Шницлер А.. Жена мудреца

открылась. Прямо перед нею у окна вытянулась какая-то невероятно высокая
тень. "Это костюм", -- подумала в первую минуту Бландини. Она вырвала у
швейцара фонарь и, подняв его, громко вскрикнула.
-- Господи, что это? -- воскликнул швейцар и бросился к окну.
Было такое впечатление, что там стоит живой Фридрих Роланд; руки его
бессильно повисли, голова упала низко на грудь. Он был в том же
фантастическом костюме, даже накладные усы остались на месте; не было лишь
парика, и его жидкие, прямые, седые волосы торчали во все стороны.
-- Он повесился, -- простонал швейцар, --... повесился.
Он поставил фонарь на столик рядом с баночками румян и париком. Потом
нащупал пальцы покойника и провел по рукам вверх, до самой шеи...
-- На шейном платке, -- сказал он. -- И что же мы теперь будем делать,
фрейлейн?
Оцепеневшая Бландини не сводила глаз с покойника.
-- Знаете, фрейлейн, -- сказал швейцар, -- я, наверно, пришлю вам снизу
того господина, а сам тем временем схожу в полицию, сообщу.
При этих словах Бландини вздрогнула, потом тихо сказала:
-- Да, сходите в полицию, я останусь здесь... А этому господину там,
внизу, скажите, чтобы он ушел, немедленно ушел, чтобы я его больше никогда
не видела, передайте ему это; и если я еще застану его внизу, скажите, я
плюну ему в лицо!
Последние слова она выкрикнула так громко, что швейцару стало страшно,
и они звенели у него в ушах, даже когда он бежал в темноте через пустую
сцену.

ЛЕЙТЕНАНТ ГУСТЛЬ

Сколько это еще будет продолжаться? Надо посмотреть на часы... да,
наверно, не полагается на таком серьезном концерте. А кто увидит? Если
увидит, стало быть, так же плохо слушает, как я, и мне перед ним ни к чему
стесняться... Всего только четверть десятого?.. У меня такое чувство, будто
я уже целых три часа торчу здесь. Правду сказать, я к этому непривычен... А
что, собственно, исполняют? Надо заглянуть в программу... Оратория -- вот
оно что! А я-то думал -- месca. Таким вещам место только в церкви. Церковь
уже тем хороша, что оттуда в любую минуту можно улизнуть. Хоть бы я сидел с
краю! Итак -- терпение, терпение! Оратории ведь тоже когда-нибудь кончаются!
Может быть, все это замечательно, и я просто не в настроении. Да и откуда
ему взяться, настроению-то? Как подумаю, что пришел сюда развлечься... Лучше
бы я отдал билет Бенедеку, ему такие штуки доставляют удовольствие, он ведь
и сам играет на скрипке. Но тогда Копецкий обиделся бы. Он ведь оказал мне
этим большую любезность, -- во всяком случае, побуждения у него были самые
лучшие. Славный парень этот Копецкий! Единственный, на кого можно
положиться... Его сестра ведь тоже участвует, поет в хоре, там наверху. Этих
девиц по меньшей мере сотня, все в черном -- как ее найти среди них?
Потому-то Копецкий и получил билет, что она поет... А почему он не пошел
сам? Впрочем, они отлично поют. Все это очень возвышенно, разумеется! Браво,
браво... Что ж, надо и мне поаплодировать. Этот тип, рядом со мной,
аплодирует как бешеный. Любопытно -- ему в самом деле так нравится? Девушка
в ложе напротив очень мила. На кого она смотрит -- на меня или на господина
с пышной белокурой бородой?.. Ага -- соло! Кто поет? Альт -- фрейлейн
Валькер, сопрано -- фрейлейн Михалек. Вот это, должно быть, сопрано...
Давненько я не был в опере. Когда идет опера, мне всегда интересно, даже
если она скучна. Послезавтра я, в сущности, тоже мог бы сходить в оперу, на
"Травиату". Эх, послезавтра я, возможно, буду бесчувственным трупом. Чепуха,
я сам этому не верю! Погодите, господин доктор прав, я вас отучу делать
такие замечания! Отхвачу вам кончик носа...
