Золотько Александр. Разборки под прикрытием

   – Лады, – не раздумывая хлопнул по ладони Аркаша и засмеялся. – Странный вы человек, Юрий Иванович! Я вас знаю всего пару дней, а уже и ненавидел, и…
   – И влюблялся, как гимназистка… – Гринчук перестал улыбаться.
   Его лицо замерло, словно замерзло.
   – Ты когда-нибудь человека убивал? – спросил каким-то чужим голосом Гринчук.
   – Бог миловал.
   – Миловал бог… Действительно, миловал. И на смерть никого не отправлял, не осуждал на смерть?
   – Чего это вы, Юрий Иванович?
   – Так, в голову пришло. Меня бог не миловал. Лично мне пришлось убить двоих. Двоих. Лично.
   Аркаше показалось, что он видит каменное лицо. Стальные глаза холодно смотрели на него. Клин отвернулся.
   – И еще… – Гринчук попытался усмехнуться. – Еще не конец. Я могу всё бросить и уйти… Может быть, все закончится и без меня… Может быть.
   – Можно, я пойду… – сказал Аркаша и встал. – Я вам больше не нужен?
   – Противно возле меня сидеть? – спросил Гринчук.
   – Страшно. И одиноко. Вам ведь мой совет не нужен… И ничей совет не нужен. Вы уже все решили… Я вас найду, потом. Ваш адрес, который на регистрации в гостинице, он правильный? Настоящий?
   Аркаша пятился, прижимая сумку к груди, натолкнулся на стул, повернулся и вышел из кафе.
   – Я заплачу, – сказал Гринчук официанту, выглянувшему на площадку. – Я за всё заплачу.
   Гринчук положил на столик деньги и вышел на улицу.
   Шли люди, загорелые, веселые. Они шли с пляжа, им нужно было переодеться, чтобы вечером снова вернуться на набережную. Им нет никакого дела до Гринчука, до убитых, до того, что еще вчера любого из них могли выхватить из толпы и заставить… Или просто убить. Не от злости, а для того, чтобы еще кого-нибудь повязать, записать в кассу взаимопомощи.
   Гринчук посмотрел на часы. Наверное, уже пора. Можно. Гринчук набрал номер.

