«Что сейчас делает Сетпанарес?»
   – Иначе их число увеличится, – сказал Келлхус.
   – Народ, – сказал Найюр, – хранит много историй о нансурских колоннах, погибших целиком, до последнего человека… Сердца таких людей невозможно сломить. Но большинство смотрят на других в поисках того, чему можно верить.
   – А потеря всех убеждений – это разгром? Это мы видели на Равнине Битвы?
   Найюр кивнул.
   – Именно потому кнамтури, бдительность, – величайшая добродетель командующего. Необходимо постоянно читать поле боя. Знаки следует непрестанно оценивать и взвешивать. Нельзя упустить гобозкой!
   – Момент решения.
   Найюр помрачнел, припоминая, что он упоминал этот термин некоторое время назад, на том судьбоносном совете у императора, в Андиаминских Высотах.
   – Момент решения, – повторил он.
   Он по-прежнему смотрел на прибрежные холмы, следя за едва различимыми рядами пехоты, что поднимались на далекие склоны. Генерал Сетпанарес отвел своего коня… Но почему?
   Фаним поддавались по всему фронту, кроме южного фланга. Что же так терзает его?
   Найюр взглянул на Келлхуса и увидел, что тот изучает дали так же внимательно, как обычно изучал души. Порыв ветра бросил прядь волос ему на лицо.
   – Боюсь, – сказал Дунианин, – что этот момент уже миновал.
   Серве расслышала в промежутках между собственными вскриками пение боевых труб.
   – Но как? – с трудом выдавила она.
   Она лежала на боку, уткнувшись лицом в подушки, на которые ее толкнул Келлхус. Он проник в нее сзади; Серве ощущала спиной жар, исходящий от его груди; его рука поддерживала ее колено. Каким иным он ощущался!
   – Что – как, милая Серве?
   Он вошел глубже, и она застонала.
   – Такой другой, – выдохнула она. – Ты кажешься совсем другим.
   – Это для тебя, милая Серве… Для тебя… Для нее! Серве прижалась к нему.
   – Да-а… – простонала она.
   Он перекатился на спину и посадил ее сверху. Он провел левой рукой, окруженной ореолом, по выпуклости ее живота. А потом его рука скользнула вниз, заставив Серве вскрикнуть. Правой же рукой он за волосы притянул ее голову к себе, так, чтобы он мог шептать ей на ухо. Никогда еще он не пользовался ею подобным образом!
   – Поговори со мной, милая Серве. Твой голос так же сладок, как твой персик.
   – О ч-чем? – тяжело дыша, произнесла она. – Что ты хочешь, чтобы я сказала?
   Он протянул руки и приподнял ее за ягодицы, легко, словно монетку. Он начал входить в нее, медленно и глубоко.
   – Говори обо мне…
   – Ке-елхус, – простонала она. – Я люблю тебя… Я боготворю тебя! Люблю, люблю, люблю!
   – А почему, милая Серве?
   – Потому, что ты – воплощенный бог! Потому, что ты послан с небес!
   Он застыл, поняв, что довел ее до самого предела.
   Серве сидела на нем верхом, тяжело дыша, и чувствовала, как удары сердца отдаются в позвоночнике и в его члене, вибрирующем, словно тетива. Сквозь трепещущие ресницы она видела очертания складок шатра, смотрела, как линии преломляются через слезы радости.
   Она окутала его. Он был ее, до самого основания! От одной этой мысли воздух меж ее бедер сгустился, и тончайшее его движение сделалось ощутимым, словно чье-то судорожное подергивание.
   Серве вскрикнула. Какой экстаз! Какое наслаждение!
   «Сейен…»
   – А скюльвенд? – промурлыкал он. Его голос сочился обещанием. – Почему он так меня презирает?
   – Потому, что он боится тебя, – пробормотала Серве, извиваясь под ним. – Потому, что он знает, что ты накажешь его!
