Страница:
– Ну, в таком случае, Эвани, тебе этим летом придется попутешествовать, – сказал молодой человек сам себе. – С другой стороны, очень не хочется уезжать до окончания пира.
Родри облокотился на влажный камень, достал из-за пояса серебряный кинжал и смотрел на него, лениво думая о своем старшем брате Райсе, гвербрете Аберуина, который несколько лет назад отправил его в ссылку. Кинжал был красивой вещью, острый, как сталь, и блестящий, как серебро. И все же он считался символом позора, который клеймил Родри, как обесчещенного наемника, сражающегося только за деньги и никогда – из соображений чести. Пришло время опять странствовать по долгой дороге – так серебряные кинжалы называли свою жизнь. Прошлой осенью он хорошо сражался за лорда Гвогира и во время службы даже получил ранение, но это не имело значения, – серебряных кинжалов не любили долго держать при себе, и Камерарий уже ворчал, что ему приходится-де кормить и серебряного кинжала, и его женщину.
Родри убрал оружие в ножны и взглянул на небо, холодное, но чистое. Похоже, снегопады закончились.
– Завтра мы выезжаем, – произнес он вслух. – И если ты думал обо мне, брат, то пусть от этой мысли загорятся твои внутренности.
Лорд беспокойно ходил взад-вперед в большом зале, держа в руке кубок с медом, а его вторая жена Донилла рожала на женской половине. Поскольку это был ее первый ребенок, роды продолжались долго, и тьерина Ловиан и другие женщины уже начали беспокоиться. Лицо Дониллы стало мертвенно-бледным, каштановые волосы промокли от пота. Она корчилась на приспособленной для родов скамье и держалась за толстую веревку, которая свисала с одной из балок над головой роженицы. Служанка Галла стояла рядом с госпожой на коленях и время от времени протирала ее лицо куском материи, смоченным холодной водой.
– Пусть она пососет немного влаги с чистого куска ткани, – сказал травник, присутствующий народах. – Но только чуть-чуть.
Еще одна служанка мгновенно побежала за чистой тканью и свежей водой. Старый Невин был известен не только, как лучший травник в королевстве – по всему королевству ходили слухи, что он обладает двеомером. Ловиан улыбнулась, увидев благоговейный трепет девушки. Улыбка вышла слабой – тьерина и сама прекрасно знала, что слухи соответствуют действительности.
Когда Ловиан бросила вопросительный взгляд на Невина, он успокаивающе кивнул ей, а затем обратился к Донилле. Его голубые, как лед, глаза, казалось, проникали внутрь естества женщины, готовясь схватить самую ее душу. Она вздохнула и расслабилась, словно часть боли ушла.
– Скоро все закончится, госпожа, – произнес Невин очень тихим и мягким голосом. – Теперь дыши глубоко, но не надо пока тужиться. Ребенок вот-вот родится.
Донилла кивнула. Когда опять начались схватки, она резко вдохнула воздух и медленно и ровно выдохнула. Хотя Ловиан сама родила четырех сыновей, она не помнила, чтобы у нее самой роды проходили так тяжело. «Возможно, я просто забыла, – подумала она. – О боли ведь забываешь, и до странного скоро.» Ловиан беспокойно прошла к открытому окну и выглянула наружу, на яркий весенний день. Бедная Донилла так хотела иметь ребенка, а теперь она, вероятно, жалеет о том, что не оказалась бесплодной. Когда молодая женщина снова застонала, у Ловиан сердце сжалось от жалости.
– Он уже идет, госпожа! – победно закричал Невин. – Скоро, очень скоро все закончится. А теперь тужься!
Ловиан оставалась у окна, пока не услышала громкий крик здорового младенца. Она повернулась и увидела, как Невин и служанка помогают Донилле лечь на соломенный тюфяк, приготовленный рядом со скамьей, и прикладывают ребенка со все еще не перерезанной пуповиной к груди матери. Дрожащими пальцами Донилла погладила мягкие волосенки на головке ребенка и радостно улыбнулась.
– Сын, ваша светлость! – прохрипела она. – Я родила своему мужу еще одного сына.
– И к тому же здоровенького и красивого, – заметила Ловиан. – Мне пойти сообщить лорду хорошую новость?
Донилла кивнула, глядя на крошечное личико, которое уже прижалось к ее груди.
Когда Ловиан отправилась вниз, у нее было тяжело на сердце, и ей из-за этого стало стыдно. Донилла заслужила эти минуты триумфа и мести. После десяти лет бездетного брака ее первый муж отказался от нее, как от бесплодной. Это горькое унижение для любой женщины, гораздо худшее, чем разбивающая сердце мысль о том, что ты никогда не сможешь иметь детей. Теперь Донилла родила сына, и все в Элдисе знают: бесплодие не в ней. К сожалению, ее небольшая победа имела важные политические последствия, которые болезненно осознавал ее второй муж. Гаред уже достиг средних лет, от первого брака у него имелись два сына и дочь. Он был мужчиной плотного телосложения, с сединой в светлых волосах и усах. Он искренне обрадовался новости – рассмеялся и закричал членам боевого отряда, расположившимся в другом конце зала, что у него родился сын! Затем, практически мгновенно, победное выражение сошло у него с лица.
– Простите за эту радость, ваша светлость, – извинился он перед Ловиан. – Но мужчина в такие минуты не может не радоваться.
– Тебе не нужно передо мной извиняться, кузен, – устало сказала Ловиан. – И также не следует извиняться перед Райсом, хотя я посоветовала бы тебе какое-то время держаться подальше от Аберуина.
– На самом деле я так и планировал.
В этом и заключалась проблема: именно гвербрет Райс являлся первым мужем Дониллы, который опозорил ее, назвав бесплодной, поскольку она не родила ему наследников для обширного рана, одного из самых важных во всем королевстве. Если теперь Райс умрет бездетным, – а теперь это казалось наиболее вероятным, – то в Элдисе вполне может начаться война. Различные кандидаты попытаются претендовать на гвербретрин для своего клана. Хотя Ловиан любила и своего кузена, и его жену, она приехала сюда наблюдать за родами из-за возможных политических осложнений. Поскольку она являлась тьериной дана Гвербин, то очень ценила свое время. Слишком ценила для того, чтобы попусту путешествовать по округе и исполнять роль повитухи для жен своих вассалов. Но в данном случае было необходимо, чтобы она собственными глазами увидела, как пройдут роды у Дониллы.
