Керр Катарина. Чары зари

   – Если лорд простит меня… мне лучше уйти, – заикаясь, пробормотал он. – Здесь очень холодно.
   Он повернулся и побежал прочь от человека, который раскрыл его тайну. «Молодой олух!» – подумал Невин с любовью. Ему придется еще поговорить с Браноиком, неважно, кто он там такой на самом деле. И тут Невин все понял. Разгадка находилась у него под носом, но она была преподнесена в такой форме, что он попросту не пожелал ее увидеть.
   – Этого не может быть! Властелины Вирда не стали бы делать такого со мной!
   И тем не менее, он вспомнил последнее воплощение Бранвен. Гвенивер мечтала стать лучшим воином во всем Дэверри. В нынешней жизни Властелины Вирда дали ей тело, подходящее для исполнения этой мечты, и теперь она, как надеялся Невин, наконец успокоится. Насколько он знал, Бранвен все еще отрабатывала ту часть своего вирда, которая не имела никакого отношения к нему лично. Какой бы ни была причина, Бранвен вернулась к нему в теле Браноика из Белглейда. Невин ходил взад-вперед по темному, тихому двору. Ему было плохо от усталости. В выборе тела ее душой он видел послание для себя. Раньше он надеялся, что Бранвен снова его полюбит, что у них сложатся теплые, человеческие отношения, что это не будет прохладной отстраненностью учителя и соблюдающего дисциплину ученика. Очевидно, такая любовь им запрещена. Невин увидел Браноика, как предупреждение: он должен учить двеомеру душу и забыть о внешней форме, в которую она облачена, и ее возможных эмоциях. Несмотря на сердечную боль, которую причиняло ему это решение, ему придется принять волю Великих. За долгие годы, минувшие с тех пор, как дал поспешную непродуманную клятву, ему пришлось уже принять многое и многое… В конце концов, в ближайшее время его ждет работа такая важная, что его собственные чувства, даже его собственный вирд выглядели незначительными. Думая о предстоящем сражении, Невин смог отстраниться от личной печали. Он чувствовал, как надежда ласкает его сердце. Впереди ждали опасности и скорби, но после этого Свет снова победит в истерзанном королевстве.

* * *

   На следующий день, прохладный, но солнечный, Маддин отправился немного прогуляться вдоль берега озера. Он нашел теплое местечко под ивой с облетевшей листвой и сел настроить арфу. Она никогда не была дорогим инструментом, а теперь, после долгих лет путешествий у него за седлом, на ней появились многочисленные царапины, и она выглядела старенькой. И, тем не менее, звучала она слаще, чем любая дорогая арфа в королевстве. Хотя барды во дворцах великих лордов предлагали ему за нее золото, Маддин лучше расстался бы с ногой. И хотя те же самые барды умоляли его раскрыть им его секрет, он никогда этого не делал. В конце концов, разве они поверили бы Маддину, скажи он правду? Да, простейшие духи околдовали ее для него. Он часто видел, как духи дотрагиваются до арфы, гладя ее, как любимую кошку, и каждый раз, когда они это делали, арфа пела с новой, разрывающей сердце сладостью. Когда Маддин настраивал инструмент в тот день у озера, Элементали пришли послушать. Они появлялись из воздуха, поднимались из воды – сильфы, лешие и гномы собирались вокруг человека, которого считали своим личным бардом.
   – Думаю, пришло время сложить песню о принце Марине. Как я понимаю, вы тоже считаете его истинным королем. Я видел, как вы ездите у него на седле и собираетесь вокруг него в зале.
   Они все кивнули с торжественным видом. Такими Маддин их никогда не видел. Одна ундина, по которой стекла иллюзорная вода, не могла ждать в тишине. Она протянула ручку и со всей силы ущипнула зеленого гнома. Он дал ей пощечину, и они сцепились, лягаясь и кусаясь, пока Маддин не заорал на них, чтобы те прекратили драться. Они оба надулись, но снова сели, держась, как можно дальше друг от друга.
