Эддингс Дэвид. Вор и Книга Демона

   — Тогда скажи это еще раз.
   — Что сказать, дорогая?
   — Ты знаешь — что!
   — Хорошо, котенок, я люблю тебя. Тебе от этого лучше?
   Она потерлась мордочкой о его щеку и замурлыкала. Времена года сменяли друг друга, как всегда, хотя здесь, на макушке мира, лето было коротким, а зимы длинные, и после того как они сменились много раз, прошлое, казалось, забылось, превратившись лишь в смутное воспоминание. Тем временем незаметно проходили дни за днями, а Альтал по-прежнему бился над Книгой. Он начал все чаще проводить время, уставившись на освещенный купол, размышляя о тех странных вещах, которые открыла ему Книга.
   — Что с тобой? — раздраженно спросила однажды Эмеральда, когда Альтал сидел, почти не глядя в Книгу, которая лежала перед ним на гладкой поверхности стола. — Ты даже не можешь сделать вид, что читаешь.
   Альтал положил руку на Книгу.
   — Просто в ней говорится о том, что мне непонятно, — ответил он. — Я пытаюсь это постичь.
   Она вздохнула.
   — Скажи мне, что это, — сказала она покорно. — Я тебе объясню. Ты все равно не поймешь, но я все же объясню.
   — Знаешь, ты иногда говоришь обидные вещи.
   — Конечно. Я делаю это нарочно. Но ты ведь все равно любишь меня?
   — Думаю, да.
   — Ты думаешь?
   Он усмехнулся.
   — Вот я тебя и расшевелил, правда?
   Она прижала уши и зашипела на него.
   — Не сердись, — сказал он, почесывая ей за ушами. Потом он снова взглянул на строчку, которая его волновала. — Если я правильно прочел, здесь говорится, что все сотворенное Дейвосом имеет в его глазах одинаковую ценность. Означает ли это, что человек значит для него не больше, чем какая-нибудь букашка или песчинка?
   — Не совсем так, — ответила она. — На самом деле это означает, что Дейвос не думает о каждой отдельной частичке созданного им мира. Для него важно все в целом. Человек — это только маленькая часть целого, и он приходит в этот мир совсем ненадолго. Человек рождается, проживает свою жизнь и умирает за такой короткий срок, что горы или звезды даже не замечают, как это происходит.
   — Это печально. То есть мы ничего не значим? Дейвос даже не будет скучать по нам, когда последний из нас умрет?
   — Вероятнее всего, он будет скучать. Дейвос все еще помнит о тех живых существах, которые жили раньше и которых теперь уже нет.
   — Тогда почему он дал им умереть?
   — Потому что они исполнили свое предназначение. Они выполнили то, ради чего были рождены, и Дейвос дал им уйти. Кроме того, если бы все, кто жил раньше, жили бы и по сей день, не было бы места для нового.
   — Рано или поздно это произойдет и с людьми, правда?
   — Это не совсем так, Альтал. Другие существа принимают мир таким, как он есть, а человек его изменяет.
   — А Дейвос руководит нами в этих изменениях?
   — Зачем ему это нужно? Дейвос не тратит сил напрасно, дорогой. Он дает толчок, а потом идет дальше. Все ошибки, которые ты совершаешь, целиком на твоей совести. Не ропщи за это на Дейвоса.
   Альтал протянул руку и взъерошил ей шерсть.
   — Мне хотелось бы, чтобы ты больше так не делал, — сказала она. — После этого приходится всегда приглаживать шерсть заново.
   — Зато тебе есть чем заняться в промежутке между сном, Эмми, — сказал он ей и снова погрузился в чтение Книги.

ГЛАВА 6

   Прошлое тем больше стиралось из памяти Альтала, чем больше он читал Книгу. Теперь он умел уже прочитывать ее от начала до конца, и делал это настолько часто, что мог наизусть пересказывать длинные отрывки. Чем больше все это врезалось в его память, тем больше изменялось его представление о мире. То, что казалось ему важным до того, как он пришел сюда, в Дом на Краю Мира, теперь утратило свою значимость.
