Страница:
– Ладно, – проворчал он. – Я буду торчать у ваших ворот и голодать, пока вам не станет стыдно и вы меня не впустите.
Ведя на поводу коня, он бросил взгляд назад, на стражников. Они выглядели настороженно, словно поверили, что он на такое способен. На самом деле, поскольку у него не было ни денег, не еды, выбора не оставалось. На лугу через дорогу Браноик отпустил коня пастись, а сам сел там, откуда мог гневно посматривать на стражников и сам оставаться на виду. Они то и дело нервно косились на него. Возможно, эти взгляды и были вызваны чувством вины, но, скорее всего, они просто опасались, что он предпримет какие-то нежелательные действия.
Хотя Браноику недавно исполнилось двадцать лет, его рост составлял шесть футов и четыре дюйма, его отличали широкие плечи, длинные руки прирожденного фехтовальщика и осанка воина. По его левой щеке тянулся толстый, неровный шрам – память о смертельной схватке, которая привела к высылке из дана его отца в Белглейде. И прежде многие воины – не хуже, чем стражники Касила! – находили, что его присутствие заставляет их нервничать. Он ждал у дороги около двух часов и, наконец услышал звук серебряных рожков. Когда открылись дальние ворота, стражники тут же вытянулись по стойке «смирно». По насыпной дороге шагом ехали серебряные кинжалы. Как и помнил Браноик, они сидели в седлах легко и надменно. Во главе оказался парнишка лет четырнадцати в плаще в красную, золотистую и белую клетку. Когда Браноик шагнул вперед, один из стражников заорал на него: – Ты! Оставайся там, где стоишь! Это наследный принц Марин. И не смей беспокоить капитана, когда он сопровождает принца.
Хотя на душе у него было погано, Браноик отошел не споря. Дела принца важнее, чем дела простолюдина. Он только собрался снова сесть в траву, когда услышал, как его окликнули. На этот раз заговорил сам принц. Браноик поспешил вперед и в знак уважения схватился за стремена юного всадника.
– Любой человек, который только попросит, может ко мне обратиться, – Марин многозначительно посмотрел на стражников. – Принц – пастух своих людей, а не один из волков. Запомните это раз и навсегда. – Затем он повернулся к Браноику с суховатой, но вежливой улыбкой: – С каким вопросом ты хотел обратиться?
– Нижайше благодарю, ваше высочество, – Браноик заикался от удивления. – Но на самом деле я хотел поговорить с Карадоком.
– Это легко устроить. Бери свого коня и поехали с нами.
Браноик побежал выполнять приказ. Когда он пристроился рядом с Карадоком, то капитан странно и хитровато ему улыбнулся.
– Браноик из Белглейда, если не ошибаюсь? Что ты делаешь на долгой дороге на север?
– Ищу тебя. Помнишь, как мы встречались последний раз? Ты сказал, что возьмешь меня к себе, если я захочу вступить в твой отряд. Ты тогда шутил?
– Это была шутка только по одной причине: я не думал, что ты захочешь покинуть двор своего благородного отца. Вовсе не потому, что я не хочу видеть тебя в своем отряде.
– Благодарение богам. Незаконнорожденный сын еще менее желанен, чем серебряный кинжал, если он не соблюдает все возможные правила и приличия. Меня выслали. Из-за дуэли.
Карадок вопросительно приподнял брови.
– Я слышал об этом. Ты убил младшего сына гвербрета Элдиса, не так ли? Но почему отец выгнал тебя? Я слышал, что это была честная схватка.
– Да, честная. Именно так определил и священник культа Бела. – На мгновение Браноику стало трудно говорить: несправедливость душила его. – Но из-за этого у моего отца появился могущественный враг. Поэтому он и изгнал меня – чтобы немного успокоить того ублюдка гвербрета. На всем пути на север я боялся за свою жизнь, думая, что из Элдиса за мной послали наемных убийц. Но либо я был несправедлив к гвербрету и зря так дурно думал о нем, либо мне попросту удалось ускользнуть от его людей. Скорее, последнее – судя по тому, что помню об их светлости.
– Хорошо, дружище, ты принят. Но тебе придется заслужить право носить серебряный кинжал. Если начнутся сражения, ты получишь полное жалованье, однако тебе нужно показать себя в деле, прежде чем я велю кузнецу Отто сделать тебе кинжал. Согласен?
– Согласен. Спасибо… В мире нет никого, кто бы согласился меня принять. Кроме тебя.
Несколько минут они ехали молча. Браноик изучающе поглядывал на молодого принца, который следовал в нескольких ярдах впереди, и раздумывал, почему он выглядит так необычно. Принц был довольно милым юношей, но в королевстве найдется много симпатичных мужчин. Однако ни у одного из них нет такого особенного блеска и силы. Другие принцы тоже умели прямо держать спину и демонстрировать уверенность в себе, вести себя вежливо и оказывать милости, но, казалось, никто из них не выехал прямо из древнего эпического сказания, как Марин. Временами создавалось впечатление, будто самый воздух вокруг него потрескивает от какой-то невидимой силы.
– А что ты думаешь о нашем господине? – тихо спросил Карадок.
– Он заставляет меня вспомнить кое-какие странные слухи, которые доходили до меня в Элдисе.
– Слухи?
– О предзнаменованиях и все такое.
– Предзнаменованиях чего?
Браноик смутился и просто пожал плечами.
– Давай выкладывай, парень.
– Появления истинного короля Дэверри.
Карадок рассмеялся себе под нос.
– Если ты присоединяешься к нашему отряду, парень, то оставишь Элдис и Пирдон далеко позади. Ты в состоянии это пережить?
– Легко. О, послушай – что ты имеешь в виду? В один прекрасный день мы отправимся к самому дану Дэверри?
– Да. Могу обещать тебе долгую кровавую дорогу в Священный Город. – Карадок повернулся в седле и крикнул: – Маддин! Давай сюда! У нас новый рекрут.
