Гейдж Элизабет. Табу

   Она слушала симфонию пять недель. Потом, одним дождливым днем, когда оркестр исполнял вторую часть, она вдруг неожиданно села, посмотрела на пластинку раздраженно и сняла иглу.
   Она больше никогда не слушала запись, впрочем, и никакую другую. Проигрыватель покрывался пылью до того самого дня, когда она отдала его соседу. Она не думала больше о Бетховене, она не думала больше о музыке вообще.
   Несмотря на свою опустошенность, она иногда заводила друзей. Загадка внутри ее привлекала их. Девушки, чье поведение было так же предсказуемо, как и их провинциальная речь, обыкновенная одежда и нехитрые мечты, видели в Кейт что-то экзотическое и неукротимое. Они доверяли ей все свои секреты, так как она была поразительно хорошим слушателем, ее внутренняя пустота позволяла слышать то, что они говорят, не пропуская это через свои собственные эгоистические мысли и сосредоточенность на себе.
   Часто эти девушки становились зависимыми от Кейт – они видели, что она обладает самостоятельностью, которой они сами никогда не имели. Поэтому часто они были озадачены и обижены, когда Кейт неожиданно уезжала, не оставив им никакого адреса. Они не могли знать, что были для нее не более реальны, чем покрытые пылью углы ее комнаты.
   Мужчины находили ее неотразимой, а женщины не могли оторвать от нее завистливого взгляда. Было что-то притягательное и властное в ней, что действовало как магнит на других людей. С годами она стала еще красивее. Загадка внутри ее придавала странный лоск ее бедрам, твердой, крепкой груди, ее смуглой коже и бледному красивому лицу.
   Но ни одному мужчине не удалось дотронуться до нее. И ни разу чувственный голод не тревожил ее внутреннюю пустоту. Ее сексуальность впала в глубокий сон без сновидений, от которого она, казалось, никогда не проснется. Ей было спокойно.
   Единственные, кто понимал ее – были дети.
   Дочка ее второй квартирной хозяйки в Атланте, девятилетняя девочка по имени Терри, чей отец ушел от них несколько лет назад и чья мать была алкоголичкой, как-то раз постучалась к Кейт в дверь.
   – Моя мама не вернется до вечера, – сказала она тихо. – Вы не поиграете со мной в «монополию»?
   Кейт посмотрела на гостью. Мать девочки не обменялась с Кейт и словечком с тех пор, как она въехала сюда. Взгляд Кейт смутил ее. Но, казалось, девочка не боялась ее.
   – Входи, – сказала Кейт, открывая пошире дверь. Девочка положила игру на кофейный столик напротив ветхой кровати и посмотрела на голые стены комнаты.
   – Почему вы не повесите на них картинки? – спросила она.
   – Потому что, глядя на стену, я могу видеть то, что хочу, – ответила Кейт. – Ведь это моя комната, а не их.
   Про себя девочка подумала, что ни один взрослый не сказал еще чего-либо подобного, так отвечающего ее собственным мыслям.
   Игра осталась нераскрытой. Маленькая девочка проговорила с Кейт все оставшееся время. Она рассказывала о своих детских проблемах и задавала вопросы. Кейт отвечала на них с честной прямотой. Когда было время идти домой, оказалось, что Терри было не так-то просто уйти отсюда.
   Этой ночью Терри сказала матери, что тетя из «2б» – милая.
   Девочка пришла опять. Они с Кейт играли в шашки, или рисовали картинки, или просто говорили. Часто наступало долгое молчание, полное того понимания, когда разговор просто не нужен. Терри обожала Кейт. Это был первый взрослый, который когда-либо ее понимал и которого она понимала сама.
   Кейт не обращалась с Терри как с ребенком. Но она не обращалась с ней и как со взрослой. Потому что Кейт не принимала взрослых всерьез. В ее глазах они были мелочными и жалкими в своем эгоизме – даже не стоящими презрения.
   Терри была еще не сформировавшимся существом, белой книгой, которую должно было заполнить время. Более того, за маской игривого и вежливого ребенка таилось стремление преодолеть свое грустное прошлое, влияние семьи и стать личностью. Кейт чувствовала это постоянно. То же самое происходило и с ней самой.
   Когда пришла весна, они сели на автобус и поехали за город. Они гуляли вместе по лесу, сидели на мягкой, высокой траве, переходили через ручьи. Терри была на седьмом небе. Она ощущала Кейт как телесное воплощение мечты, чудесной мечты, в которой она отыскивала путь к своей судьбе. Кейт была единственным человеком, которому Терри когда-либо доверяла.
