Гейдж Элизабет. Табу

   – Но мы ведь вместе сейчас, не правда ли? – сказала она. – Ведь это что-то значит?
   Он кивнул.
   – Но я не хочу, чтобы это кончалось, – проговорил он. – Я не могу представить себе жизнь без вас, Кейт. Это звучит как бред, потому что я знаю вас недавно, но это правда. Я скорее соглашусь дать отрезать себе правую руку, чем жить без вас. Вы делаете меня счастливым так, как никогда не было со мной. Я не хочу это терять.
   – Вы и не потеряете это, – сказала она. – Мы можем быть друзьями навсегда.
   По его взгляду Кейт поняла, что он имел в виду совсем другое. Но она не хотела услышать то, что он пытался ей сказать. Пусть все остается как есть.
   Но вместо этого она неожиданно подняла руку и коснулась его щеки.
   Он схватил ее руку.
   – Когда я смотрю на вас, – начал он, – я словно вижу открытую дверь перед собой. Дверь, в которую я не могу войти. Все мои поступки уводят меня от нее. Но «я» настоящий, тот человек, которым я хочу быть – стремится за эту дверь. И если я не войду в нее, я потеряю все.
   Она ничего не сказала.
   – У меня от этого кружится голова, – сказал он с нервным смешком.
   Она улыбнулась:
   – Да, друзья всегда говорят мне, что от меня голова кругом идет.
   У него вырвался вздох. Крис прижал к себе Кейт. Потом поцеловал.
   От прикосновения его губ она почувствовала себя как в сказке. Ее глаза закрылись от счастья. Его поцелуй был полон юношеской искренности. Внутри у Кейт все задрожало.
   Но потом она поняла, сколь неверный шаг она делает, отвечая ему. С трудом она освободилась из его объятий.
   Они лежали, глядя друг на друга. Кейт смотрела в его глаза. Их счастливое выражение имело эффект более заразительный, чем поцелуй.
   – Кейт, – говорил он. – Кейт, дорогая…
   Его руки были у нее на плечах. Он прижал ее теснее. Он покрывал ее лицо поцелуями. И ее собственные руки были у него на груди, как бы не решаясь – оттолкнуть его или прижать к себе ближе. Что-то внутри Кейт отвечало ему, что-то такое, чего она никогда не ощущала до того, как он коснулся ее. Она чувствовала, что теряет контроль над собой, и это было так же восхитительно, как его прикосновения.
   Она попыталась вернуть самообладание, но ей это не удалось. Он продолжал целовать ее. Его руки гладили ее плечи, щеки… Затем он осмелился коснуться ее бедер, потом груди.
   Кейт понимала, что сейчас она в опасности. Но одновременно она ощущала такую внутреннюю радость, которую трудно было притушить. Тело, бывшее в руках Криса, долгое время знало прикосновения губ и пальцев Квентина, но оно проснулось лишь теперь и зажило другой жизнью. Сопротивляться было невозможно. Опытная женщина в ней пыталась удержаться от того, чтобы подарить себя Крису. Но на самом деле она была невинной девушкой, наивной и пылкой, которая все больше и больше попадала под сладкие чары его касаний.
   – Мы не должны, – пыталась сказать она с дрожью в голосе.
   Но он не отвечал. Как и всякий юноша, встретивший женщину, которой он отдает себя впервые, он говорил с ней иначе – его тело было его ответом.
   Он расстегнул первую пуговицу на ее блузке, затем другую… Она его не останавливала.
   Теперь, когда она сделала первый шаг, переступила за роковую черту, все остальное было медленно и счастливо – нежные поцелуи, вздохи, тихий звук падающей одежды, ласка теплого ветерка и солнца на обнаженной коже…
   Вскоре, с деликатностью юности и неопытностью, он нашел путь внутрь ее. Страсть заставила Кейт изгибаться в его руках. Она все теснее прижимала его к себе, чтобы он вошел в нее глубже, и стоны, которых она прежде никогда не знала, вырывались у нее из груди. Нежная плоть молодой женщины предлагала себя ему, не колеблясь, а его собственные звуки были в ее ушах гимном невинности.