Если б я мог как следует разглядеть ту девушку в ложе! Хорошо бы
попросить у соседа бинокль, но ведь он меня съест живьем, если я нарушу его
благоговейный экстаз... С какой стороны искать сестру Копецкого? Да узнаю ли
я ее? Ведь я видел ее каких-нибудь два-три раза, последний раз -- в
офицерском собрании... Любопытно -- неужели все те, что поют здесь,
порядочные девушки -- все сто? Как бы не так!.. "При участии Общества
любителей пения". "Общество любителей пения"... странно! Я всегда
представлял себе под этим названием нечто вроде венских ансамблей
танцовщиц-певичек, -- то есть, собственно говоря, я знал, что это нечто
иное... Чудесные воспоминания! Тогда, у "Зеленых ворот"... Как ее звали?
Никак не припомню. Потом она как-то прислала мне открытку с видом
Белграда... тоже красивая местность! Копецкий -- тому хорошо, он
давным-давно уже сидит в ресторане и знай себе дымит сигарой!
Чего этот тип уставился на меня? Похоже, он приметил, что я отчаянно
скучаю и мне здесь совсем не место... Советую вам не корчить такую дерзкую
рожу, -- иначе я потом в фойе поговорю с вами по-свойски! Сразу отвел
глаза!.. До чего все пугаются моего взгляда!.. "У тебя самые красивые глаза,
какие я только видала на своем веку", -- так мне на днях сказала Стеффи...
Ах, Стеффи, Стеффи, Стеффи! В сущности, это она, Стеффи, виновата в том, что
я торчу здесь и час за часом слушаю эти заунывные песнопения. Ее манера
всякий раз отменять свидание уже сильно действует мне на нервы! Как хорошо
можно было провести сегодняшний вечер! Мне охота еще раз прочесть ее записку
-- но если я выну бумажник, сосед меня растерзает! Да я ведь и без того
знаю, что там сказано... так и так, она не может прийти, потому что должна
ужинать с "ним"... Вот была потеха на прошлой неделе, когда она пошла с ним
в Общество любителей садоводства, а я сидел с Копецким в аккурат напротив, и
она все время глазками делала мне многообещающие знаки. Он ровно ничего не
заметил -- невероятно! Впрочем, он, наверно, еврей! Ну, разумеется, служит в
банке, усы черные... И к тому же, говорят, еще и лейтенант запаса! Ну, если
б он попал на учебный сбор в мой полк, ему бы не поздоровилось! Вообще, если
по-прежнему такое множество евреев производят в офицеры -- значит,
антисемитизму грош цена! Недавно на вечере, где у меня произошла эта история
с доктором прав, у Мангеймеров... Впрочем, Мангеймеры, по слухам, тоже
евреи, разумеется, крещеные... но они совершенно не похожи на евреев...
особенно она... светлая блондинка, очаровательная фигурка... В общем, было
очень весело... отличный ужин, прекрасные сигары... Известно, кто нынче при
деньгах!
Браво, браво! Ну, теперь-то уж, можно надеяться, скоро конец? Ого! Вся
команда там наверху встала!..
Очень красивое зрелище... величественное! Как -- еще и орган в
придачу?.. Орган я люблю слушать... Вот это мне по вкусу -- превосходно! В
самом деле, нужно было бы почаще ходить на концерты... Скажу Копецкому, что
было чудесно... Увижу ли я его сегодня в кафе? Ах, мне совсем не хочется
идти туда; вчера я так разозлился! За один присест проиграл сто шестьдесят
гульденов -- до чего глупо! И кто все заграбастал? Баллерт -- тот, кому это
совсем ни к чему... Если разобраться, именно Баллерт виноват в том, что я
пошел на этот дурацкий концерт... Ну да, иначе я сегодня сел бы опять
играть, пожалуй, хоть сколько-нибудь отыгрался бы. А все-таки неплохо, что я
дал себе слово целый месяц не притрагиваться к картам... Воображаю, какая
физиономия будет у мамы, когда она получит мое письмо. Э, пусть сходит к
дяде, у него денег видимо-невидимо; пара сот гульденов для него -- сущая
безделица. Если б только я мог добиться, чтобы он назначил мне ежемесячное
содержание... так нет же, каждый крейцер приходится выклянчивать. Опять
пустит в ход отговорку: в прошлом году был плохой урожай... Съездить, что
ли, нынче летом опять к дяде недельки на две? Правду сказать, у него скука
смертная... Если б еще там оказалась та... как только ее звали?..
