Страница:
подготовить другой способ дыхания. Возможно, нам просто дается время,
чтобы подготовиться. Мы в приготовлении. Мы под вопросом.
Когда? Мать спросила Шри Ауробиндо. "Не готово", -- таким был от-
вет. Не готово.
Но вуаль становится все тоньше. Она становится тоньше с 1959 года.
Что делала Мать в своем теле с 1959 до 1973? Возможно, "расстояние" было
сведено к нулю. Возможно, этот как молния или буря... если не милость,
которая лишь ждет нашей собственной светлой вибрации, нашей веры в нас-
тоящую жизнь, нашей любви настоящей жизни, нашей нужды настоящей жизни.
Есть ли у нас эта нужда? Настоящая нужда? Возможно, в этом и состоит
весь вопрос.
Темные будут становиться все темнее и темнее.
Светлые будут проясняться и улыбаться новой заре.
Возможно, будет достаточно просто добавить радости, -- сказала она.
Затем все скрылось за зеленой стеной. Или, скорее, за стеной грязи.
В действительности, мы увидим, что эта вуаль или экран грязи, кото-
рый скрывает от нас настоящий мир, истинную Материю, является на самом
деле неким клеточным покровом или запачканным одеянием, и вся задача,
это долгое, рискованное пересечение вуали, состоит в работе по очищению
клеток, прочищению всего их старого атавистического, генетического, ты-
сячелетнего одеяния, чтобы достичь чистой маленькой клетки. Выхода из
клеточного программирования.
И главный покров -- это не молекулы ДНК или РНК, как мы могли бы
себе вообразить, а разум: корни Разума в Материи.
Однако первое переживание другой стороны вуали было не столь мимо-
летным, как я это описал; это была не "греза", которая приходит и ухо-
дит: В течение целых двух дней я оставалась там, это два дня абсолютного
блаженства. И Шри Ауробиндо был со мной все время, все время: когда я
гуляла, он гулял со мной; когда я садилась, он садился рядом... Это была
не греза, сознание тела переживало это; то самое сознание, которое чув-
ствует жару, холод, видит непрозрачное, прикасается к твердому. Вуаль
была снята. Целых два дня гуляла она в другом мире, который, тем не ме-
нее, был нашим миром. Шри Ауробиндо подарил мне два дня: полное блаженс-
тво... Если у меня была бы когда-нибудь личная цель, то эта цель тогда
была достигнута -- это неописуемо, совершенно за границами всех велико-
лепий и всего выразимого. И в тот момент я получила команду от Всевышне-
го -- он был там, ты понимаешь, конкретно [Мать касается своего лица,
тела и рук], и он сказал мне: "Это обещание на будущее. Теперь ты должна
делать Работу." И это не индивидуальная работа, а коллективная. И затем
Мать добавила нечто, что заставило меня задуматься: Да, Шри Ауробиндо
сделал нечто подобное, хотя гораздо более тотальное, полное и абсолют-
ное, когда он оставил свое тело -- потому что он имел это переживание,
он имел его, я видела это, я видела его супраментальным на своей крова-
ти, сидящим на своей кровати... Он писал: я делаю это не для себя лично,
а для всей земли. И это было в точности то же самое -- о, какое пережи-
вание!... Но тогда больше ничего не имело значения, ни вещи, ни люди,
даже земля, все не имело абсолютно никакого значения. Так что у Шри Ау-
робиндо было это, он знал двойной мир, сидя там, в своем кресле, взирая
на стены... И он преуспел в том, чтобы жить в двух мирах одновременно:
он слушал учеников и видел, как они делали свои глупости вокруг него, он
ожидал шагов Матери в коридоре... Это был тот же самый мир, и все же это
был другой мир. И просто своим присутствием здесь он тянул другой мир в
этот, делая все более тонким разделяющий их слой, Стену между ними...
которая была уже не той стеной, как Мать переживала ее; нечто уже стало
тоньше, яснее -- вероятно, до того дня, когда он понял, что он будет ра-
ботать более эффективно с "другой стороны", избавившись от внешних тре-
бований учеников, писем, тысячи глупостей, которые отнимали все время от
настоящей работы. Было так, как если бы он протолкнулся на другую сторо-
ну; пять раз он говорил: у меня нет времени. А Мать оставалась по эту
сторону от моста, пока однажды в 1959 году не была установлена первая
связь. Но для этого ей не нужно было умереть, она имела "сокровище двух
миров", как говорили Риши, "это Сокровище в скале подобное птенцу." По-
нимаем ли мы, что это означает?... Вероятно, не по-настоящему. Он принял
смерть, вступил сознательно, с сознательным, живым телом в противополож-
ность сознания: ночь, смерть. Как если бы бросил семя бытия в скалу, в
небытие. Возможно, это как раз это: Кришна в золоте, растущий и сокруша-
ющий стены. Это довольно устрашающе. Что же, значит, Мать покинула тот
настоящий мир, тот поистине живой мир, чтобы снова войти в нашу смерть,
которую мы называем жизнью. Она осуществила обратное тому, что сделал
Шри Ауробиндо. Она собиралась протереть вуаль изнутри. Попытка связи для
земли. Ведь, действительно, то, что кажется нам жизнью, ЯВЛЯЕТСЯ
СМЕРТЬЮ. Действительно можно сказать, что существуют степени смерти;
есть степени жизни и степени смерти: некоторые существа более или менее
живы, или, выражаясь негативно, более или менее мертвы. Но те -- о, те,
кто знает, кто знает, что эта материальная форма может проявить супра-
ментальный свет; что же, те, кто не имеют в себе супраментального света,
уже чуточку мертвы. Вот оно как.
Внести супраментальный свет в тело земли означает выкорчевать
смерть. Это означает поднять вуаль над "нечто", что вызывает смерть,
поднять ту самую вуаль, которая была поднята на целых два дня.
Тройное условие
И все скрылось. Снова был лес. Слепо идти, задыхаясь, шаг за шагом,
не зная пути. Как закрепить супраментальный свет в теле? Не мимолетное
переживание, а нечто постоянное. Что препятствует этому? Как всегда,
трудность заключается в том, чтобы найти не то, что следует сделать, а
то, что следует переделать, поскольку эта вещь невидима, как привычка, и
определенна как ньютоново яблоко. Есть законы смерти, которые нужно вы-
корчевать, но где они гнездятся, эти законы, где их найти, прежде чем
сможем мы ввести их в свои уравнения? Их нужно отследить в их гнезде.