Так вышло, что во время предыдущих встреч с серебряными кинжалами Браноик ни разу не сталкивался с бардом. Маддину к этому времени исполнилось тридцать три года, он был худощавым, мускулистым мужчиной с копной вьющихся светлых волос, в которых на висках просматривались седые, и усталыми, все повидавшими голубыми глазами. Он понравился Браноику с той самой минуты, как тот увидел его впервые. У него возникло какое-то странное чувство, что они могли знать другу друга и раньше, хотя Браноик и не помнил, где они встречались и при каких обстоятельствах. Весь этот день Маддин представлял Браноика другим воинам, объяснял правила, принятые в отряде, а когда они вернулись в дан, нашел небольшое стойло для коня новобранца и свободную койку. Бард прилагал большие усилия, чтобы Браноик чувствовал себя легко и свободно. Во время вечерней трапезы они сидели рядом, и Браноик с интересом слушал рассказы барда; сам же новобранец по большей части помалкивал. С другим заместителем командира отряда, Овейном, все получилось совсем по-другому. Они едва закончили ужин, когда Овейн подошел с кружкой в руке, и Браноик сразу же его возненавидел. Было что-то отталкивающее в том, как стоял этот нахальный сукин сын; его поза, с откинутой назад головой и свободной рукой на рукоятке серебряного кинжала, раздражала Браноика.
– Эй ты! – рявкнул Овейн. – Я вижу по твоему гербу, что ты раньше служил клану Орла из Белглейда.
– Да. Какое тебе до этого дело?
– Никакого, кроме одной мелочи. – Овейн сделал паузу, чтобы отхлебнуть эля. – На всем твоем барахле герб клана. Я хочу, чтобы ты его убрал.
– Что?
– Ты меня слышал. – Овейн дотронулся до кокетки своей рубашки, на которой был вышит сокол. – Твои орлы слишком похожи на моего сокола. Я не желаю их больше видеть.
– Неужели? – медленно и осторожно Браноик поднялся со скамьи и посмотрел сопернику прямо в глаза. Он смутно осознавал, что зал погрузился в тишину. – Я родился в клане Орла, ты, жалкая маленькая дворняжка. У меня есть полное право носить тот герб, какой я хочу, а я хочу продолжать носить этот.
Словно при помощи двеомера Карадок материализовался между ними и положил руку на плечо Браноика, уже тянувшегося к мечу.
– Послушай, Овейн, – заговорил капитан, – имущество этого парня скоро потеряется или сломается, и орлы исчезнут сам по себе.
– Это недостаточно быстро.
– Я не допущу драк в зале нашего принца.
– Тогда пошли во двор, – вставил Браноик. – Решим вопрос на кулаках, Овейн, только мы двое, а победитель оставит себе свой герб.
– Для новичка ты – нахальный ублюдок, – сказал Овейн и тут заметил мрачный взгляд Карадока. – Хорошо. Как хочешь.
Все, кто находился в большом зале, потянулись за ними во двор, чтобы понаблюдать за поединком. В то время, как пажи побежали за факелами, противники сняли ремни с мечами и передали их Маддину. Зрители делали ставки. Когда принесли факелы, Браноик и Овейн встали друг напротив друга и начали кружить, оценивая противника. Поскольку Браноик выиграл все кулачные бои, в которых когда-либо участвовал, он был уверен в себе – слишком уверен. Он бросился вперед, замахнулся и почувствовал, как Овейн блокировал его удар, и в тот же момент кулак противника врезался ему в живот. Хватая ртом воздух, Браноик отскочил назад, но Овейн бросился за ним. Какое-то время он плясал рядом и пытался зайти сбоку, а потом нанес удар, мазнув по челюсти Браноика. Хотя этот удар практически не причинил боли, Браноик пришел в неистовство. Он отскакивал назад, приближался, ударял… Он ничего не чувствовал, кроме нарастающего головокружения. Овейн тем временем блокировал удары, пританцовывал вокруг противника и бил в ответ.
– Достаточно! – голос Карадока пронзил кровавый туман, который окружал Браноика. – Я сказал: хватит. Стоять!
Сзади Браноика схватили чьи-то руки и потащили назад. Хватая ртом воздух, он откинул голову назад, тряхнул ею и увидел, как брызги крови разлетаются из раны над левым глазом. Овейн стоял перед ним, У него из носа текла кровь. Он улыбнулся, когда Браноик шагнул и почувствовал, как у него подгибаются колени. Державшие Браноика осторожно опустили его на булыжники, и он мог только сидеть там, хватая ртом воздух, и чувствовать, как лицо и живот пульсируют от боли, а кровь стекает по щеке.
– Вопрос решен, – объявил Карадок. – У Овейна остаются его маленькие цыплята, поскольку он их так любит. Но я не хочу, чтобы кто-то смеялся над Браноиком из-за этого. Все слышали?
Послышалось согласное бормотание серебряных кинжалов. Весело посмеиваясь, толпа разошлась. Проигравшие выплатили ставки и отправились назад в большой зал. Браноик остался снаружи. Он чувствовал себя униженным и думал, что никогда снова не сможет смотреть в лицо ни одному другому человеку. Маддин ухватил его за руку и помог встать.
– Послушай, парень, я никогда раньше не видел человека, которому удалось бы разбить нос Овейну.
– Тебе не нужно врать, чтобы мне стало легче.
– Я и не вру. Если тебе удалось не позволить Овейну избить себя до полусмерти и бросить на булыжники подыхать, то ты в некотором роде добился победы.
Это было сказано так искренне, что Браноику сразу же стало не так стыдно. Покачиваясь и спотыкаясь, он схватился за Маддина, и они отправились к казарме. Примерно на полпути их остановил старик, на которого Маддин раньше показывал новичку, как на советника принца. Невин приподнял фонарь, который нес в руке, и уставился в кровоточащее лицо Браноика.
– Я скажу Каудиру, чтобы зашел в казарму. Нужно наложить пару швов над глазом. Проследи, чтобы он лег, Маддо. Готов поспорить: он не собирается танцевать всю ночь.
Хотя Браноик попытался улыбнуться шутке, у него слишком сильно болела челюсть. Внезапно Невин посмотрел прямо ему в глаза, и этот взгляд пронзил Браноика, как копье, врезавшись глубоко в душу. В затуманенном сознании появилась мысль, что, он всю жизнь по какой-то причине пытался найти этого человека, но причину никак не мог вспомнить… хотя ее следовало помнить… Затем это чувство исчезло, и к горлу Браноика стала подступать тошнота.