   Он начал двигаться снова, но с нечеловеческой осторожностью. Серве взвизгнула и стиснула зубы, и поразилась его отличности от всех остальных. Он даже пах иначе…
   Как… как…
   Его рука скользнула по ее шее… Как она любила эту игру!
   – А почему он называет меня «дунианин»?
   – Что ты имеешь в виду? – спросил Найюр у дунианина. – Еще ничего не решено. Ничего!
   «Он пытается сбить меня с толку! Выставить меня дураком перед чужеземцами!»
   Келлхус взирал на него с полнейшим бесстрастием.
   – Я изучал «Книгу гербов», нансурский справочник, в котором перечисляются различные важные особы и их эмблемы в кианском…
   – Я тоже!
   Ну, во всяком случае, страницы с иллюстрациями. Читать Найюр не умел.
   – Большинство гербов слишком далеко, и их отсюда не разглядишь, – продолжал Келлхус, – но мне удалось опознать большую их…
   «Ложь! Ложь! Он боится, что я стану слишком могущественным!»
   – Как? – едва не выкрикнул Найюр.
   – Разные формы. В этом мануале есть списки грандов, подчиняющихся каждому сапатишаху… Я просто посчитал.
   Найюр вскинул руку, словно отмахивался от мух.
   – Тогда кто противостоит айнонам?
   – Ближе всего к Менеанору Имбейян с грандами Энатпанеи. Сварджука Джурисадский занял оставшиеся высоты. Данджокша и гранды Святого Амотеу держат понижающийся участок напротив правого фланга айнонов и левого фланга нансурцев.
   В центре шайгекцы. Знамя Скаура развевается над Анвуратом, но я полагаю, что его гранды вместе с Ансакером и прочими, кто выжил на Равнине Битвы, сражаются на северных лугах. Те кавалеристы за селением, которые спускаются к Пройасу, скорее всего, из людей Куяксаджи и грандов Кхемемы. С ним идут не то наемники, не то какие-то союзники… Похоже, кхиргви. Многие едут на верблюдах.
   Найюр недоверчиво смотрел на Келлхуса; на скулах у него играли желваки.
   – Но это невозможно…
   Где наследный принц Фанайял и его наводящие страх койяури? Где грозный Кинганьехои и знаменитые Десять тысяч грандов Эумарны?
   – Это правда, – сказал Келлхус. – Нам противостоит лишь часть кианцев.
   Взгляд Найюра снова метнулся к южным холмам, и скюльвенд нутром почуял, что Дунианин говорит правду. Внезапно он увидел поле боя глазами кианцев. Гранды Шайгека и Гедеи увели тидонцев и Галеотов еще дальше на запад. Шайгекцы умирали во множестве, как им и полагалось, и бежали, как люди, знающие, что они делают. Анвурат – недвижный пункт, угрожающий тылу айнрити. И эти южные холмы…
   – Скаур изображает, – пробормотал Найюр. – Изображает…
   – Две армии, – без малейших колебаний заявил Келлхус. – Одна обороняется, одна скрыта, в точности как на Равнине Битвы.
   И в этот самый момент Найюр заметил первые цепочки кианских кавалеристов, спускающихся с дальних южных склонов. За ними вздымались клубы пыли, скрывая тех, кто ехал следом. Даже отсюда Найюру было видно, что айнонскую пехоту обходят с обоих сторон…
   Тем временем нансурцы и туньеры прорубили себе путь через последние земляные укрепления. Ряды шайгекцев рассеялись под их напором. Бесчисленные их тысячи уже бежали на запад, преследуемые впавшими в боевое безумие туньерами.
   Офицеры и дворяне, стоявшие за спиной у Найюра и Келлхуса, разразились радостными криками.
   Недоумки.
   Скауру не требовалось вести проникновение на всей длине строя. У него имелись скорость и сплоченность, фира и утмурзу. Шайгекцы были всего лишь уловкой, блестящим и чудовищным жертвоприношением – способом заставить айнрити рассеяться по пересеченной местности. Коварный старый сапатишах знал, что избыток убежденности может быть так же опасен, как и ее недостаток.