Все очевидные факты надо проследить до их истока: почему мы падаем, по-
чему нам трудно, почему за X следует Y, а за ним -- Z, что вызывает ма-
ленькую смерть в конце этой линии. Мы должны дойти до истока всей неоп-
ровержимой цепочки, звено за звеном, прямо до микроскопического источни-
ка -- где прячется маленькая тварь. Вся логическая, очевидная, неизменя-
емая и математическая цепочка, которая составляет вуаль. Грандиозная
Ложь во всех ее деталях. Конечно же, мы должны думать об этом как обо
лжи -- но беда в том, что не только одни мы думаем: у клеток тела есть
свой способ мышления, они подхватывают болезнь смерти как все мы, обла-
ченные в костюмы и галстуки. Так что мы должны идти и разыскать гнездо
этой "мысли".
Поэтому первый шаг -- это работа по прояснению материи или, скорее,
ложной материи. Когда материя ясна, она будет истинной, и свет сможет
войти в нее, настоящая жизнь войдет в нее; "другой" мир здесь, пока мы
гуляем или говорим... Но в то же время следует проделать некую другую
работу: когда входит тот свет, та грандиозная Мощь, это как сильная ли-
хорадка, кажется, что все вот-вот взорвется, ты чувствуешь себя разби-
тым, во всех клетках своего тела -- конечно, есть сопротивление, темно-
та, тяжесть внутри, которая порождает непереносимое трение. Поток пыта-
ется пройти через это, но не может: все багровеет. Если ты будешь наста-
ивать, он может даже взорвать все. Это, конечно же, не маленький мен-
тальный поток. Но мы должны сказать, что этот поток чрезвычайно хорошо
дозирован, поток просто прерывается, когда дела становятся плохи, или ты
падаешь в обморок. Сознание тела подобно сознанию ребенка; оно очень ма-
ло, у него нет ментальных "необъятностей". Просто прищемите дверь паль-
цем -- и сразу все станет ясно. Обморок случается не из-за боли как та-
ковой; просто ответная реакция "плавит предохранитель". Не должно быть
больше реакций, все должно течь в пределах телесной необъятности, подоб-
ной необъятности высоко наверху. Целостностной необъятности. Именно в
теле должны мы найти бесконечность. И на самом деле, именно в теле долж-
ны мы иметь все "великие переживания", происходящие высоко наверху. Тог-
да мы сможем переносить поток без того, чтобы падать в обморок, как ма-
ленькая хрупкая женщина (хотя женщины гораздо "прочнее" мужчин, но их
субстанция более "взвинчена". Мать всегда говорила, что женщинам при-
надлежит решительная роль в трансформации и что они более приспособлены
к тому, чтобы установить мост.) Так что первым уроком переживания 1959
года явилась потребность универсализировать это телесное сознание, рас-
ширить его в недвижимую бесконечность, чтобы иметь способность выдержать
любой ураган без малейшего содрогания -- чтобы не было препятствий.
Именно препятствие порождает вуаль. Прояснение и универсализация идут
рука об руку. Тело -- сознание тела -- должно сначала научиться расши-
ряться. Это совершенно необходимо, иначе клетки обратятся в некую пузы-
рящуюся кашу под действием супраментального света. И Мать посмотрела на
меня уголком своего глаза, как бы делясь самым сокровенным: То, что я
пытаюсь достичь, можно назвать великим раскрытием. Только когда произой-
дет это раскрытие, будет... (как бы выразиться?) случится нечто непрео-
долимое, и все мировое сопротивление, вся его инерция и даже темнота не
в силах будет поглотить это нечто -- определяющий и трансформирующий
фактор... Не знаю, когда это наступит. И она добавила (сопровождая слова
маленькой озорной улыбкой): Ты понимаешь, если ты будешь достаточно дол-
го концентрироваться на одной ТОЧКЕ, то найдешь Бесконечное -- это то
бесконечное, которое X, Y и Z нашли в их собственном переживании, это
то, что можно назвать их собственным бесконечным. Но это не то, чего МЫ
хотим, не то... Это не индивидуальный или личный контакт с Бесконечным,
это тотальный контакт. И Шри Ауробиндо настаивает на этом, он говорит,
что совершенно невозможно осуществить супраментальную трансформацию, не
будучи универсализированным -- это первое условие. Ты не можешь стать
супраментальным, пока не будешь универсализированным. А "универсализиро-
ванным" означает принять все, быть всем, стать всем -- действительно
принять все. Так что все те, кто зажат в своих системах, даже в высочай-
ших регионах мышления, это не ТО.
Бесконечное в материи. Вся вселенная в теле. Но как это сделать?
Это как если бы "духовность" стала конкретным делом, почти что делом
клеточного механизма. Должна быть достигнута бесконечность, чтобы поток
мог пройти, не разметав все, и должна быть также некая имперсонализация
или деперсонализация телесного сознания, так чтобы чистая, точная вибра-
ция материальной спонтанности (как в птице, насекомом и во всем мире,
кроме нас) могла установиться без того, чтобы быть пойманной и фальсифи-
цированной всеми нашими так называемыми естественными реакциями, будь то
ментальными, моральными, медицинскими или марксистскими, которые все
равно ложны, потому что это личные реакции и они зажимают вибрации --
или, скорее, эту Вибрацию. Все наши реакции -- смертные реакции, как са-
мые прекрасные, так и самые глупые. Это имперсонализация материальной
индивидуальности крайне важна. Теперь я знаю, почему. Она крайне важна
для точности Действия, так что только -- ТОЛЬКО -- чистая божественная
Воля, если можно так сказать, могла бы быть выражена с наименьшей при-
месью: любая индивидуализация или персонализация вызывает смешение. И
тогда ты понимаешь все, все, все детали. Ты понимаешь, интеллектуально
или психологически можно понять определенные вещи (и это очень хорошо,
это действенно и может быть весьма полезно), но они всегда видятся весь-
ма смутно, на грани неточности. Но здесь, теперь, есть понимание МЕХА-
НИЗМА, механизма вибрации. Тогда это становится точным. Все позиции, ре-
комендуемые йогой, --- сначала действовать так, как приносишь подношение
или жертву, затем полная открепленность от результатов (придоставь ре-
зультаты Господу), затем совершенная ровность во всех обстоятельствах,
-- короче говоря, все эти вещи (стадии, которые хорошо понимаешь интел-
лектуально или переживаешь в своих чувствах), да, все это обретает свой
НАСТОЯЩИЙ СМЫСЛ только тогда, когда становится тем, что можно было бы
назвать механическим действием вибрации. Только тогда ты действительно
понимаешь, почему это должно быть так.
В конечном итоге, Дух раскрывается в Материи. Он наиболее понятен
там -- я готов был сказать, наиболее реален, как если бы тот, наверху,
был бледной копией, ментальной имитацией. Однажды очень даже может так
произойти, что вся наша "духовность" покажется нам чудовищной пародией
на нечто иное -- которое по-настоящему и тотально понимается только на
уровне материи. И что объясняет весь мир.
