Страница:
И к изумлению Иешуа, с улыбкой прислушивающегося к обычной перепалке спутников, Крис послушно притормозил, поискал глазами мусорные баки, обнаружил их у кромки причала, мукой слетал и выбросил машинку. Вернулся, пошел молча: похоже, соображал - что же такое он сделал и почему? "Молодец!" - похвалил Иешуа Мари.
- Учусь, - скромно ответила она.
У Бруклинского моста отловили такси, водитель - опять неф, опять ворчливый - мигом в этот предутренний час домчал их по пустым манхэтгенским улицам до отеля-притона, выбросил у подъезда. Неподалеку горела красным вывеска ночного магазинчика, одного из тех, что по давней традиции держали в городе корейцы.
- Вина я хочу, вот что, - утвердил Иешуа. - Деньги у нас есть?
- Денег у нас навалом, - сообщила Мари.
- Поклонники не забывают? - Крис уже отошел от своего нежданного поступка у мусорных баков, так его и не поняв, но был по-обычному весел и легок мыслью.
- Вчера в банк звонила: опять перевод.
- Много?
- Много-немного, а еще тридцать штук на хозяйство какой-то благодетель бросил... Знать бы - кто это...
- Не торопись, - сказал Иешуа. - Дающий втайне на славу не рассчитывает. Но сдается мне, эти дающие что-то про себя думают. Что? Поживем - узнаем. Нет того тайного, что не стало бы явным... А деньги нам на обратную дорогу пригодятся. И еще на вино. Хотелось бы - хорошего...
Пока расходились по комнатам в отеле, пока душ принимали - очень Иешуа этот процесс полюбился, если мог бы, то прямо жил бы под душем, под чуть-чуть теплым, сильным, ласковым, за тридцать три года жизни неведомым и даже непредставимым чудом! - Крис сбегал в корейский магазин и выцыганил из закромов хозяина три бутылки вполне пристойного и недешевого каберне "Со-виньон" do du Val пятьдесят первого года. Не Мондави с Ротшильдом, конечно, но пить приятно. А еще расщедрился за дармовые деньги и приволок две завернутые в фольгу горячие куриные тушки-гриль, несколько пластмассовых плошек с салатами, шоколадный торт - гуляй, братия, заслужили.
Ели поначалу молча: устали, вымотались, не выспались, да и работенка ночью случилась - врагу не пожелаешь. Иешуа с не- даваемым удовольствием пил вино, смаковал, нравилось ему оно.
И курица хорошо пошла, вовремя, и салаты нелишними оказались. По ти-ви без слов в который уж раз крутились картинки, живописующие сегодняшние ночные приключения, шли по стальным ломаным конструкциям шеренги детей с пустыми холодными глазами, плакали родители, широко улыбался седоволосый красавец мэр, беззвучно говорил Иешуа, тоже неплохо выглядящий на телевизионном экране.
Мари доела свою порцию курицы, запила вином, аккуратно промокнула губы махровым полотенцем, взятым в ванной комнате: салфеток в номере не имелось, а Крис не догадался купить. Традиционно потянулась к сумочке-кенгурятнику, снятой с пояса и повещенной на спинку стула, - за сигаретами, но сразу вспомнила, что уже почти три месяца не курит. Как познакомилась с Иешуа, как начала с ним бесконечный поход из парижского говенного отельчика d'Avenue, что около площади Республики, так и не курит. Иешуа впервые увидел ее с сигаретой, сказал: "Не кури. Мне неприятно", - и ей сразу расхотелось и больше не хочется. А рука привычку помнит...
- Что все-таки будет с детьми? - спросила Мари. Иешуа держал на весу пластиковый стаканчик с вином, смотрел его на просвет - солнце-то за окном уже встало, работало, светило, - что-то высматривал в плотном рубиновом цвете, может - Галилею свою потерянную высматривал, может - невысокие виноградные кусты, неторопливо спускающиеся с плоско-покатых Голанских высот к серому Генисаретскому озеру... Отвлекся, ответил:
- Не знаю. Плохо будет. Они уже не совсем люди. Они не слышат ничего, кроме вбитого в них набора приказов. Они не чувствуют ни боли, ни холода, ни жары, не говоря уж о каких-то. человеческих чувствах - любовь там, обида, радость... Что делать с компьютером, у которого стерли все программы с винчестера, а вписали только одну: выполнять ограниченный набор приказов, да еще с личным паролем пользователя?
- Заменить винчестер, - сказал Крис. - Или попробовать записать другие программы. Пароль, естественно, сломать...
- Легко сказать, - нехорошо, недобро усмехнулся Иешуа. - Сравнение не вполне корректно: мозг - не "винт". И не существует, дорогой Крис, некоего набора кристаллов со стандартным - или даже нестандартным - набором программ, чтобы заполнить ими человеческий мозг и запустить в работу. Вы заметили: там были подростки от десяти до двенадцати лет. Только такой возраст! А почему? Он брал уже достаточно развитых умственно и физически, но еще легко поддающихся влиянию извне. Но двенадцатилетний мальчишка - это уже человек! Он копил свои знания и опыт двенадцать лет. Индивидуально копил, если так можно выразиться. Сам! По году, по месяцу, по дню, по минуте - знания, чувства, впечатления... И все стерто! Так чем заменить эти двенадцать лет, а, Крис? Стандартным набором программ? И что получится? Триста двадцать восемь умных, образованных, воспитанных и вежливых роботов?.. В принципе, этих детей можно оживить, но все равно они останутся инвалидами.
- А вы смогли бы. Учитель?
- Как? - рассердился Иешуа. - Ты что, Крис, не понял? Где я возьму все то, что происходило с ними за десять-двенадцать лет? Восстановить, разбудить память? Ее нет. Она стерта, нечего восстанавливать и негде искать. Как там комп обычно спрашивает: вы уверены, что хотите уничтожить данный файл? И наш дружок Хартман без колебаний отвечал: уверен. И стирал... Можно полностью снять программу Хартмана, но что останется? Чистое поле... Десять-двенадцать лет - не слишком ли поздно начинать учиться жить?..
- Тогда почему вы оставили Хартмана живым и вдобавок позволили ему уйти? спросила Мари.
И не хотелось ей, и стыдилась она, но слезы сами собой вытекли из глаз, и оставили мокрые дорожки на загорелых под эфиопским солнцем щеках.
- Девочка, - мягко, словно больной, сказал Иешуа, - я врагу не пожелаю судьбы, которую несколько часов назад получил Хартман. Помнишь: я задержался с ним на стадионе?.. Ему сейчас около сорока. Я стер тридцать из них. Он практически даун, девочка. Он может ходить, есть, пить, слышать и слушаться, говорить, но-в пределах возможностей и опыта десятилетнего подростка. Плюс стирание памяти ведет к необратимым побочным явлениям: подросток становится именно дауном, это не фигура речи, а суть. Скорее всего ваши полицейские львы его поймают в ближайшие часы или дни, арестуют, станут судить и даже осудят, если не сочтут психически больным. Но какой в том смысл? Я же сказал: Бог его уже осудил...
