Гейдж Элизабет. Табу

   – Я могу платить вам пятнадцать долларов в неделю, – проговорил Стимсон. – Включая питание. В задней части дома есть комнатка, позади кухни. Не особо красивая, но жить в ней можно.
   – Спасибо, сэр. Вы не пожалеете. Я обещаю.
   – Называй меня Ивелл. Или – отец, если хочешь.
   Они обменялись рукопожатием, затем парень припарковал свой автомобиль, вынул чемодан и отправился в отведенную ему комнату сменить одежду.
   В тот же день, в полдень, у бензоколонки остановилась машина. Барахлил мотор на низких скоростях. Молодой человек, носивший необычное имя Квентин Флауэрз, ^[1]нашел причину неисправности и почистил клапан. Ивелл Стимсон улыбнулся про себя.
   Он набрел на вторую золотую жилу.
   Пришла весна, необычайно теплая, затем лето, жаркое и пыльное. Квентин остался на бензоколонке дольше, чем предполагал вначале. Он объяснил это тем, что хочет накопить побольше денег, прежде чем отправиться в Сан-Диего. Казалось, ему нравилась его работа, и он справлялся с ней отлично. Благодаря Квентину дела на бензоколонке шли хорошо, как никогда. Он был хорошим механиком и буквально очаровывал посетителей своим умом и красноречием.
   Он рассказал Кейт буквально все о себе, о своей семье в Сиэтле, о своей замужней сестре, овдовевшей матери и тех тяжелых последствиях, которые принесли трудные времена их семейству. Он говорил о своих невзгодах с оттенком горечи, но в речах его сквозила такая уверенность в будущем, что это как-то сглаживало грустный осадок, который оставался после его разговоров о трудном прошлом.
   По его рассказам, он был парнем, который любит путешествовать. Дело, которым он собирался заниматься в Сан-Диего, было связано с розничной торговлей, поставленной на широкую ногу. Руководил всем его дядя. Квентин считал, что это будет только началом – у него были большие планы. Он собирался получить диплом колледжа, связанного с одной из деловых профессий, причем обучаться по вечерам, после рабочего дня. Парень решил заняться менеджментом. Он был убежден, что тяжелые времена не могут длиться вечно. Надо только пережить их, и когда дела пойдут к лучшему, он будет во всеоружии и готов к новой карьере.
   – Конечно, я потерплю, – говорил он Кейт за кофе в ресторанчике. – Но это – одна из моих добродетелей. Все придет к тому, кто ждет, как любил повторять мой отец.
   Квентин не уставал говорить о себе и о своих планах. Но не разговоры убеждали Кейт. Сильное впечатление на нее производила его непоколебимая целеустремленность. Это была та черта характера, которой она сама была лишена, девушка была в этом отношении легкомысленной – несмотря на то что прекрасно работала. В Квентине была какая-то внутренняя сила, словно электрический заряд во взгляде серых глаз, который притягивал Кейт.
   Проходило лето, и Кейт почувствовала, что начинает присматриваться к юноше.
   Она видела татуировку на его руках, когда он работал в майке на насосе. Он был худощав, но тело его было сильным. Пальцы, запачканные машинным маслом и смазкой, были длинными и крепкими.
   Иногда, особенно когда стояла жара, Кейт выглядывала из окна и смотрела, как он работал без рубашки, подправляя забор или перенося тяжелое оборудование с места на место, – на лбу у него выступал пот. У него была немного впалая грудь, стройная талия. Вид напряженных мужских мускулов привлекал ее взгляд. Квентин размахивал топором с отчаянной силой.
   Первый раз в жизни Кейт смотрела на тело мужчины с интересом. Дома в Плейнфилде она не обращала никакого внимания на мальчиков, учившихся с ней в школе. А после нападения на нее отчима она вообще не думала об отношениях между мужчиной и женщиной. Жизнь у Ивелла Стимсона помогла Кейт забыть весь этот кошмар.