Прояснение, универсализация, имперсонализация.
Да, но как сделать это практически, в теле?
Физический разум
Тело начинается в любой точке и каждую секунду.
Вы спускаетесь по лестнице из вашей комнаты, и нечто начинает шеп-
тать: О, какой тяжелый день! -- и вам становится тяжело. Вы идете в ван-
ную, и это нечто нашептывает: осторожно, скользко, можно упасть! -- и вы
теряете равновесие и падаете. Осторожно, можно порезаться! -- и вы поре-
зались. Вы идете на встречу с кем-то, и это снова шепчет: будь осторо-
жен, он может сбросить на тебя свое плохое настроение -- и вы начинаете
раздражаться. Вы чихнули, и тут же опасение: я простудился! -- и вы
простудились. Это порождает нескончаемые простуды, несчетные сфабрико-
ванные заболевания, у которых нет ни температурных, ни медицинских диаг-
рамм, но которые отравляют и пачкают и свертывают все -- вуалируют все.
Ничто не воспринимается так, как есть: вуалируется загодя. Заранее есть
болезнь, расстройство, беспорядок -- все предвидено, до малейшей детали
катастрофы. Или же (что реже) оно окрашивает все в розовый цвет -- или
желтый, зеленый или индиго -- и все заранее видится в этом свете. Проис-
ходит так, как предвидится, просто удивительно, как если бы некий карли-
ковый маг находился там. Но мы придаем этому мало внимания, потому что
этот еле заметный голос покрывается нашей идеалистической демагогией,
нашими чеканными ментальными решениями, нашими сверхорганизациями... ко-
торые дезорганизуются по непонятной причине, внезапно, подорванные неп-
редвиденным, нелепым инцендентом. Так происходит, и все расстраивается.
Иногда требуется десять лет, чтобы все расстроилось или появился рак --
но это расстройство или рак впечатан в мельчайший шепчущий секрет, кото-
рый жужжит и жужжит непрестанно, когда вы гуляете, едите, говорите...
"Не так быстро, ты устанешь!" -- и вы тут же устаете. "Осторожно, не
сделай ошибки!" -- и вы тут же лепите ошибку, почти навязчиво, как если
бы щупальца осьминога тихо опутали клетку. "А потом умираешь, ты знаешь"
-- да, смерть фатальна. И ты умираешь. Когда начинаешь прикасаться к
этому особенному, бескрайнему, несчетному осьминогу, который портит все,
вуалирует все и вышибает дух из всего -- но так незаметно, как мягкий
бриз, за пределами всякой веры или секундного "размышления" -- то сопри-
касаешься с грандиозной черной магией, которая ускользает от нас лишь
из-за того, что составляет саму ткань нашего существования. Тонкий, поч-
ти бессловесный, незаметней самого легкого бриза, он окутывает вас свои-
ми вибрациями, иногда как еле уловимый запах или "предвидение", "пред-
чувствие", расплывчатый эмбрион чего-то, притаившегося под опавшей лист-
вой -- и все распадается. Это невидимое и постоянное разложение всего.
Не обязательно разложение трупа (это припасено на самый конец), а неуло-
вимое разложение цвета, которое придает миру некое грязное влечение
("грязное" для тех, у кого ясные глаза: для остальных это очаровательное
влечение), которое обладает странной силой над тысячью маленьких повсед-
невных обстоятельств -- а иногда и над крупными обстоятельствами, если
доза сильнее. И квази-гипнотическим действием на тело.
Конечно, когда вы хоть немного сознаете то, что происходит, вы от-
гоняете все это. Но оно прилипчиво. Вы отметаете это раз, два, десять
раз, но оно возвращается в другой форме, под иным цветом. Вы поразили
это: оно уходит вниз и надевает маску святоши, выглядит как ангелочек. А
затем, бац! появляется снова. Вы справились с этой трудностью, вымели
эту нечистоту пятнадцать лет назад; оно незаметно проскальзывает назад в
вашу память: "О! Это старо, к счастью, с этим покончено" -- и мгновенно
оно появляется снова, вызываемое памятью, пробуждаемое памятью, как ска-
зала Мать, свежее и игристое, вдвойне энергичное из-за долгой спячки; и
все начинается сызнова, как если бы ничего не было сделано. Эта труд-
ность попросту спала пятнадцать лет. Дуновение памяти, неуловимая вибра-
ция -- НИЧТО не исчезло. Есть нечто, некая ткань, которая использует
все: встречу с кем-либо, поспешное замечание, чтобы все вернулось снова.
И требуется искоренить не одну вещь, одну трудность, одну слабость, одну
болезнь, нет -- есть целая ткань, почти телесная субстанция. Денатуриро-
ванная субстанция. Тогда начинаешь видеть масштаб проблемы, как если бы
нужно было выкорчевать вообще все. Как если бы заранее существовала не-
кая гниль. И кажущаяся столь неразрывно связанной с телом, что остается
только гадать, можно ли устранить ее, не выбросив из тела саму жизнь.
Это "физический разум". Некое первичное мышление в материи.
Но это даже не "мышление", а дыхание или, скорее, отпечаток. Веро-
ятно, отпечаток или память всех катастроф, через которые должна была
пройти материя, чтобы пробудиться к жизни -- катастрофическое пробужде-
ние. Пробуждение от великого, покойного Сна. Материальное сознание, то
есть, разум в Материи, был сформирован под давлением трудностей -- труд-
ностей, препятствий, страдания, борьбы. Он был "увешан" всем этим, они
наложили на него отпечаток пессимизма и пораженчества, что составляет
самое большое препятствие. Это громадное желание избежать катастрофы.
Великий базис, грандиозный базис Жизни. Жизнь заложена на этом, на этом
НЕТ. "Нет", которое предполагает тысячи и миллионы форм и маленьких за-
болеваний или маленьких слабостей, которые все жаждут окончательного
"нет": смерти. Наконец, покоя смерти. Это совсем неуловимо, в совершенс-
тве покрыто нашим ментальным шумом, нашими евангелиями, нашим социализ-
мом, этим и тем, что является ни чем иным, как маленьким лихорадочным
возбуждением на платформе смерти. Мы просто притворяемся на время. Затем
мы больше не притворяемся (или оно больше не притворяется), и мы призы-
ваем во спасение пеницилин, доктора или пастора или небеса. Но смерть
приходит не внезапно, она всегда была там. На самом деле вещи не измени-
лись: они только стали тем, чем уже и были. И мы называем это жизнью. Мы
постоянно ходим со смертью, спускаясь или поднимаясь по ступенькам, раз-
говаривая или смеясь... смерть шепчет и шепчет и шепчет... И это может
зажать абсолютно все: если вы прислушаетесь к этому шепоту, чтобы под-
корректировать или отчитать его, он становится очень изворотливым, он
принимает видимость десятка добрых мыслей, каждая из которых представля-
ет особенную ловушку. Это совершенная и бесспорная ловушка, независимо
от того, с какой стороны вы посмотрите на нее: с хорошей или плохой. Она
обманывает вас во плоти, предвидя заранее ваши мысли и поджидает вас
впереди, растянув непредвиденные сети. Правильно думать -- неправильно,
неправильно думать -- тоже неправильно. Все запятнано. Но конечно же!