- Вы - Бог? - Мари уже не плакала, строго смотрела на Учителя, словно желая понять: кто дал ему право судить от имени Бога.
- Я человек, Мари. Но и вчера и сегодня я - посредник между людьми и Богом. Не сам я присвоил себе эту роль - видимо, Бог избрал меня. Почему именно меня? Не знаю, да и поздно задумываться. Слишком много сделано в прошлой моей жизни. И замечу: когда я был не прав, Бог останавливал меня, такое случалось. Но когда я прав, я могу все, и Бог позволяет мне это все. Я уравнял Хартмана с его жертвами, пусть живет, как они жили в его потусторонней резервации, а дальше - воля и дело людей. Моя миссия завершена...
Солнце вовсю шпарило сквозь грязные стекла окон, жара ощущалась материально, кондиционер в комнате Иешуа фурычил еле-еле, готовился умереть, а открывать окно - значило впустить в жилье непереносимый нормальным здоровым ухом грохот уже вполне проснувшегося и вовсю функционирующего города Нью-Йорка.
Иешуа встал и подошел к окну, прижался лбом к горячему стеклу, смотрел вниз: жизнь внизу бурлила бедная, но разнообразная, смотреть было на что. Но Иешуа, похоже, жизнь ап-тауна не интересовала. Он быстро оторвался от окна, обернулся к тихо сидевшим ученикам, задумчиво спросил, словно продолжая сказанное:
- Только в чем она - моя миссия?
- Не понял, - сказал Крис.
Он и вправду не понял.
И Мари с недоумением смотрела на Учителя.
- Я автоматически повторяю свой путь, пройденный когда-то в землях Израильских. Я лечу людей, я привожу воду в пустыню, я возвращаю пропавших и караю преступников. И спрашиваю себя: зачем я это делаю?..
- По-вашему, людей не надо лечить, пустыне вода не нужна, пропавшие дети уже оплаканы, а преступников покарает суд? - В голосе Мари сквозила если не обида на сомневающегося Учителя - как такое может быть? - то недоумение уж точно.
- Успокойся, девочка, я не собираюсь останавливаться. Просто пора понять очевидное: к сожалению, ваш мир слишком велик и разобщен, чтобы простым набором библейских чудес, даже скорректированных с учетом местных условий, исправить сделанную ошибку...
- Когда и кем сделанную? - перебил Крис.
- Когда?.. Хороший вопрос! Может быть, две тысячи лет назад. Может быть, четыре тысячи. А может, и раньше, много раньше... А кем?.. Не вводи меня во искушение, Крис, я начну думать и надумаю что-нибудь крамольное.
- А то вы и так не думаете...
- К сожалению или к счастью, но - непрерывно. И что-то подсказывает мне, будто нечего нам делать в этом брошенном Богом городе - с одной стороны, а с другой - в городе, где Бог забыт всеми и прочно.
- Ну, не скажите, - засмеялся Крис. - Пожалуй, нет в мире более религиозной страны, чем Америка. Здесь в церкви ходят, как на службу. Каждое воскресенье - как штык. Семьями. Толпами. Легионами!
- Как штык - вполне к слову и к месту. Бог здесь - это Некто, прибитый к кресту. Очень красивый и грустный Некто, прибитый к очень красивому и часто безумно дорогому кресту. Вроде бы - я. Но очень не хочется так считать. Никогда не терпел идолов, и мой Бог в этом вопросе всегда был согласен со мной... А о том, что страна эта - страна лицемеров, я уже говорил, смотрите и слушайте ти-ви... Но пусть живут нью-йоркские идолопоклонники, они - сами по себе, мы сами по себе. И сегодня у нас, вполне допускаю, уже - иная цель... - Он замолчал, замер, уставившись в по-прежнему безмолвный телеэкран за спиной Мари и Криса, увидев там нечто - то ли страшно интересное, то ли просто страшное, потому что глаза его расширились, поголубели даже, будто отразив это страшное. Крис и Мари обернулись, но - поздно: экран уже гнал рекламу жевательной резинки. И Иешуа очнулся от столбняка, сказал с мукой в голосе: - Господи, ты свидетель, как я не хотел этого, но на все воля Твоя... Мари, когда можно будет позвонить и заказать авиабилеты?
Мари глянула на часы:
- Уже можно. А куда мы летим?
- В ад, - ответил Иешуа.
- Занятно, - прокомментировал Крис, - а я-то, дурак, думал, что сегодня мы уже там побывали...
ДЕЙСТВИЕ - 1. ЭПИЗОД - 3
КОЛУМБИЯ, МЕДЕЛЬИН, 2157 год от Р.Х., месяц сентябрь
В баре отеля "Интерконтиненталь" было прохладно, кондиционеры работали на диво исправно, даже ледовые кубики в стаканах с кока-колой перед Иешуа и Мари, казалось, не собирались таять. Кока-кола была ледяной, горькой и вязкой, зубы стыли, хотелось выйти на улицу, в сентябрьское пекло: Иешуа, в отличие от своих спутников, жара не досаждала, он с детства привык к ней, другого климата не ведал, а что до дикой колумбийской влажности, когда рубаха через минуту сама по себе становится мокрой, - так это легче пережить, чем колотун от кондишена. Однако роптать не следовало - они находились в гостях.
За полированным столом в баре они сидели вместе с хозяевами. Хозяева были как здешние, медельинские, так и столичные - из Боготы.
Первый здешний хозяин - внешне симпатичный, явно добрый, с глазами усталого кокера, - настоятель храма Святой Терезы в Медельине отец Педро Ботеро, мексиканец по рождению, выросший в Боготе и получивший кое-какое воспитание и опять же кое-какое образование в сиротском приюте Святого Петра, однако сам выучивший английский, сам освоивший не слишком сложную в Колумбии профессию священника и к своим тридцати пяти получивший собственный приход.
Когда знакомились, говорили о чем-то необязательном, он, к слову, заметил:
- Священник из меня неважный: что взять с самоучки. Но здесь от меня требуются только две вещи: первая, не самая главная - справлять службу, и вторая, основная - уметь выслушать человека. Наверно, я умею...
- С чего это вы взяли? - немедленно поинтересовался бестактный Крис.
- Сколько служу - в меня ни разу не стреляли, - просто ответил отец Педро.
И Крис заткнулся. Аргумент был непонятным, но сильным и оттого убедительным.