– Как вы думаете, Райс усыновит ребенка? – спросил Гаред.
– Я не могу представить себе, как поступит Райс. Хотя он – мой первенец. В любом случае, у усыновленного наследника не так уж много шансов на Совете Выборщиков. Разумнее для Райса было бы вызвать из ссылки Родри.
Гаред вопросительно приподнял бровь.
– Я еще не потеряла надежду! – воскликнула Ловиан. – Но если быть откровенной, я понимаю твой скептицизм.
Еще через полчаса в большой зал спустился Невин. Он был высоким мужчиной с копной совершенно белых волос и таким морщинистым лицом, что оно напоминало старую джутовую ткань, из какой шьют мешки; но в нем все еще чувствовалась сила, и ходил он широкими шагами. Именно так он и прошел к столу для хозяев и почетных гостей и легко поклонился Гареду.
Когда Невин объявил, что лорд может зайти к Донилле, Гаред бросился из зала, словно спугнутый заяц. Лорд любил свою молодую жену почти неподобающим образом. Невин взял у пажа кружку эля и уселся рядом с Ловиан.
– Она родила удивительно легко для первых родов в таком возрасте, – заметил он. – Насколько я знаю тебя, ты рада, несмотря ни на что.
– Ты прав. Мне она всегда нравилась. Если бы только от нее отказался какой-нибудь другой негодяй!
Невин кисло улыбнулся и сделал глоток эля. По его мнению, он вполне заслужил выпивку.
– Я завтра уеду, – объявил он. – В дан Дэверри. Теперь, когда у меня при дворе племянник, я могу выяснить, о чем говорят королевские советники.
– Племянник, ха! Но я, тем не менее,, рада, что он там. Я начинаю думать, что наша единственная надежда – это убедить нашего сеньора отменить приговор Райса о ссылке Родри. Такое случалось и раньше.
– Но гвербретам также случалось восставать против такого вмешательства. Как ты думаешь, что сделает Райс?
– Не знаю. Клянусь Богиней, у меня начинает болеть сердце при мысли о войне в Элдисе – и все из-за двух моих поссорившихся сыновей!
– Война еще не началась, и я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы этого не произошло.
Тем не менее,, Невин выглядел таким усталым, что Ловиан внезапно испугалась. Пусть он считается самым могущественным мастером двеомера в королевстве – Невин всего лишь человек. Его захватила политическая интрига, и магические способности едва ли помогут ему справиться с нею. По крайней мере, так казалось Ловиан.
– Ну хорошо, – сказала она наконец. – Ребенок родился с добрыми предзнаменованиями. Всегда говорят, что в первый день весны рождаются счастливые люди.
– Да, это так, и давай надеяться, что нынешняя весна станет счастливой для нас всех.
Невин говорил с отсутствующим видом, и это заставило ее понять: он сильно сомневается, что весна на самом деле окажется таковой. Ловиан колебалась. Она одновременно и хотела спросить еще кое о чем, и боялась услышать правду. Но тут к тьерине подошел паж. Молодой парень выглядел очень смущенным.
– Ваша светлость, у ворот находится некий господин благородного происхождения. Следует ли мне спрашивать у вас, что делать, или искать лорда Гареда?
– Можешь спросить меня, потому что я более высокого ранга. Если бы я была равна по положению Гареду, то тебе пришлось бы обращаться к нему. Итак, что это за господин?
– Талид из Белглейда, ваша светлость. Он сказал очень странную вещь. Он спросил, примут ли его в дане, который должен был принадлежать ему.
Невин выругался себе под нос.
– О, боги! – слабым голосом произнесла Ловиан. – И надо же ему появиться как раз сейчас! Ну, парень, беги к нему и скажи, что его примут в дане под названием Брослин. Скажи только это. В точности повтори мои слова – и ничего больше.
Как только паж ушел, Невин повернулся к Ловиан и вопросительно приподнял бровь.
– Это все восходит к Лослейну и той войне, – сказала она усталым голосом. – Сестра Талида была женой Корбина. Она вернулась к брату до того, как война даже началась, потому что сходила с ума от находившегося в дане Лослейна. И, если честно, я не могу ее винить за это. Но затем, после того, как Корбин погиб, я получила эти владения, поскольку она оставила своего мужа. Все верные мне люди были бы недовольны, если бы я отказалась здесь править. Я предложила ей уладить вопрос, давала денег и лошадей, но Талид не позволил ей взять ни одной монеты, ни единой кобылы.
Ловиан замолчала, потому что герой ее рассказа как раз входил в большой зал, снимая на ходу плащ и перчатки.
Талид из Белглейда был плотным человеком лет сорока, с седыми волосами, в которых все еще встречались светлые пряди, и проницательными зелеными глазами.
Он бросил плащ пажу, подошел к столу и низко поклонился тьерине. Его вежливая улыбка ничего не выражала.
– Мне странно видеть тебя здесь, – произнесла Ловиан.
– Я приехал поздравить Гареда с рождением ребенка. Паж сообщил мне, что это мальчик.
– Да, и здоровенький.
– В таком случае в дане Брослин появился еще один наследник, не так ли? – Талид замолчал и взял у служанки кружку эля. – Пусть боги станут свидетелями несправедливости!
Ловиан задумалась, не бросить ли ему вызов прямо в эту минуту.
Если бы она родилась мужчиной и могла бы сразиться в поединке, то, вероятно, именно так и поступила бы.
Но при существующем положении вещей ей придется призывать кого-то сразиться за себя. И вместо нее выступит капитан ее боевого отряда, Каллин из Керрмора, который считался лучшим мастером меча во всем Дэверри. Казалось нечестным обрекать Талида на верную смерть за несколько неприятных замечаний.
– Твои слова, лорд, я пропускаю мимо ушей, – объявила Ловиан ледяным тоном. – Если ты считаешь себя оскорбленным, то можешь представить дело на рассмотрение гвербрету, а я явлюсь в суд по его приказу.