   — Неужели я был так ничтожен, Эм? — спросил он свою спутницу в один из вечеров ранней осенью одного из бесконечных годов.
   — О чем именно ты говоришь, дорогой? — спросила она, рассеянно намывая свои ушки.
   — Я был уверен, что я величайший вор в мире, но на самом деле я всегда был просто заурядным разбойником с большой дороги, который бил людей по голове, чтобы украсть одежду.
   — Да, совершенно верно. И что ты об этом думаешь?
   — Я мог бы сделать больше за свою жизнь, правда?
   — Именно для этого мы здесь, дорогой, — сказала она ему. — Хочешь ты этого или нет, нам придется сделать больше в нашей жизни. Я беру это на себя. — Она посмотрела на него в упор своими таинственными зелеными глазами. — Думаю, пора научить тебя пользоваться силой Книги.
   — Что значит «пользоваться»?
   — С помощью Книги ты можешь совершать некоторые вещи. Как ты думаешь, откуда появляется по вечерам твой ужин?
   — Тебе лучше знать, Эм. С моей стороны, наверное, было бы невежливо совать нос в такие дела.
   — Вежливо или невежливо, но тебе придется этому научиться, Альтал. Некоторые слова в Книге имеют значения действий — такие как «рубить», «копать» или «резать». Если ты знаешь, как пользоваться Книгой, эти действия ты можешь совершать с ее помощью, вместо того чтобы самому гнуть спину. Поначалу, когда ты будешь совершать эти действия, тебе нужно будет прикасаться к Книге. Но после некоторой тренировки это уже не понадобится. То же самое можно будет делать, лишь думая о Книге.
   — Но ведь Книга всегда будет находиться здесь?
   — В этом-то все и дело, дорогой. Книга должна оставаться здесь. Выносить ее в мир небезопасно, а ты должен будешь выйти отсюда, чтобы совершить некоторые дела.
   — Да? Какие дела?
   — Пустяки — спасти мир, сделать так, чтобы звезды оставались на небе, где и должны быть, следить, чтобы время не останавливалось, — вот такие дела.
   — Ты разыгрываешь меня, Эм?
   — Вовсе нет. Но мы приступим к этим делам позже. Сначала давай попробуем простое. Сними башмак и забрось его под кровать. Затем прикажи ему вернуться к тебе.
   — Не думаю, что он меня послушается, Эмми.
   — Послушается, если ты скажешь правильное слово. Все, что от тебя требуется, — это положить руку на Книгу, посмотреть на башмак и сказать: «Гвем». Это все равно что позвать щенка.
   — Это ужасно устаревшее слово, Эмми.
   — Конечно. Это одно из первых слов. Язык, на котором написана Книга, — прародитель нашего языка. Из него возник язык, на котором ты говоришь. Просто попробуй, дорогой. Когда-нибудь мы поговорим с тобой о том, как изменялся язык.
   Он с сомнением снял башмак и зашвырнул его под кровать. Затем положил руку на Книгу и нехотя сказал:
   — Гвем.
   Ничего не произошло.
   — Ну хватит, оставим эту затею, — пробормотал он.
   — Надо скомандовать, Алти, — сказала Эмеральда с усталостью в голосе. — Неужели ты думаешь, что щенок послушается тебя, если ты скажешь это таким тоном?
   — Гвем! — резко скомандовал он башмаку. Он совершенно этого не ожидал, а потому не был готов защититься от башмака, который ударил его прямо в лицо.
   — Хорошо, что мы не начали с твоего копья, — заметила Эмми. — Когда ты делаешь это, лучше выставить руки вперед, Альтал. Пусть башмак знает, где он должен оказаться.
   — Получилось! — воскликнул он в изумлении.
   — Разумеется. А ты не верил мне?
   — Ну, в общем, не очень. Я ведь не думал, что все произойдет так быстро. Я думал, что башмак заскользит по полу. Я не знал, что он полетит.
