пятнами крови… Кстати, – Гринчук посмотрел на свои руки, – не исключено что часть этих пятен от моей крови… Или от рвоты – вывернуло меня тогда, извини. Красиво и четко сработали… Браво, Сергеев!
– И что теперь собираешься делать? – спросил Сергеев.
– А это уж ты скажешь, ты теперь можешь мне диктовать… Так?
– Мне позвонил Олег… Когда ты мылся в душе.
– С того света позвонил?
– Выходит, что так… – Сергеев сел на соседний камень. – Позвонил и сказал, что вышла неприятность…
– Мягко сказал…
– Как сказал, так сказал… Рассказал, что у него получилось с Мастером, рассказал, как ты…
– Подтвердил, в общем.
– Подтвердил.
– А зачем он вообще звонил? Делать ему было нечего? Одиноко ему было?
– По обычаю. У нас так принято – обо всех важных вещах и событиях мы обязаны поставить в известность друг друга. Он позвонил мне, а перед этим – Дедову.
– А перед этим кому? Черному Тамплиеру? Насколько я понимаю, это Тамплиер у вас специализируется по бросанию людей в пропасть? И приказы отдавал Олегу… Ты не отворачивайся, красавец, ты ведь не только приятелям сообщаешь? Ты еще и своему, как это, куратору докладываешь? Не все же вам приказов дожидаться? Нужна и обратная связь, сигнализация… Да?
– Да, – сказал Сергеев.
– И как ты сообщаешь?
Сергеев снова оглянулся на людей, топтавшихся в отдалении. Оцепление и зеваки – классическое обрамление мест преступления.
– Рубашку ты сжег, – тихо сказал Сергеев. – Прежде чем мы приехали в отделение, ты приказал остановить машину, вышел и сжег рубаху. На берегу, вон там, возле пирса. Остатки, пепел – бросил в море…
Гринчук недоверчиво посмотрел на подполковника:
– Толик, ты ли это?
– Я. Представь себе. Я ведь еще ночью понял, после того, как мне Олег позвонил. Сказал, что на встречу поедет, его вызвали. Куда – не сказал. Вряд ли он сам про твою рубашку вспомнил, но нам с тобой лучше перестраховаться.
– А ты? Ты – перестраховался? Рубашечку мою припрятал?
– Как знать, – Сергеев щелкнул пальцами. – Как знать…
– Но у него была семья, – продекламировал Гринчук. – Такой стишок есть про Галилея… Он знал, что вертится Земля, но у него была семья… Я никогда не поверю в твои благородные порывы.
– Не верь. Ты у нас только два дня, но уже потерял жену и деньги. А я живу здесь всю свою жизнь, с небольшим перерывом. И…
Гринчук кивнул. Искренне кивнул, понимая что стоит за этими словами подполковника Сергеева. Семья. Дети. Это в кино благородный борец за справедливость может защитить своих близких.
– Так отдай рубашку своему…
– Я подожду.
– И мне не скажешь, как на него выйти?
– А тебе это не нужно. Не мы тебя держим на крючке. И не наши… – Сергеев чуть повысил голос, сделал ударение, – хозяева. Я так полагаю, что они сами напуганы и пытаются найти выход.
– Слишком долго молчат?
– И это тоже… И вот это, – Сергеев указал на тело Большого Олега.
Большой белый баклан опустился на камень, присматриваясь к лежащему телу, к крови…
– Ты своих вызови, – посоветовал Гринчук, – пусть всё сделают, а то скоро со всего побережья птицы слетятся.
И тут Гринчук замер.
– Слушай, Толик, а Мастера нашли?
– Нет. В доме – пусто. Это я еще до восхода солнца выяснил.
– Что ж так?
Это было действительно странно. Очень странно…
– Не подскажешь, где сейчас жена Олега… Лена, кажется?
– Не знаю…
– Если Мастера вроде как не было… Кто мог увезти его тело?
– Не мои… Люди Олега… Или Дедова. Или эти, новые, твои приятели…
– Новые… – задумчиво протянул Гринчук. – Новые… У тебя телефон дома Олега есть?
– Есть, а толку? Ты же сказал, что его жена и дети уезжали…
– На всякий случай, – сказал Гринчук. – Просто – убедиться.
Сергеев набрал на мобильнике номер. Подождал немного, слушая длинные гудки, и только хотел сказать, что вот, что я же говорил, но тут трубку взяли: