Страница:
): "С кем ты оставил овец в пустыне? Я знаю твое высокомерие и твое дурное сердце; ты пришел посмотреть на сражение'" (17:28). Почему Элиав так говорит о Давиде? А Давид спрашивает опять, что будет тому, кто убьет филистимлянина, хотя он уже слышал. Давид не рассчитывает на чудо, он просто обладает необычайной силой, это видно из его рассказа о льве и медведе. Почему же никто не знает о такой его силе? Ведь Саул вначале говорит: "Ты не можешь пойти, потому что ты еще юноша" (17:33). Великая мудрость Господа Таков был замысел Творца, что свет Мессии должен быть спрятан, пока не настанет время его открыть, и тогда сила этого света будет соответствовать глубине сокрытия. Мы видим, под сколькими завесами был спрятан свет Давида, пока он не воссиял на троне. Но даже и тогда он не был открыт во всей своей силе, так как то поколение еще не было достойно его. Этот свет откроется во всей своей мощи в Мессии - сыне Давида. Когда Боаз умер (сразу после своей женитьбы на Рут), на мир спустилась тьма. Многие говорили: "Нельзя смешивать потомство избранных Израиля с потомством моавитянки. Боаз умер из-за Рут, и сын ее - незаконнорожденный". Многие не были уверены в Галахе о моавитянках, так как эта Галаха, как говорится, висела на ниточке, только Бог знал, что она правильна. Овед вырос, и все видели, что он - праведник. Люди воспряли духом и сказали:"Если бы он был, не дай Бог, незаконнорожденный, то ему не удалось бы стать таким праведным и святым". Это мнение укрепилось, когда родился Ишай, человек абсолютно чистый, без единой плохой черты. У Ишая родилось шесть сыновей, и не было в Бейт-Лехеме таких чистых и праведных людей, как они. Теперь уже все были уверены, что все в порядке. Но вот опустилась еще одна завеса, Бог спрятал свет Мессии. Это как раз было связано с рождением Давида. "Господь сказал, что Он будет обитать в густой тьме" Наши Мудрецы говорят, что в старости Ишай стал сам сомневаться в своем статусе: он очень боялся совершить даже малейший грех. Он подумал: "Вдруг я все-таки незаконнорожденный, и Галаха о моавитянках неправильна? Как же я тогда могу жить со своей женой, законнорожденной дочерью Израиля?" У него в это время уже было шесть сыновей и две дочери. Как же можно исправить дело? Но пути злодеев не таковы, как пути праведников. Злодеи не боятся греха, они боятся наказания. Когда они полностью погружаются в грех, они уже не выходят из него, так как думают: "Все равно мы уже будем наказаны". Праведники же больше боятся самого греха. Поэтому Ишай пошел и отделился от своей жены. Много лет он жил так, и его сыновья знали об этом. Но Ишай, будучи праведником, знал: Бог не хочет, чтобы человек жил без жены. Что же он сделал? Он женился на рабыне-хананеянке и сказал ей: "Ты условно свободна: если я - нормальный еврей и могу войти в общество Господа, ты свободна и моя жена по закону Моше и Израиля. Если же мне нельзя войти в общество Господа, то остаешься рабыней и разрешена моавитянину". Жена Ишая, чистая и праведная женщина, очень страдала из-за того, что ее праведник-муж от нее отделился, и хотела родить от него еще детей. Рабыня видела ее страдания и сказала ей: "Поступи со мной, как Лия поступила с Рахелью", и жена Ишая подменила рабыню. Она молилась, и Бог ответил на ее молитву: она зачала. А Ишай не знал о подмене. Через три месяца его сыновья увидели, что их мать беременна, и сказали Ишаю: "Смотри, мать ждет ребенка от распутства. Ее нужно убить!" Ишай почувствовал огромную тревогу и сказал сыновьям: "Пусть она рожает. Не нужно, чтобы о нас ходили сплетни. Пусть ребенок будет презираем, пусть он будет вам слугой". Он хотел таким образом помешать Давиду смешаться с народом Израиля (несмотря на то, что не стал объявлять о его "незаконнорожденности"). От этого зачатия и родился Давид. Вот о чем его слова: "Чужим стал я для братьев своих" (они считали, что он незаконнорожденный) и "посторонним для сынов матери своей" (они подозревали ее в разврате). Страдание и счастье вместе Давид с младенчества понимал свою судьбу. Пока он еще лежал в колыбели, мать шептала ему: "Ты чистый сын мой, освященный из утробы, и твоя мать чиста. Пусть твое сердце не отчаивается в страданиях, ожидающих тебя. Принимай их с любовью и верой в Бога, и все будет хорошо". Давид вырос, и он видел разделение между ним и его братьями. Он понимал и принимал его. Братья держались в стороне от Давида. Но он знал причину, знал, что они делают это из ненависти к греху, и, несмотря ни на что, любил их. Он думал: они ненавидят не меня, а грех, и я ненавижу грех, как и они. Поскольку никто, кроме братьев Давида и его отца, не знал, почему семья Давида так обращается с ним, люди начали обвинять его во многих вещах, в которых он не был повинен. Никто не разуверял их, и у многих появилась уверенность в том, что Давид - плохой человек. Давид жил в полной изоляции. Он проводил все время в лугах, где пас стада, и там был свободен от всего, - там он был только с Богом. Поэтому он говорил: "Это было хорошо для меня, что я был унижен, чтобы я мог выучить Твои уставы". Давид был счастлив в своих страданиях и благодарил за них. Если бы он