   Но глядя на Квентина, работавшего на заднем дворе, Кейт вновь ощутила то странное, почти болезненное чувство, возникавшее в ее растущем теле – в груди, в паху.
   Она обнаружила, что ей все труднее отвести взгляд от Квентина, когда он работал. Чаще всего он трудился без рубашки под ее окнами. Погода становилась все жарче. Один или два раза девушка спросила себя, делает ли он это сознательно. После небольшого раздумья Кейт отвергла эту мысль.
   Квентин обходился с нею с большим уважением, несмотря на некоторую дружескую фамильярность. Он слышал рассказ Ивелла о том, что Кейт – его племянница, и старался, как мог, оберегать и защищать ее. Иногда, когда посетители ресторанчика проявляли к девушке уж слишком живой интерес, Ивелл испытывал большое облегчение от мысли, что Квентин неподалеку и может защитить Кейт.
   Но для самой Кейт все было не так просто. Она чувствовала, что Квентин мало-помалу буквально заполонил ее мысли. Чувство было одновременно тревожным и успокаивающим. Она надеялась, что он скоро уедет, чтобы заняться своим делом в Сан-Диего, и жизнь пойдет по-прежнему.
   Но в один прекрасный день правда, которую Кейт скрывала от самой себя, обнаружилась.
   Был знойный июльский воскресный день.
   Ивелл отправился в город купить специй для кухни. Квентин вызвался поехать с ним, но Ивелл попросил его присмотреть за насосом, пока Кейт будет готовить.
   Кейт и Пам работали весь день и закрыли ресторанчик в шесть. Они вместе убрались на кухне, и, после того как Пам ушла, Кейт отправилась наверх принять душ.
   Ивелл все не возвращался, но она не беспокоилась, так как знала, что он – большой любитель поболтать и, наверно, встретил какого-нибудь старого друга в городе. Он частенько задерживался допоздна.
   Квентин был еще внизу – возился с насосом. Кейт вошла в душевую, стянула униформу, сняла лифчик и трусики и встала под воду.
   Душ теперь работал прекрасно, так как месяц назад Квентин починил его. Горячая вода ударяла в Кейт упругими струями, мыло, смывавшее грязь и запахи ресторана, возвращало коже ощущение свежести и чистоты.
   На мгновение она посмотрела наверх, в то место, откуда вытекает вода, и подумала о сильных руках Квентина, работавшего внизу. Она словно видела его стройное, напряженное тело с сильными мускулами, татуировку на его руках. Она вспомнила, что ей давно уже чудилась какая-то загадка в его глазах, когда он смотрел на нее.
   – Квентин, – услышала она свой собственный голос. Рука ее водила выскальзывающий кусочек мыла вдоль живота, груди, и имя сорвалось с ее губ почти бессознательно.
   Кейт покраснела. Женский трепет, сладкие волны во всем ее теле в эти последние недели не оставляли никакого сомнения. Она стала женщиной, с женскими чувствами и мечтами.
   Она провела мылом между ног, вверх и вниз, к отливающим серебром бедрам, затем – к потаенному месту, которое отвечало на ее прикосновение. Ее собственные мысли шокировали ее. Долгое время она была наедине с собой. Теперь, казалось, ее тело стало жить самостоятельной жизнью.
   Немного озадаченная, Кейт закончила намыливать себя и вымыла волосы. Она вышла из душа в купальном халате, который купила после того, как оказалась здесь, волосы были обмотаны полотенцем.
   Внезапно она замерла. Квентин стоял прямо перед ней, загораживая ей дорогу в спальню. В его глазах было знакомое, немного странно-нежное выражение.
   – Полегче стало? – спросил он. Она приподняла бровь.
   – Что ты имеешь в виду? – сказала она.
   – Нет ничего лучше душа в жаркий день. Это здорово – освежиться! Я бы и сам не прочь вымыться после тяжелого рабочего дня на солнце.