* * *

   – Здравствуйте, Владимир Родионыч, – услышал Владимир Родионыч. – Как дела?
   Владимир Родионыч ошарашено посмотрел на Полковника, сидевшего напротив.
   – Кто? – спросил Полковник.
   – Зеленый, – ответил Владимир Родионыч.
   – Там кто возле вас, Полковник? Поклон ему от меня и наилучшие пожелания! – Гринчук разговаривал стоя на улице, его голос время от времени в обрывках чужих слов, детских криках и музыке.
   – Поклон вам от него, – сказал Полковнику Владимир Родионыч, он все еще не мог прийти в себя. – Это точно вы, Юрий Иванович?
   – Конечно. Вы, наверное, здорово устали. Обычно вы гораздо аккуратнее в формулировках.
   – А вы как всегда! – вспылил Владимир Родиныч. – Вы…
   – Как всегда нагл и нелицеприятен. Я знаю. С удовольствием выслушал бы ваше мнение по этому поводу, но у нас слишком мало времени. Аварийную команду сюда уже направили?
   – Команду?
   – Ну да, ловить подполковника Сергеева на предмет архива. Отправили?
   – С чего вы взяли?
   – Так, у нас мало времени, но я немного потрачу его, чтобы расставить точки над «i». Вы получаете информацию от Абрека, так удачно оказавшегося случайно возле самого эпицентра событий в закрытом городе? Так? Верно?
   Владимир Родионыч кивнул, будто Гринчук мог этот кивок увидеть.
   – Опуская подробности, Абрек получает информацию от меня. Понятно?
   – От вас?
   – А вы думали, от своей шпионской сети? Я его информатор. Уже можно продолжать, или вам еще нужно немного времени на раздумья и размышленья?
   Владимир Родионыч распустил узел галстука.
   – Вы там только не волнуйтесь, не нужно. Я ведь вроде как специально Лёвчика выпустил и свой след до Приморска обозначил. Что может быть естественнее, чем разъяренные уголовники в поисках общака и вора, его унесшего. Вы меня слышите? Не молчите так страшно!
   – Я слышу.
   – Абрека я знаю хорошо, помог ему убрать Мастера. Синяк и Котик… Нормальные пацаны, их даже особо и уговаривать не пришлось. А мне здесь три человека, в случае чего, очень даже пригодились бы. Не так? И, главное, никто не волновался. Даже те, кто позволял себе кричать на вас.
   Этого не может быть. Это мне мерещится, подумал Владимир Родионыч. Я сплю.
   – Возвращаемся в начало разговора. Вам сегодня позвонил…
   – Полковнику.
   – Правильно, не хватало, чтобы всякие Абреки звонили вам напрямую. Субординация и еще раз субординация. Позвонил Абрек и сообщил, что некто подполковник Сергеев сжег видео-архив Черного Тамплиера. И что сделали вы? Вы ему, конечно же, не поверили. Не Абреку не поверили, а Сергееву. Кто же станет жечь архив без разрешения и даже не попытается им воспользоваться? Ясное дело, Сергеев решил архив захапать. Сжег какой-то хлам, а остальное именно захапал. И теперь нужно только успеть захапать Сергеева. Всё логично, никого нельзя заподозрить в идиотизме. Вы сразу же позвонили? Доложили, чтобы от вас отцепились, перестали унижать, и чтобы выясняли свои отношения уже в Приморске.
   – Юрий Иванович, только не говорите, что у Сергеева нет архива…
   Полковник привстал с кресла, вслушиваясь в разговор.
   – Зачем? Есть. Теперь – есть. Не тот, что он жег в Черном замке, тот он и вправду спалил в припадке порядочности, но архив есть.
   Владимир Родионыч облегченно выдохнул.
   – В девять часов вечера я заберу себе этот архив. Сергеев об этом пока не знает, но бумаги отдаст.
   – Вам?
   – Мне, только не нужно делать жадное выражение лица. Эти бумаги счастья не приносят. Зачем вам умирать раньше времени? Оставьте это другим. Спецкоманде, например. И вот очень важно, чтобы прибывшие сюда орлы, даже если их не остановят на подходах к городу, связались со мной и дали возможность мне всё решить. Сергеев надеется только на этот архив, и очень расстроится, если у него попытаются все забрать. Например, сожжет, взорвет… Мне, в общем-то, без разницы, но будет обидно.
   – Я вас понял, – сказал Владимир Родионыч. – Я вам перезвоню…
   – Извините, это я вам перезвоню. Номер я не свечу. А то начнут звонить, просить… – Гринчук отключился.
   – Что вам сказал Юрий Иванович? – поинтересовался Полковник, возвращаясь в кресло.
   – Потом расскажу, – Владимир Родионыч набрал номер.