Удивительное дело, я не способен запоминать имена... Ах да: Этелька!.. Ни
слова не понимала по-немецки, но это и не требовалось -- без разговоров
обошлись!.. Да, это будет недурно, четырнадцать дней на чистом воздухе, -- и
четырнадцать ночей с Этелькой... или с другой... Однако хоть недельку
следовало бы провести у папы и мамы... плохо она выглядела нынче на
рождество... Ну, теперь она, наверно, оправилась от тогдашних огорчений. Я
на ее месте был бы рад, что папа вышел в отставку. И Клара, наверно,
все-таки еще выйдет замуж... Уж тут дядя может раскошелиться... Двадцать
восемь лет не так уж много... Стеффи, наверно, не моложе ее... Но вот что
удивительно -- эти особы дольше остаются молодыми. Как подумаешь -- на днях
я видел Маретти в "Мадам Сан-Жен", ей никак не меньше тридцати семи, а
выглядит... Словом, я был бы не прочь... Жаль, что она мне не предложила...
Душно становится! И до конца, видно, еще далеко! Так уж хочется
подышать свежим воздухом! Прогуляюсь немного по Рингу... Сегодня надо лечь
пораньше, чтобы завтра днем быть бодрым! Странно -- как мало я думаю об
этом, до чего мне это безразлично! В первый раз я все-таки немного
волновался. Я не боялся, о нет; но в ночь перед тем у меня разгулялись
нервы... Правда, старший лейтенант Бизанц был серьезный противник. И однако
-- ничего со мной не случилось!.. Ровно ничего. Уже полтора года прошло с
тех пор. Как время бежит! И если Бизанц меня не угробил, то этот доктор прав
уж наверно не угробит! Хотя такие необученные фехтовальщики иногда
оказываются самыми опасными! Дошицкий говорил мне, что его чуть не отправил
на тот свет человек, который впервые держал в руках саблю; а ведь сейчас
Дошицкий учитель фехтования в пехотном полку. Правда, неизвестно, был ли он
уже тогда таким мастером... Главное -- сохранять хладнокровие. Сейчас я даже
не очень зол, а ведь это была неслыханная дерзость! Несомненно, он не
позволил бы себе ничего подобного, если б не выпил шампанского... Такая
дерзость! Наверно, социалист! Сейчас ведь все крючкотворы -- социалисты! Да,
теплая компания... Шайка негодяев... будь на то их воля, они прежде всего
начисто упразднили бы армию; а кто будет их защищать, если вторгнутся
китайцы, об этом они не думают. Идиоты! Нужно при случае примерно с ними
расправляться. Я был совершенно прав. Я рад, что не спустил ему его выходку.
Как вспомню о ней, меня в жар бросает! Но я вел себя безукоризненно;
полковник тоже говорит, что я поступил совершенно правильно. Вообще эта
история пойдет мне на пользу. Я знаю многих, которые не стали бы связываться
с таким субъектом. Мюллер -- тот уж наверно, по своему обыкновению, "проявил
бы объективность" или что-нибудь в этом роде. Объективностью этой самой
только рискуешь осрамиться. "Господин лейтенант!.. " Одно то, как он
произнес эти слова, было оскорбительно! "Господин лейтенант, должны же вы
согласиться с тем... " Как же так случилось, что мы затронули этот вопрос?
Почему я пустился в разговоры с социалистом? С чего все началось?.. Кажется,
жгучая брюнетка, которую я вел к буфету, тоже в нем участвовала. И еще
молодой человек, который рисует охотничьи сценки, -- как его звать?.. Видит
бог, он-то и виноват во всей этой заварухе! Это он заговорил о маневрах, и
тогда уже подошел этот доктор прав и сказал что-то такое, что мне совсем не
понравилось, об игре в войну или что-то похожее -- но тут я еще не нашелся,
что ответить... Да, а потом заговорили о кадетских корпусах... ну да, именно
так было дело... и я рассказал о патриотическом празднестве... а тогда этот
доктор прав заявил -- не сразу, а немного погодя, но поводом был мой рассказ
о празднестве: "Господин лейтенант, должны же вы согласиться с тем, что не
все ваши товарищи избрали военную службу только с целью защищать отечество!"
