Страница:
Гвин опустил руку под рубашку и достал тонкую цепочку с украденным перстнем – печатью той самой гильдии, о которой шла речь. Лорд осмотрел перстень, одобрительно хмыкнул и вернул его «владельцу».
– Простите. Проезжайте и будьте осторожны на дороге. Скорее всего, вам ничего не угрожает, но всегда лучше, когда остаешься начеку.
– Именно так, лорд.
Когда лорд взмахнул рукой, солдаты расступились и позволили Гвину с Мерриком проехать. Они прошли совсем близко к воину, который соответствовал описанию Родри. «Повезло, причем дважды», – подумал Гвин, но на его лице ничего не отобразилось. Оно оставалось безразличным, когда он осторожно бросил взгляд в сторону серебряного кинжала. С тем же безразличием Родри посмотрел на него, затем развернул коня и последовал за остальными в лагерь. Ни Гвин, ни Меррик не разговаривали, пока не отъехали от лагеря мили на две. Тогда Меррик мрачно рассмеялся.
– Превосходно! Теперь мне больше не требуется давать задания духам. А другие его видели?
– Нет. Я разговаривал с Бриддином через огонь прошлой ночью. Они все еще находятся слишком далеко, на юге. В любом случае им не потребуется заниматься дальновидением, если только со мной ничего не случится.
– Не случится. Именно для этого я тебя и сопровождаю.
– Ну ты и наглец! – Меррик повернулся в седле и улыбнулся Гвину. – Однако не стану отрицать, ты – лучший фехтовальщик в Братстве. Давай надеяться, что ты справишься с Родри, если дело дойдет до схватки.
– Давай надеяться, что не дойдет. Не забывай: он нужен живым.
Во второй половине дня они отправились на обычную прогулку. На этот раз Перрин попросил девушку отвести коня немного дальше в лес, где протекал крошечный ручей. Перрин хотел показать ей папоротники, растущие на берегах этого ручья. Джил напоила серого, потом, как от нее и ожидалось, повосхищалась папоротниками, и, наконец устроилась рядом с Перрином в прохладной тени.
Скоро мы должны получить новости от армии, – заметил Перрин. – Если произошло какое-то столкновение, они пришлют посыльных.
– Давайте молиться, что они возвратятся и за ними не гонится новая армия.
– Да, ты права. Хотя… а… э-э… ну…
Джил терпеливо ждала, пока Перрин собирался с мыслями. Она начинала привыкать к его манере замолкать и заикаться.
– Э… а… было великолепно сидеть рядом с тобой в лесу. Несомненно, мы не сможем этого делать, когда вернется Родри.
– Конечно, нет. Родри иногда бывает жутко ревнив, хотя у него нет для этого никаких оснований.
– О! Э… а… нет никаких оснований?
– Никаких, господин.
Джил насторожилась, ожидая, как Перрин примет твердый отказ. Мгновение он грустно смотрел на папоротники.
– Никаких, да? – наконец сказал он. – Правда?
Он повернул голову и улыбнулся Джил своей странной улыбкой – открытой и напряженной, которая, казалось, сама по себе тянулась к девушке и окутывала ее, тревожила ее теплом, таким же ощутимым, как прикосновение ладони. Когда Джил оторвала взгляд, Перрин нежно коснулся ее щеки. Джил резко вывернулась, сбросила его руку, но он снова улыбнулся – да так, что, казалось, весь засветился. Джил уставилась на него, потому что мгновение не могла пошевелиться. Перрин поцеловал ее. Его губы были мягкими и нежными и давали тысячу обещаний.
– Ты очень красивая, – прошептал он.
Собрав всю силу воли, Джил оттолкнула его.
– Послушай! – вскрикнула она. – Ничего… между нами не может быть!
– Почему нет?
Его улыбка так ее волновала, что Джил вскочила на ноги и отступила назад, словно он был вооруженным врагом. Перрин не предпринимал попыток последовать ее. Он просто наблюдал, по-детски вопросительно склонив голову набок. Увеличив расстояние между собой и Перрином, Джил внезапно почувствовала, как заговор спадает.
– Я возвращаюсь в дан, – проговорила она. – Очевидно, ты достаточно восстановил силы, чтобы добраться домой самостоятельно.
Девушка бежала в дан и по пути раздумывала над случившимся. Перрин не может обладать двеомером… и все же он обладает двеомером… где он мог научиться этому? Но что еще это может быть, как не двеомер? Теперь, когда она находилась от Перрина на значительном расстоянии, странное событие расплывалось у нее в сознании, как будто ничего и не произошло – это было вроде ускользающего сновидения. Джил решила, что с этого времени не станет оставаться с Перрином с глазу на глаз. Когда, в конце дня, он вернулся в дан, Джил смотрела на него из противоположного угла большого зала. Издалека Перрин казался таким слабым, таким нескладным и неуклюжим, что Джил задумалась, не почудилось ли ей случившееся у ручья.
– Значит, решено? – наконец спросил Беноик.
– Да. – Судя по голосу, Эйгвик очень устал. – Я соглашусь с решением короля – при условии, что на его величество не будет оказано давление.
– И я сделаю то же самое, – вставил Греймин прежде, чем Беноик успел за него согласиться. – Клянусь честью моего клана!
– А я клянусь честью своего. – Эйгвик вздохнул и встал, затем перевел взгляд на солдат. Родри предполагал, что лорд просчитывает свои шансы против того количества людей, которых он в состоянии собрать. – Пришлите мне посыльного, когда прибудут люди короля.
– Хорошо, – Беноик встал и жестом приказал вставать и остальным. – Обещаю.
Они торжественно пожали руки. Мгновение Эйгвик колебался, оглядывая десять человек, собравшихся вокруг тьерина. Он знал, что один из них убил его брата, и смотрел каждому в глаза, задержавшись немного дольше, когда остановился на Родри. Родри смело ответил на испытующий взор и увидел, как губы лорда вытянулись в нитку от горечи. Имелось лишь одно основание привести серебряного кинжала на столь важные переговоры. Внезапно вздрогнув, Эйгвик повернулся и повел своих людей прочь. Родри громко, с облегчением выдохнул.
– Ты убил ублюдка в честном бою, серебряный кинжал, – сказал Беноик. – Не стоит огорчаться.
– И все же трудно смотреть в лицо родственнику убитого тобой человека.