   Грудь Найюра сдавило болью. Лишь сильная рука Келлхуса спасла его от унижения – иначе он рухнул бы на колени.
   «Снова то же самое…»
   Никогда еще он не испытывал таких противоречивых чувств и такого замешательства.
   На протяжении битвы, пока другие глазели, разинув рот, восклицали и тыкали пальцами, генерал Мартем следил за скюльвендом и князем Келлхусом, стараясь расслышать, о чем они говорят. На варваре был полированный чешуйчатый доспех; укороченные рукава оставляли открытыми предплечья с множеством шрамов. Талию перехватывал кожаный пояс с железными бляхами. Голову защищал кианский шлем с высоким навершием; его серебряное покрытие во многих местах было выщерблено. Длинные черные волосы падали на плечи.
   Мартем узнал бы его даже за несколько миль. Скюльвендская мерзость. Да, этот человек производил на него сильное впечатление, и на советах и на поле боя, но видеть, как скюльвенд – скюльвенд! – командует Священным воинством в сражении, было почти нестерпимым оскорблением. Как только другие не видят отвратительную истину о его происхождении? Каждый его шрам вопиял о необходимости убить его! Мартем с радостью – с радостью! – пожертвовал бы жизнью, чтобы отомстить за тех, кого перебил этот дикарь.
   Так почему же Конфас приказал ему убить другого человека, того, что стоял сейчас рядом со скюльвендом?
   «Потому, генерал, что он – шпион кишаурим…»
   Но никакой шпион не станет произносить подобных речей.
   «Это его колдовство! Никогда не забывайте…»
   Нет! Это не колдовство! Это истина!
   «Генерал, я уже сказал. Это его колдовство…»
   Мартем наблюдал, не обращая внимания на болтовню вокруг.
   Но каким бы ужасным ни было его задание, Мартем не мог не обратить внимания на триумфальное развитие событий на поле битвы. И никакой солдат не смог бы. Привлеченный радостными криками, Мартем повернулся и увидел, что по всему центру строй язычников развалился. На протяжении нескольких миль, от Анвурата до южных холмов, шайгекские отряды смешались и в беспорядке ринулись на запад, а за ними гналась нансурская и туньерская пехота. Мартем присоединился к победным кличам. Какой-то миг он испытывал лишь гордость за своих соотечественников и облегчение оттого, что победа досталась столь невеликой ценой. Конфас снова победил!
   А потом он снова посмотрел на скюльвенда.
   Мартем слишком долго был солдатом, чтобы не распознать, когда дело начинает плохо пахнуть – даже когда на первый взгляд все благоухает победой. Что-то пошло катастрофически не так…
   Варвар заорал, веля трубачам давать сигнал к отступлению. На миг Мартем оцепенел; он только и мог, что потрясенно таращиться на скюльвенда. Потом вокруг воцарилась суматоха и всеобщее замешательство. Тидонский тан Ганрикки принялся обвинять скюльвенда в измене. Засверкало оружие. Чокнутый варвар продолжал орать на них, требуя, чтобы они посмотрели на юг, но никто не мог ничего разглядеть из-за пыли. Но все-таки неистовые протесты скюльвенда многих сбили с толку. Некоторые, включая князя Келлхуса, стали тоже кричать на трубачей. Но скюльвенд, видимо, решил, что с него довольно. Он промчался через наблюдателей и вскочил на коня. Считанные мгновения – и вот он уже мчится на юго-восток, оставляя за собой длинный, узкий вымпел пыли.
   Затем в небо взвилось пение труб.
   Прочие тоже ринулись к своим лошадям. Мартем обернулся и посмотрел на трех людей, которых Конфас отправил с ним.
   Один из них, чернокожий здоровяк зеумец встретил его взгляд, кивнул, потом взглянул мимо него, на князя Атритау. Они никуда не побегут.
   «К несчастью», – подумал Мартем. Соображение насчет бегства было первой практичной мыслью, посетившей его за долгий срок.
