Сатпрем. Мать или Новый Вид. Том 2

чи, тогда как мое тело смутно слышит шепот за вуалью и, по случаю, при-
касается к истинному. Мы должны стереть вуаль, каждый из нас на свой ма-
нер. Мы должны медленно стереть эту вуаль в теле земли. И что же прои-
зойдет?


Три решения

Есть эта истинная земля, прямо здесь, свободная. Шри Ауробиндо и
Мать здесь, они работают, они видят. Они здесь в той же степени, как и
мы -- больше, чем мы. Шейх Муджибур Рахман, президент республики Бангла-
деш, убит. Это случилось вчера или позавчера. Тысячи темных и отврати-
тельных сумасшествий совершаются каждый день -- все более и более отвра-
тительных, может показаться, все более и более темных, как если бы не
было конца земли, очищающейся от тьмы, как если бы все более и более
низменные фантомы населяли землю, любимую землю. Действительно, фантомы
без какого-либо реального существования, но они убивают и разрушают --
научно, медицински, теоретически и идеалистически или религиозно. Они
разрушают и разрушают, тысячи этих фантомов, и все больше и больше. Они
порождают других маленьких фантомов, которые будут разрушать и разру-
шать, и все больше и больше -- разве земля, любимая земля, обречена на
то, чтобы быть населенной ничем, кроме фантомов? Или же быть населенной
фальсификаторами сознания, наполненными напыщенных речей? Те интеллекты,
что появились в высшем свете, подобны звездам, разбросанным по совершен-
но темному небу, - сказала она.
Что же произойдет?
Кажется, что мы приближаемся к истинной сущности Смерти.
Нет, не к могиле, к настоящей смерти: несознанию.
Мир полон смерти.
Темные смертельные безукоризненные костюмы, которые вещают с экра-
нов телевизоров свои вечные слова с высот интеллекта, подчиняют и гипно-
тизируют людей миллионами. Сеть разума разрослась настолько, что стала
почти видимой, она бороздит небо во всех направлениях и глушит наше соз-
нание на каждом углу. Они приближаются, приближаются все больше и боль-
ше, день ото дня. И это явление необратимо. Подразумевая, что несозна-
тельные не собираются улучшиться каким-то чудом. Это темное и мутное
продвижение. Смерть приближается.
И все же это только вуаль. Тонкий экран, отражающий некие темные
силуэты, наполненные убийствами и варварскими евангелиями. В терминах
сознания это ноль. И все же это правит. В терминах реальности это тоже
ноль. И все же это наш кажущийся реальным мир. Мы голосуем за них, мы
подготавливаем для них ступени, мы летаем на самолетах и укомплектовыва-
ем лаборатории для них -- как если бы мы подготавливали для них будущее.
Иногда мы восстаем, но при первой же возможности действуем точно так же,
как они: окончание Колледжа, внуки, прогресс науки для них. Каждый из
нас берет свой серийный номер. Мы на стороне правых или левых, но это
две стороны одного и того же Несознания. Мы работаем, чтобы подготовить
силуэт на экране, и чем темнее он, тем более видим -- "Я сделал это".
Все мы хотим делать это в этом мире. Мы даже хотим делать это в мире йо-
ги или духовности. И это все та же самая вещь. Но кто действительно хо-
чет пробраться через экран, к настоящей земле?
Кто хочет нечто иного?
Вот к чему сводится вся проблема, индивидуально и космически.
Мы могли бы сказать: хорошо, давайте забудем это тело несознания --
давайте забудем смерть и мертвых -- и пойдем догонять живых в настоящей
Материи. Но это не кажется самим эволюционным или смелым решением. Ведь,
прежде всего, эта тюрьма имеет вполне определенную цель, это не дьяволь-
ское изобретение, это эволюционное устройство, чтобы создавать существа,
которые найдут средства изменения клетки и откроют ее. Но если мы нахо-
димся в клетке, то как мы из нее выберемся, находясь в ней, можно было
бы спросить? Это вся история Матери. И, наконец, что произойдет с этим
телом, как только оно раскроет секрет своей реальности, настоящей Мате-
рии, истинного мира? Могут ли законы той материи изменить законы этой
материи: произвести трансформацию старого тела? Или же мы скорее отбро-
сим старые лохмотья, как только они сослужат своей цели: мы улетим, как
бабочка, в настоящую Материю? Распад старого тела. Это тоже не кажется
мне самим эволюционным решением. Смерть -- это принятие поражения, так
что... сказала она. Мать была воином (не знаю, почему я говорю "была").
