– Не отставать! Давай держись, орел, изо всех сил! – шепнул Грязнов одними губами. Он не был уверен, что Марат расслышал, но смысл его горячей просьбы понятен оказался и без слов. Как сомнамбула, Солдатик двинулся за Грязновым, наступая след в след за своим старшим товарищем. Тотчас же где-то снова мелко и часто забарабанило, на этот раз Грязнов различил звук пистолета. Скорее всего, это стрелял Антон.
   У высокого крыльца зимовки, охраняемого по бокам двумя вековечными елями, касаясь головой нижних ступенек, валялся, широко раскинув руки, труп мужчины с пробитой грудью. Кровь уже успела застыть на морозе и превратилась в бурый лед. Грязнову даже не стоило доставать фотографии. Как бы гримаса смерти ни обезобразила убитого, в нем уверенно можно было опознать бородатого Бурчуладзе.
   – Стоять на стреме! – приказал Грязнов и, перепрыгнув через труп, бросился в избушку.
   Дом еще не успел выстыть и хранил остатки хозяйского тепла. На полу единственной, достаточно ухоженной комнаты лежала шкура медведя, похожая на ту, с которой Слава срисовывал план зимовок, кругом валялись патроны. По всему было видно, что кто-то изрядно порушил аккуратный порядок, поддерживаемый в доме. Кто-то спешно собирался, лихорадочно что-то искал, разбрасывая все ненужное, ненароком попавшееся под руку.
   На улице Марат, давно забывший о морозе и своем туалетном желании, пугливо озираясь, стерег труп Бурчуладзе.
   – Где же Антон? – Грязнов наклонился к убитому. – Огнестрельное ранение из ружья. Били почти в упор. Смерть наступила, вероятно, мгновенно. Преступник хитрый и ловкий – он успел прицелиться, взвести курок, выстрелить прежде, чем жертва прореагировала, а ведь Бурчуладзе не новобранец нашей армии, – Слава красноречиво взглянул на Марата, – а опытный егерь.
   За деревьями замелькала знакомая пятнистая фигура. Антон, красный как рак, возбужденный, тяжело дышащий, не мог говорить, пока не выпил полный ковшик воды.
   – Не-е… Я не смог его поймать. – Телячьи круглые глазки парня виновато скосились на Грязнова.
   – Кого?
   – Я поехал вокруг зимовки, как мы договорились. Гляжу издалека, человек лежит у крылечка. Я стал приворачивать поближе, помня, что вы велели мне не рисковать. Тут я увидел, что за домом стоит какой-то человек и прилаживает лыжи. Я попытался незаметно к нему подкрасться, не спугнуть, но он, гад, прямо почувствовал задом. Как рванет! Я за ним. Но уж больно хорошо он бегает. Прямо мастер спорта какой-то. Меня в школе никто не обгонял.
   – Как он выглядел, этот мастер? Высокий?
   – Не-е… Такой обыкновенный. С порванным рукавом, в тулупе овчинном.
   – На этого похож? – показал фото Савельева Грязнов.
   – Да разве я его успел рассмотреть? Вроде похож…
   – Вероятно, это и есть убийца Бурчуладзе. Не расстраивайся, орел. Благодари Господа Бога, что он тебя не подстрелил. А найти мы его найдем. И машину спалил, хитрый, сволочь, – почесал затылок Грязнов, – чтоб никому не досталась. Давай, орел, – обратился Слава к Солдатику, – ты у нас самый находчивый, поищи брезентик или тряпку какую. Бурчуладзе с собой придется прихватить. Плохо работаем, не успели. Теперь, кровь из носу, нужно отловить человека на лыжах. Пошевеливайся, орлы.
   Однако пока Антон с Маратом упаковывали труп убитого, пока, обливаясь потом, тащили его в вертолет, пока Грязнов осмотрел местность в поисках пуль, патронов и прочих вещественных доказательств, убийца смог затеряться в тайге. Антон вел пилота по той лыжне, которая была ему знакома, вертолет почти касался макушек деревьев, рискуя налететь на крону. Пилот демонстрировал чудеса мастерства, подкрепляя их основательной дозой мата.
