Эддингс Дэвид. Вор и Книга Демона

   — Я и не собирался его убивать, Эм. Вообще-то я собираюсь сделать кое-что похуже.
   — Это опасно, да?
   — Это будет не просто прогулка в парке, — признался он. — Времени у меня будет в обрез, так что не прерывай меня и не отвлекай, и остальным тоже скажи, чтоб не путались под ногами. Я знаю, что надо сделать, и мне не нужны никакие вмешательства.
   — Ты уверен, что справишься?
   — По-видимому, так считает твой брат. Да, кстати, он попросил передать, что любит тебя.
   — Ты что, шутишь?
   — Разве ты не слышала?
   — Я не разобрала.
   — Значит, ты пропустила большую часть разговора. Если подумать хорошенько, твой братец у тебя на кончике мизинца. Он совершенно тебя обожает.
   Она замурлыкала.
   — Скажи еще раз, — потребовала она.
 
   — Нам пора приступать к делу, — сказала Двейя на следующее утро после завтрака. — Солнце уже высоко, так что пойдемте наверх и начнем.
   Они встали из-за стола и направились к двери, но Альтал подал Элиару знак, и они задержались в столовой.
   — Слушай внимательно, Элиар, — сказал Альтал молодому человеку. — Это очень важно.
   — Что ты хочешь, чтобы я сделал, Альтал?
   — Когда мы войдем в башенную комнату, я хочу, чтобы ты подошел к окну, где расположена твоя специальная дверь. Делай вид, будто ты подошел к ней случайно, и как только ты будешь уверен, что на тебя не смотрят, отопри дверь и слегка приоткрой ее.
   — А хорошо ли это? То есть если Генд ищет способ забраться в Дом, а дверь не заперта…
   — Я хочу, чтобы он видел, что дверь не заперта. Когда он подойдет ко мне, я хочу, чтобы он прошел через эту дверь, а не подкрался ко мне сзади.
   — А, теперь понимаю, что ты задумал. А когда мне сделать то, о чем ты просил меня раньше?
   — Жди моего сигнала. Будь наготове, когда я скажу тебе слово. У нас будет всего несколько секунд, так что будь начеку, а если Эмми начнет на тебя кричать, не обращай внимания и делай, что я велел.
   — Из-за тебя, Альтал, у меня будут неприятности.
   — Я ей все объясню, когда все закончится. Главное, когда все начнется, слушай только меня. Если мы допустим оплошность, никто из нас не увидит заката — если предположить, что после этого еще останется солнце или что-либо другое, что могло бы закатиться.
   — Из-за тебя я начинаю нервничать, Альтал.
   — Хорошо. По крайней мере, я не один.
   — Ну, долго вы еще будете тянуть время? — крикнула им сверху Двейя.
   — Мы идем, Эм, — крикнул в ответ Альтал. — Не беспокойся.
   — Ну так вот, — сказала Двейя, когда Альтал и Элиар присоединились ко всем в башенной комнате, — когда все это начнется, я хочу, чтобы вы не приближались. Это может быть опасно. Ну что ж, Гер, принеси Книгу Генда.
   — Как скажешь, Эмми, — ответил мальчик, направляясь к кровати.
   Он встал на колени и пошарил рукой под мраморной доской, пока не наткнулся на кожаную сумку. Затем он встал и принес сумку Двейе.
   — Вот она, — сказал он, протягивая ее ей.
   — Достань ее из сумки, Гер, — сказала она, пряча руки за спину.
   — Она тебя не укусит, Эмми, — заверил он ее. — Она странная, но об нее не ошпаришься и ничего такого.
   — Возможно, это зависит от того, кто держит, Гер, — сказала она ему. — Достань Книгу из сумки и положи на стол рядом с нашей Книгой. Но так, чтобы они друг друга не касались.
   — Ну если ты так хочешь, — сказал он, развязывая шнурок на сумке. Он запустил руку внутрь и вынул большую коробку, обтянутую черной кожей. — Кажется, она немного тяжелее, — заметил он. — После этого он положил коробку на блестящий мраморный стол. — Так хорошо? — спросил он.