Или же есть третье решение...
Мать никогда не знало, что уготовано ей. Прямо до конца она ничего
не знала. На это должна быть причина.
Третье решение? Мы могли бы назвать его вторжением Реального. Рас-
кол вуали... Но что за ужасный удар для земли -- или, в любом случае,
для рая неживых. Они могут никогда не оправиться от этого удара. И мы
всегда забываем, что мы сами, в наших телах, наделены изрядной долей не-
сознания -- наши тела не полностью сознательны и не полностью реальны;
если бы это было так, мы были бы бессмертными и трансформированными. Так
что, вторжение Реального или нет, но разве останемся мы с этим старым
телом, наделенным смертью, и что же произойдет с телом в конце концов?
Могила или трансформация? Это всегда один и тот же вопрос: сбросит ли
бабочка свою оболочку гусеницы или что? Реальное царит на земле, и не
останется, кроме реальных бабочек... но сколько их останется в конце?
Сколько бабочек? Возможно, не так много... возможно, не будет и трех...
Так что же?
Поэтому, возможно, эволюционное решение является парадоксальной
смесью этих трех возможностей: более или менее последовательное или вне-
запное растворение Несознания, подстегиваемое Вторжением Реального, что
в свою очередь, ускорит трансформацию тела.
Мать никогда не знала, что произойдет. Иногда она думала или чувс-
твовала, что это будет Трансформация тела -- и с этой верой она боролась
до самого конца. Иногда она думала, что Вторжение изменит все. И чем
ближе подходила она к "концу", тем более туманной становилась эта мисте-
рия: парадоксальное состояние, невозможная бабочка в мире гусениц. Как
если бы сама невозможность, дезинтеграция тела хранила бы ключ к мисте-
рии мира.
Может ли трансформироваться одно тело без того, чтобы было транс-
формировано все остальное, или, по меньшей мере, минимальное число эле-
ментов? Одинокая бабочка среди гусениц?
Должно ли тело мира пройти через кризис дезинтеграции, чтобы дос-
тичь нового состояния?
Когда тело мира будет готово, бабочка расправит свои крылья.
Вторжение Реального.
Мы должны подготовиться, - сказала Мать.


Супраментальная Сила

В течение ряда лет я был свидетелем довольно неожиданного явления,
которое в конечном итоге тянуло меня вниз из рая освобожденного разума,
в котором я более или менее комфортабельно плавал ("менее", когда мне
нужно было спуститься с него, только лишь затем, чтобы натолкнуться на
те же самые старые глупости); обычно я чувствовал необъятный ритм, в ко-
торый можно войти по желанию и с которого можно черпать нужное знание:
автоматические книги, живопись или музыку. Достаточно было сесть и пере-
водить этот ритм или, скорее, позволить ему самому по себе облекаться в
слова (или ноты или цвета, будь я художником или музыкантом), все было
известно и понятно. Славная прозрачность, в которой не было больше за-
гадки: вы просто направляете спокойный луч туда или сюда, прямо перед
собой или за тысячи миль отсюда, и все известно. А когда нечего сказать,
то все держится удивительно спокойно в снежной вечности -- с единствен-
ной обеспокоенностью или опасением, что эта вечность может тянуться
очень долго, действительно целую вечность. Мать очень мягко позволяла
мне изнашивать свой рай, она даже поощряла меня в этом, ведь Мать всегда
поощряла людей на их пути. У меня была привилегия медитировать вместе с
ней, и я взлетал как стрела: через три минуты воцарялась совершенная
вечность. С ней, однако, вечность была чуть более мощной, чем когда я
был один (!). Но затем, проклятие! я начал гадать, что все это значит --
очень мило писать книги или музыку, это заняло бы ни одну жизнь, но я
чувствовал, что уже жил этим тысячи раз, а затем все начинается снова:
грудятся книги, грудится музыка, грудятся дети и... фью, в чем же вся
жизнь? Это казалось мне довольно слабым. Казалось, что такая жизнь хоро-
шо наполняет только ментальный отсек, а потом что? В девственном лесе
больше жизни, он более реален! Но мили и мили девственного леса образуют
лишь девственный лес -- он приятно и светло наполняет витальный отсек, а
затем что? И вы могли вобрать вообще все, это было навечно: но затем
что? Или же вы могли выбить затычку и воспарить в белый дрейф наверху --
это тоже было отсеком, духовным отсеком, но там нет ничего, кроме миль
девственного неба. Так что эта проклятая история казалась мне проклятой
или проклинаемой, там не было ничего, кроме отсеков, с трудом соединяю-
щихся друг с другом: девственное небо нисколько не заботил девственный
лес, который мог не заботиться о младенцах, которые могли не беспокоить-
ся о книгах... Где же полная и всеохватывающая жизнь? Не в сумме упомя-
нутых бедных ингредиентов -- хотя миллионы людей делают как раз это, в
маленьком отсеке, более или менее просторном и обставленном.