Вторым здешним хозяином за столом в баре единственного приличного в Медельине отеля был шеф местной службы безопасности Родригес, которого привел на встречу Марк Ригерт, человек столичный, секретарь американского посольства в Боготе и одновременно - резидент Всемирного Бюро по борьбе с наркотиками. Штаб-квартира Бюро располагалась в Нью-Йорке, отделения оно имело едва ли не во всех странах мира, но уж во всех регионах - это точно, а в странах-производителях наркотиков, вдобавок к официальным представителям Бюро, существовали неофициальные. Неофициальных в таких странах было значительно больше, многие из них сидели под "крышей" разных дипломатических миссий, правительственных или негосударственных организаций, имели достаточно разветвленные сети осведомителей, плели, так сказать, паутину вокруг зловредных наркобаронов: от стран Южной Америки - до Юго-Восточной Азии, не забывая, естественно, страны Азии Средней и Ближнего Востока.
Надо ли говорить, что все, кому следует и не следует, о них в этих странах знали преотлично!..
- Да и хрен с ними, пусть знают, - смеялся Марк, еще в Боготе рассказывая Иешуа и его спутникам о своей работе. - Главное, что до поры я имею некий виртуальный иммунитет, а он позволяет сохранять в относительной тайне мою сеть. И мне спокойно, и люди живы и в безопасности.
- До поры, - повторил тогда Иешуа слова Марка.
- Я же это сказал, - легко подтвердил Марк. - Так ведь мы все существуем на этой земле до поры, вам ли того не знать, уважаемый Мессия. На все воля Божья...
- Он благоволит к умным и осторожным, - сердито заметил Иешуа: не любил, когда собеседники влегкую сваливали все свои земные проблемы на Бога.
- Я работаю в Колумбии шесть лет, - уже серьезно ответил Марк. - И еще работаю, потому что жив и сравнительно здоров. Комментарии требуются?
- Не надо, - простил его Иешуа.
Отец Педро, по сути, повторил его слова, но - о себе. Похоже, что быть живым в Колумбии значило быть умным, профессиональным, талантливым в своем деле - этакий зловещий критерий качества...
Марк Ригерт встретил их в аэропорту Боготы, куда они поздним вечером прибыли рейсовым шаттлом из Нью-Йорка, и отвез в отель "Теквендама" - древний, не раз реставрированный уютный и, как отметила Мари, недорогой.
Встреча с Марком была подготовлена спонтанно, но квалифицированно. Тем утром в Нью-Йорке, когда Иешуа неожиданно решил улетать "по воле Божьей", у него все же хватило терпения здравого смысла выждать еще сутки и пообщаться днем с шефом полиции города, для которого спаситель детей был не просто героем, но уже - дорогим другом, как это всегда случается у американцев: дружба мгновенно и очень ненадолго. Шеф не понял желания Мессии познакомиться на месте с проблемой производства и транспортировки наркотиков, но возражать не стал, более того - столь же по-американски восхитился многогранностью интересов, умению видеть "больные" точки и логично предложил в качестве оной точки Колумбию - ну не лететь же, в самом деле, в Бангкок или Кабул, когда крупное гнездо наркомафии под боком: и чем, скажите, кокаин хуже героина! - свел Иешуа с шефом Нью-Йоркекого отделения Бюро, тоже очередным лучшим другом, а тот без проволочек отправил национального героя Америки с ученикам"! в Боготу - к третьему лучшему другу Марку.
Так - вкратце.
Дальше все тоже летело вкратце, то есть стремительно. Переночевали в Боготе, в "Теквендаме", с раннего утра Марк снял частный вертолет, запихнул в него гостей, сел сам, и через час они уже селились в медельинский "Интерконтиненталь". Через полтора явился местный безопасник Родригес, которому по должности следовало пасти и оберегать американского коллегу, а еще через час - отец Педро Ботеро, просто в транс впавший от возможности быть рядом с Мессией, а узнавший о его прилете по местному ти-ви. Последнее выглядело совсем загадкой: вертолет приземлился на старом военном аэродроме на окраине Медельина, никого из журналистов на месте не оказалось, но вот вам здравствуйте - споро и вполне профессионально выуженная информация о прибытии высоких и нежданных гостей, да еще и подкрепленная любительскими кадрами, показывающими Иешуа и Марка Ригерта, рука об руку шествующими от вертолета к длинному белому гробу на колесах по имени "Chevrolet Suburban", имела в новостях свое законное место. Марка сие не удивило.
- Здесь все всё продают тем, кто платит. Полиции, журналистам, партизанам, мафиози...
- Но те, кого продают, продавцов обычно убивают, - сказал Крис. - Или я что-то не то несу?..
- То, то, - успокоил его Марк. - Во все времена и во всех странах продавец информации рисковал и рискует жизнью. А профессия живет и процветает: интересно, захватывает, адреналинчик в крови играет, а главное - деньги больно легкие...
Неотвратимо подкатывало время обеда, все названные выше персонажи со странной закономерностью оказались в отеле именно в предобеденный час, посему Марк взял инициативу на себя, заказал в ресторане стол и до обеда предложил выпить аперитив на деньги налогоплательщиков. Кому - кока-кола, кому - "Jack Daniels", кому - "Cuba Libre", а отец Педро вообще ото всего от- казался, сидел-помалкивал, бурил глазами Иешуа. Фанател помаленьку.
Ни Марк, ни Родригес, ни тем более священник не знали точно, зачем Иешуа со товарищи примчался в Медельин сразу после акции по разгрому секты "Мир детей", прославившей его буквально на весь цивилизованный и не очень мир. Третий день пошел, а телевизоры не прекращали повторять кадры спасения детей, обличительную проповедь Иешуа, а теперь уже пошли интервью врачей и родителей, первые из которых пока не понимали, что стряслось с психикой и разумом спасенных, а вторые тоже не понимали, но все еще пребывали в состоянии щенячьего восторга. И оставаться бы, по житейской логике, Спасителю на месте спасения, помогать врачам, утешать родителей, исцелять детишек, а он вон понесся к черту на рога, действительно - в ад, как заявил ученикам, и какая цель у него - полная непонятка. Ну, не турист же он и не борец-общественник. Там, где он появляется, обязательно происходит нечто: вот вам Париж с кубковым матчем, вот вам Эфиопия с полноводными реками, вот вам Нью-Йорк с древом познания добра и зла, значит, и Колумбия не должна стать исключением, поэтому смысл возможного колумбийского нечто все с разной степенью нетерпения и бестактности пытались прояснить.
А Иешуа никому ничего прояснять не собирался. Ему, как и журналистам, полиции, партизанам и мафиози, позарез требовалась информация, платить за нее он не умел, в жизни не приходилось, посему вытаскивал ее из собеседников со странной непоследовательностью, перескакивая с темы на тему.
- Что такое кока? - спрашивал, например, он.
- Кто такие партизаны? - неожиданно швыряло его в политику.
- Какую долю в экономике стран-производителей занимает экспорт наркотиков? - совсем уж бестактный вопрос.
И так далее. Но все безропотно отвечали, сами себе изумляясь - этой вот безропотности как раз и изумлялись.
