Она прошла мимо черноволосой женщины, почти не обратив на нее внимания… если бы что-то в ней не показалось Марле смутно знакомым. Автоматически обернулась. Лори повернулась в тот же самый момент. Взгляды их встретились. Глаза Лори горели огнем за стеклами очков в темной оправе. Через мгновение она резко отвернулась и смешалась с толпой.
   Марла приложила руку к бешено бьющемуся сердцу. Да нет, ей померещилось. Похоже, она сходит с ума… воображает бог знает что… Усилием воли Марла взяла себя в руки, стряхнула наваждение. Глаза убийцы просто запечатлелись у нее в мозгу, вот и все. А эта бедная женщина, наверное, до сих пор не может понять, с чего это Марла так уставилась на нее.
   Жаль, что она с ней тогда не разделалась! Стив явился раньше, чем предполагалось. Жаль, что она не прикончила Вики! Вот эта самая Марла помешала. Лори тогда так хорошо все спланировала, а из-за этой Марлы все спуталось. Лори этого терпеть не могла. По опыту она знала, что такая путаница ничего, кроме неприятностей, не приносит. Взять хоть Джимми. Она не сомневалась, что в один прекрасный день Джимми явится по ее душу, и тем не менее, когда это случилось, он застал Лори врасплох.

Глава 32

   Первый, самый сильный, шок потряс Лори десять лет назад, когда она стояла у обгоревшего трейлера и думала о Джимми, горящем там, внутри. Наверное, он сейчас похож на свое любимое блюдо – утку по-китайски. Она не выдержала и громко рассмеялась. В этот момент залаял Клайд. Лори обернулась и встретилась глазами с Джимми. Господи, как она тогда испугалась! Ее будто током пронзило, Сначала мелькнула мысль: а кто же, черт побери, горит там, в трейлере?.. Вторая мысль – теперь Джимми знает, что она пыталась убить его.
   Раздался душераздирающий крик, выражавший такую адскую муку, от которой кровь застыла у нее в жилах.
   Лори увидела на пороге трейлера горящего человека. Одежда, волосы, кожа – все было охвачено огнем. С пронзительными воплями он протягивал к ней горящие руки. Ее любовник… Наверное, зашел повидать ее – дверь трейлера никогда не запиралась; не застав Лори, должно быть, выпил и заснул. Жаль, подумала она тогда, но что поделать?
   Лори снова обернулась к Джимми, но тот уже исчез в ночи при первых звуках пожарных машин и полицейской сирены. Она почувствовала боль в руках. Обожгла, когда поджигала трейлер и взорвался бак с пропаном.
   Любовник ее обгоревшей кучей лежал у горящих ступеней. Быстро сообразив, что делать, Лори подбежала к нему. Так и застал ее шериф – на коленях, с обоженными руками. «Джимми, Джимми…» – безутешно выкрикивала она. Подняла на шерифа глаза, полные слез. Он помог ей подняться, накинул на плечи простыню, повел к врачам. «Я пыталась помочь… Пыталась спасти мужа… – повторяла Лори слабым голосом, протягивая к ним обожженные руки. – Очень горячо… больно… я не могла». Рыдающую, ее посадили в машину «скорой помощи». Маленькая черная собачка прыгнула вслед за Лори. Ее хотели прогнать, но Лори исступленно прижала собаку к себе. «Клайд поедет со мной! – заорала она совсем другим голосом, непохожим на прежний, и тут заметила изумление в глазах врачей. – Он единственное, что у меня осталось», – проговорила она со слезами, полным отчаяния шепотом и зарылась лицом в собачью шерсть. Ей позволили оставить собаку.
   Похоже, Лори оказала тогда Джимми услугу. Его собирались привлечь к суду за изнасилование местной девушки, по собственному обвинению той. Врачи сказали, что руки слишком обгорели, отпечатки пальцев проверить невозможно, но Жена подтверждает, что это Джимми Виктор. Теперь он официально числился погибшим, и обвинение в изнасиловании потеряло смысл. Сам же Джимми исчез без следа.
   Однако Лори хорошо знала его. Злобный, мстительный. Он, конечно, еще объявится. Чтобы убить ее.
   Вот тогда-то Лори и пришла в голову мысль полностью изменить личность. Сменить документы, внешность, все-все. Начать жизнь сначала, где-нибудь в другом месте, за тысячу миль отсюда.