Затем, однажды, я увидел чудесного лекаря, наделенного поразитель-
ными силами, который прибыл в Ашрам (и он тоже имел собственный малень-
кий рай, довольно мощный, в самом деле, в котором он наслаждался "совер-
шенной реализацией"). Он встретился с Матерью и медитировал с ней. "О!
Это то же самое", - сказал он потом. Вечность была той же самой, в Иеру-
салиме или Пондишери -- очевидно, нет ничего более похожего на себя, чем
вечность. Он пришел к Матери, и все было тем же самым. И как раз здесь я
был потрясен, потому что, несмотря на все, я действительно чувствовал,
что это было не "то же самое". И что было не тем же? Вот где я начал па-
дать из своего рая и открывать более полную, более охватывающую жизнь,
без отсеков... и нечто большее: грандиозную Силу, которую я на самом де-
ле не ощущал высоко вверху, потому что там нет никого, чтобы что-нибудь
чувствовать, но это становилось почти крушащим, когда я настраивался на
Материю здесь, на уровне земли; и чем более приземленным это было, тем
более грандиозным и крушащим оно становилось, почти непереносимым, как
если бы вас замесили, растолкли и распылили ужасающим образом. И там я
наконец-то вошел в эту Вещь. Там я приземлился в настоящем девственном
лесу, пока Мать улыбалась -- действительно, я садился на настоящую зем-
лю. И эта настоящая земля имела совсем особый способ приземления -- рас-
толочь все, что затмевает этот переход или препятствует ему: вы чувству-
ете, как это протекает через вас, или вы ломаетесь. Просто. Но эта Сила
была такой необычайно живой, сразу же, как если бы в первый раз вы при-
коснулись к чему-то реальному -- опасно реальному. Но как только вы при-
коснулись к этому, то больше не могли ничего делать без этого, все про-
чее становилось как бы почти несуществующим. Как если бы вы не жили и не
дышали прежде -- никогда не знали, что такое жизнь. Великая симфония ка-
залась скучной, книги казались скучными, сама жизнь казалась скучной,
да, не "конкретной"; внезапно я понял, что Мать имела в виду под "конк-
ретным". И "небеса", да, были лишь дымом -- никогда больше я не возвра-
щался туда, ни разу, даже ни на секунду. Я купался на довольно невероят-
ных небесах, в которых не было ничего звездного, скорее это было как
циклон, но циклон движется и живет -- и, в конечном итоге, это ощущалось
как циклон лишь из-за того, что я был блокирован: чем разблокированнее
становишься, тем циклон, или растолчение, больше уподобляется некоему
расширению массивной силы, которое ясно ощущается как нечто, что движет
всем, манипулирует всем -- всей Материей -- и без любого деления, без
"где-то там". Совершенно потрясающе оказываешься во всем, за исключением
маленькой внешней оболочки (я наконец-то понял, что Мать имела под этим
в виду, потому что это ощущается как некая корка): в той Силе, которая
была во всем или, точнее говоря, несла все. Жизнь становилась необыкно-
венно близкой и непосредственной, компактным тождеством. Действительно
Жизнью. И здесь живые выделялись мгновенно: была мгновенная связь, живые
обладали некой плотностью, реальностью, тогда как другие... действитель-
но, они были фантомами. Не было необходимости "думать" или пытаться "по-
нять": это было ощутимо, оно прямо лезло на глаза. Или, точнее, это ощу-
щалось внутри вас как некая материальная непрерывность, в которой "дру-
гие" становились как вы сами. "Осязаемое видение" начинало означать неч-
то. Так что как-то я не удержался и сказал Матери об этой "разнице":
"Прежде я обычно ухватывал 'То' высоко вверху, и я мог ухватить это,
распростершись перед грудой камней или чего-то еще, на улице или где
угодно. И это было несомненно. И это было всегда одним и тем же. А те-
перь я чувствую, что когда нахожусь рядом с тобой, это не нечто, что я
хватаю высоко вверху, а скорее нечто, идущее изнутри. Как если бы охва-
тывался изнутри, и все внутри, в теле, становилось освещенным. Это не
нечто, что падает сверху на мои плечи." И Мать улыбнулась: Да, это так.