– Гвербрет, ваша светлость, – ваш сын.
– Да, он мой сын, но я воспитывала его так, чтобы он всегда оставался справедливым и непредубежденным.
При этих словах Талид мгновенно опустил глаза, и у него хватило порядочности покраснеть. В словесном поединке Ловиан одержала первую победу.
– Я удивлена, что ты приехал сюда и льешь уксус на старую рану, – добавила она.
– Это очень важное дело для гвербретрина, не так ли? Вы забываете, ваша светлость, что у меня есть место в Совете Выборщиков.
Ловиан и впрямь забыла и про себя ругала себя за это упущение.
Талид сделал глоток эля и опять улыбнулся: вежливой, таинственной улыбкой – тьерине и беспристрастно – Невину.
– Я надеялся прибыть вовремя, чтобы стать свидетелем рождения, – сказал он наконец. – И, как я понял, имеются свидетели не из этого дома.
– Я сама и вот этот травник.
– И никто, госпожа, не осмелится оспаривать ваше слово, как в открытом суде, так и во время неофициальной встречи, – улыбка стала менее вежливой. – В таком случае, мы можем принять, как данность, что леди Донилла не бесплодна, независимо от того, что говорилось о ней раньше.
Ловиан широко улыбнулась. Однако в этот миг она ненавидела Талида всем сердцем.
– Именно так. И насколько я понимаю, как данность можно принять также и то, что ты собираешься созвать Совет и объявить всем эту новость.
К этому времени она уже отдыхала в собственной постели, а спеленатый ребенок лежал рядом. Через несколько минут к Невину присоединилась Ловиан.
Выражение ее лица было таким спокойным, словно она никогда и не слышала имени Талида. Тьерина сказала несколько приятных слов молодой женщине. А затем Невин ушел вместе с Ловиан и последовал за ней к покоям, выделенным ей на время посещения дана.
Хотя это были простые комнаты, их, очевидно, обставили лучшей в Брослине мебелью. У кузена Ловиан и его жены имелись все основания быть благодарными Ловиан за это поместье.
– Да, этот подарок приносит определенные беспокойства, – сказал Невин. – Но я не осознавал, что Талид воспринимает это так болезненно.
– И он, и половина лордов в тьеринрине. Я знала, что возникнут проблемы, когда передавала дан Гареду. Но проблемы возникли бы независимо от того, что бы я сделала. Впрочем, предполагаю, если бы я передала его тебе, то никто не стал бы ворчать. Но ты его не хотел, и вот с чем мы столкнулись.
– Прекрати, Ловва! От твоих слов я почти чувствую себя виноватым.
– Мне нравится это «почти». Когда бы у сюзерена ни появилась земля, которую он может отдать, обязательно появляется кто-то обиженный. Мне только жаль, что у Талида есть место в Совете Выборщиков. А, боги, какое неприятное получается дело! Даже если жена Райса теперь родит ребенка, никто не поверит, что дитя – от него.
– Именно так. Я…
После громкого стука в дверь и веселого смеха в комнату ворвалась девочка лет двух, а за ней следовала няня.
Девочка была худенькой для своего возраста, с копной вьющихся черных волос и лиловыми глазами – почти такими же темными, как у эльфов. Малышка была настолько красива, что захватывало дух. Она с криком бросилась на колени Ловиан.
– Бабушка, бабушка, я люблю тебя, бабушка.
– И я тоже люблю тебя, Родда, но ты ведешь себя плохо и перебиваешь старших.
Родда закрутилась у нее на коленях и серьезно посмотрела на Невина. Семейное сходство было очевидно.
– Я чуть не забыл о дочери Родри. Она определенно унаследовала его внешность. И ничего от матери, не так ли?
– Ничего, но кровь у Майлвадов сильная, а Олвен, бедняжка, была блондинкой, да к тому же блеклой. Незаконнорожденный ребенок Родри может сыграть очень важную роль в предстоящих событиях, и поэтому я постоянно держу ее при себе – конечно, чтобы следить за ее воспитанием. – Несмотря на все разговоры о политических целях, тьерина поцеловала девочку в макушку с искренней любовью, затем кивнула няньке: – А теперь позволь госпоже Тевилле забрать тебя. Она даст тебе немного хлеба с молоком. Скоро надо ложиться спать.
Родда заныла, потом стала умолять и, наконец, разревелась, но Ловиан твердо стояла на своем. На руках она поднесла ребенка к няньке, которая топталась у двери.
Прежде Невин не обращал на няньку внимания, но теперь он заметил, что это красивая женщина примерно тридцати лет, с темными волосами, темными глазами и правильными чертами лица. После того, как Тевилла и ее маленькая подопечная ушли, Невин спросил, откуда взялась нянька.
– Тевва? – переспросила Ловиан. – Очаровательная женщина. И с железной силой воли, которая ей необходима, чтобы следить за Роддой. Она вдова, у нее есть сын… О, боги, я не помню, сколько ему лет, но он достаточно взрослый, чтобы Каллин готовил его для боевого отряда. Ее муж был кузнецом в моем городе. Внезапно умер от лихорадки два года назад. Поскольку родственников у нее нет, священники посоветовали ей обратиться ко мне за благотворительной помощью, а мне требовалась женщина для ухода за Роддой. Этот ребенок еще хуже, чем был ее отец!
Ловиан вздохнула. Поскольку они были одни, то она могла позволить себе говорить откровенно.
– Предполагаю, все дело в эльфийской крови, которая течет в их жилах.
– Я тоже так думаю, хотя у Родды ее и немного.
– Целая четверть, не стоит об этом забывать. Не верь собственной лжи о следах эльфийской крови в роду Майлвадов.
– Ну, это не ложь, потому что она на самом деле у Майлвадов есть. Но, конечно, здесь совсем другое дело. Как я понимаю, ты намерена когда-нибудь удачно выдать девочку замуж?
– Устроить брак, который сыграет важную роль. Я собираюсь научить ее, как заставить любой брак служить ее собственным целям. Если Родда овладеет искусством направлять своеволие в нужное русло, то станет женщиной, с которой будут считаться в Элдисе, независимо от того, законнорожденная она или нет.
