– В общем, так, Атасов, – сказал Правилов и щелкнул пальцами. – Как ты понимаешь, Артем Павлович не стал бы вас вытаскивать из жопы, если бы вы ему не понадобились. Это ясно?
– Так точно. – Атасов кивнул.
– Я, конечно, не знаю нюансов, но… похоже, ты с приятелями вляпался по-крупному. Особенно, этот идиот Протасов. – Потушив сигарету, Правилов посмотрел в окно. Там начало вечереть. Вечер обещался быть что надо, но Атасов не мог оценить этого по достоинству. Говорят, будто бытие определяет сознание. Так вот, по мысли Атасова, с бытием обстояло скверно. С сознанием, соответственно, тоже.
– Сам бы ему башку отвернул, охламону, – продолжал Олег Петрович беззлобно, – так, насколько я понимаю, и без меня желающие найдутся. – С неохотой отвернувшись от окна, Правилов в упор посмотрел на собеседника. – В общем так, Атасов, ситуация такая. У Артема Павловича возникли проблемы, с которыми требуется разобраться. Немедленно. Есть человек, который ему – как заноза в заднице. Это ясно? Этого человека требуется убрать. Вот и все. Вы делаете свое дело, Артем закрывает ваши вопросы. Бартер, что ли, б-дь…
– Что нам надлежит сделать? – спросил Атасов. – И где?
Вместо ответа Правилов пододвинул через стол лист писчей бумаги с несколькими адресами Вацлава Бонифацкого.
– Этот человек тебе, Атасов, знаком? – сказал Олег Петрович. У него была хорошая память.
– Так точно, – кивнул Атасов. – Известная личность.
– Ну, так тем более. Дорогу в Крым объяснять не надо? Остальное – на твое усмотрение. Его, естественно, охраняют, по моим сведениям, у него целая бригада натасканных псов. Ею командует некий Леонид Витряков по прозвищу Огнемет, рецидивист и психопат. Они с Бонифацким – прямо не разлей вода. Кстати, Витрякова тоже желательно убрать. В общем, по месту сориентируешься, Атасов. Не впервой.
– Постараюсь, Олег Петрович.
– Да уж, ты постарайся. Потому что, я хочу, чтобы до тебя дошло – варианты вроде неудачи исключены. Это ясно?
– Само собой, – буркнул Атасов.
– По моим сведениям, – продолжал Правилов, этот мерзавец Бонифацкий в январе этого года прикупил себе именьице в горах. Ястребиное называется. Что-то вроде ранчо, Атасов. Опыт подсказывает, что угробить обоих негодяев в окрестностях будет несколько проще, чем на набережной Ялты. Выберешь хорошую позицию, в горах машины ездят медленно. Это ясно?
– Точно так.
– У него, подлеца, как мне доложили, местная милиция в кармане.
– Вся?
Олег Петрович нетерпеливо пожал плечами.
– В конце концов, Атасов, три головы за одну – не худший бартер, в вашем положении, – добавил Правилов. – Выезжайте сегодня в ночь. Ты, Армеец и Протасов. И вот что еще: все должно быть сделано до середины следующей недели. Четверг – крайний срок.
– Это может оказаться непросто, – заикнулся Атасов.
– А тебе никто простоту и не обещал. Верно, Атасов?
Поскольку с очевидным спорить глупо, Атасов молча поднялся. Правилов тоже встал, по-военному, привычным жестом одернув пиджак.
– Можно вопрос, Олег Петрович?
– Что еще у тебя?
– Что сталось с Андреем Бандурой?
Секунду Правилов колебался, очевидно, взвешивая, говорить или не стоит.
– Бандуру послали в Крым, – в конце концов сказал Правилов. – С тем же, что и вас. Сегодня утром он приземлился в аэропорту Симферополя. А потом, что-то не сложилось у него там. Людей Артема Павловича, которые его встречали, обнаружили мертвыми после полудня. Деталей я не знаю, – Олег Петрович нахмурил лоб, – Бандуру инструктировал лично Поришайло.
– Он жив?
– Кто тебе сейчас скажет, Атасов? Неизвестно. Это все?
