Алексеев Александр. Когда боги спят

- Трудно от хорошего отвыкать, Анатолий Алексеевич?
- Трудно, - признался он. - Щемит на душе... за всю дорогу до
охотхозяйства не обронил ни слова.алов с егерями весь день гоняли лосей с
собаками по чернотропу, устали и спать завалились рано. Зубатый сыграл
подъем в половине первого ночи и заметил: мужики обрадовались, включили
электростанцию, потом газ, начали что-то разогревать, накрывать на стол,
несмотря на возражения.
- Лося нынче много, чужой пришел, - нашептывал простывший и охрипший
Чалов. - Завтра ГТСку заведем и в тридцать четвертый квартал. На вырубах
стоят. Нас прибыло, так загоном попробуем. Водила твой стрелять умеет? Или в
загон его?
- В Чечне воевал...
- Значит, умеет, - с уважением заключил он.
А потом, когда выпили под строганину - лосиную вырезку, мороженую,
мелко нарезанную и пересыпанную луком, Чалова потянуло на философию. Зубатый
сидел среди этих, давно ставших близкими мужиков, слушал их суждения и
впервые за последние два месяца чувствовал себя вольно. И позже, когда егеря
ушли спать (дисциплину охотовед установил железную), Чалов вдруг
разоткровенничался. Он никогда не лебезил перед начальством, а напротив,
придерживался правила, что на охоте все равны, кроме него, начальника охоты,
и Зубатый не раз получал от него нагоняй, если случалось, промахивался, стоя
на номере или вовсе не успевал выстрелить.
- Ну, так твою, разэтак! Мужики работали, гнали на тебя зверя - вон
употели, хоть выжимай, а ты рот разинул и стоишь!
- Я тебе скажу так, - сейчас вещал он. - Любой руководитель должен быть
охотником. Если в человеке нет страсти, азарта, способности выслеживать,
преследовать дичь, прицельно выстрелить, наконец, перерезать горло и снять
шкуру, если ничего этого нет, как он может управлять областью? Если он по
природе не добытчик? И не мужчина? Потому что нас от женщин отличают не
только штаны и борода, но и владение этим древнейшим ремеслом. Даже нет -
инстинктом. Ловля - вот что сделало нас сильными, мужественными и
удачливыми, если хочешь. Ведь на ловца и зверь бежит. Вдумайся в смысл!
Удача идет на истинного охотника.отом он спохватился, проводил Зубатого в
губернаторский вагончик и пожелал спокойной ночи, хотя шел уже пятый час
утра.хота началась неудачно, на третьем километре полетела бортовая на
ГТСке, пришлось спешиться и двигать пешим порядком за девять верст. Первый
загон в квартале оказался чуть ли не пустым, собаки подняли единственного
самца на вырубках, но тот пошел не на номера, расставленные в надежных
местах-переходах, а сначала вдоль них, после чего развернулся и прорвался
сквозь загонщиков.
- Не наш был, - сдерживаясь, заключил Чалов и организовал вторую
попытку.а этот раз уже из другого квартала выгнали корову с двумя телятами
точно на Лешу Примака, но тот хладнокровно рассмотрел, что перед ним матка с
лосятами и стрелять не стал. Начальник охоты обложил его знакомой
заковыристой фразой относительно возраста и сопливости (однажды точно так же
ругался на Сашу) и черт его дернул добавить: мол, с такими спецназовцами,
как ты, мы и проигрываем чеченцам.еша покраснел, отдал карабин Чалову и ушел
вдоль по просеке. Таким образом команда потеряла стрелка, и в следующем
загоне четыре лося проскочили между номерами.хотовед сыграл сбор, отматерил
егерей, попинал собак и повел компанию на базу.а следующий день к всеобщей
радости выпал снег, егеря с раннего утра обрезали ближайшие кварталы и нашли
входные следы стада из шести голов, причем, в километре от базы.