   – Вон он! – гордый своей прозорливостью завопил Солдатик, тыча пальцем в иллюминатор.
   Крохотная фигурка петляла между деревьями, словно загнанный зверь. Вертолет и человек соревновались в изворотливости, и машина явно проигрывала. Пилот дернул штурвал, и вертолет резко накренило вправо. Антона отшвырнуло к противоположной скамейке, и он ударился головой о ручку запасного выхода. Марат успел зацепиться, а Грязнова прижало к стенке. Труп Бурчуладзе, не закрепленный веревками, представлял собой зловещее зрелище шевелящегося мертвеца. Но это оказалось всего лишь начало их большой качки. Никого даже не рвало, но головы налились, будто чугунные, никто не чувствовал ни рук, ни ног, земля и небо смешались, а черная точка, которая своей волей мотала вертолет из стороны в сторону, казалось, перемещалась по этой небесно-земной вертикали, как столбик термометра. Человек на лыжах, не зная усталости, гнал как сумасшедший.
   – Все! Кончай к чертовой матери! – летая по салону, махал рукой Грязнов. – Так мы этого типа потеряем. Будем брать его на земле.
   – Мне некуда снижаться. Тут нет подходящей посадочной площадки. Я могу только зависнуть, а вы выберетесь по веревочной лестнице.
   – Делать больше нечего, вряд ли Савельев, – впервые Грязнов конкретно назвал имя того, кого предполагал изловить, – выбежит на открытую полянку. Он слишком матерый волк, чтобы сдаться. Придется тебе, Антон, поработать. Мы сами знаешь какие лыжники. Одна надежда на тебя – не подведи.
   – Постараюсь. – От такого высокого доверия Антон даже зарделся. – У нас говорят: сибиряк, становись на лыжи, – отчего-то брякнул он.
   – Вот и становись. А мы с Маратом погоним за тобой, сколько силенок хватит.
   Пилот максимально приблизился к беглецу и выбросил лестницу. По ней первым спешно спустился Антон, прыгнул на лыжи и усиленно заработал палками, мощно отталкиваясь от земли. Савельев не снижал темпа. Антон с каждым шагом сокращал расстояние между ними.
   – Стой! – кричал где-то позади Грязнов. – Буду стрелять! – Но он безнадежно отставал, а прицельно попасть в ноги бегущему мешала маячившая впереди фигура Антона.
   Ритм бега все нарастал, но чувствовалось, что у Савельева наступает предел, что этот рывок всего лишь агония загнанного зверя. Еще мгновение, и Антон бросился на спину человеку в тулупе и свалил его. Они покатились кубарем в овраг, связанные крепкими объятиями. Антон ощутил на лице горячее дыхание соперника, увидел его нервный оскал и почувствовал бешеную силу отчаявшегося человека. Савельев выхватил из-за пояса огромную финку и со всего размаху полоснул по ногам Антона. Опер боли не почувствовал, только что-то теплое полилось в его ботинки. Цепляясь за коренья, Савельев, виртуозно выставляя лыжи, взобрался на противоположный край оврага и бросился снова бежать. Антон в пылу борьбы тоже пытался карабкаться по склону, но кровь хлестала фонтаном, и погоню пришлось прекратить.
   Подоспевшие Грязнов с Маратом уже потеряли беглеца из виду, а драгоценные минуты, потраченные на помощь Антону и транспортировку его назад в кабину вертолета, сыграли роковую роль. Когда машина снова принялась утюжить лес, Савельев пропал, словно его унесли инопланетяне.
   – Да куда ж он делся, сволочь? – нервничал Грязнов.
   Напрасно пилот крутился по нескольку раз в одном и том же месте, напрасно он рисковал, максимально снижаясь, больше черная фигурка не появилась среди деревьев.