– Никак нет, – подумав, сказал Атасов.
– Что еще у тебя?
– Гарантии… – сказал Атасов. – Какие у нас основания верить словам Поришайло, даже если мы справимся с поручением?
– Гарантии… – Правилов потер лоб. – Если ты, Атасов, решил вспомнить о гарантиях, то я тебе вот что отвечу. Раньше надо было о них думать, это ясно? Еще, б-дь, в 88-м году. Надо было не в бандиты подаваться, а в ОВИР бегом бежать, и очередь занимать, среди, б-дь, искателей политического убежища. Языки штудировать, английский, например. Или, еще лучше, идиш.
– Иврит, – поправил Атасов.
– Да мне чихать, так или эдак, Атасов. Ты понял направление мысли?
– Так точно. – Атасов поднялся.
– Вот и хорошо. Значит, выезжаете сегодня. Чтобы к полуночи духу вашего в столице не было. – Правилов сверился с часами. – У вас еще вагон времени для сборов, Атасов.
– Разрешите идти? – спросил Атасов, и, уловив кивок, развернулся через левое плечо.
– Атасов? – позвал из-за стола Правилов.
– Я, Олег Петрович. – Атасов обернулся.
– Найди Бандуру и попробуй вытащить живым…
– Я попробую, Олег Петрович.
– Он неплохой паренек, – тон Правилова смягчился. – Мы с его отцом воевали вместе. Ну, ты знаешь…
– Знаю, Олег Петрович.
– Я должен был бы помочь ему обустроиться, – продолжал Правилов неуверенно. – Вот и помог, блядь…
Атасов замер у двери, с рукой на медной ручке. Правилов вернулся к окну. Казалось, что он где-то далеко. Вероятно, это так и было. Затем, после долгой паузы, Олег Петрович, наконец, заговорил.
– Вот что, Атасов, – в полголоса проговорил Правилов, вглядываясь в весну через тройной стеклопакет. – Ты спросил меня на счет гарантий. Я тебе скажу, кое-что. В июне прошлого года Виктор Ледовой был убит на своей даче в Осокорках. Этот факт ты помнишь, так?
– Так точно, – пробормотал Атасов.
– Обвинение в убийстве пало на его жену, мою племянницу Анну Ледовую…
Атасов открыл было рот, но Правилов, подняв руку, продолжил:
– По известным причинам Анна, вместо тюрьмы угодила в психиатрическую лечебницу. Она была признана невменяемой, так? Полагаю, Атасов, что при нынешней ситуации Анне из лечебницы не выйти. Долг Виктора Ледового кавказским партнерам остался неуплаченным. С мертвых спросу нет. И с умалишенных тоже, Атасов. – Правилов вставил в губы сигарету, не отрывая взгляда от окна.
– За неделю до трагедии, Атасов, по распоряжению Виктора Ивановича и моему прямому приказу особняк Ледового в Осокорках оборудовали камерами скрытого слежения, о которых никто, кроме нас двоих не знал. Работа не была закончена в срок, но, Атасов, и того, что оказалось на кассете, – более чем достаточно, чтобы доказать невиновность моей племянницы и назвать имена настоящих убийц Виктора Ледового.
В кабинете повисла жуткая пауза.
– Ты спросил меня о гарантиях, Атасов? Возможно, ты получишь то, что просишь. Анна выйдет на свободу, а убийцы Ледового заплатят должок. Сполна. Такой вариант есть, Атасов, и, возможно, он будет задействован, в случае необходимости. Это ясно?
Атасов снова кивнул, хотя с ясностью было не очень.
– Тогда ступай.
И Правилов не терпящим никаких возражений жестом дал понять, что разговор окончен.
Атасов даже рта раскрыть не успел, как уже стоял посреди приемной, где его с нетерпением поджидали Протасов с Армейцем. Оба приятеля сидели на диване с физиономиями грустных клоунов. Протасов, в ожидании неприятностей, потерял интерес к правиловской секретарше Инне, Эдик вообще смотрел под ноги. Да и сама Инна вела себя, как засватанная. При виде Атасова приятели вскочили.