   – Вот так-то оно лучше. Может, мне вначале спеть о Дилли-Невидимке? Как вы считаете?
   Они кивнули и заулыбались, придвигаясь ближе. За долгие годы Маддин собрал народные песенки о Дилли-Невидимке и других простейших духах, постепенно добавляя стих за стихом и проясняя различные рассказы новыми подробностями. Он научил этой веселой саге бардов в данах, где жили дети благородных господ, и вскоре песню знала половина Элдиса. В минуты, подобные этой, когда войны казались чем-то далеким, он с радостью думал, что детская песенка переживет его и станет передаваться от барда к барду, когда сам он будет лежать в могиле. Когда песня закончилась – а она длилась целых двадцать минут – большинство простейших духов ускользнули, но несколько задержались, и среди них – голубая сильфида, сидевшая рядом с ним, пока он наблюдал за рябью на озере. Арфа молча лежала у него на коленях.
   Маддин вспоминал другое озеро, в Кантрейе, где оказался примерно десять лет назад. Его мучила жажда, когда он ехал, умирающий. Это было то же время дня, потому что солнце точно так же окрашивало озеро золотыми пятнами… Маддин мысленно видел тростники и белую цаплю и чувствовал, как горло жжет от жажды. Все вернулось – и боль, и назойливое жужжание мух, и отчаяние.
   – Это того стоило, – сказал он сильфиде. – В конце концов, та боль привела меня к Невину.
   Сильфида кивнула и легко похлопала его по колену. Маддин улыбнулся, думая о том, что ему еще предстоит. Он нисколько не сомневался в том, что Невин нашел человека, рожденного быть королем всего Дэверри. Маддин верил всем сердцем, что молодой принц избран богами, чтобы объединить королевство. Вскоре он сам и другие серебряные кинжалы поедут за Марином, когда принц предъявит права на трон. Маддин задумывался лишь о том, как скоро настанет это время.
   Когда солнечный свет ушел с озера и начал усиливаться ночной ветер, Маддину показалось, что вся его жизнь вела к этому мгновению, когда он сам, Карадок, Овейн и все остальные будут готовы к бою и нацелены, как стрелы в натянутых луках. Скоро поступит приказ стрелять. Скоро, сказал он себе, очень скоро. Маддин вскочил на ноги и закричал, потом засмеялся, и этот неистовый смех зазвенел над озером и улетел вдаль. Струны арфы мягко зазвучали в ответ, дрожа на ветру. Маддин улыбнулся, перекинул арфу через плечо и пошел назад, к дану, который мерцал теплым светом огней и факелов в собирающейся тьме.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Лето 1063

   Властелины Вирда не делают человеческую жизнь гладкой, подобно гончарным изделиям, каждое из которых имеет идеальную форму и предназначено для определенных целей. В превратностях судьбы, рождении и смерти есть странные течения, вихри и водовороты, и большинством из них Великие не в силах управлять.
   «Тайная книга, друида Кадеаллона»

Глава первая

   Шум дождя приятным эхом отдавался в большом зале. Возле огня тетушка Гверна дремала над шитьем. Время от времени они поднимала голову и, не просыпаясь, произносила «правильно» в ответ на очередной риторический вопрос мужа. Дядя Перрина, Беноик, тьерин Прен Клудана, как часто случалось, многословно рассуждал о том, о сем и упрекал других в многочисленных ошибках и просчетах. Беноик сидел очень прямо, одной большой рукой сжимая кружку, а другой то и дело ударяя по подлокотнику, желая подчеркнуть свою мысль. Беноик сильно поседел, но все еще оставался крепким и мог задать перцу и более молодым, а уж с глоткой у него все было в порядке.
   – Все дело в этих проклятых пикинерах! – орал он. – Сражение идет наперекосяк, если в нем участвуют простолюдины. Они должны охранять телеги – и ничего больше. А заставлять их участвовать в битве – это почти святотатство, если хочешь знать мое мнение.