Но Это сама цель этого тела, цель его присутствия здесь. Так что это мо-
жет быть... внутри, не чудесное нисхождение. Тогда внезапно я понял, что
Шри Ауробиндо имел в виду под своей "автоматической силой". Это не неч-
то, что нужно силой притянуть свыше: это нечто растущее в самой субстан-
ции, непреодолимо, как огонь вулкана. Мать развязывала нити сети, и та
Мощь -- грандиозная Мощь -- в Материи, с другой стороны обволакивающей
вуали или с другой стороны Стены физического разума, начинала проникать
в нашу Материю и наводнять ее изнутри. Грандиозная, невидимая революция
в Материи.
И с годами это явление становилось все более поразительным: Мать
все больше и больше походила на прозрачную струйку воздуха, на миниатюр-
ную форму, все более прижатую к своему креслу, и чем более слабеющей она
казалась, тем более... фантастической становилась та грандиозная Мощь,
до такой степени, что вы не могли чувствовать для нее никаких пределов,
кроме тех, которые безопасны для вас -- чтобы вы не взорвались, впитывая
ее. И это вовсе не излучалось от Матери! Это не было концентрацией силы
вокруг Матери, нет, вовсе нет! Это было противоположность концентрации:
океан Силы без центра, который казался повсюду, во всем, появляющимся
отовсюду, а возле Матери он как бы спонтанно усиливался изнутри. Это не
было в одном теле: это было во всех телах, даже в бутылочке для полоска-
ния рта. И вы сразу же понимали, кто (или что) был в контакте с этой Си-
лой, а кто -- нет. Было два мира, как всегда -- действительно, мир живых
и мир мертвых. И те, кто находились в контакте, не были как-то особенно
одарены "духовностью". Это было просто... возможно, ясная и искренняя
простота, которая и составляла всю разницу в проницаемости. Простые тела
и темные тела. И, очень даже возможно, что они не понимали ничего или
даже думали, что делают хатха-йогу, играют в футбол или... вообще ниче-
го, это не имеет значения, они могли вовсе ничего не думать и во что-то
верить -- "любым возможным способом", сказал Шри Ауробиндо -- но это вы-
ходило, тем не менее, совершенно спонтанно и естественно. А другие, вы-
казывающие свою добродетельную важность, были просто как куски дерева --
даже не дерева: гипса. Так что я не мог удержаться, чтобы не рассказать
Матери о своих изумлениях и загадочных наблюдениях на неуклюжем языке:
"Кажется, что эта сила наводняет все части тела и... не знаю, наполняет
их интенсивным стремлением." Да, точно, - ответила она, - именно это
чувствует мое тело. Как если бы это составляло молитву тела. Оно напол-
няет тело Мощью, которая... это как теплое золото, поднимающее все
вверх."
Теплое золото, поднимающее тело мира, неизвестное ему, замешивающая
его изнутри.
Супраментальная Сила.
Распыляющее вторжение мощи.
Невидимая революция в Материи.
Не такая уж невидимая.


Маленький щелчок

И земля в точности повторяет это индивидуальное клеточное явление.