   — Просто ты скомандовал слишком резко, дорогой. Когда ты совершаешь какие-то действия таким образом, очень важен тон голоса. Чем громче и резче ты говоришь, тем быстрее все происходит.
   — Я это запомню. Удар моим собственным башмаком в лицо не оставил меня равнодушным. Почему ты не предупредила меня?
   — Потому что ты не слушаешь меня, Алти. Предупреждать тебя о чем-либо значит попусту тратить слова. Теперь попробуем еще.
   В следующие несколько недель Альтал потратил на этот башмак кучу времени и постепенно научился искусно менять тон голоса. Он также обнаружил, что разными словами можно заставить башмак делать разные вещи. Если сказать «Дью», он оторвется от пола и просто повиснет в воздухе. Скажешь «Дрю» — и он снова опустится на пол.
   Как-то поздним летом, когда Альтал занимался подобными упражнениями, ему в голову пришла забавная идея. Он взглянул на Эмеральду, которая сидела на кровати и старательно мыла ушки. Он сконцентрировал на ней свое внимание, положил руку на Книгу и сказал:
   — Дью.
   Эмеральда тут же поднялась в воздух и оказалась сидящей ни на чем, вровень с его головой. Она продолжала чесать уши так, как будто ничего не произошло. Потом посмотрела на него, и глаза ее были холодными и суровыми. Она резко скомандовала:
   — Бхлаг!
   Альтал почувствовал сильный удар прямо в подбородок и покатился на пол. Удар как будто возник ниоткуда, и Альтала колотило до тех пор, пока он не встал на ноги.
   — Мы ведь договорились не делать этого друг с другом, правда? — сказала Эмеральда почти ласково. — А теперь поставь меня на место.
   Ему никак не удавалось сфокусировать взгляд. Он закрыл один глаз рукой, чтобы ее увидеть, и извиняющимся голосом сказал:
   — Дрю.
   Эмеральда медленно опустилась обратно на кровать.
   — Так гораздо лучше, — сказала она. — Ты собираешься вставать с пола или желаешь еще полежать там немного?
   После чего снова принялась мыть ушки.
   В тот момент он так или иначе пришел к заключению, что существуют некие правила и что нарушать их неразумно. Он также понял, что Эмеральда только что продемонстрировала ему следующий этап. Когда он получил свой удар и пролетел через всю комнату, она находилась далеко от Книги.
   Он продолжил свои упражнения с башмаком. Это было сподручнее, чем с остальными предметами, к тому же у башмака отсутствовали острые края, как у некоторых других вещей. Просто ради того, чтобы посмотреть, сможет ли он это сделать, Альтал приделал башмаку пару крыльев, и тот полетел по комнате, натыкаясь на все, что попадалось. Альталу пришло в голову, что где-нибудь в таверне Набьора или в доме у Гасти Большое Брюхо летающий башмак произвел бы большое впечатление. Но все это было так давно. Он лениво перебирал свои воспоминания, пытаясь определить, сколько лет он провел здесь, в Доме, но почему-то никак не мог подсчитать.
   — Сколько времени я здесь, Эм? — спросил он свою соседку.
   — Довольно много. А почему ты спрашиваешь?
   — Мне просто интересно. Я едва могу припомнить время, когда я здесь не был.
   — На самом деле здесь, в Доме, время не имеет значения, дорогой. Ты здесь, чтобы учиться, а некоторые вещи в Книге чрезвычайно сложны. Твоему разуму потребовалось очень много времени, чтобы постичь их. Когда мы доходили до таких вещей, я обычно делала так, что твои глаза закрывались, пока разум работал. Так было гораздо спокойнее. Ты спорил с Книгой, а не со мной.
   — Постой, я что-то не понимаю. Ты говоришь, что иногда я засыпал и мог проспать неделю или даже больше?
   Она одарила его одним их своих возмутительно надменных взглядов.
   — Месяц? — спросил он недоверчиво.
   — Бери больше, — посоветовала она.
   — Ты заставляла меня спать годами? — почти закричал он ей.