не страдал, он не смог бы так прилепиться к Богу. Красивые глаза и приятная внешность Иногда Давид приходит в дом своего отца. Он возвращается в Бейт-Лехем, и горожане смотрят на него. Он не ест хлеб досыта. Он не знает телесных наслаждений, никогда не надевает роскошные одежды. Когда его обуревает страсть, он постится, носит вретище и сосредоточивает все свои помыслы на молитвах о чистоте сердца. Как могут люди увидеть его красоту? Он белокур от жгучего солнца пустыни. Его глаза блестят из-за его стремления к Богу. Он худ, ростом ниже своих братьев. Его одежда в заплатах. "Где ты был, Давид? Что ты делал?" И он, как вор, пробирается в город и уходит незамеченным. "Где ты был, Давид, этой ночью? Приведи свидетелей, которые расскажут, что ты делал, подтвердят, что ты невиновен". Что он может сказать: "Я искал близости Создателя", "Я пел песнь Моему Богу"? Давид молчит. "Позор нашего города", - говорят жители Бейт-Лехема. "Позор дома своего отца", - говорят его братья. Час Давида еще не пробил. До того, как он пробьет, Давид готов принимать все несчастья с радостью; у него "красивые глаза", и он смотрит на все, что происходит вокруг него, добрыми глазами. И у Давида "приятная внешность": куда он ни смотрит, он видит только хорошее. Восьмой сын Ишая Дом Ишая уже не надеется, что с его помощью будет открыта Слава Бога, из-за Давида, который "опозорил" свой дом. Но вот пришел Шмуэль, посланник Бога, держа в руках "елей помазания" для того, чтобы помазать одного из сынов Ишая в цари. Ишай привел своих семерых сыновей. Давида он не привел. Шмуэль спрашивает: "Нет больше юношей?" Если бы он спросил: "Нет больше у тебя сыновей", то Ишай должен был бы ошибочно ответить: "Вот они все". Но Господь сделал так, чтобы не заставить святые уста Ишая вымолвить неправду, "юноша" - это означает все юноши, даже слуги... "Есть еще маленький, и вот, он пасет овец". Не будем вспоминать о грехе. Скажем об овцах, и все будет хорошо и для нас, и для него. И вот Давид помазан, и вдруг все, что произошло с Давидом, начиная с его зачатия, стало ясно Ишаю. Он понял, что у него был и восьмой сын, и он назвал Давида "сын мой". Элиав слышал это, но не понял тайну Бога. Ему осталось неясным, как это возможно: среди сыновей его матери есть незаконнорожденный, и он будет царем? Таков путь праведных: когда им открывают тайны Бога, они не рассказывают о них друг другу, пока не видят, что Бог хочет, чтобы тайна была открыта. И Ишай знал: Элиаву еще рано знать обо всем. Мера страдания Давида еще не исполнилась. Давид продолжает пасти овец. Как его просил Ишай Давид пошел на войну не для того, чтобы "посмотреть на сражение", в чем подозревал его Элиав, а только чтобы выполнить указание Ишая, и в Писании сказано: "И пошел, как его просил Ишай". Откроет ли Давид до срока то, что скрыл Бог? Нет. Давид хранит свой секрет. Когда Давид пришел на поле сражения и услышал богохульства Голиафа, он знал, что у него достаточно силы, чтобы поразить филистимлянина. Он не надеялся на чудо, он просто полагался на собственную силу, но он не стал рассказывать всем о своей силе. Он слышал слова о том, что даст царь тому, кто поразит филистимлянина, и использовал эти слова, чтобы замаскировать свое величие. Он переспрашивал всех, что будет тому, кто поразит филистимлянина, чтобы люди говорили о нем: "Посмотрите, этот молодой пастух хочет жениться на дочери царя" и смеялись над ним. И когда Давид рассказывал Саулу о себе, он говорил хитро и открывал одну меру своей силы, скрывая две. Он ничего не говорил об огне, который горит в его сердце, огне ревности за Бога, разгорающемся от богохульств филистимлянина. Он скрывал этот огонь под скромными словами: "Господь, который спас меня от руки льва и медведя. Он спасет меня и от руки этого филистимлянина". Голос помазанника Бога Но вот настало время Давиду открыться. Глаза всего Израиля устремлены на поединок между Давидом и Голиафом. Давид - это уже не молодой пастух, это меч Израиля, гордость его. И у этого меча две стороны: одна - чтобы дать правильный ответ богохульствующему, а другая - чтобы его убить. Теперь все увидят разницу между сыном Орпы, вернувшейся в поля Моава, и сыном Рут, вернувшейся в Бейт-Лехем. Теперь Давид говорит, что это не он сам, это Божественный Дух говорит через него. Вначале Давид думал: "Я покончу с филистимлянином и вернусь к овцам моего отца в пустыню". Но Бог не разрешил ему возвращаться. Давид должен был теперь пасти Его народ, Израиль. Настало его время быть царем. И вот Давид стал царем, но его слава еще не полностью открыта. У него еще много врагов, его прежняя "вина" еще не забыта, его происхождение все еще обсуждается. "Кражи", которые он не совершал, но возвращал, все еще припоминаются ему. Настало время Давида быть царем, но не для всех сынов Израиля пришло время признать Давида своим царем. Чаша горя Давида еще не переполнена. Он не нашел еще вторую жемчужину, потерянную в Аммоне его отцом Авраамом. Этой жемчужиной была Наама-аммонитянка (жена Шломо, сына Давида). Она была так же важна для царства, как Рут-моавитянка. Но и тогда вся мера величия Давида не будет открыта. Она будет открыта полностью в дни его потомка Мессии, сына Давида, который придет скоро, в наши дни. День Давида Праздник Шавуот - это и йорцайт (годовщина смерти) царя Давида. Поэтому в диаспоре принято во второй день Шавуота собираться в синагоге - в память о смерти Давида. Читают всей общиной Книгу Псалмов, зажигают поминальные свечи. В некоторых общинах зажигают 150 свечей в соответствии с количеством псалмов в Книге Псалмов. В святом городе Иерусалиме принято приходить к месту, где, как традиционно считается, погребены цари из Дома Давида, и вспоминать заслуги Давида перед Израилем.
