Солнце уже село, но дорога освещалась фонарями, а тут еще и прожектор на крыше поста. И то, как лицо прапорщика приобрело неодобрительное выражение, было видно хорошо.
   Водитель шмыгнул носом и оглянулся. Это для приезжего идиота прапорщик – просто прапорщик. А для местных – это сволочь с говорящей кличкой Терминатор.
   И нужно было подобрать у вокзала именно этого фраера… Деньги, понятно, он заплатил хорошие, но теперь за них же придется ехать в обратный рейс. Лучше бы он не дергался.
   – Вернитесь в машину, – сказал прапорщик.
   – Ага, – кивнул Гринчук. – Тут только вот…
   Он что-то достал из потайного кармана барсетки и протянул прапорщику.
   – Что это там? – лениво поинтересовался Терминатор.
   Приезжий явно не понимал, в каком городе находится. Если прапорщик получил приказ доставить несостоявшегося курортника на вокзал, то курортник не сможет…
   Твою мать, подумал Терминатор, разглядев, что именно ему показывает курортник.
   – Это… – сказал прапорщик и почесал в затылке.
   Вышедший из здания поста сержант также поинтересовался, мгновенно поскучнел и ушел куда-то за угол.
   – Пожалуй, – сказал Гринчук, – все-таки вернусь в гостиницу.
   – Но… – прапорщик имел приказ, но приказ этот касался загулявшего курортника, а не подполковника милиции.
   Гринчук спрятал удостоверение назад в барсетку и спросил у прапорщика:
   – Вас, товарищ прапорщик, в город подвезти? Нет? Ну и, слава богу.
   Гринчук сел в машину и похлопал водителя по плечу.
   – Поехали?
   Водитель посмотрел на Терминатора. Тот оглянулся на город, словно что-то прикидывая. Достал из кармана мобильник.
   – Поехали, – сказал Гринчук водителю. – Если что – скажешь – подполковник Гринчук приказал.
   В зеркало водитель видел, как Терминатор что-то говорит в телефон, энергично отмахивая левой рукой. Но требовать остановиться прапорщик не стал. И это водителя успокоило.
   Возле гостиницы он пробормотал в ответ на прощание Гринчука что-то сквозь зубы и быстро уехал.
   А на крыльце гостиницы Гринчука уже ждали.
   – Пройдемте, пожалуйста, – сказал капитан Стоянов.
   – Никогда, – ответил Гринчук. – Вы, товарищ капитан, можете идти на все четыре стороны. Вот если в вашем городке найдется кто-нибудь от подполковника и выше, то я с удовольствием…
   – Найдется, – сказал подтянутый мужчина лет сорока, стоявший чуть в стороне.
   Он вынул удостоверение и показал его Гринчуку.
   – Очень рад познакомиться, – почти искренне улыбнулся Гринчук. – Вас, подполковник Сергеев, похоже, оторвали от чего-то важного.
   Подполковник Сергеев на улыбку не ответил.
   Начальника городского отделения подполковника Сергеева оторвали от праздничного стола у Валентина Петровича Грибачева, испортив настроение второй раз подряд.
   Вернее, если быть точным, не дали к застолью вернуться. Разговор с зарвавшимся мэром несколько затянулся. Пришлось потрудиться, пока было достигнуто соглашение по совместной эксплуатации Валентина Петровича. И только Анатолий Иванович собрался вернуться к столу, как позвонил Стоянов, которому, соответственно, перезвонил Терминатор.
   Ладно, подумал Сергеев, придется пообщаться с приезжим подполковником. Не первый раз приезжие полагают, что их звания в городе что-то значат. В конце концов, подполковник в отпуске мало чем отличается от обычного отдыхающего.
   – Поедем ко мне? – спросил Сергеев.
   – А давайте поднимемся ко мне в номер, – предложил Гринчук. – Поболтаем немного. В неофициальной обстановке.
   Сергеев задумался. Какая, впрочем, разница? Поговорить, пока будет собираться информация, можно и в номере. А уж потом…
* * *
   Потом было всякое.
