Абрамов Артем Сергеевич. Чаша ярости - Мой престол-Небо

   - А Вукич как же? - немедленно встрял в монолог шефа возникший в дверях Крис.
   - Вукич - воин. Он останется со своим народом: это - его путь и его призвание. Хотя - жаль. Он сильный и прямой человек... Что с билетами?
   - Вы и впрямь - избранник Господа. Три билета на рейс в Нью-Йорк на семь сорок утра. Извините, но кроме первого класса, мест не было.
   - Что у нас с деньгами?
   Мари достала из кармана джинсов сильно помятую впоходном существовании записную книжку.
   - Последний перевод - три дня назад. Много у нас денег, Учитель, не забывают нас таинственные почитатели, цену за первый класс потянем. Странно только, что никто из них больше не звонит.
   - И хорошо: меньше разговоров - больше дела. - Поднялся из-за стола. Всем спасибо. Есть пара часов, чтобы отдохнуть. Полагаю, с такси до аэропорта проблем в такую рань не возникнет?.. - Не стал ждать ответа, добавил наскоро: Меня не будет примерно час. Не беспокойтесь.
   И исчез.
   - Куда это он? - опешил Никодим. Мари ответила спокойно:
   - Значит, надо. Захочет - расскажет. Не захочет - его право. Крис, пора собираться, сейчас не время для отдыха...
   Причина столь скорого отъезда из города, граничащего, на взгляд товарищей, с паникой, так и осталась необъясненной. Пока необъясненной. Однако здравый Крис здраво же и рассудил:
   - Коли сматываемся такими темпами, то и без объяснений все скоро понятно станет...
   Так и вышло.
   Иешуа не обманул: появился через час.
   Уже на подъезде к аэропорту такси - с риском для пассажиров не поспеть к рейсу! - еле разминулось на нешироком шоссе с бесконечно длинной колонной бронетранспортеров, идущих в сторону столицы под флагом Объединенных миротворческих сил. "Броники" шли тихо, зачехленные скорострельные пулеметы на корпусах смотрелись вполне мирными мешками с картошкой, а торчащие из люков головы командиров машин не по уставу вертелись по сторонам: не поход, стало быть, не боевая операция, а некий мирный марш, можно и любопытным побыть. Хотя на броне никто не сидел.
   - Куда это они? - праздно полюбопытствовал Крис.
   - Домой. - Иешуа был лаконичен.
   В самолете, в могучем "боинге" - таком же, как и тот, что принес Мессию с учениками из Боготы, - в действительно удобном для долгих путешествий салоне первого класса сразу после взлета заработали телеэкраны у кресел, и диктор Си-эн-эн, захлебываясь от невероятности, даже абсолютно ненаучной фантастичности полученной каналом информации, потеряв все остатки си-эн-эновской респектабельности, тараторил:
   - ...работа штаба Объединенных миротворческих сил в Европе полностью парализована. Командование абсолютно не контролирует неожиданную для него смену дислокации всех воинских подразделений, которые перемещаются по дорогам стран Европы, не отвечая на непрерывные вызовы как по специальным, так и по общегражданским линиям связи. Подразделения, занимавшие посреднические позиции между противоборствующими сторонами в Испании, на Балканах, на Кипре, на юге Украины и в других так называемых горячих точках, покинули без приказов места дислокации и в организованном порядке, но без указания маршрутов движутся, постоянно меняя направления движения. К удивлению наблюдателей, с уходом войск конфликты в указанных точках не усилились, а, напротив, вообще прекратились. Эксперты объясняют это временной растерянностью противоборствующих сторон, за долгие годы привыкших к регулированию военных действий со стороны штаба, которая должна рано или поздно пройти, и есть опасения, что столкновения сторон приобретут хаотичный, неуправляемый характер. Однако пока этого не происходит... - На экранах возникла карта Европы, на которой красными огоньками вспыхивали "горячие точки", зелеными обозначались места стационарных военных баз Объединенных сил в разных странах, а бегущими синими пунктирными линиями пути перемещения сошедших с ума вояк. - Вы сейчас видите составленную нашими экспертами весьма приблизительную схему этой странной передислокации - как из "горячих точек", так и с насиженных мест постоянного пребывания войск. Несмотря на кажущуюся нелогичность смен направлений движения, постепенно - если применить стандартные методы экстраполяции - можно предполагать, что конечная цель его - центр Европы: или Франция, или Бельгия. Эксперты пока сходятся во мнении, что это может быть именно Франция, поскольку в Париже находится штаб Объединенных сил. Эксперты считают, что разные части могут достигнуть Парижа в сроки от трех до шести суток, если учитывать то, что движение, мягко говоря, далеко от прямолинейного и его логика - в отсутствие связи с войсками - не поддается обсчету... Мы будем постоянно держать вас в курсе событий - по мере поступления новой информации...
