Страница:
– Эй, девушка, почему ты носишь серебряный кинжал, а?
– О… а… э… ну, – промямлила Джил. – Видишь ли, мой отец был серебряным кинжалом. Это воспоминание о нем.
– Весьма благочестиво.
Внезапно, к своему огромному удивлению, она услышала его мысли: «Славная девчонка, но глупая; впрочем, девушкам ум и не требуется.» Мысль звучала у нее в сознании так отчетливо, словно купец произнес ее вслух. Джил решила, что просто обманывает себя. Когда пришло время уходить из таверны, она расплакалась – просто потому, что они возвращались в пустынную дикую местность.
В этот день они ехали по холмам. Сосновый лес становился все реже, а в долинах иногда встречались фермы. Джил совершенно не представляла себе, где они находятся; она знала только, что солнце поднимается на востоке и садится на западе. Они разбили лагерь в месте, хорошо знакомом Перрину. Это была крошечная долина. По ее дну протекал ручей, и еще там росли березы. Перед тем, как развести костер, Перрин поцеловал Джил.
– Давай ляжем, – предложил он.
Внезапно мысль о том, чтобы заниматься с ним любовью, наполнила ее отвращением. Когда Джил оттолкнула Перрина, он схватил ее за плечи и притянул к себе. Джил попыталась вырваться, но он был сильнее. Он схватил ее, поднял и опустил, сопротивляющуюся, на землю. Джил отбивалась, но даже стараясь высвободиться, знала, что медленно и неизбежно сдается ему, что она сражается только вполсилы, позволяя ему украдкой поцеловать ее то тут, то там, погладить, приласкать. И наконец она смирилась, позволяя ему взять себя и превратить весь мир в огонь наслаждения. Перрин вдруг попытался заговорить, но заснул, приоткрыв рот от усталости.
Джил лежала рядом с ним, наблюдая за закатом сквозь ветви деревьев. Лучи заходящего солнца напоминали дождь золотых монет. Белые березы светились внутренним светом, словно следили за людьми и благословляли их своим молчаливым присутствием. Джил слышала тихие голоса в бегущем рядом ручье, бесцельную болтовню простейших духов. В сумерках, когда закат погас, Перрин сел и зевнул, потом резко втянул ноздрями воздух. Она увидела темные круги у него под глазами. Мгновение он смотрел на Джил так, словно едва понимал, где они находятся.
– С тобой все в порядке? – спросила Джил.
– О… э… ну, просто устал.
Тем не менее, пока длился вечер, Джил понимала, что он не просто устал. Когда они ели, он заглатывал пищу, почти не пережевывая, а потом снова заснул. Она сидела у костра и наблюдала за мерцающими березами, которые, как казалось, склонялись над ними, желая получше разглядеть людей, вторгшихся в их владения. На мгновение ей показалось, что она видит, как кто-то стоит среди деревьев и наблюдает за ней, но когда она встала, туманная фигура исчезла. Через какое-то время Перрин снова проснулся и, шатаясь, подошел к огню. Взметнувшиеся языки пламени осветили его лицо и, как показалось, покрыли его кровью. Его глаза представлялись огромными дырами, прорезанными в маске. Джил закричала от ужаса.
– Что случилось? – спросил он.
У нее не нашлось слов сказать ему то, что она знала интуитивно: сегодняшние объятия довели их до критической точки. Так воин едет в атаку, не думая ни о чем, кроме сверкания стали, и вдруг обнаруживает, что оказался за линией врага – один, отрезанный от своих, когда уже слишком поздно отступать.
– О, вот кто ко мне пришел! Дружок, где Джил?
Гном задумался, показал на восток и исчез.
«Проклятье! Я потерял целый день», – подумал Родри. Отчаяние не помешало ему ощутить, что за ним кто-то наблюдает. Странно – поблизости никого не было.
Еще три дня он ехал на восток по лесной дороге. Родри чувствовал себя скорее бурей, чем человеком. Ярость и отчаяние разрывали его на части. Временами ему хотелось найти Джил лишь для того, чтобы перерезать ей горло; в другие минуты он клялся себе, что если только ему удастся заполучить ее обратно, он никогда не задаст ей ни одного вопроса о том, что она делала с Перрином. Постепенно безнадежность начала брать верх над другими чувствами. Перрин мог увезти ее в любую сторону, он мог ускользнуть далеко в лес, где Родри никогда не найдет беглецов. Единственной надеждой Родри был гном, который иногда появлялся рядом. И гном неизменно показывал на восток, и его всегда переполняла ярость, он скрежетал зубами и хватался за голову при любом упоминании имени Перрина. Рано или поздно гном приведет его к Джил. Родри твердо надеялся на это.
Как-то днем, когда белые облака сгустились и угрожали дождем, Родри ехал по узкой тропе. Он добрался до опушки, где стоял небольшой деревянный дом круглой формы. У входа с обеих сторон росли два дуба. Родри спешился и приветственно крикнул, обращаясь к жителям странной избушки. Почти сразу пожилой человек с бритой головой и золотым серпом священника Бела на поясе показался в дверях.
– Добрый день, ваше преосвященство, – поздоровался Родри.
– Пусть боги благословят тебя, парень. Что тебя так беспокоит?
– О, все круги ада, неужели я настолько плох?
Вместо ответа священник улыбнулся, его глаза почти скрылись в морщинах. Он был худ, как палка, его потрепанная туника свободно висела на тощем теле, а пальцы напоминали искривленные прутья.
– Видите ли, я тут кое-кого ищу, – продолжал Родри. – Я почти потерял надежду когда-либо встретить ее. Красивая белокурая девушка, но всегда одевается, как мужчина, и носит серебряный кинжал. Она уехала с тощим рыжим обормотом.
– Твоя жена бросила тебя и убежала с другим мужчиной?
– Ну… да. Как вы узнали?
– Довольно обычная история, парень, хотя я не сомневаюсь: тебе так больно, словно ты – первый мужчина, которого оставила женщина, – священник вздохнул и покачал головой. – Я ее не видел, но войди и попроси богов помочь тебе.
