Абрамов Артем Сергеевич. Чаша ярости - Мой престол-Небо

   - Что? - хрипя, спросил раненый.
   - Тихо, тихо, не болтай, это я не тебе. Помощь уже в пути. Петр слегка приподнял ему голову, чтобы тот не захлебнулся собственной кровью. Положив ладонь ему на затылок, на слипшиеся от крови волосы, Мастер утишил боль, которой было очень много - парню досталось будь здоров.
   - Хорошо... - прошептал он.
   - Не разговаривай, береги силы.
   Но, к сожалению, много сил ему не потребовалось - закашлявшись, он весь изогнулся в судороге и резко расслабился - сердце биться перестало. Он умер в спокойствии и без боли, - ее и страх забрал себе Петр, который теперь плакал, держа на руках безвольно повисшую голову мертвого человека, задавленного толпой...
   - В самом спокойном месте на Земле! - крикнул Петр. На его крик никто даже не обернулся - мало ли тут кричащих и стонущих людей...
   Приехали медики. Картина бедствия, какой бы жуткой она ни была, сразу приобрела признаки цивилизованности (если вообще можно сказать так о бедствии!): яркие машины, снующие туда-сюда люди в белых комбинезонах, желтые ленточки, опоясывающие место трагедии...
   Петр вяло отмахивался от назойливых попыток медперсонала оказать ему помощь - суетливый медбратик промокал тампоном Петру царапины на руке, еще один придирчиво осматривал лицо Петра, бесцеремонно вертя его голову.
   - Да отстаньте вы! - Петр вырвался из-под опеки медиков. - Я в порядке, другим идите помогать! -
   - Спасибо, - раздался сзади тоненький голосок.
   Петр обернулся. Та самая девушка, которую он бережно прижимал к себе, покуда бушевала людская стихия, стояла позади Петра уже с забинтованной рукой и следами заживляющей жидкости на лице.
   Значит, не немая. А дар речи вернулся.
   - Не за что, - улыбнулся Петр, - вы как?
   - Спасибо, ничего. Все заживет. Вы спасли мне жизнь. Как вас зовут?
   - Джозеф.
   - Джозеф... - сказала девушка. - А я Стейси, будем знакомы. Как мне вас найти потом?
   - Зачем? - не понял Петр.
   - Вы спасли мне жизнь, - повторила Стейси, - я ваш вечный должник... - На лице стеснительная улыбка.
   - Не надо меня искать, - сказал Петр серьезно. - Очень прошу: не надо. Я приношу несчастья...
   Девушка не успела ничего ответить, подбежал Латынин. Озабоченно зачастил:
   - Мистер Оруэлл, как же вы оказались-то в этой мясорубке? - Он взял Петра за плечи и придирчиво осмотрел, как неодушевленный предмет - ну ничем от медбратика не отличался, заключил: - Вроде все в порядке. Сильно потрепало?
   - Ерунда...
   Латынина ответ, видимо, удовлетворил, потому что он не стал продолжать вопросы, а повел Петра в стоящий неподалеку "хаммер".
   - Едем к мистеру Иешуа. Он ждет.
   Мистер Иешуа ждал в компьютерном зале, в компании Иоанна, Мари и Криса. Здесь Петру пришлось выдержать еще один раунд заботы и участливых вопросов от окружающих. Он вяло отвечал, что все в порядке, все цело, нет, не помяли, то есть помяли, но не до смерти, погодите еще, не спешите хоронить начальника Службы безопасности.
   Лишь Иещуа не суетился зря, а продолжал вглядываться в большой экран, на который шло изображение с камер, расположенных за периметром. На экране было видно длинную вереницу людей, идущих по дороге в Киншасу, волокущих на себе весь свой скарб, который удалось спасти после недавней давки. Люди шли неспешно, переговаривались, жестикулировали, оглядывались на Храм, презрительно плевали в сторону того места, которое только что покинули.
   - Они идут в Киншасу. Пешком, - ровным голосом прокомментировал Иешуа то, что и так было хорошо видно.
   - Долго же им идти, - неосторожно съязвил Крис, но тут же умолк под колким взглядом Машиаха.
   Петр открыл было рот - спросить о количестве народа, покинувшего Храм, но Иешуа то ли прочел его мысль, то ли сам собирался сказать:
   - Сколько их, мы пока не знаем, многие еще находятся в Храме. На воротах стоят охранники со сканерами, они считают проходящих людей. На данный момент ушло семь тысяч восемьсот тридцать шесть человек... тридцать семь, восемь, девять...