   Он был глубоко внутри ее, каждое движение его было полно любви, которая сломила ее последнее сопротивление, попытки защиты. И то, что исходило из ее тела навстречу к нему, воспламеняя, было тем, над чем она была не властна. Что-то застенчивое и в то же время ненасытное, невинное, но всепоглощающее. Вскоре она отдалась этому всем сердцем – так же как и он.
   Ее ноги были обвиты вокруг его талии. Он все глубже входил в нее. Долгий вздох, как музыка, вылетел из ее губ. Он слышал это и задрожал от экстаза. Все ее существо раскрылось навстречу ему.
   Все было позади. Они лежали, задыхаясь в объятиях друг друга, замирая от счастья.
   Они долго не двигались. Оба были удивлены тем, что произошло. Потом она почувствовала его улыбку возле своей щеки. Он нашел то, что искал. Он переступил порог, за которым была она.
   Но сама Кейт ощущала, что вступила за опасную черту. Потому что, лгав этому юноше о том, кто была она на самом деле, она совершала насилие над своим «я». И отдавая себя без остатка ему, она жертвовала большим, чем намеревалась.
   Кейт закрыла глаза и прижала Криса к себе, будто его плоть могла заслонить от нее горькую правду, сжигавшую ее изнутри.
   Она поняла, что сделала шаг в мир, который до сих пор был ей неведом. Его опасности могут оказаться несравненно сильнее той радости, которую она только что пережила.
   Но было слишком поздно, чтобы повернуть назад.

16

   Кейт была пьяна от счастья. Перемена, произошедшая в ней, была так сильна, что она больше не узнавала себя.
   У нее было странное ощущение, что она была девушкой, только что потерявшей невинность с юношей, который ей очень дорог, которому принадлежит ее сердце. Она была полна чистых, девических чувств к Крису – упоения, и экзальтации, и тревоги: что он думает о ней теперь?..
   Но одновременно Кейт охватил ужас, так как она знала, что совершила что-то отвратительное, отдав себя в объятия Криса. Она вряд ли могла польстить себе сравнением с девственницей и боялась думать о том, как можно назвать ее поведение.
   Квентин, казалось, почувствовал перемену в ней. Он стал каким-то отстраненным. Он выглядел ужасно занятым, когда они были вместе. И больше не вступал с ней в интимные отношения. Она спрашивала себя – может быть, видя верхушку айсберга, который был внутри ее, он понимал, что жена не сможет быть прежней. Во всяком случае, она была рада, что он не прикасался к ней. Ее тело было таким новым, другим, что ей необходимо было побыть в одиночестве.
   И ей снова хотелось видеть Криса. Она не смела позвонить ему после того, что произошло. Он должен дать ей знать, что она ему действительно нужна, что его сердце полно тем, что произошло. Нереальная мысль принадлежать Крису наполняла все существо Кейт.
   Через несколько дней Крис позвонил в ресторан – по тому единственному номеру, который дала ему Кейт.
   Голос его казался очень радостным.
   – Кейт, – воскликнул он. – Я очень много думал. Я люблю тебя. Я хочу на тебе жениться.
   Кейт так растерялась от неожиданности, что не могла найти слов, чтобы ответить ему.
   – Я знаю, что это не вяжется с тем, что я говорил тебе о Джейн, – продолжал он. – Но ты должна поверить мне, Кейт! Она – не то, что мне нужно. Ты – это все, что я хочу в мире. Я люблю тебя, Кейт.
   Она изо всех сил пыталась что-нибудь произнести. С точки зрения здравого смысла его предложение было катастрофой. Оно было свидетельством тому, что их отношения зашли слишком далеко. Но сердцем она понимала, что ее мечты могли стать явью. Запретные мечты, которых у нее не должно быть.