   Вначале Стоянов связался с родным областным управлением Гринчука. Можно было, конечно, поручить это кому-нибудь другому, но Шеф приказал всё сделать лично.
   Дозвонившись до дежурного, Стоянов испытал почти такой же шок, как и дежурный. Дежурный, переспросив, по какому именно поводу звонит Стоянов, поперхнулся, переспросил еще раз и только тогда сообщил, что по его, дежурного, информации, во-первых, подполковник Гринчук ушел несколько месяцев назад на пенсию по выслуге лет, а, во-вторых, по информации, полученной несколько часов назад, Юрий Иванович Гринчук погиб. Кстати, в нескольких километрах от Приморска.
   Стоянов поверил не сразу. Он попросил срочно переслать фотографию того подполковника Гринчука, который ушел на пенсию и, соответственно, погиб. Дежурный фотографию переслал и, услышав по телефону, что, судя по всему, в Приморске тот самый Гринчук, попрощался и принялся обзванивать всех своих знакомых. Оставшийся в живых Гринчук был почти такой же сенсацией, как и Гринчук убитый.
   Где-то около полуночи информация дошла до уснувшего, было, Владимира Родионыча. Тот ее внимательно выслушал и, мстительно улыбнувшись, набрал номер Полковника. Но тот не спал. Более того, он попросил у Владимира Родиныча немедленной аудиенции. В виду открывшихся обстоятельств.
   Об этих обстоятельствах ему сообщил Али, к которому эти обстоятельства пришли и открылись всего полчаса назад.
   Али слыл человеком невозмутимым. Некоторые так вообще полагали, что у Али нервов нет совсем. Но, увидев на своем пороге этого человека, Али на несколько секунд потерял дар речи.
   На пороге стоял Лёвчик, бывший экономический советник Мастера. Само по себе появление человека, замешанного в исчезновении общака, было событием неординарным. Но то, что этот человек сообщил, выходило за все и всяческие рамки.
* * *
   – Что вы сказали? – переспросил Владимир Родионыч.
   – Повторяю, – сказал Полковник. – По словам Лёвчика, вовсе не Мастер умыкнул общаковские деньги. А унес их некто Гринчук, Юрий Иванович. А самого Лёвчика он вывез из города под видом пострадавшего в аварии Михаила. И все это время содержал в клинике, потчуя историями о том, как уголовники порвут Лёвчика в клочья, когда всплывет вся эта история. И только вот несколько часов назад Лёвчика просто вытолкали из клиники. У него еще хватило ума не звонить, а прийти к Али лично. Али просит нас куда-нибудь спрятать несчастного. До лучших времен.
   – То есть, Мастера собирались убить совершенно безосновательно, – уточнил Владимир Родионыч. – Весь этот кризис был создан лично Гринчуком, для того, чтобы еще денег срубить перед уходом?
   – Выходит, что так, – согласился Полковник. – А ведь казался таким честным и неподкупным человеком.
   Полковник поцокал языком и покачал неодобрительно головой.
   – Прекратите паясничать! – Владимир Родионыч повысил голос. – Вы понимаете, что теперь ваши любимые бандиты потребуют вернуть деньги, предоставить Зеленого и не вмешиваться, пока они будут его убивать.
   – Ну… – протянул Полковник. – Он ведь, официально, убит. А пока все раскачаются и вдосталь накричатся, он уже будет…
   – В кутузке он будет, наш с вами любимый персонаж, – Владимир Родионыч хлопнул ладонью по столу и поморщился от боли. – За драку будет сидеть и за подделку служебного удостоверения.
   – То есть? – не понял Полковник.
   – А то, что он ввязался в какую-то драку с милицией и предъявил им удостоверение сотрудника милиции. Не пенсионное, заметьте, а действующего сотрудника. И сделал он это, знаете где?
   – В Приморске, – тихо сказал Полковник, надеясь, что ошибается, и, понимая, что надежде этой не суждено сбыться.