   Он был в майке. Его руки казались сильными и даже немного опасными – с татуировкой на каждом бицепсе. Улыбка на его лице была, безусловно, странная, в глазах – выражение, которого она раньше не видала.
   – Отлично, я уже закончила, – сказала Кейт. – Можешь идти в душ.
   Ее слова прозвучали фальшиво. Квентин никогда не пользовался домашним душем. Он всегда мылся под навесом во дворе. Но она была неспособна обдумывать свои слова, сказала первое, что ей пришло в голову. Ей хотелось пройти мимо него в свою комнату.
   – Нет, – сказал Квентин двусмысленно и остался стоять на месте, глядя на нее.
   Она сделала шаг по направлению к нему. Он по-прежнему не двигался с места.
   – Могу я пройти? – спросила Кейт нервно. – Я хочу пройти в свою комнату. Пожалуйста.
   Он ничего не ответил. Она увидела, что взгляд его скользнул со свежевымытого лица к контурам груди и бедер под купальным халатом и дальше – вниз к ее ногам.
   Она покраснела.
   – Квентин, – сказала она раздраженно, – ты думаешь уйти с моей дороги? Я хочу одеться…
   – Почему ты произнесла мое имя? – спросил он неожиданно, делая шаг вперед, чтобы закрыть ей проход более основательно. Его лицо было вблизи ее лица. Удивительно, но от него вовсе не пахло машинным маслом или бензином. От него веяло свежестью и чистотой.
   «Видимо, он успел помыться», – подумала Кейт.
   Но его слова вернули ее к действительности.
   – Я… что? – спросила она. – О чем ты говоришь?
   – Только что, – улыбнулся молодой человек. – В душевой. Ты сказала «Квентин». Я хорошо слышал.
   Глаза Кейт широко раскрылись. Она смотрела на него молча, словно он был прокурор. Она еще гуще покраснела.
   – Что?.. – сказала она опять. – Я не понимаю.
   – Пойдем со мной, – сказал Квентин, дотронувшись до ее локтя. – Я хочу тебе кое-что показать.
   Он повел ее вниз в спальню Ивелла Стимсона – через холл наверх. Она увидела старую кровать с латунной передней стенкой, фотографии жены и дочери Стимсона. В комнате все дышало стариной. В ней была какая-то затхлость. Кейт почувствовала себя немного дурно.
   К ее удивлению, Квентин открыл стенной шкаф и подтолкнул туда Кейт.
   Поколебавшись, она пошла. Это было старое, очень глубокое сооружение. На стене висело треснувшее зеркало. Квентин сдвинул его в сторону. Позади зеркала была дыра.
   – Посмотри, – сказал он, указывая на дыру.
   Она заглянула. Глаза ее широко раскрылись. Отсюда прекрасно просматривалась душевая. Можно было увидеть все тело стоявшего внутри, вверх от коленей.
   У Кейт остановилось дыхание. Странная, пугающая дрожь пробежала по ее телу. Она почувствовала, что Квентин – за ее спиной.
   – Я заметил, – сказал он, – что старик старается всегда быть наверху, когда ты принимаешь душ. Он быстро отправлялся туда из ресторанчика или поднимался к себе, если до того слушал внизу радио. Однажды, когда его не было дома, а ты была внизу, я занялся небольшим расследованием. Мне было нетрудно догадаться, в чем дело.
   Наступила пауза. Взгляд его был пронизывающим, но в нем искрилась доброта.
   – Теперь ты все знаешь, – сказал он.
   Кейт стояла как вкопанная. Она не могла найти слов, словно онемела. Все, что она принимала как подарок судьбы в течение девяти месяцев, предстало в новом свете. И этот свет шел прямо из блестящих глаз Квентина.
   – Я его не виню, – сказал он. – Старый пень закис в одиночестве. Он не имел в виду ничего плохого. Какой вред может принести взгляд?