   — Сон очень полезен для тебя, дорогой. Приятно, что ты во время такого сна не храпишь.
   — Как долго, Эмми? Как долго я был заперт в этой комнате с тобой?
   — Достаточно долго, чтобы мы могли узнать друг друга. — И она испустила один из своих усталых вздохов. — Ты должен научиться слушать, когда я говорю тебе о чем-то, Альтал. Ты долгое время провел в этом Доме, чтобы научиться читать Книгу. Впрочем, это не занимает очень уж много времени. Гораздо больше потребовалось, чтобы научить тебя понимать Книгу. И ты еще не совсем этому научился, но делаешь успехи.
   — Это значит, что я очень, очень старый, да?
   Он поднял руку, схватил прядь своих волос и оттянул ее, чтобы посмотреть.
   — Ну не так уж я и стар, — с усмешкой сказал он. — У меня еще даже волосы не поседели.
   — А почему бы им быть седыми?
   — Не знаю. Просто так. Когда человек стареет, у него седеют волосы.
   — В этом-то все и дело, Альтал. Ты не состарился. В этом Доме ничего не меняется. Ты по-прежнему того же возраста, как когда пришел сюда.
   — А ты? Ты тоже того же возраста?
   — Разве я уже не сказала?
   — Насколько я помню, однажды ты сказала мне, что не всегда была здесь.
   — Не всегда. Давным-давно я была не здесь, а потом пришла сюда, чтобы ждать тебя. — Она бросила взгляд через плечо на горные вершины, виднеющиеся в южном окне. — Когда я пришла, их не было, — добавила она.
   — Я думал, горы были всегда.
   — Ничто не бывает всегда, Альтал, кроме меня, конечно.
   — Должно быть, во времена, когда этих гор еще не существовало, мир был совсем другим, — задумчиво пробормотал он. — Где же тогда жили люди?
   — Они не жили. Тогда еще не было людей. Вместо этого были другие существа, но они умерли. Они исполнили свое предназначение, и Дейвос позволил им уйти. Но он все еще скучает о них.
   — Ты всегда говоришь о Дейвосе так, как будто знакома с ним лично.
   — На самом деле мы с ним очень хорошо знакомы.
   — Ты называешь его Дейвос, когда вы разговариваете?
   — Иногда. Когда я действительно хочу привлечь его внимание, я называю его братом.
   — Ты сестра Бога? — Альтал был в изумлении.
   — Что-то вроде.
   — По-моему, не стоит углубляться дальше. Давай вернемся к тому, о чем говорили перед этим, Эм. Так сколько я здесь пробыл? Скажи цифру.
   — Две тысячи четыреста шестьдесят семь лет — как одна неделя.
   — Ты только что это сама сочинила?
   — Нет. Что еще ты хочешь спросить?
   Он с трудом переварил это.
   — Значит, мой сон здесь очень часто длился гораздо больше, чем я предполагал? Получается, что я, наверное, самый старый человек на земле?
   — Не совсем. Есть один человек по имени Генд, который немного тебя старше.
   — Генд? По-моему, он не выглядит таким уж старым.
   Она вытаращила на него свои зеленые глаза.
   — Ты знаешь Генда?
   — Конечно. Это он нанял меня, чтобы я пришел сюда и украл Книгу.
   — Почему ты мне не сказал? — Она почти закричала на него.
   — Я должен был это сказать?
   — Нет, на самом деле не должен. Ты идиот! Ты скрывал это все последние двадцать пять веков!
   — Успокойся, Эмми. Если будешь впадать в истерику, мы никуда не продвинемся. — Он посмотрел на нее долгим, спокойным взглядом. — Думаю, тебе пора подробно рассказать мне, что происходит, Эмми, и не пытайся отделаться от меня, говоря, что я не пойму или что я не готов еще узнать какие-то вещи. Я хочу знать, что происходит и почему это так важно.
   — У нас нет на это времени.
   Он откинулся на спинку скамьи.