Неслыханная наглость! Вот что такая штафирка смеет сказать в лицо офицеру!
Если б только я мог припомнить, что именно я ему ответил!.. Ах да, что-то
насчет людей, которые суются в дела, для них совершенно непонятные... Верно,
верно... И еще там был человек, который попытался уладить дело, пожилой
мужчина с хроническим насморком... Но я был вне себя! Доктор прав сказал это
таким тоном, словно имел в виду лично меня. Только еще не хватало сказать,
что я был исключен из гимназии и поэтому родители сунули меня в кадетский
корпус... Эти люди ведь не способны понять нашего брата, они слишком глупы
для этого... Как вспомню, что я почувствовал, когда впервые надел мундир, --
такое не каждому дано пережить... В прошлом году, на маневрах -- все отдал
бы за то, чтобы вдруг дело завязалось всерьез... И Мирович мне сказал, что
он испытывал то же самое. А потом, когда его высочество герцог кончил
объезжать фронт и полковник обратился к нам с речью, -- у кого в такие
минуты сердце не бьется сильнее, тот самый настоящий прохвост... И вот
является эдакая чернильная каракатица, ничтожество, всю жизнь только и
знавшее, что корпеть над книгами, и позволяет себе дерзкое замечание... Ну,
погоди, милейший, ты у меня будешь драться до полной потери
боеспособности... да, уж я тебя расколошмачу... Это что еще? Теперь ведь,
казалось бы, уже скоро должно кончиться?.. "Славьте господа, славьте, ангелы
в небесах... " Ну, разумеется, это заключительный хор... Великолепно, ничего
не скажешь! Великолепно... Я даже начисто забыл про ту, в ложе, а ведь она
кокетничала со мной. Куда она девалась?.. Уже ушла... А вон та, сбоку, тоже
как будто недурна собой... Как глупо, что я не захватил бинокль! Брунталер
-- тот умница, свой бинокль всегда держит в кафе, у кассирши, и он всегда
под рукой... Если б та, которая сидит передо мной, обернулась хоть разок!
Нет -- сидит чинно, не шелохнется. Рядом с ней, наверно, мамаша. А не
подумать ли мне наконец всерьез о женитьбе? Вилли был не старше меня, когда
решился на это. А ведь совсем неплохо, когда дома всегда в запасе
хорошенькая бабенка... Как досадно, что Стеффи занята именно сегодня! Если
б, по крайней мере, я знал, где она, я бы опять сел в аккурат против нее.
Веселая была бы история, если 6 ее покровитель догадался, в чем тут дело,
тогда она навязалась бы мне на шею... Как подумаю, во что влетает Флиссу его
связь с Винтерфельд!! И при этом она ему изменяет направо и налево, это еще
кончится трагически... Браво, браво! Ф-фу, все!.. Какое блаженство встать...
распрямиться... Ну вот! Долго еще этот тип будет копаться -- никак не может
вложить бинокль в футляр! "Пардон, пардон, разрешите пройти!"
Ну и давка! Лучше подожду, пока толпа схлынет... Изящная женщина...
интересно, брильянты у нее настоящие?.. Вон та очень мила... А как она на
меня уставилась!.. Да, да, фрейлейн, я совсем не прочь... Ай-ай-ай, какой
нос! Еврейка... еще одна... Прямо-таки невероятно, и здесь -- половина
евреи... даже ораторией нельзя уже спокойно насладиться... Так, теперь пойду
и я... Почему этот болван так напирает? Я его живо отучу... Э, он
староват... Кто это со мной раскланивается?.. Честь имею, честь имею!