   — Придвинь ее немного ближе к белой, — ответила Двейя.
   Он придвинул черную коробку к белой.
   — Теперь хорошо?
   Она взглянула на обе коробки.
   — Думаю, так сойдет.
   — Ничего не происходит, Двейя, — сказал Бхейд.
   — Еще рано, — ответила она. — Потому что кое-чего не хватает. Дай мне свой Кинжал, Элиар.
   — Хорошо, Эмми, — отозвался он, вынимая Кинжал.
   Альтал бросил взгляд в южное окно и увидел, что дверь слегка приоткрыта, в это время Элиар перевернул Кинжал и подал его рукоятью к Двейе.
   — Не так, — сказала она ему, расставив руки ладонями вверх. — Просто положи его мне на ладони.
   — Как скажешь.
   Элиар положил Кинжал на ее расправленные ладони. Она повернулась лицом к столу и застыла, держа Кинжал над обеими Книгами.
   — Теперь подождем, — сказала она.
   — Чего мы ждем, Эмми? — с любопытством спросил Гер.
   — Нужного момента.
   — Должен прозвенеть звонок или еще что-нибудь?
   — Не совсем. Но я не сомневаюсь, что мы все это заметим. Это заметят даже в другом конце света.
   — А, это одно из тех событий!
   — “Те события”, как ты выразился, — это нечто вроде семейной традиции. Мы часто занимаемся этим в кругу семьи.
   И вдруг, казалось, сам Дом вздрогнул, словно от далекого удара грома, и небо за окнами потемнело.
   Кинжал, лежащий поперек ладоней Двейи, стал как будто расплываться, и полилась его победная песня. Затем он превратился в бесформенный туман.
   — Что происходит? — в голосе Бхейда слышалась тревога.
   Но Двейя не ответила, а неясный туман над ее ладонями начал сгущаться, и на месте Кинжала Элиара появилась тонкая сверкающая золотая коробка.
   Золотистый свет, который, казалось, исходил от Книги Двейи, вдруг прогнал тьму, спустившуюся над Домом. Чернильные тучи, которые некоторое время застили солнце, гигантской волной заклубились прочь к горизонту, поглощаемые золотистым светом Книги и радужным сиянием Божественного огня.
   — Я скучала по тебе, — нежно сказала Двейя своей Книге. — Наконец-то настало время, когда ты должна совершить то, что я заставила тебя совершить в самом начале.
   Она бережно положила золотую Книгу поверх тех Книг, что лежали на столе, тщательно поправляя ее так, чтобы она стала мостом между Книгой Дейвоса и Книгой Дэвы.
   Дом задрожал сильнее, и из глубины земли донесся такой гулкий звук, что его можно было скорее почувствовать, нежели услышать. А с небес и с окрестных гор долетел знакомый отчаянный стон, смешавшийся с песней Кинжала.
   — Ах, замолчите, — равнодушно сказала Двейя, — вы оба. Я пытаюсь сконцентрироваться.
   Золотистый свет Книги стал ярче, охватывая весь стол ослепительным сиянием.
   — Не приближайтесь! — предостерегла Двейя. — Начинается!
   Над мерцающим сиянием, которое охватило весь стол, начала подниматься струйка дыма.
   — Неужели Книги горят? — взвизгнул Бхейд.
   — Книга Генда горит, — ответила Двейя. — Это-то и было целью с самого начала.
   — По-моему, ты сказала, что она не может гореть, — со страхом сказала Андина.
   — В обычном огне — нет, дорогая, — ответила Двейя. — Но этот огонь на столе не обычный.
   — Это правда, Андина, — сказала Лейта.
   — Но…
   — Замолчи, дорогая, — сказала ей бледная девушка, — и отойди.
   После этого она быстро взглянула на Альтала.
   — Он идет! — предупредила она.
   — Я знаю, — мрачно произнес Альтал. — Я его ждал.
