Страница:
Иешуа опять умолк. Все-таки гипноз, подумал Крис, все-таки какая-то аура исходит от него, иначе почему так долго и так внимательно, без шепотов и шорохов, без привычных покашливаний, поерзываний, поскрипываний стульями слушает его гигантский зал, в котором, по его словам, засели умные и многознающие?.. Уж они-то не раз слышали нечто подобное, уж не былые ли коммуни-сты-социалиеты-анархисты-имя-им-легион десятилетиями повторяли слова печального страдальца Иова - про равенство и свободу? Все было под солнцем, а ведь живет мертвая тишина в зале, будто каждое слово Мессии не просто золото кто его сегодня ценит! - но куда дороже: истина, никогда ранее не являвшаяся миру...
Но и то правда: во время и к месту помянутая, истина опять, в который раз становится истиной, поскольку, однажды родившись, она не умирает вовек. Это умозаключение, решил Крис, тоже - истина.
А Иешуа продолжил, как подслушал мысль ученика:
- Я знаю, никто не любит истин, называемых банальными. Но банальными их делают многочисленные пустые повторы, за которыми - только звук, а смысл давно затерялся. Если кто-то еще не понял, что я не бросаю обещания на ветер, то пусть подождет результата. Верю: он не заставит себя ждать. А пока я лишь повторю давние мои слова, брошенные однажды ученикам: "Да будет слово ваше: "да, да", "нет, нет", а что сверх этого, то от лукавого". Я говорю: да, да, Храм будет, но мне нужна для него не тронутая доселе греховными и пустыми делами земля. Вот вы, господа, - хозяева разных земель, больших и малых, богатых и нищих, вот вы можете сказать мне сейчас: да, да. Учитель, у меня есть такая земля и ее довольно будет, чтобы принять на себя десятки, сотни тысяч, а когда-нибудь и миллионы тех, чей путь сегодня закрыт и кого Бог окружил мраком?..
Задал вопрос, опять замолчал, обвел взглядом тонущий в теплом мраке зал. Ждал ответа.
И тот не замедлил прозвучать.
- У меня есть такая земля! Да, да! - Громовой голос, троекратно усиленный электроникой, мгновенно заполнил зал, эхом оттолкнулся от стен. - Я дам тебе много земли, Учитель. Ты понравился мне, парень, к твоя идея тоже - окей, и я решил поверить твоим словам...
С верхних рядов вниз по ступеням несся огромный черный человек в невероятном красно-желто-сине-зеленом гран-бубу, весь увешанный золотом: часы, браслеты, перстни, ожерелье. Он ухитрялся перепрыгивать через три ступени, не путаясь в длинном своем попугайском одеянии, и луч прожектора высвечивал его из тьмы, сопровождал, позволяя всем присутствующим разглядеть добровольца, а камераменам передать его незабываемый образ на весь изумленный мир.
Он выпрыгнул - именно так! - на пятачок с трибуной, оказался рядом с Мессией, зажал его в могучие объятия, и совсем не маленький Иешуа просто потерялся в них.
А механический голос компьютера, все и всех знающего и узнающего, объявил:
- Президент Республики Конго Нгамба.
И зал буквально взорвался аплодисментами, будто люди утомились сидеть мышками и вдруг решили дать волю эмоциям. И, перекрывая обвальный шум, из разных мест зала начали раздаваться возгласы:
- И у меня есть земля!
- Мессия, я тоже хочу дать тебе землю!
- Приезжайте ко мне. Мессия!..
Президент Нгамба отпустил помятого Иешуа, наклонился к трибуне, где спрятаны были чуткие микрофоны, и заявил не без торжествующего ехидства:
- У вас у всех тронутая пустыми делами, чтоб не сказать вообще черт-те чем, а у меня земля - нетронутая. Чистая! Ну прямо девственная, как десятилетняя девочка. Хотя ей - тыщи лет. И тыщи лет там никто ничего толком не строил, не сеял, не пас животных. Короче - не гадил. Разве что караванные пути проходили. Ну разве кто-то что-то копал, да бросил... А почему - спросите? Да потому, что там - почти пустыня, и ни строить, ни сеять, ни пасти там невозможно. А жить - это запросто. Опять спросите - почему? Потому, что моя столица росла-росла и подкралась потихоньку к этим землям. Пока - на расстояние хорошего автомобильного броска. Ну, часа два, два с половиной, не далеко ехать, обеспечить новый Храм нужными коммуникациями - это просто... А деньги? Ну, есть, конечно, но когда их много было? Так что, дорогие коллеги, не предлагайте нам ваши земли, а лучше помогите материально... И вообще, я первым сказал "да, да"...
А зал вновь зааплодировал, делегаты смеялись, многие повскакали с мест, кто-то что-то кричал, лучи света бешено мотались по рядам, помогая камераменам, Иешуа и гигант Нгамба живописно стояли на ярком пятачке, обнявшись, вздев свободные от объятий пуки вверх: победа будет за нами.
В общем, хеппенинг, радость для всех. А уж телевизионщики - те на седьмом небе были: такая сенсация выпадает нечасто, и опять ее подарил все тем же "городу и миру" человек, который назвался Мессией.
Ну и дело впереди, конечно, маячило, большое дело: имя ему дано - Храм. Хотя по всему получалось, что под привычным именем возникало иное, совсем не привычное понятие - Храм-дом, Храм-земля, Храм-страна.
...Когда продирались к выходу - по-прежнему в обнимку с гигантом Нгамбой, - сквозь толпу делегатов и журналистов, кто-то из последних, отталкивая коллег, сунул микрофон Иешуа чуть ли не в рот, выкрикнул:
- Скажите, Мессия, вся эта хреновина с войсками в Европе и сошедшим с ума Биг-Брэйном - ваша работа?
Иешуа оглянулся на вопрошающего, сказал удивленно:
- С чего вы так решили?
- Ну, как же, - не отставал неназвавшийся журналюга, - ведь вы же там еще вчера были, оказывается, тут-то все и началось...
- Значит, если здесь, в ООН, через полчаса обвалится потолок, в этом тоже обвинят меня?.. Окотитесь, юноша, я в военные игры не играю, а если я и вылечил кого-то из воинов-миротворцев, раненных своими же вертолетчиками, так это мой долг...