   – В Приморске, – подтвердил Владимир Родионыч. – И там уже получили информацию, что Юрий Иванович на пенсии. И что теперь там произойдет, не известно никому.

Глава 2

   В Приморске, как и в любом другом курортном городе, спать ложились поздно.
   Нет, естественно, никто не принуждал людей полуночничать, но курорт – всегда курорт, хочется, знаете ли, после дневной жары насладиться ночной прохладой и вкусить прелестей курортной жизни. Но это – личное желание каждого.
   А вот у горничной гостиницы «Приморская», селившей в чужой номер пострадавшего Мирзояна, никто не спрашивал, хочет она спать или нет. Ее просто вызвали в комнату без окон в подвале гостиницы, усадили на табурет и стали задавать вопросы. Вопросы задавал капитан Стоянов, человек, в общем, знакомый. Но…
   Пока Стоянов очень вежливо задавал вопросы, в углу комнаты стоял Терминатор и, от нечего делать, похлопывал резиновой палкой по ладони. И это горничную очень беспокоило. Местные жители Терминатора не то, чтобы ненавидели, но – опасались. На всякий случай.
   И присутствие прапорщика заставляло горничную отвечать на вопросы капитана с торопливой готовностью.
   Стоянов слушал и улыбался. Кивал одобрительно. Ему тоже хотелось спать, но он понимал, что спать этой ночью, скорее всего, не придется.
   Начальство приказало разобраться.
   Само оно, начальство, тоже не спало. Подполковник Сергеев беседовал в номере с этим странным Гринчуком.
   Информацию о пенсии и смерти курортника подполковник выслушал молча. Стоянов докладывал тихо, на ухо, стояли они вместе с Сергеевым в коридоре, так, что Гринчук слышать не мог.
   Вот тогда в глазах Сергеева появился тот странный огонек, которого знающие люди очень опасались. Просто беседой Гринчук не отделается, понял Стоянов. Вначале с ним вдоволь наиграются, а потом…
   Прикидывать, что будет потом, Стоянов не стал. У него было много работы на ночь. Это было понятно, несмотря на то, что вопрос, который задал Сергеев был очень простой – кто приказал заселять в номер постороннего.
   Очень простой вопрос.
   Вопросы, которые сам подполковник собирался выяснить у приезжего, было гораздо сложнее.
   – Так вы приехали за своей будущей супругой? – повторил Сергеев, прогуливаясь по комнате.
   Сидеть на диване рядом с допрашиваемым ему как-то не нравилось, а в кресле… Попробуй-ка вскочи с мягкого кресла, если потребуется. Приходилось стоять.
   Гринчук сидел на диване, вальяжно раскинувшись. Он уже явно успокоился. Во всяком случае, так мог решить всякий, знавший Гринчука не слишком хорошо.
   Сергеев остановился посреди комнаты, ожидая ответа на свой вопрос. Гринчук молча улыбнулся.
   В старые времена, когда капитан Гринчук еще был опером в райотделе, такой улыбки обычно хватало, чтобы вызвать вспышку начальственного гнева.
   Сергеев на улыбку не отреагировал. Не подал виду.
   – Вы приехали и обнаружили, опуская не нужные пока подробности, что ваша будущая супруга куда-то уехала, а в номер, несмотря ни на что, кого-то вселили… – Сергеев снова подождал, но Гринчук продолжал молча улыбаться. – Вы, придя в негодование, немного попинали несчастного жильца, избили двух служащих гостиницы…
   – Трех, – сказал Гринчук, не переставая улыбаться. – Двух мальчиков и их шефа.
   – Трех, – кивнул Сергеев. – Потом попытались оказать сопротивление сотрудникам милиции…
   – Было, – кивнул Гринчук. – Ой, было. Но ваш сержант, тот, черненький, с родинкой на щеке, ловкий такой. Я бы с ним с удовольствием поспаринговал на досуге. Молодец.