– Его сейчас вырвет, – спокойно сказал Невин. – Все в порядке, парень. Не надо пугаться. Давай.
Браноик упал на колени, и его стошнило. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким униженным. Да еще и Невин видит его в таком состоянии! Но когда Браноик наконец закончил блевать и поднял голову, чтобы извиниться, старик уже ушел.
– Может, ее зять? – спросил Невин вслух. – Как там его звали? Боги, я этого тоже не помню! Наверное, я старею.
На протяжении следующих нескольких дней его то и дело беспокоила мысль, кем был Браноик в прошлой жизни – подобно тому, как волнуется терьер перед клеткой с крысами – рычит и лязгает зубами, но не может извлечь добычу из клетки. В конце концов, Невин решил, что появление Браноика – в некотором роде предзнаменование, скорее истинное, чем еще одно ложное и театральное, которые он сам и священники устраивали, предвосхищая появление нового короля. Люди, которым Невин доверял в прошлых жизнях, приходили к нему, чтобы помочь ему восстановить в королевстве мир.
Вскоре Невин получил зловещую новость, которая поглотила его внимание. Несколько недель назад он оправил письмо в храм Бела в Хендире с просьбой прислать экземпляры двух важных работ по общему праву Дэверри, но когда посыльный вернулся, то привез вместе с документами письмо от Даннира, настоятеля главного храма в Керрморе. Письмо было дважды запечатано и написано древним языком, который знали лишь очень немногие. «Король Глин заболел, – сообщал Даннир. – Все шепчут про яд, хотя это кажется мне сомнительным. Лекари короля диагностировали застои крови в печени. Действительно, не является секретом то обстоятельство, что король поглощал мед в неподобающих количествах с тех пор, как стал достаточно взрослым, чтобы пить его. Тем не менее, я посчитал необходимым информировать тебя об этих слухах, потому что нельзя допустить разговоров о том, будто истинный король отравил одного из своих соперников. Любой совет, который бы ты ни прислал, будет ценным, но, ради наших богов, пиши только на древнем языке».
Прочитав письмо, Невин выругался вслух всеми гнусными ругательствами какие знал на древнем и современном языках. Даннир абсолютно прав: никто не станет считать Марина истинным королем, если люди сочтут, что он воспользовался ядом. Вся вина – если на самом деле там была какая-то вина – должна ложиться на другого претендента из дана Дэверри или, еще лучше, на представителей клана Вепря, окружающих восемнадцатилетнего короля. В этот момент Невин вспомнил Каудира и от души поблагодарил Властелинов Света за то, что дали ему оружие, которое требовалось для победы в этом сражении. Показания лекаря относительно обстоятельств, окружавших смерть последнего короля, несомненно, направят все подозрения туда, куда следует. Невин мрачно улыбнулся, сел за письменный стол и тут же составил письмо Данниру. Закончив писать и тщательно запечатав послание на тот случай, если вдруг найдется кто-то, способный прочитать древний язык, Невин еще долго сидел за письменным столом и размышлял над возможностью отравления.
Казалось, Глин умирал по естественным причинам, виной которых был он сам. И все же не вызывала сомнений доступность ядов в разрываемых войной королевствах. Кто их готовит? А что если возле короля таятся те, кто следуют темной тропой двеомера и ожидают своего шанса погрузить страну в еще больший хаос? А вдруг они знают о Марине? Невин весь похолодел, ругая себя дураком, гордецом, тупицей и полоумным. Как он мог вообразить, что может скрыть такой важный секрет от тех, кто как раз и занимается разузнаванием тайн! Ему придется проверить, оправданы ли его подозрения. И если да, то заниматься дальновидением через огонь бесполезно.
Невин запер дверь в свои покои, лег на кровать на спину и скрестил руки на груди. Вначале он привел дыхание в норму, чтобы оно стало ровным и спокойным, затем призвал свое световое тело и увидел мерцающую человеческую форму у себя в сознании. Постепенно он стал вливать в нее свою волю и делал это до тех пор, пока не показалось, что световое тело стоит рядом с ним в комнате. Тогда Невин перевел в световое тело свое сознание и услышал щелчок, напоминающий треск камыша. Он поплыл по воздуху, глядя на свое неподвижно лежащее на кровати физическое тело. Невин выскользнул из окна и летел ввысь, пока не увидел дан сверху – черный, мертвый сгусток материи в пульсирующем серебряном тумане элементарной силы, которая поднималась от озера. Хотя из-за тумана Невину было сложно оставаться на месте – требовалось бороться против нескольких по-настоящему опасных течений – он все равно обрадовался туману, который серьезно осложнит любую попытку заняться дальновидением и заглянуть в дан. Озеро превратило дан в безопасную крепость не только в материальном мире, но и в астральной плоскости. Осторожно выбирая путь, Невин покинул ауру озера и полетел над спящей местностью, которая теперь выглядела тусклой, красно-коричневой, поскольку осень истощила энергию растительной жизни. Простейшие духи кружили вокруг него в своих истинных формах. Здесь они выглядели как красивые, постоянно меняющиеся кристаллические структуры цветного света. Элементали сопровождали Невина во время полета. Примерно в пяти милях от дана Невин получил первое предупреждение о зле: духи остановились, содрогнулись и исчезли, оставив после себя серебристые вспышки, которые потом долго затухали. Невин остановился и стал ждать. Он парил над участком поросшей лесом местности, где нашел ненадежное укрытие в ослабевающем свечении. Никто из простейших духов не вернулся. Что бы это ни было – то, что так их испугало, – они перепугались не на шутку.
