Алексеев Александр. Когда боги спят

жизнью? Потому забрался на чердак девятиэтажки?ет, не может быть! Книги
брошены давно, все покрылось пылью. Если и читал, то уж никак не перед
смертью...н сел в кресло и стал смотреть в сводчатое окно, выходящее на
реку: Саша сидел вот так же и смотрел на воду, зимой и летом; и на ту
сторону смотрел, где стоят похожие дома, как на Серебряной. И о чем-то ведь
думал, возможно, и решение уйти из жизни было принято здесь...
- Я слишком поздно родился, чтобы жить с вами, люди...о почему?!
Закончилось увлечение жизнью? Много что попробовал, испытал на себе, в том
числе и наркотики, после чего потерял интерес к существованию. Поздно
родился! Мир и образ жизни в этом мире не устраивали его, и не потому ли он
ринулся в театральную студию, в актерскую, придуманную, наигранную и
иллюзорную жизнь?днако и она оказалась нестерпимой, ибо существовать в ней
можно лишь имея характер и повадки Ал. Михайлова... все-таки, кто входил
сюда и что вынес? Следов обыска незаметно, впрочем, если здесь побывала
бесприданница, то наверняка знала, что и где лежит, взяла компрометирующие
ее бумажки или предметы и вышла. Кажется, рылись в платяном шкафу, дверца
приоткрыта, торчит рукав пиджака...отя у Саши всегда был беспорядок, сам
убирал редко, а мать или домработницу не впускал, запирая комнату на ключ.
Постельное белье выдавал раз в неделю и получал новое, как в
общежитии...ачем он это делал? Что скрывал? Может, какие-то тайные детали
своего существования?.. Зубатый открыл шкаф - мебель во всем доме была
антикварной, отреставрированной, однако сохранившей запах старины - по
крайней мере, так казалось. Вместе с рубашками, свитерами и брюками висел
костюм магистра - черная мантия и четырехугольный колпак с кисточкой. Вещь
для сына странная, неожиданная, но если вспомнить, что учился в студии, то
все объясняется: принес из театральной костюмерной, к примеру, для репетиций
и забыл сдать... Но что он репетировал?од одеждой, внизу, оказалась
картонная коробка, замотанная скотчем, и довольно тяжелая - пожалуй,
единственный закрытый предмет, и потому Зубатый достал складной нож и
разрезал упаковку...о, что было там, в руки брать не хотелось, но
одновременно и не открывало никакой тайны. Побуревший от времени, наверняка
выкопанный из могилы череп, лопаточная, скорее всего, кость и муляж
скованных наручниками, отрубленных гипсовых рук со струйками нарисованной
крови. Тут же лежал явно бутафорский кинжал с красными пятнами на лезвии и
настоящая фашистская бляха полевой жандармерии.о, что Саша одно время
увлекался сатанизмом, Зубатый узнал лишь после его смерти от начальника
УФСБ, который в общем-то и успокоил, что это лишь веяние моды, дурь золотой
молодежи и ничего серьезного. По-видимому, так оно и было: коробка с
атрибутами, впрочем, как и черная мантия, находились в шкафу
невостребованными и напоминали сваленный в угол металлический хлам тренажера
- символа физической силы.убатый сунул коробку назад, закрыл шкаф и. в
задумчивости еще раз обвел взглядом комнату. Вывод уже зрел, в подсознании
крутилась по спирали мысль-догадка, но где-то на последнем витке срывалась -
чего-то недоставало, какой-то мелкой и важной детали. Он пошел снова по
кругу и будто споткнулся, вспомнив слова блаженной старухи:
- Ищи Бога, а не власти!..а ведь Саша Бога искал! Но, оказавшись в
безбожном мире, не увидел его, не почувствовал, и не потому ли в его комнате
нет ни единого христианского символа, как и прочих религий? Все есть, следы
самых разных его увлечений, вплоть до черной магии, но нигде ни крестика, ни