   – Все! Отлетались! – вздохнул он.
   – Как? – заревел Грязнов. – Почему? Мы не можем уйти ни с чем.
   – Вы не можете, и я тоже не могу. Горючее заканчивается, да и сумерки спускаются. Амба.
   Отчаянию Грязнова не было предела. Впервые в его профессиональной жизни произошел такой крутой облом. Слава Славы грозила закатиться на самом излете его карьеры.

Глава 48. КЛЮЧ И ДВЕРЬ

   Елена, возвращаясь с работы, поднималась по лестнице к себе домой. Она подошла к своей двери, достала ключ. И вдруг, услышав сзади какой-то шорох, резко повернулась. Первоначальный испуг ее прошел, когда она поняла, что напугавшие ее звуки были из квартиры родственницы Сабашова. Елена, вызывающе улыбаясь, посмотрела в глазок напротив. Потом подошла к квартире соседки и позвонила. Никто не открыл. Глазок с внутренней стороны квартиры осторожно прикрыли рукой.
   «Не надо нервничать, – успокаивала себя Елена. – Неужели моя жизнь может как-то измениться, если за ней будет кто-то пристально наблюдать? Пусть люди развлекаются. Следят за чужой жизнью те, у кого нет своей», – усмехнулась Елена, войдя в свою квартиру.
   Елена разделась и набрала номер телефона.
   – Могу ли я поговорить со следователем Турецким? – спросила Елена.
   – А кто его спрашивает?
   – Моя фамилия Савельева. Елена Георгиевна.
   – По какому вопросу? – поинтересовался вежливый голос.
   Это начинало раздражать Елену.
   – По личному, – ответила она, слегка повысив голос.
   Трубка сделала паузу.
   «По всей видимости, там фиксируют все звонки», – догадалась Савельева.
   – К сожалению, следователя Турецкого сейчас нет. Может быть, что-то передать ему? Я думаю, он вам перезвонит, когда появится.
   – Я звонила ему сегодня утром. Ему передали об этом? – перебила Елена.
   – Да, конечно. Я думаю, что у него не было возможности вам перезвонить.
   – Спасибо, – сказала Савельева и повесила трубку.
   «Может быть, он действительно так занят, что не может мне даже перезвонить?» – подумала Елена.
   Она достала из бара пачку сигарет.
   «Хотя для этого нужно всего несколько минут. Хотя бы после работы. Перед сном – из гостиницы», – Елена закурила.
   Она курила теперь дома постоянно. И сейчас вспомнила предупреждение Турецкого о привыкании к никотину. И хотя табачный дым продолжал вызывать у нее отвращение, но сам процесс курения притягивал, успокаивал и помогал сосредоточиться. А может быть, это только казалось?
   «Нет, его отношение ко мне явно изменилось», – подумала Елена.
   Савельева перешла в спальню, хотела лечь, отдохнуть. В последние дни ее мучили по ночам кошмары. Она засыпала только с димедролом. Голая стена над кроватью, где некогда висела медвежья шкура и ружье, неприятно действовали на ее бурное воображение.
   «Неужели Андрей мог убить человека? – Елена представила себе, как он берет ружье, целится, стреляет. – Разве можно выстрелить в такого человека, как Валентин Дмитриевич? На него же просто рука не поднимется».
   Елена представила себе, как, наверное, беспомощно смотрел Сабашов через очки в лицо своему убийце. А может, стреляли в спину?
   «Нет, Андрей не мог убить. Хотя бы потому, что он трус. Хотя, наверное, можно убить человека и от трусости. Или же спасая свою жизнь. Но куда же влез Андрей, если ему приходится сейчас скрываться и, может быть, даже убивать? И неужели мы настолько с ним чужие люди, что он ни разу мне ни о чем не обмолвился?»
   В дверь позвонили.
   «Турецкий?» Елена сорвалась с места.
   На пороге стояла Катя, ее коллега из школы – учительница истории, которая давно уже набивалась к ней в подруги.