Скорее ради того, чтобы порадовать одинокого старого отшельника, чем действительно надеясь получить предзнаменование, Родри последовал за ним в мрачное, пахнущее плесенью святилище, которое занимало половину круглого дома. Там находился каменный алтарь, покрытый грубой полотняной тканью, скрывающей пятна крови от жертвоприношений. За алтарем высилась массивная статуя Бела, вырезанная из цельного ствола дерева. Телу божества была придана грубая форма, руки сделаны намеком – просто прорезями в дереве, а туника едва обозначена. Однако лицо создавалось очень тщательно, и большие глаза смотрели так, словно нечто видели, а рот казался таким живым и подвижным, как будто он вот-вот заговорит. Родри поклонился владыке мира и встал перед ним на колени, в то время как священник занял место сбоку от статуи. В мелькании света и теней казалось, что глаза божества повернулись в сторону поклоняющегося ему человека.
– О, священный господин, где моя Джил? Увижу ли я ее когда-нибудь снова?
На мгновение в храме воцарилась полная тишина; затем священник заговорил монотонным, грохочущим голосом, совершенно не похожим на его обычный:
– Она следует темными тропами. Не стоит сурово судить ее, когда вы встретитесь вновь. Ее держит в рабстве тот, кто не поклоняется мне.
Родри содрогнулся от благоговейного страха. Какое-то время глаза божества рассматривали его, затем голос зазвучал снова:
– У тебя странный вирд, человек из Элдиса, который на самом деле не человек. Когда-нибудь ты умрешь, служа королевству, но это будет не та смерть, о которой ты мечтал. Люди будут помнить твое имя долгие годы. Тебя будет поминать дважды, потому что ты умрешь дважды.
Внезапно священник поднял руки и сильно хлопнул в ладоши. Родри ошеломленно огляделся. Статуя опять стала куском дерева, умело обработанного мастером. Бог исчез.
Весь тот день Родри неотступно думал над пророческими словами Бела. Джил следует темными тропами. Что это означает? Родри страстно желал, чтобы это означало вину Перрина: каким-то образом он заставил ее отправиться вместе с ним, Джил ушла не по доброй воле. Но Родри было трудно убедить себя в этом, потому что Джил легко могла убить лорда, если бы он попытался применить насилие. Тем не менее, Родри ухватился за первый лучик надежды. Джил все еще любит его. Его сердце разрывалось от любви и страха за нее. Он совершенно забыл об остальной части предсказания и не вспомнит о ней, пока не пройдет несколько лет. И тогда, опровергая саму природу вещей, вопреки здравому смыслу, он умрет дважды.
На следующий день пророчество, касающееся Джил, немного прояснилось. Родри добрался до небольшой деревеньки. В крошечной таверне он впервые за много дней поел горячего и выпил эля. Когда он поглощал жаркое из баранины у грязного очага, к нему подсел владелец таверны – поболтать.
– Ты – второй серебряный кинжал, которого мы тут видим за последнее время, – заметил он. – Хотя, предполагаю, та девчонка не была по-настоящему серебряным кинжалом.
– Белобрысая? – Сердце Родри сильно забилось в груди, хотя он старался говорить спокойно. – Красивая, но одета, как парень?
– Именно! Ты ее знаешь?
– Да. Как давно они тут проезжали – она и ее рыжий?
Владелец таверны задумался, почесывая лысину.
– Я сказал бы, не больше четырех дней назад. Они твои друзья? Должен заметить, что ни один из них почти не открывал рта.
– О, Перрин всегда был молчуном, – Родри пытался говорить так, чтобы его слова звучали весело и дружелюбно. – Но девушка обычно любит поболтать.
– Правда? В таком случае, она больна или с ней что-то не так, потому что ей было тяжело связать два слова. Я еще подумал, что она из тех тупых девок, смазливых, но пустоголовых.
– Надеюсь, она не больна. Она обычно радостная, как жаворонок.
Владелец таверны надолго задумался.
– Может, она с ее мужчиной в ссоре. Как она на него смотрела! Он, наверное, ее много бьет. Она выглядела запуганной.
Рука Родри так сильно сжала кружку, что у него свело пальцы. «Следует темными тропами, – подумал он. – Понятно.»
– В общем, дружище, они отправились на юг. Девчонка сказала, что едет на юг искать своего дедушку.
Поначалу Родри ничего не понял. Какого дедушку? «Невин!» – мелькнула мысль.
– Ну, спасибо тебе, – Родри дал владельцу таверны серебряную монету, полученную у Беноика.
Не допив эль, Родри быстро двинулся в путь, направляясь к развилке и избрав южное направление.
– Послушай, парень, отнеси это домой своей маме и скажи ей, что я велел ей купить материи тебе на новую рубашку.
Марро улыбнулся от уха до уха и убежал, а владелец таверны отправился назад, к своим посетителям.
Простейшие духи собрались вокруг его костра. Казалось, они размышляли над услышанным.
– Простите, маленькие братья. Это просто был риторический вопрос.
Саламандр потянулся, встал и нахмурился, глядя на ночное небо. Как жаль, что он раньше не занялся дальновидением и не посмотрел, где находится Родри. Поскольку Саламандр только обучался двеомеру, ему было трудно заниматься дальновидением без какого-либо объекта для фокусировки. И это становилось вовсе невозможным, если Саламандр делал что-то еще, – например, ехал на лошади. Может быть, Родри едет на юг просто от отчаяния? Без двеомера сам Саламандр никогда не смог бы найти Джил, потому что тот странный парень знает лес, как дикий олень. Саламандр конечно выведал, где сейчас Джил с Перрином, – всего в десяти милях к северо-востоку от Родри. Поэтому на самом деле Родри находился к северу от них. Южное направление было правильным. Вопрос только в том, как это выяснил Родри?
– Завтра, маленькие братья, завтра, мы проследим за этим медведем до его логова.
Простейшим духам было неуютно, и они собрались вокруг Саламандра, они толкали и щипали друг друга и разевали рты, выражая отчаяние и ненависть. Саламандр содрогнулся от настоящего страха. Насколько он знал, укравший Джил человек – мастер двеомера, обладающий большой силой, и он сам едет к своей гибели.
– Знаете, наверное, мне следует связаться с Невином и рассказать ему обо всем этом.
Все простейшие духи яростно закивали.
– Но с другой стороны, предположим, я это сделаю, и Невин скажет мне, что мне следует полностью отказаться от этого дела. Как мне тогда искупить свою вину за все мои отсрочки? Думаю, мне лучше просто продолжать путь.