   Иешуа смотрел на скачущие цифры в углу экрана, которым Петр не придал поначалу значения. Четырехзначное число постоянно увеличивалось.
   Иешуа говорил это скорее для себя, чем для остальных, которые и так все видели. Внешне он был спокоен, но Петр знал, что в давно и глухо заблокированном от внешних воздействий мозге сейчас бушует море печали, горести и гнева. Иначе просто быть не могло. Или он, Петр, плохо знает своего ученика, а это, естественно, исключено.
   - Может, для них транспорт из Киншасы запросить? - осторожно спросил Латынин.
   - Нет! - резко обернувшись, ответил Иешуа. - Пусть идут, как им хочется.
   Вот еще и обида... А если честно, то обиды больше, чем всего остального. Оно и понятно - так Иешуа еще не унижали.
   Люди в зале еще долго стояли перед экраном, следя за циферками в углу и провожая пеших беглецов из Храма. Петр не стал тратить время впустую, а решил вернуться к себе, привести себя в порядок, переодеться, а заодно, может быть, в диалоге с самим собой разобраться в происходящем. Поторчав еще с десяток минут для приличия в зале вместе со всеми, он тихо вышел на улицу и направился к своему корпусу. Следы бегства озабоченно подчищали автоматы-уборщики, контролируемые служащими из коммунального отдела. Еще час - и ничего не будет напоминать о происшедшем. На улицах было оживленно - оставшиеся жители Храма помогали убирать мусор, живо обсуждали события, собравшись группами. Внезапно Петр почувствовал жуткую усталость, не столько физическую - от долгого противостояния бешеной толпе, сколько моральную - слишком много всего на небольшом отрезке времени успело напроисходить. И во всем участвует мистер Оруэлл - как координатор, командир, а вот теперь еще и как пострадавший. Одних только материальных бед на неокрепшее хозяйство Храма сколько обрушилось! Ремонт зданий после пожара, восстановление разрушенного фрагмента периметра, бунт этот идиотский... По правилам позиционной войны Дэнису еще следует взять Храм в блокаду, чтобы изможденный Иешуа сам сдался...
   Петр присел на скамеечку, потер руками лицо. Произнес:
   - Устал... И впрямь - выпиты все силы, пресловутая паранормальность с ее скрытыми и явными резервами небесконечна. Требуется отдых и восстановление. Только вот предоставит ли судьба отпуск? Или не к судьбе следует с этим обращаться, а к ее полномочному представителю в жизни Петра - Дэнису? Нет, это будет означать сдачу в плен.
   Тяжелые мысли не дали расслабиться, и Петр решил, что надо-таки добраться до своей кельи и, постояв под прохладным души-ком, заставить себя заснуть часов на пять. Ничего, Храм без него не развалится. Куда уж дальше...
   Дома, задержав на себе взгляд в зеркале, Петр вдруг явственно понял, что ему до жути надоело быть Оруэллом. Прямо физически неприятно. Сразу представилось страшно мелочным и бесполезным все это актерствование непонятно для кого, напряжение друзей, которые должны помнить, при ком он - Петр, а при ком - Оруэлл. Петр обозлился на себя за то, что придумал эту глупую игру с силиконовой маской несуществующего человека. Такие рецидивы неприязни к Оруэллувозникали нередко, но сейчас все было как-то особенно остро - видимо, сказывалась усталость. Но внутренняя дисциплина не позволяла сделать эффектный поступок: ведь через час он мог уже быть в Барселоне, под лазерным лучом знакомого хирурга, а еще через два-три часа предстать перед всеми в истинном облике, с истинным именем...
   - Нет, пока нельзя. - Вздохнул, кисло посмотрел в зеркало на мистера Оруэлла и, добредя до кровати, устало уронил тело на мягкий матрас.
   Засыпая, поймал за хвост вялую мысль: нельзя-то оно, конечно, нельзя, но вот слегка расширить круг посвященных в тайну Петра-Оруэлла можно будет...
   Но на то он и Оруэлл, чтобы быть нужным всем. Успев поспать всего полтора часа, Петр был разбужен назойливым зуммером переговорника. На экранчике наблюдалось растерянное лицо дежурного.