И пошел вперед, прикрываемый Нгамбой и бугаями из секьюрити ООН.
Крису и Мари, не попавшим в сферу спасительную их прикрытия, приходилось куда труднее. Но, ледоколом раздвигая толпу, стараясь не отстать от Учителя и Мари не потерять, Крис все же склочно подумал: и в самом деле интересно, не рухнет ли через полчаса этот гребаный потолок?..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПРОЛОГ- 1
ИУДЕЯ. ИЕРУСАЛИМ, 37 год от Р.Х., месяц Элул
- Илам, зови следующего!
Петр слышал, как парнишка вскочил со своей лавки и метнулся открывать дверь. Привычный скрип петель, - когда же смажут-то наконец, уж чего-чего, а оливкового масла в избытке, урожай олив случился нынче богатый! - и сквозь мгновенное привычное раздражение: привычные же расшаркивания, привычные вопросы:
- А он там? А он не очень занят? А он не прогонит? А войти можно?
Илам привычно отвечает:
- Да, там. Нет, не очень. Да, проходите, он ждет. И как финал - привычная нерешительность посетителя на пороге.
Пока он мялся, Петр скучно разглядывал его. Пришедший был толст, потен, и от негопахло пылью. Видать, долгой дорога оказалась.
- Доброго дня, равви!
- Доброго и тебе. Проходи, садись. - Петр легко изобразил улыбку, указал толстяку на высокий по местным меркам стул.
Не стул даже, а кресло, шикарное, каких в Иудее не сыскать, хотя бы потому, что Петр сам его сочинил и, пользуясь добрыми плотницкими навыками (спасибо Иешуа-древоделу), воплотил свою мысль в дереве. На массивных резных ножках покоилось широкое, обшитое кожей мягкое сиденье. Спинка и ручки тоже были кожаными. Не шевро, конечно, шкура-то козлиная, выделка не ахти, но сидеть удобно.
Только на седьмой год существования общины Петр обзавелся своим кабинетом. Именно в том смысле, в котором он себе это Представлял. Внаглую. Пусть враги лопнут от зависти к воплощенной мечте бюрократа!.. Просторная комната с большими для Иершалаима окнами, в ней - Т-образный стол. Верхняя перекладиц ка буквы "Т" - место для начальника, нижняя, перпендикулярна ей - для подчиненных. Очень удобно проводить совещания. Ста лья опять же. Не аскетические лавочки и не топчаны для томноп возлежания, а полноценные стулья с ручками и спинками. Пери кабинетом - приемная, комната поменьше, но тоже со столом стульями. За столом - секретарь. Именно так: в мужском род1 Что бы там ни говорить о лопнувших врагах, женщину на тако месте и друзья не примут. Не поймут. Иудея и первый век - эта вам, к примеру, не Европа и двадцать второй. Женщина - толыа у очага, только около детишек, и - никаких коней на скаку, никя ких горящих изб. Так что нынче секретарские функции исполняв шустрый паренек Илам. И похоже, справляется неплохо.
Толстяк, с удивлением осмотрев мебельный шедевр, осторожно опустил свое более чем массивное седалище на козлиную обшивку. Стул даже не скрипнул. Петр мысленно себя похвалил - крепко сработано, руки откуда надо растут!
- С чем прибыл, почтенный человек, рассказывай. Да и как звать-то тебя?
- Гашем мое имя. Я из Наина. У нас там... - Толстяк заг ворщицки оглянулся и продолжил шепотом: - У нас там, равви, такое творится!..
Петр крайне заинтересованно смотрел на собеседника, всем видом показывая, что ему, равви Петру, страсть как хочется узнат о том, что же такое творится в крохотном галилейском селении.
- Серар, - шептал толстяк, - Серар, наш предводитель... ну глава общины нашей, он берет у людей скот и прочие подати, потом... - Гашем опять оглянулся, а Петр, воспользовавшись па узой, невинно вставил:
- А потом продает. А деньги себе присваивает, да?
Удивлению Гашема не было предела.
- Равви! Ты знал! Но как? Кроме меня, никто сюда не ходил, Равви, я всегда был уверен, ты все видишь и все знаешь!
Гашем начал потихоньку сползать со стула. Еще чуть-чуть, он бухнется на пол и примется целовать ноги вещему пророку Петру который все знает о жулике Сераре. И о доброй сотне ему подобных. К сожалению, мало-мальские богатства, имеющиеся теперь у каждой общины, в большей или меньшей степени развращают управляющую верхушку. Чаще, как ни печально, в большей. Хищения и мошенничество, увы, - распространенные явления среди этих людей. Успокаивает лишь то, что простой народ - вроде того же Гашема - гораздо честнее своих начальников и предводителей. И Вера у него, у народа, имеется - настоящая. Не в тельца золотого, а в Господа. На том и стоим. Или сидим. На кресле ручной редкой работы.
Петр не поленился встать, чтобы одобрительно похлопать Гашема по плечу.
- Успокойся, успокойся ты, в самом деле. Все будет в порядке. Я про твоего э-э... Серара знаю. Вот тебе задание: возьмешь троих или четверых проверенных людей и проследишь, только незаметно, за его воровством, понял? Попадется можете смело его гнать, а мы вам нового назначим. Все ясно?
Толстяк меленько кивал, раболепно выпучив глаза. Ему было все ясно: самый большой начальник его понял и дал мудрый совет. Не зря, выходит, четверо суток в Иерусалим топал.
- Ну, все, иди, Гашем, и будь здоров и счастлив. Доброго тебе пути, Гашем...
Закрыв дверь за галилейским доброхотом, Петр жестко потер руками лицо и произнес по-русски, как выругался:
- Ру-ти-на!
И, кстати, выругался, присовокупив к сказанному короткое непечатное слово. Тоже русское.
- Материшься?
Вопрос был задан опять же по-русски. Голова Иоанна, так и не подвергшаяся усекновению, торчала из-за полуоткрытой двери. И широко улыбалась.
Странно, дверь должна была скрипнуть...
- Матерюсь, - как бы виновато ответил Петр. - А как тут не материться? Скоро они будут являться сюда по всем поводам. Глава общины ворует - приходят к нам жаловаться. Колодец пересох - тоже к нам. Не ровен час, обосранных младенцев начнут приносить - чтоб мы подмыли!