   – Крис, пожалуйста, не надо… – говорила она виновато. – Ты даже не знаешь меня. Ты считаешь себя обязанным поступить благородно после того, что произошло с нами.
   Ей приходилось говорить шепотом, чтобы не слышали другие официантки.
   – Поверь мне, ты мне ничем не обязан.
   – Обязан тебе? – воскликнул Крис. – Кейт, да я ведь люблю тебя! Я не стараюсь быть благородным. Я влюблен в тебя. Ну как ты этого не видишь? Всю мою жизнь я искал не там, где нужно. Я был таким слепым, тупым… Но теперь я вижу все очень ясно. Пожалуйста, не говори «нет». Скажи, что ты подумаешь.
   Кейт стала белой как мел. Телефонная трубка дрожала в ее руке. Она чувствовала себя преступницей, пойманной за руку.
   – Я… – выдавила она из себя.
   – Просто скажи, что ты подумаешь над этим, – настаивал он. Искренняя юношеская радость была в его голосе, которая разрывала ей сердце. – Или лучше – не говори ничего. Мы встретимся с тобой завтра за ленчем. Хорошо?
   Облегченно вздохнув оттого, что ей не нужно немедленно принимать решение, Кейт согласилась. Она будет думать всю ночь, как объяснить ему ситуацию. Но она вынесет это и откажет ему, разбив себе сердце.
   Она повесила трубку.
   Следующий день – пятницу, тринадцатого июня – Кейт будет помнить всю свою жизнь.
   Она провела бессонную ночь и по-прежнему не знала, что скажет Крису. Внезапно ее внимание привлекла заметка в городской газете, небрежно брошенной на кухонном столе.
   «ЧЕЛОВЕК ИЗ НАШЕГО ГОРОДА УМЕР.
   Человек, семья которого была финансовым столпом нашего общества многие годы, ночью внезапно умер. Полиция называет это самоубийством.
   Кристофер М. Хеттингер, 23-летний сын бизнесмена Джада Хеттингера, основателя и президента компании «Хеттингерз», был найден мертвым в своем доме в Ла Джолла родителями, вернувшимися наутро после званого вечера. Он умер от единственного выстрела в голову, предположительно сделанного из фамильного пистолета, найденного рядом с телом.
   Кристофер Хеттингер работал помощником менеджера в «Хеттингерз». Он был выпускником Стэнфордского университета (1936). Кроме него, у родителей остались две дочери, Джудит и Шейла.
   Панихида состоится в церкви Тодд в понедельник в 11 часов утра».
   Кейт держала газету в оледеневших руках, перечитывая ее снова и снова. Смысл долго не доходил до нее. Постепенно сердце ее переполнялось смертельным ужасом и невыносимым горем.
   Она не могла придумать ни одной причины на земле, по которой Крис мог лишить себя жизни. Еще вчера, после того как сделал ей предложение, он был полон бесконечной радости. Что могло случиться за несколько часов, что могло заставить его совершить самоубийство?
   Все тело Кейт начало трястись как в лихорадке. Чутье подсказывало ей, что она ответственна за то, что случилось.
   Она закрыла глаза и попыталась справиться со своими чувствами. Она все еще сидела за кухонным столом, одетая в униформу официантки, когда в дверь быстро вошел Квентин. Она удивленно посмотрела на него. Он ушел рано утром, и жена не ожидала увидеть его раньше вечера.
   Казалось, он сиял, но она ощутила в нем какое-то возбужденное раздражение.
   – У меня прекрасные новости, детка, – сказал он. – Наше дело завершилось с грандиозным успехом. Лучше, чем я мог надеяться. Сегодня вечером мы это отметим. Я поведу тебя к Карлуччи. Нам нужно выйти в город, чтобы купить тебе новое платье. И забыть о твоей героической работе, – добавил он, указывая на ее униформу. – Мы при деньгах, детка.
   Она смотрела на него ошеломленно.
   – Что? – выдавила она. Он посмотрел на нее.
   – Я сказал, что дело сделано, – повторил он. – Ты сделала свое дело, я сделал – свое, и мы можем пожинать плоды.