* * *

   Владимир Родионыч дозвонится, а они свою группу придержат. Свяжутся, никуда не денутся. Откуда им знать, что архив не полный, не совсем тот… Это им знать не обязательно. Это потом.
   Гринчук присел на лавочку под деревом, набрал номер Сергеева.
   – У тебя все нормально?
   – Да.
   – Надеюсь, ты своих уже отправил и сам не дома?
   – А что случилось?
   – Ответь на мой вопрос!
   – Не дома, в надежном месте. И семья…
   – Ты лучше отправь семью. Зачем тебе неприятности и неожиданности в последний момент? Или только ты сам можешь их вывезти?
   – Могу отправить…
   – Отправь. И не шути, насколько я знаю, тебя скоро начнут искать. И просто пулей ты не отделаешься.
   – Понял, – сказал Сергеев после паузы.
   – Рапорт ты уже подготовил? По нападению на нас с тобой?
   – Еще нет. Вначале в больницу, потом домой.
   – Потом домой… – протянул Гринчук. – Ну и бог с ним, с рапортом. У меня и так все записано…
   – Что? – не поверил своим ушам Сергеев.
   – Записано все, – Гринчук поставил свою сумку рядом с собой на скамейку. – Ты неодобрительно косился на мою сумку… Очень она тебе напоминала о моей исключительной жадности. Очень. Так напоминала, что ты ее старался не замечать. А как еще я мог объяснить, что таскаю ее с собой? Память о жене? Кто бы поверил? А вот полмиллиона… Ее даже и не проверяли больше. Увидели баксы – и впали в прострацию. А то, что в сумке есть двойное дно… Что ценного можно спрятать под половиной миллионов долларов? Простая иллюзия. Мы все живем в плену иллюзий…
   – Ты врешь…
   – Серьезно? И эта мысль тебя успокаивает? А если я говорю правду? Если тебя уже ведут?
   – Что ты хочешь?
   – Мне нужна моя рубашка и не нужны проблемы. Про сумку я тебе всё рассказал, чтобы между нами не было недомолвок. Между нами ведь нет недомолвок?
   – Нет.
   – Отлично, перезвони мне в девять, как договаривались.
   Гринчук посмотрел на часы. Восемнадцать пятнадцать. Солнце зашло за горы, скоро включатся уличные фонари. Осталось два часа сорок пять минут.
   Главное, чтобы не дрожали руки и не кружилась голова. Снова подташнивает. А голова у вас, Юрий Иванович, не каменная. И сердце жмет? Совсем плохо. Хотя… Откуда у мента сердце? Так, фантомные боли. Иллюзия. Еще одна иллюзия. Но почему так плохо?
   – Вам плохо? – спросила проходившая мимо интеллигентного вида старушка.
   – Просто я нажрался, как свинья, – сказал Гринчук.
   – Нажрался… – пробормотала сердобольная – и ушла.
   Гринчук встал со скамейки. Народу стало значительно меньше. Люди уже добрались с пляжей до квартир, но еще не собрались на набережную.
   Гринчук набрал номер Владимира Родионыча. Тот, не задавая лишних вопросов, продиктовал номер старшего группы, назвал пароль.
   – «Черемуха», какая прелесть! – восхитился Гринчук.
   Что сказал Владимир Родионыч там, в своем кабинете, Гринчука не волновало. Его волновало, что собиралась делать группа. А старшего группы, как оказалось, волновало, где находится Сергеев или, в крайнем случае, Гринчук. Старший группы даже попытался настаивать на личной встрече, лучше где-нибудь на окраине, в укромном месте, однако совершенно не обиделся, когда Гринчук послал его совершенно конкретно и однозначно. Не получилось зацепить лоха, и не нужно.