- Не начнут, - серьезно сказал Иоанн.
Эта фраза окончательно добила Петра. Он издал нервный смешок, который легко перешел в хохот: хотелось пусть даже смехом разрядиться, день слишком занудным сложился. И причина для смеха - вполне достойная: патриотическая уверенность Иоанна в способности еврейского народа самостоятельно решить эту насущную детскую проблему.
Секунду спустя Иоанн тоже заразился смехом.
Петр любил и ценил такие моменты. Нечасто выдается возможность посмеяться от души с лучшим другом, на минуту забыв о бескрайнем море дел, о неприятных событиях десятилетней давности, о скучно ждущих людях в приемной. Плюс к тому если верить медикам - смех именно без причины очень полезен для нервной системы...
А вот, кстати, приемная... Что-то там сейчас происходит, что-то странное, что-то нежданное, что-то совсем даже непонятное Двадцать пятое или пятьдесят второе чувство Петра заставило его сразу посерьезнеть и прислушаться. И Иоанн смех оборвал, насторожился - видимо, ощутил то же самое.
Из-за двери раздался визгливый крик Илама:
- Куда без очереди?!
И дверь распахнулась, отлетев к стене, и Петр с Иоанном, к действительно странному, к действительно нежданному и уж абсолютно непонятному счастью своему, мгновенно поняли природу означенных невнятных ощущений.
На пороге, улыбаясь, стоял Иешуа.
Вот тебе и раз, сказала Волку Красная Шапочка, а я к бабушке собралась. Сказка. Детство Петра. Ассоциации.
Одет был Иешуа странновато для Иудеи первого века. Нет, конечно, беглый взгляд стороннего человека не выявил бы особых несоответствий, но Петр и Иоанн, стоя, фигурально выражаясь, с отпавшими до полу челюстями, имели возможность внимательно поразглядывать неожиданного визитера - хоть с полминуты, а хватило вполне. Петр автоматически отметил, что потерянный друг вернулся с округлившимся лицом (гамбургеры? пицца? хотдоги?), с привычно длинными волосами, но непривычно короткой бородкой, аккуратной, вполне академической, а вовсе не библейской. На нем красовалось некое подобие туники, наспех, видимо, скроенное из какой-то простыни, упертой, не исключено, в проезжем отеле, ткань тонкая, хлопчатобумажная, в Иудее такой взяться неоткуда. На ногах у Иешуа имели место открытые сандалии всемирно известной фирмы Reebok - на липучках. Логотип всемирно известной замазан чем-то черным - фломастером? чтобы, значит, не бросался в глаза.
- Насмотрелись? - ехидно спросил Иешуа. Голос, который в последний раз Петр слышал много лет назад, совершенно не изменился. А с другой стороны - что за идиотизм, чего бы ему меняться? Это здесь, в Иудее, десять лет минуло, а там, может, и двух дней не прошло. Забыл, старый Петр, эффект тайм-капсулы? Тут - годы, там - минуты. Сам ведь пользовался переходом во времени, чтобы не тратить дни на путешествие, к примеру, из того же Иершалаима в Нацерет... Хотя какая, к дьяволу, капсула?.. Каналы времени заблокированы мертво... Как Иешуа здесь очутился?..
Радость радостью, но логика живее всех живых. Впрочем, вопросы - позже,
И с тарзаньим воплем он заключил Иешуа в объятья.
- Брат!.. Брат! - только и мог разумно произнести. Далее следовали крепкие шлепки по плечам, кряхтенье и радостные междометия. Удивительно уныло и однообразно проявляют свои чувства мужчины - что в первом веке, что в двадцать втором. Понять бы только - кто из описываемых мужчин из какого века...
Натискавшись, Петр отпустил Иешуа, чтобы в следующее мгновение его сграбастал Иоанн. Та же картина.
- Ох, не задуши! - хохотал Иешуа.
- Ничего, воскреснешь! Нам не привыкать, - отвечал Иоанн, прижимая старого друга к своей могучей груди.
Петр смотрел на Иешуа, и в мозгу его точно формулировались десятки вопросов, каждый из которых был главным, и каждый следовало бы задать первым, но на язык почему-то просилось традиционно идиотское: "Ну, как ты там вообще?"
Связь аппарата мышления с голосовым аппаратом за десять лето иудейского сидения Петра, по-видимому, сильно ослабла. Сам он, к грусти мимолетной, о том не подозревал до конкретного исторического момента.
- Вообще-то я там ничего, жив пока. - Иешуа, отпущенный Иоанном, с явственно ощутимой радостью смотрел на друзей, не переставая, однако, читать их мысли.
К месту припомнились мысленные блоки... Но какие блоки? От кого блокироваться? От Иешуа? Еще к месту припомни: бессмысленно это. Да и нет давно никаких тайн! Ни от него, ни от Иоанна. Если кто и может что-то скрывать, то это как раз Иешуа, исправно функционирующая интуиция подсказывает: он не для того сюда невесть каким образом вернулся, чтобы что-то скры-вaть. Скорее напротив...
- Правда,бpаm?
- Конечно, правда. Что спросите - отвечу, а что не спросите - сам расскажу.
Оглянулся кругом себя, рассмотрел внимательно стулья - плотницкую гордость Петра, пощупал.
- Молодец, Кифа, добротно сделано. Заменил меня не только в Божьем промысле, но и в плотницком ремесле. Где удачнее?
- Ты пришел в общину, сплоченную твоим именем, и хвалишь какой-то стул?
- Верно говоришь, Кифа, - Иешуа стал серьезным, - за общину тебе спасибо.
- Да за что "спасибо"? Работа такая... В ответ Иешуа не преминул уколоть его:
- И это верно. Ты же у нас Мастер Службы Времени. Один из пятнадцати Великих. Ты просто продолжаешь контролировать верный ход Истории. Все как в инструкции, а инструкцией для тебя, если я не запамятовал, всегда был Новый Завет.
Слова "Служба Времени" заставили Петра внутренне напрячься. Давно он ни от кого их не слышал. В голове еще сильнее забушевал ураган вопросов. И про Службу тоже.
- Расскажешь про Службу? - спросил тихо Петр.