   — Ну что ж, придется нам потратить на это время, котенок. Ты долго обращалась со мной, как с комнатной собачкой. Не знаю, заметила ли ты, но у меня нет хвоста, а если бы и был, уж я наверняка не стал бы вилять им каждый раз, когда ты щелкнешь пальцами. Тебе не удалось приручить меня до конца, Эм, и я говорю тебе здесь и сейчас, что мы ничего не достигнем, пока ты не расскажешь мне подробно, что происходит.
   Она холодно посмотрела на него.
   — Что именно ты хочешь знать? — сказала она почти враждебно.
   Он положил руку на Книгу.
   — О, я не знаю, — сказал он. — Почему бы не начать с чего угодно? Тогда можно будет от этого отталкиваться.
   Она взглянула на него.
   — Никаких страшных, темных тайн, Эмми. Рассказывай. Если все так серьезно, как тебе представляется, будь серьезна.
   — Может, ты и готов к тому, чтобы узнать, что происходит, — смирилась она. — Что тебе известно про Дэву?
   — Только то, что написано в Книге. Я никогда не слышал о нем, пока не пришел сюда. Думаю, он очень зол на Дейвоса. Похоже, Дейвосу жаль, что Дэва так зол на него, но он все равно будет продолжать, делать то, что делает, нравится это Дэве или нет, — вероятно потому, что он иначе не может.
   — Это новое толкование, — сказала она. И ненадолго задумалась. — Впрочем, сейчас, когда я об этом думаю, мне кажется, в этом есть большая доля истины. Тебе каким-то образом удалось найти новое определение понятию зла. По-твоему, зло — это просто несогласие по поводу того, как все должно быть. Дейвос думает, что все должно быть так, а Дэва считает, что все должно быть иначе.
   — Я думал, ты сама это говорила. Ведь борьба началась из-за того, что что-то стало возникать, разве нет?
   — Это было бы чрезвычайным упрощением, но весьма близким к сути. Дейвос творит потому, что не может этого не делать. Мир и небеса были несовершенны в том состоянии, в каком они пребывали. Дейвос увидел это, но Дэва не согласился. Когда Дейвос творит нечто, чтобы сделать мир и небеса совершенными, они меняются. Дэва считает, что это является нарушением природного порядка. Он не хочет, чтобы что-то менялось.
   — Жаль. Однако он практически ничего не может с этим поделать, да? Как только что-то изменилось, его уже не вернешь. Ведь Дэва не может сделать так, чтобы все повернулось вспять?
   — Ему кажется, что может.
   — Время движется только в одном направлении, Эмми. Мы не можем вернуться и отменить что-то, произошедшее в прошлом, просто потому, что нам не понравилось, чем оно обернулось потом.
   — Дэва считает, что он может.
   — Тогда он просто слетел с катушек. Время не станет поворачивать вспять, только потому что Дэве так хочется. Могут высохнуть моря, и горы могут разрушиться, но время всегда течет из прошлого в будущее. Это, может быть, единственная вещь, которая никогда не изменится.
   — Мы все надеемся, что ты прав, Альтал, потому что, если ты не прав, Дэва победит. Он уничтожит все, что создано Дейвосом, и вернет землю и небо в изначальное состояние. Если ему удастся повернуть время вспять, тогда то, что он делает сейчас, изменит то, что произошло в прошлом, а если ему удастся многое изменить в прошлом, нас здесь уже не будет.
   — А какое отношение имеет к этому Генд? — внезапно спросил Альтал.
   — Генд был одним из первых людей, пришедших в эту часть света около десяти тысяч лет назад. Это было прежде, чем люди научились варить некоторые виды горных пород, чтобы выплавлять медь, или смешивать медь с оловом, чтобы получать бронзу. Все их орудия и оружие были сделаны из камня, и вождь племени послал Генда рубить деревья, чтобы потом племя могло посеять хлеб. Генд ненавидел эту работу, и Дэва подошел к нему и убедил его перестать поклоняться Дейвосу, а вместо этого поклоняться ему. Дэва, если хочет, может говорить очень убедительно. Генд — верховный жрец Демона Дэвы и абсолютный властитель Неквера.