   – Правильно, – послушно поддакнул Перрин.
   – Ха! Это все жалкие придворные манеры! Привыкли там у себя семенить да лебезить, вот что это такое. Но чего еще ждать от проклятых южан? Только они могли такое придумать! Неудивительно, что королевство стало совсем другим.
   И Беноик утешил себя большим глотком эля. Перрин тем временем мысленно пытался установить связь между пикинером, который сбрасывает всадника с коня своим длинным копьем, и изысканными манерами королевского двора. Но дядю часто заносило.
   – Вот вы, нынешние молодые парни! – продолжал дядя. – Если бы ты только поучаствовал хотя бы в парочке сражений – как я, когда был в твоем возрасте, – ты бы понял, что означает жизнь здесь, в Кергонни. Посмотри на себя, парень, у тебя за душой нет ни медяка. Боги! Тебе следует искать место в боевом отряде и стремиться подняться до капитана.
   – Послушай, Перро, – вставила Гверна, – мы рады видеть тебя за нашим столом, когда бы ты ни проезжал мимо.
   – Конечно, женщина! – рявкнул Беноик. – Дело не в этом. Он должен чем-то заниматься, он должен кем-то стать, вот и все. Не знаю, что с тобой, парень, но твой проклятый кузен Нед еще хуже. По крайней мере, у тебя есть какие-то оправдания.
   – О… э… спасибо.
   – Но у Неда имеются и дан, и земля, и то, и другое, а он что делает? Только охотится целыми днями. Клянусь яйцами владыки ада!
   – Послушай, любовь моя, – снова вставила Гверна, – Они с Перрином еще оба очень молоды. Им обоим по двадцать! Они достаточно взрослые, чтобы жениться и успокоиться.
   – Но, послушай, дядя, как я могу взять жену, когда у меня даже нет дома, где ее поселить?
   – Именно это я и имею в виду. У тебя хотя бы есть оправдание.
   Перрин слабо улыбнулся. Он принадлежал к северной ветви древнего, ныне объединенного клана Волка и поэтому имел право называться лордом. Но, кроме того, он являлся пятым сыном в семье, почти не имеющей своей земли. А это означало, что Перрин не мог похвастать ничем, кроме титула и многочисленных родственников, нехотя вынужденных принимать его, если он появлялся у их ворот.
   – Ты от нас поедешь к Неду? – спросил Беноик.
   – Да. Думаю, завтра.
   – В таком случае, передай ему, что я хочу услышать о его женитьбе. И как можно скорее.
   Следующим утром Перрин поднялся на рассвете и отправился в конюшню задолго до того, как дан проснулся. Он вывел из стойла своего серого в яблоках мерина, отличного коня, в жилах которого текла кровь эльфийских лошадей, и начал седлать его. Путешествуя, Перрин возил с собой поразительное количество добра: две пары седельных вьюков, большую скатку, железный котелок; к луке седла он привязывал топор лесника – там, где у большинства воинов обычно помещался щит. Как раз когда он заканчивал приготовления, вышел Беноик. Он осмотрел нагруженного коня.
   – Клянусь задницами богов, ты выглядишь, как жалкий коробейник! Почему бы тебе не купить вьючную лошадь, если уж ты собираешься жить на дорогах?
   – О… э… хорошая мысль.
   Беноик фыркнул и провел рукой по шее серого.
   – Отличное животное. А где такой молодой щенок, как ты, набрал на него денег?
   – О… э… ну… – Перрину требовалось быстро соврать. – Я выиграл его в кости.
   – Я мог бы и догадаться! Боги, ты и твой ублюдок кузен отправите меня в Иные Земли задолго до моего срока.
   Покинув дан, Перрин отправился на запад в поисках вьючной лошади. Вокруг тянулись поля с бледно-зелеными всходами молодого ячменя – владения Беноика. То и дело видны были крестьяне, проезжающие по полям, чтобы прогнать ворон. Птицы возмущенно каркали и хлопали крыльями, поднимаясь в небо. Однако вскоре поля сменились скалистыми горами, темными от сосен. Перрин свернул с грязной тропы и стал пробираться между редкими деревьями. Как только он оказывался в дикой местности, ему не требовались дороги, чтобы отыскать путь.