   На экране пошли картинки, снятые операторами канала: танки, грохочущие по улице итальянского городка, бэтээры, несущиеся по шоссе из Белграда в аэропорт, "хаммеры" и десантура, грузящиеся на рейдовые "флайеры" в порту Лимасола, клиновидные "стелсы", слепо несущиеся неизвестно откуда неизвестно куда...
   - Что это? - В голосе Криса звучали ужас пополам с восторгом. Мари тоже таращила глаза, полные вопросов.
   - Им дан приказ двигаться, - скучно сказал Иешуа.
   - Куда двигаться?! - Мари и Крис - чуть ли не хором.
   - Не знаю. Думаю, что пока - в никуда. Хотя, думаю, диктор прав: в Париж. Там же у них все начальники, куда им еще стремиться...
   - Кто мог дать такой идиотский приказ?
   - Не уверен, что ты прав, Крис. Биг-Брэйн-два - большой электронный мозг штаба Объединенных миротворческих сил в Европе - машина умная, идиотских приказов не отдает. Иначе как бы вы все жили? Ведь у вас, сегодняшних, умные машины принимают решения, умные машины руководят всем, а вы им только ставите задачи. Удивительно ли, что войнами в Европе руководят не генералы, а действительно могущественный и мощный электронный мозг? Выпустили джинна из бутылки - вот и пожинайте плоды его деятельности...
   - Когда вы успели с ним поговорить?!
   - Сегодня. Пока вы пьянствовали у отца Никодима.
   - Но штаб же в Париже!..
   - Мысль, милые мои ученики, расстояний не знает, - заявил Иешуа, закрыл глаза, выпал из суровой самолетной реальности и вернулся в нее только во время посадки в нью-йоркском аэропорту имени любимого американцами президента Джона Кеннеди и поэтому, наверно, убитого ими двести лет тому назад.
   ДЕЙСТВИЕ - 1, ЭПИЗОД - 5
   НЬЮ-ЙОРК. 2157 год от Р.Х., месяц октябрь
   Поскольку деньги, по заверению Мари, у них были - и немалые, а Иешуа не умел и принципиально не хотел скряжничать (ну когда бы ему, нищему пророку из Галилеи первого века, научиться копить динарии и сестерции, а теперь доллары или франки?..), для пребывания в городе Большого Яблока был выбран люкс-отель "Уолдорф-Астория". По принципу: знай наших. Иешуа - абсолютно равнодушный к комфорту, - к удивлению спутников, легко согласился с выбором и даже подтвердил: на сей раз и вправду полезно, чтоб наших - знали. Правда, почему необходимо - не объяснил.
   Все время полета до Нью-Йорка, пока Иешуа спал, телеканалы надрывались от количества информации, непрерывно идущей из Европы - от собственных корреспондентов, из официальных источников, от информационных агентств. Судя по всему, Европа вдруг и разом превратилась в некий огромный военный полигон, по которому туда-сюда - именно так! - топали ботинками, шуршали шинами, ломали пластик дорожных покрытий стальными траками батальоны, полки, корпуса итальянских, французских, английских, русских, американских вояк, временно призванных под знамена Объединенных миротворческих сил, а над ошалевшими от удивления пополам со страхом - а вдруг война с китайцами началась? а вдруг марсиане напали? - горожанами рвали воздух "стелсы", "вулканы", "МИГи".
   Если кто-то - например, космонавты с международной станции "Аврора", наблюдал европейские земли с космической высоты, все описанное должно было сильно напоминать муравейник, как некую действующую и живую модель перпетуум-мобиле навязанную кем-то Европе. А каково обыкновенным жителям европейских городов, городков, городишек жить в невесть откуда взявшейся на их головы модели? Естественно, страшно. Естественно, неуютно и непонятно.