Когда Родри сел на коня, чтобы ехать назад в лагерь, у него возникло ощущение, что кто-то за ним следит. Он повернулся в седле Вокруг него люди садились на коней, и никто не пялился на наемника. «В любом случае, кому на меня смотреть? Разве что Эйгвик не пытается издали посылать на меня проклятия!» – подумал Родри. Тем не менее, чувство держалось еще какое-то время, а после исчезло. На протяжении долгого пути назад, в дан Греймина, оно, время от времени, появлялось снова, словно кто-то, каким-то образом и по непонятной причине, за ним шпионил.
– И я тоже, – ответил Перрин.
Он взял кожаный мяч, туго набитый соломой, и стал повторно его сжимать, разрабатывая руку. Вскоре придется делать и другие упражнения. Рука еще сильно болела, поэтому Перрин хотел подождать с этим день или два. Нед расхаживал взад и вперед по маленькой комнате и, беспокойно хмурясь, наблюдал за двоюродным братом.
– А она нормально заживает?
– Пока не знаю. В любом случае я никогда не считался хорошим фехтовальщиком.
– Война все равно закончилась, если хочешь знать мое мнение. Эйгвик не причинит нам много беспокойства. Ради этой дурацкой войны с Греймином его брат совершенно обескровил владения.
– Значит, наш дядя скоро отправится домой?
– Пока нет. Он прекрасно проводит время с Греймином и ведет за него все переговоры. Но я знаю, как ты не любишь сидеть запертым в дане. Если хочешь, можешь ехать.
– Спасибо, но я останусь. На всякий случай… о… э… ну, если что-то случится.
– Даже если снова начнутся сражения, ты не сможешь к нам присоединиться – с такой рукой!
– Знаю. Но, видишь ли, дело не в этом.
– А в чем?
– О… э-э… Джил.
– Что? Да ты спятил! Родри тебя на куски разрежет. Не хочу тебя оскорблять – он и со мной без труда сделает то же самое.
– Но нет оснований доводить до открытой схватки, не так ли?
– Совсем никаких. Как нет никаких оснований солнцу подниматься каждое утро. Но оно почему-то всегда встает.
Подбоченясь, Нед задумчиво смотрел на Перрина так, словно собирался его утопить.
– Готов поспорить: я могу увести у него Джил, – сказал Перрин.
– Конечно. Именно поэтому я так и беспокоюсь, прах и пепел. Боги, никогда не знал человека, который бы имел такой успех у женщин. Как тебе это удается?
– Просто улыбаюсь им. Много улыбаюсь и льщу. Так делает большинство мужчин.
– Правда? У меня это никогда не срабатывало.
– О, ты наверное неправильно улыбаешься. Ты должен… о… э… вложить в улыбку немного тепла, чтобы оно как бы вытекало из тебя. Это легко – после того, как научишься.
– В таком случае, тебе придется меня научить. Но послушай, если ты выставишь силки на Джил, то вполне можешь заполучить волка вместо ягненка. Волк будет выполнять приказы моего любимого кузена. Он поедет вместе с ним по всему Кергонни.
– Я не могу этого сделать. Это нечестно.
– А как насчет всех тех случаев, когда я ради тебя врал нашему дяде? Это тоже было нечестно. Неужели ты так сильно хочешь провести ночь с Джил?
– Я никогда в жизни ничего не хотел так сильно!
– А, будь ты проклят, ублюдок! Хорошо. Родри и я найдем, куда поехать вместе.
– Спасибо, кузен. Нижайше благодарю.
Им предстояло долго ждать, пока гонец одолеет двести с лишним миль до дана Дэверри. Он может сесть на одну из многочисленных барж, следующих от горных шахт по Камин-Йрейн, и добраться в дан Дэверри очень быстро. Но обратно ему все равно придется ехать верхом. Конечно, в других частях королевства нашлись бы местные гвербреты, чтобы разобраться с их делом. Но различные гвербреты, которые когда-то правили в Кергонни, непрерывно воевали между собой, и король Марин Второй отменил этот титул летом 962 года. После кровавого восстания его сын, Касил Второй, официально принял соответствующий декрет об упразднении титула гверберета в 984 году и таким образом окончательно закрепил решение своего отца. С тех пор короли лично принимали клятвы верности каждого лорда Кергонни и разбирали различные спорные вопросы, возникающие между ними.
Все время, пока в дане ждали вестей из Дэверри, Перрин выслеживал Джил. Он проявлял осторожность и наблюдал за ней на расстоянии, угадывая те редкие моменты, когда Родри оставлял ее одну. А Джил прилагала все усилия, чтобы избегать Перрина. Поскольку она оказалась первой женщиной, которой удалось устоять против его странного очарования, Перрин был поставлен в тупик. Сопротивление делало Джил еще более желанной. Наконец ему подвернулся случай изменить ситуацию. На закате десятого дня вернулся курьер Греймина с сообщением, что король милостиво согласился решить спорный вопрос. Представитель короля и советник по вопросам права следовали прямо за курьером Греймина.
– Отлично! – воскликнул Беноик. – Греймин, ты должен отправить почетную стражу им навстречу.
– Я как раз сам собирался это предложить, – проворчал лорд. – Если один из моих благородных союзников согласится отправиться на это задание вместе со своим боевым отрядом, я буду ему очень благодарен.
Перрин многозначительно посмотрел на Неда. Тот вздохнул.
– Я с радостью это сделаю, ваша светлость, – сказал Нед. – У меня осталось шесть человек и мой серебряный кинжал. Этого достаточно для эскорта?
– Как раз. Если боевой отряд будет слишком большим, то Эйгрик может заявить, что мы пытаемся устрашить советника и тем самым оказать на него давление. Спасибо, лорд Нед.
Нед гневно посмотрел на Перрина и сморщился так, словно откусил бардекианский лимон. Перрин в ответ только улыбнулся.
Джил похолодела от страха.
– В чем дело? – продолжал Родри. – Нам не угрожает никакая опасность.
– Я знаю, – она обнаружила, что ей трудно говорить. – Просто мы столько времени проводим вдали друг от друга.
– Зато у меня много боевых трофеев и награда от тьерина Греймина. Поэтому после окончания этой работы мы какое-то время поживем в приличной гостинице.
Она кивнула и отвернулась. У нее возникло искушение сказать ему правду: она боится оставаться в одном дане с Перрином. Однако такая правда могла привести к кровопролитию. Хотя Джил предпочла бы увидеть Перрина мертвым, его родственники попросту зарежут Родри. Он обнял ее и прижал к себе.
– Я скоро вернусь, любовь моя.