   Вскоре после полудня Перрин добрался до своей цели – горного луга, расположенного в вытянутой долине, которая принадлежала некоему лорду Нертину, одному из вассалов его дяди. Этот человек особенно не нравился Перрину. В высокой траве спокойно паслись двадцать коней Нертина, охраняемые жеребцом, крепким гнедым конем, высотой шестнадцать ладоней. Когда Перрин приблизился к табуну, жеребец повернулся к нему с яростным ржанием, а прочие животные подняли головы и наблюдали за происходящим, готовые броситься прочь. Перрин начал разговаривать с жеребцом, тихо щелкая языком, бормоча, и издавая ничего не значащие звуки, пока конь не расслабился и не позволил Перрину погладить себе шею. После этого табун спокойно принялся щипать траву.
   – Мне нужно взять одного из твоих друзей, – сказал жеребцу Перрин. – Надеюсь, ты не возражаешь. Я буду о нем хорошо заботиться.
   Словно соглашаясь, жеребец тряхнул головой, а затем отошел. Перрин выбрал гнедого мерина и стал хлопать его по шее и расчесывать ему гриву пальцами.
   – Разве тебе не надоел этот жирный лорд, которому ты принадлежишь? Поехали со мной, и увидишь новые места.
   Когда мерин повернул голову, Перрин улыбнулся ему своей особой широкой улыбкой, от которой ему становилось прохладно, словно какая-то часть тепла вытекала из его тела, поднимаясь от груди в голову. Перрин гладил коня еще несколько минут, затем отошел, и мерин последовал за ним, держась почти рядом. Перрин сам не понимал, почему это происходит, но ему требовалось провести всего несколько минут наедине с конем, и животное было готово последовать за ним куда угодно, даже без повода или веревки. Перрин считал это умение весьма полезным. Когда у него заканчивались деньги, он просто забирал коня у кого-то из тех, кого не любил, и продавал одному из знакомых нечестных торговцев. Из-за благородной крови, текущей в жилах Перрина, никто никогда даже не подозревал, что он является самым злостным конокрадом в северных провинциях. Перрин часто уводил коней у кого-то из своих: кузенов, а на следующей неделе заезжал в гости и сочувствовал потере. Кражи не угрожали только Беноику и Неду. Этой ночью, Перрин и двое коней разбили уютный лагерь на опушке леса, но на следующий день им требовалось вернуться на дорогу, либо уходить в сторону на много миль, чтобы объехать крутую гору. Они едва добрались до дороги, когда начался дождь. Перрин продолжал упрямо пробираться вперед, пока глина и грязь не сделали дорогу почти непроходимой для лошадей. После этого Перрин свернул в лес и спешился. Кое-как укрывшись под соснами, он скорчился между лошадей и ждал, пока буря не утихнет. Конечно, ему было неприятно так сидеть, одежда прилипла к телу, а вода затекала в сапоги, но Перрин не обращал внимания неудобства, как лесной олень не обращает внимания на дождь и ощипывают листья и молодые побеги в любую погоду.
   Если бы кто-то спросил Перрина, о чем он думал, торча несколько часов в сырости и холоде, он попросту не смог бы ответить. Он осознавал окружающее: дождь, запах сосны, мокрые стволы и бледно-зеленые папоротники. Каждый звук приносил свое особое послание: белка бежит в свою нору, олень осторожно проходит вдали, ручей журчит поблизости. В конце концов, дождь прекратился. К тому времени, как Перрин добрался до дана своего кузена Неда, он снова высох. Он даже забыл, что попал под дождь. Дан стоял на грязном пригорке за разрушающейся стеной и парой ржавых, обитых железом ворот, которые скрипели, точно демоны, когда их открывал Перрин. Вместо броха у Неда был каменный круглый дом с протекающей по краям крышей и двумя очагами, которые сильно дымили. Хотя рядом с конюшнями имелась казарма для боевого отряда, крыша ее так прохудилась, что Нед переместил десять своих воинов в полукруглое помещение, которое сходило за большой зал. Они спали на соломенных тюфяках, которые бросали в любом месте в Центре помещения, где над головой не слишком капало.