иконки, ни божка.н действительно родился слишком поздно, чтобы жить. Боги к
тому времени уснули...а минуту Зубатый почувствовал себя беспомощным и
слабым, но потом встрепенулся, вспомнив о Маше. Закрыл комнату, по-воровски
вернулся в кабинет и заперся на ключ. Внизу по-прежнему слышались голоса,
причем веселые - Ал. Михайлов рассказывал что-то забавное, смеялся
бархатистым баритончиком, будто кот мурлыкал. Но Катя вроде бы все еще
бродила по дому и искала, потому как время от времени раздавался ее громкий
и театрально удивленный голос:
- Куда он делся?..убатый достал мобильный телефон, набрал номер дочери
- Финляндия ответила короткими гудками. Прислушиваясь к голосам, доносящимся
из зала, он еще дважды повторил звонок, но на том конце кто-то плотно сидел
на телефоне. Тогда он включил автодозвон, прилег на кушетку и прикрыв глаза,
стал мстительно думать, мол, пусть кричат, ищут, пусть с ног собьются, а он
и звука не подаст, кто бы ни постучал. В дверь на самом деле стучали и
окликали, однако Зубатый жмурился и таил дыхание. Он не уловил мгновения,
когда задремал, вернее, даже уснул, потому что с уголка губ сбежала нитка
слюны, и резко вскочил: возле уха заверещал телефон.
- Маша? Маша! - спросонья спросил он громко, забыв о конспирации, но
услышал голос Хамзата.
- Я приехал, стою у вашего дома. Надо говорить.
Зубатый встряхнулся и отер лицо.
- Сейчас спущусь.
Набросил плащ и не скрываясь, протопал по лестнице. В зале его
услышали, сразу стихли голоса, и жена спросила вслед:
- Толя! Ты откуда? Где был?..н даже не оглянулся и вышел во двор.
Судя по всему, Хамзат только что вернулся из командировки, ждал возле
крыльца и от нетерпения копытил землю. Небритый, черный, с воспаленными от
бессонницы глазами, в заляпанном дорожной грязью камуфляже, начальник охраны
напоминал чеченского боевика. Он демонстративно оглядел чужие машины во
дворе и кивнул на ворота.
- Говорить надо там.ели в его машину, Хамзат снял берет и сходу
доложил:
- В Новгородскую область ездил. Деревню Соринская Пустынь нашел. Есть
такая.
- Разумеется, есть, - спокойно проговорил Зубатый, хотя ощутил тихий
душевный трепет. - Как там дороги?
- Дороги нет, а дорожный знак сам видел. Только какая область, не
понял.
- Как это - не понял?
- С одной стороны - Псковская, с другой - Тверская, а я заехал через
Новгородскую. Где был, сказать трудно, границы не видно, карты нет. Местные
жители сами не знают, в какой области живут. Одни пенсионеры, никому не
нужны. Мобильник не берет, мертвая зона.
- Ну, а место найдешь?
- Как не найду? С закрытыми глазами найду. Поехали!
- На себя-то посмотри? - урезонил его Зубатый. - Тебя милиция не
останавливает?
- На каждом посту под автомат ставят. Я привык...
- Езжай домой, приведи себя в порядок. Нечего народ пугать.
- Думал, надо срочно, - Хамзат не умел расстраиваться и сразу же
злился. - Ехал всю ночь, машину толкал, телефон в лужу уронил...
- А что со старухой?
- Как что? Я старуху не искал. Вы сказали, деревню искать.
- Хоть что-нибудь узнал о ней?
- Одни говорят - хорошая бабка, лечит людей, и как это по-русски...
Роды принимает.
- Повитуха.
- Другие говорят - ведьма, нечистая сила...
- Ты скажи, кто она? Зовут как?
- Бабка Степанида зовут. Фамилии никто не знает.
- Ладно, сначала в Соринскую Пустынь.
- Когда поедем?
- Ты сейчас другим займешься, - Зубатый помедлил. - Возьми наших
хозяйственников, транспорт и вывези вещи из дома. Пока из моего кабинета и
Сашиной комнаты.
- Я не понял, Анатолий Алексеевич. Какие вещи?
- Мои вещи!