"Религиозная философия"
Рабби Йосеф Соловейчик
Человек Галахи
В "человеке Галахи" мы видим две противоречивые сущности; два несходных образа воплощаются в его душе. С одной стороны, он далек от обычного "человека веры", как Восток от Запада, и во многом похож на прозаического человека знания; с другой стороны, он - человек Божий, онтологические взгляды которого посвящены Небу, а представления о мире питаются от сияния Шехины (Божественного присутствия). Поэтому его сознание с трудом поддается анализу с помощью методов дескриптивной психологии и современной философии религии, применявшихся к "человеку веры" в обычном понимании. "Человек Галахи" являет собой оригинальный, даже странный образ, непривычный для исследователей религий. И если современная психология даже обычного "человека веры" считает личностью противоречивой, борющейся со своим сознанием, разрываемой противоположностями, тем более это верно для "человека Галахи". Чем-то он похож на "человека веры", чем-то - на "человека знания", но как целое он совершенно отличен от них обоих. "Человек Галахи" антиномичен по двум причинам: 1) глубоко в нем коренится душа "человека веры", страдающая от противоречий; 2) он также обладает душой "человека знания", отвергающей все стремления души "человека веры". Однако наличие борющихся начал не приводит к образованию нестойкой смеси разнородных ингредиентов, которая повлекла бы распад и увядание. Напротив, из противоречий и антиномий вырастает в сиянии и святости новая индивидуальность, душа которой очищена в горниле сомнений и внутренних споров и переплавлена в огне духовных дисгармоний до степени, недостижимой для "человека веры". Благодаря тому, что единению души предшествовала глубокая расщепленность, ей удается иногда достичь такого совершенства, которое по своей красе и великолепию несравнимо с уровнем, достигаемым простой цельной личностью, не испытавшей мук духовных противоречий. "По усилию - награда" (Авот 5:23) и по степени расщепленности - единство! Духовный синтез "человека Галахи" характеризуется гармонией и совершенством; ведь разрыв коснулся самых потаенных глубин его сущности. Наша цель в этой статье - проникнуть в строение души "человека Галахи" и точно определить природу "необычного и странного" существа, открывающегося миру из тесных "четырех локтей Галахи" (Берахот 8а), с руками, испачканными "оболочкой и последом" (Берахот 4а) (неэстетичными деталями практического соблюдения Закона). Чтобы достигнуть этой цели, однако, нам надо начать с наброска сравнительного описания онтологических взглядов "человека веры" и "человека знания", т.к. из их отличий и противопоставлений мы придем к пониманию природы "человека Галахи", мастера талмудической диалектики. Сколь отличны подходы "человека веры" и "человека знания" к миру Святого, да будет Он благословен! Когда человек знания наблюдает Вселенную и наполняющее ее (Псалмы 50:12), всматривается в великое и возвышенное бытие, он жаждет постичь его, раскрыть его свойства. Стремление человека знания открыть тайну мира и разрешить загадки сущего. Когда человек знания всматривается в космос, он наполняется одной великой страстью - жаждой понимания, анализа и объяснения. Он желает разрешить проблемы познания сущего и стремится развеять облако тайны, сгущающееся над порядком явлений и событий. Человек знания не терпит сумерек, намеков и тайн вокруг бытия. Он желает твердых установлений, формулировок, закономерностей и законов, устранения тьмы чуда и внезапности, непредвиденного и непонятного в сущем. Человек знания устанавливает порядок мироздания, построенный на принципах причинности и закономерности. Напротив, когда человек веры предстает перед миром Святого, да будет Он благословен, и всматривается в него, он не стремится свести тайны мироздания, к элементарному явлению, которое способен постичь любой новичок; наоборот, желание его - подчеркнуть таинства сущего - mysterium tremendum, усугубить ощущение тайны сотворенного. Он всматривается в скрытое не для того, чтобы разгадать его, и изучает непостигнутое не для того, чтобы получить награду - разъяснение. Это не означает, что человек веры предпочитает хаос совершенному творению, или что он отдает предпочтение миру в его первобытном становлении (Маасе Берешит) и вносит в мир неупорядоченность. Не дай Бог! Также и он стремится к закономерности и упорядоченности, определенности и необходимости; но для человека веры открытие закона и установление порядка и причинности в сущем только усиливают и углубляют проблему и тайну. В то время, как