   Внезапно Эмеральда подняла голову и посмотрела наверх. Затем она гибко соскочила с кровати, пересекла комнату и вспрыгнула на подоконник северного окна.
   — Я должна была это знать, — сказала она с раздражением в голосе. — Он снова это делает.
   — Делает что?
   — Подойди и сам посмотри.
   Он встал и подошел к окну. Там он остановился, с недоверием уставившись перед собой. Там, за окном, он увидел то, чего никак не ожидал увидеть. Казалось, мир больше здесь не заканчивался.
   — Что это? — спросил он, глядя в упор на то, что представлялось теперь белой горой.
   — Лед, — ответила она. — Такое происходит уже не в первый раз. Иногда Дэва и Генд пытаются таким образом замедлить ход событий — обычно когда они считают, что Дейвос намного их обогнал.
   — Там целые горы льда, Эм. Когда я пришел сюда, облака находились далеко внизу. Неужели это вода начала подниматься оттуда?
   — Нет. Она замерзла уже давным-давно. Каждую зиму выпадает снег и уже не тает. Снег накапливается, оседает под собственной тяжестью и превращается в лед.
   — Какова его толщина?
   — Мили две, может быть — три.
   — Я имел в виду его толщину, Эм, а не расстояние до него.
   — И я тоже. Когда он станет еще толще, то возвысится над тем, что ты называешь краем мира. Потом он начнет двигаться. Он раздробит горы и сползет в долину. Остановить его будет невозможно, и люди уже не смогут жить в этой части света.
   — Ты когда-нибудь видела такое?
   — Несколько раз. Для Дэвы и Генда это практически единственный способ прервать то, что делает Дейвос. Нам придется изменить свои планы, Альтал.
   — Я не знал, что у нас был план.
   — О, конечно, у нас есть план, дорогой. Просто до сих пор мне как-то было недосуг тебе об этом рассказать, я думала, что у нас больше времени.
   — У тебя было двадцать пять веков, Эм. Сколько же, ты думала, нам еще понадобится?
   — Быть может, еще двадцать пять веков. Если бы ты рассказал мне о Генде раньше, мне наверняка удалось бы все уладить. А теперь нам придется слегка сплутовать. Надеюсь, Дейвос не будет сердиться на меня за это.
   — Твой брат ужасно занят, Эм, — благоговейно проговорил Альтал. — Нам не стоит докучать ему всеми этими мелкими подробностями, правда?
   Она улыбнулась.
   — Ты прямо читаешь мои мысли, дорогой. Мы с тобой созданы друг для друга.
   — Ты только сейчас это поняла? Может быть, лучшим способом сплутовать будет, если я просто проникну в Неквер и убью Генда?
   — Альтал, это ужасно нехитрый способ ведения дела.
   — А я человек прямой, Эм. Все эти пляски вокруг да около — просто пустая трата времени, потому что к этому все в конечном счете и идет, разве нет? Генд хотел, чтобы я пришел сюда и украл Книгу, чтобы он мог уничтожить ее. Если я убью его, то мы сможем уничтожить его Книгу, и тогда Дэве придется отступить и начать все сначала.
   — Откуда ты знаешь про Книгу Дэвы? — резко спросила она.
   — Генд показал мне ее в таверне Набьора.
   — Он действительно носит ее с собой в реальном мире? О чем он думает?
   — Не спрашивай меня, о чем думают другие, Эм. Догадываюсь, что он знал заранее, что я никогда раньше не видел ни одной Книги, и потому он принес мне одну из них, чтобы показать, как они выглядят. Впрочем, рисунки в его Книге были не такими же, как в нашей.
   — Но ты хотя бы не прикасался к ней?
   — Не к самой Книге. Но он дал мне подержать несколько страниц.
   — Страницы и есть сама Книга, Альтал. Ты прикасался к обеим Книгам голыми руками? — вздрогнув, спросила она.