   Нед, как и подобало ему по рангу, спал на настоящей кровати рядом с очагом. Среди этого беспорядка и покрытой плесенью соломы стояли два стола, скамьи и набор кожаных ведер для сбора капающей с потолка воды. Имелось и подобие трона с вырезанным гербом клана Волка.
   Перрин завел коней в конюшню, а затем отправился в большой зал и нашел своего кузена восседающим на «троне» и водрузившим ноги на один из столов.
   – Боги! – воскликнул Нед с улыбкой. – Ты явился, как предзнаменование, кузен. Послушай, налей себе эля. Возле того очага стоит открытый бочонок.
   Поскольку их матери были сестрами, двоюродные братья выглядели очень похожими. Их обоих отличали огненно-рыжие волосы, веснушки и яркие голубые глаза. Но если Нед считался привлекательным мужчиной, то самым снисходительным описанием Перрина было бы выражение – «неопределенного вида».
   С кружкой в руке он присоединился к Неду. За другим столом солдаты из боевого отряда пили и играли в кости.
   – Почему это я явился, как предзнаменование?
   – Ты как раз вовремя, чтобы отправиться со мной на войну, – Нед улыбнулся, словно предлагал гостю великолепный подарок. – У меня есть союзники на западе, тьерин Греймин – ты ведь с ним встречался, да? Так вот, он попросил о помощи. Предполагается, что я приведу двенадцать человек, но у меня только десять, а мне нужно где-то раздобыть еще двух. Поехали, кузен! Это будет весело, а ты сэкономишь мне стоимость серебряного кинжала.
   Не видя способа выкрутиться, Перрин вздохнул. Нед кормил его много зим. И, кроме того, предполагалось, что господин благородного происхождения с радостью воспринимает призыв отправиться на войну. Перрин выдавил из себя улыбку.
   – О, с радостью, – сказал он. – А из-за чего война-то?
   – Проклятье, даже не знаю. Я только сегодня получил послание.
   – А ты можешь дать мне щит?
   – Конечно. Боги, Перро, неужели ты хочешь сказать, что ездишь без щита?
   – Э… а… ну, езжу… Щиты занимают слишком много места на седле.
   – Тебе следовало родиться лесорубом, клянусь!
   Перрин потер подбородок и подумал над этим замечанием.
   – Я просто пошутил, – поспешно сказал Нед. – И, надеюсь, серебряный кинжал вскоре подвернется. Их всегда полно в Кергонни. Подождем пару дней, а затем отправимся, даже если у нас не будет хватать одного человека. Лучше так, чем явиться, когда сражения уже закончились.
   Однако боги, очевидно, решили, что если лорд Нед собирается отправиться на войну, то должен сделать это незамедлительно. На следующее утро, вскоре после завтрака зашел садовник и объявил, что у ворот стоит серебряный кинжал.
   – И с ним женщина, – сообщил старик. – Лично мне жаль ее родственников.
   – Хорошенькая? – полюбопытствовал Нед.
   – Да.
   Нед и Перрин обменялись улыбками.
   – Отлично, – сказал Нед. – Приглашай их.
   Через несколько минут в зал зашли серебряный кинжал и его женщина. Судя по грязи на одежде, оба долго странствовали, да и одеты они были плохо. Девушка была в мужской одежде, с мечом и серебряным кинжалом на поясе. Несмотря на коротко подстриженные, как у мужчины, светлые волосы, она оказалась не просто симпатичной, а, по-настоящему красивой, с большими голубыми глазами и нежным ртом.