Простейшие духи вскинули руки, показали ему язык и исчезли.
– Ты выглядишь больным, – сказала она.
– Просто устал.
Почему ее заботит, болен он или нет? По правде говоря, Джил начинала видеть его жертвой странных сил в той же мере, как и себя саму. Однако мысли приходили к ней только изредка и почти сразу обрывались; в эти дни любые мысли были редкостью. Предметы в руках Перрина, казалось, постоянно меняли размер и форму, иногда разбухали, иногда сжимались, у них отсутствовали четкие границы – вместо краев выступали линии мерцающей силы, отмечающие место, где они встречаются с воздухом.
Наконец Перрин достал простую железную палочку, толщиной с палец, приделанную к деревянной рукоятке.
– Хвала всем богам, – произнес он. – Я думал, что потерял его.
– Что это? Самодельное клеймо.
– Никогда никому не рассказывай, что оно у меня есть, ладно? В Кергонни могут повесить только за то, что оно у тебя имеется.
Из его слов Джил не поняла ничего. Она заставила себя разделить услышанное на части и воспринимать информацию понемногу за раз.
– Мы все еще в Кергонни? – наконец спросила она.
– Да, в южной части. Почти в Гвейнтейре.
– А для чего эта штука?
– Чтобы заменить клеймо на лошади.
– А почему тебя повесят, если ее найдут?
– Потому что такие штуки нужны только конокрадам.
– Но тогда почему ты ее таскаешь с собой?
– Потому что я – конокрад.
Джил уставилась на своего спутника, широко разинув рот.
– Как ты думаешь, откуда у меня деньги? – Перрин улыбался. Ему было забавно смотреть на Джил. – Я забираю лошадь от какого-нибудь господина благородного происхождения, продаю ее одному из тех, в ком уверен, и… ну… вот так и живу.
В глубине сознания Джил помнила, что воровать нехорошо. Она думала об этом, наблюдая, как Перрин распаковывает седельные вьюки. Воровать нехорошо, а быть конокрадом – хуже всего. Если ты забираешь у человека коня, он может умереть. Папа всегда так говорил. Папа всегда был прав.
– Тебе не следует забирать чужих лошадей, – сказала Джил.
– Я забираю их только у тех, кто может пережить такую потерю.
– Все равно нехорошо.
– Почему? Мне они нужны, а им – нет.
Хотя Джил знала, что существует возражение и на этот довод, она не помнила, что следует сказать. Она откинула голову назад, наблюдая за сильфами, играющими в легком ветру. Легкие фигурки, с крыльями из ярких кристаллов, носились по воздуху, уклоняясь друг от друга, делая большие петли и скользя.
– Я оставлю тебя здесь, – сказал Перрин какое-то время спустя. – У нас мало денег, и мне нужно украсть лошадь.
– Но ты вернешься, не так ли? – внезапно Джил пришла в ужас, уверенная, что безнадежно потеряется без него. – Ты не бросишь меня здесь?
– Что? Конечно нет. Я люблю тебя больше жизни. Я никогда тебя не брошу.
Он обнял ее и поцеловал и долго держал в объятиях, крепко прижав к себе. Джил не знала, как долго они просидели рядом под теплым солнцем, но когда Перрин отпустил ее, солнце подошло к зениту. Джил прошлась к ручью и легла, наблюдая за простейшими духами, которые там играли, пока не заснула.
– Он – придурок, – объявил продавец сыров. – А если девушка связалась с подобным типом, то она еще более ненормальная, чем он сам.
– Он не только ненормальный, – фыркнул кузнец. – Я много раз задумывался, откуда он берет всех этих лошадей.
– Он же благородного происхождения, – добавил торговец тканями. – А у лиц благородного происхождения полно лошадей, которых они могут продать. Но я уже много недель не видел его, серебряный кинжал. И никогда не видел эту девушку. Она рехнулась, это точно.
Родри отправился назад к дешевой таверне, которую приметил раньше. Не отправились ли Джил с Перрином на юг по другой дороге? Если так, то ему придется забыть о своих планах плыть по реке, чтобы не пропустить их. Когда он ставил коня в конюшню, к нему подошел ничем непримечательный мужчина с типичной осанкой коробейника, привыкшего таскать товар на спине.
– Это ты – тот серебряный кинжал, который интересовался лордом Перрином?
– Да. А тебе какое дело?
– Никакого, но могу сообщить тебе кое-что за определенную плату.
Родри достал из кошеля две серебряные монеты и зажал их между пальцев. Коробейник улыбнулся.
– Я приехал с юго-востока. На ночь останавливался в небольшой деревенской гостинице примерно в тридцати милях отсюда. В ту ночь я пытался заснуть, когда кто-то стал кричать во дворе возле конюшни. Я высунул голову из окна и увидел нашего Перрина, который о чем-то спорил с девушкой. Казалось, она хочет его покинуть, а он орал на нее, чтобы она этого не делала.
Родри вручил ему первую серебряную монету.
– «Я собираюсь найти никого», – сказала она, – продолжал коробейник. – Мне это показалось очень странным, поэтому я запомнил слово в слово. Никого.
– Конечно, это странно. А она не сказала, где этот никто находится?
– Не совсем… Она сказала лорду, что если он попытается следовать за ней в Керрмор, она серебряным кинжалом отрежет ему яйца.
Родри рассмеялся и вручил болтуну вторую монету, а затем решил добавить третью.
– Спасибо, коробейник. Я рад, что тебе в ту ночь не удалось заснуть.
Она встала, двигаясь очень медленно, поскольку ей казалось, что земля качается у нее под ногами. Когда Джил пошла в лагерь, то трава вздымалась под ней, словно она шагала по огромной пуховой перине
– Джил! Не бойся! Спасение рядом! Хотя большинство, наверное, предпочло бы видеть в роли благородного мстителя кого-то другого.
Пораженная Джил повернулась и, распахнув рот, уставилась на человека, который спешивался с другой стороны опушки. На мгновение она подумала, что это Родри. Но голос и светлые волосы были другими. Затем она его вспомнила.
– Саламандр! О, боги!
Внезапно Джил расплакалась и принялась метаться из стороны в сторону, пока Саламандр не подбежал к ней и не прижал к себе.
