– А, пускай валит отсюда.
– Слышал, дядя? Вали давай, в темпе вальса.
В углу лежала авоська с пустыми бутылками, которую Атасову припекло прихватить.
– Можно я возьму? – попросил он, протягивая руку к авоське. – Это мое.
– Забирай и вали, дядя. И, чтобы духу твоего тут не было! Просек?!
– А куда ж мне идти, хлопцы? – набрался наглости Атасов.
– А куда, б-дь, хочешь, – бросил омоновец, который очевидно был за старшего. – Давай, вали рогом.
– И пить, кстати, бросай, дядя. Вон, хату уже пропил, – добавил более молодой.
«Что мне не требуется подделывать, так это мешки под глазами и синий нос», – отметил Атасов не без гордости, но с оттенком грусти. И вспомнил свой голубой берет, который он когда-то носил, и который в те далекие времена котировался неизмеримо выше крапового. Если краповый тогда уже изобрели… Последнее, кстати, вызывало определенные сомнения.
Прихрамывая, он вышел из парадного в сопровождении милиционеров, насчитав во дворе два серо-синих милицейских «уазика», три джипа «Тойота» и «Волгу» с номерами КИМ. У машин сновали милиционеры. Атасов отошел от подъезда метров на десять, мелодично позвякивая бутылками, когда во двор въехала темно-зеленая труповозка на базе грузопассажирского микроавтобуса «УАЗ».
Он завернул за угол и осмотрелся. Пирожок фирмы «Европа Саттелит Сервис» преспокойно стоял на тротуаре. Атасов медленно проплыл мимо, пока не очутился в соседнем дворе. Машина была вне досягаемости, ключи он оставил в куртке, куртку в подвале за трубой. Вместе с кассетой.
Продолжая позвякивать бутылками, Атасов побрел вдоль Воздухофлотского проспекта вниз, к проспекту Победы, не привлекая внимания прохожих, которые уже успели привыкнуть к бомжам, как неизменному атрибуту современной капиталистической действительности. Атасов не знал, как насчет проспекта Победы, но готов был поручиться за то, что ни в 1944 году, когда шоссе Героев Стратосферы переименовывали в Воздухофлотское, ни, тем более в 1963-м, года слово шоссе заменили словом проспект, никаких бомжей, на которых смотрят сквозь пальцы, в Киеве не было. Зато в стране был многочисленный воздушный флот.
[104] ворота осажденного замка. Спинка лопнула под его весом, многократно перемноженным ускорением, но и сама не осталась в долгу, выбив плечо Вовчика из суставной сумки. Волына до крови прикусил язык, а история захватывающих похождений братков-богатырей на свадьбе так и осталась недосказанной и нам остается разве что предположить, что они там всех поголовно перебили.
Планшетова швырнуло в спину Армейцу, словно катапультирующегося военного пилота об фонарь, и только послужившее прокладкой сидение спасло Эдику позвоночник. Но и через спинку он ощутил колени Планшетова, показавшиеся ему бивнями взбесившегося африканского слона.
– Ух! – выдохнул Эдик. Ремни безопасности, которыми он, единственным в салоне, не пренебрег, сдавили грудную клетку клещами. Эдик повис в их синтетических объятиях, как обезьяна, которую душит анаконда. Отчаянным махом руки, больше рефлекторным, нежели осознанным, Армеец провернул рулевое колесо. Нос «Линкольна» отклонился к обочине, машину занесло, удар вышел по касательной. Затрещал, деформируясь, металл, посыпались стекла и «Линкольн» замер, борт в борт с перегородившим дорогу тяжелым грузовиком. За кормой грузовика висел прицеп. Среагируй Эдик на полсекунды позже, и массивная стальная сцепка прошлась бы по салону, как плуг по гнезду полевки. И никто бы, наверняка, не уцелел.
* * *
Охранник при входе в парадное Поришайло хотел подмигнуть Атасову, как старинному приятелю, уже подался из-за своей кабинки навстречу и обомлел, разглядев его причудливую одежду.