Темная периферия, обволакивающая клетки, эта вуаль грязи, которая
медленно отложилась и затвердела в ходе эволюции, этот плотный экран фи-
зического разума, который создал нашу тюрьму и законы этой тюрьмы --
действительно, вуаль иллюзии, которая покрывает землю, как она покрывает
наши клетки -- расшатывается или растворяется под Давлением эволюционно-
го Движения. Мы всегда забываем, что смысл эволюции не более человечески
ориентирован, чем он был лягушачье ориентирован, и все эти миллионы лет
предназначались не для улучшения маленьких полезных полезных приспособ-
лений или даже некоторых полезных граней для хорошей жизни среднего де-
мократического человека. Шри Ауробиндо называл ее Супраментальной Силой,
а мы можем называть ее как угодно, но это та же самая Сила, которая вы-
вела амфибию из рыбы, а млекопитающих -- из рептилий: великая приливная
волна эволюции, которая смеется над нашими маленькими преходящими кон-
цепциями и нашими мило каталогизированными законами, навечно ограничен-
ные направлением маленького современного физика. И в действительности
очень примечательно, что эта новая эволюционная поворотная точка возни-
кает как раз тогда, когда физический разум наиболее триумфален, находит-
ся в своем конвульсивном апогее, можно сказать, когда старый научный
Паркинсонизм находится на грани запирания мирового движения навечно в
его неумолимом фраке и на грани того, чтобы заставить нас принять свое
заболевание за универсальное решение: Он [физический разум] убедил все
человечество! - воскликнула Мать. Вся так называемая элита человечества
убеждена, что ничего нельзя достичь без этой ментальной силы организа-
ции. Да, мы переживаем как раз час коллапса физического разума, включая
все, что он поддерживает -- это не только конец науки или, в любом слу-
чае, этой частной ветки науки, но и конец так называемого генетического
кода, которым они тоже хотят ограничить нас, потому что они хотят огра-
ничить все, а затем развлекаются тем, что пытаются найти, как открыть
запертую ими же дверь. Под коркой физического разума тело индивида, как
и тело нации, как и само тело земли, несмотря на себя самого (Бог зна-
ет), переоткрывает великий Код Сознания и Силу Сознания. Все остальное
-- нонсенс. В этом Смысл. И все может быть прочитано с этим ключом. По-
тому что он -- единственный. Это единственный Факт современного мира.
Есть те, кто понимают, и те, кто не понимают; и все больше и больше бу-
дет тех, кто делает и кто не делает, будет больше завтрашних живых и
старых мертвых. Вообще, тех, кто верит в чудо, и тех, кто верит в
смерть. Это так просто. Три четверти человечества находятся на грани ис-
чезновения, - сказала холодно Мать. Все дело в том, чтобы знать, к какой
четверти мы относимся. Одна вещь кажется очевидной, - сказала она де-
сятью годами ранее, когда еще ходила на Плэйграунд, - человечество дос-
тигло такого состояния универсального напряжения -- напряжения в усилии,
напряжения в действии, даже напряжения в повседневной жизни -- с такой
избыточной гиперактивностью, с такой универсальной дрожью [вот где наш
старый Паркинсонизм выходит на сцену со своей смертельной маленькой
дрожью], что весь вид достиг такой точки, где он должен прорваться и по-
явиться в новом состоянии, либо откатиться назад и упасть в пучину тьмы
и инерции. Мы можем принять это как верный знак внедрения в Материю но-
вого принципа силы, сознания, мощи, которая, благодаря своему Давлению,
порождает это острое состояние.
Кажется, что внедрение супраментальной Мощи в земное тело следует
образцу этого внедрения в индивидуальное тело. Прежде всего, вы чувству-
ете, что все вот-вот взорвется под давлением этой "пузырящейся каши Суп-
раментала", как сначала говорила Мать. На самом деле, наиболее примеча-
тельно то, что она не разрушает (по крайней мере, не заходит так дале-
ко); процесс кажется совершенно отмеренным: сила доходит до предела нап-
ряжения в одной точке, затем, как только эта точка тщательно перетрясе-
на, размешена и растолчена, переходит к другой точке и так далее, мето-
дично, везде -- ничто не избегает этого. И эта сила не разрушает вещи, а
только дезорганизует их, причем так совершенно, что больше и не знаешь,
за какую нить хвататься -- все крошится, одно за другим. Дело доходит до
точки, когда нет никаких лекарств -- пока не найдешь настоящее Лекарс-
тво. Тогда все образуется чудесным и невероятным образом (но земля еще
не совсем в этой точке: это грядет). Так охватываются все нити сети, од-
на за другой, в сознании, в теле, в странах и религиях и финансах, в...
и все разрушается, ослабевает -- одна нить, другая нить, третья... Пока
не останется прочной базы. В точности как и в теле: осуществляется пере-
дача силы земли. Поэтому земля выглядит очень больной, но она находится
в процессе трансформации -- не улучшения, нет, вовсе нет, нет ни единой
расщелины, которую стоило бы латать, потому что земля раскалывается вез-
де, она должна расколоться, и те, кто пытаются штопать, пребывают в бла-
женной иллюзии: идет транс-фор-ма-ция. Трансформация не означает изго-
товления сверхгусеницы. Собираемся ли мы улучшать пенициллин для бабочек
завтрашнего дня? Или же банковскую систему для хранения супраментальных
существ? Но мало кто имеет отвагу сделать переход. Завтра начинается се-
годня. Трансформация прямо сейчас, она делается. Находишься либо в
трансформации, либо вне ее, она не предназначается для нашего улучшенно-
го потомства. Это здесь: вуаль, через которую нужно пройти. Кто имеет
отвагу пройти сквозь нее?