Понятия не имею, кто это такой... Самое простое было бы сразу пойти к
Лейдингеру поужинать... или махнуть в Общество любителей садоводства? Может,
Стеффи именно там! Почему, собственно, она мне не написала, куда пойдет с
"ним"? Наверно, сама еще не знала. В сущности, это ужасно, такая полная
зависимость... Бедняжка! Вот наконец выход... Ах, эта девочка
обворожительна! И совсем одна? Как мило она мне улыбается! Блестящая идея --
пойду-ка за ней следом!.. Айда вниз. Э, майор девяносто пятого... Очень
любезно козырнул в ответ... Значит, я здесь все-таки был не единственный
офицер... Куда же девалась эта штучка? А, вот она... стоит у перил... Так,
теперь скорей к вешалке... Только не упустить ее. Вот тебе раз! Подлая
девчонка! Оказывается, ее поджидал какой-то мужчина, а сейчас она еще и
посмеивается, глядя на меня! Все они ни черта не стоят... Боже милостивый,
ну и толчея у вешалки!.. Подождем лучше еще малость... Ну вот -- пробился!
Когда же наконец этот идиот возьмет у меня номерок?
-- Эй, вы! Мне двести двадцать четвертый! Да вот же шинель висит! Что у
вас, глаз нет? Вот, смотрите! Слава богу, наконец-то!.. Скорее!.. -- Этот
толстяк загородил весь проход. -- Попрошу вас...
-- Терпение, терпение! Что этот грубиян сказал?
Немножко терпения.
-- Я должен поставить его на место...
-- Пропустите меня...
-- Ну-ну, спешить незачем... Поспеете...
Что он сказал? Это он осмелился сказать мне? Ну, это уж слишком! Такого
я не потерплю!
-- Тихо!
-- Как вы сказали?
Один тон чего стоит! Это уж переходит все границы!
-- Не толкайтесь!
-- Молчать! -- Этого мне не следовало говорить, я зарвался... Ну, да уж
теперь не воротишь...
-- Как вы сказали?
Оборачивается... Да ведь я его знаю! Черт возьми, это владелец
булочной, завсегдатай кафе.. ? Как он сюда попал? Наверно, у него тоже дочь
или еще кто-нибудь в консерватории... Что такое? Что он вытворяет? Мне
кажется... Клянусь богом, он крепко держит эфес моей сабли.. Неужто спятил?
-- Что вы...
-- Вы, господин лейтенант, ведите себя совсем смирно!
Что он сказал? Не дай бог, если кто-нибудь услышал. Нет, он это сказал
очень тихо... почему же он не выпускает мою саблю?.. Боже милостивый...
Нужно действовать решительно!.. Никак не могу оторвать его руку от эфеса...
Только чтобы не было скандала... уж не стоит ли позади меня тот майор?..
Только бы никто не заметил, что он держит эфес моей сабли! Опять он
заговорил со мной! Что он говорит?
-- Господин лейтенант, если вы подымете малейший шум, я выхвачу вашу
саблю из ножен, разломаю ее и пошлю обломки вашему полковому начальству. Вы
меня поняли, глупый вы мальчишка?
Что он сказал? Уж не сон ли все это? Неужели он действительно
обращается ко мне? Следовало бы что-нибудь ответить... грубиян не шутит, --
он в самом деле выхватит саблю. Боже мой -- он сейчас это сделает!.. Я
чувствую -- он уже тащит ее! Что он говорит?.. Бога ради, только чтобы не
было скандала. Он все еще говорит...
-- Но я не хочу испортить вам карьеру... Значит, будьте паинькой!.. Вот
и хорошо! Не бойтесь, никто ничего не слыхал... все обошлось... так! А чтобы
никто не подумал, что мы повздорили, я сейчас буду очень любезен с вами!
Честь имею кланяться, господин лейтенант, очень был рад, честь имею
кланяться.