   Однако страшно, неуютно и непонятно было не только обывателям, но и небожителям - вершителям их судеб, то есть президентам и премьерам, которые мощно набросились на отцов-командиров миротворцев, говоря высокопарно потребовали их к священной жертве.
   Жертвой определил себя лично командующий Объединенными силами генерал Лафонтен, чем попытался подтвердить расхожую суворовскую истину: смелость города берет. Городов было несметно - вся Земля смотрела и слушала генерала, но коли солдат получил приказ упасть, то уж не отжаться для него - штука невероятная.
   Отжимался генерал честно.
   - Мы не знаем, что происходит со всеми войсками, - сказал он в черные пасти нацеленных на него телекамер десятков мировых каналов. - Информация с мест не поступает на Биг-Брэйн или, если точнее, Большой компьютер штаба вот уже почти сутки. У тех командиров, до кого представители штаба успели за эти часы долететь или доехать, кое-что выяснили. Оказалось, что у каждого из них есть пришедший по компьютерной связи приказ командования о соответствующей передислокации с маршрутом следования.
   - Откуда? От кого? - сразу несколько голосов из зала.
   - От командования. Но это - явно фальшивка. Приказов не было, Биг-Брэйн не подтверждает передачу таковых по компьютерной сети. Военная контрразведка изучает возможность диверсии.
   - Выходит, Биг-Брэйн отрицает свою причастность к передаче фальшивых приказов? - Корреспондент "Гардиан".
   - Повторяю: не подтверждает.
   - Может, этот ваш хренов Биг-Брэйн дал дуба? - Корреспондент Эн-би-си.
   - Нет, он в оптимальном состоянии. Специалисты это подтвердили однозначно. Блокирован лишь ввод и вывод информации в сеть.
   - Может, кто-то влез в него или - помимо него - в сеть? - Корреспондент Франс Пресс.
   - Биг-Брэйн это отрицает.
   - Врет ваш Биг-Брэйи! - Несколько голосов из зала.
   - Биг-Брэйн - машина. Способность врать в него не заложена.
   - А чем он объясняет невозможность ввода и вывода информации? Корреспондент Би-би-си.
   - Он молчит.
   - Как так молчит? - Корреспондент Би-би-си.
   - Дает ответ: "Нет комментариев".
   - Как так может быть? - Несколько голосов из зала.
   - Специалисты считают, что мозг не закончил анализ ситуации.
   - Значит, не такой уж он у вас супер-дупер? - Корреспондент Ти-эн-ти.
   - Не понял термина. Но поясняю: определенным образом сформированный комплекс информации может дать сбой в компьютерном мозге любой мощности. Видимо, сейчас такой случай.
   - Так остановите войска сами, без вашего Великого и Ужасного, раз его временно замкнуло, верните их к постоянным местам дислокации! - Корреспондент "Гералд трибюн".
   - Это уже делается.
   - Когда, по вашим расчетам, это произойдет? - Корреспондент "Гералд трибюн".
   - Максимальный срок - семьдесят два часа.
   - А что будет с Биг-Брэйном? Так и будет молчать? И сум ли он восстановить сеть? - Корреспондент "Ю-Эс-Эй тудей".
   - Нет комментариев...
   И опять шли картинки с мест событий: все то же, ничего но вого - танки, самолеты, бэтээры...
   В огромном, недавно отреставрированном помпезном холле етеля "Уолдорф-Астория" висячие телеэкраны продолжали транслировать очередные пресс-конференции очередных сильных мира сего, толпящиеся тут же обитатели отеля и захожие визитеры внимали слышимому, но и сами орали истошно, поскольку в благословенной Америке издавна считалось: все, что вышло из-под се контроля, должно быть либо немедленно возвращено под него, либо ликвидировано как явление. Что требовалось ликвидировать - этого никто не знал, посему возмущение, прямо-таки гуляющее по отельному холлу шквалом, было безадресным.
   Впрочем, адрес все-таки имел место. Начавшаяся вчера в здании ООН очередная Генеральная Ассамблея могла,учитывая остроту момента, включить в свою повестку незапланированный пункт: ситуация с войсками Объединенных миротворческих сил в Европе. Кое-какие делегации кое-каких государств остановились в "Астории", им, считали галдящие в холле, сам Бог велел выступить с такой своевременной инициативой...