– Надеюсь, – она потянулась к нему и поцеловала. – Роддо, о Роддо, я люблю тебя больше жизни.
Боевой отряд уехал через час после рассвета, потому что Нед и его люди никогда не могли отправиться в путь легко и просто. Когда они наконец тронулись, Джил долго стояла у ворот, жалея, что не может поехать с ними. Она чувствовала, как у нее по спине пробежал холодок двеомера – предупреждение. Повернувшись, Джил увидела, что за ней наблюдает Перрин. Она прошла мимо него, не сказав даже «доброе утро», и поспешила к леди Камме и ее служанкам, с которыми было безопасно. Весь день Джил избегала Перрина, а ночью заперла дверь комнаты изнутри.
Однако на следующий день Перрин поймал ее одну. Джил отправилась в конюшню к Восходу, поскольку никогда не поручала ухаживать за ним здешним небрежным конюхам. Она как раз вела коня назад в чистое стойло, когда к ней подошел Перрин.
– Доброе утро, – поздоровался он. – Я думал поехать покататься. Ты не составишь мне компанию?
– Нет, господин.
– Пожалуйста, не называй меня постоянно господином.
Затем он улыбнулся ей тепло и очаровательно, и это тепло начало окутывать ее сердце.
– Я люблю тебя, Джил.
– Мне плевать! Оставь меня в покое!
Отступив, она уперлась в дверь стойла. Перрин снова улыбнулся и положил руку ей на щеку. От этого прикосновения по всему телу Джил стало разливаться тепло. «Двеомер, – подумала она. – Это двеомер.» Когда Перрин поцеловал ее, она ощутила, что странным, ужасным образом слабеет и готова предать Родри ради этого тощего, сумасшедшего, непривлекательного типа.
– Мы можем поехать на луг, – прошептал Перрин. – На солнце очень хорошо.
Его слова нарушили заговор. Джил так сильно толкнула его, что Перрин чуть не упал.
– Оставь меня в покое! – закричала она. – Люби меня сколько хочешь, но я принадлежу Родри.
Как только Джил вернулась в большой зал, ее страх превратился в ненависть, слепое убийственное чувство. Перрин заставил ее чувствовать себя беспомощной – ее, которая была в состоянии сражаться с лучшими мужчинами и защищать себя на долгой дороге! Если бы она могла убить молодого лорда и избежать последствий подобного деяния, то она сделала бы, это не задумываясь. Весь день ее ярость нарастала, когда она видела, как Перрин следит за ней. Наконец, когда стали сгущаться сумерки, Джил заметила, что лорд покинул зал. Слуга сообщил Джил, что Перрин отправился спать, поскольку его беспокоит рана. «Хорошо, – подумала она. – Пусть она горит огнем!» Медленно потягивая последнюю кружку эля в компании других женщин, Джил едва слушала разговоры. Она решила, что в отношении лорда Перрина ей требуется что-то сделать, и наконец додумалась до очевидного – к кому ей обратиться за помощью. Невин. Конечно! Он поймет, он скажет ей, как быть. Джил взяла лампу с вставленной в нее свечой и пошла к себе в комнату. Она сможет связаться с Невином через огонь, где бы он ни был.
Джил вошла в комнату, поставила лампу и заперла дверь. Повернувшись, она увидела Перрина, который так тихо сидел в углу, что Джил его вначале не заметила. Когда она выругалась, он улыбнулся.
– Убирайся вон! Убирайся вон немедленно, или я тебя вышвырну.
– Как грубо ты разговариваешь, любовь моя.
– Не смей меня так называть.
– Джил, пожалуйста, позволь мне остаться с тобой сегодня ночью.
– Нет! – Она сама услышала, как ее голос дрожит.
Улыбаясь, Перрин направился к Джил. Она чувствовала себя так, словно перепила меда. Она едва соображала, язык отказывался ворочаться во рту, а когда девушка попыталась отойти в сторону, ноги ей не повиновались. Перрин поймал ее за плечи и поцеловал. Его губы оказались такими теплыми и манящими, что Джил невольно ответила на поцелуй – прежде, чем смогла остановить себя. Ее тело вышло из-под контроля, как река во время наводнения. Когда Перрин обнял ее, она задумалась, хотела ли она когда-либо мужчину по-настоящему…
– Ты хочешь, чтобы я остался, – прошептал он. – Я уйду рано. Никто ничего не должен знать.
Когда Джил заставила себя подумать о Родри, у нее появилось достаточно сил, чтобы оттолкнуть Перрина, но он схватил ее за запястья и снова притянул к себе. Хотя девушка сопротивлялась, казалось, ее колени налились свинцом, а руки наполнились тяжелой водой. Улыбаясь своей обволакивающей улыбкой, Перрин снова прижал ее к себе и опять поцеловал. Джил почувствовала, как сдается. Пришла последняя путаная мысль о Родри и о том, что ему совсем не обязательно что-то знать…
Удовольствие, которое она испытывала, исходило от осознания того, что она сдалась. Перрин ласкал ее так сладко. Она нехотя выпустила Перрина, чтобы лечь в постель, а когда он устроился рядом, Джил задрожала. Тем не менее, Перрин не торопился. Он целовал ее и гладил, медленно снимая одежду то с себя, то с нее и снова ласкал ее. Наконец страсть стала не– 330 выносимой, и Перрин не мог больше сдерживать ее. Порыв бешеной плотской любви устрашал, но Джил только оставалось сдаться собственному желанию и позволить приливу наслаждения нести ее, куда ему вздумается.
Когда все закончилось, Джил лежала в объятиях Перрина и прижималась к нему, а пламя свечи отбрасывало бледный, танцующий свет, и мир вокруг стал каким-то странным. Каменные стены казались живыми, они ритмично набухали и сжимались, словно дышали. Само пламя взметнулось вверх и разгорелось, словно большой костер. Если бы Перрин снова не поцеловал ее, то Джил испугалась бы. Его любовь так поглощала, что девушка не могла больше ни о чем думать. Когда они опять достигли пика блаженства, она заснула прямо у него в руках.
Джил проснулась внезапно, несколько часов спустя, и обнаружила, что Перрин спит рядом с ней. Внутри лампы свеча оплыл воском. Мгновение Джил не понимала, что здесь делает лорд, но постепенно она вспомнила все и чуть не расплакалась от стыда. Как она могла предать Родри? Как она могла вести себя как шлюха, с человеком, которого ненавидит? Джил села и разбудила Перрина.