   – Доброе утро, лорды, – серебряный кинжал вежливо поклонился. – Меня зовут Родри из Аберуина. В вашей деревне я услышал, что у вас найдется место для таких, как я.
   – Точно, – ответил Нед. – Не могу предложить больше серебряной монеты в неделю, но если ты хорошо послужишь мне во время войны, то я разрешу тебе и твоей девушке всю зиму жить у меня.
   Родри посмотрел на крышу, сквозь которую проникали солнечные лучи, затем на пол, где собаки Неда дрыхли на заплесневевшей соломе.
   – До зимы еще далеко, лорд. Мы поедем дальше.
   – Хорошо, – поспешно сказал Нед. – Я могу выжать две серебряные монеты в неделю. Будут ведь и боевые трофеи.
   – Тогда решено. Пусть боги благословят лорда за его щедрость.

* * *

   Ради Джил лорд Нед предоставил серебряному кинжалу отдельную комнату вместо соломенного тюфяка в большом зале. Хотя плетеные стены покрывал слой грязи, в комнате имелась настоящая дверь. Горела свеча. Не желая сидеть на полу на соломе, которая была населена насекомыми, Джил устроилась на качающемся деревянном сундуке. Оттуда она наблюдала, как Родри чистит кольчугу. Он проводил тряпкой по кольцам, стирая ржавчину, и хмурился.
   – О чем ты думаешь? – спросила Джил.
   – О старом присловье: «Бедный, как лорд из Кергонни».
   – Лорд Нед – это просто нечто, не правда ли? Неужели мы действительно останемся здесь на все лето и на зиму?
   – Конечно, нет. Я предпочту спать у обочины дороги. Ты уверена, что с тобой будет все в порядке, если я тебя тут оставлю?
   – Несомненно, конура станет достаточно уютной после того, как все собаки покинут ее. Как ты думаешь, война здесь затянется?
   – Война? – Он с улыбкой поднял голову. – Я не стал бы оказывать честь этой сваре, именуя ее подобным словом, любовь моя. Если союзники Неда подобны ему самому, несомненно, предстоит много криков и мелких стычек, да и продлятся они довольно долго.
   – Надеюсь, ты прав. Я чувствую опасность. Она идет с этой… войной.
   Родри перестал улыбаться и отложил кольчугу.
   – Опять твой проклятый двеомер?
   Именно так. Но это не опасность сражения, если быть точной. Я даже не совсем уверена, что именно имею в виду. Прости меня. Мне не следовало ничего говорить.
   – Жаль, что ты это сказала. – Родри долго колебался, уставившись в солому, рассыпанную на полу. – Я… а, клянусь волосатой задницей Владыки ада! Давай просто забудем об этом.
   – Я знаю, что ты хочешь знать. Я не вижу твоей смерти. Боги, даже если я когда-нибудь увижу ее, разве ты думаешь, что я начну умолять тебя не ехать на войну?
   – Да и какой смысл? Когда за мной придет мой вирд, я с такой же легкостью могу умереть от лихорадки или свалившись с лошади. Позволь мне попросить тебя об одной услуге, любовь моя. Если ты увидишь приближение моей смерти, не говори мне ни слова об этом, ладно?
   – Ладно. Обещаю.
   Родри благодарно кивнул, встал, потянулся и посмотрел на свою кольчугу, которая поблескивала в свете, отбрасываемом пламенем свечи. Он был таким красивым, что Джил чуть не расплакалась – ей так не хотелось, чтобы он рисковал жизнью в мелкой вражде людей, вроде лорда Неда. Как и всегда по ночам перед отъездом Родри, Джил задумывалась, проживет ли он достаточно долго, чтобы вернуться назад, к ней.
   – Давай спать, любовь моя, – сказал Родри. – Пройдет много времени, прежде чем мне снова удастся лечь с тобой в одну постель.
