Керр Катарина. Чары зари

   Маддин никогда раньше не слышал этого имени, но каким-то образом знал, что это его имя, и попытался на него отозваться. Его губы оказались слишком сухими и не могли шевелиться. Старик поднес холодную чашу с водой к его рту и помог напиться. Сладкая и холодная вода. «В конце концов, я все-таки не умру от жажды», – подумал Маддин. И снова спустилась тьма.
   Когда он очнулся в следующий раз, то понял, что не умрет. Он долго лежал абсолютно неподвижно и раздумывал об этом. Он не умрет. Маддин медленно огляделся вокруг, впервые задумавшись над тем, где он, и понял, что лежит обнаженный под мягкими шерстяными одеялами на куче соломы. На каменных стенах огромной комнаты плясали отблески огня. Хотя рана все еще болела, она оказалась аккуратно перевязана льняными бинтами. Когда Маддин повернул голову, то увидел старика, сидящего за грубо сколоченным деревянным столом рядом с каменным очагом и читающего книгу в кожаном переплете.
   Старик поднял голову и улыбнулся ему.
   – Пить хочешь, парень?
   – Да, добрый господин.
   Старик налил воды из деревянной бочки в золотой кубок, затем встал на колени рядом с Маддином и помог ему напиться.
   – Мой конь? – спросил Маддин.
   – С ним все в порядке, и он ест сено, – старик опустил руку на лоб Маддина. – Лихорадка спала. Хорошо.
   Маддину едва удалось улыбнуться перед тем, как он снова заснул. На этот раз ему снилось последнее сражение. Он видел происходящее так четко, что казалось, чувствовал пыль и запах конского пота. Его боевой отряд собрался на возвышенности, а тьерин Девир и его люди ждали через дорогу. У тьерина Девира было более сотни человек, а их набралось всего тридцать семь, но они в любом случае собирались вступить в безнадежную схватку и броситься в атаку вниз по склону. Маддин знал это. Он видел, как лорд Бриноик сидя в седле, расхохотался, как сумасшедший, и откинул голову назад. Они ничего не могли сделать – только умереть. Они попали в ловушку. У них не осталось ничего, ради чего стоило бы жить. Хотя Маддин посчитал себя идиотом из-за этого, но он начал думать о матери. В мыслях он ясно видел ее. Она стояла в дверях их дома и тянула к нему руки.
   Затем протрубили в рог, и они полетели вниз по склону, дальше и дальше. Люди Девира приближались… произошло столкновение. Кругом кричали. Во сне Маддин заново пережил все удары и стычки, он снова задыхался в пыли, поднятой конскими копытами, а потом проснулся с отчаянным воплем, когда меч противника глубоко вошел ему в бок.
   – Спокойно, парень, – рядом с ним находился все тот же старик. – Теперь все в порядке.
   – Мне можно попить?
   – Сколько хочешь.
   Маддин проглотил шесть полных кубков. Старик принес ему хлеба и молока в деревянной миске. Поскольку у Маддина слишком сильно тряслись руки, и он не мог держать ложку, старик кормил его сам. Лучшие яства на пиру в зале гвербрета Кантрейи никогда не казались такими вкусными, как эта простая пища.
   – Спасибо, – поблагодарил Маддин. – Я обязан нижайше поблагодарить вас за то, что спасли мне жизнь.
   – Спасение жизней у меня – что-то вроде привычки. Я – травник.
   – В таком случае, мне просто очень повезло!
   – Повезло? – старик хитровато улыбнулся. – Может, и так. Меня, кстати, зовут Невин, и это не шутка, это мое настоящее имя. «Никто». Я в некотором роде отшельник, и это мой дом.
   – Меня зовут Маддин, и я служил у лорда Бриноика. Послушайте, вы понимаете, что я вне закона? Клянусь всеми демонами с черными сердцами, вам следовало оставить меня истекать кровью там, где я упал!
   – О, я определенно слышал о ссылке Бриноика, но постановления тьеринов и им подобных для меня мало что значат. Будь я проклят, если позволю человеку умереть, когда могу его спасти – пусть даже его лорд перешел какие-то границы.
   Маддин со вздохом отвернулся. Рядом стоял его щит, прислоненный к стене, и лежало все его имущество, включая небольшую арфу, убранную в кожаный чехол. При виде изображений лисицы, на всех принадлежащих ему вещах, на глаза Маддина навернулись слезы. Весь боевой отряд, все его друзья, люди, вместе с которыми он служил целых восемь лет, – все они погибли. Погибли просто потому, что лорд Бриноик возжелал присвоить землю другого человека и проиграл в схватке за нее.