Это же РАЗУМ, так что никто ментальнее не сильнее разума. Разум не может
подправлять Разум. Поистине полная гниль, укоренившаяся в теле, в каждом
рефлексе, каждой реакции, в каждой ложке еды, в каждом шаге, который вы
предпринимаете. Вы можете освободить себя от интеллектуальный рассужде-
ний, остановить мыслительный процесс, вступит в освобожденные небеса.
Все прекрасно наверху, а внизу бурлит. В самом деле, это борьба с ма-
ленькой, поистине микроскопической вещью: привычками существа, способами
мышления, чувствования и реагирования... Гран-ди-оз-ная битва с тысяче-
летними привычками. Она интересна лишь для того, кого интересует ВСЕ,
для кого ВСЕ интересно, то есть, для того, кто имеет тот тип воли к со-
вершенству, который не пропускает ничего, ни единой детали, иначе... Ты
понимаешь, в тот момент, когда ты находишься в Разуме, разум говорит:
"О! нет, нет. Ты попусту тратишь время!" Это не так, но он считает все
это пустяками. Но именно эти пустяки составляют саму субстанцию смерти.
Наша жизнь сделана из миллиона фатальных пустяков. Может даже показать-
ся, что наши глубины сделаны из непроницаемого осадка глины, составляю-
щего микроскопическую пудру -- суглинистую, плотную и абсолютно черную.
И это в сердце клеток, или, скорее, вокруг них. Вуаль рассыпчатой глины.
Чуть задень ее -- и она взмоет вверх, как осадок на дне аквариума, и это
ночь -- именно эту ночь "живые" называют днем. Они купаются в нем, в том
пустяке. Тогда как если вы дадите всему успокоиться, вы наверняка увиди-
те все яснее, аквариум станет прозрачным, но глина все же там, притаи-
лась в глубинах. Так что же делать?
Может показаться, что этот пустяк составляет саму суть проблемы.
Но, несомненно, когда есть чрезвычайная трудность, тогда же сеть
чрезвычайный ключ и чрезвычайная мощь. Именно препятствие открывает
дверь. Препятствие существует для того, чтобы вести нас к открытию.
Смерть -- это окончательное препятствие, которое скрывает от нас вели-
чайшее открытие.
Поначалу Мать была очень горда собой (извините за то, что я подд-
труниваю над ней, но временами мы можем меняться ролями). Она говорила
мне: Когда эта мельница начинает работать, я подхватываю ее как пинцетом
и... [она сделала жест, тянущий вверх, выше головы], затем я придерживаю
ее там, в той недвижимой белизне -- мне не требуется держать ее там дол-
го! Да, а когда она отпускала пинцет, все возобновлялось. Или же вы та-
щите вниз Силу: в одну секунду вы практически взорваны вспышкой света,
которая рассасывает бульканье... на пять минут, пока присутствует сила.
Мать ясно видела, что это тоже не работает: Я хорошо понимаю, почему Ис-
тина, Истина-Сознание не выражается более постоянным образом, потому что
разница между ее Силой и силой Материи столь велика, сила Материи пере-
черкивается ею, так сказать -- но тогда это означает не трансформацию, а
сокрушение. Это то, что они обычно делали в древности: все материальное
сознание сокрушалось под весом Силы, которой ничто не могло противосто-
ять или сопротивляться. Так что тогда ты чувствуешь: вот оно! Я ухватил
это!... Но ты вовсе ничего не ухватил! Потому что остальное, внизу, ос-
талось прежним, неизмененным. А если вы не хотите или не можете исполь-
зовать ту Силу, которая сокрушает это бурление, если вы не хотите или не
можете подниматься вверх в недвижимую Белизну, тогда что же остается?...
И если, в довершении всего, вы не можете использовать Разум, чтобы сра-
жаться с разумом Материи, тогда что же делать?... Вы нигде. Или же, ско-
рее, вы полностью в этом, на единственно возможном уровне, в сердце мен-
тальной грязи Материи, и изнутри, изнутри самого препятствия, вы пытае-
тесь найти силу, которая пройдет через препятствие и трансформирует его.
Сама сила препятствия содержит саму силу победы. Все время сражаешься с
Победой, и, возможно, секрет состоит в том, чтобы знать, как взглянуть в
правильном направлении.
Короткие секунды смерти
Но близко наблюдая это бурление, сталкиваешься не с одним сюрпризом.
Мать наблюдала это, "была в нем", в длинном коридоре второго этажа,
в гуще тысячи маленьких историй учеников, которые все были "ее" истори-
ей, ее трудностью, ее глупостью; она следовала этому бурлению, прослежи-
вала его во всех жестах и движениях, и казалось, что не было решения --
оно было вытеснено отсюда лишь для того, чтобы объявиться там, изменчиво
и нескончаемо -- как если бы единственное решение заключалось в том,
чтобы прожить трудность. И вот где проходит тонкая линия, отделяющая две
разные грани одной и той же вещи, одной и той же трудности, одной и той
же невозможности: грань смерти и грань жизни, закрытое, отрицательное
лицо и положительное -- в зависимости от позиции. Переживаешь одну и ту
же глупость и невосприимчивость, но на одной стороне она проживается по-
зитивно, с вопросом, зовом, неким глубоким стремлением или охватом исти-
ны, которая ощущается позади, которую стремишься отыскать за черным кле-
ем: уподобляешься крику посреди всего этого. А на другой стороне отказы-
ваешься, говоришь "нет", не хочешь видеть или допустить существование
этого бурления, но оно все равно прилипает. Это означает, что ты не за-
мечаешь врага, а пока ты отказываешься сражаться с ним, то и не имеешь
силы над ним -- враг просто поджидает тебя на другой стороне.
Мать шаг за шагом продвигалась в этом болоте, и решение состояло в
том, чтобы просто ходить в нем, даже если на это потребуется триста лет.
Этот материальный разум любит катастрофы и притягивает их, и даже созда-
ет их, потому что ему нужны эмоциональные стимулы, чтобы стряхивать свое
несознание. Всему, что несознательно, всему тому, что инертно, требуются
неистовые эмоции, чтобы пробудиться. И вся эта нужда порождает некое бо-
лезненное притяжение или воображение всех тех вещей -- материальный ра-
зум постоянно воображает любую возможную катастрофу и открывает дверь
чтобы подготовиться. Мы в приготовлении. Мы под вопросом.