- Как твой вещи? - взволновался Хамзат. - Зачем? Из дома не надо
уезжать! Кому отдашь дом? Этой свинье?
- Ладно, тихо! - прикрикнул Зубатый. - Делай, что сказано!ачальник
охраны засверкал черными глазами.
- Не буду! Не повезу! Сказал: деревню срочно найти - я нашел! Сказал
ехать - поеду!
- Погоди, Хамзат! - он заговорил примирительно. - Понимаешь, в чем
дело... К сожалению, на Химкомбинат взять с собой не смогу. Генеральным
назначили другого... Понимаешь, о чем речь?...
- Конечно понимаю! А вещи не повезу. Сказал, в деревню ехать надо -
правильно сказал. Я же знаю, зачем деревню искал! Зачем старуху искал!
Поедем и найдем!
- Можешь показать на карте или нарисовать схему, сам найду.
- Где найдешь? - он вскинул и затряс руками, подыскивая слова. - Без
меня не найдешь! Машину бросил, пешком через лес шел. Людей нет, одну
женщину встречал, сказала - туда иди. Я здесь не покажу, куда иди, там
покажу! А деревня за рекой, река широкая, брода нет. На чем поплывешь? Лодки
есть - не дают, говорят, иди отсюда, черный! Ты белый, и тебе не дадут -
плохой народ.
- Ну, хорошо, - сдался он. - Спасибо, Хамзат Рамазанович.
- Зачем - спасибо? Я службу знаю! Спасибо... забухтел что-то
по-ингушски.
Зубатый вернулся в дом, поднялся в кабинет и открыл шкаф с охотничьим
снаряжением. Баритон переместился наверх, и скоро в дверь постучали.
- Анатолий Алексеевич? Можно к вам?идеть и отмалчиваться теперь не
имело смысла, он зашнуровал охотничьи ботинки и открыл.л. Михайлов относился
к тем мужским особям в театре, которых называют Актер Актерыч - понять,
когда он живет и когда играет уже было невозможно. Сейчас он изображал
скорбного близкого, переживающего за своего друга - будто несколько минут
назад не мурлыкал с девицей за столом.
- Примите мои соболезнования... Только что вернулся из Соединенных
Штатов... и был потрясен, не мог поверить. Смерть - явление таинственное,
загадочное, но гибель Саши и особенно эта записка... Мы все виноваты, не
уберегли... А возможно, не смогли бы уберечь. Мы предполагаем, Господь
располагает... последнее время Зубатый много раз слышал подобные слова от
самых разных людей и всегда терялся, не зная что ответить. Сказать спасибо
вроде бы не к месту: разве можно благодарить за такие чувства, как
сострадание, стоящее рядом с чувством любви? Стоять молча и кивать тоже
вроде бы нехорошо... сейчас он выслушивал знаменитого режиссера и
одновременно не внимал его словам, потому что сознание зацепилось за слово
"смерть" и сразу же вспомнился врач Кремнин, вернее, его утверждение, что
где-то в Москве существует институт бессмертия. Конечно, Ал. Михайлов не
настолько состоятельный человек, чтобы тратить деньги на будущее долголетие,
да и не такой еще старый, но с его способностями проникать во все круги и
сферы жизни, просачиваться сквозь самые толстые, неприступные стены и силой
своего таланта воздействовать на сознание сильных мира сего, он должен
получить, а точнее, вкусить благо бессмертия бесплатно. Его могут угостить,
как угощают с барского стола крепостных актеров. И если еще не предложили
попробовать столь экзотического яства, в любом случае, вращаясь в среде
политиков и олигархов, он должен был слышать об этом институте.олько вот как
спросить, как объяснить свой интерес, не выдавая существование юродивого
старца?росто так, в гости, Ал. Михайлов никогда не приезжал, поскольку вся
его жизнь, кроме того короткого времени, когда он находился на съемочной
площадке или охоте, была отдана поиску людей, готовых финансировать новый
фильм. Что бы он ни делал, какие бы слова и речи ни произносил, каких бы
депутатов ни протаскивал в Госдуму и за каких бы олигархов ни вступался -
все было посвящено добыче денег. Причем, он не скрывал, не стыдился этого, и
будучи хвастливым, в узком кругу с удовольствием рассказывал, как "обувал"
известные нефтяные компании, газовиков и люберецких бандитов. По первости
Зубатый даже спорить с ним пытался, мол, этично ли снимать на "грязные"
деньги фильмы о чистых и вечных чувствах, однако у режиссера в запасе
имелось десятки философски и исторически обоснованных аргументов, которыми
неопытных собеседников он сбивал с ног.