- Это наши! - подпрыгивал Чалов. - Я тебя на такой номер поставлю,
Алексеич! Все на тебя пойдут. Стрелять будешь, как в тире.омер был
действительно удачным, на дне лога, по которому собаки и гнали лосей.
Зубатый стоял на отличной позиции - старой дорожной насыпи, откуда
просматривались все окрестности. Стадо он увидел шагов за двести, звери шли
размашистым шагом, в цепочку, и собаки гнали правильно - висели на следе в
полусотне метрах, отвлекая на себя внимание. Он выбрал момент, когда
направляющая корова будет перед широкой просекой и остальные лоси подтянутся
к кромке леса, встал на колено, вскинул карабин и неожиданно ощутил полное
отсутствие азарта. Ни адреналина в крови, ни стучащего у горла сердца, ни
срывающегося, едва сдерживаемого дыхания. Будто переболел или что-то
изменилось после гибели Саши, не удается или вообще не может расслабиться,
ощутить охотничье торжество и остроту момента. Не зажигается, не горит
душа!н знал, стрелять надо в любом случае, чтобы не опозориться, чтобы не
объясняться потом с мужиками - в конце концов, эти лоси товарные и пойдут им
на зарплату. Он держал палец на спуске и шею ближайшего быка в прицеле -
тридцать шагов, какой будет выстрел! И сознание охотника уже отрабатывало
варианты, кого бить вторым, третьим, четвертым - больше не успеть, если
только в угон... А сердце оставалось холодным, что было хорошо для
охотника-профессионала, но никак не для любителя.обаки поджимали, бык сделал
шаг вперед и рухнул на брюхо. Вторым выстрелом Зубатый отсек заднего лося и,
когда стадо ринулось вперед, к насыпи, бил уже по тем, кого было удобнее
бить.з шести прорвались два, как и предполагал. Через десять минут собаки
драли шерсть на тушах, а его уже поздравляли с полем, хвалили точные
выстрелы, разливали водку, обещали выварить череп с самыми крупными рогами;
Зубатый тоже что-то говорил, выпивал и даже раскраснелся от вина, однако
чувствовал на сердце незнакомый озноб. Может, то же самое и Саша
почувствовал, когда сдал карабин и отказался от охоты? И еще будто кто-то
сказал на ухо:
- Теперь это навсегда.ся охота заняла не больше полутора часов, егеря
остались шкурать лосей, а они с Чаловым отправились на базу, за транспортом.
Чужая "Волга" стояла, приткнувшись к губернаторскому вагончику, и как-то
сразу насторожила Зубатого - кого еще принесло?
- Мать моя, прокуратура пожаловала, - прошептал охотовед. это время из
вагончика показался Савчук, наряженный в генеральский мундир - уж никак не
на охоту пожаловал. Чалов побежал заводить трактор, а сам поглядывал в
сторону Зубатого.
- Ну, и что скажешь? - он пожал руку Савчука. - И здесь нашли. От вас
нигде не спрячешься.
- Поэтому лучше не прятаться, - озабоченно улыбнулся бывший
истребитель.- Потолковать бы надо, Анатолий Алексеевич.
- Толкуй, - Зубатый повесил карабин на дверную ручку. - Как там наше
дело по психиатрической больнице?
- Работаем. Но фактов для возбуждения уголовного дела пока не нашли.
Кляузы все, Кремнин - еще тот фрукт, из чужих диссертаций ворует мысли...
- А что же приехал? Думал, обрадуешь.
- Давайте по свежему снежку прогуляемся. А то этот кабинет... Ехал и
все за окно смотрел... Как охота?
- Охота пуще неволи...
- Свежатинкой угостите?
- Сначала ты чем-нибудь угости. Ведь не пустой приехал?
Прокурор пошел вперед, мимо собачьего питомника, в березовый лес, еще
шуршащий не облетевшей листвой - к холодной зиме...
- Приехал посоветоваться, - не сразу сказал он. - Ситуация в области
выходит из законодательного поля. Если не сказать больше...убатый сразу
вспомнил визит "трех толстяков" - те тоже начали примерно так.