Невин согласился с Ловиан, пробормотав что-то неопределенное. Не стоит добавлять новый груз к той тяжести, которую она несет на плечах. Но про себя он задумался: удастся ли когда-нибудь обуздать этого ребенка и заставить ее вести себя так, как подобает женщине благородного происхождения? Рано или поздно дикая кровь эльфов заявит о себе.
Прежде чем уехать из дана Брослин, Невин занялся дальновидением, чтобы узнать, как обстоят дела у Родри, и выяснил, что с ним все в порядке, о чем и сообщил Ловиан.
Когда он отправлялся в путь, ведя за собой вьючного мула, то почувствовал опасение, которое в равной степени являлось и следствием логики, и предупреждением двеомера.
Прошлым летом он сам и другие, изучающие двеомер Света, добились ряда побед над теми, кто следовал двеомером Тьмы.
Они не только разрушили хитрый заговор мастеров черного двеомера, но и лишили их одного из главных источников дохода, импорта опиума и различных ядов в королевство.
Мастера черного двеомера непременно захотят отомстить. Невин напомнил себе, что во время странствий должен неизменно оставаться начеку. Конечно, мастера черного двеомера будут готовиться к ответному удару на протяжении долгих лет, чтобы попытаться разработать как можно более хитрый и запутанный план, который очень сложно раскрыть. «Да, вероятно это займет у них много лет», – подумал Невин, но тут же у него по спине пробежал холодок – магическое предупреждение.
Поскольку мастерам черного двеомера угрожали, они, несомненно, ударят так быстро, как только смогут. Единственным вопросом был: насколько скоро это произойдет?
Другие, более обыденные, проблемы также требовали внимания Невина. Гвербретрин был слишком богатым, слишком желанным, чтобы в нем сохранялся мир, если линия наследования нарушится. Невину очень не хотелось участвовать во вражде благородных кланов.
Однако долг перед вирдом Родри – вирдом, который был отмечен двеомером, – накладывал на Невина также определенный долг перед всем раном Родри и его подданными, которые предпочитают мир войне.
В отличие от господ благородного происхождения, вроде Талида, Невин будет сражаться любым доступным оружием за безопасность Аберуина. Несмотря на то, что Ловиан скептически относилась к его политическим навыкам (о чем он прекрасно знал), для этой схватки Невин был вооружен лучше, чем какой-либо человек в королевстве, вплоть до самых мудрых советников короля.
«О, я владею парой недурных уловок, – подумал Невин. – А наш Родри оказался в самом центре той небольшой заварушки, несмотря на то, что являлся простым всадником из боевого отряда и человеком вне закона!»
То, о чем вспомнил Невин, случилось более ста лет назад. Невин знал, что означает борьба за трон.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Глава первая
Мухи были хуже всего. Умирать и без того плохо, но мухи, облепившие лицо, казались несправедливым унижением. Они жужжали вокруг раны и пытались пить кровь. Попытки отогнать их причиняли слишком много боли. Его ранили в правый бок, чуть ниже подмышки.
Маддин предполагал, что если бы кто-нибудь зашил ему рану, то он мог бы выжить, но поскольку он находился один в диких горах, то обречен умереть. Маддин не видел оснований лгать себе: он истекает кровью. Он ухватился за луку седла левой рукой, держа правую приподнятой. Рана горела огнем, если ее касаться. Кровь продолжала пузыриться и выходить сквозь разбитую кольчугу, а огромные, блестящие, черные с синим отливом мухи все прилетали и прилетали. Время от времени мухи кусали его коня который слишком устал и мог только протестующе бить копытом.
Маддин остался последним из своего боевого отряда. Когда он умрет, победа врага станет полной. Поэтому Маддин считал делом чести попытаться хоть на какое-то время отсрочить этот миг. Это казалось важным, и он медленно ехал сквозь золотистый осенний туман, чтобы лишить их окончательного торжества еще на двадцать минут. Примерно в миле впереди находилось озеро, золотистая поверхность которого блестела в лучах заходящего солнца. Вдоль берега стояли белые березы. Они дрожали на поднимающемся ветру. Маддину хотелось пить. После мух жажда была худшим. У него во рту стало так сухо, что он едва мог дышать. Конь медленно, но прямо шел к озеру. Смерть не имеет значения, только бы ему вначале напиться.
Озеро приближалось. Маддин увидел тростник – темные штрихи на фоне яркой воды – и белую цаплю, стоящую на одной ноге у берега. Затем что-то случилось с солнцем. Оно не садилось прямо, но качалось из стороны в сторону, подобно фонарю, который кто-то держит в руке во время ходьбы. Небо потемнело, как ночью, а солнце продолжало качаться, взад и вперед, по большой дуге. Оно высоко взлетало над ним, до самого зенита, и светило все ярче. Затем наступила тьма. Здесь пахло притоптанной травой, гудели мухи и мучила жажда. А после осталась только тьма.
Во тьме горел фонарь. Вначале Маддин думал, что это солнце, но свет был слишком слабым и слишком ровным. Над ним склонилось лицо старика. У старика была густая копна седых волос и холодные голубые глаза.
– Рикин! – Голос старика звучал тихо, но напряженно. – Рикко, посмотри на меня.
* * *
На крепостном валу дана лорда Гвогира было холодно, однако Родри задержался там еще несколько минут. Он смотрел на горы Кергонни, их не видя. На мгновение он задумался, не сходит ли с ума, потому что слышал, как кто-то с ним разговаривает, хотя на крепостном валу он стоял в одиночестве. Слова звучали нечетко. И, тем не менее, он слышал, как кто-то называл его братом и говорил о том, чтобы передать ему подарок. Родри раздраженно тряхнул головой и решил, что это просто ветер сыграл над ним такую шутку. Поскольку единственный брат, о существовании которого он знал, ненавидел его всем сердцем, не следовало ожидать от него какого-либо подарка, кроме ножа в спину, а услышанные слова – если это на самом деле были слова – звучали тепло и дружелюбно.Родри облокотился на влажный камень, достал из-за пояса серебряный кинжал и смотрел на него, лениво думая о своем старшем брате Райсе, гвербрете Аберуина, который несколько лет назад отправил его в ссылку. Кинжал был красивой вещью, острый, как сталь, и блестящий, как серебро. И все же он считался символом позора, который клеймил Родри, как обесчещенного наемника, сражающегося только за деньги и никогда – из соображений чести. Пришло время опять странствовать по долгой дороге – так серебряные кинжалы называли свою жизнь. Прошлой осенью он хорошо сражался за лорда Гвогира и во время службы даже получил ранение, но это не имело значения, – серебряных кинжалов не любили долго держать при себе, и Камерарий уже ворчал, что ему приходится-де кормить и серебряного кинжала, и его женщину.
