Керр Катарина. Чары зари

   – В таком случае, мы посчитаем честью для себя ехать рядом с тобой на пути к справедливости.
   – Пусть справедливость короля вечно живет на нашей земле.
   Родри пришлось подсказать Неду, как распределить своих людей. Самому лорду следовало ехать рядом с герольдом, а его боевому отряду выстроиться позади людей короля. Сам Родри предполагал занять скромное место в самом конце, но когда он поехал вдоль строя, советник встретился с ним взглядом и подозвал к себе.
   – Итак, Родри Майлвад, ты все еще жив, – сказал он. – Я сообщу об этом твоей почтенной матушке, когда в следующий раз мы встретимся с ней при дворе..
   – Буду очень признателен вам, мой господин, но имел ли я честь встречаться с вами раньше? Боюсь, что такой бесстыдник, как я, забыл ваше имя.
   – Сомневаюсь, что ты его когда-либо знал. Меня зовут Кунвелин, и я очень хорошо знаю твою мать. – Какое-то время советник задумчиво и очень внимательно смотрел на Родри. – Я действительно рад, что ты жив и здоров. Несомненно, ты не слышал новостей из Аберуина.
   – Никаких, мой господин.
   – Вторая жена твоего брата кажется бесплодной, а отвергнутая им женщина родила здорового сына.
   Родри выругался себе под нос очень грязно, а советник просто улыбнулся. Это было мгновение, которое Родри запомнит на всю жизнь, – нереальное, словно солнце, внезапно поднимающееся в полночь и магически превращающее ночь в день. Когда Райс умрет, он, Родри, сам станет наследником Аберуина. Родри позволил себе вернуть давно утраченную надежду: возможно, его призовут назад. Аберуин считался таким важным раном, что сам король вполне может приложить руку к возвращению наследника, подвергающегося опасностям долгой дороги.
   – Я бы посоветовал тебе держаться как можно дальше от любой опасности, – продолжал Кунвелин. – У тебя проблемы с деньгами?
   – Никаких.
   – Хорошо. Может, тебе не придется незамедлительно продавать свой меч.
   – Хорошо, господин.
   Хотя сердце Родри изболелось, так хотелось ему задавать и задавать все новые вопросы о доме, он знал, что придворный опыт старика не позволит ему отвечать на них. Какое-то время они ехали молча, а затем Кунвелин повернулся к Родри.
   – С твоей маленькой дочерью все в порядке. Твоя мать всегда держит ее при себе.
   Родри пришлось напрячь память, чтобы вспомнить незаконнорожденного ребенка от какой-то простолюдинки. Сколько лет назад он с ней встречался? Года три, решил Родри.
   – Очень мило со стороны моей матери, – поспешно сказал он. – А как зовут девочку?
   – Родда – чтобы сохранять память об ее отце.
   – Понятно. Мама всегда знала, как подразнить Райса.
   Советник позволил себе на мгновение улыбнуться. Родри провел остальную часть путешествия в яростном нетерпении – хотел побыстрее рассказать Джил новости, сообщенные советником. Если он правильно понял намеки, то вскоре они вернутся в Элдис и станут жить в довольстве и великолепии, которых, как он предполагал, она желала. Джил станет кем-то большим, нежели любовницей лорда. Родри теперь не избалованный младший сын, которому требуется сильная жена, чтобы держать его в узде; теперь он сможет выдвигать требования. Он сделает так, что Джил получит титул и землю. Он женится на ней. И неважно, что об этом думают его мать и король.
   В конце великолепного солнечного дня посланники короля с эскортом подъехали к дану Греймина. Когда они заехали в ворота, Родри стал оглядываться по сторонам в поисках Джил. Двор был полон всадников – они выстроились неровным строем, хотя и старались выглядеть получше, а два тьерина ждали у дверей броха, дабы приветствовать почетных гостей.