   Потом Кейт внезапно уехала. Она не оставила своего нового адреса, и Терри не смогла отыскать ее. Она спрашивала, что стало с чудесной тетей из «2б». Мать отвечала, что не знает, и мысленно благодарила небеса, что Кейт исчезла. Она не думала, что такое дикое и непредсказуемое существо могло быть хорошей компанией для ее дочери.
   Маленькая девочка смотрела на альбом, в котором они с Кейт рисовали столько картинок, и ей захотелось нарисовать портрет самой Кейт – ее ангела-хранителя. Оказалось, что это не просто – сущность Кейт не поддавалась изображению на бумаге, так как никогда не проявлялась в каких-либо физических признаках. Но Терри сохранила рисунок, позволяя глазам видеть то, что говорило ей ее воображение.
   Шло время, и девочка постепенно привыкала к своему возвратившемуся одиночеству. Образ Кейт, ее голос начали потихоньку стираться из ее памяти. Иногда, впрочем, приходили открытки из какого-нибудь отдаленного городка с подписью Кейт. Иногда мог появиться неожиданный сюрприз в конверте – книга, журнал, кусочек вулканической лавы. И девочка знала, что ее друг не забывает о ней.
   Запутанные тропки блужданий Кейт приняли неожиданное направление, когда она получила место официантки в небольшом ресторане в Небраске и нашла себе подругу.
   Кейт въехала в город и спросила насчет работы в первом же сносно выглядевшем ресторане. Теперь она была в Этом дока. Умная и опытная молодая женщина, она знала свое дело.
   Девушка, которая подошла к ней, носила имя Мелани. Она была очень хорошенькая, с темными волосами и зелеными глазами и кожей нежной, как роза. Она была выше ростом, чем Кейт, и имела фигуру манекенщицы.
   – Могу ли я здесь найти работу? – спросила Кейт после того, как заказала себе кофе.
   – Вы ищете работу? – не поверила Мелани. Кейт кивнула.
   – Так, – Мелани нахмурилась. – Босс сказал, что он не собирается никого нанимать. Но я знаю, что две девушки вскоре уйдут отсюда. Одна выходит замуж, а другая – нуждается в операции… Вы понимаете, о чем я говорю. Он не захочет взять вас на работу, если вы обратитесь прямо к нему, но я могу замолвить за вас словечко. Как вас зовут?
   – Кейт.
   – Ладно, Кейт.
   Мелани не было нужды спрашивать, знакома ли Кейт с работой официантки. Один вид того, как Кейт сидела, говорил о том, что она знакома с обстановкой ресторана.
   – Положись на меня, – сказала Мелани, подмигнув.
   • Этим же вечером Кейт получила работу. И так как она не нашла себе еще жилья и подругу по комнате, Мелани настояла на том, чтобы Кейт осталась с ней.
   В следующие несколько недель молодые женщины подружились. Кейт нравился молодой задор Мелани, ее оптимизм. Мелани, как и многие другие до нее, попала под обаяние Кейт как слушательницы. Она говорила за двоих.
   Мелани была наивной девушкой, немного взбалмошной, но неиспорченной. Она обожала кино. Она читала все киножурналы и была знатоком мельчайших деталей жизни голливудских звезд – по крайней мере того, что о них писалось. Ее заветной мечтой было отправиться в Голливуд попытать счастья, но она оставалась в этом Богом забытом месте из-за недостатка денег. Она говорила о знаменитых актерах и актрисах – Гейбле и Харлоу, Бэтт Дэвис и Ломбард, глаза ее горели энтузиазмом, который трогал Кейт.
   Единственный неприятный случай за все время их дружбы произошел по неожиданной причине.
   Владелец ресторана, властолюбивый мужчина по имени Рольф, вскоре заметил Кейт. Он не мог оторвать от нее глаз, когда она работала. Что-то в ее походке, глазах завораживало его. В ней была какая-то гордая и свирепая чувственность, какой он не видел ни в одной женщине.
   Он не мог не видеть той брони, которой она была окружена, и долгое время боялся приблизиться к ней. Но в конце концов его чувства стали слишком сильны, чтобы их сдерживать, и однажды вечером он рискнул прикоснуться к ней.