человек знания, установив господство причинно-следственных связей в природе, считает свою задачу выполненной, человек веры не удовлетворяется "совершенством мира, управляемого законом", так как сама суть существования законов есть загадочная таинственность и таинство. Познание, согласно философии человека веры, есть постижение чуда и сверхъестественного в самих законах бытия. Из этого характерного подхода человека веры к бытию вытекает следующий вывод: человек веры не принимает никакого онтического монизма. Для него реальность не единообразна и одноцветна, а плюралистична, многослойна, многоступенчата и многостадийна. Оптический плюрализм есть основа мировоззрения человека веры. Когда он обращается к миру, чтобы познать и оценить его, он ищет в бытие реальном и телесном следы Высших Миров, которые все - благо, бесконечность и вечность. Наш мир есть лишь бледное отображение другого мира. Человек знания совершенно не интересуется бытием, выходящим за рамки закономерностей, и он не питает никаких чувств к сущему вне ощущений, научно непостижимому, так как его цель - законность, а законность всегда заключена в рамки реальности. Объект его внимания ограничен совокупностью физических и психических феноменов. Человек веры, напротив, выходит за рамки конкретной реальности и бытия, данного лишь в контексте научного опыта, и входит в высшие сферы. Отзвуки тоски человека веры по Высшему бытию слышны иногда в мире науки и позитивного знания. Платоновский мир идей как парадигма истинного бытия (парадеигмата) и реальный мир как бледное отражение сущего; восхождение в онтологической теории Аристотеля от первичной материи, которую невозможно описать, к чистым первоформам; умозрительный космос в системе Филона Александрийского: концепции эманации и цепочка порождающих друг друга миров у неоплатоников; бесконечная субстанция с бесконечным множеством атрибутов, с одной стороны, и, с другой стороны, только двумя известными нам атрибутами - протяженностью и мыслью, в философии Спинозы; явление (феномен) и абсолют (ноумен) в кантианстве; возрождение дуализма сущности и существования, столь характерное для арабской философии и христианской схоластики, в философии Гуссерля и Шелера; современная метафизика, стремящаяся проникнуть в абсолютное бытие; все школы эпистемиологического идеализма, подчиняющие бытие сознанию и мысли, во всем разнообразии их форм от Беркли до Германа Когена; концепция абсолютных ценностей, завоевавшая себе важное место в современной этике и эпистемиологии и т.п., - все это есть проблески религиозной мысли, стремящейся к своему Создателю. Душа, полная религиозных устремлений, блуждает подчас на тропах секулярного познания. Эти устремления не ограничиваются только сферой размышления и абстрактной философии, но прорываются сквозь ограду теорий в область практики и практических приложений. Поиск трансцендентного превращается в нравственный принцип, в огненный столп, озаряющий дорогу перед религиозным человеком. Данные подходы к реальности преобладают как в пантеистических, так и в теистических философиях. Каждая из этих систем накладывает, конечно, свой отпечаток на этические выводы, вытекающие из подхода человека веры к трансцендентному, и выводы эти сильно разнятся. Общим, однако, является стремление человека веры к чистому и возвышенному бытию. Загадка мироздания и вечные вопросы, витающие над поверхностью сущего, влекут его за грань реальности. Философия и взгляды на мироздание у человека Галахи иные, чем просто у человека веры. Человек Галахи во многом напоминает человека знания, но во многом и отличается от него. В отношении человека Галахи к действительности нет априорной апелляции к трансцендентности. Суть его подхода выделяется своей оригинальностью и самостоятельностью. Никакие приемы и понятия, выработанные психологией и философией для постижения феномена религии, не помогают понять отношения человека Галахи к миру. Исследование мира человеком Галахи мотивируется не боязнью бытия и не страхом перед небытием, не чувством зависимости от реальности, запечатленным в его сознании, не стремлением к освобождению, не тягой к открывающимся моральным идеалам, не простой любознательностью, как у человека анализа; основой мотивации являются априорные образы мира, содержащиеся в глубинных слоях его личности. Можно при желании условно назвать этот подход когнитивно-нормативным, хотя это не та когнитивная и моральная ориентация, о которой говорят философы - классические "люди знания". Мы знаем, что человека знания характеризует двойственный подход к реальности: с одной стороны, эмпирический, постериорный подход, а с другой стороны - априорный. Ясно и без специальных указаний, что вокруг этого вертится вся дискуссия между рационалистами и эмпиристами. В сущности, этот спор символизирует два направления в отношении человека к миру. Когда человек знания взирает на мир Господень и стремится познать его (мы не будем сейчас заниматься изучением природы этого стремления), он приходит к двум решениям. 