   Он не двигался, но Кейт почувствовала себя словно прикованной. Она не могла пройти мимо него. Она посмотрела в сторону, смущенная его взглядом.
   – Ты – очень хорошенькая, – сказал он спокойно. – И у тебя прекрасное тело. Я ему завидую.
   Кейт почувствовала дрожь. Она поняла, что сейчас, пока она мылась, Квентин смотрел на нее так же, как Ивелл Стимсон любовался все девять месяцев. Теперь у нее нет от него секретов. К тому же он слышал, как Кейт произнесла его имя.
   Наступило молчание. Она хотела сказать Квентину, чтобы он оставил ее в покое и занялся своим делом. Но его пристальный взгляд и его крепкое тело, закрывавшее ей дорогу из шкафа, словно лишили ее воли.
   – Почему ты произнесла мое имя? – спросил он.
   Кейт задрожала. Она ничего не ответила. Но теперь ее смущенный взгляд был устремлен прямо на него.
   Очень медленно он сделал шаг к ней и взял ее щеки в свои ладони. Его пальцы коснулись ее висков, гладя и лаская. Потом он коснулся мокрых волос под полотенцем.
   Ее глаза были полузакрыты. Позади была дыра в стене. Одежда на вешалках колыхалась от движения двух тел в тесном пространстве.
   Затем две руки двинулись вниз вдоль ее шеи, затем скользнули по плечам под купальным халатом, обнажая их. Халат упал на талию, оставив неприкрытой пышную девичью грудь. Квентин изучающе смотрел на нее.
   – Ты такая красивая, – сказал он.
   Потом он поцеловал ее. Это был мягкий, легкий и нежный поцелуй, как прикосновение пера птицы. Он коснулся каждой щеки, прежде чем дотронуться до губ. Болезненная жажда, томившая ее все последние месяцы, спазмом сковала ее. Его язык скользнул к ней в рот, зажигая пламя восторга во всем ее теле.
   Руки дошли до груди и гладили ее нежно, большой палец ласкал соски, которые твердели от его прикосновения.
   Кейт поняла, что должно сейчас случиться. Ее тело долго ждало этого момента. Она старалась оттянуть это как можно дольше, потому что помнила все, что было с нею прежде – ее отчим, мучительные ночи, которые она, ребенком, проводила без сна, слушая животные стоны из спальни матери.
   Она не боролась и не протестовала. Она хотела этого.
   Квентин медленно развязал узел на ее талии, и халат сразу же упал с тихим шорохом к ее ногам. Она была совершенно обнаженной. Она смотрела в его глаза – он восхищался ее телом. Она ощущала таинственный жар мужского желания внутри его, когда он смотрел на ее грудь, ее гладкую смуглую кожу, ее бедра и незакрытую сердцевину ее.
   – Ты произнесла мое имя, – пробормотал он.
   Она ничего не сказала. Его руки ласкали ее грудь, потом скользнули к ее бедрам. Он опять поцеловал ее.
   Потом он взял ее на руки и понес в спальню. Он казался невероятно сильным. Хотя Кейт не была миниатюрной молодой женщиной, да и он не производил впечатления мощно сложенного мужчины, он нес ее так легко, словно она была куклой.
   Когда он положил ее обнаженное тело на кровать, теплый воздух комнаты ласкал ее кожу почти что с чувственной нежностью.
   Он наклонился, чтобы поцеловать ее грудь, легкие прикосновения его языка рождали волны желания во всем ее теле.
   Он выпрямился и снял рубашку. Грудная клетка и руки, которыми она восхищалась издалека, были теперь так близко к ней, что она ощущала свежий аромат его кожи.
   Он присел на край кровати и наклонился над ней. Его рука скользила от ее брови к носу, от подбородка к груди, вдоль живота к пупку. Потом его пальцы коснулись треугольника между ее ног.
   Он опять поцеловал ее, нежно, и встал, чтобы снять джинсы. Увидев взгляд ее глаз, он остановился.