– Пошли, типа, – обронил на ходу Атасов. – Счастливо, Инна
На улице Протасов навалился на Атасова с расспросами, сводившимися к следующему: что это нашло на Олега Правилова, из-за чего он не намылил ему, Протасову, задницу и шею?
– А тебе, типа, что, хотелось, чтобы намылил, идиот?! – в конце концов разозлился Атасов.
– И что, блин, про джип ни шиша не спрашивал? Который мы, с Андрюхой, блин, бульк, и это… утопили?!
– Протасов, сделай одолжение, заткнись. Идет?
Они остановили такси. Атасов распорядился ехать на Градинскую, к Армейцу домой. Уже в машине Эдик аккуратно поинтересовался, о чем был разговор, и что было нужно Олегу Петровичу. Атасов поморщился, с6начала было неплохо самому собраться с мыслями, и только потом вводить приятелей в курс дела.
– Т-только не ра-рассказывай нам, что он вы-вытащил нас из задницы по-по доброте душевной, Атасов. П-правилов, конечно, фи-филантроп, но, не до такой же степени.
– Правилову нужен скальп Бонифацкого, – просто сказал Атасов. В его исполнении это прозвучало даже будничней, чем он сам рассчитывал. – Точнее, скальп, яйца и, типа, уши скорее требуются Артему Павловичу, а Олег так, рупором работает. Отрабатывает, б-дь.
– Всего-то? – протянул Эдик. – З-замечательно.
– Дело, типа, – продолжал Атасов, следует обтяпать до четверга.
– Вот так п-просто? В-взять – и о-отправить к праотцам се-серьезного авторитета?
– А что тебя, типа, смущает, Армеец? Бабушка в детстве не учила, что долг платежом, типа, красен.
– У-учила, – согласился Армеец, но…
– Менять профессию поздновато, – добавил Атасов голосом судьи, оглашающего смертный приговор.
– Кого-кого завалить?! – встрял Протасов с видом только что проснувшегося человека. – Вацика Бонифацкого?! Это того, блин, мутного хорька, которого еще прошлым летом надо было удавить резинкой, в натуре, от трусов?
– Надо было, – согласился Атасов, покосившись на таксиста, корчившего из себя глухонемого. – Все. Хватит. Об остальном переговорим, как приедем. Лицо Армейца вытянулось:
– П-правилов рассказал тебе, где А-андрей?
– Уже там.
– Г-де?! – глаза Эдика напоминали иллюминаторы самолета.
– В том, типа, смысле, что на полуострове, – поправился Атасов. – Только он потерпел неудачу.
– Н-неудачу? Ч-что значит, неудачу?
– Неудачу означает неудачу! – фыркнул Атасов и, повернув голову, уставился в окно. – Ничего больше неизвестно. Кроме того, что на него повесили какое-то мокрое дело.
– Кто?
– Местная, типа, милиция, Армеец.
Остаток пути они проделали молча. По лицу Армейца можно было заключить, что он жалеет о том, что спрашивал. А, возможно, и не только об этом.
* * *
На Троещине, прямо у подъезда, они увидели Юрика Планшетова, который прогуливал Гримо. Или Гримо выгуливал Юрика, смотря, с какой стороны посмотреть. Оба сражались, как две антагонистические противоположности. Бультерьер, хрипя, рвался с поводка, натянутого, будто якорный канат в свирепый шторм, Планшетов цеплялся за поводок с багровым от натуги лицом участника чемпионата по перетягиванию каната.
– П-п-п… – Армеец, при виде восставшего из мертвых верного оруженосца Бандуры полностью решился дара речи. Это было неудивительно. Атасов и Протасов переглянулись. Словно увидевшие призрак трезвые и практичные люди, намеревающиеся спросить друг друга, а не померещилось ли им.
– Е-мое… – это было все, на что сподобился Валерий. – Приведение, мать его, блин.
– Ты, типа, не прав, Протасов, – возразил Атасов. – Приведения не выгуливают собак.
– Умел бы, бляха-муха, перекрестился бы, – гнул свое Валерий. – Вот, блин, чудеса на виражах…
– Это, типа, точно.