   - Что?! - зверски рявкнул Петр в переговорник. Дежурный вздрогнул, убавил громкость на своем устройстве и доложил:
   - Эвакуация... то есть исход жителей... завершена, то есть завершен.
   Исход... Словечко-то какое выбрал.
   -И все?
   - Все. Я счел нужным вам доложить, - с сомнением сказал дежурный.
   Он уже и сам не рад был, что побеспокоил начальство.
   - Спасибо, - сказал Петр, - сколько всего ушло?
   - Двадцать три тысячи шестьсот двенадцать человек. В госпитале находятся еще триста пострадавших, тоже намеревающихся покинуть Храм после выздоровления.
   - Ну и на здоровье, - пробормотал Петр.
   - Не понял? - поднял брови дежурный.
   - Спасибо, говорю, отлично служишь.
   - Рад стараться, - улыбнулся дежурный и отключился.
   Число стало пятизначным. Сон пропал.
   Петр сел на кровати, помотал головой, просыпаясь, посмотрел в окно. Вспомнил о своей задумке, сам себе улыбнулся.
   Через полчаса мистер Оруэлл сидел в своем кабинете и ждал встречи с Клэр Роджерс, которая любезно согласилась посетить начальника Службы безопасности Храма, неожиданно возжелавшего ее видеть. Машина, посланная за Клэр, должна была вот-вот вернуться.
   Наконец секретарь доложил:
   - К вам миссис Роджерс.
   Клэр вошла, вежливо поздоровалась, присела на кресло. Ждала.
   Хитрюга Оруэлл глядел на нее глазами старого, прожженного йпецслужбиста, мытарил молчанием, а потом вдруг произнес:
   - Интересно, Клэр, а как воспримет История происшедшее сегодня событие? Наглец, однако...
   - Позвольте спросить, а обращение "миссис" уже отменили на территории Храма?
   - Клэр, Клэр... Вы же всегда позволяли так себя называть.
   Женщина опешила:
   - Всегда? Когда это всегда? Кому позволяла?
   - Да, да, позволяли. Не знаю, как другим, но мне - всегда. И более того, всячески пресекали любые попытки вашего любимого дауна называть вас "миссис Роджерс". Не помните?
   На лице Клэр расцвело изумление.
   - Любимого дауна.., Петр Анохин? Мастер-три?
   - Да уж, давненько меня никто так не именовал... К вашим услугам, Клэр, Петр Анохин, Мастер-три.
   ДЕЙСТВИЕ - 2. ЭПИЗОД - 10
   КОНГО, КИНШАСА, 2160 год от Р.Х., месяц май
   Солнце висело над головой, как гигантский рефлектор, спастись от которого было невозможно нигде. Кондиционеры молчали, похоже было, что они вообще умерли, а реанимировать их не смог бы и Иешуа, поскольку он умел лечить души и тела, но никак не механические изделия транснациональной компании "Bosch". В компании имелись собственные чудотворцы, но они в любом случае вынуждены были отдыхать, пока спецы из другой компании - из электрической, конголезской, - не отыщут по трассе место или места обрывов, не восстановят линию, не дадут свет и долгожданную прохладу стране Храм. Тогда, кстати, бошевские дядьки могут и не понадобиться, если только внезапный обрыв линии не повыбивал из системы кондиционирования какие-нибудь положенные ей предохранители, реле или что там должно выбиваться...
   Да и кого им охлаждать нынче, кондиционерам-то? Был народец в стране Храм, да сплыл частью немалой... Крис обронил печальную фразу:
   - Крысолов из Киншасы увел всех.
   Преувеличение, конечно, не всех увел, слава богу, далеко не всех, но многих, многих...
   Тот, гаммельнский, забрал с собой только детей, да и забрал - в никуда, а точнее, в Ничто, ибо как иначе назвать состояние смерти, коей завершается "добрая" немецкая сказка? А здешний - коли был такой! - увел и юных и старых, и не в Ничто увел, а просто - прочь из страны. Однако фатальность массового ухода что в Гам-мельне, что в Киншасе одинаково необъяснима с точки зрения всего человеческой логики, формальной логики, простого житейского здравого смысла, даже с точки зрения чуда тоже необъяснима, поскольку чудо, по мнению Петра, должно хоть как-то, хоть с какого-то бока да толковаться. Раз его кто-то сотворил, то, значит, оно этому "кто-то" необходимо. Старый принцип: qui prodest - кому выгодно. А раз этот "кто-то" - не фантом, а живой персонаж, то любой его поступок должен иметь здравое или пусть не очень или совсем не здравое, но - толкование.