Родри убрал оружие в ножны и взглянул на небо, холодное, но чистое. Похоже, снегопады закончились.
– Завтра мы выезжаем, – произнес он вслух. – И если ты думал обо мне, брат, то пусть от этой мысли загорятся твои внутренности.
* * *
Далеко на юге, в небольшом городке в Элдисе, случилось событие, которое должно было принести гвербрету Райсу боль, не меньшую, чем пожелал ему младший брат, хотя Родри не мог знать об этом. В дане Брослин, форте, недавно полученном лордом Гаредом, в воздухе повисло напряжение.Лорд беспокойно ходил взад-вперед в большом зале, держа в руке кубок с медом, а его вторая жена Донилла рожала на женской половине. Поскольку это был ее первый ребенок, роды продолжались долго, и тьерина Ловиан и другие женщины уже начали беспокоиться. Лицо Дониллы стало мертвенно-бледным, каштановые волосы промокли от пота. Она корчилась на приспособленной для родов скамье и держалась за толстую веревку, которая свисала с одной из балок над головой роженицы. Служанка Галла стояла рядом с госпожой на коленях и время от времени протирала ее лицо куском материи, смоченным холодной водой.
– Пусть она пососет немного влаги с чистого куска ткани, – сказал травник, присутствующий народах. – Но только чуть-чуть.
Еще одна служанка мгновенно побежала за чистой тканью и свежей водой. Старый Невин был известен не только, как лучший травник в королевстве – по всему королевству ходили слухи, что он обладает двеомером. Ловиан улыбнулась, увидев благоговейный трепет девушки. Улыбка вышла слабой – тьерина и сама прекрасно знала, что слухи соответствуют действительности.
Когда Ловиан бросила вопросительный взгляд на Невина, он успокаивающе кивнул ей, а затем обратился к Донилле. Его голубые, как лед, глаза, казалось, проникали внутрь естества женщины, готовясь схватить самую ее душу. Она вздохнула и расслабилась, словно часть боли ушла.
– Скоро все закончится, госпожа, – произнес Невин очень тихим и мягким голосом. – Теперь дыши глубоко, но не надо пока тужиться. Ребенок вот-вот родится.
Донилла кивнула. Когда опять начались схватки, она резко вдохнула воздух и медленно и ровно выдохнула. Хотя Ловиан сама родила четырех сыновей, она не помнила, чтобы у нее самой роды проходили так тяжело. «Возможно, я просто забыла, – подумала она. – О боли ведь забываешь, и до странного скоро.» Ловиан беспокойно прошла к открытому окну и выглянула наружу, на яркий весенний день. Бедная Донилла так хотела иметь ребенка, а теперь она, вероятно, жалеет о том, что не оказалась бесплодной. Когда молодая женщина снова застонала, у Ловиан сердце сжалось от жалости.
– Он уже идет, госпожа! – победно закричал Невин. – Скоро, очень скоро все закончится. А теперь тужься!
Ловиан оставалась у окна, пока не услышала громкий крик здорового младенца. Она повернулась и увидела, как Невин и служанка помогают Донилле лечь на соломенный тюфяк, приготовленный рядом со скамьей, и прикладывают ребенка со все еще не перерезанной пуповиной к груди матери. Дрожащими пальцами Донилла погладила мягкие волосенки на головке ребенка и радостно улыбнулась.
– Сын, ваша светлость! – прохрипела она. – Я родила своему мужу еще одного сына.
– И к тому же здоровенького и красивого, – заметила Ловиан. – Мне пойти сообщить лорду хорошую новость?
Донилла кивнула, глядя на крошечное личико, которое уже прижалось к ее груди.
Когда Ловиан отправилась вниз, у нее было тяжело на сердце, и ей из-за этого стало стыдно. Донилла заслужила эти минуты триумфа и мести. После десяти лет бездетного брака ее первый муж отказался от нее, как от бесплодной. Это горькое унижение для любой женщины, гораздо худшее, чем разбивающая сердце мысль о том, что ты никогда не сможешь иметь детей. Теперь Донилла родила сына, и все в Элдисе знают: бесплодие не в ней. К сожалению, ее небольшая победа имела важные политические последствия, которые болезненно осознавал ее второй муж. Гаред уже достиг средних лет, от первого брака у него имелись два сына и дочь. Он был мужчиной плотного телосложения, с сединой в светлых волосах и усах. Он искренне обрадовался новости – рассмеялся и закричал членам боевого отряда, расположившимся в другом конце зала, что у него родился сын! Затем, практически мгновенно, победное выражение сошло у него с лица.
– Простите за эту радость, ваша светлость, – извинился он перед Ловиан. – Но мужчина в такие минуты не может не радоваться.
– Тебе не нужно передо мной извиняться, кузен, – устало сказала Ловиан. – И также не следует извиняться перед Райсом, хотя я посоветовала бы тебе какое-то время держаться подальше от Аберуина.
– На самом деле я так и планировал.
В этом и заключалась проблема: именно гвербрет Райс являлся первым мужем Дониллы, который опозорил ее, назвав бесплодной, поскольку она не родила ему наследников для обширного рана, одного из самых важных во всем королевстве. Если теперь Райс умрет бездетным, – а теперь это казалось наиболее вероятным, – то в Элдисе вполне может начаться война. Различные кандидаты попытаются претендовать на гвербретрин для своего клана. Хотя Ловиан любила и своего кузена, и его жену, она приехала сюда наблюдать за родами из-за возможных политических осложнений. Поскольку она являлась тьериной дана Гвербин, то очень ценила свое время. Слишком ценила для того, чтобы попусту путешествовать по округе и исполнять роль повитухи для жен своих вассалов. Но в данном случае было необходимо, чтобы она собственными глазами увидела, как пройдут роды у Дониллы.