   Старший группы даже немного зауважал этого Гринчука. Чувствовалась порода. Хищник чувствовался.
   – Что будем делать? – спросил старший.
   Гринчук объяснил.
   – Вот так, внаглую? – уточнил старший.
   – Есть возражения морального характера?
   – Обижаешь.
   – Вот и я так думаю. Сделай все, как я сказал. Только учти, своих он знает в лицо, поэтому – пропустить его, и только потом…
   – Не учи отца это самое… – старший уже прикидывал варианты. – Будет стрелять?
   – А ты ему удостоверение покажешь свое? Если оно у тебя есть… Он боится. Он хочет уйти, – Гринчук сплюнул.
   – Что там у тебя? – насторожился старший.
   – Все нормально, тошнит немного…
   – Беременность?
   – Дурак ты, боцман… Смотри, людей своих не подставь.
   Гринчуку и вправду было муторно. Им нужен архив. И им не нужен Сергеев. Они не станут рисковать.
   Он словно вывел связанного Сергеева к стене и завязал ему глаза. И только что проинструктировал расстрельную команду.
   Противно. Что с того, что на руках этого подполковника кровь?.. Что несколько часов назад он хладнокровно убивал связанных людей? Что он убивал, отдавал приказы убивать и до этого… Что с того?
   Это Гринчук сейчас готовит убийство… Не говорит об этом напрямую, все очень корректно и благородно… на словах. Он беспокоится о людях из спецкоманды, которые и сами не ангелы, но у которых есть приказ… И которые не рассуждают и не могут этот приказ менять.
   А Гричнук – может. Может. Но хочет ли…
   Восемь часов тридцать две минуты… Время, таившееся за спиной, прыгнуло вперед. Осталось всего ничего.
   Снова зазвонил телефон.
   – Он приехал, – сказал голос в телефоне. – Загрузил сумки в машину и ждет. Он один.
   – Если что – звони, – сказал Гринчук и набрал номер старшего группы. – Вы готовы?
   – Усегда готовы, – засмеялся старший. – Готовность – две минуты. Тут сейчас безлюдно.
   – Работайте, у вас пятнадцать минут.
   Гринчуку показалось, что его сейчас стошнит. Спокойно, это не нервы, это ушиб головы. Сотрясение мозга. Всё нормально. Всё правильно…
   Гринчук набрал номер Сергеева. Замечательная, все же, вещь, мобильный телефон. Сидишь на лавочке, дышишь свежим воздухом и убиваешь человека в километре от себя.
   – Слушаю, – Сергеев ответил сразу, наверно, сидел с телефоном в руках.
   – Тебе далеко ехать до вашего плаката, на въезде? Где вы оставите душу… Через сколько ты там будешь?
   Сергеев помолчал. Осторожный Сергеев, прикидывает, что и как. Сейчас, наверно, скажет, что минут через сорок. Тогда ему хватит времени на то, чтобы осмотреться, пройтись по окрестностям.
   – Сорок пять минут, – сказал Сергеев.
   – Мне, приблизительно, столько же, – пробормотал Гринчук.
   – Что?
   – Я успею, – сказал Гринчук. – Буду вовремя. В крайнем случае – подождешь меня минут десять. Хорошо? Без нервов.
   – Ровно без десяти десять я уйду.
   Тоже понятно, он не хочет встречаться после разговора Гринчука с новыми хозяевами Приморска.
   – Я буду без пятнадцати, – сказал Гринчук. – Минута в минуту.