   Уже во время похорон, стоя у могилы вместе с несколькими дружками Джимми, Лори планировала дальнейшие шаги. Она должна начать новую жизнь, стать совсем другой женщиной, возможно, с новым – богатым – мужем. Лучше, пожалуй, какой-нибудь старик – с ними меньше хлопот, чем с молодым жеребцом. Но прежде всего надо выбраться отсюда.
   Она взяла с собой лишь несколько новых вещей, купленных на деньги, полученные по страховке. И конечно, Клайда. На следующее утро Лори уже катила по дороге в том самом «бьюике», распевая за рулем, время от времени останавливаясь, чтобы погладить Клайда, который с обожанием смотрел на нее. Нет, собаки – это хорошо. С ними никаких проблем, не то что с людьми. Лори все глаза выплакала, когда умер ее первый терьер, и не проронила ни слезинки, когда погибли мать и отец.
   Но это уже другая история.

Глава 33

   Как она ненавидела все это! Детство и юность Бонни Хойт, то, что ей выпало на долю жить в этом маленьком, грубо сколоченном доме, который прогрызали термиты, опаляло яркое, безжалостное солнце Флориды, от которого не мог защитить кондиционер, купленный на распродаже за полцены, и вентиляторы у самого потолка, установленные отцом. Вечерами Бонни лежала на кровати голая, обливаясь потом, смотрела маленький черно-белый телевизор, включенный на полную мощность, чтобы позлить родителей. Она проклинала их за то, что они небогаты, за то, что живут в этой дыре. Ее первый Клайд лежал рядом, бессильно распростершись на полу, мокрый, как тряпичная кукла. В такую жару Бонни даже красную ленточку ему не надевала.
   Она, конечно, видела фильм «Бонни и Клайд». Преисполнившись восхищения и зависти к прекрасной и порочной, ни перед чем не останавливающейся Бонни, она переименовала своего первого терьера в Клайда и повязала ему на шею красную ленточку. Бонни воображала его своим сообщником. Она представляла себе, как они вместе грабили банки и натягивали нос сотрудникам ФБР. Ее дикие, необузданные фантазии совершенно не вязались с той смиренной Бонни, которой она прикидывалась, когда ее водили по воскресеньям в баптистскую церковь Эбенезера. Родители Бонни не пропускали ни одной церковной службы. Самой же Бонни казалось, что религию насильно заталкивают в нее с самого раннего детства. Ей это осточертело. Она уже узнала о Боге и о его деяниях все, что нужно. Но мысли о сатане почему-то всегда были приятнее Бонни. По крайней мере с ним веселее.
   Поворотным моментом ее юности явилось одно событие, о котором она никому не рассказывала, даже Джимми.
   Они сидели в школе за ленчем вместе с Дженнифер Вандерховен, голубоглазой блондинкой с толстой косой до талии. Дженнифер всегда хорошо одевалась. Бонни ненавидела Дженнифер – мягкую, податливую и бестолковую.
   Однако Дженнифер беспрекословно подчинялась сильной и непреклонной Бонни, и та безжалостно этим пользовалась.
   Стояла зима. На этой неделе в школе начали топить. Истопник как раз трудился над большой железной печью.
   – Пойдем посмотрим печь, – небрежно предложила Бонни.
   Ее с детства привлекал огонь. Дженнифер колебалась, боялась испачкаться. Но Бонни взяла ее под руку и повлекла в котельную. Она знала, что сейчас истопника там нет – у него тоже перерыв на ленч.
   В котельной было жарко, пыльно и дымно. Бонни взяла большие железные щипцы, открыла дверцы печи. Оттуда вырвался страшный жар. Огонь еще не разгорелся. Бонни охватило странное возбуждение. Она стала уговаривать Дженнифер подойти поближе, чтобы почувствовать тепло. Когда же та нехотя приблизилась, Бонни втолкнула ее в печь, захлопнула дверцу и убежала.
   Десять минут спустя, когда утихло бешеное биение сердца, она, прохаживаясь по школьному двору, расспрашивала, не видел ли кто-нибудь Дженнифер. После полудня, когда Дженнифер не вернулась в класс, все забеспокоились, начали искать ее. Потом вызвали полицию. Повсюду сновали детективы. В конце концов обгоревшие останки Дженнифер обнаружили в печи. Истопника-негра арестовали по обвинению в убийстве.
   На суде Бонни выступала в качестве свидетеля, наслаждаясь каждой минутой допроса. Сказала, что они вместе сидели за ленчем, потом отправились погулять, потом она оставила Дженнифер на минутку и пошла в туалет. Больше она Дженнифер не видела. Тут Бонни разразилась громкими рыданиями. Ее увели из зала под сочувствующими взглядами присутствующих.