   Кейт неотрывно смотрела на него. Затем протянула ему газету.
   – Что произошло? – спросила она, указывая на заметку, говорившую о смерти Криса.
   – А-а, это… – сказал Квентин. – Это не должно тебя касаться, детка. Семейная проблема. Это – не наше дело.
   Кейт вскочила на ноги и двинулась к нему.
   – Квентин, я хочу правды, – сказала она. – Я разговаривала с Крисом только вчера, и с ним было совершенно все в порядке. А теперь – он мертв! Это невозможно. Ты должен рассказать мне, что произошло. Я хочу правды, Квентин, я должна узнать. Я должна!
   Она подходила к нему все ближе. Кейт положила руку на его руку, изо всех сил сжала ее, сама того не осознавая.
   Только сейчас она поняла, что возбужденный блеск глаз Квентина был каким-то угрожающим. Его улыбка была на самом деле не такой уж счастливой, а злобной и разъяренной. С возраставшим бешенством он словно взвешивал ее состояние.
   Затем резко освободился от ее пожатия и поднял газету с самодовольной ухмылкой.
   – Что ты хочешь знать? – спросил он. – Малыш был в депрессии. Может быть, повздорил со своей девушкой. Почему тебя это касается?
   – Квентин! – кричала Кейт, белая от гнева. – Скажи мне правду!!
   Он взглянул на нее оценивающе. Затем со звериной резкостью сильно ударил ее ладонью по лицу. Она отлетела назад. Он швырнул ее на кровать и стоял, глядя на нее, губы его искривило от ненависти.
   Затем он поднял газету и швырнул ее в Кейт. Листки разлетелись в разные стороны, падая на нее, как лохмотья.
   – Итак, беби хочет знать правду, не так ли? – спросил он, стоя над ней. – После того как она сделала свое, она хочет знать, что это значит? Так?
   Испуганная Кейт кивнула головой.
   – Ну хорошо, – бросил он, справившись с яростью. – Я расскажу тебе правду.
   Он подошел к стенному шкафу и вынул большой конверт из манильской пеньки. Разорвал его и достал большую стопку глянцевых (семь на десять) фотографий. Затем он швырнул их на кровать, уже покрытую рассыпавшейся газетой.
   Кейт взяла одну из них и взглянула. Она стала мертвенно-бледной, когда увидела на ней себя обнаженной, в объятиях Криса Хеттингера на шерстяном одеяле на лужайке. Она могла различить тени дубов на их телах. Взгляд ее на фотографии был страстным, самозабвенным.
   Квентин неотрывно смотрел на нее, глаза его искрились мрачным торжеством.
   – Как могло случиться, что ты никогда не выглядела так, когда была в постели со мной, детка? – спросил он свирепо.
   Кейт перевела взгляд с мужа на фотографию. Ее руки дрожали.
   – Я… Что все это значит? – спросила она. Он зловеще улыбнулся.
   – А ты уверена, что хочешь знать? – уточнил он. – Тебе может не понравиться то, что ты услышишь, детка.
   – Говори же, Квентин! Я хочу знать!
   – Ну хорошо.
   Он закурил сигарету, пододвинул стул и сел на него, широко расставив ноги и положив руки на спинку.
   – Ты хочешь знать истинную правду? Я скажу ее тебе. Твой любовник мертв благодаря тебе.
   Глаза Кейт широко раскрылись.
   – Что это значит? – спросила она.
   – Я говорю это для тебя, – ответил Квентин. – Несколько месяцев назад мне удалось войти в контакт с мистером Хеттингером-старшим. Он был озабочен тем, что его сын увивался вокруг некоей девчонки, которую не должен был замечать – нищей штучки, на которой он вздумал жениться. Конечно, отец не мог с этим смириться, потому что хотел женить сына на девушке с деньгами. Он не хотел подарить стэнфордское образование и успешную карьеру Хеттингеров неизвестно кому. Но сын уперся. Он был таким же упрямым, как его папочка.