   Дверь Элиара с треском распахнулась, и появился Генд, объятый пламенем, а за ним следовал объятый пламенем Хном. И были они облачены в доспехи огненные, и мечи в их руках пламенели.
   — Я пришел забрать то, что принадлежит мне! — громовым голосом заявил Генд, а его горящие глаза сверкали, как угли, и были наполнены гневом.
   Двое, объятые огнем, ввалились в дверь Элиара, но позади них, казалось, была открыта другая дверь, за которой творился абсолютный ужас. Альталу показалось, что сквозь ту дверь позади двери Элиара виднелся город из огня. Здания вздымались языками пламени, а улицы были реками жидкого огня. Множество народу стенало и горело на огненных улицах, а вокруг них шипели молнии.
   Генд воздел свой огненный меч.
   — Вот орудие твоей гибели, вор! — проревел он, и молнии пронизывали его лицо, а волосы языками пламени извивались вокруг его головы.
   И неумолимо стал надвигаться Генд на Альтала и в сторону объятого золотистым светом стола, оставляя на мраморном полу огненные следы.
   Но Альтал поднял руку и произнес:
   — Леохт!
   И стена чистейшего света преградила Генду путь к его цели, и Генд закричал, и вместе с ним закричали все огненные хозяева Нагараша.
   Охваченный безумным отчаянием, Генд ударился о стену света, которая преградила ему путь, и молнии кипели вокруг него, а его огненный меч глухо зазвенел о преграду, которую Альтал одним своим словом восстановил пред ним.
   — Ты сломаешь свой меч, Генд, — сказал ему Альтал, пытаясь изгнать из своей речи все следы архаического языка. — Ты не сможешь войти, если только я не позволю тебе войти. Ты готов слушать?
   Генд, по-прежнему объятый пламенем, схватил рукоять своего меча обеими руками и стал наносить мощные удары по стене света.
   — Ты только теряешь время, Генд, — сказал ему Альтал, — а времени у тебя осталось немного.
   — Что ты делаешь? — спросила Двейя.
   — Не вмешивайся, Эм! — отрезал Альтал. — Это между мной и Гендом!
   Генд опустил свой огненный меч, но глаза его запылали еще ярче, а вокруг него выли кричащие сонмы жителей Нагараша.
   — У тебя есть выбор, Генд, — сказал Альтал своему взбешенному врагу, — и ты должен сделать его сейчас. Ты можешь упрямо продолжать делать глупости и принять на себя все их последствия, либо ты можешь обернуться и закрыть эту дверь.
   — Ты сошел с ума? — вскричал Генд, и пламя еще ярче запылало вокруг него.
   — Закрой дверь, Генд, — сказал ему Альтал. — Если ты закроешь дверь, огонь уйдет. Соберись с мыслями и закрой дверь. Оставь за порогом Нагараш и Дэву. Это твой единственный шанс на спасение.
   — Спасение? — взвизгнул Генд. — Ты идиот, у меня в руках целый мир! Я могу завладеть им — навечно!
   — Нет, без своей Книги ты не можешь этого сделать, но тебе не удастся добраться до этой Книги вовремя, пока ты еще можешь ею воспользоваться. Ты проиграл, Генд. Я тебя победил. Если ты это признаешь, то сохранишь себе жизнь. Если же откажешься — у тебя нет никаких шансов. Выбирай, Генд. Сделай свой выбор сейчас, и покончим с этим. Время истекает.
   — Я заберу свою Книгу!
   — Ты уверен?
   Генд снова набросился на стену света, и Альтал вдруг почувствовал облегчение, как будто с его плеч упала какая-то тяжесть.
   — Кто-нибудь об этом когда-нибудь услышит, — пробормотал он, затем поднял руку и сказал: — Гхес!
   Генд, все еще объятый пламенем, ринулся вперед, и тут преграда из золотистого света замерцала и исчезла, а крики множества обитателей Нагараша превратились в победный рев.