   Истопника признали виновным и приговорили к смертной казни. Через пять лет, после того как все апелляции были отклонены, его казнили на электрическом стуле.
   Бонни следила за новостями по своему черно-белому телевизору. Когда суд признал истопника виновным, она громко расхохоталась. Господи, какие все дураки! Полиция не видит дальше своего носа. Верят только тому, что очевидно. Это и стало ее жизненной философией. Отсюда – искусно подготовленное исчезновение Лори Мартин и обвинение Стива Малларда в ее убийстве.
   Бонни никогда не считала себя злодейкой. Мысль о том, что она убила Дженнифер, давала ей ощущение собственного могущества, уверенности в себе, превосходства над другими. Она сильнее всех. Совершая убийство, Бонни испытывала почти сексуальное наслаждение, ощущала свою огромную власть над другими. Бонни сказала своим дуракам родителям в семнадцать лет, что никому не собирается подчиняться, когда уезжала из дома в Панама-Сити к Джимми Виктору. И добавила: «Вам не удастся удержать меня здесь».

Глава 34

   Джимми разительно отличался от мальчиков-подростков, которых Бонни знала до этого. Более зрелый, сексуальный, он умел обращаться с женщинами. Он казался Бонни неотразимым. К своему величайшему сожалению, она очень скоро обнаружила, что так же думают и многие другие женщины.
   Отец пытался остановить ее. Бонни предвидела это и заранее разработала план. Она нуждалась в деньгах – у Джимми их не было, – и к тому же Бонни хотела избавиться от родителей. Она уже придумала, что делать с тормозами. Авария получилась классная, во всех газетах об этом писали, печатали фотографии. Машина перелетела за среднюю линию и несколько раз перевернулась в воздухе. Разбилась вдребезги, расплющилась, так же как и мать с отцом.
   На похороны пришла толпа народа – весь приход баптистской церкви, все соседи и друзья, которые знали родителей всю жизнь. Бонни кожей ощущала их враждебность, их гнев. Однако с этим она легко справилась. Забрала свое скромное наследство – дом, который тут же продала, плюс несколько тысяч долларов из банка.
   Они с Джимми поехали на две недели на Багамы, накупили себе новой одежды, играли в казино, отлично проводили время. В Гейнсвилл Бонни больше не вернулась.
   Джимми снял для них трейлер неподалеку от базы, однако он редко там бывал. Всегда ссылался на то, что он на вахте или на дежурстве, говорил, будто у него много работы. Они жили не в трейлерном парке, а сами по себе, на небольшой площадке в лесу, недалеко от дороги.
   Бонни это не нравилось. Ей было одиноко, даже с Клайдом. Она скучала. Часто выезжала на «бьюике» на местный рынок, всегда с маленькой черной собачкой с красной ленточкой на шее. Люди останавливались, чтобы поздороваться, переброситься парой слов, но друзей у Бонни не было, кроме Джимми. А Джимми оказался не очень хорошим мужем.
   В один прекрасный день она узнала правду. Остановилась в гриль-баре в Пенсаколе и разговорилась с женщиной примерно ее возраста по имени Верена Нобл.
   – Я знаю всех в округе, а вас почему-то вижу в первый раз. Как так? – спросила Верена, подавая ей охлажденное пиво.
   – Я здесь недавно живу.
   Бонни настороженно разглядывала привлекательную сексуальную молодую женщину с великолепным телом, в тесно облегающем черном платье с глубоким вырезом.
   – Вы знакомы с парнем по имени Джимми Виктор? – спросила Бонни после обмена любезностями.
   Верена закатила глаза.
   – Еще бы! Он приходит сюда почти каждый вечер – и каждую неделю с другой. Да, уж этот парень женщин любит!
   Глаза Бонни широко раскрылись, дыхание с шипением вырвалось из груди.
   – Эй, я что-нибудь не то сказала? – встревожилась Верена. – Он что, твой парень?
   Бонни не слышала ее. Вышла из бара, купила себе такое же черное платье, с таким же глубоким вырезом, и отправилась на танцы. Ночь провела с парнем, которого сама выбрала, и обнаружила, что ей это понравилось. Как и во всем в жизни – едва узнаешь что к чему, сразу становится легче. После этого Бонни легко находила и меняла любовников. Мужчины все одинаковы, им только подавай. Гоняются за ней, как кобели в запале за сучками.