   – А тьерин похоронил наших мертвых? – прошептал Маддин.
   – Да. Я нашел поле брани через несколько дней после того, как принес тебя сюда. Сказать честно, я удивлен, что даже одному человеку удалось убежать.
   – Да, я бежал, как трус. Я бросился в атаку, и меня ранили. Тогда я понял, что умираю. Я просто хотел умереть один, в тишине. Боги, я никогда не мог и подумать, что кто-то меня спасет!
   – Несомненно, твой вирд – продолжать жить дальше.
   – В таком случае, это суровый вирд. Я все еще вне закона. Я потерял остатки чести, ибо не погиб вместе со своим лордом и боевым отрядом.
   Невин сказал что-то успокаивающее, но Маддин едва ли слышал его. Несмотря на то, что он страдал от позора, в глубине души Маддин знал: он рад быть живым. И от этой радости ему становилось еще более стыдно.
   Прошло еще два дня прежде чем Маддин смог сесть, – и то только прислоняясь к стене. И все равно у него кружилась голова. Как только он немного окреп, то начал задумываться о странной комнате, в которой оказался. Судя по влажному воздуху и отсутствию окон, он находился под землей, однако у огромного очага была хорошая вытяжка. Комната оказалась как раз нужного размера, чтобы обогреваться этим огромным очагом. Она была большой: целых пятьдесят футов от стены до стены, а потолок терялся где-то высоко в тени. Вдоль всей стены у его постели был вырезан барельеф, поднимавшийся на десять футов над полом. Вероятно, когда-то он шел по кругу, переходя со стены на стену. Теперь строгий геометрический узор из треугольников и окружностей резко обрывался, словно его стерли.
   Наконец в тот день, когда Маддин достаточно окреп, чтобы впервые есть самому, ему пришло в голову спросить Невина, где они находятся.
   – Внутри Брин Торейдика. Вся гора изрезана пещерами и туннелями.
   Маддин чуть не уронил ложку себе на колени. Поскольку дан лорда Бриноика находился всего в пяти милях, Маддин много раз видел гору и слышал разные россказни о ней: как в ней живут призраки, как на нее нападают демоны и духи, которые пускают голубые огни плясать в ночи и издают странный вой, а днем свистят. Гора выглядела достаточно странной, чтобы поверить в призраков. Она вырастала посреди ровного луга, словно некий древний исполин когда-то давно превратился в камень и порос травой.
   – Ну, ну, – улыбнулся ему Невин. – Я на самом деле из плоти и крови и не являюсь принцем демонов или кем-то подобным.
   Маддин попытался улыбнуться в ответ, но не смог.
   – Я люблю бывать один, парень, и чтобы меня не беспокоили, – продолжал Невин. – А какое место может быть лучше, чем то, куда все остальные боятся заглядывать?
   – Наверное, вы правы. Но значит, тогда здесь нет никаких духов?
   – О, их полно, но они ходят своей дорогой, а я хожу своей. Здесь достаточно места для всех нас.
   Когда Маддин понял, что старик говорит серьезно, у него так сильно затряслись руки, что ему пришлось отложить миску и ложку.
   – Я не мог тебе врать, – совершенно спокойным тоном сказал Невин. – Тебе придется прожить с нами эту зиму, потому что до начала снегопадов ты еще не поправишься и не сможешь уехать. Но эти духи совершенно безобидные. Все разговоры о демонах – преувеличение. Просто люди, живущие в округе, хотят немного разнообразить свою жизнь.
   – Правда? Э, послушайте, господин хороший, а сколько я здесь уже нахожусь?
   – Две недели. Температура держалась очень долго. Рана загноилась. Когда я тебя нашел, на ней сидели мухи.
   Маддин взял ложку и с мрачным видом продолжал есть. Чем скорее он наберется сил покинуть это место, обжитое духами, тем лучше.

* * *

   По мере того, как рана заживала, Маддин начал подниматься с постели на все более и более длительное время. Невин выбросил его пропитанную кровью одежду. У Маддина в седельных вьюках нашлась запасная рубашка, а старик подобрал ему бригги, которые подошли по размеру. Одним из первых дел Маддина, когда он встал на ноги, стала арфа. Он развернул ее и удостоверился, что она не пострадала. Правая рука оставалась очень слабой, и он не мог настроить инструмент, но пробежал пальцами по слабо натянутым струнам, чтобы проверить, способны ли они все еще издавать звуки.