- Меня поставили в известность...
- Замы приходили?
- Приходили...
- Но я, собственно, не с этим приехал, - прокурор шел, как заключенный
на прогулке, руки назад. - В Центризбирком пришла жалоба по прошедшим
выборам. Очень серьезная: подкуп избирателей, агитация в день выборов,
подмена бюллетеней при подсчете голосов. С указанием имен, дат,
избирательных участков. Например, голоса сельских жителей меняли на сахарный
песок. Сначала мешок за пять голосов, потом снизили - полмешка...
- А зачем мне разбираться в сахарном песке? - ухмыльнулся Зубатый. -
Нет никакого желания!
- Вы же понимаете, кто за этим стоит?
- Но мне-то что? Поезд ушел.
- Мы можем возбудить ходатайство об отмене результатов выборов, -
торжественно произнес Савчук, верно, полагая, что проигравший Зубатый сейчас
на колени плюхнется.
- Как хотите, мне все равно, - сказал он. - А если за советом приехал,
то не советую этого делать. Пока еще ни один суд ни разу не отменил итогов.
- Потому что ни один судья не получал веских доказательств нарушения
закона.
Зубатый зашел вперед и встал перед бывшим пилотом.
- Думаю, получал и не один. Только существует негласная директива: при
гладких победах на выборах не возбуждать электорат, не показывать, насколько
гнилую демократию мы строим. Потом, спустя тридцать-сорок лет, можно. Когда
вырастет воспитанное на нынешней эстетике поколение.
Савчук не ожидал подобной категоричности, несколько оторопел, но как
летчик сверхзвукового истребителя, мгновенно принял решение.
- Я помню добро, Анатолий Алексеевич. И я доведу дело до суда и отмены
результатов.
- Ты спроси, мне это нужно?
Савчук ответил, как прожженный прокурор.
- В любом случае, это нужно для установления законности.
Зубатый слега урезал собственную резкость, вдруг подумав, что бывший
летчик может так считать искренне, и все его желания и впрямь продиктованы
слишком прямым пониманием прокурорских функций Они ведь привыкают к четкому
исполнению всех инструкций, иначе можешь погибнуть или просто не взлететь.
Только вот почему он так холодно и неряшливо отнесся к проверке
обстоятельств гибели Саши? Что изменилось за это короткое время? Может,
действительно получил доказательства подтасовки и сообразил, что все может
перемениться? А вдруг Зубатый опять будет на коне?
- А если твоя затея провалится? Крюков тебя сожрет вместе с
генеральскими погонами?
- Подавится, - мгновенно отозвался Савчук. - В жалобе указаны имена
людей, которые работали в его избирательном штабе и готовы дать показания.
Кстати, там есть и некая Кукшинская, проходящая по материалам проверки
обстоятельств гибели вашего сына. Она подрабатывала и лично возила сахар по
деревням. За это ей купили иномарку.н поймал себя за язык и, чтоб не выдать
своего состояния, схватил горсть снега и утер лидо. Поворот был неожиданным,
поведение бесприданницы странным, логика непонятной. Но в любом случае
Савчук вроде бы и в самом деле схватил птицу за хвост. И приехал он не
посоветоваться, а ввести в курс дела, показать, что он с ним, за него и еще
не все потеряно.
- Знаешь, Валерий Николаевич, мне приятно осознавать, что я в тебе не
ошибся. Но извини, я в губернаторы больше не пойду. А вот в одном деле ты
можешь помочь.
- Со всей душой, Анатолий Алексеевич.
- Когда мы в последний раз виделись, я не открыл тебе одной детали, -
подбирая слова, заговорил Зубатый. - Эта Кукшинская живет в моем доме, в
губернаторском доме. Чем-то очаровала и обманула мою жену, вселилась и
живет. Обмануть ее сейчас очень просто, после гибели сына она в таком
состоянии... - ничего не нашел, как повторить слова Маши. - Как собака, у
которой щенков утопили. Готова пригреть и обласкать волчонка...