   В суматохе Родри не увидел Джил. Она не пришла встретить его, когда он заводил в конюшню лошадей – свою и Неда. Хотя Родри и ощутил укол обиды, он особо не задумывался о причинах ее отсутствия, предполагая, что леди Камма по какой-то причине держит Джил рядом с собой. И тут в конюшню вбежал Нед.
   – Лорд, – обратился к нему Родри, – где Джил? В большом зале?
   – Нет. Перрин здесь?
   – Нет, его здесь нет. А разве он не сидит за столом с другими господами благородного происхождения?
   Нед побледнел, губы у него задрожали.
   О, клянусь черной задницей Владыки ада! – вскричал он. – Он не стал бы… мерзкий хорек… будь он проклят, свиное дерьмо!
   – В чем дело?
   – Пока не знаю. Пошли со мной.
   Родри потащился за Недом. Тот отыскал в большом зале Камму, которая раздавала приказания слугам, готовясь к предстоящему пиру. Когда Нед поймал ее за руку, она увидела Родри и резко вздохнула.
   – О, боги! – воскликнула она. – Ты должен все узнать – и лучше раньше, чем позже. Нед, если я когда-либо доберусь до твоего жалкого кузена, то забью его до полусмерти.
   – А я буду держать его, пока ты его лупишь. Что он сделал с Джил?
   Камма по-матерински положила руку на плечо Родри. Ее большие темные глаза были полны искреннего сочувствия.
   – Родри, Джил здесь нет. Могу предположить, что она уехала с Перрином, поскольку он исчез почти сразу после нее. Мне очень жаль… мне жаль тебя.
   Родри открыл было рот и снова закрыл, затем так сильно сжал рукоять меча, что у него побелели костяшки пальцев. Нед смертельно побледнел.
   – Ты что-то знал об этом? – сипло спросил его Родри.
   – О… э-э… ну, не совсем. Я имею в виду… Боги! Я знал, что ему нравилась твоя девушка, но никогда не думал, что из этого что-то выйдет.
   Огромным волевым усилием Родри напомнил себе, что будет бесчестно убивать лорда перед дамой. Камма слегка встряхнула его руку.
   – О, прекрати, – сказала она. – Кто бы, находясь в здравом уме, подумал, что Джил оставит такого мужчину, как ты, ради Перрина?
   Его гордость получила подарок, который позволил ему отпустить рукоять меча.
   – Скажи, – обратился Нед к Камме, – мой дядя знал об этом? Не могу поверить, чтобы он позволил Перрину совершить нечто настолько бесчестное.
   – А как ты думаешь, почему твой жалкий кузен выскользнул отсюда, как ласка из курятника? Беноик гнался за ним со своими людьми, но Перрин отправился через лес. Они не нашли никаких следов.
   Нед хотел что-то ответить, но смолчал и уставился на Родри. Они попали в ужасное положение, и оба знали об этом. Если Родри поклянется отомстить – поклянется там, где его может услышать лорд, то честь потребует от Неда остановить Родри и не дать ему погнаться за братом. Если только Нед сумеет остановить серебряного кинжала. Страх в глазах Неда приносил Родри достаточное удовлетворение.
   – Эй! – раздался крик Беноика. – В чем там дело?
   Подбоченясь, тьерин подошел к ним и встал между молодыми людьми.
   – Как я понимаю, Родри узнал правду?
   – Да, – ответила Камма.
   – Хм! Выслушай меня, Нед. Твой дурковатый кузен совершил ошибку, и ты понимаешь это не хуже меня. С другой стороны, серебряный кинжал, женщина по закону не была твоей женой, поэтому у тебя нет права убивать Перрина. Набить ему морду – определенно. Но не убивать. Ты дашь мне торжественную клятву, что не станешь убивать его или калечить? Если да, то выезжай отсюда с моим благословением и кое-каким количеством лишних денег. Если нет, то ты вообще не уедешь отсюда.
   Родри обвел глазами зал, полный вооруженных людей.