– А я уже думал, ты заболтил… – еще машинально проговорил он, потому что эти слова выпорхнули до того, как он сообразил, с монтером что-то не так. И, это еще мягко сказано…
– Заболтишь тут… – голосом третьеклассника-ябеды, которого однокашники только что на совесть отделали в туалете, сообщил Атасов. От видавшего виды бушлата он избавился у подъезда, швырнув полное блох рубище в цветочные грядки под окнами фешенебельных квартир, оставшись в одних спортивных штанах. В центр города с Воздухофлотского он добирался трамваем, а затем шел пешком и, если в раскачивающемся салоне чешской «Шкоды» ему даже уступили место, не из вежливости, естественно, просто вокруг Атасова как-то сам по себе образовывался вакуум, то в окрестностях Оперного театра и Золотых ворот пришлось передвигаться «огородами», чтобы ненароком не угодить в воронок. Хоть, он не слишком рисковал: стражи закона уже научились совмещать нелегкую службу по охране общественного порядка со стрижкой купонов, а много ли возьмешь с бомжа? Вваливаясь в подъезд элитного дома, Атасов тихо радовался, что утром разговорился с охранником, и теперь мог рассчитывать на некоторое понимание, что ли.
– П-лей мне только что наваляли! – сообщил Атасов чуть не плача. Его внешний вид свидетельствовал: ложью в данном случае и не пахнет.
– Кто?! – выдохнул охранник.
– Сопляки какие-то, – Атасов, для верности потер скулу, на которой красовался кровоподтек, оставленный на память застреленным им в квартире Правилова взломщиком. Теперь взломщика, вероятно, везли в городской морг, а кровоподтек саднил, нарывал и этим здорово доставал Атасову.
– Это когда случилось? – охранник целиком проглотил наживку.
– Да только что, типа, – взвизгнул Атасов, – пейджер забрали. Кошелек, ключи, и еще это… сумку с инструментами.
– Прямо здесь?
– Под подъездом.
Охранник машинально сделал несколько шагов к выходу. Возможно, собирался выглянуть на улицу. Потом, опомнившись, шагнул в будку, согнулся над архаичным дисковым телефоном. Нащупал отверстие над цифрой «0», всунул туда указательный палец.
– Сейчас, – бросил он из-за плеча. Сейчас…
– Не звони, – взмолился Атасов. – Какой, типа, смысл? Пока они приедут, тех уже и след простынет. А мне – одни неприятности. Еще и с работы вышибут, если кто-то из твоих жильцов стукнет. Ты ж знаешь, что за люди тут ошиваются. Вполне могут… это…
– Это точно, – сказал охранник. Провернул диск до упора, отпустил, и тот с характерным треском вернулся в исходную позицию. Охранник вставил палец в дырку над цифрой «2». Это не согласовывалось с планами Атасова. Он недавно только чудом избежал долгого общения с милиционерами. Выкручиваться второй раз за день – это было слишком. Сделав шаг вперед, он, почти не замахиваясь, опустил ребро ладони на шею охраннику, метя в то место, где она соединяется с челюстью. Не издав ни единого звука, охранник повалился на пол. Подхватив несчастного за ногу, Атасов поволок его в дверной проем, который заметил заранее, пока не очутился в крошечном помещении, которое, очевидно, служило караулкой. Обстановка в комнате была подходящей, койка армейского образца, тумба с остатками обеда, старый черно-белый телевизор и вешалка – вот и все, что в ней находилось. Вооружившись мотком липкой ленты, который весьма кстати оказался в комнате, Атасов в два счета запеленал охранника, как паук муху, а затем затолкал под кровать.
Надеюсь, ты умеешь дышать носом, приятель, – отдуваясь, сказал Атасов, когда с охранником было покончено. Вернувшись к вешалке, Атасов снял с крючка камуфляжную куртку с надписью ОХРАНА, отметив про себя, что за сегодня ему пришлось переодеваться столько, сколько какому-нибудь выпускнику ГИТИСа,[105] играющему по пять спектаклей в день, и даже больше, поскольку был еще не вечер.