   – Я удивлен, что лорд Бриноик рисковал бардом во время сражения, – заметил Невин.
   – На самом деле я не бард. Скорее, гертсин, который умеет сражаться. Я знаю много песен и баллад, но никогда не обучался трезвучиям и всему остальному, что знает бард.
   – А почему нет?
   – Мой отец был всадником в боевом отряде лорда. Когда его убили, мне только исполнилось тринадцать, и лорд Бриноик предложил мне место в своем войске. Я принял предложение, чтобы отомстить за смерть отца. А после мне никогда не представлялось возможности обучаться мастерству барда, поскольку я поклялся в верности лорду и стал служить ему.
   – Ты сожалеешь, что все получилось именно так?
   – Я никогда не позволял себе испытывать сожаление. Потому что в этом заключена только печаль.
   Достаточно окрепнув, Маддин принялся за исследование странного обиталища старика, небольшого комплекса из пещер и туннелей. Кроме основного жилого помещения, имелась еще одна каменная комната, которую травник превратил в конюшню для своей лошади, коня Маддина и хорошего мула коричневого окраса. Одна сторона этого помещения обвалилась и выходила в природную пещеру, где бил небольшой источник, который затем ручьем спускался вниз по одной стороне горы. Прямо за дверью конюшни была глубокая лощина, которая и дала Брин Торейдику ее название – «Ломаная Гора». Эта лощина представляла собой длинный, прямой разрез, словно гигантский нож пронзил горную породу.
   Когда Маддин впервые вышел наружу, то обнаружил, что воздух холодный, несмотря на яркое солнце. На холоде рана опять заныла. Маддин поспешил назад и решил поверить Невину на слово: зима действительно приближается.
   Поскольку у травника водилось достаточно денег, Маддин начал задумываться: не является ли тот эксцентричным вельможей, который попросту скрылся от гражданских войн, бушующих в королевстве? Маддин был ему слишком благодарен, чтобы задавать смущающие вопросы, но в королевстве действительно встречалось много господ благородного происхождения, которые изыскивали всевозможные способы, чтобы уклониться от исполнения обязательств перед различными гвербретами, претендовавшими на корону всего Дэверри. Судя по изысканным манерам Невина, он определенно бывал при дворе. Иногда он вел себя, как милостивый господин, иногда резко приказывал – как человек, который привык, что ему подчиняются без вопросов. Более того, он умел читать и писать, а подобное считалось редкостью для простого травника, которым он представлялся. Маддина старик просто зачаровывал.
   Каждые несколько дней Невин брал лошадь и мула и отправлялся в ближайшую деревню, где покупал свежие продукты и нагружал мула всем необходимым: сеном и зерном для животных, сыром, колбасами, сухофруктами. Пока Невин отсутствовал, Маддин обычно выполнял какую-то работу в пещерах, а потом спал от усталости. Одним серым утром, когда дул резкий ветер, Невин упомянул, что в этот раз будет отсутствовать дольше обычного, потому что одной из проживающих в деревне женщин требуется его помощь. После того, как старик уехал, Маддин почистил конюшню, сбросил грязь в лощину и отправился передохнуть перед тем, как выгребать мусор из комнаты. Он добавил дров в очаг и сел рядом, чтобы согреть рану.
   Впервые после сражения он почувствовал в себе достаточно сил, чтобы не ложиться спать. Да и его забытая арфа с упреком звала его. Когда Маддин достал инструмент из кожаного мешка, то ненатянутые струны укоризненно вздохнули. На арфе такого размера имелось только тридцать шесть струн. Однако и это оказалось немало для певца, ослабленного раной. У Маддина настройка, казалось, заняла целую вечность. Стальным ключом для настройки он выбил первую ноту, а затем долго работал со струнами, поворачивая крошечные гвоздики из слоновой кости, пока пот не потек у него по лицу. Этот признак слабости только подгонял его, заставляя работать дальше, пока наконец арфа не зазвучала в лад. Маддину пришлось отдохнуть несколько минут перед тем, как заиграть на ней. Он вывел несколько трелей, взял несколько аккордов. Казалось, музыка понемногу возвращает ему силы. Она эхом отдавалась в огромном каменном помещении. Самый размер помещения добавлял странный, внушающий суеверный страх обертон всем нотам, которые брал музыкант.