   Какому "живому персонажу" было выгодно лишить страну Храм солидной части ее жителей, а Мессию - его послушных последователей?
   Ответ вроде бы ясен: Дэнису. Но Дэнис не чудотворец, у него нет волшебной дудочки, чье слабое пение может загипнотизировать тысячи довольно здоровых и относительно здравых людей.
   Иоанн предположил:
   - Массовый гипноз.
   Это подходило бы Дэнису, объясняло бы все, но Иешуа не согласился.
   - Я бы почувствовал, - сказал он. - И ты бы почувствовал, и Петр, и Мари, и Никодим, да все бы в той или иной степени ощутили бы на себе даже не воздействие гипноза, а просто его присутствие. Но не было... - Переспросил, обращаясь ко всем: - Не было?..
   Никто не ответил, поскольку очевидное и без лишних слов очевидно.
   Сидели в пустом и оттого гулком, обжитым эхом "покатом" зале Собора, сидели прямо на черном горячем полу, за стеклянной стеной простиралась раскаленная кирпично-красная пустыня, жаром своим нагло ворвавшаяся в Собор, сидели - потели, даже черный Крис, коренной африканец, политкорректный к величине столбика Цельсия, то и дело утирал с лица пот тыльной стороной ладони. Это в штабе имелись собственные генераторы - на такой вот случай, а Собор не имел оных, был подключен к общей энергосистеме. Тоже - просчет, технический на сей раз, да сколько их всего возникло в строительной спешке!..
   - Не было, не было гипноза, - ответил за всех сам Иешуа. Поднялся, прошелся вдоль пустыни за стеклом, как делал это, когда перед ним в зале сидело не с десяток слушателей, а под пять тысяч, когда большой зал по многолюдности легко было сравнить со склоном Галилейской горы Фавор, где звучали в первом, утерянном веке первые революционные проповеди Машиаха из Нацерета. Остановился, долго смотрел на пустыню, потом, круто развернувшись к ученикам, спросил яростно: - А не все ли равно, как они ушли?! - И опять сам себе и ответил: Абсолютно все равно! Главное, что ушли...
   Последняя фраза прозвучала с такой внутренней болью, им-пульс ее оказался таким сильным, что Петра просто перекорежило от собственной - отраженной! боли, вспыхнувшей на миг и угасшей. Вздохнул глубоко, отгоняя злую память о ней, сказал:
   - Ты мог их удержать. Мы все - сообща! - легко могли их удержать и вернуть в дома, в квартиры, в отели, но ты же не позволил... Тогда я не спросил тебя, отчего такая бессмысленная жертвенность? Откуда взялась рабская покорность року, тебе, избраннику Божьему, никогда не свойственная?..
   - А сейчас спрашиваешь? - Иешуа исподлобья взглянул на друга.
   - Сейчас спрашиваю.
   - Оттого, что не счел нужным силой возвращать людей, которые решили покинуть страну по своей воле.
   - Не лги самому себе, Иешуа, - повысил голос Петр, - они ничего сами не решали. За них кто-то как-то все решил и сладил, и мне не наплевать - кто и как. Ну, положим, кто - это всем понятно. Дэнис, все это - Дэнис, и пожар Дэнис, и бунт - Дэнис, и убийства - тоже он. И цель его предельно ясна: сломать тебя, согнуть, дожать, чтоб ты носом в песок ткнулся и запросил пощады, на карачках пополз бы к нему. не мучай, дяденька!.. - намеренно говорил обидно, чтобы хоть как-то растормошить друга, вытащить его за волосы из болота, в которое он добровольно влез. - Самое гнусное, что он, похоже, достиг цели: я тебя таким никогда не видел, представить даже не мог... Что случилось, Иешуа?.. Ну, ушли одни - придут другие, обычный ток жизни, она, кстати, не кончается на этом крысолове из Киншасы. Вон, с утра автобусы с туристами прибыли - все как обычно: нормальные люди, нормальный интерес, плевать им на все наши заморочки... Поэтому я и спрашиваю вас всех, коллективный вы мой разум любимый, как этот кто-то, этот Дэнис не Дэнис мог увести более двадцати трех тысяч людей таким ловким образом, что никто из нас ни хрена не заметил?.. Мы ж тут все волшебники понемногу, мы ж сами кого хочешь обведем вокруг чего хочешь, а нас сделали, как Детишек. Не знаю, как вам, а мне обидно...