– Как вы думаете, Райс усыновит ребенка? – спросил Гаред.
– Я не могу представить себе, как поступит Райс. Хотя он – мой первенец. В любом случае, у усыновленного наследника не так уж много шансов на Совете Выборщиков. Разумнее для Райса было бы вызвать из ссылки Родри.
Гаред вопросительно приподнял бровь.
– Я еще не потеряла надежду! – воскликнула Ловиан. – Но если быть откровенной, я понимаю твой скептицизм.
Еще через полчаса в большой зал спустился Невин. Он был высоким мужчиной с копной совершенно белых волос и таким морщинистым лицом, что оно напоминало старую джутовую ткань, из какой шьют мешки; но в нем все еще чувствовалась сила, и ходил он широкими шагами. Именно так он и прошел к столу для хозяев и почетных гостей и легко поклонился Гареду.
Когда Невин объявил, что лорд может зайти к Донилле, Гаред бросился из зала, словно спугнутый заяц. Лорд любил свою молодую жену почти неподобающим образом. Невин взял у пажа кружку эля и уселся рядом с Ловиан.
– Она родила удивительно легко для первых родов в таком возрасте, – заметил он. – Насколько я знаю тебя, ты рада, несмотря ни на что.
– Ты прав. Мне она всегда нравилась. Если бы только от нее отказался какой-нибудь другой негодяй!
Невин кисло улыбнулся и сделал глоток эля. По его мнению, он вполне заслужил выпивку.
– Я завтра уеду, – объявил он. – В дан Дэверри. Теперь, когда у меня при дворе племянник, я могу выяснить, о чем говорят королевские советники.
– Племянник, ха! Но я, тем не менее,, рада, что он там. Я начинаю думать, что наша единственная надежда – это убедить нашего сеньора отменить приговор Райса о ссылке Родри. Такое случалось и раньше.
– Но гвербретам также случалось восставать против такого вмешательства. Как ты думаешь, что сделает Райс?
– Не знаю. Клянусь Богиней, у меня начинает болеть сердце при мысли о войне в Элдисе – и все из-за двух моих поссорившихся сыновей!
– Война еще не началась, и я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы этого не произошло.
Тем не менее,, Невин выглядел таким усталым, что Ловиан внезапно испугалась. Пусть он считается самым могущественным мастером двеомера в королевстве – Невин всего лишь человек. Его захватила политическая интрига, и магические способности едва ли помогут ему справиться с нею. По крайней мере, так казалось Ловиан.
– Ну хорошо, – сказала она наконец. – Ребенок родился с добрыми предзнаменованиями. Всегда говорят, что в первый день весны рождаются счастливые люди.
– Да, это так, и давай надеяться, что нынешняя весна станет счастливой для нас всех.
Невин говорил с отсутствующим видом, и это заставило ее понять: он сильно сомневается, что весна на самом деле окажется таковой. Ловиан колебалась. Она одновременно и хотела спросить еще кое о чем, и боялась услышать правду. Но тут к тьерине подошел паж. Молодой парень выглядел очень смущенным.
– Ваша светлость, у ворот находится некий господин благородного происхождения. Следует ли мне спрашивать у вас, что делать, или искать лорда Гареда?
– Можешь спросить меня, потому что я более высокого ранга. Если бы я была равна по положению Гареду, то тебе пришлось бы обращаться к нему. Итак, что это за господин?
– Талид из Белглейда, ваша светлость. Он сказал очень странную вещь. Он спросил, примут ли его в дане, который должен был принадлежать ему.
Невин выругался себе под нос.
– О, боги! – слабым голосом произнесла Ловиан. – И надо же ему появиться как раз сейчас! Ну, парень, беги к нему и скажи, что его примут в дане под названием Брослин. Скажи только это. В точности повтори мои слова – и ничего больше.
Как только паж ушел, Невин повернулся к Ловиан и вопросительно приподнял бровь.
– Это все восходит к Лослейну и той войне, – сказала она усталым голосом. – Сестра Талида была женой Корбина. Она вернулась к брату до того, как война даже началась, потому что сходила с ума от находившегося в дане Лослейна. И, если честно, я не могу ее винить за это. Но затем, после того, как Корбин погиб, я получила эти владения, поскольку она оставила своего мужа. Все верные мне люди были бы недовольны, если бы я отказалась здесь править. Я предложила ей уладить вопрос, давала денег и лошадей, но Талид не позволил ей взять ни одной монеты, ни единой кобылы.
Ловиан замолчала, потому что герой ее рассказа как раз входил в большой зал, снимая на ходу плащ и перчатки.
Талид из Белглейда был плотным человеком лет сорока, с седыми волосами, в которых все еще встречались светлые пряди, и проницательными зелеными глазами.
Он бросил плащ пажу, подошел к столу и низко поклонился тьерине. Его вежливая улыбка ничего не выражала.
– Мне странно видеть тебя здесь, – произнесла Ловиан.
– Я приехал поздравить Гареда с рождением ребенка. Паж сообщил мне, что это мальчик.
– Да, и здоровенький.
– В таком случае в дане Брослин появился еще один наследник, не так ли? – Талид замолчал и взял у служанки кружку эля. – Пусть боги станут свидетелями несправедливости!
Ловиан задумалась, не бросить ли ему вызов прямо в эту минуту.
Если бы она родилась мужчиной и могла бы сразиться в поединке, то, вероятно, именно так и поступила бы.
Но при существующем положении вещей ей придется призывать кого-то сразиться за себя. И вместо нее выступит капитан ее боевого отряда, Каллин из Керрмора, который считался лучшим мастером меча во всем Дэверри. Казалось нечестным обрекать Талида на верную смерть за несколько неприятных замечаний.
– Твои слова, лорд, я пропускаю мимо ушей, – объявила Ловиан ледяным тоном. – Если ты считаешь себя оскорбленным, то можешь представить дело на рассмотрение гвербрету, а я явлюсь в суд по его приказу.