- Слышал же: все расскажу. И про Службу тоже. Только перекусить бы...
- Вот ведь сообразиловка тупая! - Петр хлопнул себя по лбу. - Гость с дороги, а мы... Илам!
Через четверть часа на столе для планерок, летучек и совещаний (что еще бюрократическое припомнить?) стояли кувшины с вином, нежнейшее мясо, блюдо с зеленью и прочие яства из не? прикосновенного запаса для высоких гостей общинного босса, владельца Большого Стола. Во время еды о серьезном как-то не говорилось, поэтому обсуждали частное - кто насколько изменился, кто постарел, а кто нет, кто чему научился, а кто что позабыл. Петр не преминул гордо поведать Иешуа о своем юбилейном пешем броске по памятным местам, чем сильно растрогал друга.
Рассчитал ли Иешуа свое появление именно в данный момент - по прошествии долгих десяти лет или случайно так вышло, но все получилось психологически точно: оставшиеся в Иудее первого века Петр и Иоанн настолько соскучились по нему, что сами принялись наперебой рассказывать об общине, о паломничествах, о том, как христианская вера приживается в абсолютно непригодных для нее к раньше казалось, землях. Новый слушатель - причем не случайный прохожий, не неофит, жаждущий подробностей общинного бытия, а лицо, как говорится, заинтересованное, знающее - ах какая приманка для рассказчика! Петра и Иоанна невозможно было остановить. А Иешуа и не пытался. Ему все казалось важным и интересным. Хотя первым оказался самый трудный для ответа вопрос:
- Что с матерью, Кифа? Жива ли? Я бы хотел ее видеть...
Петр не стал применять ни местную, ни общую анестезию.
- Она умерла, брат. Прости...
- Когда? - Голос Иешуа был ровен м тих.
- Через три года после твоего... Вознесения...
- Болезнь?
- Нет, брат. Просто сердце остановилось. Во сне. А я не умею оживлять людей...
Иешуа молчал, смотрел в окно. Что он там видел? Петр не слышал - что...
- Давайте помянем мать, - сказал Иешуа, поднимая чашу с вином. Добавил по-русски: - Пусть земля будет ей мягкой...
Петр не стал поправлять...
После трапезы друзья повели Иешуа на экскурсию по обширной территории общины. Несказанно обрадовали Марфу и братьев Натана и Фому. Остальных в этот день в общине не нашлось, разъехались по делам кто куда: месяц Элул на дворе, месяц сбора оливок, рабочая страда - самое время для неспешных, вечерних, после трудового дня, бесед с людьми... Верные ученики Иешуа поначалу даже не поверили, что перед ними стоит настоящий Машиах - уж больно по-чужому выглядел человек с короткими волосами и куцей бородкой; скорее уж эллинской, нежели иудейской.
- Фома, брат, ты не изменился. Как был неверующим, так и остался! - шутил Иешуа. - Это же я, я, подойди, потрогай. Вот - я шрамы на руках остались. От гвоздей, коли помнишь...
Фома тупил взор и стеснительно улыбался.
Вечером, когда восторги по поводу возвращения Иешуа уже Поулеглись, Машиаха показали всем, кому следует, познакомили всеми, с кем хотелось, и троица отцов-основателей засела в кабинете Петра, не забыв прихватить с собой несколько кувшинов с вином.
- Ну, рассказывай.
Иешуа вздохнул, помолчал немного, видимо, прикидывая чего бы начать.
- Мир твой, Кифа, - большой бардак. Хорошее начало. По крайней мере, одно ясно: язык свой он сильно обогатил.
- Это я и так знаю, Иешуа. Рассказывай толком. С самого прибытия.
Петра жгуче интересовало, как Иешуа удалось разобраться с техниками на приемном створе, которые увидали совершенно чужого человека.
- Разочаровывающе просто, Кифа, - Иешуа опять ответил на мысленный вопрос, - я всего лишь прошел мимо них. Спокойно. Там был приличный переполох, они думали, что тайм-капсулу кто-то запустил вхолостую и она вернулась без пассажира. Но пассажир был. Просто они меня не видели. Это же легко. Ты сам так отлично умел и, надеюсь, не разучился.
Умеет. Но забыл. Десять лет не практиковался. Надобности не возникало.
- Дальше, дальше...
- Дальше я пообщался с вашим супермозгом.
- С Биг-Брэйном?
- С ним, родимым. Знаешь, Кифа, оказывается, это крайне интересно вникать в разум компьютера. Вот в нем царит такой порядок, что диву даешься.
- Пообщался? А зачем с ним-то? - Петр похолодел от своей догадки.
Иешуа прочел его мысли и утверждающе кивнул:
- Правильно, брат. Ты все понял верно.
- Ребята, вы все-таки хоть иногда комментируйте мысли... - Иоанн, все время молчавший, подал голос, когда потерял нить беседы. - Я же не владею вашим образньм рядом и не понимаю, куда кто пошел, что увидел, с кем общался... Это вы там оба были, а я человек провинциальный, деревенский, дальше Иершалаима ни шагу... Короче, сели говорить - давайте говорить, ладно?
- Прости, брат, - улыбнулся Иешуа, - я хотел сказать, что после того, как вышел из приемного створа тайм-капсул - ты такой створ, Иоанн, наверняка видел в доме Петра, - то сразу же направился в помещение, где стоит управляющий терминал главного компьютера Службы - Биг-Брэйна. Твои коллеги, Кифа, оказались в свое время достаточно наивны, чтобы доверить этому милому монстру абсолютно все расчеты.
Петр знал это. И это ему тоже не нравилось. Он как-то говорил с Дэнисом, но - бесполезно... Фантастическая литература и кинo который век и так и сяк обсасывали тему взбесившихся компьютеров, и, естественно, Петр задумывался о реальности таких событий. Уж больно много всего было в Службе под тотальным контролем электроники. И не только в Службе - вообще в жизни. Может, поэтому в двадцать втором веке еще осталось в людях что-то первобытное и многие, в том числе и он сам, с недоверием относились к электронным мозгам. Бумажные записные книжки, салфетки и просто обрывки упаковок успешно использовались людьми для фиксации мыслей. Петр любил писать шариковой ручкой, пером, карандашом на бумаге, видеть, как обдуманное им воплощалось в мелкие убористые буковки. Нет, компьютеров в его жизни, конечно, доставало, но чтобы посвящать их во все... Однако Техники Службы придерживались иного мнения. Считалось, что Биг-Брэйн абсолютно надежен со всех точек зрения. Дескать, его не сломать, не хакнуть, не завирусить.