- Я знаю, - вдруг перебил Савчук. - Но выселить ее просто так
невозможно.
- Почему?
- Потому что Екатерина Викторовна ее прописала в вашем доме.
- Как прописала?..
- Привела за руку в паспортно-визовую службу и потребовала, - прокурор
приподнял и опустил погоны на плечах. - Так и прописали, под остаточным
давлением власти. Знаете, что это такое? Начальника давно нет, а авторитет
или страх сохраняются долго. И это уникальное явление есть только в России.
Опротестовать регистрацию я не могу, выписать и выселить можно только по
решению суда. Хотите посудиться с мошенницей? Испортить отношение с женой?
Зубатый недооценивал бывшего истребителя.
- Конечно, я вызову Кукшинскую по жалобе, побеседую, - поправился он. -
Но освободить от ее влияния Екатерину Викторовну вряд ли получится. И еще,
Анатолий Алексеевич, вы случайно не знаете, где находится Морозова? Все
первичные документы по выборам у нее, вторую неделю не выходит на работу.
Хоть сейфы вскрывай.негурку выдать прокуратуре он не мог ни в коем случае,
потому пожал плечами.
- Не знаю, - детектор лжи зашкалил от собственного вранья.илот был
чувствителен к человеческим приборам.
- А вы ей доверяете?
Этот вопрос напоминал удар в спину...

11

Он никогда не посвящал начальника охраны в суть и причины своих частных
поездок. И в этот раз он ничего не сказал, а лишь назвал конечный пункт
назначения - Малоярославец. И Хамзат ни о чем, как всегда, не спросил, лишь
глянул на карту, как ехать, и отзвонил жене, чтобы скоро не ждала. Похоже,
не зря государи набирали охрану из кавказцев: они умели верно служить, и
служить до конца, даже когда, с точки зрения обывателя, невыгодно и пора бы
уже сдаться новому господину вместе с головой хозяина. В последнее время
Зубатый заново открывал для себя Хамзата, но как человек искушенный,
насмотревшийся на подлость и вероломство, не мог толком объяснить его
преданности. Что это - результат горского воспитания или бывший чекист, не
утративший старых связей и обретший новые, что-то знает и потому держится за
экс-губернатора обеими руками? И чем хуже развиваются события, тем вернее,
молчаливей и безропотнее становится.
Хамзат не знал об их истинных отношениях с Морозовой, по крайней мере,
Зубатый так считал, одновременно понимая, что утаить от всевидящего
начальника охраны, помощников, секретарей и референтов, которые на него
работают, свои личные встречи трудно или невозможно. Было чувство, что он
уже знает, куда они едут и к кому, и оно после восьми часов дороги
неожиданно подтвердилось, когда заехали в притрактовое село и остановились
возле высокой, каменной башни, назначение которой вначале Зубатый не понял,
ибо повсюду видел лишь православные церкви. Оказался минарет, а рядом
новенький мусульманский храм, украшенный в арабском стиле и с полумесяцем на
куполе.
- Анатолий Алексеевич, давай зайдем, - предложил Хамзат, доставая из
своей сумки кавказскую шапочку.
- Зачем? - подивился Зубатый, даже не подозревая о религиозности
начальника охраны.
- Сейчас как раз вечерний намаз.
- Нет уж, ты иди, а я не пойду.
- Почему не пойдешь?
- Я ведь не мусульманин.
- И не христианин.
- Но это мне ближе...
- Я вижу, ты Бога ищешь?
- Ищу?
- Конечно, ищешь. - блеснул взором Хамзат. - Только христианства тебе
мало, не подходит. Ты сам большой человек, а вера тебе короткая, тесная.
Зайдем в мечеть, посмотришь, послушаешь.
- Но я не понимаю языка, - слабо воспротивился Зубатый. - Что я услышу?
Там ведь на арабском служат?
- Все поймешь, услышишь, только душу открой. А не откроется, головой
подумай, почему слуха нет, глаз нет?