Глава 9

   Сергеев отбросил в сторону окурок, захлопнул дверцу, завел двигатель. Поправил лежащий на соседнем сидении автомат. В бронежилете было жарко и неудобно, но с этим придется мириться.
   Наверное, Лисницкий, который сейчас остался в доме Дедова, стоит и смотрит, как его начальник уезжает. А перед этим удивленно смотрел, как подполковник выносит какие-то сумки из гаража. Лисницкий – умница. Дурак, не разбирающийся в жизни, но умница. Неудачное ему досталось место службы.
   Расстрелянную машину уже увезли, сейчас только стекла хрустнули под скатами. Он, подполковник Сергеев должен был лежать здесь… Значит – не судьба. Значит, выпало ему жить. Жить!
   Гринчук… Что Гринчук? Урод и подонок. Записал все на диктофон? Чушь, откуда у него в сумке мог быть подготовленный диктофон? Или мог? Вряд ли… Он же искал свою жену и деньги… Они собирались сбежать через Приморск – зачем снаряженная сумка?
   Врет подполковник, след путает, пытается выглядеть значимо… Сволочь. Он тоже боится… Тоже… Сергеев поймал себя на этом слове «тоже» и поморщился.
   Да, боится. Боится подполковник Сергеев, пальцы дрожат. Стыдно и мерзко признаваться в этом, но все последние годы он боялся… Тут Гринчук тоже прав. Все силы, всё внимание только на одно – не подохнуть, успеть все выполнить правильно. Беспрекословно, точно и в срок. Он и выполнял. И кто такой, этот Гринчук, чтобы тыкать этим в лицо?
   Сергеев погладил лежащий рядом автомат. Прикосновение к металлу успокаивало. А если, спросил автомат, Гринчука просто убить при встрече? Нажми на спуск, а уж я…
   Сергеев отдернул руку от оружия. Нельзя. Гринчук должен остаться живым. Он действительно должен сообщить, что у него, у Сергеева, есть компромат на очень многих людей… Не трогали же они Приморск? Отцепятся и от Сергеева. Главное – показать всё Гринчуку и уйти. Он врать не будет… Не сможет он соврать, если его спросят по-настоящему…
   Его спросят, он ответит, а потом… А потом его грохнут. Он слишком много знает… будет знать. Он знает, что в городе новый хозяин, он знает, что существует архив… и что существует Сергеев – со своим вариантом этого архива.
   Зачем нужен Гринчук? Не нужен Гринчук.
   Так что, можно спокойно отдать ему рубаху, часть бумаг и продемонстрировать остальное. И даже попрощаться при расставании, пожелать долгой жизни…
   Шлагбаум был поднят. Перед блокпостом стоял мерседесовский микроавтобус. Возле него – сержант, в бронежилете, каске, с автоматом. Еще двое – у здания и слева от микроавтобуса.
   Правильно, после такой стрельбы, после гибели сотрудников милиции, все дороги должны быть перекрыты. Утром велено ждать команду сверху… Ничего. Это уже всё без него. Его…
   Сержант заметил машину начальника городского отделения милиции, что-то сказал водителю «мерса». Попросил уступить дорогу, видимо. Микроавтобус начал сдавать, выворачивая к площадке, перед блокпостом. Сержант махнул левой рукой, предлагая Сергееву проехать без очереди.
   Тот, что стоял возле здания блокпоста, пошел к шлагбауму.
   Сергеев тронул машину осторожно, бестолковый водитель «мерседеса» все никак не мог закончить маневр, елозил, пытаясь стать параллельно осевой линии.
   Не зацепить бы, не хватало сейчас только разборки. Шлагбаум поднялся.
   Кто там стоит сегодня, подумал Сергеев, присматриваясь. Непонятно… Каска отбрасывает тень на лицо. Краем глаза Сергеев заметил, что сержант от микроавтобуса движется к нему, к его машине… Что-то хочет сказать?
   И снова непонятно – кто это? Кто? Сергеев нажал на педаль газа. Уходить! Нужно уходить, это чужие… И не важно, кто эти чужие, им нужен архив. Им нужен Сергеев.
   Машина проскочила под открытый шлагбаум, попарно грохнули, взрываясь, скаты, машину развернуло и чуть не перевернуло на бок.
   Сволочи, теперь на машине не уйдешь!
   Сергеев схватил автомат, выпрыгнул на дорогу. От блокпоста никто не бежал, только каска отсвечивала в свете фонаря, выглядывая из-за бетонного забора. Дорога перед блокпостом освещалась хорошо, и Сергеев сейчас был, как на ладони.
   Сергеев выстрелил одиночным в фонарь – не попал, выпустил очередь. Снова мимо. Слева, в темноте за дорогой что-то шевельнулось. Очередь туда, две пули. И еще две… И еще…
   Справа кто-то перебежал от дерева к дерева – очередь туда, сволочи!
   – Сволочи! – выкрикнул Сергеев.
   Что-то щелкнуло возле ноги об асфальт. Сергеев затравленно оглянулся – куда бежать, где его ждут? Выпустил длинную очередь, широким веером над дорогой.
   Машина? Черт с ней, с машиной. Теперь – просто сбежать, уйти… Удар в спину бросил Сергеева вперед, на дорогу, но автомат удержать в руках удалось.
   Перекатившись на спину, Сергеев выстрелил снова. По ногам бьют, пытаются взять…
   Еще одна пуля ударила в бронежилет. Сергеев закричал.
   Его убивали. Больше не пытались попасть в ноги, а просто стреляли в силуэт. По корпусу, по ростовой мишени… Он теперь не человек, а просто – ростовая мишень. Тогда почему он лежит?
   Встать, мишень должна стоять. Сергеев встал на одно колено, поднял автомат к плечу… Где вы? Ну?
   Пуля ударила в ногу, опрокинула на асфальт и ослепила болью… нет, суки… Сергеев выпустил еще одну очередь в темноту. Нет…
   Несколько пуль одновременно ударили в Сергеева. Две – в голову. Автомат захлебнулся на полуслове…
   Две тени появились на дороге, потом вслед за ними под свет фонарей вышли два человека в черном. Осторожно приблизились. Один, присмотревшись, махнул рукой.
   Если бы Сергеев мог видеть… он бы, наверное, порадовался. Если бы мертвые могли видеть и могли радоваться…
   Машина, на которой Сергеев пытался прорваться, вдруг взорвалась. Не сильно, хлопком, окна осветились оранжевым, потом пламя полыхнуло сильнее, вырываясь наружу…
   Сергеев не видел этого, хоть пламя и отражалось в его глазах. И силуэты, бегущие к горящей машине, и бесполезные огнетушители…
   Огонь добрался до бензобака, клубок огня вырвался наружу, разбрасывая ошметки металла, освещая деревья, кусты и отчаяние на лицах людей.