Бегло оглядевшись, он прихватил связку ключей, которая висела на гвозде, вышел из караулки и запер дверь на ключ. Как раз вовремя. Не успел Атасов вернуться в будку, как входная дверь распахнулась, и целая компания кричаще дорого одетых людей ввалилась в парадное. Атасов решил, что это постояльцы, и, вежливо кивнув, углубился в чтение газеты, которую не дочитал охранник. «Жизнь как она есть», – прочитал Атасов. Судя по названию, газета не имела ни малейшего отношения к жизни вообще, а той, какая она есть – тем паче. В принципе, Атасов мог не углубляться в чтение. Для тех, кому кажется, будто они ухватили судьбу за хвост, а Бога за бороду, все халдеи на одно лицо, будь-то охранники, телохранители или извозчики.
Как только люди загрузились в лифт и отчалили вверх, Атасов, бросив пост охраны, а с ним весь элитный дом до самой последней кухарки на произвол судьбы, отправился по своим делам, воспользовавшись пожарной лестницей, которая в доме не многим уступала Потемкинской.
* * *
Поднявшись на этаж Артема Павловича, Атасов прихватил по пути табурет, который оставлял на балконе. Как ни странно, его не свистнули. При этом он вздохнул, поскольку под табуретом не помешал бы пистолет «Стечкина». Но, раз АПС остался за трубами в подвале дома Олега Правилова, доводилось обходиться тем, что есть, рассчитывая на подручные средства.
– А есть, типа, немного, – сказал Атасов, надавив клавишу звонка. «Что имею, то и введу. Но и этого – мало не покажется, если, конечно, повезет». В том, что олигарх все еще дома, Атасов не сомневался. По-крайней мере, лимузин Поришайло спокойно дремал у подъезда, а где карета – там и хозяин. Если только у олигарха не появились повадки шпиона, а, по мнению Атасова, для этого еще не настало время.
– Чего надо? – спросил через дверь телохранитель. Он разглядел Атасова в глазок и не спешил открывать.
– Табуреточка ваша, – миролюбиво сообщил Атасов. – Хозяйка, типа, давала.
– Под дверью оставь, – буркнул охранник. – Я потом заберу.
Атасова такой расклад категорически не устраивал.
– Не годится, типа. А магарыч?
– Бог подаст.
– Бог все больше таким как ты отсыпает, – сказал Атасов. – А такие как я, типа, ему видать по фигу.
– Вот и вали в пень, – донеслось из-за двери.
– Я вам все лампы в коридоре поправил…
– Засунь их себе в анус.
– В твой, разве что? – парировал Атасов.
– Чего ты там вякнул, урод?! – удивился телохранитель. Видимо, вид Атасова не произвел на него особого впечатления. Да что там, вообще никакого не произвел. Это и понятно, в иерархии халдеев монтеры стоят значительно ниже телохранителей. Дверные замки щелкнули, отворяясь. Именно это Атасову и требовалось. Дверь распахнулась, телохранитель объявился на пороге.
Ты, видать, мухоморов обожрался, пингвин? – предположил телохранитель, поигрывая мышцами, от которых поежился бы и Сталлоне.[106] – Поссорился с головой, плуг?
– Видать, – согласился Атасов, – ладно. Держи. – Протягивая табурет, который Атасов сжимал обеими руками, он совершенно неожиданно для телохранителя выбросил вперед правую ногу. Можно сказать, выстрелил ногой. Носок ботинка угодил туда, куда надо, в мошонку. Глаза телохранителя полезли из орбит, лицо побурело, надувшиеся на лбу вены приобрели синий цвет и стали толстыми, как веревки. Здоровяк упал на колени, как срубленный ударом молнии дуб.