Он еще колебался, однако любопытство брало верх - никогда не был в
мечетях.
- Я же неверный, - усмехнулся настороженно. - Говорят, не впускают...
- Говорят, в Москве кур доят, - русской пословицей ответил начальник
охраны. передней Хамзат сбросил туфли и почти приказал:
- Снимай обувь.
Зубатый разулся, пошли в носках по каменным плитам в зал, где
полукругом стояли, а точнее, сидели на коленях несколько стариков и людей
средних лет. Пристроились сбоку, и Зубатый услышал легкий ропот крайних,
однако Хамзат бросил лишь одно слово, возможно, на арабском, и все
прекратилось. Потом вышел священник в белой чалме и обыкновенном костюме,
открыл книгу и начал читать. Ни икон, ни свечей, ни кадила - одна
непонятная, звучная стихотворная речь, возгласы и ответные возгласы
молящихся. Первые десять минут он пытался сосредоточиться, вникнуть в обряд,
услышать и ощутить некую его святость, но слышал и ощущал лишь восточные
ритмы и гортанный голос - почти как в православном храме: Христос воскресе -
воистину воскресе...
Потом до конца службы стоял и думал, что он - типичный продукт
безбожного времени, случайно попавший в некий исторический период поиска
Бога. Как во времена Владимира, который прежде чем принять христианство,
испытывал веры. А поиск - это еще не сама вера и не религиозность - скорее,
попытка через обряд, через строгое и точное его исполнение приобщиться к
идеологии и, может быть, обрести относительный покой. То есть человек в
конечном итоге думает о себе, а не о Боге. Он испытывает веру, он выбирает,
и это уже есть ложь, ибо вера - явление, изначально лишенное права выбора.
Она есть или ее нет.н вышел из мечети с таким же чувством, как выходил из
православных храмов - без ощущения покоя и благодати. Ничто не сотрясло
душу, не пронзило ее божественным дыханием; и те, кто приходил совершать
намаз, тоже выходили с обеспокоенными лицами и уже переговаривались и
переругивались по-русски - механизаторы и доярки спешили на колхозную ферму,
где закончилось сено и придется опять давать солому...амзат ни о чем его не
спросил - своим пронзительным чекистским оком все увидел, а скорее всего,
сам находился в состоянии испытания веры и отлично понимал, что происходит.
- Бог нас не слышит, - заключил он. - Безбожники мы.
- Может, они спят, боги? - предположил Зубатый.
В любом случае, начальник охраны укрепился и вел машину почти до утра,
пока не приехали в Малоярославец. Зубатый дремал и, когда вскидывал голову,
видел напряженное и сосредоточенное лицо Хамзата.
- А пожалуй, спят, - сказал он однажды. - Как бы тогда терпели, видя,
что на земле делается.становились в местной полупустой гостинице, едва
достучавшись до дежурной, и когда расходились по номерам, Хамзат неожиданно
подтвердил догадки Зубатого.
- Я завтра с тобой пойду.
- Куда?
- В монастырь, - сказал уверенно.

Встали около одиннадцати, наскоро умылись, позавтракали и отправились
пешком. Свято-Никольский монастырь отыскали скоро, вернее, пока еще его
исторические ворота с надвратной иконой Богоматери. Тут же рядом оказалась
женщина с одутловатым лицом, самодеятельный и добровольный гид. Она
рассказала, как в эту чудесную икону французы стреляли из ружей во время
знаменитого сражения под Малоярославцем, но попасть ни разу не смогли, пули
ложились рядом и до сих пор видны следы - их не заштукатуривают, чтоб люди
помнили о чуде.
- А что часто тут чудеса случаются? - спросил Зубатый.
- Как же! Явление Божьей матери тем же французам было, они испугались и
побежали. Господь это место держит под неусыпным наблюдением.оворила очень
чисто, культурно, выдавая свое прошлое воспитание.
- Значит, боги не спят? - спросил Хамзат. Женщина задумалась,
поддергивая концы платка, после чего тяжело вздохнула.