   Сейчас, сидя в поезде, направлявшемся в Сан-Франциско, Бонни сама рассмеялась этому сравнению. Ее любовник очень напоминал кобеля в запале. Так он и погиб.
   После похорон «Джимми» она погнала «бьюик» на запад, подальше от Флориды, пока хватило бензина. Добралась до небольшого городка где-то в Южной Каролине, остановилась у аптеки – купила краску для волос медного цвета, потом у «Макдоналдса» купила «биг-мак» для себя и еще один небольшой – для Клайда. Они ели, сидя на переднем сиденье машины. Потом направились в мотель. На следующее утро Бонни явилась миру преображенной – медно-рыжей – и продолжила путь на запад, без всякой цели, и тем не менее подсознательно держа курс на Калифорнию.

Глава 35

   В Фэлкон-Сити, в Техасе, в дамской комнате местного кафе, Бонни наткнулась на женскую сумочку и обнаружила в ней карточку социального обеспечения. Она подавила искушение прикарманить семьдесят долларов, лежавшие в сумочке. Городок небольшой – рискованно. Вместо этого Бонни выписала номер карточки социального обеспечения, который мог пригодиться позднее, и отдала сумочку владелице.
   Она продала «бьюик», потому что Джимми мог выследить ее по машине, после чего сделала очень мудрый ход: вступила в члены местного церковного прихода, где быстро выделила среди прочих прихожан людей состоятельных. Бонни немало позабавило открытие, что легче всего подцепить мужчину с деньгами именно в церкви. Господь Бог обеспечил ей легкую добычу. Однако она не сомневалась в том, что сатана тоже нашел бы все это забавным.
   Босса Хармона возили в инвалидном кресле-каталке. Однако его не зря называли Боссом. В свое время он основал дилерскую фирму по продаже автомобилей, ту самую, куда она продала свой «бьюик». Дело сразу пошло очень успешно. Сейчас им руководил его сын.
   Бонни нашла работу официантки в местном кафе, где торговали стейками. Босс Хармон оказывал кафе регулярную финансовую поддержку. Бонни, на высоких каблуках, в облегающем черном платье, как у Верены, пользовалась успехом. Регулярно посещала церковные собрания и воскресные службы, где выглядела гораздо скромнее. Постепенно, используя всевозможные уловки и ухищрения, она втерлась в доверие к Боссу Хармону. Бонни шумно восхищалась им, разговаривала с ним, любовно поглаживала его морщинистую руку и редкие седые волосы, зажигала для него сигарету и никогда не жаловалась на его ужасный кашель в отличие от сына и снохи. Даже промокала ему рот салфеткой за ужином, когда у Босса отвратительно текли слюни.
   Он смиренно признался, что не может жить без нее. На что она, смеясь, ответила, что в таком случае им лучше пожениться, иначе ей вскоре придется снова отправиться в дорогу.
   Через три недели после этого разговора они поженились. На венчании Бонни была в белом шелковом платье и белых туфлях на высоких каблуках-гвоздиках, купленных в дорогом магазине в Сан-Антонио. Она всю жизнь мечтала о белом подвенечном наряде. Под белой фатой ее рыжие волосы казались еще ярче. В руке Бонни держала букет медно-красных роз, почти такого же цвета, как волосы. Да, это был ее день, несмотря на отсутствие гостей, несмотря на то что жениха в старомодном смокинге, мешком висевшем на его исхудавшем старческом теле, вез в инвалидной коляске слуга Фрэнки Варгас – вскоре после медового месяца Бонни уволила его.
   Медовый месяц… Господи, какой это был фарс! Они с Боссом и Фрэнки Варгасом жили в Новом Орлеане на масленицу в отеле «Виндзор-Корт». Босс желал одного: сидеть в своем роскошном номере и смотреть телевизор. Бонни могла бы прожить там всю жизнь, во всей этой роскоши, с этими «Доброе утро, мадам», «Чем могу служить, мадам?» Она обожала роскошь. Целыми днями ходила по магазинам, тратила деньги Босса на новые туалеты. Вечерами же, накормив старика его протертой пищей – стейки он теперь не мог себе позволить, – она ублажала его языком и руками. На большее он был не способен, и Бонни тоже. Временами ей казалось, что ее сейчас вырвет всеми съеденными деликатесами. Но по крайней мере и Босс тоже получал какое-то удовольствие. Не ее вина, что он так ни разу и не смог кончить. Видит Бог, она старалась.