   — Да. А это имеет какое-то значение?
   — Книги представляют собой абсолют, Альтал. Они являются источником высшей силы. Наша Книга — это сила чистого света, а Книга Генда — сила абсолютной тьмы. Когда ты прикоснулся к странице из его Книги, она совершенно тебя развратила.
   — Да я уже и так был довольно развращен, Эм, но с этим мы разберемся позже. Что ты думаешь по поводу моей идеи? Я могу пробраться через границу Неквера так, что никто меня не заметит. Как только я усыплю Генда, я сожгу его Книгу, и с этим будет покончено, ведь так?
   — Ах, дорогой, — вздохнула она.
   — Это самое простое решение, Эм. Зачем все усложнять, если это не требуется?
   — Потому что ты, скорее всего, не сможешь отойти от границы дальше мили в глубь Неквера, милый. Генд обогнал тебя примерно на семьдесят пять сотен лет. Он умеет пользоваться своей Книгой так, как ты даже не можешь себе представить. Использование Книги — очень сложный процесс. Ты должен быть настолько проникнут ею, что слова приходят к тебе автоматически.
   Она испытующе посмотрела на него.
   — Ты действительно любишь меня, Альтал? — спросила она.
   — Конечно да. Могла бы даже и не спрашивать. Но какое это имеет отношение к тому, о чем мы только что говорили?
   — От этого все зависит, Альтал. Ты должен любить меня абсолютно. Иначе ничего не получится.
   — Что не получится?
   — Думаю, я знаю способ сплутовать. Ты мне доверяешь?
   — Доверять тебе? После того как ты столько раз пыталась подкрасться ко мне и наброситься сзади? Не смеши меня.
   — Ну и что такого?
   — Ты коварна, котенок. Я люблю тебя, дорогая, но не настолько глуп, чтобы доверять тебе.
   — Это всего лишь игра, а значит, это не в счет.
   — Какое отношение мои любовь и доверие имеют к тому, чтобы избавиться от Генда и его Книги?
   — Я знаю, как пользоваться его Книгой, а ты нет; но ты можешь действовать в своем мире, а я нет.
   — Думаю, это несколько проясняет дело. Как же мы поступим?
   — Мы сломаем барьер между нами, но это значит, что мы должны полностью доверять друг другу. Я должна получить доступ внутрь твоего разума, чтобы говорить, что тебе делать и какое слово из Книги использовать для этого.
   — Тогда я просто посажу тебя в карман, и мы пойдем убивать Генда?
   — Все немного сложнее, Альтал. Думаю, ты все поймешь лучше, как только мы проникнем в разум друг друга. Перво-наперво тебе надо очистить свой разум. Открой его, чтобы я могла в него войти.
   — О чем ты говоришь?
   — Думай о свете, или тьме, или о пустоте. Выключи свои мысли.
   Альтал уже пытался очистить свой разум от мыслей, но это ему почти никогда не удавалось. Иногда разум ведет себя, как непослушный ребенок. Стоит приказать ему остановиться, и он начинает работать еще быстрее.
   — Придется попробовать что-нибудь другое, — сказала Эмеральда, в раздражении прижав уши. — Может быть… — сказала она несколько неуверенно. — Подойди к южному окну. Я хочу, чтобы ты смотрел на юг, на горы Кагвера. Выбери самую ближайшую и сосчитай деревья на ней.
   — Считать деревья? Но зачем?
   — Потому что я так велю. Ни о чем не спрашивай, просто делай.
   — Хорошо, Эм, не волнуйся так.
   Он встал и подошел к южному окну. Ближайшая вершина находилась примерно в миле отсюда, и он принялся считать покрытые снегом деревья, начиная с горной макушки. Силуэты деревьев были размыты от снега, и от этого считать их было довольно сложно.
   — Подвинься немного.
   Ее шепот, казалось, прозвучал прямо над его правым ухом, и он в удивлении повернул голову. Он не чувствовал ее на своем плече, зато почти ощущал ее теплое дыхание на своей щеке.