* * *

   Гринчук, смотревший, не отрываясь, в сторону гор, увидел вспышку.
   Вот и всё. Не получилось у группы, не повезло. А он предупреждал. Говорил, что нужно действовать осторожно, что Сергеев собирался все взорвать, если его попытаются остановить…
   Был архив – и нет архива. Всё нормально. Они теперь могут искать долго и бессмысленно. Сгорел компромат, ушел с дымом… Убийства, изнасилования, глупость и жадность человеческая – всё ушло. И где-то там, далеко, в столице… в других городах, эта вспышка огня вызовет не один взрыв ярости и разочарования… Сколько их было – сытых и чистеньким, мечтающих только о том, чтобы получить в руки этот архив… Еще немного власти, еще чуточку силы, безопасности понюшку…
   И нет ничего…
   Гринчук сильно потер лицо. Набрал номер старшего группы:
   – Можно поздравить?
   – Пошел ты…
   – Я ведь…
   – Ты ведь, мы ведь… твою мать! Как он умудрился? Его же согнали с места, отсекли от машины…
   – Что дальше? – спросил Гринчук.
   – Мы уходим. Пусть они сами разбираются со своими покойниками… У меня приказ – уходить, исчезнуть и раствориться…
   – Ну, счастливого растворения, – пожелал Гринчук, пряча телефон в карман.
   У него осталось только одно дело здесь. И можно…
   Гринчука качнуло, он сел прямо на траву.

* * *

   – Здравствуй, – сказал Сергеев, – я подох, сказал Сергеев. Ты же знал… Ты же сидишь вот здесь, в скверике, а не возле щита, там, где назначал мне встречу…
   – Я всё знал, – кивнул Гринчук.
   – Ну, и чем ты лучше меня? И вон его? – Сергеев ткнул пальцем в сторону.
   Там стоял Дедов, пытаясь вытереть кровь, сочащуюся из раны на голове.
   Но кровь не останавливалась, стекала между пальцев, капала на землю… Крови было много, она собиралась в лужицу… лужу… заливала все вокруг… поднялась до колен… Нужно встать, понимал Гринчук, подняться, иначе кровь зальет и его… Встать… но кровь держала вязко, как смола… и поднималась по рукам, груди, все выше и выше, к горлу, к широко раскрытому рту… еще немного, и он захлебнется…
   Гринчук рванулся, оттолкнулся от земли рукой, но рука скользнула, подламываясь…