   Сергеев с удивлением понял, что ненавидит сидящего на диване мужика всей душой. Не по службе, а лично. Исходила от Гринчука какая-то угроза. Тянуло холодным сквозняком… отвращения, что ли? Брезгливость излучал улыбающийся курортник.
   Захотелось врезать кулаком по чему-нибудь твердому. Сергеев спрятал руки за спину.
   – И обратите внимание, – сказал Сергеев, кашлянув, – вам ведь предложили спокойно уехать. Тихо и спокойно, без конфликта. Кто вам мешал приехать домой и там возбудить дело о пропаже, тем более что вам, как подполковнику милиции, дома…
   – Я думал, что мне, как подполковнику милиции, и здесь… – начал Гринчук, но Сергеев перебить себя не дал.
   – Но вы не уехали. Вы почему-то вспомнили о своем удостоверении уже на блокпосту. Отчего так? Сразу показали бы корочку, обошлось бы без рассеченной губы и наручников. Поговорили бы как…
   – Как подполковник с подполковником, – подхватил Гринчук.
   – Вот именно, – Сергеев снова щелкнул пальцами и принялся ходить по комнате.
   – Я вас очень прошу, – почти жалобным тоном попросил Гринчук, – перестаньте ходить, меня укачивает. Сядьте в кресло. Я, честное слово, не стану выпрыгивать в окно или на вас нападать. Я вообще стараюсь не бить старших офицеров. Субординация, знаете ли. Если подполковники не будут уважать подполковников, то кто их будет вообще уважать?
   Сергеев остановился, взглянул на Гринчука и сел в кресло.
   – Вот так, – одобрительно кивнул Гринчук. – Вот теперь мы сможем спокойно поговорить. Лицом к лицу. Почему я предъявил удостоверение только на блокпосту? Очень хотелось, во-первых, проверить некоторые свои предположения, а, во-вторых, очень хотелось жить. Меня, знаете, сегодня уже убивали…
   Похоже, в глазах местного милицейского начальника что-то мелькнуло. Не пережать бы.
   – Кстати, – спохватился Гринчук, – у меня тут, вроде, есть бутылка неплохого вина. Не хотите?
   – Нет, – ответил Сергеев, с ужасом понимая, что теряет инициативу в разговоре, что начинает отвечать на вопросы Гринчука. – Я…
   – И вы, естественно, совершенно правы, удивляясь такому моему поведению. Совершенно. Но, согласитесь, если бы вы оказались на моем месте, вы бы разве не удивились? С каких это пор в гостиницах так свободно себя ведут по отношению к обитателям люксов? Нет?
   – Э-э… – Сергеев мучительно пытался составить фразу, переводящую разговор в прежнее русло, но ничего, кроме заезженного «здесь вопросы задаю я», в голову не приходило. – Здесь…
   – Точно, – Гринчук хлопнул ладонью по дивану. – Здесь что-то не так. Горничная сама такого сделать не могла. Не могла. Ей нужно было получить разрешение. Ведь верно? Или такое у них здесь в порядке вещей. Исчез отдыхающий, ну и хрен с ним?
   Странно, но именно так отвечала горничная на вопрос Стоянова. Ну приехала баба, ну сняла номер на себя и на мужика на месяц. Через два дня вдруг исчезла, вместе с вещами. Что, пропадать номеру? Горничная привела еще один веский, по ее мнению, аргумент, но, к ее удивлению, капитан его к сведению не принял. Капитан аккуратно вытер пот со лба своим безукоризненно-белым платком и вышел из комнаты.
   Терминатор усмехнулся и подошел к горничной. За что, успела подумать горничная, прежде чем закричала.
* * *
   Сергеев кричать не стал. Сергеев глубоко вздохнул и закрыл глаза.
   – Вам плохо? – спросил Гринчук.
   – Это вам плохо, – сказал Сергеев, открывая глаза. – Вам очень и очень плохо…
   – Да? – удивился Гринчук, демонстративно ощупал себя, осторожно потрогал разбитую губу. – А я не ощущаю особого дискомфорта.