   Она остудила его таким опасным взглядом, что он поспешил ретироваться. В ее глазах была смерть, сказал он себе. Она была женщиной, способной на все.
   После этого вечера он держался от нее на расстоянии. Но не мог выкинуть Кейт из головы. И не мог сосредоточиться на работе. Сон не шел к нему. Рольф думал, что сойдет с ума, если не освободится от этого. Он хотел избавиться от нее, но его желание не позволяло ему прогнать ее.
   В конце концов, в отчаянии, он решил устремить свой взгляд на Мелани. Она тоже была красивой девушкой. И она была подругой Кейт по комнате. И вообще ее единственной подругой. Желать ее было так же хорошо, как желать саму Кейт, – и не так опасно.
   Рольф докучал Мелани своими намерениями. Он делал осторожные и неосторожные круги вокруг нее на кухне. Он просил ее выйти с ним. Он предлагал ей деньги, подарки. Когда она отказывалась, он угрожал ей.
   Мелани не была слишком умной девушкой, но у нее была своя гордость. Ее чувственные потребности были скромны, и она считала, что бережет себя исключительно для мистера Истинного. Она, возможно, и сойдет с пути праведного, но только ради мужчины, который будет обращаться с нею уважительно и нежно, а не из-за сального повара по имени Рольф.
   Дела между тем складывались совсем плохо. Рольф, горя желанием, которое он не мог осуществить, осаждал Мелани, – она ощущала, на кого на самом деле была направлена его страсть, но не знала, как выйти из этой затруднительной ситуации.
   Однажды, когда уже приближалось закрытие ресторана, шеф собирался уходить, когда заметил, как на кухне Мелани снимала униформу. Его глаза стали пожирать ее длинные, худощавые руки, крепкую маленькую грудь и нежные бедра. Он налетел на нее, как разгоряченный бык. Прежде чем она могла защититься, он схватил ее руку и стал покрывать поцелуями, изо всех сил прижимаясь к ее хрупкому телу. У нее перехватило дыхание.
   – Помогите! – закричала она слабо. – Помогите кто-нибудь!
   В следующее мгновение резкий звук, подобный гонгу, послышался у самого уха Мелани – так, что в голове у нее зазвенело. Рольф рухнул на пол. Позади него стояла Кейт с огромной железной сковородой в руках.
   Все еще задыхаясь после борьбы, Мелани благодарно улыбнулась Кейт.
   – Огромное спасибо, – сказала она. – Я даже и не знаю, что бы я делала, если бы ты не пришла.
   Она стояла полуобнаженной, на ее бледной коже все еще алели следы горячих рук ее шефа.
   – Забудем об этом, – безразлично произнесла Кейт, хладнокровно поставив сковороду на бесчувственную грудную клетку босса.
   – Я боюсь, нам придется уйти отсюда, – заметила Мелани. – Когда он очухается, он нас обеих уволит, это уж точно.
   Кейт пожала плечами:
   – Ну и пусть.
   Мелани натянула уличное платье, которое вынула из обшарпанного стенного шкафа. Кейт помогла ей застегнуть «молнию».
   – Эй! – сказала Мелани неожиданно. – У меня есть идея!
   – Какая? – спросила Кейт.
   – Поехали в Голливуд! – воскликнула Мелани.
   Ее дружба с Кейт, недавняя сцена, когда Кейт огрела Рольфа, проявив недюжинную силу, придала ей мужества пуститься во все тяжкие, сжечь мосты и начать наконец реализовывать свою мечту.
   Но она не могла отправиться в путь одна. Кейт казалась безразличной.
   – Голливуд? – спросила она.
   – Ну, пожалуйста, Кейт, – вскричала Мелани. – Это – то, что я всегда хотела. Но до сих пор у меня не хватало духу сделать первый шаг. Если ты будешь со мной, я его сделаю. Я верю, что сделаю! Ты поедешь?
   Кейт видела, что Мелани говорит правду. Мелани была мечтательницей – из тех девушек, которые никогда не решатся осуществить свои мечты, пока кто-нибудь их к этому не подтолкнет.
   Кейт мысленно бросила жребий. Ей, в сущности, было все равно куда ехать и с кем. Почему бы и не сделать Мелани приятное? Ей же ничего это не стоило.
   Она скинула свой передник и швырнула его боссу на лицо.
   – Хорошо, – сказала она Мелани. – Едем в Голливуд. Этой же ночью они уже были в автобусе, идущем в Лос-Анджелес.