Но и то правда: во время и к месту помянутая, истина опять, в который раз становится истиной, поскольку, однажды родившись, она не умирает вовек. Это умозаключение, решил Крис, тоже - истина.
А Иешуа продолжил, как подслушал мысль ученика:
- Я знаю, никто не любит истин, называемых банальными. Но банальными их делают многочисленные пустые повторы, за которыми - только звук, а смысл давно затерялся. Если кто-то еще не понял, что я не бросаю обещания на ветер, то пусть подождет результата. Верю: он не заставит себя ждать. А пока я лишь повторю давние мои слова, брошенные однажды ученикам: "Да будет слово ваше: "да, да", "нет, нет", а что сверх этого, то от лукавого". Я говорю: да, да, Храм будет, но мне нужна для него не тронутая доселе греховными и пустыми делами земля. Вот вы, господа, - хозяева разных земель, больших и малых, богатых и нищих, вот вы можете сказать мне сейчас: да, да. Учитель, у меня есть такая земля и ее довольно будет, чтобы принять на себя десятки, сотни тысяч, а когда-нибудь и миллионы тех, чей путь сегодня закрыт и кого Бог окружил мраком?..
Задал вопрос, опять замолчал, обвел взглядом тонущий в теплом мраке зал. Ждал ответа.
И тот не замедлил прозвучать.
- У меня есть такая земля! Да, да! - Громовой голос, троекратно усиленный электроникой, мгновенно заполнил зал, эхом оттолкнулся от стен. - Я дам тебе много земли, Учитель. Ты понравился мне, парень, к твоя идея тоже - окей, и я решил поверить твоим словам...
С верхних рядов вниз по ступеням несся огромный черный человек в невероятном красно-желто-сине-зеленом гран-бубу, весь увешанный золотом: часы, браслеты, перстни, ожерелье. Он ухитрялся перепрыгивать через три ступени, не путаясь в длинном своем попугайском одеянии, и луч прожектора высвечивал его из тьмы, сопровождал, позволяя всем присутствующим разглядеть добровольца, а камераменам передать его незабываемый образ на весь изумленный мир.
Он выпрыгнул - именно так! - на пятачок с трибуной, оказался рядом с Мессией, зажал его в могучие объятия, и совсем не маленький Иешуа просто потерялся в них.
А механический голос компьютера, все и всех знающего и узнающего, объявил:
- Президент Республики Конго Нгамба.
И зал буквально взорвался аплодисментами, будто люди утомились сидеть мышками и вдруг решили дать волю эмоциям. И, перекрывая обвальный шум, из разных мест зала начали раздаваться возгласы:
- И у меня есть земля!
- Мессия, я тоже хочу дать тебе землю!
- Приезжайте ко мне. Мессия!..
Президент Нгамба отпустил помятого Иешуа, наклонился к трибуне, где спрятаны были чуткие микрофоны, и заявил не без торжествующего ехидства:
- У вас у всех тронутая пустыми делами, чтоб не сказать вообще черт-те чем, а у меня земля - нетронутая. Чистая! Ну прямо девственная, как десятилетняя девочка. Хотя ей - тыщи лет. И тыщи лет там никто ничего толком не строил, не сеял, не пас животных. Короче - не гадил. Разве что караванные пути проходили. Ну разве кто-то что-то копал, да бросил... А почему - спросите? Да потому, что там - почти пустыня, и ни строить, ни сеять, ни пасти там невозможно. А жить - это запросто. Опять спросите - почему? Потому, что моя столица росла-росла и подкралась потихоньку к этим землям. Пока - на расстояние хорошего автомобильного броска. Ну, часа два, два с половиной, не далеко ехать, обеспечить новый Храм нужными коммуникациями - это просто... А деньги? Ну, есть, конечно, но когда их много было? Так что, дорогие коллеги, не предлагайте нам ваши земли, а лучше помогите материально... И вообще, я первым сказал "да, да"...
А зал вновь зааплодировал, делегаты смеялись, многие повскакали с мест, кто-то что-то кричал, лучи света бешено мотались по рядам, помогая камераменам, Иешуа и гигант Нгамба живописно стояли на ярком пятачке, обнявшись, вздев свободные от объятий пуки вверх: победа будет за нами.
В общем, хеппенинг, радость для всех. А уж телевизионщики - те на седьмом небе были: такая сенсация выпадает нечасто, и опять ее подарил все тем же "городу и миру" человек, который назвался Мессией.
Ну и дело впереди, конечно, маячило, большое дело: имя ему дано - Храм. Хотя по всему получалось, что под привычным именем возникало иное, совсем не привычное понятие - Храм-дом, Храм-земля, Храм-страна.
...Когда продирались к выходу - по-прежнему в обнимку с гигантом Нгамбой, - сквозь толпу делегатов и журналистов, кто-то из последних, отталкивая коллег, сунул микрофон Иешуа чуть ли не в рот, выкрикнул:
- Скажите, Мессия, вся эта хреновина с войсками в Европе и сошедшим с ума Биг-Брэйном - ваша работа?
Иешуа оглянулся на вопрошающего, сказал удивленно:
- С чего вы так решили?
- Ну, как же, - не отставал неназвавшийся журналюга, - ведь вы же там еще вчера были, оказывается, тут-то все и началось...
- Значит, если здесь, в ООН, через полчаса обвалится потолок, в этом тоже обвинят меня?.. Окотитесь, юноша, я в военные игры не играю, а если я и вылечил кого-то из воинов-миротворцев, раненных своими же вертолетчиками, так это мой долг...
И пошел вперед, прикрываемый Нгамбой и бугаями из секьюрити ООН.
Крису и Мари, не попавшим в сферу спасительную их прикрытия, приходилось куда труднее. Но, ледоколом раздвигая толпу, стараясь не отстать от Учителя и Мари не потерять, Крис все же склочно подумал: и в самом деле интересно, не рухнет ли через полчаса этот гребаный потолок?..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПРОЛОГ- 1
ИУДЕЯ. ИЕРУСАЛИМ, 37 год от Р.Х., месяц Элул
- Илам, зови следующего!