   – Вам плохо, – повторил Сергеев, – а будет еще хуже.
   – Цветков! – крикнул Сергеев, и в номер вошли два сержанта, дежурившие в коридоре.
   Сергеев встал с дивана и щелкнул пальцами:
   – Надеть на него наручники. За спину.
   Гринчук терпеливо выдержал процедуру. Сергеев отпустил сержантов и снова сел в кресло.
   – По-моему у вас какие-то комплексы, – серьезно сказал Гринчук. – Наручники… Это еще зачем?
   – А затем, что вы, господин Гринчук, обвиняетесь в подделке документов. Для начала, – Сергеев снова щелкнул пальцами.
   – Это вы когда волнуетесь, – спросил Гринчук, – всегда щелкаете пальцами? А то я смотрю – просто тарантелла какая-то получается. Или эта, Кармен. У любви как у пташки…
   Сержанты мельком глянули на Сергеева, и вышли из номера.
   – Мы связались с вашим областным управлением. И нам сообщили, что вы уволены из органов. Уволены! На пенсию. И у вас просто не может быть такого удостоверения, которое вы предъявили. Вы вообще, похоже, должны лежать на дне моря…
   – Не с вашим счастьем, – пробормотал Гринчук.
   – Что?
   – Это вам по телефону сообщили?
   – Да. И даже выслали фотографию. Так что…
   Гринчук засмеялся.
   – И что здесь смешного? – осведомился Сергеев.
   – То есть, в областном управлении знают, что я не просто жив, но что нахожусь у вас. Так?
   Сергеев кивнул.
   – Ну, слава богу, – сказал Гринчук. – Теперь вы меня хоть не грохнете втихомолку.
   – Что? – спросил Сергеев.
   – Втихомолку. Не. Грохнете, – Гринчук ухитрился щелкнул пальцами скованных за спиной рук.
   Сергеев попытался усмехнуться. Не получилось.
   Зато прекрасно получилось у Гринчука.
   – Что вы имеете в виду…
   – Ну, что имею, как говорится… – Гринчук вдруг стал серьезным. – Только не надо мне рассказывать, что я сошел с ума.
   – Вы именно сошли с ума! – взорвался Сергеев. – Заявить мне, что…
   – Четыре, – сказал Гринчук.
   – Что – четыре? – Сергеев вскочил с кресла и подошел к дивану.
   – За артистизм – четыре. Даже с минусом. Вы немного запоздали со своим возмущением. Секунды на две-три, – Гринчук снова улыбнулся. – Вот если бы сразу… При этом еще не закричали, а просто засмеялись… Тогда бы я, может быть, поверил бы. Бы. А так…
   Сергеев молчал, сжимая кулаки. Молчал и Гринчук.
   Молчал, между прочим, и Владлен Егорович Зайцев.
   У всех молчавших были свои причины молчать, но у начальника службы безопасности причина была самой весомой – он был без сознания.
   Очень немногие могут выдержать удар Терминатора. Зайцев в число этих немногих не входил. Максимум, что он смог сделать, увидев замах, это попытаться увернуться. Но не смог.
   Удар швырнул его на пол. Стоянов брезгливо поморщился и посмотрел, не забрызганы ли кровью брюки или туфли. Нормально. Прапорщик взял ведро воды, стоявшее в углу, и плеснул в лицо Зайцеву. Розовые струйки воды потекли к стоку посреди комнаты.
   Зайцев застонал.
   – Это ты сказал, что можно селить хачика в номер той бабы? – спросил Стоянов.
   Зайцев снова застонал.
   – Отвечаем, быстренько отвечаем, – сказал ласковым голосом Стоянов. – А то ведь…
   – Она… – выдавил из себя Зайцев, – Наташка спросила… а я… я сказал…
   – А позвонить было нельзя? – поинтересовался Стоянов. – Просто набрать долбаный номер на долбаном телефоне и поинтересоваться?
* * *
   – Но ты так и не ответил, – подполковник Сергеев очень не любил, когда на его вопросы не отвечают. – Зачем ты подделал документы?