   Потом Фрэнки мыл старика и укладывал спать. А после этого они отправлялись в город. И уж там пускались во все тяжкие. Город раскалялся докрасна, как ее волосы, любил шутить Фрэнки. И очень смеялся, когда однажды, в постели, узнал, что на самом деле она вовсе не рыжеволосая. Конечно, потом его пришлось уволить. Сплетни ей совсем ни к чему. И так достаточно хлопот с Лореттой и Бо. Не стоило давать лишний повод для разговоров. Поэтому Бонни объявила, что теперь сама будет заботиться о муже.
   – Ведь именно этого ждет Господь от хорошей жены, – торжественно заявила Бонни пастору на утренней воскресной службе.
   Работу официантки она тем не менее не бросила.
   – Вы не можете сказать, что я вышла за него из-за денег, – говорила она Бо и Лоретте.
   Правда же заключалась в том, что Бонни собиралась использовать работу в качестве алиби. Ну а пока у нее появилось новое имя, новые документы. Она спаслась от Джимми. Теперь ему ни за что не найти ее.
   Бросить горящую сигарету в постель Босса, когда он крепко спал, оказалось проще простого. После этого Бонни немедленно поехала в ресторан на его старом «кадиллаке», с его именем на номерном знаке.
   Она нервно расхаживала по залу, как растревоженная кошка. Только бы все обошлось. Только бы ее план сработал как надо. Жаль, что не удалось задержаться, посмотреть, все ли прошло как задумано. Бонни налила себе кофе, такого горячего, что обожгла горло. Но это даже обрадовало ее. Ожог будто снял онемение в груди, в желудке, в самом сердце. От ожидания все жизненно важные органы Бонни словно замерли. Нет ничего хуже, чем ждать.
   На похороны Босса она надела черную вуаль и положила на гроб букет медно-красных роз. После церемонии с печальной улыбкой обратилась к семейному адвокату, ведавшему всеми делами поместья:
   – Все кончено, кроме разговоров и шума.
   Бонни имела в виду гневные обвинения в убийстве, которые высказывали в городе сын и сноха Босса. Они опротестовали завещание, по которому Бонни отходила половина всех денег Босса Хармона, а также его дом. В завещании говорилось, что Бонни может жить в этом доме до конца жизни, если захочет. Если же нет, дом должен достаться сыну. Бонни ожидала большего. Она же выполнила свой долг перед этим грязным стариком. Он мог бы и получше позаботиться о ней.
   А потом эта стерва Лоретта напустила на нее юристов. Они угрожали расследовать Есе обстоятельства смерти Босса, а заодно и ее, Бонни, прошлое. Похоронив еще одного «мужа», погибшего при пожаре, как гласила официальная версия, Бонни не могла этого допустить. Они одержали верх. Она взяла предложенные двести тысяч и «кадиллак» и исчезла из города.
   Упаковав чемоданы, сложив их в «кадиллак» вместе с ценными вещичками, которые удалось скрыть от орлиных глаз Лоретты, Бонни позвала Клайда. Скорее в машину, малыш, пора ехать. Никакого ответа. Она пронзительно свистнула. Ничего… Обычно он мчался на свист сломя голову… Бонни пошла искать. Сначала в доме, потом в саду, потом у пруда. Охваченная дурными предчувствиями, побежала по подъездной дорожке, выложенной гравием… и увидела его в конце аллеи, у самых ворот. Клайд лежал так тихо и неподвижно, что она сразу поняла – он мертв. Бонни опустилась на колени и долго смотрела на его окровавленное тельце. Потом закричала, пронзительно, страшно, как грешник в аду. Крики сами собой вырывались из горла.
   Рыдая, Бонни подняла его, завернула в свой кашемировый свитер стоимостью в пятьсот долларов и уложила на заднее сиденье машины. Она рыдала и рыдала и никак не могла остановиться. Проклинала Бо. Бонни знала, что это его рук дело. Так он поквитался с ней.
   Как безумная, помчалась к нему, готовая убить и Бо, и его жену.
   – Око за око, – ласково ответил Бо в ответ на ее отчаянные крики.
   Однако, увидев горящие ненавистью глаза Бонни, невольно отступил. Заметив его страх, Бонни едва не поддалась искушению убить Бо тут же, на месте. Но тогда она все потеряет и, значит, Бо в конце концов опять возьмет верх.
   Так, с двумястами тысячами в кармане, блондинкой, с новым гардеробом и карточкой социального обеспечения на имя Лори Мартин, она объявилась в Калифорнии совершенно новой личностью. Она не могла позволить себе оставаться Бонни Хармон, когда пробьет час для очередной жертвы.