   – Так, так, думай головой, парень, и приходи в чувство, – продолжал Беноик. – Я прекрасно знаю, что единственное, чего ты хочешь, – это пустить им кровь. Но будь честен: если ты перережешь горло своей Джил, разве через пять минут ты не будешь рыдать над нею?
   – Да, ваша светлость, это так.
   – Хорошо. Я понимаю, каким позором мой племянник покрыл наш клан. Ты хочешь вернуть Джил? Если нет, то я тебе заплачу обычную цену, как если бы она была твоей женой. Если хочешь, то поклянись оставить моего племянника целым и невредимым – и поезжай с моим благословением.
   В лице старого лорда Родри столкнулся с исключительной справедливостью и почувствовал, как ярость уходит. Внезапно он понял одну вещь и чуть не расплакался: Джил его больше не любит.
   – Называйте меня дураком, ваша светлость, если пожелаете, но я хочу вернуть ее. Мне есть что сказать ей. И клянусь всеми богами в Иных Землях, я найду ее, даже если мне придется потратить на поиски все лето.

* * *

   – Да, нам повезло, – заметил Меррик.
   – В некотором смысле, – ответил Гвин. – Нам определенно не придется беспокоиться из-за девчонки. Зато теперь Родри последует за ней, а не туда, куда нам нужно.
   – Неужели? Судя по всему, что я видел, этот Перрин знает лес, как титьку матери. А что знает о лесе человек вроде Родри? Когда он был лордом, у него имелись лесники и егери. А серебряные кинжалы ездят по дорогам, – он мягко улыбнулся. – Я поговорю об этом с Бриддином через огонь, но, думаю, мы нашли идеальную приманку, чтобы заманить нашу птичку на морское побережье. Единственными подсказками, которые он найдет, будут те, которые мы ему подбросим.

Глава вторая

   Все лето Эвани Саламандериэль ездил по Дэверри в попытках найти своего брата, но ездил он медленно по долгим, петляющим дорогам, потому что представители Народа никогда и никуда не спешат. И хоть в жилах Саламандра и текла человеческая кровь, воспитывался он среди эльфов. Вначале, сразу за границей Элдиса, он нашел хорошенькую девушку, которой понравились не только его песни; он провел с ней пару приятных недель в Кернметине. В Пирдоне господин благородного происхождения хорошо заплатил Саламандру за развлечение гостей на свадьбе дочери – в песнях и рассказах миновали шесть веселых дней пира.
   После этого Эвани странствовал по Дэверри, постоянно держа курс на север, в Кергонни. Однако то и дело он задерживался в интересных городах по несколько дней, а в данах лордов – по неделе. Когда при помощи дальновидения Саламандр нашел Родри и выяснил, что он сидит в дане, осажденный врагом, то решил поторопиться и действительно спешил – но только до тех пор, пока осаду не сняли. Тут ему показалось, что с братом еще долго все будет в полном порядке, поэтому Саламандр остановился у еще одной девушки, которая преданно ждала его с прошлого лета. В конце концов, было бы верхом вероломства уехать слишком быстро – и это после того, как она так долго ждала его!
   И так получилось, что тем солнечным днем, когда Родри сопровождал посланцев короля, Саламандр находился примерно в ста милях к востоку от дана Греймина. Саламандр пораньше разбил лагерь рядом с ручьем, поскольку устал, стреножил лошадей на крошечном лугу и уселся у бегущей воды, чтобы заняться дальновидением. Он увидел, как Родри дрожит, когда Камма сообщает ему новость. Поскольку Родри переполняли эмоции, видение получилось достаточно четким, и Саламандр мог даже слышать – хотя не физическим слухом – часть того, что говорилось. Выло впечатление, что он стоит рядом с братом, когда Беноик взял дело в свои руки. Затем видение резко исчезло, снятое наплывом чувств его самого. Саламандр вскочил на ноги и выругался.