Петр слышал, как парнишка вскочил со своей лавки и метнулся открывать дверь. Привычный скрип петель, - когда же смажут-то наконец, уж чего-чего, а оливкового масла в избытке, урожай олив случился нынче богатый! - и сквозь мгновенное привычное раздражение: привычные же расшаркивания, привычные вопросы:
- А он там? А он не очень занят? А он не прогонит? А войти можно?
Илам привычно отвечает:
- Да, там. Нет, не очень. Да, проходите, он ждет. И как финал - привычная нерешительность посетителя на пороге.
Пока он мялся, Петр скучно разглядывал его. Пришедший был толст, потен, и от негопахло пылью. Видать, долгой дорога оказалась.
- Доброго дня, равви!
- Доброго и тебе. Проходи, садись. - Петр легко изобразил улыбку, указал толстяку на высокий по местным меркам стул.
Не стул даже, а кресло, шикарное, каких в Иудее не сыскать, хотя бы потому, что Петр сам его сочинил и, пользуясь добрыми плотницкими навыками (спасибо Иешуа-древоделу), воплотил свою мысль в дереве. На массивных резных ножках покоилось широкое, обшитое кожей мягкое сиденье. Спинка и ручки тоже были кожаными. Не шевро, конечно, шкура-то козлиная, выделка не ахти, но сидеть удобно.
Только на седьмой год существования общины Петр обзавелся своим кабинетом. Именно в том смысле, в котором он себе это Представлял. Внаглую. Пусть враги лопнут от зависти к воплощенной мечте бюрократа!.. Просторная комната с большими для Иершалаима окнами, в ней - Т-образный стол. Верхняя перекладиц ка буквы "Т" - место для начальника, нижняя, перпендикулярна ей - для подчиненных. Очень удобно проводить совещания. Ста лья опять же. Не аскетические лавочки и не топчаны для томноп возлежания, а полноценные стулья с ручками и спинками. Пери кабинетом - приемная, комната поменьше, но тоже со столом стульями. За столом - секретарь. Именно так: в мужском род1 Что бы там ни говорить о лопнувших врагах, женщину на тако месте и друзья не примут. Не поймут. Иудея и первый век - эта вам, к примеру, не Европа и двадцать второй. Женщина - толыа у очага, только около детишек, и - никаких коней на скаку, никя ких горящих изб. Так что нынче секретарские функции исполняв шустрый паренек Илам. И похоже, справляется неплохо.
Толстяк, с удивлением осмотрев мебельный шедевр, осторожно опустил свое более чем массивное седалище на козлиную обшивку. Стул даже не скрипнул. Петр мысленно себя похвалил - крепко сработано, руки откуда надо растут!
- С чем прибыл, почтенный человек, рассказывай. Да и как звать-то тебя?
- Гашем мое имя. Я из Наина. У нас там... - Толстяк заг ворщицки оглянулся и продолжил шепотом: - У нас там, равви, такое творится!..
Петр крайне заинтересованно смотрел на собеседника, всем видом показывая, что ему, равви Петру, страсть как хочется узнат о том, что же такое творится в крохотном галилейском селении.
- Серар, - шептал толстяк, - Серар, наш предводитель... ну глава общины нашей, он берет у людей скот и прочие подати, потом... - Гашем опять оглянулся, а Петр, воспользовавшись па узой, невинно вставил:
- А потом продает. А деньги себе присваивает, да?
Удивлению Гашема не было предела.
- Равви! Ты знал! Но как? Кроме меня, никто сюда не ходил, Равви, я всегда был уверен, ты все видишь и все знаешь!
Гашем начал потихоньку сползать со стула. Еще чуть-чуть, он бухнется на пол и примется целовать ноги вещему пророку Петру который все знает о жулике Сераре. И о доброй сотне ему подобных. К сожалению, мало-мальские богатства, имеющиеся теперь у каждой общины, в большей или меньшей степени развращают управляющую верхушку. Чаще, как ни печально, в большей. Хищения и мошенничество, увы, - распространенные явления среди этих людей. Успокаивает лишь то, что простой народ - вроде того же Гашема - гораздо честнее своих начальников и предводителей. И Вера у него, у народа, имеется - настоящая. Не в тельца золотого, а в Господа. На том и стоим. Или сидим. На кресле ручной редкой работы.
Петр не поленился встать, чтобы одобрительно похлопать Гашема по плечу.
- Успокойся, успокойся ты, в самом деле. Все будет в порядке. Я про твоего э-э... Серара знаю. Вот тебе задание: возьмешь троих или четверых проверенных людей и проследишь, только незаметно, за его воровством, понял? Попадется можете смело его гнать, а мы вам нового назначим. Все ясно?
Толстяк меленько кивал, раболепно выпучив глаза. Ему было все ясно: самый большой начальник его понял и дал мудрый совет. Не зря, выходит, четверо суток в Иерусалим топал.
- Ну, все, иди, Гашем, и будь здоров и счастлив. Доброго тебе пути, Гашем...
Закрыв дверь за галилейским доброхотом, Петр жестко потер руками лицо и произнес по-русски, как выругался:
- Ру-ти-на!
И, кстати, выругался, присовокупив к сказанному короткое непечатное слово. Тоже русское.
- Материшься?
Вопрос был задан опять же по-русски. Голова Иоанна, так и не подвергшаяся усекновению, торчала из-за полуоткрытой двери. И широко улыбалась.
Странно, дверь должна была скрипнуть...
- Матерюсь, - как бы виновато ответил Петр. - А как тут не материться? Скоро они будут являться сюда по всем поводам. Глава общины ворует - приходят к нам жаловаться. Колодец пересох - тоже к нам. Не ровен час, обосранных младенцев начнут приносить - чтоб мы подмыли!
- Не начнут, - серьезно сказал Иоанн.
Эта фраза окончательно добила Петра. Он издал нервный смешок, который легко перешел в хохот: хотелось пусть даже смехом разрядиться, день слишком занудным сложился. И причина для смеха - вполне достойная: патриотическая уверенность Иоанна в способности еврейского народа самостоятельно решить эту насущную детскую проблему.