– Гвербрет, ваша светлость, – ваш сын.
– Да, он мой сын, но я воспитывала его так, чтобы он всегда оставался справедливым и непредубежденным.
При этих словах Талид мгновенно опустил глаза, и у него хватило порядочности покраснеть. В словесном поединке Ловиан одержала первую победу.
– Я удивлена, что ты приехал сюда и льешь уксус на старую рану, – добавила она.
– Это очень важное дело для гвербретрина, не так ли? Вы забываете, ваша светлость, что у меня есть место в Совете Выборщиков.
Ловиан и впрямь забыла и про себя ругала себя за это упущение.
Талид сделал глоток эля и опять улыбнулся: вежливой, таинственной улыбкой – тьерине и беспристрастно – Невину.
– Я надеялся прибыть вовремя, чтобы стать свидетелем рождения, – сказал он наконец. – И, как я понял, имеются свидетели не из этого дома.
– Я сама и вот этот травник.
– И никто, госпожа, не осмелится оспаривать ваше слово, как в открытом суде, так и во время неофициальной встречи, – улыбка стала менее вежливой. – В таком случае, мы можем принять, как данность, что леди Донилла не бесплодна, независимо от того, что говорилось о ней раньше.
Ловиан широко улыбнулась. Однако в этот миг она ненавидела Талида всем сердцем.
– Именно так. И насколько я понимаю, как данность можно принять также и то, что ты собираешься созвать Совет и объявить всем эту новость.
* * *
Талид уехал задолго до вечерней трапезы, заметив, что поблизости есть место, где ему будут куда более рады. Он говорил, как мученик, и казался оскорбленным настолько искренне, что у Невина возникло желание пинками прогнать его через весь большой зал. Он воздержался от этого только ради Ловиан. Невин отправился наверх – проверить, как себя чувствует Донилла.К этому времени она уже отдыхала в собственной постели, а спеленатый ребенок лежал рядом. Через несколько минут к Невину присоединилась Ловиан.
Выражение ее лица было таким спокойным, словно она никогда и не слышала имени Талида. Тьерина сказала несколько приятных слов молодой женщине. А затем Невин ушел вместе с Ловиан и последовал за ней к покоям, выделенным ей на время посещения дана.
Хотя это были простые комнаты, их, очевидно, обставили лучшей в Брослине мебелью. У кузена Ловиан и его жены имелись все основания быть благодарными Ловиан за это поместье.
– Да, этот подарок приносит определенные беспокойства, – сказал Невин. – Но я не осознавал, что Талид воспринимает это так болезненно.
– И он, и половина лордов в тьеринрине. Я знала, что возникнут проблемы, когда передавала дан Гареду. Но проблемы возникли бы независимо от того, что бы я сделала. Впрочем, предполагаю, если бы я передала его тебе, то никто не стал бы ворчать. Но ты его не хотел, и вот с чем мы столкнулись.
– Прекрати, Ловва! От твоих слов я почти чувствую себя виноватым.
– Мне нравится это «почти». Когда бы у сюзерена ни появилась земля, которую он может отдать, обязательно появляется кто-то обиженный. Мне только жаль, что у Талида есть место в Совете Выборщиков. А, боги, какое неприятное получается дело! Даже если жена Райса теперь родит ребенка, никто не поверит, что дитя – от него.
– Именно так. Я…
После громкого стука в дверь и веселого смеха в комнату ворвалась девочка лет двух, а за ней следовала няня.
Девочка была худенькой для своего возраста, с копной вьющихся черных волос и лиловыми глазами – почти такими же темными, как у эльфов. Малышка была настолько красива, что захватывало дух. Она с криком бросилась на колени Ловиан.
– Бабушка, бабушка, я люблю тебя, бабушка.
– И я тоже люблю тебя, Родда, но ты ведешь себя плохо и перебиваешь старших.
Родда закрутилась у нее на коленях и серьезно посмотрела на Невина. Семейное сходство было очевидно.
– Я чуть не забыл о дочери Родри. Она определенно унаследовала его внешность. И ничего от матери, не так ли?
– Ничего, но кровь у Майлвадов сильная, а Олвен, бедняжка, была блондинкой, да к тому же блеклой. Незаконнорожденный ребенок Родри может сыграть очень важную роль в предстоящих событиях, и поэтому я постоянно держу ее при себе – конечно, чтобы следить за ее воспитанием. – Несмотря на все разговоры о политических целях, тьерина поцеловала девочку в макушку с искренней любовью, затем кивнула няньке: – А теперь позволь госпоже Тевилле забрать тебя. Она даст тебе немного хлеба с молоком. Скоро надо ложиться спать.
Родда заныла, потом стала умолять и, наконец, разревелась, но Ловиан твердо стояла на своем. На руках она поднесла ребенка к няньке, которая топталась у двери.
Прежде Невин не обращал на няньку внимания, но теперь он заметил, что это красивая женщина примерно тридцати лет, с темными волосами, темными глазами и правильными чертами лица. После того, как Тевилла и ее маленькая подопечная ушли, Невин спросил, откуда взялась нянька.
– Тевва? – переспросила Ловиан. – Очаровательная женщина. И с железной силой воли, которая ей необходима, чтобы следить за Роддой. Она вдова, у нее есть сын… О, боги, я не помню, сколько ему лет, но он достаточно взрослый, чтобы Каллин готовил его для боевого отряда. Ее муж был кузнецом в моем городе. Внезапно умер от лихорадки два года назад. Поскольку родственников у нее нет, священники посоветовали ей обратиться ко мне за благотворительной помощью, а мне требовалась женщина для ухода за Роддой. Этот ребенок еще хуже, чем был ее отец!
Ловиан вздохнула. Поскольку они были одни, то она могла позволить себе говорить откровенно.
– Предполагаю, все дело в эльфийской крови, которая течет в их жилах.
– Я тоже так думаю, хотя у Родды ее и немного.
– Целая четверть, не стоит об этом забывать. Не верь собственной лжи о следах эльфийской крови в роду Майлвадов.
– Ну, это не ложь, потому что она на самом деле у Майлвадов есть. Но, конечно, здесь совсем другое дело. Как я понимаю, ты намерена когда-нибудь удачно выдать девочку замуж?