   Альтал отошел в сторону, а его враг в отчаянии бросился к столу. Объятый пламенем Генд на мгновение заколебался, а затем, отбросив в сторону свой огненный меч, протянул обе руки прямо в огонь, словно пытаясь схватить сразу три Книги. Но когда руки его погрузились в золотистый свет, песнь Кинжала взметнулась ввысь, и изумленный Генд с проклятием отдернул руки назад.
   — Неужели ты действительно думал, что я позволю тебе это сделать? — спросил Альтал. — Ты можешь взять свою Книгу, если считаешь, что тебе это нужно, но наши останутся там, где они есть. Быстрее, Генд! Время почти истекло.
   В ответ Генд испустил почти животное рычание и выхватил тлеющую черную Книгу.
   — Это еще не конец, Альтал! — крикнул он, оборачиваясь к двери.
   — Это конец, брат, — голос этот не принадлежал Альталу, хотя исходил из его уст. И тут этот голос прогремел, как гром. — Давай, Элиар!
   Раздался внезапный глухой звук, и дверь за окном Двейи исчезла. Арочный проем, который служил ей обрамлением, превратился в бесформенную дыру, наполненную пустым и темным “нигде” и “никогда”.
   За пределами этой бесформенной дыры Альтал увидел, как огненные дома и стонущие огненные существа, которые были самой сутью Нагараша, погружаются и растворяются в огненных реках, являвших собой улицы этого города проклятых, и реки эти устремились к какому-то невообразимому пределу, чтобы водопадом обрушиться с этого края в бездну абсолютного ничто. И все смешение этих домов, и улиц, и обитателей огненного города, осознав судьбу свою, испустило крик отчаяния, и крик этот становился все тише, и тише, и тише, замирая в последнем молчании.
   Хном, весь в огне и невнятно кричавший что-то в панике, пытался зацепиться за края бесформенной дыры, но его неумолимо затягивало в пустоту, которая начиналась за этой дверью, однако попытки его, конечно, были безуспешны, и, преодолев порог этого мира, Хном исчез.
   Облаченный в огненные доспехи Генд, все еще сжимая рукой горящую Книгу, отчаянно молотил свободной рукой, ища, за что бы зацепиться, а пустота по ту сторону двери тянула его по гладкому мраморному полу башенной комнаты. Крича и изрыгая проклятия, он царапал ногтями мрамор, но все равно продолжал скользить навстречу своей неумолимой судьбе. И в последний момент он бросил умоляющий взгляд на своего врага и в мольбе протянул к нему руку.
   — Альтал! — закричал он — Помоги мне!
   И, по-прежнему прижимая к груди свою Книгу, он исчез вместе с ней в проеме этой ужасной двери, а их слившийся воедино крик, затихая, несся им вслед, когда они начали свое вечное падение в пустоту, которая наконец призвала их к себе.
   — Закрой дверь, Элиар, — в глубокой печали сказал Альтал — Мы с этим покончили.

ЭПИЛОГ

   — Это было такое, во что невозможно поверить, пока не увидишь собственными глазами, Твенгор, — говорил Гебхель густобородому вождю клана, когда в начале следующего лета, вечером накануне свадьбы Халора и Алайи Альтал и его друзья сидели в замке Альброна и делились воспоминаниями. — Эта штуковина торчала посреди лугов Северного Векти, как гигантский пень, если не считать того, что не часто встречаешь пень в тысячу футов высотой.
   — Я по-прежнему не понимаю, что тебя дернуло оставить свои траншеи, Гебхель, — сказал недавно избранный вождь Вендан. — Ты тогда только что разбил в пух и прах кавалерию ансу и отразил внезапную атаку с тыла. И чего тебе не сиделось на месте? По-моему, твои траншеи были весьма эффективны.
   — Разведка Халора донесла, что к ансу идет подкрепление, и было совершенно очевидно, что они подойдут к нашим окопам гораздо раньше, чем могли прийти Креутер и Дрейгон, — объяснил Гебхель. — Окопы — это неплохо, но при условии, что враг не слишком превосходит тебя численностью. А когда их число начинает колебаться в пределах пять к одному в его пользу, я всегда говорю, что пора сниматься и бежать.