   Квентин улыбнулся:
   – И тут одна мыслишка пришла в голову отцу, заставив его поискать такого парня, как я. Маленькая птичка, которую обхаживал его сын, имела пунктик на верности. Девственности, говоря прямо. Она берегла себя для младшего Хеттингера и ожидала, что он будет делать то же самое. Она не собиралась раздавить свою вишенку раньше их брачной ночи. Отец узнал об этом из перехваченных писем, которые юноша получал от нее. Он сообщил эти сведения мне, и мы с ним немножко поболтали об этом.
   Квентин внимательно смотрел на Кейт.
   – Конечно, я подумал о тебе, – сказал он. – Ты великолепно выглядишь – очень привлекательно. И как человек ты вполне. Как мы оба знаем, ты не из этих дешевок, – добавил он жестоко. – Я сказал старику, чтобы он не морочил себе голову, что этим займусь я. Нужно, чтобы мальчик привязался к кому-нибудь другому – тогда мы будем иметь доказательства, что малыш неверен своей крошке. Вот тогда-то и появилась на сцене ты, беби. Я заставил тебя подружиться с парнем. Моим намерением было поставить тебя в положение, достаточное для того, чтобы показать, что малыш неверен этой мисс. Тогда старик наложит на дело свою лапу и заставит разорвать помолвку.
   Улыбка Квентина становилась все более зловещей.
   – Как я мог предполагать, – сказал он, – что ты обяжешь меня таким драматическим образом, детка? Сверх всех моих ожиданий. Не говорил ли я тебе, чтобы ты не слишком подружилась с ним? Я, кажется, говорил тебе, что я ревнивый тип. Я был уверен, что ты не пойдешь дальше держания за руки. Но ты действительно изумила меня. Ты прошла весь путь. Какое счастье, что у меня был некто на этих холмах, чтобы сфотографировать все это. Это было слишком замечательное зрелище, чтобы его потерять.
   – Ты… ты шел за мной? – воскликнула Кейт. Он кивнул.
   – Ты слишком неискушенная любовница, не так ли? – сказал он, попыхивая сигаретой. – Взгляни-ка сюда, на фотографии. Я вижу, что ты действительно была влюблена в этого мальчика. Смотри, милочка, – ты выглядишь, как молодая влюбленная леди. Словно ты сама давила свою вишенку на этой лужайке.
   Теперь его слова были полны яда, рожденного безграничной яростью.
   – Я подозреваю, что эти картинки могли сделать меня немножко ревнивым, – продолжил он. – Я смотрел на них и сказал себе так. Это ведь моя жена на этих картинках. Моя жена спит с этим парнем. В самом деле, детка. Как я уже сказал, я никогда не видел такого взгляда у тебя на лице, когда ты была со мной. Никогда, дорогая. Этого взгляда не было.
   Кейт ничего не отвечала. В ее глазах стояли слезы. Она держала фото, не глядя. На них был Крис Хеттингер – в тот самый последний раз, когда она видела его живым.
   – Итак, – сказал Квентин. – Когда я показал фотографии старику, он был весьма обрадован. Это было как раз то, что ему нужно. И даже больше. Все, что он хотел – это при помощи доказательств припереть сына к стенке, и у того не будет иного пути, как расторгнуть помолвку и жениться по папочкиному выбору. Мне хорошо заплатили за мои заботы, я попрощался с папочкой и ушел.
   Квентин смял сигарету и довольно потер руки. Было очевидно, что он наслаждался страданием жены – тем больше, чем больше понимал, что оно вызвано горем и стыдом.
   – Конечно, я не мог на этом успокоиться, – продолжил он. – Потому что ты сама, моя прелесть, не остановилась в своих дружеских отношениях с этим малышом, не так ли? Ты не только спала с ним, ты заставила его полюбить себя, ведь так? Я не дурак, Кетти, душка. Я знаю, что было между вами. И эти фото стоят тысячи слов, верно? Каждый может увидеть, что к чему, – так же ясно, как нос у тебя на лице.