Завидев приятелей, Планшетов разжал пальцы и только чудом устоял на ногах. По всем законам физики, он просто обязан был очутиться на заднице. Это свидетельствовало в пользу точки зрения Протасова, полагавшего, что они столкнулись с каким-то потусторонним феноменом. Однако, пес не позволил приятелям обменяться мнениями на этот счет. Гримо перелетел лужайку, метя в Атасова, как выпущенная по танку самонаводящаяся ракета класса «земля-земля».
– Фу! – успел завопить Атасов за какую-то долю секунды до столкновения.
* * *
В лифте Атасов, скрипя зубами, продолжал грозить бультерьеру страшными карами. Куртка и джинсы Атасова были вымазаны грязью из лужи, в которую его на радостях опрокинул пес:
– Я тебя, Богом клянусь, пристукну. Усыплю к чертовой матери. Застрелю вот этой рукой. Сдам в милицейский питомник.
Гримо грозные слова хозяина, похоже, абсолютно не смущали. Даже наоборот. Он вращался в ошейнике, который теперь крепко держал Протасов. Валерий был единственным, у кого имелись приличные шансы совладать с обрадованной собакой.
– Да ладно, Саня, – успокаивал приятеля Армеец, пытаясь струсить прилипшую к Атасову грязь.
– Да что, ладно, Эдик?! Какого, типа, черта ты делаешь? Все шмотки теперь стирать!
– Да не ки-кипятись, постираем… У меня же ма-машина – по-полуавтомат.
Когда они очутились, в конце концов, в квартире, Атасов обернулся к Планшетову:
– Мог бы и придержать собаку, – сказал он строго.
– Его удержишь…
– Выплыть из реки сил хватило, – проворчал Атасов, направляясь в ванную.
– Ну… – начал Планшетов.
– Да, Юрик, – вклинился Протасов, – так ты выжил, или нет?
– А ты как думаешь, чувак?
– Ты, блин, не гони, – предупредил Протасов.
По словам Юрика выходило так, что когда милиционеры с правого берега Десны открыли огонь по пловцам, он вернулся к медленно дрейфующему джипу, который оказался единственным укрытием от пуль. Когда же «Рейндж Ровер» Олега Правилова пошел ко дну, Юрик нырнул, уповая только на легкие и быстрое течение на стремнине, которое должно было помочь ему выйти из зоны огня.
– А когда вынырну, то ни тебя, Валерка, ни Андрюхи. Нигде видно не было. Как моль трахнула.
– Полегче с этим словом, – нахмурился Протасов.
Планшетов выбрался на берег ниже по течению, у насосной станции, снабжающей питьевой водой половину города, и, в свою очередь подумал, что приятелям настал конец.
– М-да, блин, говно не тонет, – отметил Протасов, покачав головой. И, стало непонятно, кого он имеет в виду.
– Меня, чуваки, чуть под воду не затянуло. Прямо в эти насосы. – Пожаловался Юрик.
– Где ж ты сутки гулял, если ты говоришь «Чуть»? – спросил Протасов. – По канализационным трубам, в натуре, носило?
– От милиции прятался.
– От какой милиции, плуг неумный?
– Ну, как же? Как это, от какой?
Не успел Юрик пройти и двухсот метров по лугу, перерезанному в устье Десны многочисленными извилистыми каналами, как увидел три или четыре милицейские машины, и даже, как он утверждал, милиционеров с овчарками, которые прочесывали местность.
– Тогда я, пацаны, решил, что если вы с Андрюхой и переплыли реку, то менты вас обязательно заметут. От собак далеко не убежишь.
Сам Планшетов, только чудом не обнаруженный милицией, вернулся на берег и поспешил к устью. Поскольку одежда оставалась мокрой, он, не особенно колеблясь, снова переплыл Десну, и очутился в дачном городке. Нашел приличный домик, где и провел ночь, не только обсушив вещи, но и разжившись новыми кроссовками и приличным спортивным костюмом фирмы «Nike».
– Выспался на двуспальной кровати, как человек. Ничего, домик оказался. С удобствами.