   – Можно, Леночка? – прошла она в квартиру. – Я и по делу, и так, по дружбе.
   Они прошли в комнату. «Подруга» с интересом огляделась по сторонам.
   – Лена, вот тут нужно заполнить анкеты для летних лагерей. Мы тебя главной пионервожатой планируем, не возражаешь? – Она выложила анкеты на стол.
   – Не возражаю, – ответила Елена.
   – Только, Леночка, здесь не забудь свои паспортные данные вписать. Я вечерком загляну, заберу, ладно?
   – Хорошо, – Елена отложила анкеты в сторону.
   – И обязательно все нужно сдать завтра. Не забудь!
   Катя еще раз с любопытством оглядела комнату и наткнулась на пепельницу с сигаретой.
   – Ну как там со следствием, что-то движется? – «Подруга» удобно расположилась в кресле, готовясь услышать последние новости из первых рук.
   – Что ты имеешь в виду? – спросила Савельева.
   – Говорят, тебя самый главный следователь постоянно навещает и вводит в курс дела, – коллега снова взглянула на пепельницу с сигаретой.
   – Курить будешь? – спросила Елена.
   – Ты же знаешь, я не курю, – удивилась «подруга».
   – А я буду, – Савельева достала пачку сигарет.
   – С каких это пор? – натянуто улыбнулась Катя.
   – Послушай, Катя! Ты хочешь мне сделать больно? – Савельева приблизила к ней свое лицо. – Неужели непонятно, что мне тяжело?
   – Да ты что, Лена, – испуганно заговорила «подруга». – Я наоборот. Я тебе помочь. Ты знаешь, что о тебе говорят в школе? Ты знаешь, что директриса хочет поставить вопрос…
   Учительницу истории перебил телефонный звонок. Она осеклась и замолчала. Савельева взяла трубку.
   – Привет, – услышала она голос Турецкого. – Ты меня искала?
   – Да! – ответила Елена и взглянула на школьную коллегу.
   Та отвлеченно старалась смотреть в сторону. Елена вынесла телефон на кухню.
   – Что-то случилось? – устало и сухо спросил Александр.
   – А что еще должно случиться? – ответила вопросом на вопрос Елена, досадуя, что Турецкий так сух с ней. – И разве я уже не могу позвонить тебе просто так? – Она сказала это, понизив голос.
   Савельева была уверена, что учительница истории явно напрягает слух, чтобы вникнуть в смысл разговора.
   – Ты не одна? – насторожился Турецкий.
   – Нет, не одна! – не сразу сказала Елена.
   – Кто у тебя? Ты можешь говорить?
   Она почувствовала его настороженность.
   – Это не то, о чем ты думаешь, – неприятно и натянуто засмеялась Елена. – Это коллега из школы.
   – Откуда ты знаешь, о чем я думаю? – усмехнулся Турецкий.
   Елена помолчала. Она действительно в последнее время терялась в догадках, пытаясь понять, почему произошли такие резкие перемены в их взаимоотношениях с Александром.
   – Ты приедешь сегодня? – тихо спросила она.
   – Нет, очень много работы.
   – Мне нужно с тобой поговорить.
   Она услышала, как он выдохнул сигаретный дым.
   – Хорошо, может быть, завтра, – неуверенно пообещал Турецкий.
   …Он повесил трубку. И почувствовал огромное желание увидеть Елену немедленно. В последние дни его раздирали противоречивые чувства. Вот такое странное состояние: чем больше он убеждался в ее причастности к преступлению, тем сильнее его влекло к ней. Увидеть, расспросить, взглянуть в ее глаза. Он так хотел, чтобы все это оказалось плодом его ошибочной версии!
   Вместе с этим он чувствовал себя глубоко уязвленным. Чуть ли не первый раз «купился на бабе», потерял бдительность. Подобное с ним было на первом его крупном деле, когда ему очень понравилась свидетельница. И хоть романа не случилось, но он чуть не погорел тогда, поскольку та женщина оказалась соучастницей преступления.