   Сергеев уже снова взял себя под контроль. Главное – не поддаваться на провокацию.
   – То есть, мы сейчас будем обсуждать мое удостоверение, а не то, что пропал человек… – Гринчук посмотрел в глаза Сергееву. – И обращаться друг другу на «ты», как заслуженные работники свиноводства, да, Толик?
   Сергеев взгляд выдержал. Сжал кулаки, но взгляд выдержал.
   – Ладно, – согласился Гринчук. – Хорошо. Давай будем говорить об удостоверении. Тебя не затруднит взять мой мобильник и звякнуть в министерство? Не затруднит?
* * *
   Сержанты, стоявшие в коридоре гостиницы, ожидали услышать из номера все, что угодно. Возможно – крики. Звуки ударов. Грохот опрокидывающейся мебели. Стрельбу, в конце концов. Но не смех. Громкий хохот, словно человек увидел нечто самое смешное в своей жизни. И смеялся не их начальник, а тот странный курортник, на которого они только что надели наручники.
   Потом наступила тишина. Потом из номера вышел подполковник Сергеев, а курортник из номера крикнул ему вдогонку.
   – Чтобы лично ты завтра к девяти был у меня в номере, – крикнул курортник.
   Сержанты переглянулись. Подполковник тихо прикрыл дверь. Уронил на пол наручники. Что-то прошипел и ударил кулаком в стену. Потом еще раз.
   Потом приказал сержантам идти… в общем, приказал им быть свободным. И быстрым шагом ушел. Один из сержантов на секунду задержался возле администратора и попросил направить кого-нибудь с тряпкой наверх. Кровь на стене лучше вытереть. И на ступеньки, вроде, тоже накапало.
   Как бы подполковник себе руку не сломал, сказал один сержант другому, когда они вышли из гостиницы.
   Подполковник руку не сломал. Он даже боли не почувствовал. А почувствовал он… Нет, не страх. Сергеев отвык уже чувствовать страх… Или даже нет, не так. Страх жил в его душе давно, страх большой, всепоглощающий… А вот угрозу… Да, угрозу подполковник почувствовал. И это было очень неприятное чувство. Нужно было всё обдумать. И взвесить.
   Сергеев сел за руль своей «тойоты» и только тут заметил кровь на руке и ободранные костяшки. Несколько капель крови попало на светлые брюки. Подполковник выматерился.
   Зазвонил мобильный телефон.
   Сергеев обмотал разбитый кулак носовым платком, взял трубку.
   Звонил мэр города, Сергей Петрович. Сергей Петрович был раздражен. И даже зол. Он надеялся, что все их недоразумения улажены, что всё можно было обсудить лично… Но Сергеев, похоже, блин, решил повоевать, мать твою так, с Сергеем Петровичем. Сергеев, траханый мент, решил, что теперь все может…
   Сергея Петровича можно было понять. Ему только что сообщил директор отеля, что менты забрали горничную и начальника службы безопасности, с пристрастием допросили их в подвале и…
   Сергея Петровича можно было понять, но начальник городского отделения милиции был немного не в том состоянии, чтобы понимать подобный скулеж. Начальник городского отделения милиции парой выражений прервал мэра, а потом в течение двух минут кратко обрисовал ситуацию, сложившуюся вокруг гостиницы.
   Сергей Петрович помолчал.
   – Нам нужно встретиться? – спросил после паузы Сергей Петрович.
   – Нужно.
   – Давай у меня на даче, – предложил Сергей Петрович. – Мои сегодня ночуют в городской квартире. И это…
   Сергей Петрович помолчал немного. Сергеев ждал.
   – Кто будет Олега приглашать? – спросил Сергей Петрович.
   – Давай ты, – сказал Сергеев. – Мне тут еще нужно пару распоряжений отдать.
* * *
   Машина местного милицейского начальника отъехала от гостиницы. Гринчук проводил ее взглядом и повернулся к администратору. Администратор вежливо улыбнулся. Он уже знал, кто пред ним стоит. Полагал, что знает.