   Стоило Джил оказаться в его объятиях, как у нее возникло неприятное ощущение: мысль о его возвращении леденила сердце, и ей становилось все страшнее. Она крепко сжала Родри в объятиях и позволила его поцелуям разогнать зловещий холод. Рано утром боевой отряд кое-как выстроился во дворе. Стоя в дверном проеме, Джил наблюдала, как мужчины занимают места за двумя лордами. Четверо в арьергарде, включая Родри, вели вьючных лошадей, нагруженных съестными припасами, потому что у Неда не было ни телеги, ни вола. Да и если бы телега и имелась, он не мог освободить от работы крестьян, чтобы управлять ею. Когда наконец казалось, что отряд уже выстроился, кто-нибудь кричал, что забыл нечто важное, и бросался назад, в дом или конюшню. В самый последний момент Нед обнаружил, что у Перрина нет шлема. Слугу отправили искать шлем на конюшню, которая очевидно служила также оружейным складом.
   Перрин тер себе шею сзади, а Нед бранил его на все корки, называл лесорубом и гораздо худшими словами. Когда Джил встретилась взглядом с Родри, тот вздохнул и воздел глаза к небу, словно призывая богов в свидетели эксцентричности Перрина. Джил никогда не видела благородных господ, похожих на Перрина, и не знала, плакать ей или смеяться. Он был высоким, но страшно худым и нескладным, с худыми плечами, длинными руками и слишком крупными ладонями. Хотя его лицо не выглядело уродливым, сразу же обращали на себя внимание огромные глаза, слишком тонкие губы, несколько приплюснутый нос. Походкой Перрин напоминал чванливого аиста.
   Когда слуга вернулся с ржавым шлемом, Нед объявил, что если кто-то забыл что-то еще, ему придется без этого обойтись. Джил в последний раз поцеловала Родри, а затем побежала к воротам – махать удаляющемуся боевому отряду. Неровным строем солдаты спускались вниз по склону, после чего выехали на дорогу и исчезли на западе, поднимая пыль. Джил молилась Богине, чтобы она сберегла ее мужчину. Девушка вернулась, назад, в дан, – скучать и ожидать новостей.

* * *

   Владения небогатого тьерина Греймина находились в трех днях пути к западу от дана Неда. Узкая дорога пролегала между острых скал, кустарников и сосен. Местность тянулась по большей части необитаемая – пока в десяти милях от дана тьерина боевой отряд не увидел маленькую деревню, Спейбрун, – одну из трех, которые находились в вассальной зависимости от Греймина. Пока боевой отряд поил лошадей у деревенского колодца, Перрин заметил, что местные жители смотрят на них испуганными глазами. Войны в Кергонни напоминали бури, которые сносили крыши, не различая хижины простых людей и дома лордов.
   Во второй половине дня они добрались до дана Греймина, который располагался на низком холме посреди ровного пастбища, по краям которого росли деревья. Большие ворота стояли открытыми, чтобы пропустить союзников во двор, наполненный людьми и лошадьми. Когда боевой отряд Неда спешился, подбежали конюхи, чтобы забрать лошадей и увести в общей неразберихе. Сам тьерин вышел приветствовать пополнение. Это был темноволосый, сильно поседевший мужчина. Под полотняной рубахой на его руках и груди бугрились мышцы.
   – Я чрезвычайно рад видеть тебя, Нед, – сказал Греймин. – Твои двенадцать человек отлично дополняют войско, которое у нас собралось.
   В уверенном голосе тьерина слышалось беспокойство, которое вызвало опасения у Перрина. Для этого имелись основания, как выяснилось во время военного совета, собравшегося в большом зале. Даже учитывая людей Неда и трех других союзников, Греймин набрал только двести человек. Против них выступал тьерин Наддрик и его союзники, а тех было около трехсот. Спор касался двух квадратных миль приграничной территории между их владениями. Однако конфликт зашел куда дальше. Греймин был готов передать вопрос на рассмотрение короля, однако Наддрик отказался от предложения, сделанного несколько недель назад. Последовала стычка между конными патрулями, в которой погиб единственный сын Наддрика.