Секунду спустя Иоанн тоже заразился смехом.
Петр любил и ценил такие моменты. Нечасто выдается возможность посмеяться от души с лучшим другом, на минуту забыв о бескрайнем море дел, о неприятных событиях десятилетней давности, о скучно ждущих людях в приемной. Плюс к тому если верить медикам - смех именно без причины очень полезен для нервной системы...
А вот, кстати, приемная... Что-то там сейчас происходит, что-то странное, что-то нежданное, что-то совсем даже непонятное Двадцать пятое или пятьдесят второе чувство Петра заставило его сразу посерьезнеть и прислушаться. И Иоанн смех оборвал, насторожился - видимо, ощутил то же самое.
Из-за двери раздался визгливый крик Илама:
- Куда без очереди?!
И дверь распахнулась, отлетев к стене, и Петр с Иоанном, к действительно странному, к действительно нежданному и уж абсолютно непонятному счастью своему, мгновенно поняли природу означенных невнятных ощущений.
На пороге, улыбаясь, стоял Иешуа.
Вот тебе и раз, сказала Волку Красная Шапочка, а я к бабушке собралась. Сказка. Детство Петра. Ассоциации.
Одет был Иешуа странновато для Иудеи первого века. Нет, конечно, беглый взгляд стороннего человека не выявил бы особых несоответствий, но Петр и Иоанн, стоя, фигурально выражаясь, с отпавшими до полу челюстями, имели возможность внимательно поразглядывать неожиданного визитера - хоть с полминуты, а хватило вполне. Петр автоматически отметил, что потерянный друг вернулся с округлившимся лицом (гамбургеры? пицца? хотдоги?), с привычно длинными волосами, но непривычно короткой бородкой, аккуратной, вполне академической, а вовсе не библейской. На нем красовалось некое подобие туники, наспех, видимо, скроенное из какой-то простыни, упертой, не исключено, в проезжем отеле, ткань тонкая, хлопчатобумажная, в Иудее такой взяться неоткуда. На ногах у Иешуа имели место открытые сандалии всемирно известной фирмы Reebok - на липучках. Логотип всемирно известной замазан чем-то черным - фломастером? чтобы, значит, не бросался в глаза.
- Насмотрелись? - ехидно спросил Иешуа. Голос, который в последний раз Петр слышал много лет назад, совершенно не изменился. А с другой стороны - что за идиотизм, чего бы ему меняться? Это здесь, в Иудее, десять лет минуло, а там, может, и двух дней не прошло. Забыл, старый Петр, эффект тайм-капсулы? Тут - годы, там - минуты. Сам ведь пользовался переходом во времени, чтобы не тратить дни на путешествие, к примеру, из того же Иершалаима в Нацерет... Хотя какая, к дьяволу, капсула?.. Каналы времени заблокированы мертво... Как Иешуа здесь очутился?..
Радость радостью, но логика живее всех живых. Впрочем, вопросы - позже,
И с тарзаньим воплем он заключил Иешуа в объятья.
- Брат!.. Брат! - только и мог разумно произнести. Далее следовали крепкие шлепки по плечам, кряхтенье и радостные междометия. Удивительно уныло и однообразно проявляют свои чувства мужчины - что в первом веке, что в двадцать втором. Понять бы только - кто из описываемых мужчин из какого века...
Натискавшись, Петр отпустил Иешуа, чтобы в следующее мгновение его сграбастал Иоанн. Та же картина.
- Ох, не задуши! - хохотал Иешуа.
- Ничего, воскреснешь! Нам не привыкать, - отвечал Иоанн, прижимая старого друга к своей могучей груди.
Петр смотрел на Иешуа, и в мозгу его точно формулировались десятки вопросов, каждый из которых был главным, и каждый следовало бы задать первым, но на язык почему-то просилось традиционно идиотское: "Ну, как ты там вообще?"
Связь аппарата мышления с голосовым аппаратом за десять лето иудейского сидения Петра, по-видимому, сильно ослабла. Сам он, к грусти мимолетной, о том не подозревал до конкретного исторического момента.
- Вообще-то я там ничего, жив пока. - Иешуа, отпущенный Иоанном, с явственно ощутимой радостью смотрел на друзей, не переставая, однако, читать их мысли.
К месту припомнились мысленные блоки... Но какие блоки? От кого блокироваться? От Иешуа? Еще к месту припомни: бессмысленно это. Да и нет давно никаких тайн! Ни от него, ни от Иоанна. Если кто и может что-то скрывать, то это как раз Иешуа, исправно функционирующая интуиция подсказывает: он не для того сюда невесть каким образом вернулся, чтобы что-то скры-вaть. Скорее напротив...
- Правда,бpаm?
- Конечно, правда. Что спросите - отвечу, а что не спросите - сам расскажу.
Оглянулся кругом себя, рассмотрел внимательно стулья - плотницкую гордость Петра, пощупал.
- Молодец, Кифа, добротно сделано. Заменил меня не только в Божьем промысле, но и в плотницком ремесле. Где удачнее?
- Ты пришел в общину, сплоченную твоим именем, и хвалишь какой-то стул?
- Верно говоришь, Кифа, - Иешуа стал серьезным, - за общину тебе спасибо.
- Да за что "спасибо"? Работа такая... В ответ Иешуа не преминул уколоть его:
- И это верно. Ты же у нас Мастер Службы Времени. Один из пятнадцати Великих. Ты просто продолжаешь контролировать верный ход Истории. Все как в инструкции, а инструкцией для тебя, если я не запамятовал, всегда был Новый Завет.
Слова "Служба Времени" заставили Петра внутренне напрячься. Давно он ни от кого их не слышал. В голове еще сильнее забушевал ураган вопросов. И про Службу тоже.
- Расскажешь про Службу? - спросил тихо Петр.
- Слышал же: все расскажу. И про Службу тоже. Только перекусить бы...
- Вот ведь сообразиловка тупая! - Петр хлопнул себя по лбу. - Гость с дороги, а мы... Илам!