- Вы, как патриот, согласны, переливать колокола на пушки допустимо. -
говорил он. - Представьте себе, возможен и обратный процесс. Причем, порох,
кровь и страдание насыщает медь особым, русским национальным звучанием.адо
полагать, и на сей раз он явился не для того, чтобы высказать
соболезнования, не исключено, познакомиться с новым губернатором и через
него обновить связи со своими меценатами.
Пока Зубатый размышлял, как завести речь о таинственном институте,
посвященный во все его дела Ал. Михайлов сам предложил свои услуги, мол, я
знаю, цепь неприятностей не закончилась, вновь открыт вопрос с работой,
однако по поводу Химкомбината не поздно все переиграть.
- А вы знакомы с Кузминым? - вдруг спросил он.
- Кто такой?
- Если спрашиваете, значит не знакомы, - задумался режиссер. - Ладно,
берусь вас свести с ним и многие вопросы отпадут. Наверное, вы чем-нибудь
его разозлили.
- Я много кого разозлил...
- Но только бы не Кузмина!
- Он что, святой?
- Пожалуй, святой. Нет, даже апостол. Вот его раздражать и, тем паче,
злить категорически воспрещается.
Ал. Михайлов будто бы даже загоревал, но про Кузмина больше не поминал
и стал убеждать перебраться в Москву, где открываются большие перспективы, и
не нужно поддаваться ложной скромности.
- Скромность, дорогой Анатолий Алексеевич, - с удовольствием повторял
он, - прямой путь к неизвестности.менить место жительства, работу,
обстановку - лучший выход из вяло текущей депрессии. Этот город все время
будет напоминать о трагедии с сыном, о собственном поражении. Дескать, если
есть какие-то мысли относительно своего будущего, надо их озвучить: в горе
мы обязаны помогать друг другу.ак обычно говорят с потерпевшим, с больным
или с человеком, безвинно попавшим в тюрьму - в общем, с людьми, которые
вызывают жалость.
- Мыслей много, - проговорил Зубатый. - А озвучить нечего.ажется, Ал.
Михайлов решил, что он страдает провинциальной стеснительностью, решил
разговорить, отвлечь.
- А вы никак на охоту?
- Можно и так сказать, - отмахнулся Зубатый.
- В таком случае, я с вами! Карабин и амуниция всегда со мной, -
режиссер засуетился и вдруг пожаловался. - Как только сменилась власть,
сразу изменилось отношение. Какие стали люди! Начальник охотуправления выдал
всего две лицензии на медведя! Всего две! Как быстро все перекрашиваются!
- Это верно!
- Так берете меня? У вас же наверняка лицензии не отстреляны? Когда вам
было... А мы бы вместе поехали и закрыли все бумаги!
- На сей раз не получится, я по делам еду. А вот вернусь...
- Когда?
- Через два дня.
- Ловлю на слове! - засмеялся Ал. Михайлов. - Буду ждать!
Посмотрел на сборы, что-то вспомнил, вмиг сделался вальяжным и
продолжил тоном старой барыни:
- Полно вам, Анатолий Алексеевич! Вы не стесняйтесь. От души готов
помочь, похлопотать, ей-богу!
- Это вы о чем?
- Да о помощи, о помощи! Ситуация-то не простая...убатый про себя
ухмыльнулся и подыграл.
- Впрочем, вы можете помочь...
- Разумеется, могу. Даже с Кузминым познакомлю.
- Знакомить не надо. Сделайте милость, отыщите мне адресок одного
учреждения.