   — Но все обернулось к лучшему, — сказал сержант Халор. — Говоря совсем откровенно, у меня самого были кое-какие сомнения по поводу этой башни, но артезианский источник и запасы еды в пещере перевесили чашу весов.
   — О да, — широко улыбаясь, согласился Гебхель. — Если вы, джентльмены, позволите мне дать вам один совет, я скажу: на вашем месте я не стал бы играть с Халором в кости, если этого можно избежать. Последнее время у него полоса невероятного везения. Даже природа как будто на его стороне.
   — Да? — удивился Колейка Железная Челюсть.
   — Когда ему нужно раздуть огонь, среди мертвого штиля вдруг поднимается ураганный ветер. Да еще это землетрясение, которое раскололо надвое верхушку башни, так что земля разверзлась прямо перед носом того безумца, который штурмовал наши позиции. А в довершение всего еще эта река, которая хлынула в обоих направлениях и смыла всю вражескую армию.
   Гебхель рассеянно потер рукой свою лысую голову.
   — Там происходило много такого, чего я так и не понял, — признался он.
   — А вы не рассматривали возможность божественного вмешательства, сержант? — лукаво спросил Бхейд.
   — Я арумец, брат Бхейд, — сказал Гебхель. — Мы предпочитаем не думать о таких вещах. — Он пожал плечами. — Я точно не знаю, как произошли все эти счастливые события. Я просто рад, что в этой войне Халор был на моей стороне.
   — Я бы сказал, его полоса удачи еще не закончилась, — сказал Твенгор, улыбаясь. — Я видел женщину, на которой он завтра женится, и это такая удача, о которой любой может только мечтать.
   Альтал слегка улыбаясь откинулся в кресле. Каждый раз, когда собираются вместе больше трех арумцев, они сразу начинают рассказывать истории о войне, и с каждым разом эти истории становятся все лучше и лучше. Пройдет немного времени, и истории перерастут в легенды, а легенды склонны приукрашивать самые невероятные и яркие моменты. Пройдут годы, и арумцы будут лишь пожимать плечами, услышав о реках, что текут в обе стороны, о Кинжале, который умеет петь, и о светловолосой девушке, которая может слышать мысли окружающих ее людей. События последних двух лет станут частью фольклора, и Эмми ускользнет неслышно на своих мягких лапках, и никто уже не будет знать о том, как многое она изменила в области возможного и реального.
   — Но ведь ты-то будешь это знать, милый? — промурлыкал в его голове ее тихий голос.
   — Я не в счет, Эм, — ответил он. — Мне кажется, где-то по пути у меня сместилось значение слова “невозможное”. Я уже почти ничему не удивляюсь.
   — Думаю, мне удастся что-нибудь придумать, чтобы изменить твой настрой, любимый, — промурлыкала она.
   Брат Бхейд совершал обряд венчания на свадьбе Халора и Алайи. Там присутствовала и Двейя, лишь слегка переодетая, а после церемонии она присоединилась к толпе поздравляющих гостей, которые окружили невесту и жениха в доме Альброна.
   — Мне кажется, я придумала способ решить кое-какую проблему, милый, — прошептал Альталу ее молчаливый голос.
   — Да? Какую проблему, Эм?
   — Позже скажу, любимый. Сперва нам нужно развязаться еще с двумя свадьбами.

* * *

   — Но я же им не отец, Эм, — возражал Альтал несколько дней спустя, когда они были в башне вдвоем.
   — Не спорь со мной, Альтал. Просто сядь спокойно, прими отцовский вид и дай благословение. Это старинный ритуал, а ритуалы очень важны для девушек. Не пытайся превращать это в фарс, Альтал. Я тебя предупреждаю.
   — Хорошо, Эм. Не надо завязывать хвост узлом по этому поводу.
   — Все эти замечания относительно “хвоста, завязанного узлом” начинают уже обрастать бородой, Алти, — едко сказала она. — Они и с самого начала были не слишком удачными, но с каждым разом, когда ты находишь самый ничтожный предлог, чтобы их повторить, они становятся все менее смешными.