* * *

   Гринчук перевернулся на спину. Небо над головой было черным и холодным. С набережной доносилась музыка.
   Вот такие дела.
   Гринчук встал. Холодно. Дует холодный ветер с холодного моря, пытается сдвинуть с места холодные горы… Такие дела.
   Людям на набережной кажется, что ветер теплый и море теплое… Это иллюзия, им это только кажется. Вокруг – холод, сводит руки, зуб на зуб не попадает… А ведь осталось совсем немного…
   Всего один разговор. Хотя можно просто… Нет. Нельзя. Нужно говорить, нужно попытаться понять… И – наказать?
   Гринчук подошел к киоску, долго искал в карманах деньги. Взял бутылку ледяной, из холодильника, воды. Отошел в сторону и – вылил себе на голову.
   – Во мужика тыркнуло! – засмеялся кто-то сбоку. – Пить нужно меньше!
   – Меньше нужно пить, – сказал Гринчук.
   – Сумку помочь нести? – спросил тот же голос и кто-то потянул сумку.
   – Не нужно, – попросил Гринчук. – Не нужно, там…
   – А мы посмотрим, ты не волнуйся… – кто-то схватил Гринчука за руки.
   Кому-то казалось забавным отобрать у пьяного мужика его сумку. Напрасно это они.
   Удар… У Гринчука хороший удар… справа закричали… не нужно, ребята… ах ты сволочь… удар… захват, поворот, хруст и вопль…
   – Я же сказал! – Гринчук перехватил руку, рванул в сторону, подставив ногу. – Идет человек, никого не трогает… твою мать…
   Их было человек пять, и им казалось, что это достаточно веский повод попинать пьяного.
   Гринчук подобрал сумку, посмотрел на лежащих: двое были без сознания, остальные сквозь боль и ужас смотрели на него.
   – Все живы? – удивился Гринчук. – И слава богу.
   Посмотрел на свою руку – ссадил костяшки пальцев. Заживет.
   Голова перестала кружиться, боль исчезла. Организм честно выполнял свои обязанности. Гринчук поставил ему задачу, задача еще не была выполнена.
   Спокойно. Гринчук достал телефон, набрал номер.
   – Я слушаю, – ответил Абрек.
   – Это я.
   – Я понял, Юрий Иванович. Вы скоро?
   – Минут через пятнадцать. Как там он?
   – Удивляется и возмущается.
   – Если начнет кричать, с улицы услышат?
   – Нет, у него тут классный подвал. Вход из кухни, сквозь шкаф. Мы нашли, когда дом обыскивали…
   – Зафиксируйте его там и можете уходить. Не задерживайтесь. Просто сваливайте, как можно быстрее.
   – Может, помочь?
   – Вы уже помогли. Уходите. Я скоро буду…
   – А если кто придет?..
   Гринчук поморщился. Не хотел он встречаться с Абреком и пацанами, настроение было не то, но Абрек прав – лучше не рисковать. И так у Гринчука слишком много было всякого непредусмотренного…
   – Хорошо, ждите.
   Гринчук глубоко вдохнул воздух, пахнущий шашлычным дымком, цветами и морем. Выдохнул.

* * *

   Через пятнадцать минут он подошел к дому. Тихая улица. Фонари не горят, только окна домов немного ее освещают.
   Гринчук подергал калитку – закрыто. Гринчук постучал.
   – Кто? – просили из-за калитки, кажется, Котик.
   – Свои, открывай, – Гринчук подождал, пока калитка откроется, вошел во внутрь.
   – Здравствуйте, – сказал Котик, улыбнулся даже.
   – Оставайся здесь… Оружия, надеюсь, нет?
   – Вы сказали – без.
   – И правильно, и верно…
   Из дома вышли Абрек и Синяк.
   – Уходите, как договаривались, меня не ждать… – Гринчук проигнорировал руку Абрека, протянутую сгоряча. – Сейчас начнут всех шмонать – убили начальника городского отделения милиции. Вас зацепят – повесят всё, что смогут и захотят.
   – Ладно, – сказал Абрек, – мы пошли.
   – Стой, – Гринчук остановил его уже возле самой калитки. – Извини.
   Гринчук подошел и подал руку, вначале Абреку, потом остальным.
   – Спасибо!
   Задвинул засов на калитке, вошел в дом, закрыл за собой дверь. Заглянул в комнаты – окна задернуты шторами. Дверь в подвал прикрыта. Изнутри в доме засова нет, только наружный замок. Ладно, поговорим при незапертых дверях.
   Десять каменных ступенек, горит лампа, заливая весь подвал желтым светом. В углу – пустые ящики, деревянные стеллажи с банками. Консервация, запас на год.
   Гринчук поймал себя на том, что старается не смотреть на сидящего в центре подвала человека.
   Посреди подвала столб, к нему привязан человек. Человек сидит на табурете, глаза тоже завязаны. И рот.
   Такие дела, в который раз повторил Гринчук. Такие дела. Пахнет специями, пылью. Сухой подвал, хороший.
   Гринчук развязал связанному глаза, вынул изо рта кляп. Развязал веревки. Взял пустой ящик и поставил его на бок напротив табурета. Сел.
   – Здравствуйте, Владимир Максимович, – сказал Гринчук. – Вас не слишком сильно помяли?