Кока, терпеливо вели ликбез, - это растение, кустарник, цветущий, низкий, из листьев которого добывается кокаин, со времен древних инков известный наркотик, в чистом виде чрезвычайно сильный и эффективный, его можно есть, нюхать, вводить внутривенно, после чего он весьма стимулирует активность симпатической ветви нервной системы, учащает пульс, дыхание, повышает кровяное давление и температуру тела, поднимает настроение, улучшает физическую выносливость, вообще повышает сопротивляемость организма к усталости, а кроме того, обладает анорексическим действием, то есть подавляет аппетит, и так далее, и так далее. И вот такой он славный, этот кокаин, такой всемогущий, только есть, как вы поняли, "но". Первое "но" - он развивает сильную толерантность к себе, то есть требует постоянного увеличения дозы для получения вышеназванных эффектов. Второе "но" - вызывает сильнейшую зависимость от себя и, как следствие, абстинентные синдромы, преодолеть которые очень трудно, поэтому люди, "севшие на иглу", в большинстве своем с нее не слезают и кончают плохо. Не по-божески кончают...
Партизаны, в свой черед поясняли хозяева, - это самостоятельно организовавшиеся группировки вооруженных людей, в основном - крестьян, которые безжалостно и бесстрашно защищают неизвестно что: как от государства, так и от наркомафии. А также себя друг от друга. При этом они - в зависимости от конъюнктуры событий - могут принимать то сторону государства, сторону наркомафии. Вся эта идиотская, необъявленная гражданская война тянется уже лет двести, не прекращается, не стихает, приносит кучу убытков экономике страны...
Еще вопрос - очень неудобный, практически бестактный. Но отвечаем, поскольку уважение к вопрошаемому - безгранично. Какую долю составляет экспорт наркотиков в вышеназванной экономике страны, подсчитать сложно, потому что конкретно экономика страны здесь не очень при чем, а вот экономика международных наркокартелей весьма зависит от экспорта коки из Колумбии, Перу, Эквадора. Но кто владеет точными данными об экономике наркокартелей? Только их финансисты, отвечающие за движение финансовых потоков - бурных, как колумбийские горные реки... И так далее, только многословнее и дольше. Когда перешли к обеденному столу, Иешуа заявил:
- Я хочу посмотреть на плантации, я хочу побывать в местах, где производят наркотик, я хочу познакомиться и поговорить с теми, кто держит этот бизнес.
- Невозможно! - сразу вскричал чрезвычайно взволнованный Родригес.
- Посмотреть - пожалуй, - Марк был менее категоричен, - а вот познакомиться - вряд ли. Я, дорогой Иешуа, сам ни с кем из них чести не имел...
- Я бы мог попробовать созвониться... - подал голос молчавший до сих пор отец Педро.
И все на него сразу посмотрели, кто - с изумлением, кто - с надеждой, а он засмущался, покраснел сквозь загар, потупил черные кокеровские глаза, уткнулся в меню и умолк.
И стало непонятно: то ли поверить ему, фантазеру этакому, то ли плюнуть и выполнять возможное.
А за обедом говорили о пустом: о погоде, о местных достопримечательностях, о колумбийской кухне. А что кухня? Только Мари и морщилась, привыкшая в своей Франции к кулинарным изыскам, а остальные - особенно неприхотливый Иешуа - с удовольствием уминали и горячий ариако - куриный суп с авокадо и сливками, и кашу из кукурузной муки, пили мексиканскую желтую взрывоопасную текилу и непременную кока-колу, про которую Марк не преминул пошутить:
- Все, что с кокой, у нас в Колумбии свято.
А отец Педро посреди обеда куда-то исчез, отсутствовал минут двадцать, а когда появился вновь, то сказал тихонько - так, чтобы Мессия услышал. Но услышали все.
- Я договорился, - вот что он сказал. - Завтра в шесть утра сеньор Гонсалес пришлет за вами машины. Он преисполнен радости и благоговения от счастья познакомиться с человеком, которому поклоняется с детства.
Сказал и уткнулся в кашу.
А Родригес икнул и резко дернул стаканчик текилы, смачно закусив лимоном.
А Марк очень внимательно смотрел на падре, как будто впервые его увидел, и что-то про себя прикидывал - не исключено, план агентурной разработки святого отца. Дело есть дело, оно должно мастера бояться даже в сонное обеденное время.
И только Иешуа, все прекрасно понявший, заметил походя:
- Успокойтесь, Марк. Отец Педро - хороший и добрый человек, таких, полагаю, немного в католической церкви. Он же сам поведал: в него даже не стреляли ни разу. Такое бывает в ваших краях?
- Чтоб не попадали - бывает, - сказал Марк, - а чтоб не стреляли... В меня, например, и стреляли, и машину взрывали, и гранату в окно кидали... Работа такая...
- А у него другая работа, - Иешуа снова взялся за ложку: ему нравилась каша из кукурузы, - и он ее, как я понимаю, делает единственно верно: не выделяет никого из своей паствы, ни черных, ни белых, ни тех, кто стреляет, ни тех, в кого стреляют. Сказано: "Уповай на Господа и делай добро; живи на земле и храни истину". Так, Педро? Ты ведь хорошо хранишь истину?
- Не знаю, Учитель мой, не мне судить о том...
- А те, кто слушает тебя и верит тебе, знают, что хорошо. Чистого душою грязь не коснется, а судить смертных - не дело пастыря, но единственно - Бога. Придет время - смерть будет пасти их всех, но время это скрыто от нас. Занятно, что это понимает простой приходской священник, справляющий службу Господу на краю земли, и не хотят понять высокие церковные иерархи, у которых отними право судить и наказывать - так они с ума сойдут от обиды... Спасибо тебе, Педро, мне легко с тобой рядом. Коли захочешь, пойдешь со мной дальше, я буду рад.
- Захочу, Учитель!
- Не спеши, - улыбнулся Иешуа порывистой поспешности немолодого, в сущности, человека, не очень образованного, не много видевшего на пути своем. Не спеши, - повторил, - нам с тобой и здесь многое предстоит увидеть, понять и сделать.
Зря он это сказал.
Насторожился Родригес. Обеспокоился Марк.
Крис вспомнил, что говорил Марк еще в Боготе: ни в Медельине, ни в Кали нет ни одного человека - будь он чиновником, полицейским или просто крестьянином, - который не получал бы денег от картеля. Когда-то картелей было два: отдельно - Медельинский, отдельно - Кали. Теперь, объединившись, они давно основали транснациональную корпорацию, монополизировав производство и распространение наркотиков в обеих Америках. Имел ли Марк в виду себя самого? Крис не знал. Может, и не имел: все-таки он - американец, сотрудник Бюро, а там, слышал Крис, достаточно жестко работает служба внутренних расследований. Продаться по мелочи - себе дороже. Правда, можно и по-крупному... Но ладно Марк! А уж Родригес точно - человек картеля, об этом Марк сам говорил, хотя и не отрицал возможности толкового сотрудничества с ним. Говорил: я же сотрудничаю и доволен; а ему так и так приходится работать на две стороны, иначе не выжить, и наркобоссы это тоже понимают, они снисходительны к людям, обремененным присягой...