Когда? Мать спросила Шри Ауробиндо. "Не готово", -- таким был от-
вет. Не готово.
Но вуаль становится все тоньше. Она становится тоньше с 1959 года.
Что делала Мать в своем теле с 1959 до 1973? Возможно, "расстояние" было
сведено к нулю. Возможно, этот как молния или буря... если не милость,
которая лишь ждет нашей собственной светлой вибрации, нашей веры в нас-
тоящую жизнь, нашей любви настоящей жизни, нашей нужды настоящей жизни.
Есть ли у нас эта нужда? Настоящая нужда? Возможно, в этом и состоит
весь вопрос.
Темные будут становиться все темнее и темнее.
Светлые будут проясняться и улыбаться новой заре.
Возможно, будет достаточно просто добавить радости, -- сказала она.
Затем все скрылось за зеленой стеной. Или, скорее, за стеной грязи.
В действительности, мы увидим, что эта вуаль или экран грязи, кото-
рый скрывает от нас настоящий мир, истинную Материю, является на самом
деле неким клеточным покровом или запачканным одеянием, и вся задача,
это долгое, рискованное пересечение вуали, состоит в работе по очищению
клеток, прочищению всего их старого атавистического, генетического, ты-
сячелетнего одеяния, чтобы достичь чистой маленькой клетки. Выхода из
клеточного программирования.
И главный покров -- это не молекулы ДНК или РНК, как мы могли бы
себе вообразить, а разум: корни Разума в Материи.
Однако первое переживание другой стороны вуали было не столь мимо-
летным, как я это описал; это была не "греза", которая приходит и ухо-
дит: В течение целых двух дней я оставалась там, это два дня абсолютного
блаженства. И Шри Ауробиндо был со мной все время, все время: когда я
гуляла, он гулял со мной; когда я садилась, он садился рядом... Это была
не греза, сознание тела переживало это; то самое сознание, которое чув-
ствует жару, холод, видит непрозрачное, прикасается к твердому. Вуаль
была снята. Целых два дня гуляла она в другом мире, который, тем не ме-
нее, был нашим миром. Шри Ауробиндо подарил мне два дня: полное блаженс-
тво... Если у меня была бы когда-нибудь личная цель, то эта цель тогда
была достигнута -- это неописуемо, совершенно за границами всех велико-
лепий и всего выразимого. И в тот момент я получила команду от Всевышне-
го -- он был там, ты понимаешь, конкретно [Мать касается своего лица,
тела и рук], и он сказал мне: "Это обещание на будущее. Теперь ты должна
делать Работу." И это не индивидуальная работа, а коллективная. И затем
Мать добавила нечто, что заставило меня задуматься: Да, Шри Ауробиндо
сделал нечто подобное, хотя гораздо более тотальное, полное и абсолют-
ное, когда он оставил свое тело -- потому что он имел это переживание,
он имел его, я видела это, я видела его супраментальным на своей крова-
ти, сидящим на своей кровати... Он писал: я делаю это не для себя лично,
а для всей земли. И это было в точности то же самое -- о, какое пережи-
вание!... Но тогда больше ничего не имело значения, ни вещи, ни люди,
даже земля, все не имело абсолютно никакого значения. Так что у Шри Ау-
робиндо было это, он знал двойной мир, сидя там, в своем кресле, взирая
на стены... И он преуспел в том, чтобы жить в двух мирах одновременно:
он слушал учеников и видел, как они делали свои глупости вокруг него, он
ожидал шагов Матери в коридоре... Это был тот же самый мир, и все же это
был другой мир. И просто своим присутствием здесь он тянул другой мир в
этот, делая все более тонким разделяющий их слой, Стену между ними...
которая была уже не той стеной, как Мать переживала ее; нечто уже стало
тоньше, яснее -- вероятно, до того дня, когда он понял, что он будет ра-
ботать более эффективно с "другой стороны", избавившись от внешних тре-
бований учеников, писем, тысячи глупостей, которые отнимали все время от
настоящей работы. Было так, как если бы он протолкнулся на другую сторо-
ну; пять раз он говорил: у меня нет времени. А Мать оставалась по эту
сторону от моста, пока однажды в 1959 году не была установлена первая
связь. Но для этого ей не нужно было умереть, она имела "сокровище двух
миров", как говорили Риши, "это Сокровище в скале подобное птенцу." По-
нимаем ли мы, что это означает?... Вероятно, не по-настоящему. Он принял
смерть, вступил сознательно, с сознательным, живым телом в противополож-
ность сознания: ночь, смерть. Как если бы бросил семя бытия в скалу, в
небытие. Возможно, это как раз это: Кришна в золоте, растущий и сокруша-
ющий стены. Это довольно устрашающе. Что же, значит, Мать покинула тот
настоящий мир, тот поистине живой мир, чтобы снова войти в нашу смерть,
которую мы называем жизнью. Она осуществила обратное тому, что сделал
Шри Ауробиндо. Она собиралась протереть вуаль изнутри. Попытка связи для
земли. Ведь, действительно, то, что кажется нам жизнью, ЯВЛЯЕТСЯ
СМЕРТЬЮ. Действительно можно сказать, что существуют степени смерти;
есть степени жизни и степени смерти: некоторые существа более или менее
живы, или, выражаясь негативно, более или менее мертвы. Но те -- о, те,
кто знает, кто знает, что эта материальная форма может проявить супра-
ментальный свет; что же, те, кто не имеют в себе супраментального света,
уже чуточку мертвы. Вот оно как.
Внести супраментальный свет в тело земли означает выкорчевать
смерть. Это означает поднять вуаль над "нечто", что вызывает смерть,
поднять ту самую вуаль, которая была поднята на целых два дня.
Тройное условие
И все скрылось. Снова был лес. Слепо идти, задыхаясь, шаг за шагом,
не зная пути. Как закрепить супраментальный свет в теле? Не мимолетное
переживание, а нечто постоянное. Что препятствует этому? Как всегда,
трудность заключается в том, чтобы найти не то, что следует сделать, а
то, что следует переделать, поскольку эта вещь невидима, как привычка, и
определенна как ньютоново яблоко. Есть законы смерти, которые нужно вы-
корчевать, но где они гнездятся, эти законы, где их найти, прежде чем
сможем мы ввести их в свои уравнения? Их нужно отследить в их гнезде.