   - Гайд-парк, - сказала Мари, идя за боем с золоченой тележкой, на которой покоились три спортивные сумки - ее, Криса и - совсем худая и съежившаяся Иешуа.
   - Странно, что никто ни в чем не обвиняет Учителя; - заметил Крис. - А то ведь это влегкую: очередное чудо пресловутого Мессии...
   - Мы же там оказались инкогнито, - напомнила Мари. - Ни одного журналиста. Странно даже... Первая акция Учителя, не освещенная в медиа.
   - Акции-то не было, - напомнил Крис. - По-лысому съездили. Разве что вылечили латынинских ребятишек.
   Он легко приноровился говорить "мы", поминая содеянное лично Иешуа. А и то логично: командное мышление - так, кажется, в спорте выражаются.
   - Почему ж не было акции? Была... - скромно сказал Иешуа. Он шел следом, слушал диалог учеников, посматривал с интересом по сторонам: ну никогда в жизни не видел он такой роскоши, как в "Астории", даже не представлял, кому и зачем она может понадобиться.
   Крис аж затормозил, и Мари невольно на него налетела.
   - Что вы имеете в виду?
   - Что сказал, то и имею, дожди немного, объясню: штабе ввел в Биг-Брэйн заведомо ложные координаты атаки. Налицо - умысел командования. Биг-Брэйн штаба счел, что он - ошибочен не только в частном случае, но и вообще, поскольку исключение подтверждает правило только в теории, а на практике никогда. Я воспользовался его пониманием ошибочности и уговорил Биг-Брэйн-два поставить блок на любой приказ стрелять в людей. В любых: в наших, в ваших... А это "броуновское движение" войск - какая-то самодеятельность мозга, я его не заказывал. Возможно, оно - некая побочная реакция на запрет одной из основных функций. Биг-Брэйн изначально ориентирован на планирование и ведение военных действий, а какая война без стрельбы?.. Ничего, он - сильный мозг. Помается немного и излечится.
   Некоторое время все молчали. Переваривали. Кто - бифштекс, кто - сообщение об очередном чуде.
   Наконец, Крис счел нужным полюбопытствовать, но,- осторожно:
   - А не будете ли вы так любезны, многоуважаемый Учитель, и не объясните ли несколько странноватый в применении к электронному мозгу термин "уговорил"?
   - Буду, - улыбнулся Иешуа. Ему понравилась наипочтитель-нейшая вежливость ученика. - Уговорил значит уговорил. Ничего - сверх смысла. Использовал вполне понятную для Биг-Брэйна мотивацию: неэтичность убийства.
   - Неэтичность? - продолжал удовлетворять любопытство Крис. - Вы уверены? Не мягковато ли - по отношению к убийству? Может, лучше - преступность?
   - Не лучше. Понятие об этике заложено в мозг изначально, как одна из основ поведенческой модели. Поэтому ее, то есть его - понятие, можно трактовать, и мозг воспримет трактовку, если она покажется ему убедительной. А преступность следствие нарушенной этики, всего лишь. Для Биг-Брэйна-два - пустой термин... Короче, перестань философствовать: дело сделано. Они больше не смогут стрелять: просто не пройдет такой приказ по сети - и все... Да, попутно я расширил понятие Биг-Брэйна-два об этике поговоркой капитана Латынина.
   - Двое дерутся - третий не мешай?
   - По формулировке для Биг-Брэйна-два: неэтично третьему вмешиваться в противостояние двоих.
   - А что будет потом?
   - Не знаю. Но полагаю, что стрелять уже никто не станет. И мешиваться никто ни во что не станет. Так решил Биг-Брэйн-два. Правда его можно обойти: есть мобильная связь, не контролируемая мозгом, есть, наконец, устные приказы. Но я плохо представляю себе возможность быстрого и, главное, точного и результативного перехода командованием войсками на такую допотопную технологию. Сто лет уже вояки без компьютерной поддержки - ни шагу. Так что пока будет доминировать ситуация "по Латынину".
   - Вы сами сказали: Биг-Брэйн ориентирован на войну. С чего бы ему тогда решать ни во что не вмешиваться? Он что, обладает свободой воли, выходящей за пределы основной профессиональной ориентации?
   - К счастью или несчастью для людей - да. Он идеально, абсолютно логичен, хотя, думаю, его создатели и его пользователи не ведают - насколько.