   Хотя Кейт и не предчувствовала этого, но это не была судьба Мелани, за которой она следовала в этой ночной поездке.
   Это была ее судьба.

КНИГА ВТОРАЯ

1

   Джозеф Найт все еще оставался в Голливуде.
   Но он уже не был просто туристом или дилетантом в кинопроизводстве. Он был человеком, имеющим определенную цель. Не обращая внимания на город вокруг него, Найт всецело сосредоточился на изучении механизма киноиндустрии, стараясь как можно точнее понять его законы.
   Он изучал финансовое состояние каждой студии. Он интересовался карьерами Майера, Талберга, Уорнеров, Сэма Голдвина – начиная от их стартовых точек, с которых эти сыновья иммигрантов-торговцев начали свое восхождение к вершинам богатства и влияния.
   И еще он ходил в кинотеатры.
   Он не только посмотрел все фильмы, отснятые крупнейшими киностудиями, – что занимало у него почти все его время, так как эти студии производили от пятидесяти до ста кинолент в год, – он также интересовался голливудскими архивами и получал наслаждение, смотря первоклассные картины, снятые Д. В. Гриффитом, Эрихом фон Штрогеймом, Кингом Видором и другими.
   Он приобщался к традициям немого кино от самых ранних коротких роликов до великих мелодрам Гриффита «Нетерпимость» и «Рождение нации». Он наблюдал полный катаклизмов переход от немого к звуковому кино – каким образом это отразилось не только на звездах, но и на сценаристах и продюсерах, создававших фильмы. Он видел, как тяжелые экономические условия эпохи Депрессии влияли на кинематограф и как порожденное этими условиями всеобщее настроение отчаяния и безнадежности из-за обнищания большей части населения диктует вкусы публике.
   Чем больше он углублялся в свои исследования, тем яснее видел, что в Голливуде, несмотря на его жесткую монополистическую структуру, найдется место и для него – Джозефа Найта.
   Чем больше он накапливал знаний о шоу-бизнесе, тем больше убеждался, что крупнейшие студии вовсе не являются такими самодостаточными гигантами, какими они себя провозглашали. В действительности они были всего лишь средством производства продукции для крупных корпораций, обосновавшихся в Нью-Йорке, корпораций, которые получали доходы посредством владения целой сетью кинотеатров. «Парамаунт» с ее тысячью двумястами кинотеатрами, «Уорнер» – с четырьмястами двадцатью пятью, «Континентал» – с шестьюстами пятидесятью, «Фокс» – с пятьюстами и более мелкая «Монарх» – с четырьмястами – эти корпорации делали деньги, привлекая максимально большее количество публики. Они производили фильмы на своих собственных студиях и показывали их в своих собственных кинотеатрах – начиная от наиболее доходных, с участием крупных кинозвезд, и более скромных фильмов разряда «Б» с «безымянными» актерами, кончая роликами новостей и небольшими мультфильмами.
   Такие маститые главы студий Голливуда, как Майер, Джек Уорнер, Гарри Коэн, благодаря баснословным доходам и общественному положению, были у всех на виду. Но они были лишь марионетками в руках «денежных мешков» Нью-Йорка – теневых фигур с малоизвестными именами, таких, как Катц, Мазур, Нагель, Шнек, – которые субсидировали кинопроизводство для того, чтобы иметь регулярный приток зрителей в свои кинотеатры. Эти безликие фигуры и были истинными воротилами шоу-бизнеса.
   Власть большинства кинокорпораций меньше основывалась на фильмах, которые они производили – в основном она держалась на кинотеатрах, которыми они владели. Эти кинотеатры держали под контролем кинорынок не только в Соединенных Штатах, но и в Великобритании и континентальной Европе. Кинотеатры, которые были абсолютно недоступны для продукции таких ненавидимых Голливудом фигур, как независимые продюсеры.
   Таков был первый и наиболее важный вывод, который сделал Джозеф Найт, занимаясь анализом деятельности Голливуда. Если он собирался делать деньги в рамках шоу-бизнеса, он должен осуществить это в одной из самых крупных киностудий.
   Другой важный вывод гласил, что в Голливуде времена меняются – независимо от того, нравится это большим студиям или нет.