– Обокрал людей, быдло? – уточнил Протасов.
– Почему это, сразу обокрал? – обиделся Юрик. – Хозяйка мне подарила.
– Какая, на фиг, хозяйка?
– Ну, домика. Тетка лет пятидесяти.
– За что это? Дрова, что ли колол?
– Зачем дрова, чувак. Пялил ее, пол ночи. Такая тетка оказалась, чумовая. Обсушись, говорит, милок. Заходи в дом, снимай одежду. Не успел я трусы стянуть, как схватила меня за член. Живо, говорит, в кровать, соколик, пока милицию не вызвала. Пришлось лезть.
– Ого, – Протасов недоверчиво сощурился.
– Думал, помру на ней, – добавил Юрик. – В жизни такой злоебучей козы не встречал.
– Бешенство матки, – глубокомысленно изрек Протасов. – Вот б-дь.
– Живут же люди, по-любому, – присвистнул Вовчик, появившийся из гостиной, где он, судя по виду, только-только продрал глаза. – Баб с бешеными матками клепают…
– Что, дрых, мурло? – немедленно напустился на него Протасов. – Пока мы в ментовке отдувались. Вот гнида!
– Почему сразу гнида, зема?!
– А кто ты, блин, еще?!
– Так вас с Андрюхой таки замели? – перебил Планшетов. – Я так и думал, чуваки. Где, кстати, Андрюха? Его тоже выпустили?
– В Крыму, – сказал Атасов, появляясь из ванной в рубашке и джинсах Эдика. – Ладно, парни. Давайте обсудим, что делать.
– Сначала хотя бы чего-то пожрать, – попробовал уклониться Протасов. – Слышь Вован? Пожевать сооруди, а?
– Холодильник, зема, пустой, – развел руками Вовчик.
– Ка-как это? – разнервничался Армеец. – Я его по-позавчера под с-самую мо-морозилку забил!
– Так то когда было… – отвечал Волына.
– Ни-ничего с-себе, – раскудахтался Эдик.
– Ну, ты, в натуре, и жрешь… – с оттенком уважения констатировал Протасов.
– Я что? – оправдывался Волына. – Вот оно жрет, так жрет… По-любому. – Вовчик ткнул пальцем в Гримо. Бультерьер покосился на Волыну враждебно и оскалил клыки, белые, как только что выпавший в горах снег.
– Замолчите, типа, все! – надоело Атасову. – Волына? Я кому сказал?! Валерий?! Хватит орать. Эдик? Что у тебя?
Армеец протянул вырванный из блокнота листик:
– На кухне лежал. Под пепельницей. – Пояснил Армеец. Атасов узнал почерк Андрея. Перед ним была записка, которую Бандура написал утром, перед тем, как отправиться в Крым.
...Саня. Ребята.
Понятия не имею, где вас носит. Надеюсь, что все в порядке. Ждать больше не могу. Вылетаю сегодня в Крым. По поручению Поришайло.
Где Кристина – не узнал. Зато Артем в курсе всех наших дел! На нас собираются всех собак повесить. И, короче, если я его поручение не выполню, то, похоже, можно ни о чем больше не беспокоиться. Зачем Артему голова Боника, лично я понятия не имею, но, только так и есть. И, похоже, если я его подведу, нам всем крышка.
Андрей.
Сначала Атасов просмотрел записку. Потом прочитал вслух. Затем обернулся к Вовчику:
– Выходит, Андрей тут был. Спрашивается, типа, а где был ты?!
– Да бухал он, морда нетрезвая, – ответил за зему Вовчика Протасов.
– Убить тебя, типа, мало.
– Да я…
– Заткнись, – посоветовал Атасов. – Ну, что, ребята? Надо вытаскивать Андрея из беды. По-моему, это ясно.
– Ты думаешь, он попал в руки Бонифацкого? – спросил Армеец.
– Не исключено, типа. В любом случае, нам есть, о чем поговорить.