   - А ты спроси у Дэниса, - тихо сказал Иешуа. - Он все тебе объяснит, если захочет... А потом, ты лее сам знаешь: у него в конторе есть много умников...
   Петр опешил: никогда этот термин, однажды услышанный от Дэниса, он не употреблял в беседах с Иешуа - в связи с Дэнисом, естественно, не употреблял. Умник - который с прописной буквы! - он один, он - автор психо-матрицы, сам прошедший процесс внедрения ее в собственный мозг. Остальные -умники со строчной буквы - были, как понял и запомнил Петр, некими функциями на подхвате у того, основного, с прописной. Но и они - люди матрицы, и на них Умник испытывал ее локальное действие, прежде чем изготовить следующую - для Иешуа. Да Петр и помыслить на миг об этом при Иешуа не мог, более того - научился не только блок ставить - блок Иешуа пробивал легко, любой блок! - но просто не думать о том, о чем нельзя думать. Такое вот величайшей силы умение однажды подросло и мощно закустилось в Петре, умение, которого ни у кого рядом не было и о котором он никому не рассказывал. Считал: нечего делиться уникальным, вредно для профессии и для дела, тем более что это оказалось довольно просто не думать, когда не надо... Поэтому про Умника Иешуа знать не мог ничего, а что до многих помянутых умников - так только дурак не догадается, что Дэнис не сам изобретает все свои пятна-переходы и прочие головоломки, у него на то и вправду умники есть. Но - слово сказано, стоит загнуть уголок для памяти и насторожиться: Иешуа может знать что-то, что знать ему не положено. А положено как раз - не знать.
   Поэтому Петр счел нужным отреагировать на опасную реплику Иешуа.
   - Именно известное мне наличие в Службе толковых умников, - сказал он, - и заставляет меня бубнить как пономарь: как, как, как?.. Пойди и спроси, говоришь?.. Хорошо, пойду и спрошу... - Он поднес к губам браслет мобильной связи, шепнул в него номер Дэниса и через пару секунд получил ответ: "Абонент
   отказывает в соединении".
   - Вот видишь, не захотел отвечать. Ты для него никто, и звать тебя никак, - повторил Иешуа любимое присловье Петра.
   - А между тем это и есть ответ на мой вопрос, - парировал Петр. - Дэнис не хочет со мной разговаривать, потому что не считает свою партию выигранной. Более того, он боится.
   - Кого? - спросил Крис.
   - Тебя, парень. Учителя. Меня. Всех нас... Неужели, Иешуа, ты не врубаешься, что он пока да-а-алеко не чувствует себя победителем? Иначе - а я, поверь, знаю его наполеоновский характер! - он был бы уже здесь и заставлял нас всех падать и отжиматься на кулаках. А его нет. И говорить со мной он не желает: мол, низок я ему. Мол, знай, холоп, свое место. А что ж ты этого холопа не взял в кандалы? Что ж ты его по этапу не послал?.. Руки пока коротковаты... Он понимает, что выиграл партию, но - не матч. До конца матча еще играть и играть, часы тикают. А ты, друг милый, уже обратный билет решил покупать. Не рано ли?.. Кстати, а куда билет-то?
   - В рай, - непонятно ответил Иешуа. Казалось, что обидная, даже хамоватая - при учениках-то так круто зачем? - тирада Петра никак не задела Иешуа. Как он находился где-то "по ту сторону добра и зла", если прибегать к древним литературным цитатам, так упрямо не хотел возвращаться обратно - на эту сторону.