   Внезапно он почувствовал за плечом Белую Госпожу, свою агвен, которая приходила к любому барду, у которого имелся настоящий талант. Когда она появилась, Маддин ощутил знакомый холодок, который пробежал у него по спине, волосы встали дыбом. Несмотря на то, что он называл себя всего лишь гертсином, ее присутствие и то вдохновение, которое она ему давала, служило знаком, что королевство потеряло настоящего барда, когда Маддин пошел в боевой отряд. В то утро его голос был слабым и хриплым, и все же он исполнил для своей агвен длинную балладу и отрывки из любовных песен. Он пел все, что приходило ему на ум, и музыка успокаивала боль в ране и целила ее.
   Внезапно он осознал, что не один. Когда Маддин поднял голову, ожидая увидеть в дверном проеме Невина, там никого не оказалось. Он огляделся вокруг, но не заметил ничего, кроме теней. Тем не менее, каждый раз, когда он ударял по струнам, он понимал, что его слушают. Какие-то невидимые существа собрались послушать барда. Волосы у него на голове поднялись, как шерсть у кошки, когда он вспомнил, как Невин говорил про духов. «Ты спятил, – резко сказал он сам себе. – Здесь никого нет». Но Маддин выступал перед аудиторией слишком много раз, чтобы верить себе. Он знал ту неуловимую разницу между песней в пустоте и пением перед полным залом. Исполнив два куплета баллады, он ощутил «их» – кем бы «они» ни были. Они наклонялись вперед, чтобы уловить каждое слово. Когда он остановился и положил арфу, то почувствовал их разочарование.
   – Так, послушайте! Вы не можете быть плохими ребятами, если вам нравится хорошая песня.
   Ему показалось, что кто-то захихикал у него за спиной, но когда он повернулся, там не оказалось ничего, кроме стены. Маддин встал. Медленно и осторожно обошел комнату, заглянул в каждый уголок и щель – и ничего не увидел. Как только он снова сел, опять кто-то захихикал. На сей раз Маддин отчетливо расслышал смех. Некто веселился, словно маленький ребенок, который только что успешно напроказил. Маддин схватил арфу, с одной нечетко сформировавшейся мыслью – спасти ее, но тут же почувствовал, как невидимая публика собралась вокруг него в ожидании. Он все-таки был истинным бардом и не мог отказать любым слушателям, пусть даже бестелесным. Когда он ударил по струнам, то был уверен: они слегка вздохнули от удовольствия. Маддин начал с того, что первым пришло ему на ум, и спел пятьдесят строф, которые рассказывали о морском путешествии короля Брана в Дэверри, а также о магическом тумане, который в конце окутал его флот и понес в неизвестном направлении. К тому времени, как заколдованные корабли оказались в безопасности в давно забытой, таинственной гавани далеко на севере, Маддин выдохся.
   – Простите, но мне придется остановиться.
   Прозвучал вздох сожаления. Кто-то нежно погладил его по волосам, словно собаку; кто-то дернул за рукав костлявыми пальчиками. Огонь в очаге взметнулся вверх. Маддин ощутил сквозняк – поток неестественно холодного воздуха, который закружил вокруг него. Маддин содрогнулся и встал, но маленькие ручки схватили его за бригги. Струны арфы зазвучали наугад, когда кто-то попытался коснуться их. Тени ожили, они вертелись и кружились в каждом углу. Пальчики касались лица барда, дергали за одежду, таскали за волосы, в то время как струны арфы звучали и бренчали в жутком вое.
   – Прекратите! – крикнул Невин, появляясь в дверях. – Это очень невежливо по отношению к нашему гостю!
   Маленькие пальчики исчезли. Языки пламени опустились, словно в смущении. Маддин чувствовал, что ему хочется расплакаться от облегчения, когда травник вошел в комнату с парой седельных вьюков в руках.
   – Вы вели себя очень плохо, – продолжал Невин, обращаясь к воздуху, который казался пустым. – Если вы это повторите, то Маддин не станет больше играть для вас на арфе.
   Комната очистилась от невидимого присутствия. Невин бросил седельные вьюки на стол и улыбнулся Маддину. Парень дрожащими руками положил арфу и отер пот с лица рукавом.
   – Мне следовало предупредить тебя. Они обожают музыку. Прости меня, парень.
   Маддин попытался заговорить, но не смог и тяжело опустился на скамью. За его спиной резко зазвучала натянутая струна арфы.
   Невин нахмурился, глядя куда-то в пустоту.
   – Я сказал: прекратите!
   Маддин почувствовал легкое дуновение – ветерок улетал прочь.