Приятели перешли в гостиную. Сунув в рот сигарету, Атасов пересказал им содержание беседы с Правиловым, а потом предложил высказаться. При этом, он не обмолвился ни словом о системе скрытого видеонаблюдения, смонтированной в ныне пущенном с молотка особняке Виктора Ивановича Ледового. – «Пускай эта информация пока побудет под грифом «для внутреннего потребления, – сказал себе Атасов. – Только для меня и Олега Правилова. Позже решим, что с ней делать».
Военный совет длился до восьми вечера. Затем приятели отправили Волыну за продуктами. Все же, перед дальней дорогой следовало подкрепиться. Пока Вовчик бегал в магазин, Протасов наложил свежую повязку на раненую руку Планшетова.
– Давай сюда граблю, Юрик, – сказал Валерка, открывая домашнюю аптечку Армейца. – Хоть ты гнида хитрожопая, и вполне реально, что нас всех замочат пацаны Бонифацкого, а клятву, блин, Гиппократа, в натуре никто не отменял…
* * *
Выпроводив Атасова, Правилов вернулся обратно в кресло. Но не успел он вооружиться сигаретой, как из динамика заговорила Инна:
– Олег Петрович?
– Да, Инночка. Что у тебя? – спросил Правилов устало.
– Я по поводу проверки, Олег Петрович.
– Ну, и? – без энтузиазма вздохнул Правилов. – Надеюсь, они уже уехали?
– Если бы, Олег Петрович. – Инна, в свою очередь, позволила себе вздох. – Наоборот. Новые проверяющие пожаловали. Из департамента по надзору за комбанками.
– И такой есть? – Правилов провел ладонью по волосам. Они были жесткими, как ежик.
– А те, что из налоговой милиции, снова к вам хотят…
«Час от часу не легче».
Нагрянувшая с утра комиссия вымотала ему все нервы и, похоже, это было только начало. Дело касалось деятельности траста «Наше будущее», в который Правилова втравил Поришайло. А там, что называется, только разок копни.
Английское слово «trust» в переводе означает доверие. Следует признать, что мастерски нарисованные Оруэллом[57] партийцы до неузнаваемости извратили, а то и вывернули на изнанку значения слов мир, правда и любовь. В романе «1984» Министерствами Мира, Правды и Любви у обитателей Океании назывались соответственно армия, ведомство пропаганды и тайная политическая полиция. Достойные внуки оруэлловских партийцев, в нашем многострадальном Отечестве, тоже не ударили лицом в грязь, превратив английское понятие «trust» в синоним доморощенного слова «кидалово» со всеми вытекающими последствиями.
По замыслу Поришайло, доверительное общество «Наше будущее» занималось выемкой излишков денежных знаков у населения, в полном соответствии с законом первоначального накопления капитала, согласно которому все средства хороши. Тем более, если законодательство дырявое, причем многие дыры будто бы для того и пробурены стараниями народных депутатов. Вопреки целой череде грабительских денежных реформ, так называемой шоковой терапии и спровоцированной властями гиперинфляции, кое-какие излишки у населения еще водились, так что забот у «Нашего будущего» хватало.
Траст Артема Поришайло сулил вкладчикам совершенно фантастические проценты, однако, с легкостью мог обещать и гораздо больше. Выполнять обязательства все равно никто не собирался.
В конце восьмидесятых годов 20-го столетия по Союзу прокатилась подобная афера, разрекламированная парочкой газет, и предполагавшая отправку сравнительно небольших сумм в почтовых конвертах. Это была настоящая финансовая пирамида, правда, наивная, но, для своего времени ничего. В любом случае, Артему Павловичу Поришайло не пришлось изобретать велосипед. Финансовые пирамиды – ровесники каменных, египетских. Поришайло просто довел велосипед до ума, снабдив приемистым мотором. Результаты превзошли все ожидания. Затраты на незамысловатые, рассчитанные, вероятно, на дебилов рекламные ролики окупились в мгновение ока, после чего деньги простодушных сограждан потекли в «Наше Будущее» рекой.