   В какой, к черту, рай? Что это? Фигура речи?.. И учеиички любимые, отборные, по размышлению Петра, вели себя как двоечники-второгодники на внеплановом экзамене. Сидели мышами, играли в тугую молчанку, словно страшились: а вдруг да спросят кого из них, а урок, как водится, не выучен... Складывалось впечатление, что все они всерьез напуганы и неожиданным похоронным настроением "вождя и учителя", и, главное, событиями, которые с действительно пугающей последовательностью происходили в стране Храм в минувшие месяцы. И если пожар там, или псевдобандитские (именно "псевдо", Петр в том уверен был на все сто!) разборки, или даже "бунт" коренных жителей Кинша сы и ее окрестностей - все это можно было, поднатужившись и скрепя сердце, списать на естественные причины, на того же Дэниса со товарищи, то последнее происшествие - исход новых христиан из пустыни, если пользоваться библейскими аналогиями, - всерьез загоняло в тупик здравый смысл. Но загоняло и пусть бы так, считал Петр, но зачем нос на квинту вешать? Когда умные, здоровые, сильные духом и телом лидеры конголезской общины вдруг все разом теряют способность логично и здраво рассуждать, спокойно анализировать происшедшее, а взамен впадают в панику или, в лучшем случае, в уныние, - это ЧП, а не сам исход. Уйти может каждый. Все вдруг могут сразу уйти. Но дело-то остается! И продолжать его, пардон за крамольный термин в Храме, сам Бог велел...
   Обидно было Петру, всерьез обидно - за себя, за Учителя, за то самое дело, которое - с какой стороны ни смотри! - стало общим. И хотелось - в противовес единому кладбищенскому настрою - хватать саблю, меч, автомат, пушку, - что там еще хватать? - и рубить, стрелять, уничтожать, крошить в капусту... Действовать, короче. Делать дело, Богом веденное. И чем решительнее, тем эффективней.
   Так он считал. Так, к слову, его в Службе учили, без которой здесь явно не обошлось...
   - В какой, к черту, рай? - спросил Петр. Обычно он избегал чертыхаться при Иешуа, но тут не сдержался. Хотя тоже в общем-то фигура речи...
   - Эдем, - неожиданно Крис нарушил обет молчания, проявив неуместную в данной двусмысленной ситуации эрудицию. Что, впрочем, и пристало второгоднику. И тут Петра понесло.
   - Мы работаем или сопли жуем? - зловещим тоном спросил он. Всех спросил, не только Иешуа. - Что случилось? Конец света подоспел? Армагеддон наконец-то состоялся?.. Не заметил что-то... Крис, а ты, брат, - кретин! Если тебе нечего сказать по делу, молчи в тряпочку и не изумляй нас никому не нужными ветхозаветными комментариями... Что вы все сидите как пришибленные? Под лежачий камень, как известно... - Задохнулся неожиданно, откашлялся, решил подбить бабки: - Все! Хватит дурью маяться! Поскольку командующий временно нетрудоспособен... - Все-таки взглянул на Иешуа: как тот отреагирует на очередное хамство, хоть и завуалированное военно-казенной формулировкой? Реакции не дождался: Иешуа по-прежнему стоял ко всем спиной и что-то высматривал в пустыне, буквально - пустой. До горизонта... - Я принимаю командование на себя. Иоанн, ты идешь к новым прихожанам. Программа - обычная. Необычно то, что на сей раз поведешь их по объектам ты сам. Сегодняшнее плачевное состояние нашей территории - лишний аргумент против тех, кто мешает, кому не нравится... и так далее, продолжай, сам умный. Отец Никодим и отец Педро тебе в помощь... Крис, дуй к своим ребятам, гоните во все каналы и информационные агентства, во-первых, картинку разруха, пустые дома и рядом толпы новых гостей. Радостные, любопытные, активные, ну, не тебя учить... Короткие интервью с гостями - во-вторых. В-третьих, сделайте толковый комментарий, в котором поярче и покрикливее распишите вражеские козни и намекните на то, что уход людей из страны - явление, адекватное пятну-переходу. Мол, изучим подробно - дополнительно сообщим... Мари, Соледад, будьте рядом с Учителем, впрочем - как всегда... Господа офицеры, - это он так к Латынину и Крузу, - работаете со мной...