Невин взлетал все выше, пока голубой свет не стал густым, как туман. Этот свет постоянно кружил, скрывая пейзаж внизу. Невин представил свет, текущий из его кончиков пальцев, и тот мгновенно вспыхнул. При помощи мерцающих линий света мастер двеомера нарисовал перед собой огромный защитный сигил. Видимый на огромное расстояние, сигил послужит идеальной приманкой, чтобы привлечь Других путешественников на эфирной плоскости Невин долго ждал там, подобно охотнику рядом с силком, пока наконец не увидел в голубом тумане другое световое тело в форме человеческого. Невин нарисовал еще один сигил, в знак приветствия и дружеских намерений, и был вознагражден, увидев, как другой путешественник вначале замер, а затем повернулся и понесся прочь на полной скорости. Невин инстинктивно тронулся за ним, но остановился прежде, чем улетел слишком далеко. Он не представлял, насколько силен враг и один ли он. Однако Невин не сомневался: это враг. Любой слуга Света обязательно ответил бы на его сигнал подобным, а затем подлетел бы поближе, чтобы встретиться с ним. Не желая рисковать глупой схваткой, Невин вернулся в дан, в свое физическое тело. Он потянулся, сел на кровати и посмотрел в горевший в очаге огонь.
– Плохие новости. Думаю, кто-то шпионит за нами.
Духи огня в беспокойстве взметнулись и отправили дождь искр вверх по трубе.
– Если увидите что-то хотя бы чуть-чуть странное, сообщите мне.
Языки огня – блестящие саламандры – согласно кивнули. Невин встал, взял теплый плащ и покинул комнату. Он отправился вверх по винтовой лестнице на последнюю площадку броха, где небольшой люк открывался прямо на крышу. Невин быстро огляделся, проверяя, нет ли поблизости слуг, которые могли бы заметить эксцентричное поведение ученого советника, открыл люк и выбрался на крышу. Ему требовалось установить некий вид охраны. Вначале он высоко поднял руки и призвал силу Святого Света, который стоит за всеми богами. Его видимый символ пришел к Невину в виде светящегося копья, которое пронзило его с головы до ног. Мгновение Невин стоял неподвижно, а затем вытянул руки вперед на уровне плеч, распространяя свет. Сформировалась стрела, пронзающая ему грудь. Невин теперь стоял внутри креста. Свет набухал и давал ему все больше силы, а после стал медленно затухать по собственной воле. Когда свет погас, Невин опустил руки. Он представил у себя в правой руке меч из мерцающего света. После того, как образ зажил отдельно от его воли, Невин обошел крышу по часовой стрелке и мечом нарисовал огромный круг золотого света. Линия окружности поднялась высотой с дан, сформировав горящую защитную стену вокруг всего королевского комплекса. Невин обошел крышу три раза, пока пылающая стена не зажила на эфирной плоскости по своей воле. В каждой точке света Невин поставил по печати в форме пятиконечной звезды из голубого огня. Запечатав четыре направления, он медленно расширял свет, пока тот не завис над даном, словно навес. Невин установил еще две печати в зените и надире, а затем убрал силу с астрального меча, и тот вскоре исчез. Чтобы обозначить конец работы, Невин три раза топнул ногой. Однако купол оставался видимым – конечно, тому, кто обладал двеомером. Хотя Невину придется по пять раз в день обновлять печати, когда меняются астральные приливы, все находящиеся внутри купола будут в безопасности от злых, любопытных глаз.
Невин плотно закутался в плащ, потому что воздух был холодным и обещал скорую зиму, и лениво посмотрел вниз, во двор. Кто-то там бродил. И то, как он двигался, этот невидимка, вызывало подозрения: человек делал несколько шагов, останавливался, чтобы тщательно осмотреться, а затем снова медленно трогался с места. Поскольку голову Невина заполняли мысли о шпионах, он покинул крышу и поспешил вниз. Старик бежал так быстро, что едва не закончил свое физическое существование прямо там. Когда он выскочил во двор, таинственная фигура куда-то подевалась. Бормоча проклятия себе под нос, Невин призвал простейших духов, среди них оказался большой крапчатый гном, который тоже видел крадущегося человека. Гном повел Невина прямо за главный брох, по направлению к конюшням, совершенно не выказывая страха. Невин подумал, что наверное зря предположил, будто черный двеомер послал шпиона прямо в дан. Увидев «дичь», он понял, что это был Браноик. Даже в темноте парня легко можно узнать по росту, могучему телосложению и манере стоять, широко расправив плечи.
– Добрый вечер. Дышишь воздухом?
– В некотором роде, советник. Я… э, ну… мне показалось, что я видел огонь.
– Боги! Где?
– Ну, я ошибся, – он был сильно смущен. – Я очень рад, что никого не разбудил. Наверное, мне это приснилось.
– Правда? Расскажи мне об этом.
– Ну, поскольку я – новый человек, то получил койку как раз у окна, где сильно сквозит. Мне приснилось, будто я не сплю и выглядываю наружу, а стены дана горят огнем. Я уже хотел поднять тревогу, но затем вспомнил, что у этого дана каменные стены, а не деревянный частокол или что-то в этом роде. Именно тогда я, должно быть, и проснулся. Но я все лежал на койке и думал об этом, и это на меня давило. Вот я и надел сапоги и решил пойти взглянуть. И как только вышел, понял, что это был сон. Правда, очень четкий, господин! Его явно наслал демон.
Невин был поражен. Очевидно, этот молодой воин обладает двеомером и в своем полусонном состоянии видел, как Невин запечатывал стены. Тем не менее, никто из мужчин в заколдованном круге его вирда никогда не проявлял таких талантов. «Все круги ада, – подумал Невин и добавил раздражено: – Так кто же он?»
– Скажи мне, у тебя часто бывают такие сны?
– Ну, иногда… То есть я никогда раньше не видел пожар, но временами я вижу сны, которые кажутся совсем реальными, такими, что я готов поклясться, будто вообще не спал. Время от времени… – Он замолчал.
– Время от времени ты видишь что-то, что потом оказывается правдой.
Браноик резко втянул ноздрями воздух и быстро отступил назад.
Ведя на поводу коня, он бросил взгляд назад, на стражников. Они выглядели настороженно, словно поверили, что он на такое способен. На самом деле, поскольку у него не было ни денег, не еды, выбора не оставалось. На лугу через дорогу Браноик отпустил коня пастись, а сам сел там, откуда мог гневно посматривать на стражников и сам оставаться на виду. Они то и дело нервно косились на него. Возможно, эти взгляды и были вызваны чувством вины, но, скорее всего, они просто опасались, что он предпримет какие-то нежелательные действия.