Все очевидные факты надо проследить до их истока: почему мы падаем, по-
чему нам трудно, почему за X следует Y, а за ним -- Z, что вызывает ма-
ленькую смерть в конце этой линии. Мы должны дойти до истока всей неоп-
ровержимой цепочки, звено за звеном, прямо до микроскопического источни-
ка -- где прячется маленькая тварь. Вся логическая, очевидная, неизменя-
емая и математическая цепочка, которая составляет вуаль. Грандиозная
Ложь во всех ее деталях. Конечно же, мы должны думать об этом как обо
лжи -- но беда в том, что не только одни мы думаем: у клеток тела есть
свой способ мышления, они подхватывают болезнь смерти как все мы, обла-
ченные в костюмы и галстуки. Так что мы должны идти и разыскать гнездо
этой "мысли".
Поэтому первый шаг -- это работа по прояснению материи или, скорее,
ложной материи. Когда материя ясна, она будет истинной, и свет сможет
войти в нее, настоящая жизнь войдет в нее; "другой" мир здесь, пока мы
гуляем или говорим... Но в то же время следует проделать некую другую
работу: когда входит тот свет, та грандиозная Мощь, это как сильная ли-
хорадка, кажется, что все вот-вот взорвется, ты чувствуешь себя разби-
тым, во всех клетках своего тела -- конечно, есть сопротивление, темно-
та, тяжесть внутри, которая порождает непереносимое трение. Поток пыта-
ется пройти через это, но не может: все багровеет. Если ты будешь наста-
ивать, он может даже взорвать все. Это, конечно же, не маленький мен-
тальный поток. Но мы должны сказать, что этот поток чрезвычайно хорошо
дозирован, поток просто прерывается, когда дела становятся плохи, или ты
падаешь в обморок. Сознание тела подобно сознанию ребенка; оно очень ма-
ло, у него нет ментальных "необъятностей". Просто прищемите дверь паль-
цем -- и сразу все станет ясно. Обморок случается не из-за боли как та-
ковой; просто ответная реакция "плавит предохранитель". Не должно быть
больше реакций, все должно течь в пределах телесной необъятности, подоб-
ной необъятности высоко наверху. Целостностной необъятности. Именно в
теле должны мы найти бесконечность. И на самом деле, именно в теле долж-
ны мы иметь все "великие переживания", происходящие высоко наверху. Тог-
да мы сможем переносить поток без того, чтобы падать в обморок, как ма-
ленькая хрупкая женщина (хотя женщины гораздо "прочнее" мужчин, но их
субстанция более "взвинчена". Мать всегда говорила, что женщинам при-
надлежит решительная роль в трансформации и что они более приспособлены
к тому, чтобы установить мост.) Так что первым уроком переживания 1959
года явилась потребность универсализировать это телесное сознание, рас-
ширить его в недвижимую бесконечность, чтобы иметь способность выдержать
любой ураган без малейшего содрогания -- чтобы не было препятствий.
Именно препятствие порождает вуаль. Прояснение и универсализация идут
рука об руку. Тело -- сознание тела -- должно сначала научиться расши-
ряться. Это совершенно необходимо, иначе клетки обратятся в некую пузы-
рящуюся кашу под действием супраментального света. И Мать посмотрела на
меня уголком своего глаза, как бы делясь самым сокровенным: То, что я
пытаюсь достичь, можно назвать великим раскрытием. Только когда произой-
дет это раскрытие, будет... (как бы выразиться?) случится нечто непрео-
долимое, и все мировое сопротивление, вся его инерция и даже темнота не
в силах будет поглотить это нечто -- определяющий и трансформирующий
фактор... Не знаю, когда это наступит. И она добавила (сопровождая слова
маленькой озорной улыбкой): Ты понимаешь, если ты будешь достаточно дол-
го концентрироваться на одной ТОЧКЕ, то найдешь Бесконечное -- это то
бесконечное, которое X, Y и Z нашли в их собственном переживании, это
то, что можно назвать их собственным бесконечным. Но это не то, чего МЫ
хотим, не то... Это не индивидуальный или личный контакт с Бесконечным,
это тотальный контакт. И Шри Ауробиндо настаивает на этом, он говорит,
что совершенно невозможно осуществить супраментальную трансформацию, не
будучи универсализированным -- это первое условие. Ты не можешь стать
супраментальным, пока не будешь универсализированным. А "универсализиро-
ванным" означает принять все, быть всем, стать всем -- действительно
принять все. Так что все те, кто зажат в своих системах, даже в высочай-
ших регионах мышления, это не ТО.
Бесконечное в материи. Вся вселенная в теле. Но как это сделать?
Это как если бы "духовность" стала конкретным делом, почти что делом
клеточного механизма. Должна быть достигнута бесконечность, чтобы поток
мог пройти, не разметав все, и должна быть также некая имперсонализация
или деперсонализация телесного сознания, так чтобы чистая, точная вибра-
ция материальной спонтанности (как в птице, насекомом и во всем мире,
кроме нас) могла установиться без того, чтобы быть пойманной и фальсифи-
цированной всеми нашими так называемыми естественными реакциями, будь то
ментальными, моральными, медицинскими или марксистскими, которые все
равно ложны, потому что это личные реакции и они зажимают вибрации --
или, скорее, эту Вибрацию. Все наши реакции -- смертные реакции, как са-
мые прекрасные, так и самые глупые. Это имперсонализация материальной
индивидуальности крайне важна. Теперь я знаю, почему. Она крайне важна
для точности Действия, так что только -- ТОЛЬКО -- чистая божественная
Воля, если можно так сказать, могла бы быть выражена с наименьшей при-
месью: любая индивидуализация или персонализация вызывает смешение. И
тогда ты понимаешь все, все, все детали. Ты понимаешь, интеллектуально
или психологически можно понять определенные вещи (и это очень хорошо,
это действенно и может быть весьма полезно), но они всегда видятся весь-
ма смутно, на грани неточности. Но здесь, теперь, есть понимание МЕХА-
НИЗМА, механизма вибрации. Тогда это становится точным. Все позиции, ре-
комендуемые йогой, --- сначала действовать так, как приносишь подношение
или жертву, затем полная открепленность от результатов (придоставь ре-
зультаты Господу), затем совершенная ровность во всех обстоятельствах,
-- короче говоря, все эти вещи (стадии, которые хорошо понимаешь интел-
лектуально или переживаешь в своих чувствах), да, все это обретает свой
НАСТОЯЩИЙ СМЫСЛ только тогда, когда становится тем, что можно было бы
назвать механическим действием вибрации. Только тогда ты действительно
понимаешь, почему это должно быть так.
В конечном итоге, Дух раскрывается в Материи. Он наиболее понятен
там -- я готов был сказать, наиболее реален, как если бы тот, наверху,
был бледной копией, ментальной имитацией. Однажды очень даже может так
произойти, что вся наша "духовность" покажется нам чудовищной пародией
на нечто иное -- которое по-настоящему и тотально понимается только на
уровне материи. И что объясняет весь мир.
Прояснение, универсализация, имперсонализация.