   На миг принц Келлхус встретился с ним глазами. В его улыбке сквозила такая печаль, что Мартем едва не задохнулся. Затем пророк повернулся к сражению, кипевшему у него под ногами.
   Волны кианских всадников – из-под многоцветных халатов сверкали доспехи – скатились со склонов и налетели на потрясенных айнонов. Передние ряды укрылись за щитами и попытались упереть свои длинные копья в землю, а тем временем над их головами уже засверкали на утреннем солнце сабли. Над иссушенными склонами поднялась пыль. В испуге взвыли трубы. В воздухе повисли крики, топот копыт и грохот фанимских барабанов. Все новые и новые копейщики врезались в ряды айнонов.
   Первым оказался разбит Сансори, вассал принца Гарсахадуты; он столкнулся не с кем иным, как с неистовым Кинганьехои, прославленным Тигром Эумарны. Гранды Эумарны словно бы за считанные мгновения врезались в тыл передним фалангам. Вскоре все фаланги, остававшиеся у айнонов, – кроме элитных частей кишьяти под командованием палатина Сотера, – либо оказались в бедственном положении, либо были обращены в беспорядочное бегство. Кишьяти же организованно отступали, отражая атаку за атакой, и тем самым выигрывали драгоценное время для айнонских рыцарей, находившихся ниже.
   Казалось, будто весь мир затянут завесой пыли. Закованные в причудливые доспехи, рыцари Карьоти, Хиннанта, Мозероту, Антанамеры, Эшкаласа и Эшганакса скакали вверх по склону. Они встретились с фаним в красновато-желтой дымке. Трещали копья. Пронзительно ржали лошади. Люди взывали к невидимым небесам.
   Размахивая своей огромной двуручной булавой, Ураньянка, палатин Мозероту, валил одного язычника за другим. Сефератиндор, пфальц-граф Хиннанта, повел своих нагримированных рыцарей в яростную атаку, кося людей, словно траву. Принц Гарсахадута и его сансорская дружина продолжали рваться вперед, отыскивая священные знамена своих соплеменников. Кианские кавалеристы дрогнули и побежали от них, и айноны разразились ликующими воплями.
   Ветер начал развеивать дымку.
   Потом Гарсахадута, оторвавшись от своих на несколько сотен шагов, налетел на наследного принца Фанайяла и его койяури. Сансорский принц получил колющий удар в глазницу и свалился с седла, и заплясал вихрь смерти. В считанные мгновения все шестьсот сорок три рыцаря Сансора либо погибли сами, либо потеряли лошадей. Не видя, что творится уже на расстоянии нескольких шагов от них, многие айнонские рыцари просто кидались на шум схватки – и исчезали в желтом тумане. Другие столпились вокруг своих графов и баронов, ожидая, пока подует ветер.
   На флангах и в тылу у них появились конные лучники.
   Рыдающая Серве съежилась, пытаясь натянуть на себя одеяло.
   – Что я сделала? – всхлипывала она. – Что я такого сделала, что вызвала твое неудовольствие?
   Окруженная сиянием рука ударила ее, и Серве упала на ковер.
   – Я люблю тебя! – завизжала она. – Келлху-у-ус! Воин-Пророк рассмеялся.
   – Скажи-ка мне, милая Серве, что я задумал для Священного воинства?
   Знамя-Свазонд склонилось к пыльной земле; белые молнии вздымались и хлопали, словно паруса. Мартем уже решил, что втопчет эту мерзость в грязь – потом… Все покинули холм, кроме него самого, князя Келлхуса и трех убийц, присланных Конфасом.
   Хотя южные холмы еще сильнее затянуло завесой пыли, Мартему удалось разглядеть в ее клубах то, что наверняка было бегущей айнонской пехотой. Скюльвенда он уже давно потерял из виду. На западе, на фоне смутных очертаний творящегося бедствия, он видел перестраивающиеся колонны своих соотечественников. Мартем понимал, что вскоре Конфас ускоренным маршем поведет их обратно к болотам. Нансурцы давно на опыте узнали, что нужно делать, чтобы выжить, когда фаним берут верх.