- Учусь, - скромно ответила она.
У Бруклинского моста отловили такси, водитель - опять неф, опять ворчливый - мигом в этот предутренний час домчал их по пустым манхэтгенским улицам до отеля-притона, выбросил у подъезда. Неподалеку горела красным вывеска ночного магазинчика, одного из тех, что по давней традиции держали в городе корейцы.
- Вина я хочу, вот что, - утвердил Иешуа. - Деньги у нас есть?
- Денег у нас навалом, - сообщила Мари.
- Поклонники не забывают? - Крис уже отошел от своего нежданного поступка у мусорных баков, так его и не поняв, но был по-обычному весел и легок мыслью.
- Вчера в банк звонила: опять перевод.
- Много?
- Много-немного, а еще тридцать штук на хозяйство какой-то благодетель бросил... Знать бы - кто это...
- Не торопись, - сказал Иешуа. - Дающий втайне на славу не рассчитывает. Но сдается мне, эти дающие что-то про себя думают. Что? Поживем - узнаем. Нет того тайного, что не стало бы явным... А деньги нам на обратную дорогу пригодятся. И еще на вино. Хотелось бы - хорошего...
Пока расходились по комнатам в отеле, пока душ принимали - очень Иешуа этот процесс полюбился, если мог бы, то прямо жил бы под душем, под чуть-чуть теплым, сильным, ласковым, за тридцать три года жизни неведомым и даже непредставимым чудом! - Крис сбегал в корейский магазин и выцыганил из закромов хозяина три бутылки вполне пристойного и недешевого каберне "Со-виньон" do du Val пятьдесят первого года. Не Мондави с Ротшильдом, конечно, но пить приятно. А еще расщедрился за дармовые деньги и приволок две завернутые в фольгу горячие куриные тушки-гриль, несколько пластмассовых плошек с салатами, шоколадный торт - гуляй, братия, заслужили.
Ели поначалу молча: устали, вымотались, не выспались, да и работенка ночью случилась - врагу не пожелаешь. Иешуа с не- даваемым удовольствием пил вино, смаковал, нравилось ему оно.
И курица хорошо пошла, вовремя, и салаты нелишними оказались. По ти-ви без слов в который уж раз крутились картинки, живописующие сегодняшние ночные приключения, шли по стальным ломаным конструкциям шеренги детей с пустыми холодными глазами, плакали родители, широко улыбался седоволосый красавец мэр, беззвучно говорил Иешуа, тоже неплохо выглядящий на телевизионном экране.
Мари доела свою порцию курицы, запила вином, аккуратно промокнула губы махровым полотенцем, взятым в ванной комнате: салфеток в номере не имелось, а Крис не догадался купить. Традиционно потянулась к сумочке-кенгурятнику, снятой с пояса и повещенной на спинку стула, - за сигаретами, но сразу вспомнила, что уже почти три месяца не курит. Как познакомилась с Иешуа, как начала с ним бесконечный поход из парижского говенного отельчика d'Avenue, что около площади Республики, так и не курит. Иешуа впервые увидел ее с сигаретой, сказал: "Не кури. Мне неприятно", - и ей сразу расхотелось и больше не хочется. А рука привычку помнит...
- Что все-таки будет с детьми? - спросила Мари. Иешуа держал на весу пластиковый стаканчик с вином, смотрел его на просвет - солнце-то за окном уже встало, работало, светило, - что-то высматривал в плотном рубиновом цвете, может - Галилею свою потерянную высматривал, может - невысокие виноградные кусты, неторопливо спускающиеся с плоско-покатых Голанских высот к серому Генисаретскому озеру... Отвлекся, ответил:
- Не знаю. Плохо будет. Они уже не совсем люди. Они не слышат ничего, кроме вбитого в них набора приказов. Они не чувствуют ни боли, ни холода, ни жары, не говоря уж о каких-то. человеческих чувствах - любовь там, обида, радость... Что делать с компьютером, у которого стерли все программы с винчестера, а вписали только одну: выполнять ограниченный набор приказов, да еще с личным паролем пользователя?
- Заменить винчестер, - сказал Крис. - Или попробовать записать другие программы. Пароль, естественно, сломать...
- Легко сказать, - нехорошо, недобро усмехнулся Иешуа. - Сравнение не вполне корректно: мозг - не "винт". И не существует, дорогой Крис, некоего набора кристаллов со стандартным - или даже нестандартным - набором программ, чтобы заполнить ими человеческий мозг и запустить в работу. Вы заметили: там были подростки от десяти до двенадцати лет. Только такой возраст! А почему? Он брал уже достаточно развитых умственно и физически, но еще легко поддающихся влиянию извне. Но двенадцатилетний мальчишка - это уже человек! Он копил свои знания и опыт двенадцать лет. Индивидуально копил, если так можно выразиться. Сам! По году, по месяцу, по дню, по минуте - знания, чувства, впечатления... И все стерто! Так чем заменить эти двенадцать лет, а, Крис? Стандартным набором программ? И что получится? Триста двадцать восемь умных, образованных, воспитанных и вежливых роботов?.. В принципе, этих детей можно оживить, но все равно они останутся инвалидами.
- А вы смогли бы. Учитель?
- Как? - рассердился Иешуа. - Ты что, Крис, не понял? Где я возьму все то, что происходило с ними за десять-двенадцать лет? Восстановить, разбудить память? Ее нет. Она стерта, нечего восстанавливать и негде искать. Как там комп обычно спрашивает: вы уверены, что хотите уничтожить данный файл? И наш дружок Хартман без колебаний отвечал: уверен. И стирал... Можно полностью снять программу Хартмана, но что останется? Чистое поле... Десять-двенадцать лет - не слишком ли поздно начинать учиться жить?..
- Тогда почему вы оставили Хартмана живым и вдобавок позволили ему уйти? спросила Мари.
И не хотелось ей, и стыдилась она, но слезы сами собой вытекли из глаз, и оставили мокрые дорожки на загорелых под эфиопским солнцем щеках.
- Девочка, - мягко, словно больной, сказал Иешуа, - я врагу не пожелаю судьбы, которую несколько часов назад получил Хартман. Помнишь: я задержался с ним на стадионе?.. Ему сейчас около сорока. Я стер тридцать из них. Он практически даун, девочка. Он может ходить, есть, пить, слышать и слушаться, говорить, но-в пределах возможностей и опыта десятилетнего подростка. Плюс стирание памяти ведет к необратимым побочным явлениям: подросток становится именно дауном, это не фигура речи, а суть. Скорее всего ваши полицейские львы его поймают в ближайшие часы или дни, арестуют, станут судить и даже осудят, если не сочтут психически больным. Но какой в том смысл? Я же сказал: Бог его уже осудил...