Через четверть часа на столе для планерок, летучек и совещаний (что еще бюрократическое припомнить?) стояли кувшины с вином, нежнейшее мясо, блюдо с зеленью и прочие яства из не? прикосновенного запаса для высоких гостей общинного босса, владельца Большого Стола. Во время еды о серьезном как-то не говорилось, поэтому обсуждали частное - кто насколько изменился, кто постарел, а кто нет, кто чему научился, а кто что позабыл. Петр не преминул гордо поведать Иешуа о своем юбилейном пешем броске по памятным местам, чем сильно растрогал друга.
Рассчитал ли Иешуа свое появление именно в данный момент - по прошествии долгих десяти лет или случайно так вышло, но все получилось психологически точно: оставшиеся в Иудее первого века Петр и Иоанн настолько соскучились по нему, что сами принялись наперебой рассказывать об общине, о паломничествах, о том, как христианская вера приживается в абсолютно непригодных для нее к раньше казалось, землях. Новый слушатель - причем не случайный прохожий, не неофит, жаждущий подробностей общинного бытия, а лицо, как говорится, заинтересованное, знающее - ах какая приманка для рассказчика! Петра и Иоанна невозможно было остановить. А Иешуа и не пытался. Ему все казалось важным и интересным. Хотя первым оказался самый трудный для ответа вопрос:
- Что с матерью, Кифа? Жива ли? Я бы хотел ее видеть...
Петр не стал применять ни местную, ни общую анестезию.
- Она умерла, брат. Прости...
- Когда? - Голос Иешуа был ровен м тих.
- Через три года после твоего... Вознесения...
- Болезнь?
- Нет, брат. Просто сердце остановилось. Во сне. А я не умею оживлять людей...
Иешуа молчал, смотрел в окно. Что он там видел? Петр не слышал - что...
- Давайте помянем мать, - сказал Иешуа, поднимая чашу с вином. Добавил по-русски: - Пусть земля будет ей мягкой...
Петр не стал поправлять...
После трапезы друзья повели Иешуа на экскурсию по обширной территории общины. Несказанно обрадовали Марфу и братьев Натана и Фому. Остальных в этот день в общине не нашлось, разъехались по делам кто куда: месяц Элул на дворе, месяц сбора оливок, рабочая страда - самое время для неспешных, вечерних, после трудового дня, бесед с людьми... Верные ученики Иешуа поначалу даже не поверили, что перед ними стоит настоящий Машиах - уж больно по-чужому выглядел человек с короткими волосами и куцей бородкой; скорее уж эллинской, нежели иудейской.
- Фома, брат, ты не изменился. Как был неверующим, так и остался! - шутил Иешуа. - Это же я, я, подойди, потрогай. Вот - я шрамы на руках остались. От гвоздей, коли помнишь...
Фома тупил взор и стеснительно улыбался.
Вечером, когда восторги по поводу возвращения Иешуа уже Поулеглись, Машиаха показали всем, кому следует, познакомили всеми, с кем хотелось, и троица отцов-основателей засела в кабинете Петра, не забыв прихватить с собой несколько кувшинов с вином.
- Ну, рассказывай.
Иешуа вздохнул, помолчал немного, видимо, прикидывая чего бы начать.
- Мир твой, Кифа, - большой бардак. Хорошее начало. По крайней мере, одно ясно: язык свой он сильно обогатил.
- Это я и так знаю, Иешуа. Рассказывай толком. С самого прибытия.
Петра жгуче интересовало, как Иешуа удалось разобраться с техниками на приемном створе, которые увидали совершенно чужого человека.
- Разочаровывающе просто, Кифа, - Иешуа опять ответил на мысленный вопрос, - я всего лишь прошел мимо них. Спокойно. Там был приличный переполох, они думали, что тайм-капсулу кто-то запустил вхолостую и она вернулась без пассажира. Но пассажир был. Просто они меня не видели. Это же легко. Ты сам так отлично умел и, надеюсь, не разучился.
Умеет. Но забыл. Десять лет не практиковался. Надобности не возникало.
- Дальше, дальше...
- Дальше я пообщался с вашим супермозгом.
- С Биг-Брэйном?
- С ним, родимым. Знаешь, Кифа, оказывается, это крайне интересно вникать в разум компьютера. Вот в нем царит такой порядок, что диву даешься.
- Пообщался? А зачем с ним-то? - Петр похолодел от своей догадки.
Иешуа прочел его мысли и утверждающе кивнул:
- Правильно, брат. Ты все понял верно.
- Ребята, вы все-таки хоть иногда комментируйте мысли... - Иоанн, все время молчавший, подал голос, когда потерял нить беседы. - Я же не владею вашим образньм рядом и не понимаю, куда кто пошел, что увидел, с кем общался... Это вы там оба были, а я человек провинциальный, деревенский, дальше Иершалаима ни шагу... Короче, сели говорить - давайте говорить, ладно?
- Прости, брат, - улыбнулся Иешуа, - я хотел сказать, что после того, как вышел из приемного створа тайм-капсул - ты такой створ, Иоанн, наверняка видел в доме Петра, - то сразу же направился в помещение, где стоит управляющий терминал главного компьютера Службы - Биг-Брэйна. Твои коллеги, Кифа, оказались в свое время достаточно наивны, чтобы доверить этому милому монстру абсолютно все расчеты.
Петр знал это. И это ему тоже не нравилось. Он как-то говорил с Дэнисом, но - бесполезно... Фантастическая литература и кинo который век и так и сяк обсасывали тему взбесившихся компьютеров, и, естественно, Петр задумывался о реальности таких событий. Уж больно много всего было в Службе под тотальным контролем электроники. И не только в Службе - вообще в жизни. Может, поэтому в двадцать втором веке еще осталось в людях что-то первобытное и многие, в том числе и он сам, с недоверием относились к электронным мозгам. Бумажные записные книжки, салфетки и просто обрывки упаковок успешно использовались людьми для фиксации мыслей. Петр любил писать шариковой ручкой, пером, карандашом на бумаге, видеть, как обдуманное им воплощалось в мелкие убористые буковки. Нет, компьютеров в его жизни, конечно, доставало, но чтобы посвящать их во все... Однако Техники Службы придерживались иного мнения. Считалось, что Биг-Брэйн абсолютно надежен со всех точек зрения. Дескать, его не сломать, не хакнуть, не завирусить.