- Знаете что? Дайте на бутылку и идите-ка отсюда!убатый дал ей денег,
на что Хамзат блеснул взором и замахал руками.
- Зачем дал? Это не женщина! Не человек! Зачем пьет? Женщина не может
пить вино!
Сам монастырь стоял на склоне холма, и его территория, от центральных
ворот до развалин на задворках, была покатой, и лишь возле палат игуменьи ее
выровняли и превратили в клумбы, на которых еще торчали помороженные цветы.
Встретила их монахиня средних лет, как выяснилось, мать-экономка, выслушала
и пообещала спросить настоятельницу, примет ли она и когда.
Хамзат получил разрешение осмотреть монастырь и, чтобы не мешать, сразу
же отправился вдоль крепостных стен, а Зубатый остался на скамейке среди
клумб. Он сидел и высматривал Снегурку, однако все женщины, молодые и
старые, обряженные в черное, казались на одно лицо. Были тут и совсем
молоденькие, в серых, бесформенных одеяниях - то ли прислуга, то ли
послушницы, ходили мимо туда-сюда, таскали ведра, что-то копали на заднем
дворе и пробегая мимо, стреляли глазками на чужака, тогда как женщины в
черном передвигались, не поднимая взора.убатый просидел около часа в
ожидании приема настоятельницей, однако быстрее вернулся Хамзат.
- Я видел ее.
- Кого?
- Морозову. Она здесь, в коровнике навоз чистит.
Он знал, к кому ехал Зубатый! И сейчас просто в разведку сходил...
- Ты что, разговаривал с ней?
- Зачем разговаривал - так видел.
- Ну иди, погуляй еще.
Игуменья вышла к нему через два часа - женщина за пятьдесят, веселая,
улыбчивая и взгляд открытый.
- Что же вы на улице-то? - спросила так, что он сразу простил долгое
ожидание. - Вас не пригласили в помещение?
- Мне здесь было хорошо...
- С чем же вы пришли?
- У вас находится женщина, Зоя Павловна Морозова...
Веселость настоятельницы вмиг улетучилась.
- Кто она вам?
- Сотрудница, работала председателем избиркома...
- Что вы хотите?
- Встретиться, поговорить. Остались незавершенные дела и вопрос о ее
работе...
- Сейчас с ней лучше не встречаться, - заявила настоятельница. - Да и
вряд ли она сама пожелает. А с работой... Да, я понимаю, но все равно взяла
ее. Через некоторое время приедет и уволится.
- Что с ней случилось? - Зубатый не знал, как продолжать разговор.на
ответила неопределенно:
- Что?.. А что случается с людьми в безбожном мире?
- Где же ее внучка?
- У нас в приюте.
- Все-таки, что произошло? Я знаю Морозову тридцать лет, всегда была
честным, верующим человеком...
- Не нужно это обсуждать, - перебила настоятельница. - У нее сейчас
очень тяжелый период...
- Могу ей чем-то помочь?
- А вы хотите этого?
- Она близкий мне человек.
- Ну что же... - она потеребила четки. - Идемте со мной.
И только шагая за этой царственной женщиной, он наконец-то понял, что
Снегурка ушла в монастырь. В общем чего-то подобного следовало ожидать, но
почему именно сейчас? Что все-таки произошло? Долгая болезнь внучки или
обстоятельства, связанные с юродивым старцем?орозова уже вычистила коровник
и теперь бросала навоз на разболтанную, хлипкую тележку, в постромки которой
была запряжена краснолицая девица лет двадцати в сером балахоне. Снегурка
даже головы не подняла и ни на секунду не оторвалась от работы, однако
девица кинулась к игуменье, поклонилась, сложив ладошки ковшиком.
- Благословите, матушка!
- Где остальные? - строго спросила настоятельница.
- А Вечерка загуляла, так к быку повели! - с удовольствием объяснила
послушница.- Матушка Антония велела...
- Что, все втроем повели?
- Ну да! Интересно же посмотреть!гуменья оставалась невозмутимой.