- Вы - Бог? - Мари уже не плакала, строго смотрела на Учителя, словно желая понять: кто дал ему право судить от имени Бога.
- Я человек, Мари. Но и вчера и сегодня я - посредник между людьми и Богом. Не сам я присвоил себе эту роль - видимо, Бог избрал меня. Почему именно меня? Не знаю, да и поздно задумываться. Слишком много сделано в прошлой моей жизни. И замечу: когда я был не прав, Бог останавливал меня, такое случалось. Но когда я прав, я могу все, и Бог позволяет мне это все. Я уравнял Хартмана с его жертвами, пусть живет, как они жили в его потусторонней резервации, а дальше - воля и дело людей. Моя миссия завершена...
Солнце вовсю шпарило сквозь грязные стекла окон, жара ощущалась материально, кондиционер в комнате Иешуа фурычил еле-еле, готовился умереть, а открывать окно - значило впустить в жилье непереносимый нормальным здоровым ухом грохот уже вполне проснувшегося и вовсю функционирующего города Нью-Йорка.
Иешуа встал и подошел к окну, прижался лбом к горячему стеклу, смотрел вниз: жизнь внизу бурлила бедная, но разнообразная, смотреть было на что. Но Иешуа, похоже, жизнь ап-тауна не интересовала. Он быстро оторвался от окна, обернулся к тихо сидевшим ученикам, задумчиво спросил, словно продолжая сказанное:
- Только в чем она - моя миссия?
- Не понял, - сказал Крис.
Он и вправду не понял.
И Мари с недоумением смотрела на Учителя.
- Я автоматически повторяю свой путь, пройденный когда-то в землях Израильских. Я лечу людей, я привожу воду в пустыню, я возвращаю пропавших и караю преступников. И спрашиваю себя: зачем я это делаю?..
- По-вашему, людей не надо лечить, пустыне вода не нужна, пропавшие дети уже оплаканы, а преступников покарает суд? - В голосе Мари сквозила если не обида на сомневающегося Учителя - как такое может быть? - то недоумение уж точно.
- Успокойся, девочка, я не собираюсь останавливаться. Просто пора понять очевидное: к сожалению, ваш мир слишком велик и разобщен, чтобы простым набором библейских чудес, даже скорректированных с учетом местных условий, исправить сделанную ошибку...
- Когда и кем сделанную? - перебил Крис.
- Когда?.. Хороший вопрос! Может быть, две тысячи лет назад. Может быть, четыре тысячи. А может, и раньше, много раньше... А кем?.. Не вводи меня во искушение, Крис, я начну думать и надумаю что-нибудь крамольное.
- А то вы и так не думаете...
- К сожалению или к счастью, но - непрерывно. И что-то подсказывает мне, будто нечего нам делать в этом брошенном Богом городе - с одной стороны, а с другой - в городе, где Бог забыт всеми и прочно.
- Ну, не скажите, - засмеялся Крис. - Пожалуй, нет в мире более религиозной страны, чем Америка. Здесь в церкви ходят, как на службу. Каждое воскресенье - как штык. Семьями. Толпами. Легионами!
- Как штык - вполне к слову и к месту. Бог здесь - это Некто, прибитый к кресту. Очень красивый и грустный Некто, прибитый к очень красивому и часто безумно дорогому кресту. Вроде бы - я. Но очень не хочется так считать. Никогда не терпел идолов, и мой Бог в этом вопросе всегда был согласен со мной... А о том, что страна эта - страна лицемеров, я уже говорил, смотрите и слушайте ти-ви... Но пусть живут нью-йоркские идолопоклонники, они - сами по себе, мы сами по себе. И сегодня у нас, вполне допускаю, уже - иная цель... - Он замолчал, замер, уставившись в по-прежнему безмолвный телеэкран за спиной Мари и Криса, увидев там нечто - то ли страшно интересное, то ли просто страшное, потому что глаза его расширились, поголубели даже, будто отразив это страшное. Крис и Мари обернулись, но - поздно: экран уже гнал рекламу жевательной резинки. И Иешуа очнулся от столбняка, сказал с мукой в голосе: - Господи, ты свидетель, как я не хотел этого, но на все воля Твоя... Мари, когда можно будет позвонить и заказать авиабилеты?
Мари глянула на часы:
- Уже можно. А куда мы летим?
- В ад, - ответил Иешуа.
- Занятно, - прокомментировал Крис, - а я-то, дурак, думал, что сегодня мы уже там побывали...
ДЕЙСТВИЕ - 1. ЭПИЗОД - 3
КОЛУМБИЯ, МЕДЕЛЬИН, 2157 год от Р.Х., месяц сентябрь
В баре отеля "Интерконтиненталь" было прохладно, кондиционеры работали на диво исправно, даже ледовые кубики в стаканах с кока-колой перед Иешуа и Мари, казалось, не собирались таять. Кока-кола была ледяной, горькой и вязкой, зубы стыли, хотелось выйти на улицу, в сентябрьское пекло: Иешуа, в отличие от своих спутников, жара не досаждала, он с детства привык к ней, другого климата не ведал, а что до дикой колумбийской влажности, когда рубаха через минуту сама по себе становится мокрой, - так это легче пережить, чем колотун от кондишена. Однако роптать не следовало - они находились в гостях.
За полированным столом в баре они сидели вместе с хозяевами. Хозяева были как здешние, медельинские, так и столичные - из Боготы.
Первый здешний хозяин - внешне симпатичный, явно добрый, с глазами усталого кокера, - настоятель храма Святой Терезы в Медельине отец Педро Ботеро, мексиканец по рождению, выросший в Боготе и получивший кое-какое воспитание и опять же кое-какое образование в сиротском приюте Святого Петра, однако сам выучивший английский, сам освоивший не слишком сложную в Колумбии профессию священника и к своим тридцати пяти получивший собственный приход.
Когда знакомились, говорили о чем-то необязательном, он, к слову, заметил:
- Священник из меня неважный: что взять с самоучки. Но здесь от меня требуются только две вещи: первая, не самая главная - справлять службу, и вторая, основная - уметь выслушать человека. Наверно, я умею...
- С чего это вы взяли? - немедленно поинтересовался бестактный Крис.
- Сколько служу - в меня ни разу не стреляли, - просто ответил отец Педро.
И Крис заткнулся. Аргумент был непонятным, но сильным и оттого убедительным.
Вторым здешним хозяином за столом в баре единственного приличного в Медельине отеля был шеф местной службы безопасности Родригес, которого привел на встречу Марк Ригерт, человек столичный, секретарь американского посольства в Боготе и одновременно - резидент Всемирного Бюро по борьбе с наркотиками. Штаб-квартира Бюро располагалась в Нью-Йорке, отделения оно имело едва ли не во всех странах мира, но уж во всех регионах - это точно, а в странах-производителях наркотиков, вдобавок к официальным представителям Бюро, существовали неофициальные. Неофициальных в таких странах было значительно больше, многие из них сидели под "крышей" разных дипломатических миссий, правительственных или негосударственных организаций, имели достаточно разветвленные сети осведомителей, плели, так сказать, паутину вокруг зловредных наркобаронов: от стран Южной Америки - до Юго-Восточной Азии, не забывая, естественно, страны Азии Средней и Ближнего Востока.