   – Ты когда-нибудь делала это? – спросил он.
   Она покачала головой, выражение ее лица было искренним, как у школьницы.
   Казалось, он размышлял какое-то мгновение. Его пальцы были все еще на застежке брюк.
   Наконец он улыбнулся.
   – Ну, тогда твой первый раз будет и самым лучшим, – сказал он, расстегивая джинсы.
   Он сбросил их и подошел к ней. С восхищением она увидела его напрягшуюся плоть, когда он накрыл ее своим телом.
   У нее перехватило дыхание, когда она впервые ощутила мужскую наготу, прижавшуюся к ее коже. Ее руки обняли его спину.
   По ее телу прокатились неожиданные волны, мощные и всепобеждающие, заставляя ее краснеть, задыхаться и стонать опять и опять. Казалось, ее тело не принадлежало ей.
   Наконец источник ее жара был готов принять его. Он почувствовал это сразу. Его поцелуи стали более страстными, пальцы медленно и жадно гладили ее кожу, и когда ее ноги распластались, чтобы принять его, он вошел в нее.
   Пронзительная боль, которую она ощутила при этом, была прелюдией к наслаждению, и поэтому она не думала о ней. Он был нетороплив и нежен, словно следовал за болью осторожно, входя и выходя из нее, успокаивая ее своими поцелуями. Почти сразу же его жаркая плоть превратила ее боль в наслаждение.
   Никогда она еще не испытывала ничего подобного. Она открывала для себя свое тело словно со стороны. Она трепетала, ощущая мощь его плоти внутри себя. Она замирала перед тайной собственного физического желания. Казалось, это пролило новый свет на все, что она пережила – ее одиночество, ее долгие бессонные ночи, полные тревоги, ее неприятности в школе, ее ощущение, что какая-то особенная судьба ожидает ее.
   То, что Квентин делал сейчас с нею, и неописуемый восторг ее тела, который она испытывала от происходящего с ней, казалось, давало ответ на вопрос, о котором она думала так долго. Не окончательный ответ, не единственный. Но этот ответ был таким убедительным и сладким, что она забыла о всех своих тревогах, о том, кто же она такая в действительности и куда ведет ее судьба. Квентин изгнал все эти вопросы из ее головы своим телом.
   Казалось, что он чувствовал, как она переступила черту, женщина, новообращенная, вкусившая наслаждение и готовая к наивысшему взлету. Он входил в нее все глубже и глубже, помогая ей уверенными руками двигать бедрами так, чтобы он мог проникать еще глубже и глубже. Теперь твердость его плоти внутри ее заставляла ее кричать от экстаза. Она была одинока со своим телом всю свою жизнь; теперь она поняла, где скрывается наслаждение, радостно приняв в себя эту замечательную мужскую штучку.
   Она начала извиваться, стонать, задыхаться от наслаждения в его руках. Он прижимал ее к себе все ближе и ближе, входя в нее все дальше и дальше. Ее руки были в его волосах, потом на его плечах, потом скользнули к его бедрам, чтобы он вошел в нее еще глубже. И только эти мощные медленные толчки имели значение для нее сейчас, когда тени ее девических грез растаяли в слепящем свете соблазна.
   Когда она ощутила спазм его мужской плоти, восхитительный и влажный, она была готова принять его. И долгий стон, вырвавшийся из его горла, сказал ей, что она была на высоте, что она дала ему нечто драгоценное, что он оценил.
   Они лежали долгое время в молчании, слушая свое прерывистое дыхание. Его рука медленно кружила по ее груди и ребрам. Он целовал ее опять и опять.
   Внезапно она вспомнила о времени:
   – Ивелл сейчас вернется. Он покачал головой.
   – Его грузовик сломался. Трансмиссия, – сказал он. – Он не сможет починить ее так быстро.
   Он помолчал.
   – Я хотел быть уверен.