   - Раз со стрельбой невесть на какой срок покончено, что станут делать миротворцы?
   - Вот уж что меня не волнует, так это судьба миротворцев. Пусть о них заботятся отцы-основатели и лично генерал Лафонтен...
   - Кстати, а не потомок ли он великого французского баснописца? - не к месту и не ко времени поинтересовалась гуманитарно образованная Мари.
   А, впрочем, почему бы и нет? Она же не задавала иных вопросов Учителю, значит, все поняла и приняла, как всегда все понимала и принимала в его странных действиях. Так что о баснописце - это вполне ассоциативно и мило.
   Однако ни Иешуа, ни Крис гуманитарного интереса Мари не удовлетворили. Крис продолжал переваривать услышанное, а Иешуа счел завтрак-обед законченным, сказал Мари:
   - Расплатись, и пошли.
   - Далеко? - спросила Мари, подзывая официанта.
   - Двадцать минут пешком. Здание Организации Объединенных Наций.
   - У нас там дело?
   - И быть может, последнее в этом цивилизованном мире, - Подчеркнул интонацией слово "этом".
   Никто подчеркивания не заметил или уже сыты были как в прямом, так и в переносном смысле: наспрашивались про непонятное.
   И все-таки Крис не отказал себе в последнем простеньком вопросе;
   - А почему вы все время говорите "Биг-Брэйн-два"? Где-то есть еще и "один"?
   - Есть, - ответил Иешуа. - Как раз он-то и познакомил меня со вторым.
   И пошел к выходу, не оглядываясь. Знал - ученики не рискнут отстать: а вдруг что-то пропустят?
   Они шли по Четвертой авеню, по многолюдной, шумной, выглядящей праздничной в любой день: магазинные витрины, наглая реклама, по-летнему ярко одетые и вполне по-американски раскованные люди. Ну и жара, конечно, удушливая нью-йоркская жара, от которой одни сбегают к морям-океанам, а другие, напротив, стремятся к ней: одних туристов в городе летом - едва ли не больше, чем коренных жителей.
   Иешуа легко адаптировался к любой обстановке, будь то эфиопская пустыня, колумбийские джунгли или улицы современного адегаполиса. Он становился неотъемлемой частью этой обстановки, своим среди своих, вот и здесь, на Четвертой авеню, его просто-напросто не замечали, как не замечают идущего мимо и сквозь. И вот ведь странность: облик его, растиражированный телеэкранами, компьютерными сайтами, цветными полосами газет и журналов, не вспоминался в толпе, не узнавался, никто не тыкал пальцами, не приставал с автографом, не орал восторженно: "Смотрите, кто идет!"
   Да никто не идет!.. Или по-другому: все кругом куда-то идут.
   Крис как-то сказал об этом, еще в Париже отмеченном эффекте:
   - Вы были бы идеальным шпионом, Учитель. Вы есть - и вас нет. Вы у всех на виду - и незаметны и невспоминаемы. А ведь ваше лицо сегодня известно не менее, чем лица президентов или кинозвезд...
   - Лица президентов и кинозвезд - это их товар, - ответил тогда Иешуа, - а я ничем не торгую. Разве что словом, так ведь тоже не торгую, оно у меня бесплатно, поэтому легко доходит до каждого и надолго запоминается.
   Но Иешуа умел и сознательно лишать людей способности видеть себя или кого-то - своих спутников, например. Это умение замечательно помогало в частые в их суматошной жизни и тяжкие моменты проникновенияв разные объекты, так или иначе блоки"-рованные охраной. В данный момент оно было актуальным, поскольку вход в стеклянный небоскреб ООН перекрывался местной секьюрити, особенно лютующей в дни больших официальных заседаний. Так-то можно гостевую пин-карту купить: небоскреб входил в число туристских достопримечательностей. Но не в дни Генеральной Ассамблеи.
   Однако прошли. Металлический турникет трижды щелкнул, пропустив всех троих, а охранные лбы, как и положено, никого не увидели.
   В принципе, эффект давно известен по сказкам народов мира и называется "отведением глаз".
   - Вы хотите послушать чье-то выступление? - спросил Крис у Иешуа.
   - Ни в коем случае, - ответил тот. - Я хочу, чтобы послушат ли меня... Улыбнулся хитро: - Здесь телекамер - прорва, а я что-то давно не появлялся на телеэкранах.