– Убирайся вон отсюда, – сказала Джил. – Я больше не хочу тебя видеть.
Он просто улыбнулся и протянул к ней руку, и тут пламя в последний раз взметнулось, и свеча погасла. Какое-то время в темноте светился красный огонек – тлел фитиль, но и он медленно исчез. В темноте Джил освободилась от манящей улыбки. Перрин не успел ее схватить.
– Убирайся, или я найду меч и изрублю тебя на куски.
Не споря, он встал и принялся искать свои вещи. Джил прислонилась к стене, поскольку ей казалось, что комната кружится вокруг нее. Все звуки – шаги Перрина и шорох его одежды – звучали неестественно громко. Наконец Перрин оделся.
– Я действительно люблю тебя, – сказал он робко. – Я никогда не хотел просто разок переспать с тобой, а потом тебя бросить.
– Убирайся! Немедленно!
Он трагически вздохнул и выскользнул из комнаты, закрыв за собой дверь. Джил упала на кровать, обхватила руками подушку и рыдала, пока ее не сморил сон.
Когда она проснулась, комнату заливал солнечный свет, яркий, словно поток меда. Джил долго лежала и думала об этом свете, который почему-то казался ей твердым. Оловянный подсвечник блестел, как самое лучшее серебро, и даже серый камень стен будто бы пульсировал внутри великолепного света. Она с трудом оделась. Ее поношенная одежда в пятнах, с вытянутыми нитями казалась роскошной, украшенной вышивками. Когда Джил подошла к окну, то подумала, что никогда не видела такого великолепного летнего дня. Небо было ярким, словно сапфировым. Внизу во дворе конюхи занимались лошадьми, и звонкий стук копыт по булыжникам долетал до окон верхних этажей, подобно звону колокольчиков. На подоконнике появился ее серый гном.
– Ты знаешь, как я опозорилась?
Гном посмотрел на нее в полнейшем непонимании.
– О боги, может, я и смогу с этим жить… а вдруг нет? Надо молиться, чтобы Родри никогда не узнал.
Удивленное маленькое существо село на корточки и начало чесать между пальцами ног. Джил вдруг разглядела, что кожа гнома не ровного серого цвета, как она всегда думала, а состоит из множества разноцветных крошечных пятнышек, которые просто сливаются в серый цвет. Джил слишком увлеклась рассматриванием гнома и не услышала, как открылась дверь. Она резко развернулась и увидела улыбающегося Перрина с охапкой диких роз.
– Я собрал их на лугу для тебя.
Джил испытала искушение бросить их все прямо ему в лицо, но ее заворожил их цвет. Она просто обязана была взять их – эти очаровательные розы, прекраснее всех, какие она когда-либо видела. Цветом их бутоны напоминали переливающуюся радужную кровь, они постоянно менялись и блестели, а сердцевина их оказалась яркого золотого цвета.
– Нам нужно поговорить, – сказал Перрин. – У нас не много времени. Нам нужно разработать план.
– Что? Какой еще план?
– Ну, мы не можем здесь находиться, когда вернется Родри.
– Я никуда не собираюсь с тобой ехать. Я никогда не хочу снова видеть тебя в своей постели.
Он улыбнулся, и на этот раз, после ночных занятий любовью, Джил почувствовала, что чары действуют во сто крат сильнее. Даже когда ее мысли путались, она знала: Перрин каким-то образом привязал себя к ней. Странная сила течет через эту связь. Перрин обнял ее за плечи и поцеловал, а цветы, сжатые между ними, испускали удивительные ароматы.
– Я так сильно тебя люблю, – сказал он. – Я никогда тебя не отпущу. Поедем со мной, любовь моя, поедем со мной в горы. Там наше место. Мы все лето будем ездить вместе, и никто не станет нам мешать.
У Джил мелькнула последняя сознательная мысль: он не придурок, он по-настоящему сумасшедший. Затем Перрин снова поцеловал ее, и думать стало невозможно.
Те сидели на белых лошадях с красной сбруей, украшенной позолоченными пряжками. Их возглавлял герольд с полированным посохом из черного дерева с золотым набалдашником, украшенным сатиновыми лентами. За ним ехал пожилой человек в длинной темной тунике и сером плаще советника, а рядом – паж на белом пони. Шествие замыкали четыре человека из личного боевого отряда короля, все в пурпурных плащах, с украшенными золотом ножнами.
Нед уставился на них, приоткрыв рот.
– Боги, – с трудом выдавил он из себя. – Мне следовало заставить своих ребят надеть чистые рубашки.
Два отряда встретились на дороге. Когда Нед представился, герольд, молодой блондин, державшийся очень гордо и даже несколько надменно, оглядывал его почти неприлично долго.
– Нижайше благодарю за честь, лорд, – наконец произнес герольд. – Я рад, что тьерин Греймин так серьезно воспринимает нашу миссию и выслал вас нам навстречу.
– Конечно, он воспринимает это очень серьезно, – ответил Нед. – Зачем бы он тогда вообще стал отправлять это посольство?
Герольд позволил себе легко улыбнуться. Улыбка вышла ледяной. Родри ударил коня пятками, выехал вперед, грациозно изобразил полупоклон в седле и обратился к герольду:
– О, уважаемый голос короля, мы приветствуем тебя на наших землях, и пусть наши жизни послужат залогом безопасности твоего путешествия!
Герольд поклонился, очевидно почувствовав облегчение от того, что хоть кто-то знает ритуальные приветствия, даже если этот «кто-то» и серебряный кинжал.
– Нижайше благодарю, – сказал он. – А ты… кто?
– Человек, который любит нашего сеньора больше собственной жизни.
– Простите. Проезжайте и будьте осторожны на дороге. Скорее всего, вам ничего не угрожает, но всегда лучше, когда остаешься начеку.
– Именно так, лорд.
Когда лорд взмахнул рукой, солдаты расступились и позволили Гвину с Мерриком проехать. Они прошли совсем близко к воину, который соответствовал описанию Родри. «Повезло, причем дважды», – подумал Гвин, но на его лице ничего не отобразилось. Оно оставалось безразличным, когда он осторожно бросил взгляд в сторону серебряного кинжала. С тем же безразличием Родри посмотрел на него, затем развернул коня и последовал за остальными в лагерь. Ни Гвин, ни Меррик не разговаривали, пока не отъехали от лагеря мили на две. Тогда Меррик мрачно рассмеялся.
– Превосходно! Теперь мне больше не требуется давать задания духам. А другие его видели?