   – Боги! – он удивленно потряс головой. – Кто мог бы предположить? Не верю, что Джил его бросила! Просто не могу поверить.
   Саламандр снова опустился на колени, уставился в бегущую воду, на которой плясало солнце, и подумал о Джил. Ее образ выстраивался медленно, а когда все-таки появился, то как-то странно дрожал и оставался размытым. Она сидела на горном лугу и наблюдала за Перрином, который стреноживал трех их коней, включая Восхода. Сперва Саламандр подумал, что она больна, потому что Джил сидела неподвижно, с приоткрытом ртом, как умалишенная. И все же рассмотреть все в деталях он так и не смог, поскольку видение словно покрывал туман. Саламандр тряхнул головой, и видение исчезло.
   – Все выглядит очень зловеще и странно. Я в полной растерянности. Думаю, стоит попробовать разглядеть получше.
   Он на эльфийском призвал простейших духов, и четыре гнома и сильф тут же материализовались перед ним.
   – Слушайте внимательно, маленькие братья. У меня есть для вас задание, и если вы его выполните, я спою для вас песенку. Я сейчас лягу и хочу, чтобы вы оставались рядом и смотрели, не появится ли опасность. Если кто-то, человек или зверь, станет приближаться ко мне, ущипните меня, чтобы я проснулся.
   Гномы кивнули с серьезным видом, а сильф спустился пониже и завис в воздухе. Саламандр лег на спину, скрестил руки на груди и замедлял дыхание, пока не почувствовал, как сливается с нагретой солнцем землей. Затем он закрыл глаза и призвал свое световое тело. В отличие от людей – мастеров двеомера, которые используют единую голубоватую форму, по очертаниям напоминающую их собственную фигуру, световое тело эльфов, скорее, напоминает огромное мерцающее пламя. Постоянно меняющееся лицо выглядывает из языка серебряного света. После того, как световое тело Саламандра зажило в его воображении, он перевел в него свое сознание. Вот он смотрит из глаз светового тела на физическое, которое лежит внизу, а затем видит весь мир в голубоватом эфирном свете. Саламандр услышал звук, напоминающий резкий щелчок – и оказался на эфирной плоскости. Огненная форма взирала на спящее тело эльфа, которое охраняли простейшие духи и которое присоединялось к нему длинной серебряной нитью.
   Он стал медленно подниматься вверх, ориентируясь на долины, ярко-красные, мерцающие – этот свет источали ауры растений, – и на ручей, чья элементарная сила поднималась вверх в виде серебристого полога, колеблющегося над водой. Если он запутается в этом пологе, то его эфирное тело может разорваться на части. Саламандр осторожно отодвинулся от ручья, поднялся выше и подумал о Джил. Он почувствовал, как его потянуло ту сторону, где она находилась, и последовал за притяжением. Он долго летел над темно-красными лесами, тут и там прерываемыми более яркими лоскутьями полей, на которых трудились крестьяне. Ауры людей, по большей части бледно-желтые и зеленые, тлели среди красного света растений. Преодолеваемое на эфирной плоскости расстояние практически невозможно измерить, и Саламандр не знал, как долго он летел. Но по мере продвижения к цели Саламандр все больше и больше осознавал присутствие Джил, которое влекло его вперед.
   В самом конце пути он получил провожатого. Саламандр высоко взлетел над небольшим ручьем и вдруг увидел приближающегося к нему одного из простейших духов. Существо представляло собой переплетение заключенных в правильную сферу блестящих линий сочного оливкового, лимонно-желтого и красновато-коричневого цветов, с рассыпанными повсюду черными искрами. Было очевидно, что существо огорчено, поскольку оно то раздувалось в два раза больше обычного, то сжималось и дрожало.
   «Маленький брат, что случилось?» – отправил Саламандр ментальный импульс.