   Теперь во время разговоров с Савельевой Турецкому казалось, что Елена лжет. Он находил в ее словах и интонациях двоякий смысл. Ее надо было как следует прижать.
   Турецкий с беспокойством чувствовал, что неравнодушен к этой обворожительной женщине. Все время мучительно терзал себя вопросом: неужели она легла с ним только потому, что он вел дело, в котором замешан ее муж?
   Елена после звонка Турецкого не сразу вернулась в комнату к «подруге». Катя поднялась и обняла ее за плечи.
   – Послушай, Леночка… – начала она с горечью и состраданием.
   – Катя! – перебила ее Савельева. – Если тебе хоть капельку меня жаль, оставь, пожалуйста, меня сейчас…
   – Хорошо, – не сразу ответила «подруга». – Только не нужно, Лена, замыкаться, уходить в себя.
   – Хорошо-хорошо, – Савельева с трудом сдерживалась.
   После ухода коллеги Елена бессмысленно взглянула на анкеты и принялась их заполнять. Дойдя до последней графы, где требовалось указать паспортные данные, она хотела заполнить ее по памяти, но не могла вспомнить номер паспорта.
   Все документы лежали в ящике письменного стола. Савельева открыла его, нашла свой паспорт, здесь же лежали другие бумаги – ее и Андрея. Она полистала их. Задержала взгляд на фотографии мужа в военном билете. И вдруг в углу ящика увидела два комплекта ключей. Это были ключи от квартиры. Один комплект был запасной. Второй принадлежал Андрею.
   Елена взволнованно полезла в свою сумочку и убедилась, что третий комплект ключей там. Это было невероятно. Значит, у Андрея не было ключей. Перед вылетом он не взял их с собой.
   Савельева тут же набрала номер телефона гостиницы. Трубку никто не взял. Она позвонила в прокуратуру.
   – Это вас беспокоит Савельева, – сказала она секретарше. – Я хотела бы срочно переговорить с Турецким по очень важному делу.
   – По личному? – уточнил тот же голос.
   – Нет, я же сказала, по важному и срочному делу, – все больше раздражалась Елена.
   – К сожалению, ничем не могу вам помочь. Турецкий уехал. И будет только завтра.
   – Где я могу его найти? Это действительно очень важно, – не унималась Савельева.
   – Ничем не могу вам помочь.
   Лена некоторое время соображала, что ей теперь делать. Потом подошла к входной двери, закрыла ее на предохранитель, потом, подумав, закрыла и на цепочку.
   «Значит, у кого-то еще был ключ от моего замка, – подумала она. – И Андрей здесь ни при чем! Откуда же мог взяться еще один ключ?»
   Елена вспомнила, как Турецкий сказал, что найденные на месте преступления ключи – заводского изготовления. Она сама покупала этот замок полгода назад на авиационном заводе. Замки эти какое-то время выпускал один из простаивающих цехов. Она тогда еще вспомнила, как встретила там отца своего ученика. Это был Михаил Ефимович. Какой-то он там был шишкой на заводе. Они оказались рядом в очереди.
   – Какими судьбами, Елена Георгиевна, у нас?
   – Да вот замок хочу купить, говорят, тут хорошие делают.
   – Отличные. А я вас спросить хотел – мой прохвост ничего там не натворил?
   – Пока на вашего не могу пожаловаться.
   – Тогда мне вдвойне приятно видеть такую красивую женщину.
   Когда подошли к прилавку, Михаил Ефимович сам помогал ей выбирать замок, долго распространялся о том, что замок этот сделан по технологии один к ста миллионам. То есть только ключ из второй сотни миллионов мог подойти к замку Савельевой. Получалась гарантия почти стопроцентная.
   Теперь Савельева вспомнила, что Михаил Ефимович купил такой же замок. Впрочем, такие замки полгорода купило.
   У Елены гулко застучало в висках. Где-то здесь разгадка.