1) Ворваться в сердцевину бытия, всмотреться в него, вдуматься в его образ для того, чтобы проникнуть в его суть и строение. Приближение к миру происходит при этом без предварительно намеченных планов, без тщательной подготовки. Человек прокладывает себе путь во мраке, поражаясь и изумляясь разнообразию явлений и первобытному хаосу мироздания, пока он не натыкается на постоянно повторяющиеся схемы, существование которых он смутно ощущал уже раньше. Тогда ему удается сформулировать принципы и установить законы, которые и освещают далее его путь. 2) Второй путь - это сконструировать для раскрытия тайны реального мира мир идеальный, упорядоченный и стабильный, прозрачный и ясный как день; это творение идеальное, априорное, на которое он взирает с удовлетворением. Искусственность этого мира не беспокоит его. У него нет стремления к пассивному восприятию мира, вместо этого он создает идеальный априорный образ, который и сравнивает далее с реальным миром. Его подход, таким образом, есть лишь установление соответствия между этим идеальным творением и непосредственной реальностью. Достигнув этого, он считает свою задачу выполненной. Он не интересуется данными в ощущениях феноменами и их природой как таковыми, вне их соответствия сконструированному им самим идеалу. Это подход математики и вооруженных математическим аппаратом естественных наук вершина современной цивилизации. Такое отношение к миру и априорно, и идеалистично, т. к. познание выступает как построение идеальной упорядоченной конструкции, причем из самой ее сути с необходимостью следует ее адекватность; для подтверждения пригодности и истинности построенной системы не требуется точного соотнесения с миром конкретных, многообразных явлений. Напротив, все, что у нас есть, это - приближенное согласие. Так, реальный, ощущаемый треугольник не вполне идентичен идеальному треугольнику из геометрии; то же верно и для других математических объектов. Существуют мир идеальный и мир реальный, обладающие лишь приблизительным соответствием. На самом деле, математика совершенно не интересуется реальными объектами, соответствующими математическим образам. И это верно не только в теоретической, идеальной постановке вопроса - даже с прикладной точки зрения математический подход ставит целью не постижение реального мира как такового, но установление отношения соответствия и аналогии. Когда к реальности обращается человек Галахи, он имеет в Руках Тору, данную ему с горы Синайской. Свод Галахот, законов, твердых правил освещает ему путь к бытию. Человек Галахи подходит к миру, вооруженный законами, установлениями, уставами, принципами; поэтому его подход к миру априорный. Он начинает с идеальной конструкции, а заканчивает - реальной, истинной. Чему это можно уподобить? Математику, чертящему идеальный мир, а затем использующему его для нахождения того, как он соотносится с реальным миром (как объяснялось выше). Сущность Галахи, полученной им от Бога, сотворение идеального мира и познание отношения между ним и реальностью, со всеми ее феноменами, корнями и основаниями. Не существует никаких явлений, созданий и творений, к которым не обращалась бы со своими идеальными стандартами априорная Галаха. Когда человек Галахи видит горизонт с лучами заходящего солнца или проблесками утренней зари, он осознает, что восход или меняет Галахический статус ситуации - и влияет на обязанности человека заповеди. Появление зари и восход обязывают его к выполнению заповедей, связанных с днем: чтение утреннего "Шма", цицит, тфилин, утренняя молитва "18 благословений", этрог (в праздник Суккот), шофар (в Новый год), Наллель (благодарственные псалмы в Праздник) и т.п. Заря и восход делают также время подходящим для действия множества законов: заслушивание свидетелей, прием прозелитов, халица (отказ от левиратного брака) и т.п. Закат влечет обязанности и заповеди, связанные с ночью: вечернее "Шма", маца, счет дней по Омеру (отсчет дней от Песаха до Шавуота) и т.д. В канун Суббот и Праздников освящение дня происходит с заходом солнца: будничность и святость зависят от природного космического явления - захода солнца. Святость создается не чем-нибудь трансцендентным, а доступным наблюдению явлением - ходом мироздания. Человек Галахи знает, что светила определяют весь еврейский календарь, и для определения дат надо опираться на астрономические измерения. Человек Галахи исследует все уголки и закоулки мироздания и в физиологии, и в биологии. Он определяет характер всех функций человеческого тела - еды, половой жизни, других телесных отправлений по принципам и критериям Галахи - "размер оливки", "размер финика", "время, нужное для того, чтобы съесть полбуханки хлеба", "нормальная еда" и "ненормальная еда", "начало соития", "завершение соития", "нормальное соитие" и "аномальное соитие" и т. п. Галаха изучает функционирование организма: менструальный цикл женщины, различные выделения, бывающие и у женщин, и у мужчин, девственная кровь, беременность, различные этапы родов, признаки травм, из-за которых животные становятся некошерными, признаки чистых животных, птиц и рыб и т.п. Отношение человека Галахи к любым явлениям реального мира задано изначально, к каждому явлению он подходит, исходя из ясной, точной априорной установки.