   Вместо ответа существо закружилось и затанцевало. Саламандр смутно ощущал его эмоции: ярость и отчаяние, связанные с кем-то, кого оно любило. Затем Саламандр вспомнил серого гнома Джил.
   «Ты знаешь Джил?»
   Существо стало двигаться вверх-вниз и из стороны в сторону и надуваться от радости.
   «Я – ее друг. Отведи меня к ней.»
   Гном полетел впереди Саламандра, как охотничья собака. Следуя за ним и огибая выступы горы, Саламандр увидел далеко внизу горную долину – мерцающую красным чашу, в которой виднелись тускло-серебристые ауры лошадей и две человеческие. У Перрина она оказалась очень странная – зелено-серая. Такой Саламандр никогда раньше ни у кого не видел. Бледно-золотистая аура Джил выглядела огромной, надувшейся, она то вздымалась, то снова сжималась, но все равно оставалась слишком большой для человека. Когда Саламандр полетел вниз, то увидел, как Перрин повернулся и что-то сказал. Из ауры молодого лорда произошел резкий, стремительный выброс импульса, и этот выстрел стал разливаться по Джил, подобно океанской волне. В ответ ее аура начала впитывать чужую эманацию и расширяться.
   Саламандр завис над ней, дрожа. Он был потрясен. В это мгновение Джил подняла голову, посмотрела прямо на него и закричала. Она увидела его световое тело.
   «Джил, я твой друг!» – послал он ментальный импульс.
   Хотя Джил и могла его видеть, она, казалось, не слышала его мысленный импульс. Она вскочила на ноги и стала кричать на Перрина, показывая на Саламандра. Перрин выглядел растерянным. Саламандр полетел прочь, следуя за серебряной нитью так быстро, как только мог себе позволить. Он мчался назад, к своему телу, которое лежало под охраной простейших духов. Он опустился вниз и завис, а после позволил себе опуститься. И снова щелчок – и Саламандр почувствовал, как плоть обволакивает его, теплая и в первое мгновение болезненно тяжелая. Он отпустил свое световое тело, сел и трижды шлепнул рукой по земле, чтобы запечатать конец работы. Гномы вопросительно посмотрели на него.
   – Спасибо, друзья мои. Давайте, попутешествуйте со мной какое-то время. Я спою вам песню, как и обещал, но мне нужно торопиться. Мою хорошую знакомую по-настоящему и сильно околдовали.

* * *

   Заря в потоках серебристого света взбиралась вверх по пурпурным склонам гор и омывала луг, этот зеленый поток травы. Джил сидела на одеялах и наблюдала за Перрином, скорчившимся у костра, где он грел воду в маленьком железном котелке. Перрин взял из седельных вьюков бритву, кусок мыла и потрескавшееся зеркало и начал бриться, так спокойно и ловко, словно находился у себя в спальне. У Джил появилась туманная мысль перерезать ему горло длинной острой стальной бритвой или даже ее собственным серебряным кинжалом, но ей было очень трудно думать.
   – Тебе лучше что-нибудь съесть, – заметил Перрин.
   – Позже, – говорить тоже было трудно. – Я не голодна.
   Джил лениво отвела взгляд и увидела своего серого гнома, который сидел на корточках в нескольких ярдах от Перрина. Она так обрадовалась, увидев маленькое существо, что быстро вскочила на ноги и побежала к нему, но когда она наклонилась, чтобы взять его на руки, гном оскалил зубы, замахнулся на нее ручками с выпущенными когтями и исчез. Двигаясь очень медленно, Джил снова села. Почему гном так на нее злится? Казалось, ей следовало бы это знать, но память никак не хотела возвращаться к ней. Джил взяла из травы камушек и уставилась на него. Постоянное дрожание и изменение кристаллической структуры стало видимым, и она отбросила камушек.