Существуют моменты, когда можно пройти сквозь нее.
Возможно, сбивает само слово: "Трансформация" кажется применимой к
долгому эволюционному процессу, такому как переход от рыбы к амфибии,
она кажется коренным структурным изменением, но в той же самой материи;
и, вполне возможно, что именно такое коренное изменение и будет идти, но
в какой материи и с какой материей? Действительно, какая материя? Наша
видимая материя, этот бинокулярный взгляд на... нечто, что является в
точности крайней Ложью, ее прилипчивой, смертельной, пагубной и притяга-
тельно ложной иллюзией. Это не ньютоновская материя собирается трансфор-
мироваться, это не ложь, которая внезапно взрастит крылья, напротив --
все это собирается коллапсировать под своей железной гравитацией. Мы по
уши или, скорее, с головой покрыты этой темной грязью, чьи законы и ко-
эффициенты отражения мы сами и каталогизировали: грязь спадает, и законы
спадают. Они были просто законами нашей грязи. Это может произойти за
секунду. Секрет этой секунды -- чтобы достаточное количество людей нача-
ли осознавать крайнюю ложь грязи. И это то, что происходит в мировом те-
ле, как и в теле Матери -- но, конечно, все составляет одно и то же Те-
ло! Головокружительный маленький поворот к дезинтеграции, внезапная бо-
лезнь, внезапная смерть -- неисчислимые маленькие вспышки смерти, конти-
нентальные, национальные, политические, религиозные... а затем, хоп, ве-
щи внезапно проясняются, бог знает как, и снова, хоп, назад в дыру, это
конец. И все кажется подошедшим к концу, все больше и больше. Это уско-
рение головокружительно... пока вся земля не выучит урок этого Чуда. Это
выглядит как смерть, и, действительно, это смерть, но она "аннулируется
наперед". Вся земля начинает аннулироваться на пути к будущему. Секрет,
необычайная секунда заключается в том, чтобы знать то особенное "напе-
ред". Есть те, кто будут "аннулироваться наперед" и те, кто будут "анну-
лироваться назад". Те, кто отпадут вместе с грязью, и те, чьи глаза вне-
запно откроются в чистом воздухе -- в новом, ясном, невероятном и чудес-
ном мире. Другом мире, и все же в том же самом. Это урок, который Мать
проходила десятки раз, пятьдесят раз на день в своем теле, с филариази-
сом, невритами, зубной болью или сердечным приступом -- и маленький по-
ворот к разложению, миниатюрное движение назад-вперед от жизни к смерти,
от смерти к жизни... Пока "смерть" не преобразуется в нечто иное, а
вместе с ней и жизнь. Мы движемся к смерти смерти. Лишь смерть по-насто-
ящему мертва, не существует, нереальна -- грандиозная грязная иллюзия,
из которой мы выходим "под ударами кулака и молотка", в точности так,
как Мать поначалу. Верим ли мы в грязь или нет? Это все, все сводится к
этому. Верим ли мы в смерть -- удостоверенную, зарегистрированную, га-
рантированную, узаконенную всеми научными экспертами по смерти -- или же
мы верим в НЕЧТО ИНОЕ. Вот где проходит деление мира. В этом секрет гря-
дущего великого Момента Истины -- "Часа Бога", сказал Шри Ауробиндо. Ты
видишь, это не так, что мир Истины должен быть создан из фальшивки! Он
весь готов, он здесь, как наша собственная подкладка. Все здесь, ВСЕ
здесь... Достаточно просто маленького щелчка.
Вторжения Реального.


Вторжение Реального

Вторжение Реального, на самом деле, происходит сейчас самым мощным,
методическим и безжалостным образом. Но мы видим лишь отрицательную сто-
рону этого явления: мы вдруг начинаем отрицать любимые игрушки, которые
так долго (не так уж и долго: около пятидесяти лет) хорошо работали, так
что мы обеспокоены: "Куда это все ведет! Рушится мораль, рушится рели-
гия, рушится порядочность -- о, каким ужасным становится мир! И рушится
экономика, рушится демократия, рушится все! Когда все это прекратится?"
Поэтому мы латаем вещи, ремонтируем их, а они опять все разрушаются и
разрушаются -- они разрушатся до конца. Пока мы не выбросим наши любимые
бесполезные игрушки. Пока не покончим с тем, чтобы быть галерными рабами