   Эскейпизм, желание убежать от действительности – такова была основная тональность кинопродукции эпохи Депрессии середины тридцатых годов. Ширли Темпл становилась одной из наиболее высокооплачиваемых звезд Голливуда – бесчисленные мюзиклы давали огромный кассовый сбор. Благодаря этим мюзиклам и быстро сляпанным историческим костюмированным драмам крупнейшим студиям удавалось держаться на плаву даже в наиболее скверные моменты «тяжелых времен».
   Но положение дел менялось. Популярность Ширли Темпл ослабевала по мере того, как она становилась взрослее. Сработанные по накатанной схеме фильмы, которыми насильственно кормили публику в течение всего периода эпохи Депрессии, уже не приносили прежнего дохода. Блеск большинства звезд этого десятилетия заметно померк. Зрители начали уставать от этих эскейпистских мелодрам с их шаблонными героями и слащавым концом.
   Но студийные патриархи и их штат сценаристов до сих пор еще не знали, как реагировать на перемены, произошедшие в сознании публики. Текущие голливудские фильмы, за редкими исключениями, были по-прежнему стереотипными. В них не ощущалось человеческой трагедии. Они избегали реальных характеров и концовок, как чумы. И поэтому громом среди ясного неба явился успех таких фильмов, как «На западном фронте без перемен» и «Ярость». Он показал, что зрители не боятся правдивых историй, что психологическая достоверность этих лент не является препятствием для их показа аудитории.
   Джозеф Найт собирал все эти факты по крупицам во время своих уединенных прогулок по Голливуду и напряженной домашней работы. Он пришел к заключению, что Голливуд стоит на пороге новой эпохи. Хотят они того или нет, но крупнейшие киностудии нуждаются в новых талантах, чтобы перешагнуть в новое десятилетие и выжить. Это означало, что придут новые звезды, новые сценаристы, новые продюсеры. Меняются не только времена – придется измениться и кинематографу.
   В это время и вышел на сцену Джозеф Найт.
   Джозеф Найт никогда не был фанатиком кино. Он был слишком беден до того и слишком занят впоследствии, чтобы потратить два или более часов, наблюдая тени, мелькающие на экране в темном зале кинотеатра. Но теперь эти тени поглощали все его внимание, так как он видел, что они воплощаются в доллары и дают большую власть человеку, знающему, как манипулировать ими в сознании публики.
   И пока он наблюдал и учился, случилось нечто удивительное. Он стал сам придумывать истории.
   Фильмы, которые он видел, сделали для него многое понятным из того, что касалось сознания публики, ее надежд, страхов и грез. И теперь, словно окунувшись в интеллектуальную игру, которая быстро становилась серьезной, он старался изобретать характеры, ситуации, конфликты и драматические коллизии, которые по своему уровню были бы не хуже тех, которые он наблюдал на экране.
   Так же как раньше он выстраивал в своем мозгу основные факты, касающиеся рынка, чтобы произвести наиболее выгодный продукт, так теперь он сфокусировал весь свой ум для создания персонажей, которые отвечали бы чаяниям зрителей. Точнее говоря, зрителей, какими они будут через год или два. Потому что Джозеф Найт смотрел вперед.
   Проводя в отеле много часов в одиночестве, он вынашивал эту идею. Шло время – он даже не замечал этого. Через шесть недель напряженной умственной работы у него созрел в голове набросок внушительного голливудского фильма. Имея мало опыта в этом новом бизнесе, он медлил довериться своим собственным силам. Он понимал, что этот замысел, грамотно осуществленный, может принести ему миллионы долларов кассовых сборов.
   Оставалось только преобразовать этот замысел в сценарий.
   Найт тщательно навел справки обо всех ведущих сценаристах, работавших в Голливуде. И вскоре понял, что действительно одаренные авторы давно уже ангажированы крупнейшими киностудиями. Оставшиеся не у дел писатели, в соответствии с их посредственным талантом, могут помочь ему произвести лишь ляп, подобный «Теплым морям» Джерри Меркадо, но не нечто, способное конкурировать с продукцией Голливуда.
   Несколько дней после этого серьезного открытия Джозеф Найт был в подавленном состоянии духа. Он не видел для себя иного пути, как только продать идею за жалкие гроши и, возможно, увидеть ее преобразованной в первоклассный фильм, всю прибыль от которого получат другие.
   Но затем чутье, которое долгое время направляло его в нужную сторону, в сочетании с большим опытом анализа рынков натолкнуло его на неожиданную мысль.
   Что ж, он напишет сценарий сам.