Чем больше шкаф, тем громче падает, – сказал Атасов, снисходительно посмотрев на поверженного гиганта. – Слыхал, типа, такую поговорочку? Я тебе еще одну расскажу – дашь человеку по яйцам, и он меняется на глазах. Со второго раза, так точно. Ну, что, повторить? – Поскольку ответа не последовало, Атасов, как ни в чем не бывало, продолжал: – Вот, типа, все сейчас с карате носятся, кунг фу и прочей херней, а зачем все это, типа, если существует добрый старый армейский РБ.[107] А что такое РБ, спрашивается? РБ, типа, это бой по яйцам, и только по яйцам. Не эффектно, конечно, зато эффективно. Я тебе как выпускник разведфакультета говорю. Вот так вот, типа, бывало, надавали друг другу по шарам, и в казарму, песни орать: офицеры, офицеры, ваша совесть под прицелом… Ну да ладно. Конец лекции. – Аккуратно опустив табурет, Атасов врезал телохранителю по ушам, ладонями с обеих сторон, после чего тот повалился на бок, как огромный мусорный кулек.
– Теперь будешь знать, мудак, каково рыбам, когда козлы вроде тебя динамит в пруд бросают.
Нагнувшись к корчившемуся на полу здоровяку, Атасов расстегнув наплечную кобуру, вытащил оттуда пистолет, оказавшийся «Вальтером» времен войны.
Ого, – сказал Атасов, взвешивая оружие в ладони. – П-38?[108] Хороший, типа, инструмент. Небось, и разрешение есть?
Телохранитель Атасова не слышал. Это было понятно.
– Миша? Кого это там черт принес? – спросила жена олигарха откуда-то из глубины квартиры. По голосу чувствовалось: олигархша на взводе, то ли Елизавету Карповну кто-то чем-то достал, то ли по-другому с прислугой она разговаривать не умеет. Атасов склонялся к этому последнему предположению. – Миша?! Ты что, оглох?!
– Грубо – да, – тихо проговорил Атасов, опуская флажок предохранителя.
– Ты уши мыл с утра? – осведомилась Елизавета Карповна, закипая. Телохранитель сдавленно замычал.
– Что ты там бубнишь, я не понимаю!
– Встать, – негромко приказал Атасов, заметив, что парень, под воздействием хозяйского голоса приходит в себя. Телохранитель попытался подняться. – Одно неверное движение, сволочь, пристрелю, на х….
– Что ты там молчишь?!
– Отвечай, когда спрашивают, – посоветовал Атасов. – Прояви вежливость.
– Что ты там бормочешь?! Какой-то неврастеник, честное слово!
– Электрик зашел, – заплетающимся языком пролепетал телохранитель.
– Какой электрик?
– Который лампочки вкручивал.
– Так какого, спрашивается, беса, ты его впустил?!
– Действительно, какого? – ухмыльнулся Атасов.
– Магарыч требует.
– Что?! Вытолкай взашей, к чертовой матери! Наглец! Магарыч ему, видите ли, подавай!
– Вперед, – скомандовал Атасов, и потащил телохранителя за волосы. Тот подчинился, двигаясь, согнувшись в три погибели, вследствие чего можно было вообразить, что Атасов выгуливает человекообразную обезьяну. Гориллу или, скажем, орангутана.
– Вышвырнул или нет? – осведомилась супруга Поришайло, все еще находясь за пределами видимости. – Я что-то не слышу.
«Сейчас, б-дь, услышишь, дура набитая, чванливая, тупая дрянь».
– Ноги шире поставь.
– Не надо! – хриплым шепотом взмолился Миша. – У меня дети малые.
– Тем более, яйца без надобности, – сказал Атасов, полагая, что обстановка не располагает к сантиментам.