Глава 36

   Первым делом она купила себе квартиру. Все новенькое, чистое, сверкающее. Обставила ее мебелью тропических расцветок Флориды, которыми восхищалась еще бедной провинциальной девочкой, рассматривая яркие журналы. Белые ковры, белые диваны, розовые шторы, розовые и бирюзовые паласы. И большой цветной телевизор. Дом ее мечты. Лори обожала свою квартиру.
   «Кадиллак» она продала и взяла напрокат «лексус». Теперь Лори чувствовала себя по-настоящему счастливой. Привлекательная, изящная, загорелая – она ходила в салон для загара, – с длинными наманикюренными ногтями и блестящими волосами.
   Обследовав местные церкви, Лори выбрала ту, в которой приход казался самым богатым. Она терпеть не могла одеваться как старомодная простушка, посещая церковь, однако понимала, что это в ее же интересах. Чтобы поднять настроение, Лори надевала под старомодные скромные платья облегающее сексуальное белье, как бы для того, чтобы не забывать о том, кто она на самом деле и что может предложить. На этот раз она своего не упустит. На этот раз отхватит куш покрупнее. Станет наконец миллионершей. А Джон Макииер поможет ей в этом.
   Тем временем Лори раздобыла сертификат специалиста по недвижимости и нашла работу. Теперь она Лори Мартин, деловая женщина, со своим собственным домом, прекрасной машиной, шикарной одеждой. А Джон Макивер преданно смотрит ей в глаза и только что не ест у нее с рук.
   Второе величайшее потрясение Лори испытала, когда объявился Джимми и разрушил все это.
   Джимми Виктор жил на побережье, в Пасифик-Бич, в том районе, где обретались местные бичи и бомжи, каковым он к этому времени и стал. Много пил, много гулял, работать предпочитал как можно меньше. На Лори-Бонни он натолкнулся случайно и сразу понял, что из этого случая можно извлечь прибыль. Джимми сказал, что увидел ее фотографию в газете, в разделе «Дом». Вначале не обратил на нее внимания. Потом что-то в улыбке этой белокурой женщины пробудило смутные воспоминания. Он внимательно изучил ее лицо, каждую его черточку. Да, это точно Бонни. Довольная ухмылка расползлась по его лицу. Вот оно, его прибежище, по имени Лори Мартин.
   Услышав его голос в телефонной трубке, Лори так и подскочила.
   – Привет, Бонни. Еще помнишь меня?
   Джимми услышал, как у нее перехватило дыхание, а затем она шумно вздохнула.
   – Кто это? – спросила Лори дрогнувшим голосом. – Вы, наверное, перепутали номер.
   – Может, мне прийти и проверить?
   После недолгого молчания она пришла в себя.
   – Встретимся сегодня в восемь вечера на парковочной площадке супермаркета «Вонз», на Норт-Шор-драйв. – Лори объяснила ему, как проехать к супермаркету. – Какая у тебя машина?
   – Старый «виннебаго», с оранжевой полосой. Ты его не пропустишь.
   Лори действительно сразу заметила его, как бельмо на глазу среди дорогих «мерседесов» и «фордов». Направилась к нему, задыхаясь от ярости.
   Джимми открыл дверцу приглашающим жестом.
   – А ты похорошела, Бонни. Быть блондинкой тебе идет.
   – Прекрати. Говори, что тебе нужно.
   Она знала, чего от него можно ждать. В сумочке у нее лежал «смит-вессон» сорокового калибра. Лори очень хотелось разделаться с ним здесь же, сейчас… но она понимала, что это невозможно. Однако Лори понимала и то, что Джимми может выкинуть все что угодно, поэтому и приготовилась.
   – А как ты думаешь, что мне нужно от женщины, которая пыталась меня убить, но убила вместо этого своего любовника и похоронила его в моей могиле? – В голосе Джимми зазвучала сталь, хорошо знакомая ей по воспоминаниям.
   Она задала заранее заготовленный вопрос:
   – Сколько?
   – Начнем, пожалуй, с пятидесяти тысяч.
   – Ты что, рехнулся! Где я возьму такие деньги?
   – Ах так… Поиграть захотела? Хорошо, тогда сто тысяч. – Он зловеще усмехнулся. – Соглашайся – или как хочешь, дело твое.
   Джимми не стал объяснять, что будет, если Лори не согласится. Внутри у нее все сжалось от ярости. Однако усилием воли она заставила себя говорить спокойно.