   Она лежала, слишком обессиленная наслаждением, пульсировавшим в ее теле, чтобы протестовать или возмущаться.
   Но теперь, при намеке на его трезвый расчет, ей показалось, что она сделала что-то плохое. Ивелл был всегда так добр к ней. Ей было грустно думать о том, что, может быть, он сейчас бредет один по дороге на своих больных ногах.
   – Ты обманул меня, – сказала она.
   Квентин улыбнулся, его взгляд был полон нежности. Его следующие слова удивили ее:
   – Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
   Она взглянула на него, лежа на боку. Его рука была на ее бедре.
   – Я не могу, – сказала она. – Это будет нехорошо. Ивелл нуждается во мне.
   – Он знает, что рано или поздно это случится, – сказал Квентин. – Время пришло. Я знаю все. У него нет прав на тебя.
   Кейт задумалась над его словами. С одной стороны, у нее перед глазами стоял образ Ивелла, его отеческая забота, дружба, которая завязалась между ними в эти прошедшие месяцы. Но, с другой стороны, события, произошедшие с ней сейчас, волновали ее – мужская страсть, о существовании которой она не подозревала до сего дня, проницательный взгляд молодого человека, который лежал, обнаженный, рядом с ней.
   – С ним будет все в порядке, – сказал он. – Я знаю парня в городе, который позаботится о бензоколонке. Я даже попросил его об этом. И я нашел девушку, которая поможет Пам по кухне. Эта девушка была раньше поваром. Я оставил их имена в записке Ивеллу внизу. Как видишь, детка, я все время думал о нем. Я тоже хочу обойтись с ним по справедливости. Но я не могу жить без тебя.
   Кейт посмотрела на него в замешательстве.
   – Я не должна так поступать, – сказала она. – Он приютил меня. Я не могу вот так просто уйти.
   – Как ты думаешь, почему я торчал здесь так долго, когда меня ждет хорошая работа в Сан-Диего? – спросил Квентин. – Я не могу уехать без тебя, Кейт. Я понял это сразу же, как только увидел тебя.
   Его глаза, всегда загадочные, казалось, стали еще глубже.
   – Я люблю тебя, Кейт, – сказал он.
   Кейт не могла поверить в то, что услышала. Но экстаз, который он только что подарил ей, – не сравнимый ни с чем из того, что ей пришлось испытать, – казалось, подтверждал его слова. Разве мог такой физический восторг родиться от чего-то другого, кроме любви?
   – Я не могу поехать в Сан-Диего без тебя, – сказал Квентин. – Я не могу вообще куда-нибудь поехать без тебя. Разве ты не понимаешь этого?
   Наступило молчание. Она как завороженная смотрела в его глаза.
   – Ты уже давно на полпути отсюда, – настаивал Квентин. – В тот самый день, когда я встретил тебя. Надо сделать только один шаг, Кейт. Сделай его вместе со мной.
   Она почувствовала, что он прав. Все эти месяцы она и в самом деле была словно накануне чего-то, ее прошлая жизнь исчезала, как пена после уплывающего корабля. Но она не хотела подчиниться этому.
   Опять она подумала об Ивелле. Лицо ее омрачилось.
   Казалось, Квентин прочел ее мысли. – Он – старикашка, который подглядывал за тобой в дырку в стене, – сказал он. – Ты не должна оставаться здесь. С ним будет все в порядке. Я обещаю тебе это. Я уже позаботился обо всем.
   Он наклонился опять, чтобы поцеловать ее грудь. Что-то внутри ее сжалось при его прикосновении.
   – Мы вместе соберем твои вещи и поедем в моей машине, – говорил он. – Я проверял ее исправность все время, потому что знал, что этот момент настанет. Так же, как и ты. Давай не будем больше откладывать.
   Она смотрела на него. Ее воля была сломлена. Теперь она принадлежала ему.