– Нет. Я разговаривал с Бриддином через огонь прошлой ночью. Они все еще находятся слишком далеко, на юге. В любом случае им не потребуется заниматься дальновидением, если только со мной ничего не случится.
– Не случится. Именно для этого я тебя и сопровождаю.
– Ну ты и наглец! – Меррик повернулся в седле и улыбнулся Гвину. – Однако не стану отрицать, ты – лучший фехтовальщик в Братстве. Давай надеяться, что ты справишься с Родри, если дело дойдет до схватки.
– Давай надеяться, что не дойдет. Не забывай: он нужен живым.
* * *
В первые дни после отъезда армии, пока дан напряженно ждал новостей, Джил много времени проводила с Перрином – обычно в лесу. Солнце и свежий воздух помогали ему гораздо больше, чем лежание в кровати. Вскоре темные круги под глазами молодого лорда исчезли, и Перрин мог по целому дню обходиться без дополнительного отдыха. И все же, несмотря на то, что они проводили вместе долгие часы, Джил не могла сказать, что хорошо узнала Перрина. Он очень умело скрывал чувства и вообще был скрытен, подобно одному из диких животных, которых так любил. Он ни разу больше не заговаривал о своем страстном желании стать жрецом Керуна. Когда Джил пыталась говорить о его родственниках или жизни в дане, Перрин всегда отвечал какую-нибудь глупость или нес полную околесицу, и таким образом разговор заканчивался. Хотя казалось, что лорд радуется ее обществу, временами Джил задумывалась, не предпочтет ли он одиночество. Однако на третий день она узнала о его чувствах, и это вызвало у нее беспокойство.Во второй половине дня они отправились на обычную прогулку. На этот раз Перрин попросил девушку отвести коня немного дальше в лес, где протекал крошечный ручей. Перрин хотел показать ей папоротники, растущие на берегах этого ручья. Джил напоила серого, потом, как от нее и ожидалось, повосхищалась папоротниками, и, наконец устроилась рядом с Перрином в прохладной тени.
Скоро мы должны получить новости от армии, – заметил Перрин. – Если произошло какое-то столкновение, они пришлют посыльных.
– Давайте молиться, что они возвратятся и за ними не гонится новая армия.
– Да, ты права. Хотя… а… э-э… ну…
Джил терпеливо ждала, пока Перрин собирался с мыслями. Она начинала привыкать к его манере замолкать и заикаться.
– Э… а… было великолепно сидеть рядом с тобой в лесу. Несомненно, мы не сможем этого делать, когда вернется Родри.
– Конечно, нет. Родри иногда бывает жутко ревнив, хотя у него нет для этого никаких оснований.
– О! Э… а… нет никаких оснований?
– Никаких, господин.
Джил насторожилась, ожидая, как Перрин примет твердый отказ. Мгновение он грустно смотрел на папоротники.
– Никаких, да? – наконец сказал он. – Правда?
Он повернул голову и улыбнулся Джил своей странной улыбкой – открытой и напряженной, которая, казалось, сама по себе тянулась к девушке и окутывала ее, тревожила ее теплом, таким же ощутимым, как прикосновение ладони. Когда Джил оторвала взгляд, Перрин нежно коснулся ее щеки. Джил резко вывернулась, сбросила его руку, но он снова улыбнулся – да так, что, казалось, весь засветился. Джил уставилась на него, потому что мгновение не могла пошевелиться. Перрин поцеловал ее. Его губы были мягкими и нежными и давали тысячу обещаний.
– Ты очень красивая, – прошептал он.
Собрав всю силу воли, Джил оттолкнула его.
– Послушай! – вскрикнула она. – Ничего… между нами не может быть!
– Почему нет?
Его улыбка так ее волновала, что Джил вскочила на ноги и отступила назад, словно он был вооруженным врагом. Перрин не предпринимал попыток последовать ее. Он просто наблюдал, по-детски вопросительно склонив голову набок. Увеличив расстояние между собой и Перрином, Джил внезапно почувствовала, как заговор спадает.
– Я возвращаюсь в дан, – проговорила она. – Очевидно, ты достаточно восстановил силы, чтобы добраться домой самостоятельно.
Девушка бежала в дан и по пути раздумывала над случившимся. Перрин не может обладать двеомером… и все же он обладает двеомером… где он мог научиться этому? Но что еще это может быть, как не двеомер? Теперь, когда она находилась от Перрина на значительном расстоянии, странное событие расплывалось у нее в сознании, как будто ничего и не произошло – это было вроде ускользающего сновидения. Джил решила, что с этого времени не станет оставаться с Перрином с глазу на глаз. Когда, в конце дня, он вернулся в дан, Джил смотрела на него из противоположного угла большого зала. Издалека Перрин казался таким слабым, таким нескладным и неуклюжим, что Джил задумалась, не почудилось ли ей случившееся у ручья.
* * *
Переговоры велись на середине поля: Эйгвик с десятью воинами в качестве эскорта, Греймин с десятью своими, и Родри среди них. Поскольку именно Родри убил брата Эйгвика, он должен был присутствовать, чтобы подтвердить это, если того потребует лорд. Родри очень надеялся, что этого не случится, хотя Греймин заверил его, что лично заплатит луд. Пока Греймину почти не предоставлялось возможности что-то сказать, потому что разговаривал в основном Беноик.– Значит, решено? – наконец спросил Беноик.
– Да. – Судя по голосу, Эйгвик очень устал. – Я соглашусь с решением короля – при условии, что на его величество не будет оказано давление.
– И я сделаю то же самое, – вставил Греймин прежде, чем Беноик успел за него согласиться. – Клянусь честью моего клана!
– А я клянусь честью своего. – Эйгвик вздохнул и встал, затем перевел взгляд на солдат. Родри предполагал, что лорд просчитывает свои шансы против того количества людей, которых он в состоянии собрать. – Пришлите мне посыльного, когда прибудут люди короля.
– Хорошо, – Беноик встал и жестом приказал вставать и остальным. – Обещаю.
Они торжественно пожали руки. Мгновение Эйгвик колебался, оглядывая десять человек, собравшихся вокруг тьерина. Он знал, что один из них убил его брата, и смотрел каждому в глаза, задержавшись немного дольше, когда остановился на Родри. Родри смело ответил на испытующий взор и увидел, как губы лорда вытянулись в нитку от горечи. Имелось лишь одно основание привести серебряного кинжала на столь важные переговоры. Внезапно вздрогнув, Эйгвик повернулся и повел своих людей прочь. Родри громко, с облегчением выдохнул.