Господи боже, -- приснилось мне это, что ли?.. Он в самом деле так
сказал?.. Да где же он?.. Вон там, шагает себе... По-настоящему я должен был
бы выхватить саблю и зарубить его. Боже милостивый, никто ведь не слыхал
этой перепалки?.. Нет, он говорил совсем тихо, шептал мне... Почему же я не
бегу раскроить ему череп?.. Нет -- теперь уже нельзя... нельзя... нужно было
действовать сразу... Почему же я не сделал этого сразу?.. Да ведь не было
возможности... он не отпускал эфес, и он в десять раз сильнее меня... Скажи
я еще одно Слово, он в самом деле разломал бы саблю... Я должен быть
счастлив, что он не говорил громко! Если б это услыхал хоть один человек,
мне пришлось бы stante pede ¹ застрелиться... А может, это
все-таки был только сон... Почему этот господин там, у колонны, глазеет на
меня? Возможно, он что-то расслышал?.. Пойду-ка спрошу его... Спросить? Да
я, наверно, с ума сошел! Любопытно, какой у меня вид? Заметно ли по мне,
что... Наверно, я бледен как смерть. Где этот подлый хам?.. Я должен его
убить!.. Удрал... И вообще, здесь уже совсем пусто... Где моя шинель? Да она
уже на мне... Я и не заметил... Кто же мне помог?.. А, вот этот... надо дать
ему шесть крейцеров... Нате!.. Но что же случилось? Неужели так все и было?
В самом деле кто-то так со мной разговаривал? В самом деле назвал меня
"глупым мальчишкой"? И я его не зарубил на месте?.. Но я ведь не мог... у
него кулак железный... я стоял словно вкопанный... Нет, наверно, я лишился
рассудка, иначе бы я другой рукой... Но тогда он выхватил бы из ножен мою
саблю и разломал бы ее, а это был бы конец -- конец всему! А потом, когда он
ушел, уже было поздно... Не мог же я вонзить ему саблю сзади.
¹ Тут же (лат. ).

Как -- я уже на улице? Каким образом я сюда попал? Свежо... и такой
приятный ветерок... Что это за люди там, на другой стороне? Почему они так
пристально на меня смотрят? Уж не расслышали ли что-нибудь... Нет, никто
ничего не мог расслышать... Я знаю, я сразу огляделся по сторонам! Никто не
обращал на меня внимания, никто ничего не расслышал... Но сказать-то он все
это сказал, хоть никто и не слышал; да, сказал. А я стоял и терпел все это,
словно меня обухом по голове хватили... Но ведь я не мог ничего сказать,
ничего не мог сделать; единственное, что мне оставалось, было: вести себя
смирно, совсем смирно!.. Это ужасно, это невыносимо; я должен его убить, где
бы я его ни увидел!.. Сказать мне это! И сказал такой мерзавец, такой хам! И
ведь он меня знает... Боже мой, боже мой, он меня знает, ему известно, кто
я!.. Он может первому встречному сообщить, что именно он мне сказал!.. Нет,
нет, этого он не сделает, иначе он не говорил бы так тихо... он ведь сам
хотел, чтобы я один это слышал!.. Но кто может мне поручиться, что сегодня
или завтра он не расскажет это своей жене, дочери, знакомым по кафе? Боже
правый, завтра я ведь опять его увижу! Когда я завтра приду в кафе, он будет
сидеть там, как всегда, и играть в карты все с теми же партнерами --
Шлезингером и владельцем магазина искусственных цветов... Нет, нет, это
немыслимо, немыслимо... Как только я его увижу, я его зарублю насмерть...
Нет, так мне нельзя поступить... Я должен был это сделать сейчас, сразу!..
Если б только я имел эту возможность! Я пойду к полковнику и доложу ему
все... да, к полковнику... Полковник всегда очень любезен со мной -- вот я и
скажу ему: "Господин полковник, разрешите доложить, он держал эфес, он
положил на него руку; я был все равно что безоружен... " Что полковник
ответит? Что он может ответить? Тут один-единственный выход: со стыдом и
позором подать в отставку -- в отставку... Никак, это вольноопределяющиеся,
вон там?.. Возмутительно, ночью их можно принять за офицеров... отдают мне
честь. Если б они знали -- если б только знали!.. Вот и кафе Гохлейтнера!..