   — Что-то у тебя сегодня ворчливое настроение, Эм. Что тебя беспокоит?
   — Наши дети уходят от нас, Альтал, — в задумчивости ответила она. — Элиар с Андиной вернутся в Остос, а Бхейд и Лейта будут жить в Магу.
   — Но у нас еще есть Гер, Эм. Пройдет еще немало времени, пока он вырастет.
   — Об этом нам стоит поговорить, милый. У Гера никогда не было того, что хотя бы отдаленно напоминало нормальное детство, и я думаю, нам следует с этим что-то сделать… после свадьбы.
   — У нас две свадьбы, Эм.
   — Давай устроим одну, любимый. Расставание и так достаточно печально, так не будем его растягивать.
   — А кто будет совершать обряд венчания? Может быть, Эмдаль?
   — Нет, только не в моем храме.
   Альтал непонимающе заморгал.
   — Ты собираешься делать это сама? — недоверчиво спросил он.
   — Конечно, дурачок. В конце концов, они же мои дети, и я хочу быть уверена, что все пройдет как надо.
   — Как скажешь, Эм, — сдался он.
   В одно прекрасное летнее утро Альтал сидел в башне, делая вид, будто читает Книгу, а Двейя, облаченная в роскошный наряд, восседала у южного окна. Открылась дверь, выходящая на лестницу, и вошел Гер, снова одетый в костюм пажа.
   — Меня попросили сказать, что они хотят тебя видеть, Альтал, — сказал он. — Андина произнесла передо мной целую речь. Надеюсь, ты не собираешься ее выслушивать?
   — Давай, Гер, хотя бы сделаем вид, — ответила ему Двейя. — Произнеси речь свою на манер официальный.
   — Я в самом деле должен так говорить? — с некоторым отвращением спросил Гер.
   — Девушкам так больше понравится, Гер.
   Гер вздохнул.
   — Хорошо, Эмми, как скажешь. — Он прокашлялся. — О всемогущий отец, — обратился он к Альталу, — дети твои умоляют тебя выслушать их, ибо речь идет о предмете крайней важности.
   — Скажи так, как надо, Альтал, — твердо сказала Двейя.
   — Раз уж ты этого хочешь, Эм.
   Альтал выпрямился.
   — Скажи моим благородным отпрыскам, что я выслушаю их просьбу, сын мой, — сказал он Геру, — за исключением непредвиденных требований с их стороны, властью, коей наделила меня наша обожаемая Богиня, я с радостью дарую им позволение в ответ на любую и каждую их просьбу.
   — Непредвиденных требований? — спросила Двейя.
   — Простая предосторожность, Эм. Назначим им приданое в разумных пределах.
   Рука об руку Андина и Элиар, облаченные в парадные одежды, вступили в башенную комнату, а за ними по пятам следовали Лейта и Бхейд.
   Последовали чересчур цветистые поклоны и реверансы.
   — Благородный и возлюбленный отец наш, мы пришли сегодня, чтобы принести к ногам твоим свою просьбу, — объявила Андина, — ибо ты ведешь — и должен вести нас — во всех делах наших. И сейчас благородный Элиар и святейший Бхейд будут говорить об этом, но знай, что моя возлюбленная сестра и я присоединяемся к их просьбе. Долго и трудно обдумывали мы это решение, но явственно кажется нам, что много пользы принесет это народам, ежели ты великодушно снизойдешь к нашей просьбе.
   — Намерена ли ты, достославная Эрайя, бесконечно продолжать речь сию? — спросил Альтал, сознательно утрируя официальную речь, с которой обратилась к нему Андина, — ибо коли ты намерена продолжать и далее свои речи, не гуманнее ли было бы позволить храброму Элиару и правдивому Бхейду присесть?
   — Ты не должен этого говорить! — вспыхнула Андина. — Двейя, скажи ему, чтоб перестал!
   — Будь умницей, Альтал, — с укором сказала ему Двейя. — Продолжай, Андина.
   Маленький оратор храбро выступила вперед, и Альтал несколько раз подавил зевок.