Что ты там бубнишь? – наконец, Лиза Поришайло объявилась в прихожей, поставив телохранителя Мишу в отвратительное положение между двух огней. Атасов с некоторым удивлением отметил, что чужака с пистолетом Миша опасается немногим больше хозяйки. Завидев ее, телохранитель, еле держась на ногах, попятился кормой. «Вот так школа дрессировки, – мелькнуло у Атасова, – тут и Дуров[109] воду бы слил». Он взмахнул пистолетом, целя несчастному телохранителю в затылок. Металл поразил кость и победил в единоборстве, несчастный Миша повалился физиономией в пол. Елизавета Карповна очутились лицом к лицу с Атасовым.
– Ну, здравствуй, сука, – сказал Атасов, которого дедушка с бабушкой приучили здороваться, а не воротить, к примеру, нос.
На лице Елизаветы Карповны, сменяя друг друга, как слайды на экране диапроектора, отобразились три широко распространенных человеческих чувства, раздражение, недоумение и страх, перерастающий в панический, животный ужас. Атасов поставил бы «Мерседес» против «Запорожца», что случись Елизавете Карповне сдавать вступительные экзамены во ВГИК,[110] играя надменную герцогиню, вместе с троном проваливающуюся в бадью с нечистотами, она бы не просто сорвала овации, ее приняли бы на последний курс, выдали диплом, а, возможно, номинировали на «Оскар». Даже Атасова пробрало:
– Гляжу я типа на вас, мадам, и вспоминаю, как замкнул когда-то отверткой три фазы в электродвигателе.
Жена олигарха ничего не ответила, ее внимание оказалось сконцентрировано на отверстии ствола, который смотрел ей в тощую, обвисшую грудь.
– Вы себе эдак косоглазие заработаете, – Атасов одобряюще улыбнулся Елизавете Карповне. – Стоит ли так переживать за жизнь, которую вы уже прожили? Или вы рассчитываете купить за СКВ вторую? Так ведь не продадут, ДАЖЕ ВАМ…
– Ладно, – добавил Атасов, видя, что язык олигархши прилип к гортани. – Пошли, короста старая. У меня к твоему сожителю деловой разговор.
Атасов повернул Елизавету Карповну по часовой стрелке и легонько подтолкнул коленом под костистый зад. Они двинулись по прихожей, словно танк и противоминный трал.
Поришайло обнаружился в столовой. Служанка средних лет убирала остатки ленча. Артем Павлович сидел в глубоком кресле, пребывая в глубокой задумчивости, судя по сложенным на животе рукам и векам, опущенным на глаза. При виде тандема из супруги и головореза в камуфляже и с пистолетом Поришайло широко разинул рот, продемонстрировав великолепные зубные протезы. Монета в монету, как сказал бы Протасов.
– Здравствуйте, Артем Павлович, – проговорил Атасов вежливо. – Вы нас не ждали, а мы все равно, типа, приперлись. – Пистолет он держал у уха Елизаветы Карповны, немного опасаясь, что старая мегера обделается. Это усугубило бы и без того скверную ситуацию, а, по мнению Атасова, госпожа Поришайло принадлежала именно к той категории людей, которым в критической ситуации напудить в штаны – раз плюнуть.
Служанка открыла рот, собираясь закричать. Атасов посоветовал ей воздержаться от этого.
– Сядь, типа, кобыла. И плевательницу прихлопни.
– Отпустите мою жену, – холодно проговорил Поришайло. Оправился от первого потрясения, взял себя в руки. Ничто больше не выдавало охватившего его волнения.
«Хорошая выдержка, – оценил Атасов, – как у армянского коньяка. За дешево не возьмешь. Не зря, типа, пробился в олигархи, сволочь».
– С вашей, типа, супругой, все будет хоккей, как, помнится, говаривал мой первый ротный, – заверил Атасов, – в том случае, если мы с вами договоримся, Артем Павлович.
– Если хотя бы один, г-м, волос… – Артем Павлович не договорил, в этом не было нужды.
– Все в ваших руках, – повторил Атасов.
– Тогда позвольте ей присесть, – сказал Поришайло. – Нет необходимости держать ее или меня на мушке. Мы – не вооружены.