"Религиозная философия"
Рабби Йосеф Соловейчик
Человек Галахи
В "человеке Галахи" мы видим две противоречивые сущности; два несходных образа воплощаются в его душе. С одной стороны, он далек от обычного "человека веры", как Восток от Запада, и во многом похож на прозаического человека знания; с другой стороны, он - человек Божий, онтологические взгляды которого посвящены Небу, а представления о мире питаются от сияния Шехины (Божественного присутствия). Поэтому его сознание с трудом поддается анализу с помощью методов дескриптивной психологии и современной философии религии, применявшихся к "человеку веры" в обычном понимании. "Человек Галахи" являет собой оригинальный, даже странный образ, непривычный для исследователей религий. И если современная психология даже обычного "человека веры" считает личностью противоречивой, борющейся со своим сознанием, разрываемой противоположностями, тем более это верно для "человека Галахи". Чем-то он похож на "человека веры", чем-то - на "человека знания", но как целое он совершенно отличен от них обоих. "Человек Галахи" антиномичен по двум причинам: 1) глубоко в нем коренится душа "человека веры", страдающая от противоречий; 2) он также обладает душой "человека знания", отвергающей все стремления души "человека веры". Однако наличие борющихся начал не приводит к образованию нестойкой смеси разнородных ингредиентов, которая повлекла бы распад и увядание. Напротив, из противоречий и антиномий вырастает в сиянии и святости новая индивидуальность, душа которой очищена в горниле сомнений и внутренних споров и переплавлена в огне духовных дисгармоний до степени, недостижимой для "человека веры". Благодаря тому, что единению души предшествовала глубокая расщепленность, ей удается иногда достичь такого совершенства, которое по своей красе и великолепию несравнимо с уровнем, достигаемым простой цельной личностью, не испытавшей мук духовных противоречий. "По усилию - награда" (Авот 5:23) и по степени расщепленности - единство! Духовный синтез "человека Галахи" характеризуется гармонией и совершенством; ведь разрыв коснулся самых потаенных глубин его сущности. Наша цель в этой статье - проникнуть в строение души "человека Галахи" и точно определить природу "необычного и странного" существа, открывающегося миру из тесных "четырех локтей Галахи" (Берахот 8а), с руками, испачканными "оболочкой и последом" (Берахот 4а) (неэстетичными деталями практического соблюдения Закона). Чтобы достигнуть этой цели, однако, нам надо начать с наброска сравнительного описания онтологических взглядов "человека веры" и "человека знания", т.к. из их отличий и противопоставлений мы придем к пониманию природы "человека Галахи", мастера талмудической диалектики. Сколь отличны подходы "человека веры" и "человека знания" к миру Святого, да будет Он благословен! Когда человек знания наблюдает Вселенную и наполняющее ее (Псалмы 50:12), всматривается в великое и возвышенное бытие, он жаждет постичь его, раскрыть его свойства. Стремление человека знания открыть тайну мира и разрешить загадки сущего. Когда человек знания всматривается в космос, он наполняется одной великой страстью - жаждой понимания, анализа и объяснения. Он желает разрешить проблемы познания сущего и стремится развеять облако тайны, сгущающееся над порядком явлений и событий. Человек знания не терпит сумерек, намеков и тайн вокруг бытия. Он желает твердых установлений, формулировок, закономерностей и законов, устранения тьмы чуда и внезапности, непредвиденного и непонятного в сущем. Человек знания устанавливает порядок мироздания, построенный на принципах причинности и закономерности. Напротив, когда человек веры предстает перед миром Святого, да будет Он благословен, и всматривается в него, он не стремится свести тайны мироздания, к элементарному явлению, которое способен постичь любой новичок; наоборот, желание его - подчеркнуть таинства сущего - mysterium tremendum, усугубить ощущение тайны сотворенного. Он всматривается в скрытое не для того, чтобы разгадать его, и изучает непостигнутое не для того, чтобы получить награду - разъяснение. Это не означает, что человек веры предпочитает хаос совершенному творению, или что он отдает предпочтение миру в его первобытном становлении (Маасе Берешит) и вносит в мир неупорядоченность. Не дай Бог! Также и он стремится к закономерности и упорядоченности, определенности и необходимости; но для человека веры открытие закона и установление порядка и причинности в сущем только усиливают и углубляют проблему и тайну. В то время, как человек знания, установив господство причинно-следственных связей в природе, считает свою задачу выполненной, человек веры не удовлетворяется "совершенством мира, управляемого законом", так как сама суть существования законов есть загадочная таинственность и таинство. Познание, согласно философии человека веры, есть постижение чуда и сверхъестественного в самих законах бытия. Из этого