– Устроить брак, который сыграет важную роль. Я собираюсь научить ее, как заставить любой брак служить ее собственным целям. Если Родда овладеет искусством направлять своеволие в нужное русло, то станет женщиной, с которой будут считаться в Элдисе, независимо от того, законнорожденная она или нет.
Невин согласился с Ловиан, пробормотав что-то неопределенное. Не стоит добавлять новый груз к той тяжести, которую она несет на плечах. Но про себя он задумался: удастся ли когда-нибудь обуздать этого ребенка и заставить ее вести себя так, как подобает женщине благородного происхождения? Рано или поздно дикая кровь эльфов заявит о себе.
Прежде чем уехать из дана Брослин, Невин занялся дальновидением, чтобы узнать, как обстоят дела у Родри, и выяснил, что с ним все в порядке, о чем и сообщил Ловиан.
Когда он отправлялся в путь, ведя за собой вьючного мула, то почувствовал опасение, которое в равной степени являлось и следствием логики, и предупреждением двеомера.
Прошлым летом он сам и другие, изучающие двеомер Света, добились ряда побед над теми, кто следовал двеомером Тьмы.
Они не только разрушили хитрый заговор мастеров черного двеомера, но и лишили их одного из главных источников дохода, импорта опиума и различных ядов в королевство.
Мастера черного двеомера непременно захотят отомстить. Невин напомнил себе, что во время странствий должен неизменно оставаться начеку. Конечно, мастера черного двеомера будут готовиться к ответному удару на протяжении долгих лет, чтобы попытаться разработать как можно более хитрый и запутанный план, который очень сложно раскрыть. «Да, вероятно это займет у них много лет», – подумал Невин, но тут же у него по спине пробежал холодок – магическое предупреждение.
Поскольку мастерам черного двеомера угрожали, они, несомненно, ударят так быстро, как только смогут. Единственным вопросом был: насколько скоро это произойдет?
Другие, более обыденные, проблемы также требовали внимания Невина. Гвербретрин был слишком богатым, слишком желанным, чтобы в нем сохранялся мир, если линия наследования нарушится. Невину очень не хотелось участвовать во вражде благородных кланов.
Однако долг перед вирдом Родри – вирдом, который был отмечен двеомером, – накладывал на Невина также определенный долг перед всем раном Родри и его подданными, которые предпочитают мир войне.
В отличие от господ благородного происхождения, вроде Талида, Невин будет сражаться любым доступным оружием за безопасность Аберуина. Несмотря на то, что Ловиан скептически относилась к его политическим навыкам (о чем он прекрасно знал), для этой схватки Невин был вооружен лучше, чем какой-либо человек в королевстве, вплоть до самых мудрых советников короля.
«О, я владею парой недурных уловок, – подумал Невин. – А наш Родри оказался в самом центре той небольшой заварушки, несмотря на то, что являлся простым всадником из боевого отряда и человеком вне закона!»
То, о чем вспомнил Невин, случилось более ста лет назад. Невин знал, что означает борьба за трон.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Дэверри и Пирдон
833-845
Дилли-Невидимка отправился к реке
Глянуть: что там любопытного мелькает вдалеке?
И что же он увидел? А он увидел скоро:
Исподнее стирает там сам король Керрмора!
Старинная народная песня Элдиса
Глава первая
Год 833. Слумар II, король, проживающий в дане Дэверри, был серьезно ранен во время сражения. Второй сын Глина II, короля Керрмора, родился мертвым. Мы посчитали это плохими знаками. Только позднее мы поймем, что мудрый Бел готовил мир для своего народа…
«Священные хроники Лухкарна»
Мухи были хуже всего. Умирать и без того плохо, но мухи, облепившие лицо, казались несправедливым унижением. Они жужжали вокруг раны и пытались пить кровь. Попытки отогнать их причиняли слишком много боли. Его ранили в правый бок, чуть ниже подмышки.
Маддин предполагал, что если бы кто-нибудь зашил ему рану, то он мог бы выжить, но поскольку он находился один в диких горах, то обречен умереть. Маддин не видел оснований лгать себе: он истекает кровью. Он ухватился за луку седла левой рукой, держа правую приподнятой. Рана горела огнем, если ее касаться. Кровь продолжала пузыриться и выходить сквозь разбитую кольчугу, а огромные, блестящие, черные с синим отливом мухи все прилетали и прилетали. Время от времени мухи кусали его коня который слишком устал и мог только протестующе бить копытом.
Маддин остался последним из своего боевого отряда. Когда он умрет, победа врага станет полной. Поэтому Маддин считал делом чести попытаться хоть на какое-то время отсрочить этот миг. Это казалось важным, и он медленно ехал сквозь золотистый осенний туман, чтобы лишить их окончательного торжества еще на двадцать минут. Примерно в миле впереди находилось озеро, золотистая поверхность которого блестела в лучах заходящего солнца. Вдоль берега стояли белые березы. Они дрожали на поднимающемся ветру. Маддину хотелось пить. После мух жажда была худшим. У него во рту стало так сухо, что он едва мог дышать. Конь медленно, но прямо шел к озеру. Смерть не имеет значения, только бы ему вначале напиться.
Озеро приближалось. Маддин увидел тростник – темные штрихи на фоне яркой воды – и белую цаплю, стоящую на одной ноге у берега. Затем что-то случилось с солнцем. Оно не садилось прямо, но качалось из стороны в сторону, подобно фонарю, который кто-то держит в руке во время ходьбы. Небо потемнело, как ночью, а солнце продолжало качаться, взад и вперед, по большой дуге. Оно высоко взлетало над ним, до самого зенита, и светило все ярче. Затем наступила тьма. Здесь пахло притоптанной травой, гудели мухи и мучила жажда. А после осталась только тьма.
Во тьме горел фонарь. Вначале Маддин думал, что это солнце, но свет был слишком слабым и слишком ровным. Над ним склонилось лицо старика. У старика была густая копна седых волос и холодные голубые глаза.
– Рикин! – Голос старика звучал тихо, но напряженно. – Рикко, посмотри на меня.