Да, но как сделать это практически, в теле?
Физический разум
Тело начинается в любой точке и каждую секунду.
Вы спускаетесь по лестнице из вашей комнаты, и нечто начинает шеп-
тать: О, какой тяжелый день! -- и вам становится тяжело. Вы идете в ван-
ную, и это нечто нашептывает: осторожно, скользко, можно упасть! -- и вы
теряете равновесие и падаете. Осторожно, можно порезаться! -- и вы поре-
зались. Вы идете на встречу с кем-то, и это снова шепчет: будь осторо-
жен, он может сбросить на тебя свое плохое настроение -- и вы начинаете
раздражаться. Вы чихнули, и тут же опасение: я простудился! -- и вы
простудились. Это порождает нескончаемые простуды, несчетные сфабрико-
ванные заболевания, у которых нет ни температурных, ни медицинских диаг-
рамм, но которые отравляют и пачкают и свертывают все -- вуалируют все.
Ничто не воспринимается так, как есть: вуалируется загодя. Заранее есть
болезнь, расстройство, беспорядок -- все предвидено, до малейшей детали
катастрофы. Или же (что реже) оно окрашивает все в розовый цвет -- или
желтый, зеленый или индиго -- и все заранее видится в этом свете. Проис-
ходит так, как предвидится, просто удивительно, как если бы некий карли-
ковый маг находился там. Но мы придаем этому мало внимания, потому что
этот еле заметный голос покрывается нашей идеалистической демагогией,
нашими чеканными ментальными решениями, нашими сверхорганизациями... ко-
торые дезорганизуются по непонятной причине, внезапно, подорванные неп-
редвиденным, нелепым инцендентом. Так происходит, и все расстраивается.
Иногда требуется десять лет, чтобы все расстроилось или появился рак --
но это расстройство или рак впечатан в мельчайший шепчущий секрет, кото-
рый жужжит и жужжит непрестанно, когда вы гуляете, едите, говорите...
"Не так быстро, ты устанешь!" -- и вы тут же устаете. "Осторожно, не
сделай ошибки!" -- и вы тут же лепите ошибку, почти навязчиво, как если
бы щупальца осьминога тихо опутали клетку. "А потом умираешь, ты знаешь"
-- да, смерть фатальна. И ты умираешь. Когда начинаешь прикасаться к
этому особенному, бескрайнему, несчетному осьминогу, который портит все,
вуалирует все и вышибает дух из всего -- но так незаметно, как мягкий
бриз, за пределами всякой веры или секундного "размышления" -- то сопри-
касаешься с грандиозной черной магией, которая ускользает от нас лишь
из-за того, что составляет саму ткань нашего существования. Тонкий, поч-
ти бессловесный, незаметней самого легкого бриза, он окутывает вас свои-
ми вибрациями, иногда как еле уловимый запах или "предвидение", "пред-
чувствие", расплывчатый эмбрион чего-то, притаившегося под опавшей лист-
вой -- и все распадается. Это невидимое и постоянное разложение всего.
Не обязательно разложение трупа (это припасено на самый конец), а неуло-
вимое разложение цвета, которое придает миру некое грязное влечение
("грязное" для тех, у кого ясные глаза: для остальных это очаровательное
влечение), которое обладает странной силой над тысячью маленьких повсед-
невных обстоятельств -- а иногда и над крупными обстоятельствами, если
доза сильнее. И квази-гипнотическим действием на тело.
Конечно, когда вы хоть немного сознаете то, что происходит, вы от-
гоняете все это. Но оно прилипчиво. Вы отметаете это раз, два, десять
раз, но оно возвращается в другой форме, под иным цветом. Вы поразили
это: оно уходит вниз и надевает маску святоши, выглядит как ангелочек. А
затем, бац! появляется снова. Вы справились с этой трудностью, вымели
эту нечистоту пятнадцать лет назад; оно незаметно проскальзывает назад в
вашу память: "О! Это старо, к счастью, с этим покончено" -- и мгновенно
оно появляется снова, вызываемое памятью, пробуждаемое памятью, как ска-
зала Мать, свежее и игристое, вдвойне энергичное из-за долгой спячки; и
все начинается сызнова, как если бы ничего не было сделано. Эта труд-
ность попросту спала пятнадцать лет. Дуновение памяти, неуловимая вибра-
ция -- НИЧТО не исчезло. Есть нечто, некая ткань, которая использует
все: встречу с кем-либо, поспешное замечание, чтобы все вернулось снова.
И требуется искоренить не одну вещь, одну трудность, одну слабость, одну
болезнь, нет -- есть целая ткань, почти телесная субстанция. Денатуриро-
ванная субстанция. Тогда начинаешь видеть масштаб проблемы, как если бы
нужно было выкорчевать вообще все. Как если бы заранее существовала не-
кая гниль. И кажущаяся столь неразрывно связанной с телом, что остается
только гадать, можно ли устранить ее, не выбросив из тела саму жизнь.
Это "физический разум". Некое первичное мышление в материи.
Но это даже не "мышление", а дыхание или, скорее, отпечаток. Веро-
ятно, отпечаток или память всех катастроф, через которые должна была
пройти материя, чтобы пробудиться к жизни -- катастрофическое пробужде-
ние. Пробуждение от великого, покойного Сна. Материальное сознание, то
есть, разум в Материи, был сформирован под давлением трудностей -- труд-
ностей, препятствий, страдания, борьбы. Он был "увешан" всем этим, они
наложили на него отпечаток пессимизма и пораженчества, что составляет
самое большое препятствие. Это громадное желание избежать катастрофы.
Великий базис, грандиозный базис Жизни. Жизнь заложена на этом, на этом
НЕТ. "Нет", которое предполагает тысячи и миллионы форм и маленьких за-
болеваний или маленьких слабостей, которые все жаждут окончательного
"нет": смерти. Наконец, покоя смерти. Это совсем неуловимо, в совершенс-
тве покрыто нашим ментальным шумом, нашими евангелиями, нашим социализ-
мом, этим и тем, что является ни чем иным, как маленьким лихорадочным
возбуждением на платформе смерти. Мы просто притворяемся на время. Затем
мы больше не притворяемся (или оно больше не притворяется), и мы призы-
ваем во спасение пеницилин, доктора или пастора или небеса. Но смерть
приходит не внезапно, она всегда была там. На самом деле вещи не измени-
лись: они только стали тем, чем уже и были. И мы называем это жизнью. Мы
постоянно ходим со смертью, спускаясь или поднимаясь по ступенькам, раз-
говаривая или смеясь... смерть шепчет и шепчет и шепчет... И это может
зажать абсолютно все: если вы прислушаетесь к этому шепоту, чтобы под-
корректировать или отчитать его, он становится очень изворотливым, он
принимает видимость десятка добрых мыслей, каждая из которых представля-
ет особенную ловушку. Это совершенная и бесспорная ловушка, независимо
от того, с какой стороны вы посмотрите на нее: с хорошей или плохой. Она
обманывает вас во плоти, предвидя заранее ваши мысли и поджидает вас
впереди, растянув непредвиденные сети. Правильно думать -- неправильно,
неправильно думать -- тоже неправильно. Все запятнано. Но конечно же!