– Ты убил ублюдка в честном бою, серебряный кинжал, – сказал Беноик. – Не стоит огорчаться.
– И все же трудно смотреть в лицо родственнику убитого тобой человека.
Когда Родри сел на коня, чтобы ехать назад в лагерь, у него возникло ощущение, что кто-то за ним следит. Он повернулся в седле Вокруг него люди садились на коней, и никто не пялился на наемника. «В любом случае, кому на меня смотреть? Разве что Эйгвик не пытается издали посылать на меня проклятия!» – подумал Родри. Тем не менее, чувство держалось еще какое-то время, а после исчезло. На протяжении долгого пути назад, в дан Греймина, оно, время от времени, появлялось снова, словно кто-то, каким-то образом и по непонятной причине, за ним шпионил.
* * *
– Я очень рад, что ты больше не носишь руку на перевязи, – заметил Нед.– И я тоже, – ответил Перрин.
Он взял кожаный мяч, туго набитый соломой, и стал повторно его сжимать, разрабатывая руку. Вскоре придется делать и другие упражнения. Рука еще сильно болела, поэтому Перрин хотел подождать с этим день или два. Нед расхаживал взад и вперед по маленькой комнате и, беспокойно хмурясь, наблюдал за двоюродным братом.
– А она нормально заживает?
– Пока не знаю. В любом случае я никогда не считался хорошим фехтовальщиком.
– Война все равно закончилась, если хочешь знать мое мнение. Эйгвик не причинит нам много беспокойства. Ради этой дурацкой войны с Греймином его брат совершенно обескровил владения.
– Значит, наш дядя скоро отправится домой?
– Пока нет. Он прекрасно проводит время с Греймином и ведет за него все переговоры. Но я знаю, как ты не любишь сидеть запертым в дане. Если хочешь, можешь ехать.
– Спасибо, но я останусь. На всякий случай… о… э… ну, если что-то случится.
– Даже если снова начнутся сражения, ты не сможешь к нам присоединиться – с такой рукой!
– Знаю. Но, видишь ли, дело не в этом.
– А в чем?
– О… э-э… Джил.
– Что? Да ты спятил! Родри тебя на куски разрежет. Не хочу тебя оскорблять – он и со мной без труда сделает то же самое.
– Но нет оснований доводить до открытой схватки, не так ли?
– Совсем никаких. Как нет никаких оснований солнцу подниматься каждое утро. Но оно почему-то всегда встает.
Подбоченясь, Нед задумчиво смотрел на Перрина так, словно собирался его утопить.
– Готов поспорить: я могу увести у него Джил, – сказал Перрин.
– Конечно. Именно поэтому я так и беспокоюсь, прах и пепел. Боги, никогда не знал человека, который бы имел такой успех у женщин. Как тебе это удается?
– Просто улыбаюсь им. Много улыбаюсь и льщу. Так делает большинство мужчин.
– Правда? У меня это никогда не срабатывало.
– О, ты наверное неправильно улыбаешься. Ты должен… о… э… вложить в улыбку немного тепла, чтобы оно как бы вытекало из тебя. Это легко – после того, как научишься.
– В таком случае, тебе придется меня научить. Но послушай, если ты выставишь силки на Джил, то вполне можешь заполучить волка вместо ягненка. Волк будет выполнять приказы моего любимого кузена. Он поедет вместе с ним по всему Кергонни.
– Я не могу этого сделать. Это нечестно.
– А как насчет всех тех случаев, когда я ради тебя врал нашему дяде? Это тоже было нечестно. Неужели ты так сильно хочешь провести ночь с Джил?
– Я никогда в жизни ничего не хотел так сильно!
– А, будь ты проклят, ублюдок! Хорошо. Родри и я найдем, куда поехать вместе.
– Спасибо, кузен. Нижайше благодарю.
Им предстояло долго ждать, пока гонец одолеет двести с лишним миль до дана Дэверри. Он может сесть на одну из многочисленных барж, следующих от горных шахт по Камин-Йрейн, и добраться в дан Дэверри очень быстро. Но обратно ему все равно придется ехать верхом. Конечно, в других частях королевства нашлись бы местные гвербреты, чтобы разобраться с их делом. Но различные гвербреты, которые когда-то правили в Кергонни, непрерывно воевали между собой, и король Марин Второй отменил этот титул летом 962 года. После кровавого восстания его сын, Касил Второй, официально принял соответствующий декрет об упразднении титула гверберета в 984 году и таким образом окончательно закрепил решение своего отца. С тех пор короли лично принимали клятвы верности каждого лорда Кергонни и разбирали различные спорные вопросы, возникающие между ними.
Все время, пока в дане ждали вестей из Дэверри, Перрин выслеживал Джил. Он проявлял осторожность и наблюдал за ней на расстоянии, угадывая те редкие моменты, когда Родри оставлял ее одну. А Джил прилагала все усилия, чтобы избегать Перрина. Поскольку она оказалась первой женщиной, которой удалось устоять против его странного очарования, Перрин был поставлен в тупик. Сопротивление делало Джил еще более желанной. Наконец ему подвернулся случай изменить ситуацию. На закате десятого дня вернулся курьер Греймина с сообщением, что король милостиво согласился решить спорный вопрос. Представитель короля и советник по вопросам права следовали прямо за курьером Греймина.
– Отлично! – воскликнул Беноик. – Греймин, ты должен отправить почетную стражу им навстречу.
– Я как раз сам собирался это предложить, – проворчал лорд. – Если один из моих благородных союзников согласится отправиться на это задание вместе со своим боевым отрядом, я буду ему очень благодарен.
Перрин многозначительно посмотрел на Неда. Тот вздохнул.
– Я с радостью это сделаю, ваша светлость, – сказал Нед. – У меня осталось шесть человек и мой серебряный кинжал. Этого достаточно для эскорта?
– Как раз. Если боевой отряд будет слишком большим, то Эйгрик может заявить, что мы пытаемся устрашить советника и тем самым оказать на него давление. Спасибо, лорд Нед.
Нед гневно посмотрел на Перрина и сморщился так, словно откусил бардекианский лимон. Перрин в ответ только улыбнулся.
* * *
– Ну, любовь моя, мы выезжаем на рассвете.Джил похолодела от страха.
– В чем дело? – продолжал Родри. – Нам не угрожает никакая опасность.