   – Разве ты не собираешься меня кое о чем спросить, Маддин?
   – Сказать по правде, я боюсь.
   Старик усмехнулся себе под нос.
   – Ну, я в любом случае отвечу на твои вопросы, произнесешь ты их вслух или нет. Это были те, кого называют Элементалями, или простейшими духами. Они подобны плохо воспитанным детям или щенкам: очень любопытные, неразумные и не знают хороших манер. К сожалению, они могут причинить вред нам, смертным, даже не собираясь этого делать, и совершенно не желая нам зла.
   – Это я понял. – Когда Маддин посмотрел на своего благодетеля, то понял правду, которой избегал на протяжении многих дней. – Следовательно, вы владеете двеомером.
   – Да. Это тебя пугает?
   – Ужасает. Я никогда раньше не думал, что нечто подобное существует на самом деле – в жизни, а не в балладах, которые я пою, или в сказках, которые я рассказываю.
   – Большинство людей посчитают меня выдумкой барда, тут ты прав, но мое ремесло достаточно реально.
   Маддин уставился, раздумывая над тем, как же Невин может выглядеть столь обычно, столь буднично. Старик отвернулся и весело рассмеялся, а затем начал рыться в седельных вьюках.
   – Я принес тебе на ужин немного жареного мяса, парень. Тебе оно необходимо, чтобы восстановить потерянную кровь, а крестьянин, к которому я ходил, заплатил мне за мои травы.
   – Спасибо. Как вы думаете, когда я поправлюсь и смогу отправиться в путь?
   – Ого! Это ты духов испугался?
   – Ну, я не хочу выглядеть неблагодарным и все такое, добрый господин, – промямлил Маддин и почувствовал, как краснеет. – Но я… э… ну…
   Невин снова рассмеялся.
   – Не нужно стыдиться, парень. Что касается раны, то пройдет еще немало времени, прежде чем ты полностью оправишься. Ты доехал почти до врат Иных Земель. Всегда требуется немало времени, чтобы человек проделал обратный путь.
   С этого дня простейшие духи стали гораздо смелее. Они собирались вокруг Маддина, как хозяйские гончие, которые обычно вылезают из-под стола, когда понимают, что гость любит собак. Каждый раз, стоило Маддину взять в руки арфу, он осознавал их присутствие. Комната словно оживала, до его слуха доносились какие-то отдаленные звуки, нечто напоминающее шарканье маленьких ножек. Иногда кто-то легко касался его руки или волос, а мимо пролетал легкий ветерок. Если они вдруг начинали его щипать или окружали слишком плотной толпой, так что создавалось впечатление, будто они вот-вот нападут, он просто-напросто грозил им, что сейчас же прекратит петь. Эта угроза всегда заставляла их вести себя прилично. Один раз, когда он пытался зажечь огонь из влажных прогнивших щепок, то почувствовал, как они собрались рядом. Он высек искру из кремня, а Элементали превратили ее в настоящее пламя. Маддин машинально поблагодарил их за помощь и вдруг понял, что принимает простейших духов как должное.
   Что касается самого Невина… Конечно, Маддин внимательно присматривался к старику, пытаясь найти в его облике следы соприкосновения со странными силами. И тем не менее, он никогда ничего не замечал, за исключением, конечно, того, что духи подчинялись ему.
   Маддин также проводил много времени в размышлениях о будущем. Он являлся членом боевого отряда, находившегося вне закона. Если до него доберется тьерин Девир, то его повесят. Его единственный шанс вести честную жизнь был очень слабым. Если он доедет до Кантрейи, прежде чем тьерину удастся его поймать, а затем положится на милость гвербрета, то его могут помиловать. Просто потому, что он в некотором роде бард и таким образом находится под особой защитой закона. К сожалению, помилование представлялось маловероятным, потому что оно будет зависеть от каприза сеньора, а гвербрет Тибрин из клана Вепря слыл суровым человеком. Его клан северных Вепрей был связан родственными связями с Вепрями из Муира, которые примерно пятьдесят лет назад пытались подольститься к королю и выманили у того гвербретрин в дане Дэверри. Объединенные кланы Вепря правили обширной территорией в северной части королевства. О них говорили, что они представляют собой реальную власть за спиной марионеточного короля, посаженного в Священном Городе. Маловероятно, что Тибрин вздумает проявлять милость к полуобученном барду. Особенно если эта милость вызовет недовольство одного из его верных тьеринов.