   Князь Келлхус сидел спиной к ним четверым, сведя ступни и положив ладони на колени. За ним видно было, как люди карабкались на крепостные стены и валились оттуда, как рыцари скакали по пыльному лугу, как северяне рубили злосчастных шайгекцев…
   Казалось, будто пророк… прислушивается. Нет. Свидетельствует.
   «Только не его, – подумал Мартем. – Я не могу этого сделать».
   Первый из убийц двинулся вперед.

ГЛАВА 15
АНВУРАТ

   «Безумец завладевает миром, тогда как святой делает людей из дураков».
Протатис, «Сердце дурака»

   4111 год Бивня, конец лета, Шайгек
 
   Пepecoxшee русло прорезало сердце равнины, и некоторое время Найюр скакал по нему и выбрался оттуда лишь после того, как оно ни начало извиваться, словно вены старика. Он заставил своего вороного выпрыгнуть на берег. За ним громоздились приморские холмы; их вершины и склоны до сих пор заволакивала желто-красная дымка. На западе уцелевшие айнонские фаланги отступали вниз по склонам. На востоке бессчетные тысячи людей мчались по вытоптанному лугу. Неподалеку, у небольшого холмика Найюр заметил группу пехотинцев в длинных черных кожаных юбках, обшитых железными кольцами, но без шлемов и без оружия. Некоторые сидели; другие стояли, стаскивая с себя доспехи. Все, кроме тех, кто плакал, с потрясением и ужасом смотрели на окутанные завесой пыли холмы.
   Где же айнонские рыцари?
   На самом востоке, там, где бирюзовая и аквамариновая лента Менеанора исчезала за серовато-коричневым подножием холмов, Найюр увидел лавину кианских кавалеристов, мчащуюся вдоль полосы прибоя. Ему не нужно было рассматривать гербы, чтобы понять: Кинганьехои и гранды Эумарны появились оттуда, откуда их никто не ждал…
   Где же резервы? Готиан с его шрайскими рыцарями, Гайдекки, Вериджен Великодушный, Атьеаури и все прочие?
   Боль сдавила ему горло. Найюр стиснул зубы.
   «Опять…»
   Кийут.
   Только на этот раз роль Ксуннурита сыграл он сам. Это он оказался самонадеянным упрямцем!
   Найюр стер пот, заливающий глаза, и увидел фаним, что скакали за ширмой далекого кустарника и чахлых деревьев – нескончаемый поток…
   «Лагерь. Они скачут в лагерь…» Найюр с криком пришпорил коня и помчался на восток.
   «Серве».
   До самого горизонта, насколько хватало глаз, люди дрались друг с другом, сшибались ряд на ряд, кружились в мешанине общей схватки. В воздухе висел не столько грохот, сколько шипение отдаленного сражения; Мартему подумалось, что это похоже на шум моря в раковине – штормового моря. Затаив дыхание, он следил за первым из Конфасовых убийц, что уже подошел к князю Келлхусу и занес короткий меч…
   Затем последовал невероятный момент – не длиннее резкого вдоха.
   Пророк просто повернулся и взял опускающийся клинок большим и указательным пальцами. «Нет», – произнес он, а потом развернулся и невероятным ударом ногой уложил нападавшего. Каким-то неизъяснимым образом меч убийцы перекочевал к нему в левую руку. Все еще не выпрямившись, пророк вонзил его в горло убийцы, пришпилив того к земле.
   Все это произошло в мгновение ока.
   Второй убийца-нансур ринулся вперед, нанося удар в движении. Еще один пинок из низкой стойки, и голова нападающего дернулась назад, а меч выпал из обмякших пальцев. Нансур осел на землю, словно сброшенная одежда, – похоже, он был мертв.