Это же РАЗУМ, так что никто ментальнее не сильнее разума. Разум не может
подправлять Разум. Поистине полная гниль, укоренившаяся в теле, в каждом
рефлексе, каждой реакции, в каждой ложке еды, в каждом шаге, который вы
предпринимаете. Вы можете освободить себя от интеллектуальный рассужде-
ний, остановить мыслительный процесс, вступит в освобожденные небеса.
Все прекрасно наверху, а внизу бурлит. В самом деле, это борьба с ма-
ленькой, поистине микроскопической вещью: привычками существа, способами
мышления, чувствования и реагирования... Гран-ди-оз-ная битва с тысяче-
летними привычками. Она интересна лишь для того, кого интересует ВСЕ,
для кого ВСЕ интересно, то есть, для того, кто имеет тот тип воли к со-
вершенству, который не пропускает ничего, ни единой детали, иначе... Ты
понимаешь, в тот момент, когда ты находишься в Разуме, разум говорит:
"О! нет, нет. Ты попусту тратишь время!" Это не так, но он считает все
это пустяками. Но именно эти пустяки составляют саму субстанцию смерти.
Наша жизнь сделана из миллиона фатальных пустяков. Может даже показать-
ся, что наши глубины сделаны из непроницаемого осадка глины, составляю-
щего микроскопическую пудру -- суглинистую, плотную и абсолютно черную.
И это в сердце клеток, или, скорее, вокруг них. Вуаль рассыпчатой глины.
Чуть задень ее -- и она взмоет вверх, как осадок на дне аквариума, и это
ночь -- именно эту ночь "живые" называют днем. Они купаются в нем, в том
пустяке. Тогда как если вы дадите всему успокоиться, вы наверняка увиди-
те все яснее, аквариум станет прозрачным, но глина все же там, притаи-
лась в глубинах. Так что же делать?
Может показаться, что этот пустяк составляет саму суть проблемы.
Но, несомненно, когда есть чрезвычайная трудность, тогда же сеть
чрезвычайный ключ и чрезвычайная мощь. Именно препятствие открывает
дверь. Препятствие существует для того, чтобы вести нас к открытию.
Смерть -- это окончательное препятствие, которое скрывает от нас вели-
чайшее открытие.
Поначалу Мать была очень горда собой (извините за то, что я подд-
труниваю над ней, но временами мы можем меняться ролями). Она говорила
мне: Когда эта мельница начинает работать, я подхватываю ее как пинцетом
и... [она сделала жест, тянущий вверх, выше головы], затем я придерживаю
ее там, в той недвижимой белизне -- мне не требуется держать ее там дол-
го! Да, а когда она отпускала пинцет, все возобновлялось. Или же вы та-
щите вниз Силу: в одну секунду вы практически взорваны вспышкой света,
которая рассасывает бульканье... на пять минут, пока присутствует сила.
Мать ясно видела, что это тоже не работает: Я хорошо понимаю, почему Ис-
тина, Истина-Сознание не выражается более постоянным образом, потому что
разница между ее Силой и силой Материи столь велика, сила Материи пере-
черкивается ею, так сказать -- но тогда это означает не трансформацию, а
сокрушение. Это то, что они обычно делали в древности: все материальное
сознание сокрушалось под весом Силы, которой ничто не могло противосто-
ять или сопротивляться. Так что тогда ты чувствуешь: вот оно! Я ухватил
это!... Но ты вовсе ничего не ухватил! Потому что остальное, внизу, ос-
талось прежним, неизмененным. А если вы не хотите или не можете исполь-
зовать ту Силу, которая сокрушает это бурление, если вы не хотите или не
можете подниматься вверх в недвижимую Белизну, тогда что же остается?...
И если, в довершении всего, вы не можете использовать Разум, чтобы сра-
жаться с разумом Материи, тогда что же делать?... Вы нигде. Или же, ско-
рее, вы полностью в этом, на единственно возможном уровне, в сердце мен-
тальной грязи Материи, и изнутри, изнутри самого препятствия, вы пытае-
тесь найти силу, которая пройдет через препятствие и трансформирует его.
Сама сила препятствия содержит саму силу победы. Все время сражаешься с
Победой, и, возможно, секрет состоит в том, чтобы знать, как взглянуть в
правильном направлении.
Короткие секунды смерти
Но близко наблюдая это бурление, сталкиваешься не с одним сюрпризом.
Мать наблюдала это, "была в нем", в длинном коридоре второго этажа,
в гуще тысячи маленьких историй учеников, которые все были "ее" истори-
ей, ее трудностью, ее глупостью; она следовала этому бурлению, прослежи-
вала его во всех жестах и движениях, и казалось, что не было решения --
оно было вытеснено отсюда лишь для того, чтобы объявиться там, изменчиво
и нескончаемо -- как если бы единственное решение заключалось в том,
чтобы прожить трудность. И вот где проходит тонкая линия, отделяющая две
разные грани одной и той же вещи, одной и той же трудности, одной и той
же невозможности: грань смерти и грань жизни, закрытое, отрицательное
лицо и положительное -- в зависимости от позиции. Переживаешь одну и ту
же глупость и невосприимчивость, но на одной стороне она проживается по-
зитивно, с вопросом, зовом, неким глубоким стремлением или охватом исти-
ны, которая ощущается позади, которую стремишься отыскать за черным кле-
ем: уподобляешься крику посреди всего этого. А на другой стороне отказы-
ваешься, говоришь "нет", не хочешь видеть или допустить существование
этого бурления, но оно все равно прилипает. Это означает, что ты не за-
мечаешь врага, а пока ты отказываешься сражаться с ним, то и не имеешь
силы над ним -- враг просто поджидает тебя на другой стороне.
Мать шаг за шагом продвигалась в этом болоте, и решение состояло в
том, чтобы просто ходить в нем, даже если на это потребуется триста лет.
Этот материальный разум любит катастрофы и притягивает их, и даже созда-
ет их, потому что ему нужны эмоциональные стимулы, чтобы стряхивать свое
несознание. Всему, что несознательно, всему тому, что инертно, требуются
неистовые эмоции, чтобы пробудиться. И вся эта нужда порождает некое бо-
лезненное притяжение или воображение всех тех вещей -- материальный ра-
зум постоянно воображает любую возможную катастрофу и открывает дверь