   Маддин решил, что, поскольку они с духами выработали определенную систему отношений, которая устраивает обе стороны, он забудет о милости гвербрета и задержится в Брин Торейдике до весны.
   Когда Невин отправился в деревню в следующий раз, Маддин решил немного проехаться вместе с ним, чтобы размяться самому и вывести коня. День был ясным и холодным, в воздухе пахло снегом. Убранные поля покрывал слой инея.
   Когда Маддин понял, что скоро праздник Самхейн, то поразился: как быстро пролетает время за пределами горы! Казалось, внутри горы оно еле тянется. Наконец они добрались до деревни, состоявшей из небольшого количества круглых, крытых соломой домиков, разбросанных среди белых берез вдоль берега ручья.
   – Мне лучше подождать вас у дороги, – сказал Маддин. – Кто-нибудь из людей тьерина может заехать в деревню.
   – Я не хочу, чтобы ты сидел на холоде. Я отведу тебя на ферму, которая тут совсем рядом. Там живут мои друзья. Они тебя приютят, не задавая неприятных вопросов.
   Они следовали по тропинке, идущей через пастбище, пока не оказались у фермы – группы круглых зданий, окруженных земляной стеной. Позади большого дома находились коровник, сараи, амбар и загон для коз. В грязном дворе куры что-то клевали у входа в дом. Прикрикнув на кур, навстречу гостям вышел полный мужчина с седеющими волосами.
   – Доброе утро, господин. Что я могу сегодня для вас сделать:
   – Просто позволь моему другу посидеть в тепле, Банник. Он очень серьезно болел. Не сомневаюсь, ты уже заметил это, глядя на его бледное лицо. Ему требуется отдохнуть, пока я съезжу в деревню.
   – Мы можем разместить его у очага. Боги, парень, на самом деле ты бледный, как иней!
   Банник проводил Маддина в главное помещение, выстроенное в форме клина, которое служило одновременно и кухней, и местом для приема гостей. Перед большим очагом, в котором весело горели дрова, стояло два стола и три скамьи с высокими спинками, это считалось богатым набором мебели для здешних мест. Пол устилала чистая солома, а стены недавно побелили. С потолка свисали связки лука и чеснока, сетки с сухой репой и яблоками и пара огромных окороков. На каменной плите перед очагом, скрестив ноги, сидела молодая женщина и чинила бригги.
   – Это кто, папа? – спросила она.
   – Друг Невина.
   Она поспешно встала и сделала Маддину реверанс. Она оказалась очень хорошенькой, с черными волосами цвета воронова крыла и темными, спокойными глазами. Маддин поклонился ей в ответ.
   – Простите, что вторгся к вам в дом, – сказал Маддин. – Я в последнее время болел, и мне нужно немного отдохнуть.
   – Мы всегда рады принять любого друга Невина, – ответила она. – Садитесь. Я принесу вам эля.
   Маддин снял плащ, затем присел на каменную плиту как можно ближе к огню. Банник объявил, что ему нужно вернуться к коровам, и вышел. Девушка протянула Маддину кружку с темным элем, села рядом с ним и снова взялась за шитье.
   – Спасибо, – Маддин поднял кружку с элем, словно поднимая тост за хозяйку дома. – Меня зовут Маддин из… э… ну, сойдет и просто Маддин.
   – А я – Белиан. Вы давно знаете Невина?
   – Нет.
   Белиан странно улыбнулась ему с каким-то благоговейным трепетом. Маддин потягивал эль маленькими глотками и наблюдал за ее тонкими пальцами. Они ловко работали с грубой шерстью бриггов, судя по большому размеру, принадлежащих Баннику. Маддин удивился тому, как хорошо ему сидеть в тепле, живому, в присутствии красивой девушки. Время от времени Белиан робко поглядывала в его сторону, словно пыталась придумать, что бы еще сказать.
   – Скажите мне, господин, долго вы собираетесь жить у Невина? – спросила она наконец.
   – Не знаю. Но послушай, почему ты назвала меня господином? Я такой же простолюдин, как и ты.
   – Ну… вы ведь друг Невина.
   При этих словах Маддин понял: она прекрасно знает, что старик владеет двеомером.
   – А меня ты за кого принимаешь? – Маддин почувствовал себя неуютно от мысли, что опасно притворяться, будто ты владеешь двеомером, когда на самом деле это не так.
   – Я – простой всадник без боевого отряда. Невин оказался достаточно добр, чтобы спасти мою жизнь, когда нашел меня раненым, и это все. Но никому не рассказывай про меня, ладно? Я вне закона.