Надо ли говорить, что все, кому следует и не следует, о них в этих странах знали преотлично!..
- Да и хрен с ними, пусть знают, - смеялся Марк, еще в Боготе рассказывая Иешуа и его спутникам о своей работе. - Главное, что до поры я имею некий виртуальный иммунитет, а он позволяет сохранять в относительной тайне мою сеть. И мне спокойно, и люди живы и в безопасности.
- До поры, - повторил тогда Иешуа слова Марка.
- Я же это сказал, - легко подтвердил Марк. - Так ведь мы все существуем на этой земле до поры, вам ли того не знать, уважаемый Мессия. На все воля Божья...
- Он благоволит к умным и осторожным, - сердито заметил Иешуа: не любил, когда собеседники влегкую сваливали все свои земные проблемы на Бога.
- Я работаю в Колумбии шесть лет, - уже серьезно ответил Марк. - И еще работаю, потому что жив и сравнительно здоров. Комментарии требуются?
- Не надо, - простил его Иешуа.
Отец Педро, по сути, повторил его слова, но - о себе. Похоже, что быть живым в Колумбии значило быть умным, профессиональным, талантливым в своем деле - этакий зловещий критерий качества...
Марк Ригерт встретил их в аэропорту Боготы, куда они поздним вечером прибыли рейсовым шаттлом из Нью-Йорка, и отвез в отель "Теквендама" - древний, не раз реставрированный уютный и, как отметила Мари, недорогой.
Встреча с Марком была подготовлена спонтанно, но квалифицированно. Тем утром в Нью-Йорке, когда Иешуа неожиданно решил улетать "по воле Божьей", у него все же хватило терпения здравого смысла выждать еще сутки и пообщаться днем с шефом полиции города, для которого спаситель детей был не просто героем, но уже - дорогим другом, как это всегда случается у американцев: дружба мгновенно и очень ненадолго. Шеф не понял желания Мессии познакомиться на месте с проблемой производства и транспортировки наркотиков, но возражать не стал, более того - столь же по-американски восхитился многогранностью интересов, умению видеть "больные" точки и логично предложил в качестве оной точки Колумбию - ну не лететь же, в самом деле, в Бангкок или Кабул, когда крупное гнездо наркомафии под боком: и чем, скажите, кокаин хуже героина! - свел Иешуа с шефом Нью-Йоркекого отделения Бюро, тоже очередным лучшим другом, а тот без проволочек отправил национального героя Америки с ученикам"! в Боготу - к третьему лучшему другу Марку.
Так - вкратце.
Дальше все тоже летело вкратце, то есть стремительно. Переночевали в Боготе, в "Теквендаме", с раннего утра Марк снял частный вертолет, запихнул в него гостей, сел сам, и через час они уже селились в медельинский "Интерконтиненталь". Через полтора явился местный безопасник Родригес, которому по должности следовало пасти и оберегать американского коллегу, а еще через час - отец Педро Ботеро, просто в транс впавший от возможности быть рядом с Мессией, а узнавший о его прилете по местному ти-ви. Последнее выглядело совсем загадкой: вертолет приземлился на старом военном аэродроме на окраине Медельина, никого из журналистов на месте не оказалось, но вот вам здравствуйте - споро и вполне профессионально выуженная информация о прибытии высоких и нежданных гостей, да еще и подкрепленная любительскими кадрами, показывающими Иешуа и Марка Ригерта, рука об руку шествующими от вертолета к длинному белому гробу на колесах по имени "Chevrolet Suburban", имела в новостях свое законное место. Марка сие не удивило.
- Здесь все всё продают тем, кто платит. Полиции, журналистам, партизанам, мафиози...
- Но те, кого продают, продавцов обычно убивают, - сказал Крис. - Или я что-то не то несу?..
- То, то, - успокоил его Марк. - Во все времена и во всех странах продавец информации рисковал и рискует жизнью. А профессия живет и процветает: интересно, захватывает, адреналинчик в крови играет, а главное - деньги больно легкие...
Неотвратимо подкатывало время обеда, все названные выше персонажи со странной закономерностью оказались в отеле именно в предобеденный час, посему Марк взял инициативу на себя, заказал в ресторане стол и до обеда предложил выпить аперитив на деньги налогоплательщиков. Кому - кока-кола, кому - "Jack Daniels", кому - "Cuba Libre", а отец Педро вообще ото всего от- казался, сидел-помалкивал, бурил глазами Иешуа. Фанател помаленьку.
Ни Марк, ни Родригес, ни тем более священник не знали точно, зачем Иешуа со товарищи примчался в Медельин сразу после акции по разгрому секты "Мир детей", прославившей его буквально на весь цивилизованный и не очень мир. Третий день пошел, а телевизоры не прекращали повторять кадры спасения детей, обличительную проповедь Иешуа, а теперь уже пошли интервью врачей и родителей, первые из которых пока не понимали, что стряслось с психикой и разумом спасенных, а вторые тоже не понимали, но все еще пребывали в состоянии щенячьего восторга. И оставаться бы, по житейской логике, Спасителю на месте спасения, помогать врачам, утешать родителей, исцелять детишек, а он вон понесся к черту на рога, действительно - в ад, как заявил ученикам, и какая цель у него - полная непонятка. Ну, не турист же он и не борец-общественник. Там, где он появляется, обязательно происходит нечто: вот вам Париж с кубковым матчем, вот вам Эфиопия с полноводными реками, вот вам Нью-Йорк с древом познания добра и зла, значит, и Колумбия не должна стать исключением, поэтому смысл возможного колумбийского нечто все с разной степенью нетерпения и бестактности пытались прояснить.
А Иешуа никому ничего прояснять не собирался. Ему, как и журналистам, полиции, партизанам и мафиози, позарез требовалась информация, платить за нее он не умел, в жизни не приходилось, посему вытаскивал ее из собеседников со странной непоследовательностью, перескакивая с темы на тему.
- Что такое кока? - спрашивал, например, он.
- Кто такие партизаны? - неожиданно швыряло его в политику.
- Какую долю в экономике стран-производителей занимает экспорт наркотиков? - совсем уж бестактный вопрос.
И так далее. Но все безропотно отвечали, сами себе изумляясь - этой вот безропотности как раз и изумлялись.