– Тихо, тихо, маленькая. Все хорошо. Ну, почти хорошо. Тебя околдовали, а теперь все прошло.
Слезы высохли, и Джил подняла на него глаза.
– Так значит, это правда? Перрин обладает двеомером!
– В этом я не уверен, но ты на самом деле была околдована. Где он?
– Отправился воровать лошадей.
– А, конское дерьмо! Вот оно что. Этот парень кажется все более и более странным.
– Уедем, пока он не вернулся.
– Нет, потому что я ему должен кое-что сказать.
– Но он обладает двеомером!
Саламандр лениво улыбнулся.
– Пришло время открыть правду. Я – тоже.
Джил вырвалась из его объятий и испуганно уставилась на него.
– Иначе откуда же мне знать, что тебя околдовали? И как еще я мог бы тебя найти? Не стой столбом. Собирайся, седлай коня. Я намерен проклясть этого парня и пожелать ему отправиться во все три круга ада. А затем мы спокойно тронемся в путь. Родри уехал далеко вперед.
При упоминании имени Родри, Джил снова начала плакать. Саламандр опять прижал ее к себе.
– Ну, ну, ну, малышка. Не забывай, что ты – дочь воина. Время рыдать настанет позднее, когда мы смоемся отсюда подальше. Найдем мы твоего Родри.
– О, боги! Не знаю, захочет ли твой брат когда-нибудь снова принять меня.
– Но… А как ты узнала? Откуда ты знаешь, что мы – братья?
Напряженность в его голосе заставила ее прекратить плакать.
– Я… ну… у меня было видение. Я видела твоего отца.
– Боги! Если ты обладаешь такой магией, а этот парень все равно сумел… кажется… он может быть гораздо сильнее, чем я думал. Но, прах и пепел, я не собираюсь удирать, пока не взгляну на него. Давай я оседлаю твоего коня, а ты мне пока все расскажешь.
Джил поведала, как могла, о Перрине и событиях последних дней. Но ей было трудно подбирать слова и пересказывать все в должном порядке. Она не помнила, как долго скиталась вместе с Перрином. Иногда ей казалось, что прошло несколько лет, иногда – несколько месяцев. Она поразилась, когда Саламандр сказал ей, что прошло самое большее две недели. Слушая ее рассказ, он разозлился и, наконец, взмахнув рукой, прервал ее путаное повествование.
– Я услышал достаточно, малышка. Этого мерзкого ублюдка следует выпороть и повесить, если хочешь знать мое мнение. Интересно, смогу ли я отправить его к какому-нибудь лорду, чтобы свершилось правосудие?
– Не здесь. Здесь все лорды – его родственники.
– И кроме того, кто мне поверит, если я приду к ним с рассказами о двеомере? Впрочем, в этом королевстве есть и другие формы справедливости.
Взглянув на Саламандра, Джил увидела его гнев как туманные, горящие на лице языки пламени. Она снова отвернулась. Тем не менее, это видение вызвало из памяти другой образ.
– Это тебя я видела какое-то время тому назад? Я видела на небе эльфа, объятого серебряным огнем.
– Да, это был я, правильно. Но ты видела не меня. Не совсем. Называй лучше это моим образом.
Джил кивнула, мысль снова ускользнула от нее. Почему Саламандр так злится на Перрина? Казалось, ей следует знать ответ. Саламандр как раз закончил привязывать ее скатку к седлу, и вдруг замер и склонил голову набок, прислушиваясь. Прошло несколько минут прежде чем Джил услышала стук копыт: сюда быстро приближались три лошади. Проскакивая между деревьями, Перрин подъехал с двумя гнедыми жеребчиками. Когда Саламандр пошел ему навстречу, Перрин спешился и побежал вперед.
– Ты кто? – закричал Перрин. – Джил, что ты делаешь?
Она слишком сильно дрожала, чтобы говорить, но ее оседланный и навьюченный конь служил очевидным ответом. Перрин хотел броситься к Джил, но Саламандр встал у него на пути. Лорд замахнулся на него открытой ладонью, собираясь дать наглецу пощечину. Внезапно везде вокруг Перрина появилась толпа простейших духов. Их набралось около сотни. Они кусали его, щипали, били ногами и руками. Они набросились на него, как собаки на брошенную им кость. Перрин дико орал, слепо отбиваясь от врага, которого не видел, и наконец свалился наземь, вздрагивая и вскрикивая.
– Достаточно! – приказал Саламандр.
Духи исчезли, бросив Перрина скулить на земле.
– Вот так-то лучше, собака! – рявкнул Саламандр. – Ты, гнусный отпрыск клана Волка, конокрад и женокрад!
Он поднял одну руку и стал монотонно напевать какие-то эльфийские слова. Внезапно Джил увидела зелено-серое свечение, которое текло вокруг Перрина – нет, оно исходило от Перрина, который погрузился в облако света. Из него тянулись длинные щупики, состоящие из дыма, которые охватывали ее саму. Джил внезапно поняла, что стоит в таком же облаке, но только бледно-золотистого цвета.
– Ты видишь это, лорд Перрин? Ты видишь, что ты делал?
– О… а… э… ну, – промямлила Джил. – Видишь ли, мой отец был серебряным кинжалом. Это воспоминание о нем.
– Весьма благочестиво.
Внезапно, к своему огромному удивлению, она услышала его мысли: «Славная девчонка, но глупая; впрочем, девушкам ум и не требуется.» Мысль звучала у нее в сознании так отчетливо, словно купец произнес ее вслух. Джил решила, что просто обманывает себя. Когда пришло время уходить из таверны, она расплакалась – просто потому, что они возвращались в пустынную дикую местность.
В этот день они ехали по холмам. Сосновый лес становился все реже, а в долинах иногда встречались фермы. Джил совершенно не представляла себе, где они находятся; она знала только, что солнце поднимается на востоке и садится на западе. Они разбили лагерь в месте, хорошо знакомом Перрину. Это была крошечная долина. По ее дну протекал ручей, и еще там росли березы. Перед тем, как развести костер, Перрин поцеловал Джил.
– Давай ляжем, – предложил он.