- А что же ты не пошла?
- Я уже видала, - без утайки и как-то по-детски объяснила она.
- Ладно, ступай.
Та натянула постромки и поволокла телегу на огород.
Снегурка при этом безучастно и ловко орудовала вилами - знакомая
работа, приходилось на конезаводе, когда конюхи запьют...
- Зоя, подойди ко мне, - мягко попросила настоятельница.на воткнула
вилы и приблизилась шага на три, склонив голову.
- Вот этот человек хочет помочь тебе. Примешь?
Морозова ни разу не взглянула на Зубатого, казалось, кто пришел к ней,
не знала, однако согласилась.
- Приму...
- Вот и славно, - вдруг снова улыбнулась игуменья и ушла из коровника.
- Что случилось, Снегурка? - тихо спросил Зубатый. - Мне отец Михаил
сказал...
- Что и должно было случиться, - глядя в землю, отозвалась она. - И так
долго терпела. Теперь думаю, лет десять бы назад опомниться да бегом сюда,
навоз чистить...
- Ничего не понимаю...
- Да что ты не понимаешь, Толя? - вроде бы рассердилась она и тут же
зажала себя. - Все время думала, догадываешься...
- О чем, Снегурка? Ты с ума сошла! Ты что себя мучаешь? За что? Я все
время думал, ты святая! А на тебя горе валится!
- Потому оно и валится. Я, Толя, грешница великая, все в наказание мне.
Хорошо,, что ты пришел, расскажу. Мне будет тяжелее, но зато и помощь будет.
- Может, не нужно рассказывать?
Она прихромала поближе и встала, отшелушивая навоз с растрескавшихся
рук.
- Я еще в институте в церковь приходила, из любопытства, - заговорила,
по-прежнему не поднимая глаз. - Меня увидели там, сообщили в деканат...
Пришел человек и сказал: или ты будешь ходить в церковь и рассказывать нам,
что там происходит, или вылетишь из вуза и комсомола. Я тогда, Толя, еще не
верила, пустая была и согласилась...
- Все, замолчи! - оборвал он. - Это неправда!
- Да, да, лгу. Не потому согласилась.
- Извини, я сейчас уйду.
- А ты послушай, это мне надо. Не потому я согласилась. Все кругом были
красивые, здоровые, всех любили, а я страшненькая хромоножка, никто не
смотрел. А если и смотрели, то как ты - дружески. Товарищ Морозова,
Снегурка... Кто видел, как мне холодно, как я мерзла от одиночества?..
Ходила, молилась и слушала, что говорят священники... И так незаметно к вере
пришла. У каждого своя дорога к храму... Теперь ты знаешь мою мерзость, и
мне будет еще труднее. А это и есть помощь...
- Да какая же это помощь? Знал бы, не поехал!
- Меня юродивый старец на это подвиг. Не тебе был знак - мне. Пора
грязь из души выскребать...
- Я тебя не узнаю, Зоя!
- Скоро и вовсе не узнаешь. Так что больше не приезжай. На работе
скажи, приеду - уволюсь. Уговорила матушку взять, я ведь еще от мира не
освободилась. Мне с сестрами три года жить нельзя, так она меня в стенную
башенку пустила...н не знал, о чем говорить, стоял и смотрел на нее, пока не
нащупал в кармане пальто лампадку.
- Это тебе, - сказал, протягивая сову на ладони, будто игрушку
ребенку.негурка глянула искоса, мельком и оценила эту вещицу, но опустила
глаза.
- Роскошь это... Нельзя.
- Лампадка из монастыря, где был самый строгий устав. Какая же это
роскошь?
- Она красивая. А что красиво - мне не полагается, отвлекать будет...
Тем временем краснолицая послушница прикатила пустую тележку и
уставилась на Зубатого. Снегурка взяла вилы, шепнула - прощай (или
почудилось?) и стала метать навоз...
* * *
Несколько дней Зубатый никого, кроме Хамзата, не впускал, не отвечал на