- Какого учреждения?
- В Москве или где-то в Подмосковье есть частная клиника. Занимается
проблемами долголетия. Ее называют клиникой бессмертия...
- Боже правый... Вам-то зачем?
- Мне-то не к чему, да есть одно обязательство. Близкому человеку
помочь.
- Вам бы в пору сейчас о себе подумать! - назидательно и чуть
растерянно проговорил Ал. Михайлов.
- Только адрес клиники и к кому там обратиться, - нажал Зубатый. -
Думаю, вам не составит труда...н не сказал ни да, ни нет, как-то
неопределенно рукой махнул, выскользнуть хотел.
- Клиника, клиника бессмертия... Что-то не припомню, Анатолий
Алексеевич...
- Скажите прямо, найдете клинику? Или кого-то еще попросить?
Знаменитый режиссер ставил фильмы и играл в них героев широких и
великодушных, поэтому сделал вид, что обиделся.
- Что вы, право!.. Сейчас я не готов ответить. О клинике ровным счетом
ничего не слышал... Да отыщу вам адрес!
- Спасибо, - Зубатый руку ему пожал. - Я приеду дня через два-три.н
подхватил рюкзак и пошел в двери.
- А ружье? - вслед спросил Ал. Михайлов. - Вы забыли ружье!

9

Соринская Пустынь открылась внезапно и сразу от края до края. Она
стояла на противоположном покатом берегу, среди высоких холмов, покрытых
сосновым лесом, обращенная окнами на реку и задами на всхолмленные и
зарастающие поля. Может, оттого, что день был ясный, а осенний воздух
прозрачный и звонкий, может, потому, что смотрел издалека и с высокой
террасы, но вначале деревенька показалась акварельным рисунком в детской
книжке - чистенькая, с берендеевскими домиками, квадратиками огородов и еще
зелеными выпасами, по которым бродили кони. И все это с размытыми, неясными
линиями, призрачно, будто отражение на зарябленной воде.
Он готовился к этому мгновению, ждал: вдруг затрепещет душа, проснется
генетическая память, шестое чувство или хотя бы покажется знакомым это
место, однако сколько не прислушивался к себе - ничего подобного не
происходило, возможно, оттого, что всю дорогу думал и заново прокручивал в
сознании последний крутой разговор с Хамзатом. Начальник охраны не хотел
оставаться в машине, оставленной посередине разбитой торфянистой дороги,
порывался идти с ним, причем так навязчиво, что вывел из терпения. Зубатый
обложил его матом, приказал возвращаться домой и заниматься перевозкой
вещей, мол, приедешь за мной через двое суток, и когда тот воспротивился,
объявил об увольнении, развернулся и пошел в одиночку. Кавказский скакун
запрядал ушами, задергал тонкой нервной головкой и взял с места в
галоп.ожет, поэтому он шел и ничего в нем не трепетало, разве что в какой-то
момент исчезло ощущение времени, да и то потому, что вокруг не было никаких
знаков - столбов электролинии, антенн на крышах, техники на улице. То ли
шестнадцатый, то ли девятнадцатый век. Но стоило спуститься с горы к реке и
взглянуть на деревню поближе, как время вернулось, и тут же обнаружились
следы колхозной цивилизации. Сквозь высокий засыхающий чертополох
проглядывали обрушенные силосные ямы, остовы комбайнов, кирпичные столбы от
разрушенных коровников, еще какое-то железо, конструкции, постройки
неизвестного назначения, и все это уже врастало и уходило в землю. большая
часть домов стоит с заколоченными, а то и выбитыми окнами... ладно бы водная
преграда впереди - саму дорогу, связывающую с миром, давно размыло ливнями и
весенними водами, в глубоких логах и низких местах она превратилась в
болото, и судя по следам, здесь передвигались в основном на конной тяге. И
между прочим, ездили вброд через реку!убатый пошел по тележным следам и
через двести метров, напротив заброшенной фермы, обнаружил брод. Река в этом
месте текла быстрее, и от солнечных лучей проглядывало дно. Он нашел палку,
забрел, сколько можно было в охотничьих ботинках и проверил дно - глубоко.