   Зеумский танцор с мечом опустил свою кривую саблю и расхохотался.
   – Цивилизованный человек, – произнес он низким голосом. Его сабля со свистом рассекла воздух, описав дугу вокруг хозяина. Солнце сверкало на клинке, словно на посеребренных спицах колесницы.
   Пророк, не вставая, извлек из ножен за спиной свой странный меч с длинной рукоятью. Держа его в правой руке, он коснулся острием земли между ног. Резкое движение, и в глаза танцору полетела засохшая земля. Танцор с ругательствами отшатнулся и чуть не оступился. Пророк ринулся вперед и вонзил меч в нёбо зеумцу. Он подтолкнул огромное тело, и оно рухнуло на землю.
   Он стоял, а за ним кипела битва; его бороду и волосы трепал ветер. Он повернулся к Мартему, перешагнул через труп танцора с мечом…
   Освещенный утренним солнцем. Приближающееся видение.
   Нечто слишком ужасное. Слишком яркое.
   Генерал отшатнулся и попытался извлечь меч из ножен.
   – Мартем, – произнесло видение. Оно протянуло руку и с силой сжало правое запястье генерала.
   – Пророк! – выдохнул Мартем. Видение улыбнулось и произнесло:
   – Скаур знал, что нас возглавляет скюльвенд. Он видел Знамя-Свазонд…
   Генерал Мартем уставился на Келлхуса, ничего не соображая.
   Воин-Пророк повернулся и кивком указал на окрестный ландшафт.
   Прежних построений там не сохранилось. Сперва Мартем заметил Пройаса и конрийских рыцарей, попавших в бедственное положение в глинобитном лабиринте отдаленного селения. Вырвавшись из-под сени садов, с флангов к ним неслось несколько тысяч кианских кавалеристов, и во главе их реяло треугольное знамя Куяксайи, сапатишаха Кхемемы. Мартем подумал, что конрийцы обречены, но он все равно не понял, что же имел в виду Воин-Пророк… Потом он взглянул в сторону Анвурата.
   – Кхиргви, – пробормотал генерал. Тысячи кхиргви, восседающие на рослых верблюдах, врезались в ряды поспешно перестроившейся конрийской пехоты, обтекли ее с флангов и теперь мчались к холму, к Знамени-Свазонду…
   К ним.
   Их лишающие мужества, улюлюкающие боевые кличи перекрыли шум сражения.
   – Надо бежать! – крикнул Мартем.
   – Нет, – возразил Воин-Пророк. – Знамя-Свазонд не должно пасть.
   – Но оно падет! – воскликнул Мартем. – Оно уже пало! Воин-Пророк улыбнулся, и глаза его заблестели яростно и неукротимо.
   – Убежденность, генерал Мартем…
   Его рука, окруженная сияющим ореолом, легла на плечо Мартема.
   – Война – это убежденность.
   В сердцах айнонских рыцарей царили замешательство и ужас. Окончательно потеряв всякую ориентацию, они пытались докричаться друг до друга через завесу пыли, пытались понять, что же им делать. Отряды лучников налетали на них и расстреливали лошадей под ними. Рыцари ругались и прикрывались щитами, уже утыканными стрелами. Всякий раз, как Ураньянка, Сефератиндор и прочие переходили в атаку, кианцы рассеивались и отрывались от них, продолжая стрелять на ходу, и все новые рыцари с грохотом летели на выжженную солнцем землю. Многие айноны отстали от своих и очутились в затруднительном положении: на них налетали со всех сторон. Кусьетер, пфальцграф Гекаса, вслепую добрался до верха холма и оказался зажат между земляными укреплениями, сорвавшими первую атаку айнонов, и безжалостными копьями койяури. Кусьетер раз за разом вступал в схватку с элитной кавалерией кианцев, но в результате лишился коня, и его люди решили, что он убит.