   - А что мы будем делать? - игнорируя явно обозначенные Петром уставные отношения, спросил Латынин. И получил ответ - не от Петра, а от Иешуа:
   - Ничего не будем. - Иешуа соизволил наконец отвлечься от изучения пустого застойного пространства и повернулся к ученикам. Повторил: - Ничего не будем делать... - Вдруг спохватился, пояснил: - То есть Петр, конечно, прав, давайте действовать, как он приказывает, но мне кажется... - опять замолчал. И все молчали. Ждали. Мучительной пауза казалась. - Мы опять все неправильно делаем. Все! Я в этом мире - три года без малого, а уже натворил столько ошибок, сколько за всю свою жизнь в земле Ханаанской не совершил! И всякий раз мне приходится признаваться: не то я творю и не так, не теми методами. Не подходят они, выпестованные в первом веке, для века двадцать второго, а других методов я не знаю, не умею найти. Вот и приходится отказываться от того, что делал, вернее - от того, как делал... От того, что считал пусть временным, сиюминутным, но правильным, необходимым, потому что помнил: большое складывается из малого, и не может быть кирпич - лишним в стене. Лишний кирпич - стена выше... Но вдруг оказывается, что сама стена никому не нужна, или что теперь не строят стен из кирпичей, или вообще стен не строят, что мои ветхозаветные представления о целесообразности не имеют ничего общего с нынешними... А что целесообразно по-нынешнему?.. Вот Латынин шутит: таскать длинное и катить круглое. Логично? Вроде бы - да, так всегда было... И я качу круглое туда, где круглого нет, и тащу длинное туда, где не хватает длинного, а мне говорят: зачем ты это делаешь, кто" тебя просит? Мы Здесь, говорят мне, две тыщи лет подряд прекрасно обходились без круглого и длинного, а теперь ты кое-чего притащил-прикатил и внес оторопь в души людей. Смутил их. Они узнали то, что им ке надо. Разве ты забыл, говорят мне, слова Проповедника о том, что, умножая знания, мы умножаем скорбь?.. - Иешуа, казалось, говорил сам с собой, сам себе вопросы задавал, сам себе отвечал на них, а окружающие слушали и не понимали: о чем он? Всегда ясные проповеди Учителя так разительно отличались от того темного, на слух бессмысленного, что нес он сейчас: круглое, длинное... Ну образность, ну метафоричность, к этому все привыкли, но любая метафора, произнесенная Мессией, всегда была отто-ченно острой: вот - цель, вот - стрела метафоры, вот - линия полета. Дурак не поймет! А тут... Впрочем, если это лишь с самим собой разговор... Тогда почему вслух?.. А Иешуа не задавался никакими вопросами, он говорил себе, говорил и плевать хотел на недоумение слушателей. - Помню, хорошо помню я слова Проповедника, но зачем считать меня мужем скорбей? Что ждали люди от Второго пришествия моего? Оно - если по книгам - должно было стать началом Суда, началом процесса, который соберет Божью Церковь воедино, началом и завершением борьбы с врагами Бога, строительством Царства Божьего на обновленной земле. Но я никого не хочу судить, мне неинтересно судить, это - не мое... И я не Хочу ни с кем бороться, потому что не вижу врагов: они везде и-их нет нигде, а бороться с безликой тьмой может только солнце... А как собрать Церковь, из чего, из каких частей? Из тех, на которые она распалась? Они удивительно жизнеспособны - эти части, но они умрут, если их соединить. А зачем Ему мертвое?.. Они все сейчас живы до омерзения, и мне кажется, что их Отцы воспринимают второе пришествие только в буквальном переводе с греческого: парусиа - прибытие господина с официальным визитом. Я не господин, не президент, не король, чтобы передвигаться по новой земле с официальными визитами. Если честно, мой визит сюда - вовсе не официален, и вот этот-то факт, думаю, более всего раздражает тех, кто в крайнем случае может согласиться с торжественным и хорошо подготовленным официальным пришествием... - Вдруг увидел Петра, чему-то обрадовался. - Как там в твоей поговорке, Кифа? Незваный гость хуже татарина?.. Да, я знаю, что в ней имеется в виду, это русская история, я читал, но я не хочу ни для кого быть злым врагом-татарином. И уж тем более не хочу, чтобы обо мне говорили: "нет в Нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в Нем вида, который привлекая бы нас к Нему". Так, да?.. Хорошо, пусть - так. Но я вижу и зн другое, куда более страшное для общего дела: "Мои мысли - ваши мысли, не ваши пути - пути Мои"... Я хотел не судить, сказал я, но - строить, и начал строить. Кому ж я мешаю? Сказано: "Ищите Господа, когда можно найти Его; призывайте Его, когда Он близко". И я говорю: Он близко. А мне: зачем ты тащишь длинное и катишь круглое, когда все это так славно лежало на своих местах?..