Хотя Браноику недавно исполнилось двадцать лет, его рост составлял шесть футов и четыре дюйма, его отличали широкие плечи, длинные руки прирожденного фехтовальщика и осанка воина. По его левой щеке тянулся толстый, неровный шрам – память о смертельной схватке, которая привела к высылке из дана его отца в Белглейде. И прежде многие воины – не хуже, чем стражники Касила! – находили, что его присутствие заставляет их нервничать. Он ждал у дороги около двух часов и, наконец услышал звук серебряных рожков. Когда открылись дальние ворота, стражники тут же вытянулись по стойке «смирно». По насыпной дороге шагом ехали серебряные кинжалы. Как и помнил Браноик, они сидели в седлах легко и надменно. Во главе оказался парнишка лет четырнадцати в плаще в красную, золотистую и белую клетку. Когда Браноик шагнул вперед, один из стражников заорал на него: – Ты! Оставайся там, где стоишь! Это наследный принц Марин. И не смей беспокоить капитана, когда он сопровождает принца.
Хотя на душе у него было погано, Браноик отошел не споря. Дела принца важнее, чем дела простолюдина. Он только собрался снова сесть в траву, когда услышал, как его окликнули. На этот раз заговорил сам принц. Браноик поспешил вперед и в знак уважения схватился за стремена юного всадника.
– Любой человек, который только попросит, может ко мне обратиться, – Марин многозначительно посмотрел на стражников. – Принц – пастух своих людей, а не один из волков. Запомните это раз и навсегда. – Затем он повернулся к Браноику с суховатой, но вежливой улыбкой: – С каким вопросом ты хотел обратиться?
– Нижайше благодарю, ваше высочество, – Браноик заикался от удивления. – Но на самом деле я хотел поговорить с Карадоком.
– Это легко устроить. Бери свого коня и поехали с нами.
Браноик побежал выполнять приказ. Когда он пристроился рядом с Карадоком, то капитан странно и хитровато ему улыбнулся.
– Браноик из Белглейда, если не ошибаюсь? Что ты делаешь на долгой дороге на север?
– Ищу тебя. Помнишь, как мы встречались последний раз? Ты сказал, что возьмешь меня к себе, если я захочу вступить в твой отряд. Ты тогда шутил?
– Это была шутка только по одной причине: я не думал, что ты захочешь покинуть двор своего благородного отца. Вовсе не потому, что я не хочу видеть тебя в своем отряде.
– Благодарение богам. Незаконнорожденный сын еще менее желанен, чем серебряный кинжал, если он не соблюдает все возможные правила и приличия. Меня выслали. Из-за дуэли.
Карадок вопросительно приподнял брови.
– Я слышал об этом. Ты убил младшего сына гвербрета Элдиса, не так ли? Но почему отец выгнал тебя? Я слышал, что это была честная схватка.
– Да, честная. Именно так определил и священник культа Бела. – На мгновение Браноику стало трудно говорить: несправедливость душила его. – Но из-за этого у моего отца появился могущественный враг. Поэтому он и изгнал меня – чтобы немного успокоить того ублюдка гвербрета. На всем пути на север я боялся за свою жизнь, думая, что из Элдиса за мной послали наемных убийц. Но либо я был несправедлив к гвербрету и зря так дурно думал о нем, либо мне попросту удалось ускользнуть от его людей. Скорее, последнее – судя по тому, что помню об их светлости.
– Хорошо, дружище, ты принят. Но тебе придется заслужить право носить серебряный кинжал. Если начнутся сражения, ты получишь полное жалованье, однако тебе нужно показать себя в деле, прежде чем я велю кузнецу Отто сделать тебе кинжал. Согласен?
– Согласен. Спасибо… В мире нет никого, кто бы согласился меня принять. Кроме тебя.
Несколько минут они ехали молча. Браноик изучающе поглядывал на молодого принца, который следовал в нескольких ярдах впереди, и раздумывал, почему он выглядит так необычно. Принц был довольно милым юношей, но в королевстве найдется много симпатичных мужчин. Однако ни у одного из них нет такого особенного блеска и силы. Другие принцы тоже умели прямо держать спину и демонстрировать уверенность в себе, вести себя вежливо и оказывать милости, но, казалось, никто из них не выехал прямо из древнего эпического сказания, как Марин. Временами создавалось впечатление, будто самый воздух вокруг него потрескивает от какой-то невидимой силы.
– А что ты думаешь о нашем господине? – тихо спросил Карадок.
– Он заставляет меня вспомнить кое-какие странные слухи, которые доходили до меня в Элдисе.
– Слухи?
– О предзнаменованиях и все такое.
– Предзнаменованиях чего?
Браноик смутился и просто пожал плечами.
– Давай выкладывай, парень.
– Появления истинного короля Дэверри.
Карадок рассмеялся себе под нос.
– Если ты присоединяешься к нашему отряду, парень, то оставишь Элдис и Пирдон далеко позади. Ты в состоянии это пережить?
– Легко. О, послушай – что ты имеешь в виду? В один прекрасный день мы отправимся к самому дану Дэверри?
– Да. Могу обещать тебе долгую кровавую дорогу в Священный Город. – Карадок повернулся в седле и крикнул: – Маддин! Давай сюда! У нас новый рекрут.
Так вышло, что во время предыдущих встреч с серебряными кинжалами Браноик ни разу не сталкивался с бардом. Маддину к этому времени исполнилось тридцать три года, он был худощавым, мускулистым мужчиной с копной вьющихся светлых волос, в которых на висках просматривались седые, и усталыми, все повидавшими голубыми глазами. Он понравился Браноику с той самой минуты, как тот увидел его впервые. У него возникло какое-то странное чувство, что они могли знать другу друга и раньше, хотя Браноик и не помнил, где они встречались и при каких обстоятельствах. Весь этот день Маддин представлял Браноика другим воинам, объяснял правила, принятые в отряде, а когда они вернулись в дан, нашел небольшое стойло для коня новобранца и свободную койку. Бард прилагал большие усилия, чтобы Браноик чувствовал себя легко и свободно. Во время вечерней трапезы они сидели рядом, и Браноик с интересом слушал рассказы барда; сам же новобранец по большей части помалкивал. С другим заместителем командира отряда, Овейном, все получилось совсем по-другому. Они едва закончили ужин, когда Овейн подошел с кружкой в руке, и Браноик сразу же его возненавидел. Было что-то отталкивающее в том, как стоял этот нахальный сукин сын; его поза, с откинутой назад головой и свободной рукой на рукоятке серебряного кинжала, раздражала Браноика.