   Его рыцари запаниковали и во время бегства затоптали его. Вихрь смерти продолжал кружиться…
   Тем временем сапатишах Эумарны, Кинганьехои, ринулся в атаку через луг. Большая часть его грандов врассыпную ринулись на север; им не терпелось наведаться в лагерь айнрити. Сам же Тигр ударил на запад, помчавшись со своими приближенными через поле, заполненное удирающей айнонской пехотой. Он налетел на командный пункт генерала Сетпанареса и захватил его. Генерал был убит, но Чеферамунни, король-регент Верхнего Айнона, каким-то чудом сумел бежать.
   Далеко на северо-западе штабную группу Найюра урс Скиоаты, Господина Битвы Священного воинства, захлестнуло замешательство и обвинения в предательстве. Толпы шайгекских новобранцев, составлявших центр Скаурова войска, окончательно стушевались под напором объединенной мощи нансурцев, туньеров и удара во фланг, который нанес Пройас с конрийскими рыцарями. Поверив в победу Священного воинства, айнрити ринулись преследовать бегущих, и их боевые порядки смешались. Строй превратился в беспорядочные группы людей, разделенные участками луга. Многие даже падали на колени на иссушенную землю, вознося хвалу Богу. Мало кто услышал пение труб, командующих общее отступление, – в основном потому, что очень мало труб передало эту команду. Большинство трубачей просто не поверили, что им действительно приказали именно это.
   Барабаны язычников ни разу ни дрогнули, ни разу не сбились с ритма.
   Гранды Кхемемы и десять тысяч кхиргви на верблюдах, свирепые кочевники из южных пустынь, вдруг возникли из-за толп бегущих шайгекцев и безудержно ринулись на разбившихся на отдельные группы Людей Бивня. Отрезанный от своей пехоты Пройас отступил в ближайшее селение, лабиринт глинобитных домишек, взывая попеременно то к Богу, то к своим людям. Туньеры, рассыпавшиеся по лугу, образовали круги, обнесенные стеной щитов, и сражались с поразительным упрямством, потрясенные встречей с врагом, чья ярость не уступала их собственной.
   Принц Скайельт отчаянно сзывал своих графов и рыцарей, но их задержали у земляных укреплений.
   Огромное сражение разбилось на множество битв поменьше – более отчаянных и гораздо более ужасных. Куда бы ни смотрели Великие Имена, повсюду видны были лишь отряды фаним, скачущие по нолю. Там, где язычники превосходили противника численностью, они шли в атаку и брали верх. Там, где им не удавалось одолеть врага, его окружали и начинали изводить обстрелом.
   Многие рыцари, охваченные тревогой, в одиночку кидались на врага, но под ними убивали коней, а их самих затаптывали.
   Найюр скакал изо всех сил, проклиная себя за то, что сбился с пути в бесконечных проходах и переходах лагеря. Он натянул поводья, остановив вороного у участка, огороженного галеот-скими шатрами с их тяжелыми, прочными каркасами, и взглянул на север, выискивая приметные верхушки круглых шатров, излюбленных конрийцами. Словно бы ниоткуда вылетело трое женщин; они стрелой промчались через галеотский лагерь на север и исчезли за шатрами на дальней его стороне. Мгновение спустя за ними последовала еще одна, черноволосая, что-то неразборчиво вопящая на кетьянском. Найюр взглянул на юг и увидел десятки столбов черного дыма. Ветер на миг стих, и пологи окружающих шатров повисли.
   Найюр заметил синюю накидку на доспех, брошенную у дымящегося костра. Кто-то вышил на ней красный бивень…
   Он слышал крики – тысячи криков.
   Где она?
   Найюр знал, что происходит, и, что более важно, он знал, как это будет происходить. Первые костры были зажжены как сигналы для тех айнрити, кто сейчас сражался на поле боя, – дабы убедить их в том, что их и вправду одолели. В противном случае лагерь бы сперва обыскали как следует, прежде чем уничтожать. Даже теперь кианцы наверняка кружили по лагерю, выискивая добычу, особенно такую, которая кричала и извивалась. Если он не найдет Серве в самое ближайшее время…