   Савельева сначала позвонила в прокуратуру. Но уже раздраженный голос ответил, что здесь не склеротики сидят, а потому пусть Савельева не беспокоится: Турецкий узнает о ее звонке, как только появится в прокуратуре.
   Все, теперь она была свободна в своих детективных намерениях. Нашла телефон Михаила Ефимовича в записной книжке среди адресов своих учеников и служебных телефонов родителей.
   – Здравствуйте, Михаил Ефимович. Это вас беспокоит Савельева, – представилась Елена. – Вы не могли бы меня проконсультировать по одному вопросу?
   – Только по одному? – игриво начал Михаил Ефимович. – Елена Георгиевна, думаю, что я еще бы смог вас проконсультировать по многим вопросам. Вы явно меня недооцениваете.
   От этих пошловатых намеков Елена была уже готова отказаться от своих намерений, но авантюристский дух, это истинное бесовство в нас, взял верх.
   – Я бы хотела поговорить не по телефону. – Ей казалось, что поглядит она только в глаза и все поймет.
   – Замечательно. Не побоитесь прийти к одинокому мужчине домой?
   Вообще– то Елена рассчитывала увидеться с Михаилом Ефимовичем на заводе.
   – Не побоюсь, – тем не менее ответила она.
   – А напрасно, – самодовольно засмеялся Резник. – Когда вас устроит?
   – Я сегодня уже свободна. Хотелось бы как можно скорее.
   – Чудесно. С трех до четырех я буду дома. Нам хватит часа? – Он снова двусмысленно усмехнулся.
   – Да, спасибо. – Елена положила трубку. Нет, она не жалела о том, что затеяла собственное расследование. Ей так хотелось поразить Александра.
   Дверь Турецкому открыл Юрка.
   – Ну что, поршневые кольца поменял? – спросил Турецкий у парня.
   – Поменял. Проходите, пожалуйста! – Юрка пригласил следователя в квартиру.
   – Кто-нибудь из старших есть? – спросил Турецкий.
   – Только бабушка. Позвать?
   Турецкий утвердительно кивнул. Юрка в тот же миг исчез на кухне.
   – Ба! К нам следователь Турецкий пришел. Он дедушкин друг! – услышал Александр голос Юрки на кухне.
   В комнату через минуту вошла жена Сабашова и молча кивнула на приветствие Турецкого. Она предложила Турецкому сесть, а сама осталась стоять у двери. Юрка выглядывал из-за ее спины.
   Турецкий не знал, с чего начать. Жена Сабашова вопросительно смотрела на него, и от этого молчание казалось особенно неловким.
   – Примите еще раз мои соболезнования, – тяжело вздохнул Турецкий. – Я недолго знал вашего мужа, но он был замечательным человеком.
   Жена Сабашова опустила глаза в пол.
   – Вы меня простите, но вот товарищи Валентина Дмитриевича собрали тут… Вы уж, пожалуйста!…
   Турецкий неловко положил на стол конверт. В нем были деньги, собранные работниками Новогорской областной прокуратуры в помощь семье погибшего Сабашова.
   Вдова быстро взглянула на конверт.
   – Спасибо, – тихо сказала она.
   В комнате снова воцарилось молчание.
   – Антонина Петровна, я понимаю, что сейчас не подходящий момент для моих вопросов, – начал было Турецкий.
   Вдова Сабашова снова быстро взглянула на следователя.
   – Вы хотите что-то узнать о Вале? – помогла она Турецкому начать разговор.
   – Да! – ответил Александр. – Вы не могли бы вспомнить тот день, когда Валентин Дмитриевич выезжал на свое последнее задание?
   Антонина Петровна перевела взгляд на внука.
   – Конечно, могу. А что конкретно?
   – Вот он утром уехал в прокуратуру, а потом заезжал он домой?
   – Да. Переоделся…
   "Ну, вот и все, – подумал Турецкий. – Все так просто. Сабашов перед поездкой к Бурчуладзе заехал домой.