– Столько несут, что тратить не успеваем, – шутили доверенные сотрудники «Нашего будущего». Свое будущее им виделось на экзотических островах, под пальмами и лазурным небом. На любом фешенебельном курорте соответствующего уровня, лишь бы он не был отягощен заключенными с Отечеством договорами об экстрадиции преступников. Ни в какие акции «особо прибыльных промышленных предприятий» никто, естественно, не вкладывал ни копейки. Ничего прибыльнее «Нашего будущего» и Сатана бы, пожалуй, не придумал.
– Что им от меня надо? – поинтересовался Правилов, имея в виду членов нагрянувшей комиссии из департамента по надзору за деятельностью комбанков.
– Хотят лично с вами переговорить.
– Направь их к Суркову, – посоветовал Правилов. В конце концов, мы все родились в стране Советов. Так почему бы не воспользоваться этим?
«Сурков, та еще крыса».
– Они как раз от него.
– Я сейчас занят, – уперся Правилов. – Позже их приму. А пока, по всем вопросам – к Суркову. Это ясно?
«Пускай эта проныра драная расхлебывает».
– Ясно, – отвечала секретарша, вышколенная, как хороший адъютант.
– У тебя все?
– Олег Петрович? Тут еще такое дело…
– Какое, такое?
– Женщина вам звонила…
– Какая женщина?
Инна зашуршала бумажками.
– Говорит, знакомая.
– Фамилия?
– Вот, Комиссарова Елена Борисовна.
Олег Правилов поскреб подбородок. К вечеру он имел обыкновение зарастать:
– Я такую не знаю, – изрек Правилов после некоторого колебания.
– А она сказала… – начала Инна.
– Пускай себе говорит, – перебил Правилов. – По какому она, вообще, вопросу?
– Она вкладчица «Нашего будущего».
– А… – протянул Правилов, – вкладчица, б-дь… Тогда ясно.
– Вдова, – продолжила секретарша Инна. – Говорит, будто все деньги, вырученные от продажи оставшегося после смерти мужа «Москвича», вложила в «Наше будущее».
– Нашла, блядь, куда вкладывать! – не удержался Правилов.
– Она учительница на пенсии. Одинокая. Пенсия у нее грошовая. Увидела рекламу по телевизору и…
– Как ты говоришь, ее зовут?
– Комиссарова Елена Борисовна. Учительница на пенсии.
– Я такую не знаю, – скрипнул зубами Правилов. – У тебя все?
Услыхав утвердительный ответ, Правилов добавил:
– Тогда, вот что. Оведи эту драную комиссию к Суркову. Как вернешься – сразу ко мне за поручением.
Отправив секретаршу к Суркову, – «Экая, все же, скользкая сволочь, этот самый драный козел Сурков, сучий потрох и прохвост, прожженный прохиндей, каких мало», – Правилов поудобнее устроился в кресле, уложил обе руки на стол, сцепил замком и придавил сверху подбородком.
– Комиссарова, Комиссарова, – пробормотал Олег Петрович, – что-то знакомое, вообще говоря… Но нет, не припомню… Комиссарова?.. Не помню…
Со стороны могло показаться, что Олег Петрович с головой погрузился в размышления, сгорбившись за рабочим столом. Но, это было не так. Точнее, не совсем так, потому что Олег Петрович либо дремал с открытыми глазами, либо грезил наяву. Последнее, очевидно, было наиболее близко к истине. Мысли, протекающие в голове господина Правилова, полностью утратили словесные очертания, превратившись в размытые, неясные образы. Да и те казались Правилову скорее какими-то бесформенными обрывками, словно остатки некогда ярких целлофановых кульков, уносимые ветром из перевернутого контейнера для мусора, не ясно, в какую сторону. То в одну тянет, то в другую волочит. Ветер – явление переменчивое: хочет дует, а хочет – нет. Выходило так, что мозг демонстрировал Олегу Петровичу какие-то произвольно отобранные и оборванные, как попало, картины. Они проплывали перед Правиловским внутренним взглядом неверные, как туман над рекой, и Правилов ни на одной не смог бы сконцентрировать внимания, даже если бы и захотел. Вначале Правилов увидел дочь. Лиличка, похоже, шла под венец, и в оглушительно белом бальном платье казалась прекрасной сказочной принцессой из какой-нибудь эльфийской легенды.