   – У вас ресторан работает? – спросил Гринчук.
   – Конечно, – администратор презентовал обитателю лучшего номера гостиницы свою самую изысканную улыбку. – Вот, направо через вестибюль.
   Гринчук посмотрел на администратора, потом на дверь.
   – Бог с ним с кабаком, – махнул рукой Гринчук. – Я бы хотел пообщаться с вашим шефом секьюрити. – Его офис… или как вы там это называете… где он?
   – На втором этаже, направо, но… – администратор печально развел руками, – он только что уехал.
   – Ага, – кивнул Гринчук, – у него время активного отдыха с горничной.
   Администратор пожал плечами.
   – То есть, оба уехали? – уточнил Гринчук. – Обое?
   – Отнюдь. То есть, я не уверен, что вместе, но их…
   – Филфак? – спросил Гринчук.
   – Иняз, – ответил администратор. – Фарси.
   – Ну фарси так фарси, – разрешил Гринчук.
   Можно было пойти пройтись по улицам. Можно было отправиться в кабак. Можно было вернуться в номер.
   – Пойду я, пожалуй, в номер, – Гринчук потянулся, раскинув руки. – У вас очень утомительный курорт.
   Оставалось только понять, что делать дальше. То есть, что нужно делать, Гринчук как раз знал. Просто всё пошло как-то слишком быстро. Истерика у местного начальства должна была начаться только завтра.
   Как там сказал водила? Когда нечему гореть или нечем поджечь? Гореть, похоже, здесь есть чему. Странно, что давно не полыхнуло.
* * *
   – Рванет так, – сказал Сергеев, – что все вдребезги разлетится. В клочья.
   Он налил себе в стакан водки и залпом выпил. Вторые полстакана за последние десять минут. Но водка проходила, будто вода, не цепляя. Сергеев сидел на высоком круглом табурете возле барной стойки и разглядывал пустой стакан.
   Хозяин дачи устроился в кресле возле журнального столика.
   Он не пил. Решая серьезные вопросы, он старался не пить. Решая серьезные вопросы, он старался быть спокойным и взвешенным. Его крик по телефону был только эмоциональной реакцией. Чистая эмоция, к деловому разговору отношения не имеющая.
   – И ты позвонил в министерство? – спросил Сергей Петрович.
   – Я не стал звонить в министерство, – ответил Сергеев. – Я внимательно посмотрел его удостоверение и предписание о проверке Приморского городского отделения милиции, подписанное самим министром. И я сравнил телефон, по которому эта сволочь предложила мне позвонить, с тем телефоном, который есть у меня для экстренной связи с министерством…
   – И развели тебя, как лоха, – засмеялся Олег, сидевший на диване. – Я тебе таких документов сделаю сотню. Хочешь, интерполовское зафигачу?
   Олег всегда любил пошутить над начальником городского отделения милиции. Сам он возглавлял структуру не совсем официальную. Сергееву и его подчиненным, в принципе, следовало бы заниматься именно Олегом и его структурой. В принципе.
   И то, что Олег и Анатолий Иванович предпочитали возникающие недоразумения решать в личных беседах, свидетельствовало о рациональном мышлении и Анатолия Ивановича, и Олега. Предшественник Олега этого в свое время не понял – и как-то утром не проснулся. Печень, сказали, подумав, врачи.
   А предшественник Анатолия Ивановича, пытавшийся перетянуть всё одеяло на себя, был переведен в министерство, а потом благополучно уволен из органов. За служебное несоответствие.
   – А пошел ты, Олежек, – ласково сказал Сергеев. – Я и так чуть не попал. Прикинь – если бы он не показал свое удостоверение на блокпосту и не надумал вернуться? Что было бы?
   – Ну, это понятное дело, – протянул Олег. – Вот ты бы покрутился на сковороде…
   – Мы бы покрутились, – сказал мэр. – Мы все. Это мы должны понять накрепко. Или мы все выбираемся из этого дерьма, или…