Сейчас там, наверно, сидят несколько военных... может быть, кто-нибудь из
знакомых... Что, если я это расскажу кому придется, но так, будто это
случилось с кем-нибудь другим?.. Похоже, я уж совсем помешался... Чего я
бегаю взад и вперед? Чего слоняюсь по улицам? Верно -- но куда же мне
деваться? Разве я не хотел зайти к Лейдингеру? Ха-ха-ха! Усесться среди
людей... я думаю, всякий, взглянув на меня, догадается... Да, но что-то
как-никак нужно сделать... А что можно сделать? Ничего, ничего -- никто ведь
не слыхал ни слова... никто ничего не знает... в данную минуту никто ничего
не знает... А что, если я сейчас отправлюсь к нему домой и стану умолять его
никому ничего не говорить?.. О, лучше сразу пустить себе пулю в лоб, чем
пойти на такое!.. Да -- это было бы самое разумное!.. Самое разумное, самое
разумное? Неужели другого выхода нет... другого выхода нет... Если спросить
полковника, или Копецкого, или Блани, или Фридмайера, -- любой из них
непременно скажет: тебе ничего другого не остается!.. А что, если поговорить
с Копецким? Да, это было бы самое разумное -- хотя бы из-за того, что мне
предстоит завтра... Ну разумеется, завтра в четыре часа, в кавалерийской
казарме... завтра в четыре часа пополудни я ведь должен драться... а драться
мне нельзя ни под каким видом, я уже не способен дать сатисфакцию... Чепуха!
Чепуха! Никто ничего не знает, никто ничего не знает! Многие, с кем
случались казусы куда хуже этого, разгуливают как ни в чем не бывало... Чего
только не рассказывали о Декенере, когда он должен был стреляться с
Редеровом... но совет чести постановил, что дуэль может состояться... А что
бы совет чести постановил в моем случае? Глупый мальчишка -- глупый
мальчишка... а я стоял как истукан! Клянусь небом -- ведь совершенно
безразлично, знает ли кто-нибудь другой!.. Я-то ведь знаю, это -- главное!
Я-то чувствую, что я сейчас -- совсем не тот, нежели час назад, -- я-то
знаю, что не способен дать сатисфакцию, и поэтому должен застрелиться...
Никогда в жизни у меня уже не было бы спокойной минуты... всегда меня мучил
бы страх, что так или иначе кто-нибудь все же узнает об этом... и прямо в
лицо выложит мне, что произошло нынче вечером!.. Каким счастливым человеком
я был всего час назад... Надо же было, чтобы Копецкий подарил мне билет, а
Стеффи, подлая тварь, отменила свидание! Вот от чего зависишь... После обеда
еще была тишь да гладь, а сейчас я погибший человек и должен застрелиться.
Чего ради я бегу сломя голову? Спешить-то ведь некуда... Сколько бьет на
часах?.. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять,
одиннадцать... одиннадцать, одиннадцать... Давно пора поужинать... Должен же
я в конце концов куда-нибудь пойти... Я мог бы зайти в какой-нибудь
ресторанчик, где меня никто не знает, -- надо же человеку поесть, хотя бы он
тотчас после этого застрелился... Ха-ха, смерть -- дело нешуточное... Кто
это сказал совсем недавно?.. Впрочем, это уже безразлично...
Хотел бы я знать, кто стал бы огорчаться больше всех?.. Мама или
Стеффи?.. Стеффи... Ах, боже мой, Стеффи... ей даже виду нельзя было бы
показать, иначе "он" даст ей отставку!.. Бедняжка... В полку -- никто не
догадался бы, почему я решился на это... все зря ломали бы себе головы...
почему да почему Густль лишил себя жизни? Никто не сообразит, что мне
пришлось застрелиться из-за того, что гнусный булочник, мерзавец, у которого
случайно кулаки оказались крепче... какая нелепость, какая нелепость! И вот
из-за этого такой парень, как я... молодой, приятный... вынужден... Да,
потом, наверно, все начнут твердить: ему совсем не нужно было идти на это
из-за такого пустяка; жаль парня... А вот если б я сейчас спросил кого
угодно, всякий дал бы мне один и тот же ответ... и я сам, когда я себя
спрашиваю... Это ведь черт знает что... мы совершенно беззащитны против
штатских... Люди воображают, будто мы в лучшем положении, потому что носим
саблю... но уж если в кои веки раз офицер пустит оружие в ход, подымается
такой шум, будто все мы -- прирожденные убийцы... В газете тоже, наверно,