   Он улыбнулся.
   – И прошлой ночью я нанес визит молодому мистеру Хеттингеру. Я обрушил на него известие, что ты – моя жена. Я достаточно рассказал ему о том, как мы обвели его вокруг пальца, чтобы он мог понять, какой дешевой обманщицей ты была. Он воспринял это тяжело. Мне даже жаль его. Я по себе знаю, каково это, когда узнаешь, что женщина, которую ты любишь, – дешевая маленькая шлюха, лгунья, фальшивка, которая будет делать то, что ей нужно, не думая о том, кого ранит…
   Кейт свернулась на кровати, глядя в пустоту, как будто хотела защитить себя от потока его слов. Он видел, как слезы градом катились на подушку.
   – Остальное, – сказал он, указывая на газету, разбросанную вокруг ее тела, – история. Конечно, я не собирался причинять маленькому Крису никакого вреда. Черт возьми, беби, никто из нас не собирается причинять вреда, когда мы проделываем наши маленькие штучки, не правда ли? Ты тоже не собиралась вредить ему, когда ты проделывала все это с Крисом на прошлой неделе, ведь так? Дьявол, ты просто хорошо проводила время. Очень хорошо. Небольшой пикничок для двоих. Нет, ты не собиралась никого убивать. Только не ты, детка…
   Кейт не могла ни говорить, ни двигаться. Весь ужас того, что они с Квентином совершили, обрушился на нее и разорвался внутри, как бомба.
   Квентин по-прежнему смотрел на нее.
   – Ну? – спросил он. – Ты собираешься что-нибудь сказать в свое оправдание?
   У нее не было слов. Из-за нее был мертв не только невинный мальчик. Жизнь, которую она прожила с Квентином, тоже была мертва. Иллюзии, которые безотчетно поддерживали ее с того самого дня, когда она в машине Квентина покинула дом Ивелла Стимсона, рухнули. Она была раздавлена обломками своей разбитой жизни – так же как разбросанные по кровати газетные листы и фотографии говорили о том, что она заслужила то, что с нею случилось.
   Казалось, Квентин упивался тем наказанием, которое он обрушил ей на голову. Он оценивающе смотрел на ее прекрасное тело – тело, которое соблазнило наивного Криса Хеттингера так же, как соблазнило самого Квентина и патетически старого Ивелла Стимсона до того, – Ивелла Стимсона, который пригрел ее под своей крышей.
   – Пора подобрать осколки, – заметил Квентин, смакуя свою метафору, – он смотрел на рассыпанную газету и фотографии на кровати. – Я думаю, нам следует оставить мертвых там, где они есть. Что сделано – то сделано. Твой мальчик мертв, и ничто его не вернет.
   Он встал на колени около кровати и посмотрел на жену.
   – Но у тебя по-прежнему есть я, – сказал он мягко.
   Он отшвырнул газету прочь и скользнул руками по ее униформе. Кейт не отвечала на его прикосновение. Она оцепенела.
   Медленно он взял край юбки и тянул ее, пока не увидел подвязки. Он отстегнул чулки и стащил их. Затем он нашел застежку-«молнию» и снял униформу. Он долго рассматривал ее в белье. Медленно он дотронулся до ее спины пальцем и написал на ней буквы.
   – Алая буква, – сказал он, – «А» – адюльтер, «Ш» – шлюха.
   Он снял с нее белье. Он видел ее совершенные формы – красивое тело, которое так часто услаждало его и которое привело их к этому мгновению, цена которого – жизнь юного Криса Хеттингера.
   – У тебя все еще есть я, – бормотал он. – У тебя все еще есть твой папочка, детка…
   Медленно, с жестоким блеском в глазах он направился к ней. Он вошел в нее сзади. Квентин чувствовал дрожь ее измученного тела и знал, что это проникновение было последним гвоздем, вбитым в ее самоуважение. Он упивался собственной жестокостью.