Только на коне или в крайнем случае, на машине, и вода ледяная.
На той стороне, чуть левее, видны были деревянные лодки, но ни единого
человека и при этом, на въезде в деревню, словно некий знак, занесенный из
будущего, торчал дорожный указатель, не простреленный, не ржавый, с
отчетливыми синими буквами по белому фону - Соринская Пустынь. Вероятно,
поставили, чтобы хоть кто-нибудь узнал, что еще существует на свете такое
место...
- Эй, люди! - крикнул Зубатый. - Дайте лодку!они на выпасе вскинули
головы, насторожились и через минуту уже снова щипали увядающую траву.
- Перевезите! - еще раз крикнул и успокоился: кричать тут бесполезно.н
ушел от брода вверх по реке, к тому месту, где на другом берегу стояли
привязанными еще несколько лодок, но и там, у высоких, красивых домов не
было ни единого человека, хотя виднелась крыша белой машины.рошло полчаса,
но на улице не появилось ни души. Зубатый ходил по берегу взад вперед, пока
не заметил бегущего по огородам мальчишку.
- Эй, парень! - крикнул. - Перевези!от на миг остановился и побежал
дальше.
Наконец, возле фермы появился мужчина в дождевике и с топором. Он
пробрался сквозь крапиву и стал отдирать доски с высоких деревянных ворот.
Слышен был певучий скрип гвоздей, треск и непонятное ворчание - на реке
всегда хорошо слышно, однако когда Зубатый позвал мужика, тот даже не
оглянулся. И лишь когда оторвал несколько досок и взвалил на спину, вдруг
заметил и повернулся.
- Чего тебе?
- Мне бы к вам переехать, на ту сторону!
- К кому пришел? - строго спросил он.
- А хоть бы и к тебе. Я тут никого не знаю.
- Чего же тогда приперся?
- Родню ищу, - признался Зубатый. - Моя фамилия - Зубатый.
- Ну и что? Моя фамилия тоже Зубатый, Иван Михайлович.
- Вдруг мы родственники?
- Однофамильцы, - отрезал тот.
- А если нет?
- Сейчас, доски отнесу, - подумав, согласился мужик. - Только у меня
лодка течет.
Он нес доски вдоль берега, а Зубатый шел за ним по противоположной
стороне, пока он не скрылся во дворе крайнего дома. Появился минут через
десять, в шляпе, спустился к реке, не спеша вычерпал воду из лодки, сел на
весла и поплыл.
На вид это был типичный колхозный начальник шестидесятых годов:
выбритое до блеска морщинистое лицо, пиджак, галстук, шляпа и брезентовый
дождевик - все старое, протертое на сгибах, но выстиранное и наверняка
откатанное вальком. А по возрасту ему было за семьдесят, хотя издалека
выглядел молодо и чем-то напомнил отца, когда тот после освоения
казахстанской целины переоделся из не модного уже к тому времени военного
френча в цивильную одежду, к которой впоследствии постепенно привык, но так
и не научился носить.тарик оглядел его с ног до головы, хмыкнул.
- Вроде и впрямь Зубатый по породе... Ну, садись.ттолкнувшись от
берега, Зубатый прыгнул в лодку и тут же получил матерок.
- Опрокинешь ведь, леший!
- Извините...
Иван Михайлович поворчал и скоро успокоился. Греб он мощно, умело -
видно сразу, на реке вырос и был еще в силе.
- Ну и чей ты, Зубатый? - спросил он.
- Алексея Николаевича сын.
- Какого Алексея Николаевича?
- Возможно, вы его не знаете. Но Николая Васильевича должны знать.
Старик грести перестал.
- И такого не слыхал... Какой-то ты подозрительный, парень.
- Как это? Детский дом здесь был? Ну, или детская колония для
беспризорников?
- А что тебе колония?н не греб, но лодка уже ткнулась в берег. Зубатый
сделал паузу, перевел дух.
- Ладно, а слыхали о Василии Федоровиче Зубатом?