характерного подхода человека веры к бытию вытекает следующий вывод: человек веры не принимает никакого онтического монизма. Для него реальность не единообразна и одноцветна, а плюралистична, многослойна, многоступенчата и многостадийна. Оптический плюрализм есть основа мировоззрения человека веры. Когда он обращается к миру, чтобы познать и оценить его, он ищет в бытие реальном и телесном следы Высших Миров, которые все - благо, бесконечность и вечность. Наш мир есть лишь бледное отображение другого мира. Человек знания совершенно не интересуется бытием, выходящим за рамки закономерностей, и он не питает никаких чувств к сущему вне ощущений, научно непостижимому, так как его цель - законность, а законность всегда заключена в рамки реальности. Объект его внимания ограничен совокупностью физических и психических феноменов. Человек веры, напротив, выходит за рамки конкретной реальности и бытия, данного лишь в контексте научного опыта, и входит в высшие сферы. Отзвуки тоски человека веры по Высшему бытию слышны иногда в мире науки и позитивного знания. Платоновский мир идей как парадигма истинного бытия (парадеигмата) и реальный мир как бледное отражение сущего; восхождение в онтологической теории Аристотеля от первичной материи, которую невозможно описать, к чистым первоформам; умозрительный космос в системе Филона Александрийского: концепции эманации и цепочка порождающих друг друга миров у неоплатоников; бесконечная субстанция с бесконечным множеством атрибутов, с одной стороны, и, с другой стороны, только двумя известными нам атрибутами - протяженностью и мыслью, в философии Спинозы; явление (феномен) и абсолют (ноумен) в кантианстве; возрождение дуализма сущности и существования, столь характерное для арабской философии и христианской схоластики, в философии Гуссерля и Шелера; современная метафизика, стремящаяся проникнуть в абсолютное бытие; все школы эпистемиологического идеализма, подчиняющие бытие сознанию и мысли, во всем разнообразии их форм от Беркли до Германа Когена; концепция абсолютных ценностей, завоевавшая себе важное место в современной этике и эпистемиологии и т.п., - все это есть проблески религиозной мысли, стремящейся к своему Создателю. Душа, полная религиозных устремлений, блуждает подчас на тропах секулярного познания. Эти устремления не ограничиваются только сферой размышления и абстрактной философии, но прорываются сквозь ограду теорий в область практики и практических приложений. Поиск трансцендентного превращается в нравственный принцип, в огненный столп, озаряющий дорогу перед религиозным человеком. Данные подходы к реальности преобладают как в пантеистических, так и в теистических философиях. Каждая из этих систем накладывает, конечно, свой отпечаток на этические выводы, вытекающие из подхода человека веры к трансцендентному, и выводы эти сильно разнятся. Общим, однако, является стремление человека веры к чистому и возвышенному бытию. Загадка мироздания и вечные вопросы, витающие над поверхностью сущего, влекут его за грань реальности. Философия и взгляды на мироздание у человека Галахи иные, чем просто у человека веры. Человек Галахи во многом напоминает человека знания, но во многом и отличается от него. В отношении человека Галахи к действительности нет априорной апелляции к трансцендентности. Суть его подхода выделяется своей оригинальностью и самостоятельностью. Никакие приемы и понятия, выработанные психологией и философией для постижения феномена религии, не помогают понять отношения человека Галахи к миру. Исследование мира человеком Галахи мотивируется не боязнью бытия и не страхом перед небытием, не чувством зависимости от реальности, запечатленным в его сознании, не стремлением к освобождению, не тягой к открывающимся моральным идеалам, не простой любознательностью, как у человека анализа; основой мотивации являются априорные образы мира, содержащиеся в глубинных слоях его личности. Можно при желании условно назвать этот подход когнитивно-нормативным, хотя это не та когнитивная и моральная ориентация, о которой говорят философы - классические "люди знания". Мы знаем, что человека знания характеризует двойственный подход к реальности: с одной стороны, эмпирический, постериорный подход, а с другой стороны - априорный. Ясно и без специальных указаний, что вокруг этого вертится вся дискуссия между рационалистами и эмпиристами. В сущности, этот спор символизирует два направления в отношении человека к миру. Когда человек знания взирает на мир Господень и стремится познать его (мы не будем сейчас заниматься изучением природы этого стремления), он приходит к двум решениям. 