   – Я люблю тебя, – повторял он. – Не говори «нет». Если ты сделаешь это, со мной все кончено.
   Она лежала обнаженная, ее глаза сияли.
   – Поцелуй меня опять, – сказала она. Улыбнувшись, он наклонился, чтобы прижаться губами к ее губам.
   В полночь этого же дня Кейт стала миссис Квентин Флауэрз в доме мирового судьи в небольшом городке в пятидесяти милях от бензоколонки Ивелла Стимсона. Она поставила девичью фамилию своей матери на брачном свидетельстве, даже не зная почему. Когда Квентин спросил ее об этом, она ответила, что Гамильтон – это выдуманная фамилия, которой она пользовалась, чтобы сохранять инкогнито после ухода из дома.
   Следующим утром она была уже на полпути к Сан-Диего.
   Она никогда не оглядывалась.
   Она не могла знать, что, когда Ивелл Стимсон вернулся на бензоколонку этой же ночью в машине своего друга, он не нашел ни записки от Квентина с указанием помощников, ни Кейт.
   Квентин солгал Кейт про записку.
   Она также не могла знать, что все деньги, которые старик скопил, содержа ресторанчик и бензоколонку, и сбережения, которые Ивелл хранил в запертой шкатулке в спальне, тоже исчезли.
   Кейт никогда не узнает об этом.

9

   Отец Джозефа Найта был волокитой. Он был из тех мужчин, которые колотят своих жен. Почти все свое время он проводил вне дома, кутя с падшими женщинами и возвращаясь в семью на несколько часов, чтобы побраниться с женой. Дело кончалось неизбежно тем, что он бил ее.
   Все детство мальчика было отравлено поздними отцовскими возвращениями и ссорами, они так больно ранили мозг ребенка, что он долго не мог заснуть и просыпался ранним утром в холодном поту, с сердцем, полным страха и отвращения.
   К тому времени, как ему исполнилось десять лет, он был уже защитником матери и верным ее другом. Он знал почти все ее секреты, и она знала о нем все. Они жили только друг для друга. Правда, отец существовал, но как нечто абстрактное, что приносило в дом немного денег и попутно терроризировало их, словно в отместку за то, что не могло их оставить без помощи вообще.
   Однажды, когда мальчику исполнилось тринадцать лет, он решил, что такая жизнь больше продолжаться не может.
   Как-то в ненастную мартовскую ночь муж вернулся домой позднее, чем обычно. Он был пьян сильнее, чем всегда, полез в сарай, где хранились инструменты в поисках припрятанной бутылки джина, вывалил наружу несколько ящиков с инструментами, споткнулся и упал.
   Наутро его нашли мертвым на полу сарая с шилом, глубоко вонзенным в затылок.
   Все выглядело как несчастный случай. Но, несмотря на это, полиция захотела побеседовать с сыном погибшего – они знали, что мальчик был с отцом не в ладах. Прежде чем они смогли пригласить его для разговора, он исчез. Больше его в городе никогда не видели.
   Мать осталась одна. Она очень тосковала по сыну, но ее немного утешало то, что она была уверена в его любви к себе. Она знала, чем он пожертвовал ради нее. Сознание этого помогало ей переносить разлуку.
   Она вспоминала обстоятельства страшной кончины своего мужа и наконец решила, что лучше всего будет не вспоминать об этом совсем.
   Вскоре после трагических событий она стала получать почтовые денежные переводы из разных отдаленных мест, сопровождаемые лаконичными, но нежными приписками сына, которые однозначно говорили: «У меня все в порядке. Надеюсь, и у тебя тоже. Я тебя люблю». Эти записки были всегда без подписи.
   Она никогда не спрашивала себя, как ее сын зарабатывает эти деньги. Вскоре она стала удивляться размерам сумм. Их вполне хватило бы, чтобы жить много лучше, чем она жила при жизни мужа. Она смогла оформить завещание на дом, купила себе хорошую одежду.