   — Я не смею пытаться превзойти нашу дорогую эрайю, — заявила Лейта. — Посему скажу простыми словами. Дорогой папочка, экзарх Серой Рясы пленил мое сердце. Я хочу его. Отдай его мне.
   — Лейта! — выдохнула Андина. — Так не делается!
   — Ну а вы, джентльмены? — спросил Альтал Элиара и Бхейда, — что вы думаете по этому поводу?
   — Мы с Андиной хотим пожениться, — просто сказал Элиар. — Ты не против?
   — Я не против, — ответил Альтал. — А ты что об этом думаешь, Эм?
   — Я это переживу, — сказала она, слегка улыбаясь.
   — Значит, все улажено. У тебя есть, что добавить, Бхейд?
   — Не думаю, что мне осталось многое сказать, Альтал, — заметил Бхейд. — Я хочу Лейту не меньше, чем она меня, а может, даже немного больше. Официальная свадьба была бы неплохой идеей, потому что кое-что все равно скоро начнется — с церемонией или без.
   — Он, несомненно, делает успехи, правда? — сказала Лейта, лукаво улыбаясь.
   — Что скажет могущественный Альтал в ответ на нашу нижайшую просьбу? — спросила Андина, пытаясь спасти остатки официальной церемонии от полного краха.
   — Если я скажу “да”, возражений не будет? — спросил Альтал.
   — И все? — вспыхнула Андина. — Просто “да”? И больше ничего?
   — В этом есть свое грубоватое очарование, — заметила Лейта. — А теперь, раз никто особенно не возражает, я думаю, мы с братом Бхейдом поглубже рассмотрим значение фразы “с церемонией или без”, верно?
   Бхейд густо покраснел.
   И вот случилось так, что однажды, когда золотая осень заблистала над землей во всем своем великолепии, множество людей со всех уголков света, которые известны человеку, собрались вместе в просторном храме Богини Двейи в величественном городе Магу. И благоухали цветы, украшавшие алтарь, и необычайной радостью были наполнены души тех, что собрались там, чтобы присутствовать на соединении, которое должно было произойти в тот счастливый день.
   И Богиня Двейя — мать и хранительница всего живого — улыбалась, и улыбка ее прогнала все печали, и всех, кто там был, обуял восторг.
   И вот — Та, что была матерью всего, исполнилась любви, и ее милое лицо стало огромным, ибо ни одна человеческая форма не могла бы вместить в себя такую огромную любовь. И молвила она тогда на языке древнем, ибо как Двейя была матерью любви, так и язык тот, на котором она говорила, был матерью языков человеческих, где и когда бы ни жил человек. Странным и непривычным казался язык, на котором она говорила, но все, кто были там, ясно понимали смысл его, ибо Двейя говорила для их сердец и разума, а не для ушей.
   И мать любви говорила о любви с теми, кто пришел к ней, чтобы она благословила их союз. И вот: она открыла меж ними двери, которые раньше никогда не открывались, и сознание высокого Элиара навсегда оказалось связанным с сознанием маленькой Андины, и сознания их слились воедино на том древнем языке, чтобы никогда уже не разделяться, и так они были обвенчаны.
   Тогда обратила Божественная Двейя свое внимание на святого Бхейда и бледную Лейту. В смятении были разум и сердце Бхейда, ибо в момент гнева нанес он смертельный удар сородичу своему человеку, и вина его тяжким бременем лежала на душе его. И вот, Богиня Двейя волей своей и безграничной любовью сняла грех с падшего священника, и душа его очистилась. И так же простерла Богиня Двейя свое безграничное прощение на бледную Лейту. Велика была вина Лейты, ибо совершила она деяния, к которым ее призвала необходимость, но страдания Комана все еще бередили сердце милой Лейты. И божественная Двейя нежно убрала из памяти своей бледной дочери все воспоминания о судьбе Комана, чтобы вновь она обрела целостность, и так оба несчастных были освобождены от их страданий, а разум и сердца их соединились воедино, и были они обвенчаны.