Кока, терпеливо вели ликбез, - это растение, кустарник, цветущий, низкий, из листьев которого добывается кокаин, со времен древних инков известный наркотик, в чистом виде чрезвычайно сильный и эффективный, его можно есть, нюхать, вводить внутривенно, после чего он весьма стимулирует активность симпатической ветви нервной системы, учащает пульс, дыхание, повышает кровяное давление и температуру тела, поднимает настроение, улучшает физическую выносливость, вообще повышает сопротивляемость организма к усталости, а кроме того, обладает анорексическим действием, то есть подавляет аппетит, и так далее, и так далее. И вот такой он славный, этот кокаин, такой всемогущий, только есть, как вы поняли, "но". Первое "но" - он развивает сильную толерантность к себе, то есть требует постоянного увеличения дозы для получения вышеназванных эффектов. Второе "но" - вызывает сильнейшую зависимость от себя и, как следствие, абстинентные синдромы, преодолеть которые очень трудно, поэтому люди, "севшие на иглу", в большинстве своем с нее не слезают и кончают плохо. Не по-божески кончают...
Партизаны, в свой черед поясняли хозяева, - это самостоятельно организовавшиеся группировки вооруженных людей, в основном - крестьян, которые безжалостно и бесстрашно защищают неизвестно что: как от государства, так и от наркомафии. А также себя друг от друга. При этом они - в зависимости от конъюнктуры событий - могут принимать то сторону государства, сторону наркомафии. Вся эта идиотская, необъявленная гражданская война тянется уже лет двести, не прекращается, не стихает, приносит кучу убытков экономике страны...
Еще вопрос - очень неудобный, практически бестактный. Но отвечаем, поскольку уважение к вопрошаемому - безгранично. Какую долю составляет экспорт наркотиков в вышеназванной экономике страны, подсчитать сложно, потому что конкретно экономика страны здесь не очень при чем, а вот экономика международных наркокартелей весьма зависит от экспорта коки из Колумбии, Перу, Эквадора. Но кто владеет точными данными об экономике наркокартелей? Только их финансисты, отвечающие за движение финансовых потоков - бурных, как колумбийские горные реки... И так далее, только многословнее и дольше. Когда перешли к обеденному столу, Иешуа заявил:
- Я хочу посмотреть на плантации, я хочу побывать в местах, где производят наркотик, я хочу познакомиться и поговорить с теми, кто держит этот бизнес.
- Невозможно! - сразу вскричал чрезвычайно взволнованный Родригес.
- Посмотреть - пожалуй, - Марк был менее категоричен, - а вот познакомиться - вряд ли. Я, дорогой Иешуа, сам ни с кем из них чести не имел...
- Я бы мог попробовать созвониться... - подал голос молчавший до сих пор отец Педро.
И все на него сразу посмотрели, кто - с изумлением, кто - с надеждой, а он засмущался, покраснел сквозь загар, потупил черные кокеровские глаза, уткнулся в меню и умолк.
И стало непонятно: то ли поверить ему, фантазеру этакому, то ли плюнуть и выполнять возможное.
А за обедом говорили о пустом: о погоде, о местных достопримечательностях, о колумбийской кухне. А что кухня? Только Мари и морщилась, привыкшая в своей Франции к кулинарным изыскам, а остальные - особенно неприхотливый Иешуа - с удовольствием уминали и горячий ариако - куриный суп с авокадо и сливками, и кашу из кукурузной муки, пили мексиканскую желтую взрывоопасную текилу и непременную кока-колу, про которую Марк не преминул пошутить:
- Все, что с кокой, у нас в Колумбии свято.
А отец Педро посреди обеда куда-то исчез, отсутствовал минут двадцать, а когда появился вновь, то сказал тихонько - так, чтобы Мессия услышал. Но услышали все.
- Я договорился, - вот что он сказал. - Завтра в шесть утра сеньор Гонсалес пришлет за вами машины. Он преисполнен радости и благоговения от счастья познакомиться с человеком, которому поклоняется с детства.
Сказал и уткнулся в кашу.
А Родригес икнул и резко дернул стаканчик текилы, смачно закусив лимоном.
А Марк очень внимательно смотрел на падре, как будто впервые его увидел, и что-то про себя прикидывал - не исключено, план агентурной разработки святого отца. Дело есть дело, оно должно мастера бояться даже в сонное обеденное время.
И только Иешуа, все прекрасно понявший, заметил походя:
- Успокойтесь, Марк. Отец Педро - хороший и добрый человек, таких, полагаю, немного в католической церкви. Он же сам поведал: в него даже не стреляли ни разу. Такое бывает в ваших краях?
- Чтоб не попадали - бывает, - сказал Марк, - а чтоб не стреляли... В меня, например, и стреляли, и машину взрывали, и гранату в окно кидали... Работа такая...
- А у него другая работа, - Иешуа снова взялся за ложку: ему нравилась каша из кукурузы, - и он ее, как я понимаю, делает единственно верно: не выделяет никого из своей паствы, ни черных, ни белых, ни тех, кто стреляет, ни тех, в кого стреляют. Сказано: "Уповай на Господа и делай добро; живи на земле и храни истину". Так, Педро? Ты ведь хорошо хранишь истину?
- Не знаю, Учитель мой, не мне судить о том...
- А те, кто слушает тебя и верит тебе, знают, что хорошо. Чистого душою грязь не коснется, а судить смертных - не дело пастыря, но единственно - Бога. Придет время - смерть будет пасти их всех, но время это скрыто от нас. Занятно, что это понимает простой приходской священник, справляющий службу Господу на краю земли, и не хотят понять высокие церковные иерархи, у которых отними право судить и наказывать - так они с ума сойдут от обиды... Спасибо тебе, Педро, мне легко с тобой рядом. Коли захочешь, пойдешь со мной дальше, я буду рад.
- Захочу, Учитель!
- Не спеши, - улыбнулся Иешуа порывистой поспешности немолодого, в сущности, человека, не очень образованного, не много видевшего на пути своем. Не спеши, - повторил, - нам с тобой и здесь многое предстоит увидеть, понять и сделать.
Зря он это сказал.
Насторожился Родригес. Обеспокоился Марк.
Крис вспомнил, что говорил Марк еще в Боготе: ни в Медельине, ни в Кали нет ни одного человека - будь он чиновником, полицейским или просто крестьянином, - который не получал бы денег от картеля. Когда-то картелей было два: отдельно - Медельинский, отдельно - Кали. Теперь, объединившись, они давно основали транснациональную корпорацию, монополизировав производство и распространение наркотиков в обеих Америках. Имел ли Марк в виду себя самого? Крис не знал. Может, и не имел: все-таки он - американец, сотрудник Бюро, а там, слышал Крис, достаточно жестко работает служба внутренних расследований. Продаться по мелочи - себе дороже. Правда, можно и по-крупному... Но ладно Марк! А уж Родригес точно - человек картеля, об этом Марк сам говорил, хотя и не отрицал возможности толкового сотрудничества с ним. Говорил: я же сотрудничаю и доволен; а ему так и так приходится работать на две стороны, иначе не выжить, и наркобоссы это тоже понимают, они снисходительны к людям, обремененным присягой...