   – Так, так, – бормотал он, в горле его клокотало. – Это то, что детке нужно, не так ли? Вы все такие, девчонки, да? Вы любите немножко поразвлечься, и вам неважно, где вы это найдете? Ну? Я прав? Я прав?
   Нечаянно его взгляд упал на одну из фотографий, где Кейт была в объятиях Криса Хеттингера. Самозабвенное, счастливое выражение ее лица воспламенило его еще больше, и он проникал все глубже в нее, с еще большей яростью, взведенный до предела ее отчаянием и своим насилием над ней.
   – Ничто не может вернуть его, – шипел он. – Никогда! Потому что ты убила его, детка, это так же точно… Это уж точно, как если бы ты сама спустила курок. Никогда, никогда, никогда…
   При этих словах он извергся внутрь ее. В молчании комнаты ее тихие рыдания смешались с его стонами. Она лежала под ним, нагая и трогательная, ее слезы промочили подушку насквозь.
   Не сказав ни слова, Квентин встал так же внезапно, как подошел к ней. Он натянул одежду, быстро взглянул в зеркало на свою прическу и вышел.
   Дома Квентина не было всю ночь.
   Он провел вечер, пьянствуя с друзьями, и окончил его тем, что спал с подружкой в ее комнате. Он хотел заставить Кейт ревновать его, испить до конца одиночество и вину. Завтра он, возможно, немножко смягчит свой гнев. Но сегодняшней ночью он хотел заставить ее страдать.
   Он вернулся домой в десять утра – почти через двадцать четыре часа после их объяснения.
   Кейт ушла.
   Не осталось ничего, что могло напомнить о ней. Она взяла свою одежду, косметику – все, что у нее было. Она унесла также эти проклятые фотографии, где она была с Крисом, и газету.
   Квентин был поражен законченностью ее ухода, его полнотой. Она не оставила от себя ничего. Он понял, что она ушла навсегда.
   Квентин сел и закурил сигарету. Он осмотрел комнату вокруг себя. Он видел обшарпанную маленькую плиту, на которой Кейт готовила им еду, маленькую ванную с капавшей из крана водой, уродливые стены, ветхий крашеный стол и просевший матрац. Вот здесь она жила. Это был дом, в который он привел молодую жену, ушедшую от него теперь. Дешевое и грязное место для дешевых и грязных людей.
   Кейт, как он смутно понимал, никогда не сливалась с этой жизнью. В ней, несмотря на ее бедность, молодость и невежество, было какое-то незримое благородство, которое впервые поразило его у Стимсона и заставило его желать ее. Это благородство, это достоинство заставляло его страдать после женитьбы, так как он знал, что это было качество, которого он сам был лишен, как лишены были все эти женщины, которых он знал до нее.
   И теперь он видел, что именно это качество делало ее несчастной с ним. Ее неверность меньше всего была физической. Потому что отдавая себя юноше Хеттингеру, она инстинктивно следовала своей тоске по тому, что Квентин ей дать не мог.
   А теперь мальчик умер. И Кейт ушла.
   Минуту Квентин думал о том, чтобы последовать за ней. Она не могла уйти далеко.
   Затем он отбросил эту мысль.
   Скатертью дорога! Она и так давно мешала ему, из-за нее он изменил свой образ жизни. Без нее будет лучше.
   Он курил сигарету. Какое-то время он думал, смаковал мысль о своей неожиданной свободе. Он будет пить, где хочет, спать с теми женщинами, с которыми хочет, не заботясь о Кейт.
   Но потом он посмотрел на старенькую дверь их комнаты, через которую вышла Кейт. За ней был мир – мир возможностей, чувств, которые он, Квентин, никогда не испытает, потому что его собственная ограниченность заставит его жить этой жалкой жизнью, – словно в тюрьме, созданной его собственной черствой посредственностью.
   Улыбка сходила с его лица по мере того, как эта мысль внедрялась в его мозг. Он смотрел на дверь. Он думал о том, что Кейт, уйдя туда, может быть, однажды найдет то, чего он не мог ей дать.