   – …поесть, правда, не захотел, торопился.
   Стоп. Торопился. Значит…
   – И сколько он пробыл дома?
   – Минут двадцать.
   Тихо– тихо, еще не все.
   – Он говорил, куда едет? – спросил Турецкий.
   – Да чего-то говорил…
   – Он к Резнику собирался, – влез в разговор Юрка.
   – К какому Резнику?
   – Это отец моего одноклассника Сашки. Дед меня еще спросил. Говорит, у тебя есть телефон Резника? А Сашка давно уже не живет с отцом. Так мне пришлось ему звонить и попросить телефон отца.
   – И что, Валентин Дмитриевич дозвонился к этому Резнику?
   – Да! И они договорились с ним встретиться у Резника дома.
   – Адрес Резника есть? – взволнованно спросил Турецкий.
   – Да! Сашка сразу и телефон и адрес отца продиктовал. Вон, в календаре записан.
   К Михаилу Ефимовичу Резнику необходимо было ехать на другой конец города. И Елена предусмотрительно решила выйти пораньше. Она в последний раз механически набрала гостиничный номер Турецкого. Номер оказался занят. Она набрала снова. И опять занято.
   «С кем он так долго может говорить?» – нервничала Савельева.
   Она продолжала беспрерывно набирать номер Турецкого, но он все время оказывался занят. Время шло, она чувствовала, что уже опаздывает. До трех часов оставалось двадцать минут, а добираться до Михаила Ефимовича было не меньше сорока минут. Она в последний раз безрезультатно попыталась дозвониться Турецкому, а потом на всякий случай перезвонила Резнику.
   У последнего сработал автоответчик.
   «Михаил Ефимович! Это Савельева! Я вас прошу извинить за мое опоздание. Я подъеду к вам минут на двадцать позже, чем мы договаривались. Но очень прошу дождаться меня».
   Через сорок минут Елена была на месте. Это был старый восьмиэтажный дом с лифтом. Елена некоторое время постояла возле горевшей кнопки вызова лифта.
   «Наверное, кто-то плохо прикрыл дверь», – подумала Савельева.
   Когда она поднималась на второй этаж, лифт заработал.
   «Вот так всегда у меня: или не дождусь и спешу, или опаздываю!» – усмехнулась Елена.
   Она почти уже дошла до четвертого этажа. И в это время лифт остановился как раз на этаже Резника.
   Лена растянула губы в вежливой улыбке, ожидая, что из кабины сейчас появится сам Михаил Ефимович.
   Но из кабины вышел совсем другой человек. Она с трудом узнала его, хотя прожила с ним шесть лет.
   Андрей был обросшим, лицо как-то сильно погрубело, взгляд стал темным и страшным. Савельев держал руки под курткой, как будто бы грел их. Свою жену он не заметил.
   Поэтому первым порывом Елены было желание окликнуть мужа. Но что-то удержало ее. Савельев бегло оглядел номера квартир и шагнул к двери Резника.
   Резник открыл дверь сразу, ну конечно же, он ведь ждал Елену. Савельев грубо втолкнул Михаила Ефимовича в квартиру и захлопнул за собой дверь.
   Елена судорожно соображала, как ей быть: то ли позвонить Резнику, то ли дождаться Андрея в подъезде.
   И вдруг услышала громкие голоса Андрея и Резника – за дверью бурно выясняли отношения.
   «О чем он может спорить с Резником? Что у них общего? Они едва знакомы! Что вообще происходит?!»
   И тут она услышала громкий хлопок. И почти сразу же из квартиры как-то даже не выбежал, не выскочил, а вывалился Савельев. Лена даже решила, что муж ранен, хотела выйти Андрею навстречу, но вдруг увидела в его руках пистолет и бессознательно сделала шаг назад, прячась за выступ. Савельев дернулся к лифту, потом хотел побежать наверх по лестнице. И наконец остановился возле стены и замер. У него были белые глаза загнанного зверя.