   - А как вы собираетесь... э-э... - Крис начал было, но тут же понял идиотизм невольного недоумения. - Извините, Учитель, вопрос снимаю.
   Но Иешуа не согласился с легким отступлением ученика.
   - Тебе бы следовало спросить не "как", а "что". Не как я окажусь на трибуне - тут твои извинения принимаются, - а что я хочу сказать. И это "что" касается всех.
   - Всех нас? - уточнил Крис.
   - Всех, - настоял на своей версии Иешуа. Помолчал. Добавил: - Помните, я исчез - там, в Белграде?.. Мне нужен, очень нужен был один разговор.
   - С кем? - быстро спросил Крис, боясь, что Учитель опять замолчит.
   - С тем, кем был Апостол Петр. С человеком, называющим себя отцом всех католиков на земле.
   - С Папой Римским? - восхитился Крис.
   - Так его именуют... - усмехнулся Иешуа. - Ну да бог с ним, разве дело в имени?.. Он сказал мне, что я - опять один. И всегда буду один, как и прежде, как в Иудее... Я услышал то, что ждал. Не хотел услышать, нет - именно ждал. И вот что я решил для себя: врет он все, ваш Папа! Потому что ему так удобнее, Покойнее, уютней. Но в том-то и штука, что я никогда не был один... - Помолчал, будто подыскивал слова, будто хотел продолжить начатое.
   Но не продолжил, не разъяснил, потому что они вошли в гигантский зал ассамблеи, круглым полутемным амфитеатром спускающийся от входов - глубоко вниз, где на ярко освещенном, кажущимся с высоты крохотным, пятачке высилась одинокая, насквозь прозрачная трибуна, за которой кто-то стоял сейчас и, судя по словам благодарности, произносимым на неважном английском, завершал выступление.
   - Мы вовремя, - сказал Иешуа и легко, перескакивая через ступеньки, помчался вниз.
   А потом взошел - незваный! - на трибуну и привычно поднял вверх руки.
   - Я буду говорить с вами, - произнес негромко. - Послушайте меня.
   И вот, как обычно, - ошеломляющий "эффект присутствия" вместо только что продемонстрированного "эффекта отсутствия": казалось, все только и ждали его на этой трибуне, все сразу узнали его, все вскочили с мест, захлопали, заорали, затопали ногами, засвистели - в разных странах по-разному привыкли приветствовать кумиров. А то, что на трибуне Генеральной Ассамблеи ООН стоял именно кумир - тут никаких сомнений не возникло даже у скептика Криса, и верившего в многажды испытанную способность Мессии жестко и сразу взять в кулак любую аудиторию, и все же где-то в глубине души страшившегося пусть даже абсолютно невозможного, непредставимого провала.
   Но какой там провал!.. Иешуа опустил руки, положил ладони на прозрачную поверхность трибуны, и все сели, и стало тихо, и только горели индикаторы десятков работающих телекамер, транслирующих заседание в прямом эфире многих стран-участниц.
   - Я рад, что вы меня слушаете сейчас, - начал он, - и вы, господа делегаты, среди которых, я знаю, - лидеры великих и малых держав, имя которым, если взглянуть на глобус, - весь наш земной мир; и, главное, вы - люди у телеэкранов, которые суть - свет этого мира. Я вижу - вы узнали меня, а ведь я не сделал здесь, в ваши дни, ничего такого, чтобы мог рассчитывать на вашу добрую память. Я просто шел по земле и видел беду и пытался избавить от нее тех, кого она придавила тяжестью своей. Но разве вправе я слышать от людей слова: "...в тени крыл Твоих я укроюсь, доколе не пройдут беды"? Я много раз повторял: не Бог я, но лишь однажды избранный им смертный, и все, что могу я, то делаю с именем Его. Но нет, нет у меня Его крыл, чтобы укрыть вас от всех бед, которые приходят к нам тоже по воле и разумению Гос- пода! И поэтому я заявляю сейчас, не страшась осуждения: все, не могу больше! Не имею права злоупотреблять людскими надеждами! И не хочу, не буду латать дыры на одежде, что расползается от старости прямо в руках. Простите меня, люди...