1) Ворваться в сердцевину бытия, всмотреться в него, вдуматься в его образ для того, чтобы проникнуть в его суть и строение. Приближение к миру происходит при этом без предварительно намеченных планов, без тщательной подготовки. Человек прокладывает себе путь во мраке, поражаясь и изумляясь разнообразию явлений и первобытному хаосу мироздания, пока он не натыкается на постоянно повторяющиеся схемы, существование которых он смутно ощущал уже раньше. Тогда ему удается сформулировать принципы и установить законы, которые и освещают далее его путь. 2) Второй путь - это сконструировать для раскрытия тайны реального мира мир идеальный, упорядоченный и стабильный, прозрачный и ясный как день; это творение идеальное, априорное, на которое он взирает с удовлетворением. Искусственность этого мира не беспокоит его. У него нет стремления к пассивному восприятию мира, вместо этого он создает идеальный априорный образ, который и сравнивает далее с реальным миром. Его подход, таким образом, есть лишь установление соответствия между этим идеальным творением и непосредственной реальностью. Достигнув этого, он считает свою задачу выполненной. Он не интересуется данными в ощущениях феноменами и их природой как таковыми, вне их соответствия сконструированному им самим идеалу. Это подход математики и вооруженных математическим аппаратом естественных наук вершина современной цивилизации. Такое отношение к миру и априорно, и идеалистично, т. к. познание выступает как построение идеальной упорядоченной конструкции, причем из самой ее сути с необходимостью следует ее адекватность; для подтверждения пригодности и истинности построенной системы не требуется точного соотнесения с миром конкретных, многообразных явлений. Напротив, все, что у нас есть, это - приближенное согласие. Так, реальный, ощущаемый треугольник не вполне идентичен идеальному треугольнику из геометрии; то же верно и для других математических объектов. Существуют мир идеальный и мир реальный, обладающие лишь приблизительным соответствием. На самом деле, математика совершенно не интересуется реальными объектами, соответствующими математическим образам. И это верно не только в теоретической, идеальной постановке вопроса - даже с прикладной точки зрения математический подход ставит целью не постижение реального мира как такового, но установление отношения соответствия и аналогии. Когда к реальности обращается человек Галахи, он имеет в Руках Тору, данную ему с горы Синайской. Свод Галахот, законов, твердых правил освещает ему путь к бытию. Человек Галахи подходит к миру, вооруженный законами, установлениями, уставами, принципами; поэтому его подход к миру априорный. Он начинает с идеальной конструкции, а заканчивает - реальной, истинной. Чему это можно уподобить? Математику, чертящему идеальный мир, а затем использующему его для нахождения того, как он соотносится с реальным миром (как объяснялось выше). Сущность Галахи, полученной им от Бога, сотворение идеального мира и познание отношения между ним и реальностью, со всеми ее феноменами, корнями и основаниями. Не существует никаких явлений, созданий и творений, к которым не обращалась бы со своими идеальными стандартами априорная Галаха. Когда человек Галахи видит горизонт с лучами заходящего солнца или проблесками утренней зари, он осознает, что восход или меняет Галахический статус ситуации - и влияет на обязанности человека заповеди. Появление зари и восход обязывают его к выполнению заповедей, связанных с днем: чтение утреннего "Шма", цицит, тфилин, утренняя молитва "18 благословений", этрог (в праздник Суккот), шофар (в Новый год), Наллель (благодарственные псалмы в Праздник) и т.п. Заря и восход делают также время подходящим для действия множества законов: заслушивание свидетелей, прием прозелитов, халица (отказ от левиратного брака) и т.п. Закат влечет обязанности и заповеди, связанные с ночью: вечернее "Шма", маца, счет дней по Омеру (отсчет дней от Песаха до Шавуота) и т.д. В канун Суббот и Праздников освящение дня происходит с заходом солнца: будничность и святость зависят от природного космического явления - захода солнца. Святость создается не чем-нибудь трансцендентным, а доступным наблюдению явлением - ходом мироздания. Человек Галахи знает, что светила определяют весь еврейский календарь, и для определения дат надо опираться на астрономические измерения. Человек Галахи исследует все уголки и закоулки мироздания и в физиологии, и в биологии. Он определяет характер всех функций человеческого тела - еды, половой жизни, других телесных отправлений по принципам и критериям Галахи - "размер оливки", "размер финика", "время, нужное для того, чтобы съесть полбуханки хлеба", "нормальная еда" и "ненормальная еда", "начало соития", "завершение соития", "нормальное соитие" и "аномальное соитие" и т. п. Галаха изучает функционирование организма: менструальный цикл женщины, различные выделения, бывающие и у женщин, и у мужчин, девственная кровь, беременность, различные этапы родов, признаки травм, из-за которых животные становятся некошерными, признаки чистых животных, птиц и рыб и т.п. Отношение человека Галахи к любым явлениям реального мира задано изначально, к каждому явлению он подходит, исходя из ясной, точной априорной установки.