– Эй ты! – рявкнул Овейн. – Я вижу по твоему гербу, что ты раньше служил клану Орла из Белглейда.
– Да. Какое тебе до этого дело?
– Никакого, кроме одной мелочи. – Овейн сделал паузу, чтобы отхлебнуть эля. – На всем твоем барахле герб клана. Я хочу, чтобы ты его убрал.
– Что?
– Ты меня слышал. – Овейн дотронулся до кокетки своей рубашки, на которой был вышит сокол. – Твои орлы слишком похожи на моего сокола. Я не желаю их больше видеть.
– Неужели? – медленно и осторожно Браноик поднялся со скамьи и посмотрел сопернику прямо в глаза. Он смутно осознавал, что зал погрузился в тишину. – Я родился в клане Орла, ты, жалкая маленькая дворняжка. У меня есть полное право носить тот герб, какой я хочу, а я хочу продолжать носить этот.
Словно при помощи двеомера Карадок материализовался между ними и положил руку на плечо Браноика, уже тянувшегося к мечу.
– Послушай, Овейн, – заговорил капитан, – имущество этого парня скоро потеряется или сломается, и орлы исчезнут сам по себе.
– Это недостаточно быстро.
– Я не допущу драк в зале нашего принца.
– Тогда пошли во двор, – вставил Браноик. – Решим вопрос на кулаках, Овейн, только мы двое, а победитель оставит себе свой герб.
– Для новичка ты – нахальный ублюдок, – сказал Овейн и тут заметил мрачный взгляд Карадока. – Хорошо. Как хочешь.
Все, кто находился в большом зале, потянулись за ними во двор, чтобы понаблюдать за поединком. В то время, как пажи побежали за факелами, противники сняли ремни с мечами и передали их Маддину. Зрители делали ставки. Когда принесли факелы, Браноик и Овейн встали друг напротив друга и начали кружить, оценивая противника. Поскольку Браноик выиграл все кулачные бои, в которых когда-либо участвовал, он был уверен в себе – слишком уверен. Он бросился вперед, замахнулся и почувствовал, как Овейн блокировал его удар, и в тот же момент кулак противника врезался ему в живот. Хватая ртом воздух, Браноик отскочил назад, но Овейн бросился за ним. Какое-то время он плясал рядом и пытался зайти сбоку, а потом нанес удар, мазнув по челюсти Браноика. Хотя этот удар практически не причинил боли, Браноик пришел в неистовство. Он отскакивал назад, приближался, ударял… Он ничего не чувствовал, кроме нарастающего головокружения. Овейн тем временем блокировал удары, пританцовывал вокруг противника и бил в ответ.
– Достаточно! – голос Карадока пронзил кровавый туман, который окружал Браноика. – Я сказал: хватит. Стоять!
Сзади Браноика схватили чьи-то руки и потащили назад. Хватая ртом воздух, он откинул голову назад, тряхнул ею и увидел, как брызги крови разлетаются из раны над левым глазом. Овейн стоял перед ним, У него из носа текла кровь. Он улыбнулся, когда Браноик шагнул и почувствовал, как у него подгибаются колени. Державшие Браноика осторожно опустили его на булыжники, и он мог только сидеть там, хватая ртом воздух, и чувствовать, как лицо и живот пульсируют от боли, а кровь стекает по щеке.
– Вопрос решен, – объявил Карадок. – У Овейна остаются его маленькие цыплята, поскольку он их так любит. Но я не хочу, чтобы кто-то смеялся над Браноиком из-за этого. Все слышали?
Послышалось согласное бормотание серебряных кинжалов. Весело посмеиваясь, толпа разошлась. Проигравшие выплатили ставки и отправились назад в большой зал. Браноик остался снаружи. Он чувствовал себя униженным и думал, что никогда снова не сможет смотреть в лицо ни одному другому человеку. Маддин ухватил его за руку и помог встать.
– Послушай, парень, я никогда раньше не видел человека, которому удалось бы разбить нос Овейну.
– Тебе не нужно врать, чтобы мне стало легче.
– Я и не вру. Если тебе удалось не позволить Овейну избить себя до полусмерти и бросить на булыжники подыхать, то ты в некотором роде добился победы.
Это было сказано так искренне, что Браноику сразу же стало не так стыдно. Покачиваясь и спотыкаясь, он схватился за Маддина, и они отправились к казарме. Примерно на полпути их остановил старик, на которого Маддин раньше показывал новичку, как на советника принца. Невин приподнял фонарь, который нес в руке, и уставился в кровоточащее лицо Браноика.
– Я скажу Каудиру, чтобы зашел в казарму. Нужно наложить пару швов над глазом. Проследи, чтобы он лег, Маддо. Готов поспорить: он не собирается танцевать всю ночь.
Хотя Браноик попытался улыбнуться шутке, у него слишком сильно болела челюсть. Внезапно Невин посмотрел прямо ему в глаза, и этот взгляд пронзил Браноика, как копье, врезавшись глубоко в душу. В затуманенном сознании появилась мысль, что, он всю жизнь по какой-то причине пытался найти этого человека, но причину никак не мог вспомнить… хотя ее следовало помнить… Затем это чувство исчезло, и к горлу Браноика стала подступать тошнота.
– Его сейчас вырвет, – спокойно сказал Невин. – Все в порядке, парень. Не надо пугаться. Давай.
Браноик упал на колени, и его стошнило. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким униженным. Да еще и Невин видит его в таком состоянии! Но когда Браноик наконец закончил блевать и поднял голову, чтобы извиниться, старик уже ушел.