- Что про него слышать? На том краю живет, - он махнул рукой.
- Это мой прадед!
- Кто? Васька прадед?!
- Василий Федорович Зубатый!
- Тебе лет-то сколь, парень? Полста уж всяко есть, а Васька со мной с
одного года! Прадеда нашел...
- Тогда мне нужен другой Василий Федорович, ему должно быть лет сто
десять.
- Ну ты загнул! Столько у нас не живут. Это где-нибудь на Кавказе...
- Неужели здесь не слышали о старце? Высокий, седой, длинная белая
борода, босым ходил...одка ткнулась носом в берег, Зубатый вышел на сушу,
подтянул за цепь. Не бросая весла, старик выбрался из лодки, выгнул грудь и
распахнул дождевик, показывая орден Отечественной войны.
- Все названные тобой граждане в нашей деревне не проживают. Это я тебе
как председатель сельсовета говорю, с сорокалетним стажем. Предьяви-ка
документы!убернаторское удостоверение он давно сдал, в кармане оставался
один документ - члена Совета Федерации, который он и предъявил старику. Тот
вылез на берег, не забыв приткнуть лодку, внимательно прочитал вслух, что
написано, и не поверил, поскольку никогда ничего подобного в руках не держал
и о чиновниках такого ранга представление имел смутное. Однако не испугался,
не смутился, а вернул удостоверение и сомнительно покрякал.
- Кто знает, кто ты есть... Однофамилец.
- Ну так расскажи про моих родственников, Иван Михайлович!
- Что я тебе скажу? Ничего не скажу...
- Говоришь, председателем сорок лет...
- На моей памяти таких не бывало!
- А жестянщики-медники когда-нибудь в Соринской Пустыни жили?тарик
сделал стойку, но тут же хитровато отвел глаза - что-то скрывал!
- Да вроде жили... Кто их знает? Жестянщики... Что-то не помню таких. У
нас гончарня стояла, шорная мастерская, обозный цех...
- А если поточнее? Были медники?
- Дак это еще до революции, и не у нас, а при монастыре были кустарные
мастерские, - Иван Михайлович терял интерес к разговору и помаленьку
отступал к своему двору. - Я что? Маленький был, не помню...убатый пошел за
ним.
- А в каком месте колония стояла?
- Колония? Так твоя родня в колонии была?
- Мой дед там воспитывался, Николай Васильевич.
- Вот оно что, - удивленно протянул старик. - Они ж там все поумирали!
- Кто поумирал?
- Да эти, воспитанники. Мор был!
- Не знаю, мой дед жив остался, потом жил в Липецкой области, оттуда на
фронт ушел и не вернулся...
- Так он у тебя беспризорник был?
- Отец рассказывал...
- Тогда он не наш, не соринский!
- Но фамилия - Зубатый!
- Погоди, если твой дед в беспризорники попал, значит, осиротел?
- Наверное, так...
- Что-то я такой истории в наших краях не слыхал. Как, говоришь,
прадеда звали?
- Василий Федорович.
- Нет, один есть, а второго не помню.
- Хорошо, а где была колония?
- Это не в самой деревне! - чему-то обрадовался старик и махнул рукой в
сторону реки. - Тоже в монастыре располагалась. Километров семь будет
отсюда! Ты иди, иди, там поспрашивай.
- Люди-то в монастыре есть?
- Откуда? Зернохранилище закрыли, так давно пустой стоит.
- У кого же я поспрашиваю? Иван Михайлович направился в свой двор,
Зубатый не отставал.
- Там что, тоже поселок?казавшись во дворе, он неожиданно увидел, что
на верстаке под навесом стоит новенький гроб без крышки.
- Ты иди, иди отсюда! - застрожился Иван Михайлович. - Некогда мне с
тобой!
- Ну, ладно, - согласился Зубатый, - Спасибо за лодку. Может, заплатить
нужно?
- Не надо мне денег, иди!
- А кому гроб мастеришь?
- Хоть бы и себе! - проворчал старик. - Давай, вали, Совет Федерации...