– Я знаю, – она обнаружила, что ей трудно говорить. – Просто мы столько времени проводим вдали друг от друга.
– Зато у меня много боевых трофеев и награда от тьерина Греймина. Поэтому после окончания этой работы мы какое-то время поживем в приличной гостинице.
Она кивнула и отвернулась. У нее возникло искушение сказать ему правду: она боится оставаться в одном дане с Перрином. Однако такая правда могла привести к кровопролитию. Хотя Джил предпочла бы увидеть Перрина мертвым, его родственники попросту зарежут Родри. Он обнял ее и прижал к себе.
– Я скоро вернусь, любовь моя.
– Надеюсь, – она потянулась к нему и поцеловала. – Роддо, о Роддо, я люблю тебя больше жизни.
Боевой отряд уехал через час после рассвета, потому что Нед и его люди никогда не могли отправиться в путь легко и просто. Когда они наконец тронулись, Джил долго стояла у ворот, жалея, что не может поехать с ними. Она чувствовала, как у нее по спине пробежал холодок двеомера – предупреждение. Повернувшись, Джил увидела, что за ней наблюдает Перрин. Она прошла мимо него, не сказав даже «доброе утро», и поспешила к леди Камме и ее служанкам, с которыми было безопасно. Весь день Джил избегала Перрина, а ночью заперла дверь комнаты изнутри.
Однако на следующий день Перрин поймал ее одну. Джил отправилась в конюшню к Восходу, поскольку никогда не поручала ухаживать за ним здешним небрежным конюхам. Она как раз вела коня назад в чистое стойло, когда к ней подошел Перрин.
– Доброе утро, – поздоровался он. – Я думал поехать покататься. Ты не составишь мне компанию?
– Нет, господин.
– Пожалуйста, не называй меня постоянно господином.
Затем он улыбнулся ей тепло и очаровательно, и это тепло начало окутывать ее сердце.
– Я люблю тебя, Джил.
– Мне плевать! Оставь меня в покое!
Отступив, она уперлась в дверь стойла. Перрин снова улыбнулся и положил руку ей на щеку. От этого прикосновения по всему телу Джил стало разливаться тепло. «Двеомер, – подумала она. – Это двеомер.» Когда Перрин поцеловал ее, она ощутила, что странным, ужасным образом слабеет и готова предать Родри ради этого тощего, сумасшедшего, непривлекательного типа.
– Мы можем поехать на луг, – прошептал Перрин. – На солнце очень хорошо.
Его слова нарушили заговор. Джил так сильно толкнула его, что Перрин чуть не упал.
– Оставь меня в покое! – закричала она. – Люби меня сколько хочешь, но я принадлежу Родри.
Как только Джил вернулась в большой зал, ее страх превратился в ненависть, слепое убийственное чувство. Перрин заставил ее чувствовать себя беспомощной – ее, которая была в состоянии сражаться с лучшими мужчинами и защищать себя на долгой дороге! Если бы она могла убить молодого лорда и избежать последствий подобного деяния, то она сделала бы, это не задумываясь. Весь день ее ярость нарастала, когда она видела, как Перрин следит за ней. Наконец, когда стали сгущаться сумерки, Джил заметила, что лорд покинул зал. Слуга сообщил Джил, что Перрин отправился спать, поскольку его беспокоит рана. «Хорошо, – подумала она. – Пусть она горит огнем!» Медленно потягивая последнюю кружку эля в компании других женщин, Джил едва слушала разговоры. Она решила, что в отношении лорда Перрина ей требуется что-то сделать, и наконец додумалась до очевидного – к кому ей обратиться за помощью. Невин. Конечно! Он поймет, он скажет ей, как быть. Джил взяла лампу с вставленной в нее свечой и пошла к себе в комнату. Она сможет связаться с Невином через огонь, где бы он ни был.
Джил вошла в комнату, поставила лампу и заперла дверь. Повернувшись, она увидела Перрина, который так тихо сидел в углу, что Джил его вначале не заметила. Когда она выругалась, он улыбнулся.
– Убирайся вон! Убирайся вон немедленно, или я тебя вышвырну.
– Как грубо ты разговариваешь, любовь моя.
– Не смей меня так называть.
– Джил, пожалуйста, позволь мне остаться с тобой сегодня ночью.
– Нет! – Она сама услышала, как ее голос дрожит.
Улыбаясь, Перрин направился к Джил. Она чувствовала себя так, словно перепила меда. Она едва соображала, язык отказывался ворочаться во рту, а когда девушка попыталась отойти в сторону, ноги ей не повиновались. Перрин поймал ее за плечи и поцеловал. Его губы оказались такими теплыми и манящими, что Джил невольно ответила на поцелуй – прежде, чем смогла остановить себя. Ее тело вышло из-под контроля, как река во время наводнения. Когда Перрин обнял ее, она задумалась, хотела ли она когда-либо мужчину по-настоящему…
– Ты хочешь, чтобы я остался, – прошептал он. – Я уйду рано. Никто ничего не должен знать.
Когда Джил заставила себя подумать о Родри, у нее появилось достаточно сил, чтобы оттолкнуть Перрина, но он схватил ее за запястья и снова притянул к себе. Хотя девушка сопротивлялась, казалось, ее колени налились свинцом, а руки наполнились тяжелой водой. Улыбаясь своей обволакивающей улыбкой, Перрин снова прижал ее к себе и опять поцеловал. Джил почувствовала, как сдается. Пришла последняя путаная мысль о Родри и о том, что ему совсем не обязательно что-то знать…
Удовольствие, которое она испытывала, исходило от осознания того, что она сдалась. Перрин ласкал ее так сладко. Она нехотя выпустила Перрина, чтобы лечь в постель, а когда он устроился рядом, Джил задрожала. Тем не менее, Перрин не торопился. Он целовал ее и гладил, медленно снимая одежду то с себя, то с нее и снова ласкал ее. Наконец страсть стала не– 330 выносимой, и Перрин не мог больше сдерживать ее. Порыв бешеной плотской любви устрашал, но Джил только оставалось сдаться собственному желанию и позволить приливу наслаждения нести ее, куда ему вздумается.
Когда все закончилось, Джил лежала в объятиях Перрина и прижималась к нему, а пламя свечи отбрасывало бледный, танцующий свет, и мир вокруг стал каким-то странным. Каменные стены казались живыми, они ритмично набухали и сжимались, словно дышали. Само пламя взметнулось вверх и разгорелось, словно большой костер. Если бы Перрин снова не поцеловал ее, то Джил испугалась бы. Его любовь так поглощала, что девушка не могла больше ни о чем думать. Когда они опять достигли пика блаженства, она заснула прямо у него в руках.