* * *
Невин вернулся к себе в покои, взмахнув рукой, зажег заранее выложенные в очаге дрова, сел в кресло и задумался об этом молодом человеке из Элдиса, которого Карадок подобрал на дороге, как бродячую собаку. Невин узнал его в тот момент, когда увидел. Точнее, он прекрасно знал, что ему следует узнать душу, смотрящую сквозь эти васильковые глаза. К сожалению, Невин не мог точно вспомнить, кем тот парень был в предыдущей жизни. В то время, как Маддин хорошо относился к новичку, Овейн возненавидел его, как только увидел, и, казалось, это было взаимно. В таком случае, в последней жизни Браноик, скорее всего, был преданным членом боевого отряда Гвенивер, и все еще не простил человека, который пытался изнасиловать жрицу. Поскольку Невин никогда не обращал особого внимания на боевой отряд, казалось логичным, что он просто не помнит всех рядовых солдат. С другой стороны, только увидев чужака, Невин почувствовал сильный сигнал двеомера. Определенно, Браноик должен был быть кем-то более важным, чем один из простых всадников Гвен и Рикина.– Может, ее зять? – спросил Невин вслух. – Как там его звали? Боги, я этого тоже не помню! Наверное, я старею.
На протяжении следующих нескольких дней его то и дело беспокоила мысль, кем был Браноик в прошлой жизни – подобно тому, как волнуется терьер перед клеткой с крысами – рычит и лязгает зубами, но не может извлечь добычу из клетки. В конце концов, Невин решил, что появление Браноика – в некотором роде предзнаменование, скорее истинное, чем еще одно ложное и театральное, которые он сам и священники устраивали, предвосхищая появление нового короля. Люди, которым Невин доверял в прошлых жизнях, приходили к нему, чтобы помочь ему восстановить в королевстве мир.
Вскоре Невин получил зловещую новость, которая поглотила его внимание. Несколько недель назад он оправил письмо в храм Бела в Хендире с просьбой прислать экземпляры двух важных работ по общему праву Дэверри, но когда посыльный вернулся, то привез вместе с документами письмо от Даннира, настоятеля главного храма в Керрморе. Письмо было дважды запечатано и написано древним языком, который знали лишь очень немногие. «Король Глин заболел, – сообщал Даннир. – Все шепчут про яд, хотя это кажется мне сомнительным. Лекари короля диагностировали застои крови в печени. Действительно, не является секретом то обстоятельство, что король поглощал мед в неподобающих количествах с тех пор, как стал достаточно взрослым, чтобы пить его. Тем не менее, я посчитал необходимым информировать тебя об этих слухах, потому что нельзя допустить разговоров о том, будто истинный король отравил одного из своих соперников. Любой совет, который бы ты ни прислал, будет ценным, но, ради наших богов, пиши только на древнем языке».
Прочитав письмо, Невин выругался вслух всеми гнусными ругательствами какие знал на древнем и современном языках. Даннир абсолютно прав: никто не станет считать Марина истинным королем, если люди сочтут, что он воспользовался ядом. Вся вина – если на самом деле там была какая-то вина – должна ложиться на другого претендента из дана Дэверри или, еще лучше, на представителей клана Вепря, окружающих восемнадцатилетнего короля. В этот момент Невин вспомнил Каудира и от души поблагодарил Властелинов Света за то, что дали ему оружие, которое требовалось для победы в этом сражении. Показания лекаря относительно обстоятельств, окружавших смерть последнего короля, несомненно, направят все подозрения туда, куда следует. Невин мрачно улыбнулся, сел за письменный стол и тут же составил письмо Данниру. Закончив писать и тщательно запечатав послание на тот случай, если вдруг найдется кто-то, способный прочитать древний язык, Невин еще долго сидел за письменным столом и размышлял над возможностью отравления.
Казалось, Глин умирал по естественным причинам, виной которых был он сам. И все же не вызывала сомнений доступность ядов в разрываемых войной королевствах. Кто их готовит? А что если возле короля таятся те, кто следуют темной тропой двеомера и ожидают своего шанса погрузить страну в еще больший хаос? А вдруг они знают о Марине? Невин весь похолодел, ругая себя дураком, гордецом, тупицей и полоумным. Как он мог вообразить, что может скрыть такой важный секрет от тех, кто как раз и занимается разузнаванием тайн! Ему придется проверить, оправданы ли его подозрения. И если да, то заниматься дальновидением через огонь бесполезно.
Невин запер дверь в свои покои, лег на кровать на спину и скрестил руки на груди. Вначале он привел дыхание в норму, чтобы оно стало ровным и спокойным, затем призвал свое световое тело и увидел мерцающую человеческую форму у себя в сознании. Постепенно он стал вливать в нее свою волю и делал это до тех пор, пока не показалось, что световое тело стоит рядом с ним в комнате. Тогда Невин перевел в световое тело свое сознание и услышал щелчок, напоминающий треск камыша. Он поплыл по воздуху, глядя на свое неподвижно лежащее на кровати физическое тело. Невин выскользнул из окна и летел ввысь, пока не увидел дан сверху – черный, мертвый сгусток материи в пульсирующем серебряном тумане элементарной силы, которая поднималась от озера. Хотя из-за тумана Невину было сложно оставаться на месте – требовалось бороться против нескольких по-настоящему опасных течений – он все равно обрадовался туману, который серьезно осложнит любую попытку заняться дальновидением и заглянуть в дан. Озеро превратило дан в безопасную крепость не только в материальном мире, но и в астральной плоскости. Осторожно выбирая путь, Невин покинул ауру озера и полетел над спящей местностью, которая теперь выглядела тусклой, красно-коричневой, поскольку осень истощила энергию растительной жизни. Простейшие духи кружили вокруг него в своих истинных формах. Здесь они выглядели как красивые, постоянно меняющиеся кристаллические структуры цветного света. Элементали сопровождали Невина во время полета. Примерно в пяти милях от дана Невин получил первое предупреждение о зле: духи остановились, содрогнулись и исчезли, оставив после себя серебристые вспышки, которые потом долго затухали. Невин остановился и стал ждать. Он парил над участком поросшей лесом местности, где нашел ненадежное укрытие в ослабевающем свечении. Никто из простейших духов не вернулся. Что бы это ни было – то, что так их испугало, – они перепугались не на шутку.
Невин взлетал все выше, пока голубой свет не стал густым, как туман. Этот свет постоянно кружил, скрывая пейзаж внизу. Невин представил свет, текущий из его кончиков пальцев, и тот мгновенно вспыхнул. При помощи мерцающих линий света мастер двеомера нарисовал перед собой огромный защитный сигил. Видимый на огромное расстояние, сигил послужит идеальной приманкой, чтобы привлечь Других путешественников на эфирной плоскости Невин долго ждал там, подобно охотнику рядом с силком, пока наконец не увидел в голубом тумане другое световое тело в форме человеческого. Невин нарисовал еще один сигил, в знак приветствия и дружеских намерений, и был вознагражден, увидев, как другой путешественник вначале замер, а затем повернулся и понесся прочь на полной скорости. Невин инстинктивно тронулся за ним, но остановился прежде, чем улетел слишком далеко. Он не представлял, насколько силен враг и один ли он. Однако Невин не сомневался: это враг. Любой слуга Света обязательно ответил бы на его сигнал подобным, а затем подлетел бы поближе, чтобы встретиться с ним. Не желая рисковать глупой схваткой, Невин вернулся в дан, в свое физическое тело. Он потянулся, сел на кровати и посмотрел в горевший в очаге огонь.
– Плохие новости. Думаю, кто-то шпионит за нами.
Духи огня в беспокойстве взметнулись и отправили дождь искр вверх по трубе.
– Если увидите что-то хотя бы чуть-чуть странное, сообщите мне.
Языки огня – блестящие саламандры – согласно кивнули. Невин встал, взял теплый плащ и покинул комнату. Он отправился вверх по винтовой лестнице на последнюю площадку броха, где небольшой люк открывался прямо на крышу. Невин быстро огляделся, проверяя, нет ли поблизости слуг, которые могли бы заметить эксцентричное поведение ученого советника, открыл люк и выбрался на крышу. Ему требовалось установить некий вид охраны. Вначале он высоко поднял руки и призвал силу Святого Света, который стоит за всеми богами. Его видимый символ пришел к Невину в виде светящегося копья, которое пронзило его с головы до ног. Мгновение Невин стоял неподвижно, а затем вытянул руки вперед на уровне плеч, распространяя свет. Сформировалась стрела, пронзающая ему грудь. Невин теперь стоял внутри креста. Свет набухал и давал ему все больше силы, а после стал медленно затухать по собственной воле. Когда свет погас, Невин опустил руки. Он представил у себя в правой руке меч из мерцающего света. После того, как образ зажил отдельно от его воли, Невин обошел крышу по часовой стрелке и мечом нарисовал огромный круг золотого света. Линия окружности поднялась высотой с дан, сформировав горящую защитную стену вокруг всего королевского комплекса. Невин обошел крышу три раза, пока пылающая стена не зажила на эфирной плоскости по своей воле. В каждой точке света Невин поставил по печати в форме пятиконечной звезды из голубого огня. Запечатав четыре направления, он медленно расширял свет, пока тот не завис над даном, словно навес. Невин установил еще две печати в зените и надире, а затем убрал силу с астрального меча, и тот вскоре исчез. Чтобы обозначить конец работы, Невин три раза топнул ногой. Однако купол оставался видимым – конечно, тому, кто обладал двеомером. Хотя Невину придется по пять раз в день обновлять печати, когда меняются астральные приливы, все находящиеся внутри купола будут в безопасности от злых, любопытных глаз.
Невин плотно закутался в плащ, потому что воздух был холодным и обещал скорую зиму, и лениво посмотрел вниз, во двор. Кто-то там бродил. И то, как он двигался, этот невидимка, вызывало подозрения: человек делал несколько шагов, останавливался, чтобы тщательно осмотреться, а затем снова медленно трогался с места. Поскольку голову Невина заполняли мысли о шпионах, он покинул крышу и поспешил вниз. Старик бежал так быстро, что едва не закончил свое физическое существование прямо там. Когда он выскочил во двор, таинственная фигура куда-то подевалась. Бормоча проклятия себе под нос, Невин призвал простейших духов, среди них оказался большой крапчатый гном, который тоже видел крадущегося человека. Гном повел Невина прямо за главный брох, по направлению к конюшням, совершенно не выказывая страха. Невин подумал, что наверное зря предположил, будто черный двеомер послал шпиона прямо в дан. Увидев «дичь», он понял, что это был Браноик. Даже в темноте парня легко можно узнать по росту, могучему телосложению и манере стоять, широко расправив плечи.
– Добрый вечер. Дышишь воздухом?
– В некотором роде, советник. Я… э, ну… мне показалось, что я видел огонь.
– Боги! Где?
– Ну, я ошибся, – он был сильно смущен. – Я очень рад, что никого не разбудил. Наверное, мне это приснилось.
– Правда? Расскажи мне об этом.
– Ну, поскольку я – новый человек, то получил койку как раз у окна, где сильно сквозит. Мне приснилось, будто я не сплю и выглядываю наружу, а стены дана горят огнем. Я уже хотел поднять тревогу, но затем вспомнил, что у этого дана каменные стены, а не деревянный частокол или что-то в этом роде. Именно тогда я, должно быть, и проснулся. Но я все лежал на койке и думал об этом, и это на меня давило. Вот я и надел сапоги и решил пойти взглянуть. И как только вышел, понял, что это был сон. Правда, очень четкий, господин! Его явно наслал демон.
Невин был поражен. Очевидно, этот молодой воин обладает двеомером и в своем полусонном состоянии видел, как Невин запечатывал стены. Тем не менее, никто из мужчин в заколдованном круге его вирда никогда не проявлял таких талантов. «Все круги ада, – подумал Невин и добавил раздражено: – Так кто же он?»
– Скажи мне, у тебя часто бывают такие сны?
– Ну, иногда… То есть я никогда раньше не видел пожар, но временами я вижу сны, которые кажутся совсем реальными, такими, что я готов поклясться, будто вообще не спал. Время от времени… – Он замолчал.
– Время от времени ты видишь что-то, что потом оказывается правдой.
Браноик резко втянул ноздрями воздух и быстро отступил назад.