   Это важнейшее решение было принято так же хладнокровно, как и сотни деловых решений прежде. Это потребовало бы такого напряжения физических и интеллектуальных сил, что обычный человек в подобной ситуации смущенно ретировался, потерпев провал.
   Но Джозеф Найт был привычен к огромному риску и верил в свои силы. Он не был обычным человеком.
   Он приступил к работе, воплощая набор основных идей, характеров и сюжетных линий в драматические сцены, имевшие видимую структуру. Работа оказалась куда более трудной, чем ему казалось первоначально. Того совершенства, которым он восхищался в наиболее удачных пьесах и фильмах – естественного и непринужденного, в особенности если за дело брались первоклассные актеры и продюсеры, было удивительно трудно достичь самому начиная с нуля.
   Но Джозеф Найт был упорным. Он переписывал сцены множество раз, ругая свою неопытность, переосмысливая и оттачивая, пока действие не приобретало такую же убедительность и стройность, какую он видел на экране в лучших фильмах.
   В течение долгих дней и ночей молчаливой работы многочисленные способности Найта и его опыт слились воедино. Он имел в руках грозное оружие. Его знание основных, наиболее популярных кинолент и их структуры позволило ему создать динамичные, полнокровные сцены, которые хорошо легли бы на пленку. Его знакомство с мировой драматургией, Шекспиром, Ибсеном, О'Нилом, помогло ему углубить психологический уровень сценария и тем попытаться увлечь зрителя. Его новоприобретенные знания о Голливуде помогли ему визуализировать неясный в начале проект, избежав потенциальных проблем. Знание «звездной» системы и сути актерского мастерства, возможностей многих голливудских исполнителей подсказало ему некоторые умные идеи насчет распределения ролей.
   Даже теперь, пожиная плоды долгого творческого труда, он не думал о себе как о художнике, осуществляющем замысел, который имеет какое-либо эстетическое значение. «Я просто бизнесмен, производящий продукт, – думал он, – чтобы продать его на наиболее выгодном рынке в наиболее подходящий момент». И поэтому Найт не осознавал, что, не будь он просто человеком дела, бизнесменом но своему собственному выбору, он мог бы без труда получить Пулитцеровскую премию как драматург или наиболее талантливый сценарист Голливуда. Он был рожден и для этого. Но он не понимал истинной сути своей индивидуальности, которая были не чем иным, как одаренностью, и лишь благодаря ей он смог так продвинуться в бизнесе. В напряженной деловой жизни он не делал передышки, чтобы остановиться и понять, что его ум с самого начала шел рука об руку с силой воображения.
   После двух месяцев напряженной работы Джозеф Найт закончил сценарий, который содержал в себе все компоненты, необходимые для коммерческого успеха. Все его сомнения относительно своего таланта были забыты. В глубине сердца он знал – то, что он создал, отвечает потребностям публики. Проект был хитом, ждавшим осуществления.
   Но теперь он видел и слабые места своего замысла.
   Хотя он и создал нечто несравненно более качественное и нужное, чем злосчастные «Моря» Джерри Меркадо, он стоял лицом перед той же проблемой, которая оказалась не под силу Джерри. Как независимый творец, он находился вне закрытой, олигархической системы голливудских студий. Эти студии имели монополию из звезд, продюсеров и на те технические возможности, без которых его замысел не воплотится в качественный фильм.
   Жестокая альтернатива оставалась прежней – продать свой сценарий за гроши или увидеть его канувшим в Лету. Несмотря ни на какие творческие и финансовые кризисы, с которыми сталкивался Голливуд, его позиция по отношению к аутсайдерам сохранялась неизменной. Пока, конечно, не удастся обнаружить дырку в броне, которой окружили себя студии, чтобы совместно получать как можно больше прибыли.
   Столкнувшись нос к носу с этой проблемой, Найт принял, однако, одно важнейшее решение. Это было дьявольски умное решение, самое умное, какое только такой незаурядный человек, как Найт, мог принять. Даже он осознал этот выход только сейчас.
   К сожалению, это отбросит его назад еще на три месяца и потребует рывка, работы такой же напряженной, какую он только что проделал. Он не знал, сможет ли выдержать это, хватит ли у него сил и энергии продержаться долго. Но если его план сработает, в руках у Найта окажется ключ, отпирающий ворота сказочной пещеры Голливуда – ворота, которые всегда накрепко закрыты для всякого независимого таланта, пытающегося поменять фигуры на шахматной доске шоу-бизнеса, расставленные на поколение вперед.