Джил проснулась внезапно, несколько часов спустя, и обнаружила, что Перрин спит рядом с ней. Внутри лампы свеча оплыл воском. Мгновение Джил не понимала, что здесь делает лорд, но постепенно она вспомнила все и чуть не расплакалась от стыда. Как она могла предать Родри? Как она могла вести себя как шлюха, с человеком, которого ненавидит? Джил села и разбудила Перрина.
– Убирайся вон отсюда, – сказала Джил. – Я больше не хочу тебя видеть.
Он просто улыбнулся и протянул к ней руку, и тут пламя в последний раз взметнулось, и свеча погасла. Какое-то время в темноте светился красный огонек – тлел фитиль, но и он медленно исчез. В темноте Джил освободилась от манящей улыбки. Перрин не успел ее схватить.
– Убирайся, или я найду меч и изрублю тебя на куски.
Не споря, он встал и принялся искать свои вещи. Джил прислонилась к стене, поскольку ей казалось, что комната кружится вокруг нее. Все звуки – шаги Перрина и шорох его одежды – звучали неестественно громко. Наконец Перрин оделся.
– Я действительно люблю тебя, – сказал он робко. – Я никогда не хотел просто разок переспать с тобой, а потом тебя бросить.
– Убирайся! Немедленно!
Он трагически вздохнул и выскользнул из комнаты, закрыв за собой дверь. Джил упала на кровать, обхватила руками подушку и рыдала, пока ее не сморил сон.
Когда она проснулась, комнату заливал солнечный свет, яркий, словно поток меда. Джил долго лежала и думала об этом свете, который почему-то казался ей твердым. Оловянный подсвечник блестел, как самое лучшее серебро, и даже серый камень стен будто бы пульсировал внутри великолепного света. Она с трудом оделась. Ее поношенная одежда в пятнах, с вытянутыми нитями казалась роскошной, украшенной вышивками. Когда Джил подошла к окну, то подумала, что никогда не видела такого великолепного летнего дня. Небо было ярким, словно сапфировым. Внизу во дворе конюхи занимались лошадьми, и звонкий стук копыт по булыжникам долетал до окон верхних этажей, подобно звону колокольчиков. На подоконнике появился ее серый гном.
– Ты знаешь, как я опозорилась?
Гном посмотрел на нее в полнейшем непонимании.
– О боги, может, я и смогу с этим жить… а вдруг нет? Надо молиться, чтобы Родри никогда не узнал.
Удивленное маленькое существо село на корточки и начало чесать между пальцами ног. Джил вдруг разглядела, что кожа гнома не ровного серого цвета, как она всегда думала, а состоит из множества разноцветных крошечных пятнышек, которые просто сливаются в серый цвет. Джил слишком увлеклась рассматриванием гнома и не услышала, как открылась дверь. Она резко развернулась и увидела улыбающегося Перрина с охапкой диких роз.
– Я собрал их на лугу для тебя.
Джил испытала искушение бросить их все прямо ему в лицо, но ее заворожил их цвет. Она просто обязана была взять их – эти очаровательные розы, прекраснее всех, какие она когда-либо видела. Цветом их бутоны напоминали переливающуюся радужную кровь, они постоянно менялись и блестели, а сердцевина их оказалась яркого золотого цвета.
– Нам нужно поговорить, – сказал Перрин. – У нас не много времени. Нам нужно разработать план.
– Что? Какой еще план?
– Ну, мы не можем здесь находиться, когда вернется Родри.
– Я никуда не собираюсь с тобой ехать. Я никогда не хочу снова видеть тебя в своей постели.
Он улыбнулся, и на этот раз, после ночных занятий любовью, Джил почувствовала, что чары действуют во сто крат сильнее. Даже когда ее мысли путались, она знала: Перрин каким-то образом привязал себя к ней. Странная сила течет через эту связь. Перрин обнял ее за плечи и поцеловал, а цветы, сжатые между ними, испускали удивительные ароматы.
– Я так сильно тебя люблю, – сказал он. – Я никогда тебя не отпущу. Поедем со мной, любовь моя, поедем со мной в горы. Там наше место. Мы все лето будем ездить вместе, и никто не станет нам мешать.
У Джил мелькнула последняя сознательная мысль: он не придурок, он по-настоящему сумасшедший. Затем Перрин снова поцеловал ее, и думать стало невозможно.
* * *
Боевой отряд лорда Неда встретил посланцев короля в полутора днях пути верхом от дана. Родри ехал рядом с лордом, когда они поднялись на гребень небольшого холма и увидели внизу на дороге королевских эмиссаров.Те сидели на белых лошадях с красной сбруей, украшенной позолоченными пряжками. Их возглавлял герольд с полированным посохом из черного дерева с золотым набалдашником, украшенным сатиновыми лентами. За ним ехал пожилой человек в длинной темной тунике и сером плаще советника, а рядом – паж на белом пони. Шествие замыкали четыре человека из личного боевого отряда короля, все в пурпурных плащах, с украшенными золотом ножнами.
Нед уставился на них, приоткрыв рот.
– Боги, – с трудом выдавил он из себя. – Мне следовало заставить своих ребят надеть чистые рубашки.
Два отряда встретились на дороге. Когда Нед представился, герольд, молодой блондин, державшийся очень гордо и даже несколько надменно, оглядывал его почти неприлично долго.
– Нижайше благодарю за честь, лорд, – наконец произнес герольд. – Я рад, что тьерин Греймин так серьезно воспринимает нашу миссию и выслал вас нам навстречу.
– Конечно, он воспринимает это очень серьезно, – ответил Нед. – Зачем бы он тогда вообще стал отправлять это посольство?
Герольд позволил себе легко улыбнуться. Улыбка вышла ледяной. Родри ударил коня пятками, выехал вперед, грациозно изобразил полупоклон в седле и обратился к герольду:
– О, уважаемый голос короля, мы приветствуем тебя на наших землях, и пусть наши жизни послужат залогом безопасности твоего путешествия!
Герольд поклонился, очевидно почувствовав облегчение от того, что хоть кто-то знает ритуальные приветствия, даже если этот «кто-то» и серебряный кинжал.
– Нижайше благодарю, – сказал он. – А ты… кто?
– Человек, который любит нашего сеньора больше собственной жизни.