   Все это утро они ехали через лес, долгим, кружным путем по каким-то неведомым тропам. В каждом дереве жила какая-то сущность, они склонялись над тропой и протягивали к Джил лохматые пальцы. Некоторые пугали ее; другие казались безобидными; третьи – а этих набиралось очень мало – просили ее стать их другом, с дрожью протягивая покрытые листвой руки. Когда она отвернулась от тропы, лес превратился в лабиринт твердых стен, которые прерывались только лучами солнечного света, тяжелыми, как камень. Хотя временами Джил задумывалась о том, чтобы просто уехать от Перрина, она безнадежно потерялась. Время от времени она вспоминала о Родри. Пытается ли он преследовать их? Джил сомневалась, что он поверит ей, если она скажет ему, что уехала не по собственной воле – если он на самом деле когда-нибудь их догонит. Как он может ее найти, когда изменился весь мир?
   Даже мрачно-серые скалы казались яркими и светящимися, как драгоценные камни. Когда они с Перрином выезжали на какую-нибудь опушку или горный луг, солнечный свет проливался на девушку, как вода; Джил могла поклясться, что чувствует, как солнце капает с нее и стекает по рукам. Небо представляло собой твердый купол из ляпис-лазури, и впервые в жизни Джил поверила в то, что боги путешествуют по небу точно так же, как мы путешествуем по земле. Под тяжким грузом всей этой красоты Джил словно кружилась в седле – по крайней мере, у нее возникали такие ощущения – и временами у нее по лицу текли слезы. Один раз, когда они ехали по лугу, два жаворонка выскользнули из своего укрытия и полетели, распевая разрывающую сердце трель. Они поднимались в лазурное, кристаллическое небо, их крылья бились и трепетали с шумом, напоминающим слабые раскаты грома. Тогда Джил поняла: что бы еще ни случилось, это мгновение, этот трепет крыльев; эта полоса звука выдержат вечность. Когда она попыталась рассказать Перрину о своем видении, он только уставился на нее и сказал, что она спятила. Джил рассмеялась. Она была с ним согласна.
   Этим вечером они рано разбили лагерь рядом с большим ручьем. Перрин достал удочку и крючки, сказал, что идет ловить рыбу, и отправился вверх по течению. Джил долго лежала на берегу и смотрела в воду, наблюдая за простейшими духами в водоворотах, сплетающимися и соединяющимися друг с другом. Она видела маленькие личики в белой пене, следы стройных тел, слышала тихие голоса. Казалось, они чего-то хотят от нее, и наконец она разделась и присоединилась к ним. Смеясь, Джил нырнула и стала плескаться в воде с ундинами, пыталась их поймать. Впервые она ясно услышала их. Они звали ее по имени: «Джил, Джил, Джил». Затем внезапно они резко закричали и исчезли. Джил повернулась в воде, подняла голову и увидела Перрина, который стоял на берегу и держал трех форелей. Ее сердце упало, как у ученика, поднимающего голову от игры, чтобы встретиться взглядом, с учителем, который гневно смотрит на него с его незаконченной работой в руке.
   Тем не менее, когда Джил взобралась на берег, Перрин совсем не сердился на нее. Напротив, он обнял ее, поцеловал, он окутывал ее своим желанием, пока она тоже не захотела его и с готовностью не легла с ним на траву. Позднее он встал, оделся и начал чистить рыбу, а Джил так и лежала обнаженная в мягкой траве и пыталась вспомнить имя человека, которого когда-то любила. Хотя она видела у себя в сознании его лицо, память отказывалась подсказать его имя. Задумавшись над этим, Джил встала и оделась, а затем осторожно бросила взгляд на ручей. Простейшие духи вернулись. Теперь они с укором смотрели на нее.
   – Родри, Джил, – шептали они. – Как ты могла забыть своего Родри?