Внезапно мысль о том, чтобы заниматься с ним любовью, наполнила ее отвращением. Когда Джил оттолкнула Перрина, он схватил ее за плечи и притянул к себе. Джил попыталась вырваться, но он был сильнее. Он схватил ее, поднял и опустил, сопротивляющуюся, на землю. Джил отбивалась, но даже стараясь высвободиться, знала, что медленно и неизбежно сдается ему, что она сражается только вполсилы, позволяя ему украдкой поцеловать ее то тут, то там, погладить, приласкать. И наконец она смирилась, позволяя ему взять себя и превратить весь мир в огонь наслаждения. Перрин вдруг попытался заговорить, но заснул, приоткрыв рот от усталости.
Джил лежала рядом с ним, наблюдая за закатом сквозь ветви деревьев. Лучи заходящего солнца напоминали дождь золотых монет. Белые березы светились внутренним светом, словно следили за людьми и благословляли их своим молчаливым присутствием. Джил слышала тихие голоса в бегущем рядом ручье, бесцельную болтовню простейших духов. В сумерках, когда закат погас, Перрин сел и зевнул, потом резко втянул ноздрями воздух. Она увидела темные круги у него под глазами. Мгновение он смотрел на Джил так, словно едва понимал, где они находятся.
– С тобой все в порядке? – спросила Джил.
– О… э… ну, просто устал.
Тем не менее, пока длился вечер, Джил понимала, что он не просто устал. Когда они ели, он заглатывал пищу, почти не пережевывая, а потом снова заснул. Она сидела у костра и наблюдала за мерцающими березами, которые, как казалось, склонялись над ними, желая получше разглядеть людей, вторгшихся в их владения. На мгновение ей показалось, что она видит, как кто-то стоит среди деревьев и наблюдает за ней, но когда она встала, туманная фигура исчезла. Через какое-то время Перрин снова проснулся и, шатаясь, подошел к огню. Взметнувшиеся языки пламени осветили его лицо и, как показалось, покрыли его кровью. Его глаза представлялись огромными дырами, прорезанными в маске. Джил закричала от ужаса.
– Что случилось? – спросил он.
У нее не нашлось слов сказать ему то, что она знала интуитивно: сегодняшние объятия довели их до критической точки. Так воин едет в атаку, не думая ни о чем, кроме сверкания стали, и вдруг обнаруживает, что оказался за линией врага – один, отрезанный от своих, когда уже слишком поздно отступать.
* * *
Покинув дан Греймина, Родри не представлял себе, в какую сторону ехать. В первый день он следовал на запад, но на закате в его лагере появился серый гном. Простейший дух бросился к нему в объятия и прижался к груди Родри, как испуганный ребенок.– О, вот кто ко мне пришел! Дружок, где Джил?
Гном задумался, показал на восток и исчез.
«Проклятье! Я потерял целый день», – подумал Родри. Отчаяние не помешало ему ощутить, что за ним кто-то наблюдает. Странно – поблизости никого не было.
Еще три дня он ехал на восток по лесной дороге. Родри чувствовал себя скорее бурей, чем человеком. Ярость и отчаяние разрывали его на части. Временами ему хотелось найти Джил лишь для того, чтобы перерезать ей горло; в другие минуты он клялся себе, что если только ему удастся заполучить ее обратно, он никогда не задаст ей ни одного вопроса о том, что она делала с Перрином. Постепенно безнадежность начала брать верх над другими чувствами. Перрин мог увезти ее в любую сторону, он мог ускользнуть далеко в лес, где Родри никогда не найдет беглецов. Единственной надеждой Родри был гном, который иногда появлялся рядом. И гном неизменно показывал на восток, и его всегда переполняла ярость, он скрежетал зубами и хватался за голову при любом упоминании имени Перрина. Рано или поздно гном приведет его к Джил. Родри твердо надеялся на это.
Как-то днем, когда белые облака сгустились и угрожали дождем, Родри ехал по узкой тропе. Он добрался до опушки, где стоял небольшой деревянный дом круглой формы. У входа с обеих сторон росли два дуба. Родри спешился и приветственно крикнул, обращаясь к жителям странной избушки. Почти сразу пожилой человек с бритой головой и золотым серпом священника Бела на поясе показался в дверях.
– Добрый день, ваше преосвященство, – поздоровался Родри.
– Пусть боги благословят тебя, парень. Что тебя так беспокоит?
– О, все круги ада, неужели я настолько плох?
Вместо ответа священник улыбнулся, его глаза почти скрылись в морщинах. Он был худ, как палка, его потрепанная туника свободно висела на тощем теле, а пальцы напоминали искривленные прутья.
– Видите ли, я тут кое-кого ищу, – продолжал Родри. – Я почти потерял надежду когда-либо встретить ее. Красивая белокурая девушка, но всегда одевается, как мужчина, и носит серебряный кинжал. Она уехала с тощим рыжим обормотом.
– Твоя жена бросила тебя и убежала с другим мужчиной?
– Ну… да. Как вы узнали?
– Довольно обычная история, парень, хотя я не сомневаюсь: тебе так больно, словно ты – первый мужчина, которого оставила женщина, – священник вздохнул и покачал головой. – Я ее не видел, но войди и попроси богов помочь тебе.
Скорее ради того, чтобы порадовать одинокого старого отшельника, чем действительно надеясь получить предзнаменование, Родри последовал за ним в мрачное, пахнущее плесенью святилище, которое занимало половину круглого дома. Там находился каменный алтарь, покрытый грубой полотняной тканью, скрывающей пятна крови от жертвоприношений. За алтарем высилась массивная статуя Бела, вырезанная из цельного ствола дерева. Телу божества была придана грубая форма, руки сделаны намеком – просто прорезями в дереве, а туника едва обозначена. Однако лицо создавалось очень тщательно, и большие глаза смотрели так, словно нечто видели, а рот казался таким живым и подвижным, как будто он вот-вот заговорит. Родри поклонился владыке мира и встал перед ним на колени, в то время как священник занял место сбоку от статуи. В мелькании света и теней казалось, что глаза божества повернулись в сторону поклоняющегося ему человека.
– О, священный господин, где моя Джил? Увижу ли я ее когда-нибудь снова?
На мгновение в храме воцарилась полная тишина; затем священник заговорил монотонным, грохочущим голосом, совершенно не похожим на его обычный:
– Она следует темными тропами. Не стоит сурово судить ее, когда вы встретитесь вновь. Ее держит в рабстве тот, кто не поклоняется мне.
Родри содрогнулся от благоговейного страха. Какое-то время глаза божества рассматривали его, затем голос зазвучал снова:
– У тебя странный вирд, человек из Элдиса, который на самом деле не человек. Когда-нибудь ты умрешь, служа королевству, но это будет не та смерть, о которой ты мечтал. Люди будут помнить твое имя долгие годы. Тебя будет поминать дважды, потому что ты умрешь дважды.
Внезапно священник поднял руки и сильно хлопнул в ладоши. Родри ошеломленно огляделся. Статуя опять стала куском дерева, умело обработанного мастером. Бог исчез.
Весь тот день Родри неотступно думал над пророческими словами Бела. Джил следует темными тропами. Что это означает? Родри страстно желал, чтобы это означало вину Перрина: каким-то образом он заставил ее отправиться вместе с ним, Джил ушла не по доброй воле. Но Родри было трудно убедить себя в этом, потому что Джил легко могла убить лорда, если бы он попытался применить насилие. Тем не менее, Родри ухватился за первый лучик надежды. Джил все еще любит его. Его сердце разрывалось от любви и страха за нее. Он совершенно забыл об остальной части предсказания и не вспомнит о ней, пока не пройдет несколько лет. И тогда, опровергая саму природу вещей, вопреки здравому смыслу, он умрет дважды.
На следующий день пророчество, касающееся Джил, немного прояснилось. Родри добрался до небольшой деревеньки. В крошечной таверне он впервые за много дней поел горячего и выпил эля. Когда он поглощал жаркое из баранины у грязного очага, к нему подсел владелец таверны – поболтать.
– Ты – второй серебряный кинжал, которого мы тут видим за последнее время, – заметил он. – Хотя, предполагаю, та девчонка не была по-настоящему серебряным кинжалом.
– Белобрысая? – Сердце Родри сильно забилось в груди, хотя он старался говорить спокойно. – Красивая, но одета, как парень?
– Именно! Ты ее знаешь?
– Да. Как давно они тут проезжали – она и ее рыжий?
Владелец таверны задумался, почесывая лысину.
– Я сказал бы, не больше четырех дней назад. Они твои друзья? Должен заметить, что ни один из них почти не открывал рта.
– О, Перрин всегда был молчуном, – Родри пытался говорить так, чтобы его слова звучали весело и дружелюбно. – Но девушка обычно любит поболтать.
– Правда? В таком случае, она больна или с ней что-то не так, потому что ей было тяжело связать два слова. Я еще подумал, что она из тех тупых девок, смазливых, но пустоголовых.
– Надеюсь, она не больна. Она обычно радостная, как жаворонок.
Владелец таверны надолго задумался.
– Может, она с ее мужчиной в ссоре. Как она на него смотрела! Он, наверное, ее много бьет. Она выглядела запуганной.
Рука Родри так сильно сжала кружку, что у него свело пальцы. «Следует темными тропами, – подумал он. – Понятно.»
– В общем, дружище, они отправились на юг. Девчонка сказала, что едет на юг искать своего дедушку.
Поначалу Родри ничего не понял. Какого дедушку? «Невин!» – мелькнула мысль.
– Ну, спасибо тебе, – Родри дал владельцу таверны серебряную монету, полученную у Беноика.
Не допив эль, Родри быстро двинулся в путь, направляясь к развилке и избрав южное направление.
* * *
Владелец таверны наблюдал на серебряным кинжалом, пока тот не скрылся из виду. Он задумчиво потирал монету. Внезапно он почувствовал себя виноватым и испугался. Почему он врал? И все за пару монет, которые ему дал тот странный парень? Он ненавидел врать. Владелец таверны смутно помнил, как спорил с тем парнем, но вот, после всех своих аргументов, он взял и соврал. Ему было жаль, что у него нет коня, чтобы погнаться за серебряным кинжалом и сказать ему правду. Он тряхнул головой и поднял глаза. Деревенский дурак, бедняга Марро, волоча ноги тащился по улице. Владелец таверны бросил ему монету Родри.– Послушай, парень, отнеси это домой своей маме и скажи ей, что я велел ей купить материи тебе на новую рубашку.
Марро улыбнулся от уха до уха и убежал, а владелец таверны отправился назад, к своим посетителям.
* * *
– На юг? – переспросил Саламандр. – Как, клянусь всеми фурункулами на заднице владыки ада, Родри узнал, что нужно повернуть на юг?Простейшие духи собрались вокруг его костра. Казалось, они размышляли над услышанным.
– Простите, маленькие братья. Это просто был риторический вопрос.
Саламандр потянулся, встал и нахмурился, глядя на ночное небо. Как жаль, что он раньше не занялся дальновидением и не посмотрел, где находится Родри. Поскольку Саламандр только обучался двеомеру, ему было трудно заниматься дальновидением без какого-либо объекта для фокусировки. И это становилось вовсе невозможным, если Саламандр делал что-то еще, – например, ехал на лошади. Может быть, Родри едет на юг просто от отчаяния? Без двеомера сам Саламандр никогда не смог бы найти Джил, потому что тот странный парень знает лес, как дикий олень. Саламандр конечно выведал, где сейчас Джил с Перрином, – всего в десяти милях к северо-востоку от Родри. Поэтому на самом деле Родри находился к северу от них. Южное направление было правильным. Вопрос только в том, как это выяснил Родри?
– Завтра, маленькие братья, завтра, мы проследим за этим медведем до его логова.
Простейшим духам было неуютно, и они собрались вокруг Саламандра, они толкали и щипали друг друга и разевали рты, выражая отчаяние и ненависть. Саламандр содрогнулся от настоящего страха. Насколько он знал, укравший Джил человек – мастер двеомера, обладающий большой силой, и он сам едет к своей гибели.
– Знаете, наверное, мне следует связаться с Невином и рассказать ему обо всем этом.
Все простейшие духи яростно закивали.
– Но с другой стороны, предположим, я это сделаю, и Невин скажет мне, что мне следует полностью отказаться от этого дела. Как мне тогда искупить свою вину за все мои отсрочки? Думаю, мне лучше просто продолжать путь.
Простейшие духи вскинули руки, показали ему язык и исчезли.
* * *
Утром темные круги под глазами Перрина напоминали свежие синяки на неестественно белой коже. Рыжие волосы больше не горели огнем; они стали тусклыми и путаными, как шерсть больного кота. Перрин двигался медленно, он доставал вещи из седельных вьюков, неотрывно смотрел на них какое-то время, а затем убирал назад. Джил сидела рядом и наблюдала за ним.– Ты выглядишь больным, – сказала она.
– Просто устал.
Почему ее заботит, болен он или нет? По правде говоря, Джил начинала видеть его жертвой странных сил в той же мере, как и себя саму. Однако мысли приходили к ней только изредка и почти сразу обрывались; в эти дни любые мысли были редкостью. Предметы в руках Перрина, казалось, постоянно меняли размер и форму, иногда разбухали, иногда сжимались, у них отсутствовали четкие границы – вместо краев выступали линии мерцающей силы, отмечающие место, где они встречаются с воздухом.
Наконец Перрин достал простую железную палочку, толщиной с палец, приделанную к деревянной рукоятке.
– Хвала всем богам, – произнес он. – Я думал, что потерял его.
– Что это? Самодельное клеймо.
– Никогда никому не рассказывай, что оно у меня есть, ладно? В Кергонни могут повесить только за то, что оно у тебя имеется.
Из его слов Джил не поняла ничего. Она заставила себя разделить услышанное на части и воспринимать информацию понемногу за раз.
– Мы все еще в Кергонни? – наконец спросила она.
– Да, в южной части. Почти в Гвейнтейре.
– А для чего эта штука?
– Чтобы заменить клеймо на лошади.
– А почему тебя повесят, если ее найдут?
– Потому что такие штуки нужны только конокрадам.
– Но тогда почему ты ее таскаешь с собой?
– Потому что я – конокрад.
Джил уставилась на своего спутника, широко разинув рот.
– Как ты думаешь, откуда у меня деньги? – Перрин улыбался. Ему было забавно смотреть на Джил. – Я забираю лошадь от какого-нибудь господина благородного происхождения, продаю ее одному из тех, в ком уверен, и… ну… вот так и живу.
В глубине сознания Джил помнила, что воровать нехорошо. Она думала об этом, наблюдая, как Перрин распаковывает седельные вьюки. Воровать нехорошо, а быть конокрадом – хуже всего. Если ты забираешь у человека коня, он может умереть. Папа всегда так говорил. Папа всегда был прав.
– Тебе не следует забирать чужих лошадей, – сказала Джил.
– Я забираю их только у тех, кто может пережить такую потерю.
– Все равно нехорошо.
– Почему? Мне они нужны, а им – нет.
Хотя Джил знала, что существует возражение и на этот довод, она не помнила, что следует сказать. Она откинула голову назад, наблюдая за сильфами, играющими в легком ветру. Легкие фигурки, с крыльями из ярких кристаллов, носились по воздуху, уклоняясь друг от друга, делая большие петли и скользя.
– Я оставлю тебя здесь, – сказал Перрин какое-то время спустя. – У нас мало денег, и мне нужно украсть лошадь.
– Но ты вернешься, не так ли? – внезапно Джил пришла в ужас, уверенная, что безнадежно потеряется без него. – Ты не бросишь меня здесь?
– Что? Конечно нет. Я люблю тебя больше жизни. Я никогда тебя не брошу.
Он обнял ее и поцеловал и долго держал в объятиях, крепко прижав к себе. Джил не знала, как долго они просидели рядом под теплым солнцем, но когда Перрин отпустил ее, солнце подошло к зениту. Джил прошлась к ручью и легла, наблюдая за простейшими духами, которые там играли, пока не заснула.
* * *
В тот день, ближе к вечеру, Родри приехал в Лерин, один из самых больших городов в Кергонни, в котором насчитывалось примерно пятьсот домов. Здания жались друг к другу за низкой каменной стеной на берегах реки Камин-Ирейн. Поскольку Лерин являлся важным портом для речных барж, которые переправляли железо с гор вниз по течению в Дэверри, Родри предполагал купить для себя место на судне, чтобы сэкономить время и дать отдых себе и коню. Им давно требовалось передохнуть. Однако вначале Родри отправился на рыночную площадь расспросить, не видели ли там Джил и Перрина. Многие местные жители хорошо знали странного лорда Перрина.– Он – придурок, – объявил продавец сыров. – А если девушка связалась с подобным типом, то она еще более ненормальная, чем он сам.
– Он не только ненормальный, – фыркнул кузнец. – Я много раз задумывался, откуда он берет всех этих лошадей.
– Он же благородного происхождения, – добавил торговец тканями. – А у лиц благородного происхождения полно лошадей, которых они могут продать. Но я уже много недель не видел его, серебряный кинжал. И никогда не видел эту девушку. Она рехнулась, это точно.
Родри отправился назад к дешевой таверне, которую приметил раньше. Не отправились ли Джил с Перрином на юг по другой дороге? Если так, то ему придется забыть о своих планах плыть по реке, чтобы не пропустить их. Когда он ставил коня в конюшню, к нему подошел ничем непримечательный мужчина с типичной осанкой коробейника, привыкшего таскать товар на спине.
– Это ты – тот серебряный кинжал, который интересовался лордом Перрином?
– Да. А тебе какое дело?
– Никакого, но могу сообщить тебе кое-что за определенную плату.
Родри достал из кошеля две серебряные монеты и зажал их между пальцев. Коробейник улыбнулся.
– Я приехал с юго-востока. На ночь останавливался в небольшой деревенской гостинице примерно в тридцати милях отсюда. В ту ночь я пытался заснуть, когда кто-то стал кричать во дворе возле конюшни. Я высунул голову из окна и увидел нашего Перрина, который о чем-то спорил с девушкой. Казалось, она хочет его покинуть, а он орал на нее, чтобы она этого не делала.
Родри вручил ему первую серебряную монету.
– «Я собираюсь найти никого», – сказала она, – продолжал коробейник. – Мне это показалось очень странным, поэтому я запомнил слово в слово. Никого.
– Конечно, это странно. А она не сказала, где этот никто находится?
– Не совсем… Она сказала лорду, что если он попытается следовать за ней в Керрмор, она серебряным кинжалом отрежет ему яйца.
Родри рассмеялся и вручил болтуну вторую монету, а затем решил добавить третью.
– Спасибо, коробейник. Я рад, что тебе в ту ночь не удалось заснуть.
* * *
Когда Родри покинул конюшню, Меррик тихо засмеялся себе под нос. Хорошая вышла шутка – серебряный кинжал заплатил за ложные слухи, которые принесут ему погибель.* * *
Внезапно Джил проснулась. Приближались лошади. Почему она не попыталась сбежать до возвращения Перрина? А теперь слишком поздно.Она встала, двигаясь очень медленно, поскольку ей казалось, что земля качается у нее под ногами. Когда Джил пошла в лагерь, то трава вздымалась под ней, словно она шагала по огромной пуховой перине
– Джил! Не бойся! Спасение рядом! Хотя большинство, наверное, предпочло бы видеть в роли благородного мстителя кого-то другого.
Пораженная Джил повернулась и, распахнув рот, уставилась на человека, который спешивался с другой стороны опушки. На мгновение она подумала, что это Родри. Но голос и светлые волосы были другими. Затем она его вспомнила.
– Саламандр! О, боги!
Внезапно Джил расплакалась и принялась метаться из стороны в сторону, пока Саламандр не подбежал к ней и не прижал к себе.
– Тихо, тихо, маленькая. Все хорошо. Ну, почти хорошо. Тебя околдовали, а теперь все прошло.
Слезы высохли, и Джил подняла на него глаза.
– Так значит, это правда? Перрин обладает двеомером!
– В этом я не уверен, но ты на самом деле была околдована. Где он?
– Отправился воровать лошадей.
– А, конское дерьмо! Вот оно что. Этот парень кажется все более и более странным.
– Уедем, пока он не вернулся.
– Нет, потому что я ему должен кое-что сказать.
– Но он обладает двеомером!
Саламандр лениво улыбнулся.
– Пришло время открыть правду. Я – тоже.
Джил вырвалась из его объятий и испуганно уставилась на него.
– Иначе откуда же мне знать, что тебя околдовали? И как еще я мог бы тебя найти? Не стой столбом. Собирайся, седлай коня. Я намерен проклясть этого парня и пожелать ему отправиться во все три круга ада. А затем мы спокойно тронемся в путь. Родри уехал далеко вперед.
При упоминании имени Родри, Джил снова начала плакать. Саламандр опять прижал ее к себе.
– Ну, ну, ну, малышка. Не забывай, что ты – дочь воина. Время рыдать настанет позднее, когда мы смоемся отсюда подальше. Найдем мы твоего Родри.
– О, боги! Не знаю, захочет ли твой брат когда-нибудь снова принять меня.
– Но… А как ты узнала? Откуда ты знаешь, что мы – братья?
Напряженность в его голосе заставила ее прекратить плакать.
– Я… ну… у меня было видение. Я видела твоего отца.
– Боги! Если ты обладаешь такой магией, а этот парень все равно сумел… кажется… он может быть гораздо сильнее, чем я думал. Но, прах и пепел, я не собираюсь удирать, пока не взгляну на него. Давай я оседлаю твоего коня, а ты мне пока все расскажешь.
Джил поведала, как могла, о Перрине и событиях последних дней. Но ей было трудно подбирать слова и пересказывать все в должном порядке. Она не помнила, как долго скиталась вместе с Перрином. Иногда ей казалось, что прошло несколько лет, иногда – несколько месяцев. Она поразилась, когда Саламандр сказал ей, что прошло самое большее две недели. Слушая ее рассказ, он разозлился и, наконец, взмахнув рукой, прервал ее путаное повествование.
– Я услышал достаточно, малышка. Этого мерзкого ублюдка следует выпороть и повесить, если хочешь знать мое мнение. Интересно, смогу ли я отправить его к какому-нибудь лорду, чтобы свершилось правосудие?
– Не здесь. Здесь все лорды – его родственники.
– И кроме того, кто мне поверит, если я приду к ним с рассказами о двеомере? Впрочем, в этом королевстве есть и другие формы справедливости.
Взглянув на Саламандра, Джил увидела его гнев как туманные, горящие на лице языки пламени. Она снова отвернулась. Тем не менее, это видение вызвало из памяти другой образ.
– Это тебя я видела какое-то время тому назад? Я видела на небе эльфа, объятого серебряным огнем.
– Да, это был я, правильно. Но ты видела не меня. Не совсем. Называй лучше это моим образом.
Джил кивнула, мысль снова ускользнула от нее. Почему Саламандр так злится на Перрина? Казалось, ей следует знать ответ. Саламандр как раз закончил привязывать ее скатку к седлу, и вдруг замер и склонил голову набок, прислушиваясь. Прошло несколько минут прежде чем Джил услышала стук копыт: сюда быстро приближались три лошади. Проскакивая между деревьями, Перрин подъехал с двумя гнедыми жеребчиками. Когда Саламандр пошел ему навстречу, Перрин спешился и побежал вперед.
– Ты кто? – закричал Перрин. – Джил, что ты делаешь?
Она слишком сильно дрожала, чтобы говорить, но ее оседланный и навьюченный конь служил очевидным ответом. Перрин хотел броситься к Джил, но Саламандр встал у него на пути. Лорд замахнулся на него открытой ладонью, собираясь дать наглецу пощечину. Внезапно везде вокруг Перрина появилась толпа простейших духов. Их набралось около сотни. Они кусали его, щипали, били ногами и руками. Они набросились на него, как собаки на брошенную им кость. Перрин дико орал, слепо отбиваясь от врага, которого не видел, и наконец свалился наземь, вздрагивая и вскрикивая.
– Достаточно! – приказал Саламандр.
Духи исчезли, бросив Перрина скулить на земле.
– Вот так-то лучше, собака! – рявкнул Саламандр. – Ты, гнусный отпрыск клана Волка, конокрад и женокрад!
Он поднял одну руку и стал монотонно напевать какие-то эльфийские слова. Внезапно Джил увидела зелено-серое свечение, которое текло вокруг Перрина – нет, оно исходило от Перрина, который погрузился в облако света. Из него тянулись длинные щупики, состоящие из дыма, которые охватывали ее саму. Джил внезапно поняла, что стоит в таком же облаке, но только бледно-золотистого цвета.
– Ты видишь это, лорд Перрин? Ты видишь, что ты делал?