   Он замолчал. Тишина по-прежнему висела такая плотная, тугая, что хоть режь ее на куски. Зал замер. Зал ждал. Все понимали, что это - только начало, и никто не хотел всерьез воспринимать просьбу Мессии о прощении. Как и слова о том, что он "не может больше". Не верили. И зря: он всерьез просил прощения. Крис уже достаточно хорошо знал Учителя, чтобы отличить естественный порыв от фигуры речи.
   А Иешуа помолчал чуть-чуть - опять же не потому, что хотел выдержать паузу и умножить внимание, но, видимо, закончив мысль, поставив промежуточную точку, теперь выбирал слова, чтобы сложить из них единственно нужную - опять первую, в который раз первую! - фразу.
   - Две тысячи лет тому назад, - начал он, - я мечтал разрушить великий Храм великого города Иершалаима, - ибо он был Храмом царя Ирода, в котором не нашлось места Богу, - и на его руинах выстроить новый - Храм Господа. Сегодня, два тысячелетия спустя, я понял: ничего истинно нового и тем более святого и чистого не построить на чьих-либо руинах. Я шел все эти дни по развалинам множества храмов, но что мог я сделать живущим в этих развалинах? Помощь моя, повторяю, - как пестрый лоскут на прогнившей насквозь ткани. Не спасти ее от тления... Но можно соткать иную, новую ткань: на то и силы есть, и руки имеются, и умение, и знания. Предвижу, мне напомнят: но и к ней - новой непременно придет срок тления, ибо сказано: "Человек не властен над духом, чтобы удержать дух, и нет власти у него над днем смерти, и нет избавления в этой борьбе..." Что ж, верны слова Проповедника, и время разбрасывать камни должно сменить время собирать их, а потом снова придет время разбрасывать, и снова - собирать... Но коли это так, почему столь бесконечно длится время разбрасывать то действительно чистое и святое, что было посеяно на крови моей?.. Когда там, далеко-далеко отсюда по времени, на грязной городской свалке за стенами Иершалаима; которую потомки красиво поименовали Голгофой, я попросил Господа пронести мимо меня чашу сию, то в свой смертный миг - так я подумал позже, сам себе объясняя странную просьбу, - вспомнил я пророческие слова Исайи о чаше ярости Его. Подумал я,-что Он не услышал меня тогда, и пришлось мне выпить сию чашу до дна, но выпить ее за всех, кто и в мое время, и во времена пророков и патриархов, и до них только и делал, что разбрасывал камни. Потом, после моей смерти, евангелисты скажут, что я принял искупление за всех смертных, кто грешен перед Богом. Не знаю, может быть, так и было замыслено Им... Но сегодня, здесь, сейчас я повторю сказанное величайшим в человеческой истории мучеником - Иовом: "А я знаю. Искупитель мой жив, и он в последний день восставит из праха распадающуюся кожу мою сию; и я во плоти моей узрю Бога"... Так вышло, что я-и вправду жив. Вот я перед вами - во плоти и крови, как бы это ни могло быть обидно всем, кто в течение двух с лишним тысячелетий использовал мою смерть отнюдь не в праведных целях. Что ж, я вторично пришел в этот мир попробовать начать нелегкую и небыструю работу - собирать камни. И поверьте: я не собираюсь снова умирать в терновом венце мученика Мессии. Наоборот, я очень хочу жить, жить долго и плодотворно, и хочу собрать вокруг себя всех, кто мечтает во плоти своей узреть Бога. Вряд ли вам, умным и многознающим, стоит напоминать, что я-не один, что таких мечтателей - миллионы. И именно для них и вместе с ними я на пустом месте, не тронутом человеческой цивилизацией, построю великий Храм Бога. Не только я не столько для молитв - молиться, как я много раз повторял, можно везде: для разговора с Ним не требуются ни стены, ни шпили, ни купола, ни тем более иконы и статуи, ибо они суть нарушение заповеди Его. Но построим мы сообща Храм для жизни, чтобы никто в нем не мог повторить про себя слова Нова: "Погибни день, в который я родился...", но сказал бы о нем другими его словами: "Там беззаконные перестают наводить страх, и там отдыхают истощившиеся в силах. Там узники вместе наслаждаются покоем и не слышат криков приставника. Малый и великий там равны, и раб свободен от господина своего". И пусть будет так, ибо "на что дан свет человеку, которого путь закрыт и которого Бог окружил мраком?"...