   Она закрыла лицо руками и заплакала, зарыдала в голос. Когда Перрин бросился к ней, чтобы успокоить, она с такой силой оттолкнула его, он потерял равновесие и упал. Подобно испуганному зверьку, Джил побежала по высокой траве опушки. Она бросилась в лес, но там зацепилась за корень и растянулась. Мгновение она лежала, тяжело дыша. Джил увидела, как темны деревья, как угрожающе они опускают ветки, чтобы схватить ее. Теперь они выглядели, как строй вооруженных охранников. Когда Перрин пришел, чтобы отвести ее назад, Джил не спорила. В тот вечер он развел костер и нанизал форель на зеленые палочки, чтобы пожарить. Джил съела несколько кусков, но еда, казалось, застревала у нее в горле, рыба внезапно сделалась вязкой, как мед. Однако Перрин проглотил свою порцию, словно умирал с голоду, и заснул у костра. Джил долго наблюдала за ним. Было бы смехотворно легко убить его, но воспоминания о лесе остановили ее. Если Перрин умрет, она останется здесь одна, в ловушке, умирающая с голоду. Она будет ходить кругами и все больше и больше впадать в панику. Последним усилием воли Джил заставила себя прогнать мысли, которые угрожали разразиться истерикой. Дрожа и внезапно почувствовав холод, она уставилась в огонь. Там появлялись духи и падали в языки пламени, они плясали на дровах, которые так предусмотрительно им предоставили люди, Джил почти явственно слышала, что они говорят среди шипения пламени. Одно полено прогорело насквозь и рассыпалось целым фонтаном золотых искр. В быстром танце пламени появилось настоящее лицо, золотое, дрожащее в костре. Когда оно заговорило, то зазвучал настоящий человеческий голос:
   – Что с тобой, дитя? Что случилось?
   – Случилось? – Она заикалась и бормотала. – Правда?
   Мгновение лицо смотрело на нее; затем исчезло. Озадаченная, неспособная думать, Джил легла рядом с Перрином и заснула.
   Бесформенный, как вода, один день перетекал в другой. Джил не могла их считать; она утратила само представление о счете, словно та часть ее сознания, которая отвечала за сроки, монеты и другие вещи, поддающиеся исчислению, выпала из ее седельных вьюков и потерялась по пути. Когда Перрин обращался к ней, было трудно отвечать, потому что слова исчезали в великолепии леса. К счастью, говорил он редко, очевидно, вполне удовлетворенный ее молчаливым присутствием. По ночам, когда они разбивали лагерь, Перрин страстно желал заниматься с ней любовью. Потом он приносил ей. ужин, как паж, когда Джил сонная лежала у костра. Вся его медлительность, колебания, шаркающая походка, туманные улыбки и заикание – все исчезло. Он смеялся и действовал спокойно, умело и уверенно, он был полон силы и жизни, когда находился на дикой местности. Джил предполагала, что образ придурка и робость служили Перрину просто щитом, которым он прикрывался, когда был вынужден жить среди людей.
   Ее догадка подтвердилась, когда они заехали в деревню, чтобы купить еды на рынке. Перрин стал таким, как раньше. Он бесцельно ходил то в одну, то в другую сторону, непрерывно заикался, когда торговался, покупая сыр, персики и буханки хлеба. Поскольку Джил оказалась неспособной изъясняться внятно, она ничем не могла помочь ему. Один раз она заметила, как жена фермера ошеломленно наблюдает за ними, словно раздумывает, как такая пара придурков до сих пор не сгинула в пути.
   Сделав покупки, Джил с Перрином отправились в крошечную таверну – выпить эля. Они очень долго пили только родниковую воду, и эль показался таким великолепным, что Джил смаковала каждую каплю. Хотя в маленькой комнатке вместо кровати на полу лежала грязная солома, очаг давно не чистили, а столы стояли изрезанные, она там чувствовала себя счастливой. Было приятно видеть других людей, таких же, как она, слушать человеческие голоса вместо бесконечного ветра, гуляющего по лесу, и журчания воды. Полный лысый мужчина в пестрых бриггах купца по-дружески улыбнулся ей: