Страница:
встал, облокотившись на подоконник.
Ему только что исполнилось знаменитых тридцать три года. Тип лица у
него был моложавый, подростковый, плохо росла борода и, видимо, зная об
этом, он все время старался быть серьезным, смотрел чуть исподлобья,
держался степенно, независимо и все равно отовсюду торчали мальчишеские уши.
За четыре года в Думе он пообтесался, научился носить дорогие гражданские
костюмы, говорить складно, жестко, с холодным лицом, хотя заметно умерил
неумеренные пыл и страсть.убатый отлично помнил его, когда Крюков поднимался
из народных глубинных пластов к свету своей политической звезды, вернее,
поднимали его всем областным миром, чтобы противопоставить двум криминальным
авторитетам из разных группировок, оказавшимся кандидатами в одном округе.
Командиры производства, чиновники и интеллигенция уже не вызывали доверия у
людей, поэтому расчет сделали верный, и начальник клуба из танкового полка,
расквартированного за чертой города, человек из офицерских низов, прошел с
хорошим отрывом.равда, потом Зубатый в сугубо личной беседе предупредил
Крюкова, чтобы он больше никогда и нигде не говорил, что отец его -
алкоголик, и парень с детства карабкался и пробивался сам. Конечно, это
обстоятельство сработало во время встреч с избирателями, сблизило с народом,
возможно, повлияло на доверие: мол, он такой же, как мы. И хорошо, не
нашлось никого, кто дал бы ему тем же салом по мусалам: дескать, ты что же,
сын алкоголика, законы нам станешь сочинять? Или хуже того, подвернулась бы
злоязыкая бабенка и отчихвостила красноухого лейтенанта, чтобы уважал отца,
каким бы он ни был, не позорил принародно и не зарабатывал себе на этом
очки. В общем, Зубатый все это популярно объяснил, молодой депутат бледнел,
краснел, каялся и обещал исправиться.корее всего, урок этот оскорбил его,
остался незарастающей раной на самолюбии, ибо уже через год Крюков встал в
оппозицию губернатору. Упрямство, ловкость, напор и трезвый прагматизм
бывшего начальника клуба, его чистая победа во втором туре - все это
Зубатому даже нравилось, и хотя червяк грыз, что молодой обошел, но ведь
когда-то это должно было случиться. А потом, после гибели Саши, смысл и
азарт борьбы спал до безразличия, свое поражение он расценивал как
освобождение от тягостной обязанности что-то говорить и обещать людям.
ладно, все бы ничего, но то ли урок впрок не пошел, то ли имиджмейкеры
перестарались, а может, просто в отместку Зубатому, Крюков и в эту кампанию
не стеснялся и даже бравировал своей родословной. Тут бы со стыда сгореть -
а он по телевидению снова обличал отца, рассказывая, как родитель бил его
головой о стену, и самое удивительное, его слушали, жалели и не находилось
человека, который бы ткнул его носом: дескать, коли головой били, все ли
сейчас с ней в порядке? А то, может, врачу показаться?убатого подмывало
публично проговорить эти слова, и команда подталкивала врезать сыну
алкоголика. Из военного училища даже получили справку о том, что за период
учебы его четырежды отправляли в госпиталь по причине повышенной нервной
возбудимости, проще говоря, от волнения начинал трястись и заикаться, но
отчислен не был опять же из-за своего трудного детства. Несколько раз
Зубатый решался и отказывался в последний момент, и не потому, что это бы
выглядело не совсем чистоплотно с человеческой точки зрения: все-таки
соперник еще молод и неопытен, а он старый аппаратный игрок и для него это
вроде как запрещенный прием. Смущало и приводило к растерянности другое -
полное отсутствие у избирателей иммунитета ко лжи, ибо становилось ясно, что
"трудное детство" - хорошо проработанный прием, а примитивные способности к
анализу атрофировались, исчез "задний ум", которым был силен русский
человек, но неистребимо чувственное мировосприятие, когда разум спит
глубоким сном. То есть брошенный старый лозунг "голосуй сердцем" работал,
как кремлевские часы. другой стороны, это неплохо и говорит о том, что,
несмотря на унижение, ограбление, нищету и прочие передряги последних лет,
люди не озлились и все еще остаются чистыми, непорочными и сострадательными.
В переводе на язык современного мира - безумными. здесь была его, Зубатого,
вина: за десять переходных лет, сидя в губернаторском кресле, он обязан был
подготовить и перевести население в мир новых понятий, идеалов и ценностей.
Но как-то не поворачивался язык открыто сказать, что теперь человек человеку
- волк, а не товарищ и брат, как он говорил в комсомольской юности...еперь
пришел молодой энергичный прагматик, способный устранить его недоработки и в
считанные месяцы поправить положение, ибо обладает доверием того самого
безумного населения.стретив гостей, Зубатый вернулся в кресло и как ни в чем
не бывало стал перебирать в столе бумажки и вещицы, накопившиеся за эти
годы. Крюков полюбовался пейзажами города из одного окна, потом из другого -
непохоже, чтобы радовался видами из своего будущего кабинета, что-то его
томило, и он явно не знал, как начать.разу же после победы вновь избранному
губернатору до официального вступления в должность выделили помещения в
старом здании, где сам попросил. Он собрал небольшой аппарат из своей
команды и теперь сидел, примеряя хомут, оглобли и рабочую, без лент и
бубенчиков, дугу. Зубатый не вмешивался, да и после трагедии не до этого
было; и сам победитель на удивление проявлял такт, не приставал, работая с
заместителями, которые, по некоторым сведениям, уже зондировали почву
относительно своей судьбы.
- Анатолий Алексеевич, у меня есть две новости, - он вроде бы пробовал
шутить, но как-то невыразительно, потому как улыбка была не настоящая. -
Одна хорошая, вторая плохая. С какой начать?убатый оставил бумажки.
- Хочется положительных эмоций.
Крюков придвинул стул и сел на посетительское место. По тому, как тянул
длинную паузу, можно было догадаться, что собрался выдать какую-нибудь
гадость.
- Отлично, - улыбнулся лишь тонкими губами, а глаза оставались
холодными. - У вас есть желание остаться на месте губернатора? Признайтесь,
ведь нелегко уходить после десяти лет?
- Нелегко, - признался он. - Но желания нет.
- Я бы уступил вам.
- Юмор принимается. Что дальше?
- Это я вам серьезно говорю.
- Тогда вы просто великий оригинал.
- Ну, хорошо. Это шутка, извините, - он спрятал глаза. - Предлагаю вам
должность вице-губернатора. Прошу вас, не спешите с ответом. Есть время
подумать.
И это он считал хорошей новостью! Неужели серьезно намеревался
облагодетельствовать, проявить снисхождение к побежденному сопернику? Или
что-то придумал? Например, таким образом заполучить тяглового мерина?
- У вас же есть господин Межаев? - наигранно изумился Зубатый. - Спит и
видит это место.
- Межаев еще не дорос, я считаю.
- А мне все время казалось, перерос...
- Он знает свое место. А на этой должности хотел бы видеть вас.
- Спасибо, я отказываюсь без раздумий, - бесцветно произнес Зубатый. -
Чтоб не путаться у вас под ногами. Я старый комсомольский вожак, а сейчас
нужны новые мысли.
Он не стал настаивать и уговаривать, принял к сведению и почему-то
обеспокоился.
- В таком случае, плохая новость вытекает из хорошей. Предлагаю
отложить инаугурацию на одну неделю.
- Не вижу оснований, - сухо сказал Зубатый.
- Объясняю, - он еще чем-то был недоволен. - Я привлек экспертов из
Москвы, начал изучать финансовую и экономическую ситуацию в области и пришел
к выводу, что здесь не все благополучно. Прежде, чем вступить в должность,
мне потребуется несколько проверок и экспертиз, а это займет время. первый
миг мелькнула мысль - он что, намерен подтянуть его под уголовную статью?
Запугивает, чтоб согласился на унизительную должность вице-губернатора? А
зачем еще нужны проверки? противовес своим согражданам у Зубатого было
гипертрофированное чутье ко лжи во всех ее проявлениях, отчего он глубоко и
тихо страдал, ибо жил в пространстве, где она, эта всесильная ложь, имела
три измерения, и уровень правды оценивался по тому, какой процент вранья она
содержит, а высота благородства - по тонкости и качеству неправды. Так вот,
глядя на Крюкова, он почти сразу ощутил тонкую шелковую нитку лжи, которой
были прошиты все его слова, и настолько искусно, что скрадывалась конечная
цель.
- Финансовые проверки можете сделать, вступив в должность, -
отпарировал Зубатый. - Мои грехи - это мои грехи, к вам не пристанут, и
скрываться я не намерен.ероятно, Крюков не ожидал столь резкой отповеди,
рассчитывал на компромисс и на минуту растерялся.
- Анатолий Алексеевич, это в ваших интересах - без проблем передать
хозяйство.
- Принимайте - передам! Хоть сегодня.
- Если бы вы согласились на мое первое предложение, никаких вопросов не
стояло бы вообще.
Все-таки ему нужен был пахарь, черносошенный крестьянин...
- Что-то я не понимаю вас, - усмехнулся Зубатый. - Все время стремились
к власти, а когда она оказалась в руках, возникают какие-то вопросы... Вы
что от меня хотите?
- Перенести срок инаугурации.
- Да ведь я здесь не распоряжаюсь. Обязанности исполняет Марусь, все
вопросы к нему. Я человек уже посторонний, пришел вот личные вещички
забрать, мусор из стола выгрести.
- Что вы мне говорите? - вдруг вскричал и сразу же осадил себя Крюков.
- Марусь без вас не принимает ни одного решения. Департаменты все вопросы
согласуют с вами. Так кто здесь распоряжается, уважаемый Анатолий
Алексеевич?
- Согласен, определенная инерция существует, - признался Зубатый. - Но
это естественно при передаче полномочий, многие проработали со мной все
десять лет, сказывается сила привычки. Не вижу причин для паники. Тем более,
нет смысла откладывать инаугурацию. Приходите и работайте.
- И все равно я вынужден перенести срок!
- Ваше право. Я сейчас же покину помещение.
Он вскочил и тут же сел, видимо, спохватившись, что ведет себя по
мальчишески слишком эмоционально.
- Я просил бы вас не делать этого.
- Что не делать?
- Покидать... Уходить. Я пришел не для того, чтобы выставить вас.
Наоборот, и это прозвучит неожиданно: попросить остаться до инаугурации. И
продолжать... скажем так, консультации исполняющего обязанности губернатора
и руководителей департаментов.
Он говорил правду, чему Зубатый тихо изумился. Ошибиться он не мог,
если только у этой правды не было какого-нибудь слишком изощренного вранья.
Но тогда где бывший армейский завклубом научился так блестяще, с
убедительностью поистине кремлевской, лгать?
- Заместители с работой справляются, не вижу смысла в таких
консультациях, - отчеканил он.
- Я никому из них не доверяю, - заявил Крюков. - И более всего, Марусю.
Они при вас работали хорошо, а сейчас каждый готовит себе базу, запасные
позиции. И есть факты.
- А мне вы доверяете? - Зубатый не мог да и не хотел скрывать сарказма,
однако тот не услышал или услышать не пожелал.
- Вам доверяю.
- Спасибо, но я вынужден отказаться, не называя причин.
Крюков встал, задвинув стул, застегнул пиджак и сделал знак доверенным
лицам. Те по-солдатски четко удалились за дверь.
- Да, мои проверяющие работают, и им требуется время, - заговорил он,
глядя в стол, - И вместе с тем, должен сказать откровенно, мне лично нужна
неделя отсрочки. Дело в том, что тяжело заболела мать. И мне необходимо
вывезти ее из Кемеровской области. Самому лично, надеюсь, понимаете, почему.
Да и она просто ни с кем не поедет... Вывезти сюда на жительство и
организовать хорошее лечение. Здесь я это могу. Там она не протянет и
месяца.а последних фразах он стал заикаться, часто заморгал и слегка
искривился рот - видно, задавливал в себе слезы и пытался справиться со
своим лицом, вышедшим из повиновения. Этот его физический недостаток, скорее
всего, и был следствием отцовских истязаний. Крюков его стеснялся, все время
тщательно скрывал, однако на удивление, его гримасы и внезапное искривление
лица очень нравились женщинам. Они говорили, будто все это создает редкий,
мужской шарм, делает лицо мужественным и сильным, дескать, сразу видно, что
этот человек много чего пережил, а потому должен быть благородным и
снисходительным. А некоторые, склонные к физиономистике женщины вообще
утверждали, что внешний физический недостаток Крюкова - признак еще не
раскрытой гениальности.
- Что ж ты сразу не сказал? - проворчал Зубатый, смиряя желание
оттрепать его за оттопыренное красное ухо. - Конечно, езжай! Потерплю я
неделю...
- Благодарю вас, - он по-военному развернулся и пошел было к двери, но
что-то вспомнил, замялся. - И еще... Личная просьба. Не могли бы вы уехать
из губернаторского дома к моему возвращению? Хотелось бы привезти маму сразу
на место...
- Съеду, - пообещал Зубатый. глядя ему вслед, подумал, что надо бы при
случае спросить у Снегурки, если Бог наказывает отца с матерью через детей,
то бывает ли наоборот? Чтоб наказывал детей через родителей?
Ждать Снегурку долго не пришлось, случай представился через минуту,
едва Крюков покинул кабинет. Должно быть, в администрации уже знали о
приезде Зубатого, и выстроилась своеобразная очередь. Зоя Павловна отворила
дверь и осталась на коврике для нагоняев.
Тогда, расставшись у памятника лошади, они не договаривались о встрече,
Зубатый ни о чем ее не просил, поскольку с такой же гипертрофированной силой
чувствовал правду. Известие о кричащем юродивом старце возле старого здания
администрации его не то чтобы поразило или шокировало - вызвало глубокое
чувство потери, сравнимое разве что с потерей сына. В этом состоянии он и
ушел от памятника, даже не попрощавшись со Снегуркой. вот она стояла,
виноватая, напряженная, бледная, хотя и раньше не отличалась здоровым цветом
лица, с редкими волосиками, зачесанными назад, бесцветными бровями,
ресницами и заострившимся носиком, как у покойника.
- Извини, Толя, я к тебе по поводу нашей психиатрической
больницы...убатый после замешательства вскочил, увел в комнату отдыха, чуть
ли не насильно усадил в кресло, и все равно она осталась натянутой и
скованной, словно замороженная изнутри. Только для порядка спросила:
- Ну, как съездил?
- Нормально...
- Как там отец?
- Процветает...
- Старец, Толя, десять месяцев содержался в отделении, где раньше была
детская лесная школа, - вдруг заговорила она без всякой подготовки. - Место
там называется Лыковка, и речка... Это не далеко от твоей дачи. Там до сих
пор находятся женщины и все престарелые больные... Он и в больнице твердил,
что приходится родственником и все рвался к тебе. Ему начали колоть
препарат, но это не помогло... Да, кстати, твой отец что сказал? Может он
быть прадедом? Ты ведь за этим ездил?
- Не может, а есть. И имя ему - Василий. Только меня смущает... И
возраст, и еще... Откуда он взялся? Где жил?
- Этого я, конечно, не знаю, - она помялась. - Но я разговаривала по
телефону с одним доктором, который его очень хорошо помнит. Может слышал
фамилию - Кремнин, Сергей Витальевич? Он в областную думу баллотировался, но
не прошел...
- Не помню... Где сейчас старец? - поторопил Зубатый.негурка
окончательно смутилась, растерялась, что с ней случалось редко, и
заговорила, будто скрывая внутреннее негодование.
- Договорилась с главврачом, приеду и сама почитаю историю болезни,
поговорю с персоналом, а он поднимет документы и установит, куда перевели
старца. Ты можешь не верить, но он действительно святой и его многие
запомнили. Не только Кремнин и санитарки, но даже больные... Никаких
вопросов не возникало, главврач любезный был... И надо было сразу же ехать!
А у меня внучка заболела... Вчера звоню, а он, так вежливо... отсылает в
департамент здравоохранения. И ничего не объясняет. Чувство, будто с кем-то
проконсультировался, подстраховался и получил взбучку... Пошла к Шишкину, а
он как всегда, руки вверх - распоряжений не давал и вообще ничего не знаю...
Толя, меня катают, как мячик, обидно, но не в этом дело. Ладно, если пошла
новая метла... А если медики хотят что-то скрыть?
- Что у тебя с внучкой? - спросил он.
- Ничего, температура. В детском саду опять инфекция, ОРЗ...Толь, нажми
на Шишкина, он тебя боится, увернуться не посмеет. Здесь что-то нечисто!
Даже очень грязно, я чувствую.ачальника департамента здравоохранения Зубатый
знал все с той же комсомольской юности, когда тот еще был секретарем
первичной организации второй городской больницы и звали его просто
комсомолец Коля Канторщик. Чиновником он считался неплохим, обладал
артистизмом, юмором, но человеком был на редкость неудачливым и больше всего
из-за желания схитрить, объегорить, зайти с черного хода, когда перед тобой
распахнуто парадное. Он страдал из-за своей еврейской фамилии Канторщик,
решив, что с ней высокой карьеры не сделать и потому, заключая брак, взял
фамилию жены, таким образом став Николаем Дмитриевичем Шишкиным. Продвинулся
с ней до главного врача и понял, что прогадал, поскольку времена изменились
и с "девичьей" фамилией расти стало легче. Вернуть же назад ее никак не
удавалось, скорее всего, из-за тайного сговора заведующей ЗАГСом, городским
архивом, потерявшим документы, и начальником паспортно-визовой службы,
который уверял, что нашел документы, где значится, что Канторщик - фамилия
не родовая, а взятая отцом Николая Дмитриевича в двадцатых годах, вероятно,
тоже из карьерных соображений. Рассказывали байку, будто главврач сам себе
даже обрезание сделал, поскольку мечтал перебраться в Москву, где вроде бы
нашел ход в нужное управление министерства. И когда вернулся из самовольной
отлучки, с "прослушивания", и пришел каяться, возмущался трагично и весело.
- Слушай, Алексеич, ну как жить бедному человеку с фамилией Шишкин?
Представляешь, захожу на этот консилиум, а там одни жиды! Тель-Авив,
кнессет! Я и картавил, и на иврите базарил, и на идише - сидят, глаза
выпучили. Фотографии показывал: вот мой папа, вот мама, вот тетя, и анфас, и
в профиль, никакой реакции. Ну, хоть штаны перед ними снимай!осле Чернобыля
он все-таки сделал карьеру на том, что устраивал экологические походы и
бунты возле закрытого города-спутника, где располагался Химкомбинат. Толку
от этого не было, монстр остановиться не мог, равно как и невозможно
изменить вредный технологический процесс, однако еще в советские времена шум
поднялся на всю страну, и Шишкина на плечах демонстрантов внесли на место
начальника здравотдела облисполкома, где он стал фигурой
харизматической.оброжелатели доложили, что Шишкин уже трижды проскальзывал в
старое здание, на прием к перебежчику Межаеву, который диктовал в штабе
кадровую политику, и будто бы возвращался вдохновленный. Возможно, потому не
захотел помочь Зое Павловне, и первую просьбу заглянуть к экс-губернатору
проигнорировал. Не сориентировался в обстановке, не успел узнать о
карт-бланше, который ему только что вручил Крюков, решил лишний раз не
светиться в коридорах и приемной у Зубатого. А тот сам пришел к Шишкину,
застал его врасплох и обескуражил до крайности: кажется, медик еще не
определился, как вести себя и разрывался на части. Однако изобразил радость.
- Ну, как съездили, Анатолий Алексеевич? Как там Сибирь?...
- К вам обращалась Зоя Павловна и получила отказ, - недоуменным тоном
сказал Зубатый. - Что-то я ничего не понял, Николай Дмитриевич.
- Она интересовалась вопросом, не входящим в ее компетенцию, -
сориентировался Шишкин. - И я не отказал! Я сам не имел информации.
- Морозова выполняла мое личное поручение.
- Ваше? - будто бы изумился он, а сам лихорадочно соображал, как себя
вести.
- Мое.н окончательно стряхнул растерянность, широко развел руками.
- Ну, Анатолий Алексеевич, не знаю! Вы поступили легкомысленно. Зачем
посылать Морозову? Пришли бы сами, и мы бы все решили... Не понимаю, зачем
вам потребовались медицинские документы на этого бродяжку?
Ничего подобного он себе никогда не позволял, и если у Зубатого были
просьбы, даже не касающиеся его лично, - устроить в больницу какую-нибудь
бабулю, ребенка из глухой деревни, подбросить бесплатных лекарств для
отдаленной поселковой больницы - то выполнялись немедленно и без лишних
слов. Вероятно, Шишкин получил заверения Межаева, что войдет в новое
правительство и экс-губернатор больше не нужен: ведь наверняка получил
всестороннюю информацию, знал, о каком "бродяжке" идет речь и откровенно
хамил.
- Вот я и пришел сам, - смиренно сказал Зубатый. - Решайте, желательно,
в моем присутствии. Шишкин рассмеялся с холодными глазами.
- Займитесь чем-нибудь другим, Анатолий Алексеевич! Психушки, мученики
совести, бродяги - отработанный материал. Сейчас уже не проходит. Я понимаю,
вам нужно за что-то зацепиться, заняться чем-то конкретным, важным для
общества. Ну, почему обязательно нужен дом страданий и его обитатели? Почему
такие крайности? Насколько я помню, вы любите коней? Так вам и карты в руки
- возродить племенное поголовье. Был бы у вас пенсионный возраст, я бы
посоветовал возглавить общество потребителей.то было явным издевательством,
но не над ним лично и не с целью оскорбления - Зубатый слишком давно и
хорошо знал Шишкина. Таким образом он пытался выкрутиться, отшить
экс-губернатора, и если пошел на такие крайние меры, значит, не хочет или
боится подпускать кого-либо к теме психбольницы.
- Распорядитесь, чтобы дали возможность ознакомиться с историей
болезни, - внешне невозмутимо потребовал он. - Дело-то пустяковое.
- На первый взгляд - да. - Шишкин поднял палец и завертел глазами -
что-то не учел и теперь начнет пятиться назад. - Но оказалось не такой уж
это пустяк. Я отлично помню этот случай. Лет восемь назад, верно? Старик под
окнами выкрикивал вашу фамилию. Да, типичная шизофрения... Хорошо, только
ради вас, Анатолий Алексеевич. - Шишкин положил перед ним бумагу и ручку. -
Напишите заявление, попробуем отыскать. А в качестве мотивации... Скажем,
был депутатский запрос.
- Что отыскать? - из последних сил сдерживался Зубатый.
- Историю болезни. Придется делать запрос в Минздрав, нужны основания.
Вы полагаете, я сейчас достану из стола и все вам покажу? Нет, больного
перевели за пределы области, разумеется, вместе с историей. Нужно набраться
терпения, дело не скорое. И если учесть, что пациент психически болен, не
адекватен, не имеет гражданских документов... И не известно, жив или
нет.етектор лжи у Зубатого зашкаливал, как всегда в таких случаях вызывая
гнев.
- Если так сложно, то пожалуй, не хлопочите, - однако спокойно сказал
он. - Правда, дело того не стоит. ушел неторопливой походкой скучающего
бездельника.уководитель департамента не должен был, да и по своему положению
не мог знать ничего о судьбе безымянного, безродного старика, попавшего в
местную психушку, даже если он подходил и кричал возле администрации. Таких
крикунов, буйных ходоков, бивших стекла, молодых и старых отчаявшихся людей
в разное время милиция увозила десятками, не исключено, кто-то из них и в
больницу попадал, а вот поди же ты, Шишкину запомнился именно этот старец!
Зоя Павловна, работавшая тогда еще в городском управлении административных
органов, и то не сразу вспомнила о юродивом. В рядовое дело вникать чиновник
высокого ранга не станет, а он в свое время вмешался и теперь пытался
перекрыть доступ к информации, запретив главврачу показывать какие-либо
документы - значит, тут действительно было нечисто.ернувшись в кабинет,
Зубатый пометался из угла в угол, вдруг физически ощутив замкнутое
пространство. Даже если сейчас заявиться в больницу, ничего не получится:
директива спущена сверху и ее будут выполнять - сам в течение десяти лет
строил властную вертикаль. А главврач, сидящий на этом месте такой же срок,
отлично знает, куда отправили юродивого старца из бывшей лесной школы. То
есть, нужно найти человека, который имеет с врачом доверительные отношения
или доступ к информации. может, подключить к этому прокурора, которого он
когда-то подсаживал на это место и с которым всегда были приятельские
отношения - не раз вместе ездили на охоту?.. Думал ли когда-нибудь, что
придется искать обходные пути?т размышлений оторвал звонок мобильного
телефона, жена плакала в трубку, мол, тебя носит по стране, а Маша до сих
пор спит, толстокожий ее муж ничего не делает и даже врача не вызвал. Катя
уже собралась немедленно лететь в Финляндию, но только сейчас обнаружила,
что кончилась долгосрочная виза - все одно к одному! Зубатый попросил ее
отвезти паспорт в турагентство, пообещал выправить самую скорую
туристическую, кое-как уговорил (и себя тоже) подождать еще день - бывает
же, человек после бессонницы и стрессов спит по трое суток, и ничего
особенного, нормальная защитная реакция организма, но сам еще больше
встревожился. Угрозы старухи были вполне реальны, неожиданно замозжило левую
руку. Он тут же набрал телефон Хамзата, с которым не связывался все это
время, не мешая работать.
- Ты где находишься, Хамзат Рамазанович? - спросил как можно спокойнее.
- Возле какой-то деревни, в Тверской области, - доложил кавказец сквозь
шумные волны.
- А что делаешь?
- Трактор взял, машину тащить. Застрял на поле, ехать нельзя.
- Как ты там оказался?
- Старуха по городам ходит, людей лечит от всяких болезней. К нам
приходила, женщину от бессонницы лечить. Год уже не спала, теперь спит.
Нашел эту женщину, спросил, утром, говорит, села в автобус на Тверь. Я
Ему только что исполнилось знаменитых тридцать три года. Тип лица у
него был моложавый, подростковый, плохо росла борода и, видимо, зная об
этом, он все время старался быть серьезным, смотрел чуть исподлобья,
держался степенно, независимо и все равно отовсюду торчали мальчишеские уши.
За четыре года в Думе он пообтесался, научился носить дорогие гражданские
костюмы, говорить складно, жестко, с холодным лицом, хотя заметно умерил
неумеренные пыл и страсть.убатый отлично помнил его, когда Крюков поднимался
из народных глубинных пластов к свету своей политической звезды, вернее,
поднимали его всем областным миром, чтобы противопоставить двум криминальным
авторитетам из разных группировок, оказавшимся кандидатами в одном округе.
Командиры производства, чиновники и интеллигенция уже не вызывали доверия у
людей, поэтому расчет сделали верный, и начальник клуба из танкового полка,
расквартированного за чертой города, человек из офицерских низов, прошел с
хорошим отрывом.равда, потом Зубатый в сугубо личной беседе предупредил
Крюкова, чтобы он больше никогда и нигде не говорил, что отец его -
алкоголик, и парень с детства карабкался и пробивался сам. Конечно, это
обстоятельство сработало во время встреч с избирателями, сблизило с народом,
возможно, повлияло на доверие: мол, он такой же, как мы. И хорошо, не
нашлось никого, кто дал бы ему тем же салом по мусалам: дескать, ты что же,
сын алкоголика, законы нам станешь сочинять? Или хуже того, подвернулась бы
злоязыкая бабенка и отчихвостила красноухого лейтенанта, чтобы уважал отца,
каким бы он ни был, не позорил принародно и не зарабатывал себе на этом
очки. В общем, Зубатый все это популярно объяснил, молодой депутат бледнел,
краснел, каялся и обещал исправиться.корее всего, урок этот оскорбил его,
остался незарастающей раной на самолюбии, ибо уже через год Крюков встал в
оппозицию губернатору. Упрямство, ловкость, напор и трезвый прагматизм
бывшего начальника клуба, его чистая победа во втором туре - все это
Зубатому даже нравилось, и хотя червяк грыз, что молодой обошел, но ведь
когда-то это должно было случиться. А потом, после гибели Саши, смысл и
азарт борьбы спал до безразличия, свое поражение он расценивал как
освобождение от тягостной обязанности что-то говорить и обещать людям.
ладно, все бы ничего, но то ли урок впрок не пошел, то ли имиджмейкеры
перестарались, а может, просто в отместку Зубатому, Крюков и в эту кампанию
не стеснялся и даже бравировал своей родословной. Тут бы со стыда сгореть -
а он по телевидению снова обличал отца, рассказывая, как родитель бил его
головой о стену, и самое удивительное, его слушали, жалели и не находилось
человека, который бы ткнул его носом: дескать, коли головой били, все ли
сейчас с ней в порядке? А то, может, врачу показаться?убатого подмывало
публично проговорить эти слова, и команда подталкивала врезать сыну
алкоголика. Из военного училища даже получили справку о том, что за период
учебы его четырежды отправляли в госпиталь по причине повышенной нервной
возбудимости, проще говоря, от волнения начинал трястись и заикаться, но
отчислен не был опять же из-за своего трудного детства. Несколько раз
Зубатый решался и отказывался в последний момент, и не потому, что это бы
выглядело не совсем чистоплотно с человеческой точки зрения: все-таки
соперник еще молод и неопытен, а он старый аппаратный игрок и для него это
вроде как запрещенный прием. Смущало и приводило к растерянности другое -
полное отсутствие у избирателей иммунитета ко лжи, ибо становилось ясно, что
"трудное детство" - хорошо проработанный прием, а примитивные способности к
анализу атрофировались, исчез "задний ум", которым был силен русский
человек, но неистребимо чувственное мировосприятие, когда разум спит
глубоким сном. То есть брошенный старый лозунг "голосуй сердцем" работал,
как кремлевские часы. другой стороны, это неплохо и говорит о том, что,
несмотря на унижение, ограбление, нищету и прочие передряги последних лет,
люди не озлились и все еще остаются чистыми, непорочными и сострадательными.
В переводе на язык современного мира - безумными. здесь была его, Зубатого,
вина: за десять переходных лет, сидя в губернаторском кресле, он обязан был
подготовить и перевести население в мир новых понятий, идеалов и ценностей.
Но как-то не поворачивался язык открыто сказать, что теперь человек человеку
- волк, а не товарищ и брат, как он говорил в комсомольской юности...еперь
пришел молодой энергичный прагматик, способный устранить его недоработки и в
считанные месяцы поправить положение, ибо обладает доверием того самого
безумного населения.стретив гостей, Зубатый вернулся в кресло и как ни в чем
не бывало стал перебирать в столе бумажки и вещицы, накопившиеся за эти
годы. Крюков полюбовался пейзажами города из одного окна, потом из другого -
непохоже, чтобы радовался видами из своего будущего кабинета, что-то его
томило, и он явно не знал, как начать.разу же после победы вновь избранному
губернатору до официального вступления в должность выделили помещения в
старом здании, где сам попросил. Он собрал небольшой аппарат из своей
команды и теперь сидел, примеряя хомут, оглобли и рабочую, без лент и
бубенчиков, дугу. Зубатый не вмешивался, да и после трагедии не до этого
было; и сам победитель на удивление проявлял такт, не приставал, работая с
заместителями, которые, по некоторым сведениям, уже зондировали почву
относительно своей судьбы.
- Анатолий Алексеевич, у меня есть две новости, - он вроде бы пробовал
шутить, но как-то невыразительно, потому как улыбка была не настоящая. -
Одна хорошая, вторая плохая. С какой начать?убатый оставил бумажки.
- Хочется положительных эмоций.
Крюков придвинул стул и сел на посетительское место. По тому, как тянул
длинную паузу, можно было догадаться, что собрался выдать какую-нибудь
гадость.
- Отлично, - улыбнулся лишь тонкими губами, а глаза оставались
холодными. - У вас есть желание остаться на месте губернатора? Признайтесь,
ведь нелегко уходить после десяти лет?
- Нелегко, - признался он. - Но желания нет.
- Я бы уступил вам.
- Юмор принимается. Что дальше?
- Это я вам серьезно говорю.
- Тогда вы просто великий оригинал.
- Ну, хорошо. Это шутка, извините, - он спрятал глаза. - Предлагаю вам
должность вице-губернатора. Прошу вас, не спешите с ответом. Есть время
подумать.
И это он считал хорошей новостью! Неужели серьезно намеревался
облагодетельствовать, проявить снисхождение к побежденному сопернику? Или
что-то придумал? Например, таким образом заполучить тяглового мерина?
- У вас же есть господин Межаев? - наигранно изумился Зубатый. - Спит и
видит это место.
- Межаев еще не дорос, я считаю.
- А мне все время казалось, перерос...
- Он знает свое место. А на этой должности хотел бы видеть вас.
- Спасибо, я отказываюсь без раздумий, - бесцветно произнес Зубатый. -
Чтоб не путаться у вас под ногами. Я старый комсомольский вожак, а сейчас
нужны новые мысли.
Он не стал настаивать и уговаривать, принял к сведению и почему-то
обеспокоился.
- В таком случае, плохая новость вытекает из хорошей. Предлагаю
отложить инаугурацию на одну неделю.
- Не вижу оснований, - сухо сказал Зубатый.
- Объясняю, - он еще чем-то был недоволен. - Я привлек экспертов из
Москвы, начал изучать финансовую и экономическую ситуацию в области и пришел
к выводу, что здесь не все благополучно. Прежде, чем вступить в должность,
мне потребуется несколько проверок и экспертиз, а это займет время. первый
миг мелькнула мысль - он что, намерен подтянуть его под уголовную статью?
Запугивает, чтоб согласился на унизительную должность вице-губернатора? А
зачем еще нужны проверки? противовес своим согражданам у Зубатого было
гипертрофированное чутье ко лжи во всех ее проявлениях, отчего он глубоко и
тихо страдал, ибо жил в пространстве, где она, эта всесильная ложь, имела
три измерения, и уровень правды оценивался по тому, какой процент вранья она
содержит, а высота благородства - по тонкости и качеству неправды. Так вот,
глядя на Крюкова, он почти сразу ощутил тонкую шелковую нитку лжи, которой
были прошиты все его слова, и настолько искусно, что скрадывалась конечная
цель.
- Финансовые проверки можете сделать, вступив в должность, -
отпарировал Зубатый. - Мои грехи - это мои грехи, к вам не пристанут, и
скрываться я не намерен.ероятно, Крюков не ожидал столь резкой отповеди,
рассчитывал на компромисс и на минуту растерялся.
- Анатолий Алексеевич, это в ваших интересах - без проблем передать
хозяйство.
- Принимайте - передам! Хоть сегодня.
- Если бы вы согласились на мое первое предложение, никаких вопросов не
стояло бы вообще.
Все-таки ему нужен был пахарь, черносошенный крестьянин...
- Что-то я не понимаю вас, - усмехнулся Зубатый. - Все время стремились
к власти, а когда она оказалась в руках, возникают какие-то вопросы... Вы
что от меня хотите?
- Перенести срок инаугурации.
- Да ведь я здесь не распоряжаюсь. Обязанности исполняет Марусь, все
вопросы к нему. Я человек уже посторонний, пришел вот личные вещички
забрать, мусор из стола выгрести.
- Что вы мне говорите? - вдруг вскричал и сразу же осадил себя Крюков.
- Марусь без вас не принимает ни одного решения. Департаменты все вопросы
согласуют с вами. Так кто здесь распоряжается, уважаемый Анатолий
Алексеевич?
- Согласен, определенная инерция существует, - признался Зубатый. - Но
это естественно при передаче полномочий, многие проработали со мной все
десять лет, сказывается сила привычки. Не вижу причин для паники. Тем более,
нет смысла откладывать инаугурацию. Приходите и работайте.
- И все равно я вынужден перенести срок!
- Ваше право. Я сейчас же покину помещение.
Он вскочил и тут же сел, видимо, спохватившись, что ведет себя по
мальчишески слишком эмоционально.
- Я просил бы вас не делать этого.
- Что не делать?
- Покидать... Уходить. Я пришел не для того, чтобы выставить вас.
Наоборот, и это прозвучит неожиданно: попросить остаться до инаугурации. И
продолжать... скажем так, консультации исполняющего обязанности губернатора
и руководителей департаментов.
Он говорил правду, чему Зубатый тихо изумился. Ошибиться он не мог,
если только у этой правды не было какого-нибудь слишком изощренного вранья.
Но тогда где бывший армейский завклубом научился так блестяще, с
убедительностью поистине кремлевской, лгать?
- Заместители с работой справляются, не вижу смысла в таких
консультациях, - отчеканил он.
- Я никому из них не доверяю, - заявил Крюков. - И более всего, Марусю.
Они при вас работали хорошо, а сейчас каждый готовит себе базу, запасные
позиции. И есть факты.
- А мне вы доверяете? - Зубатый не мог да и не хотел скрывать сарказма,
однако тот не услышал или услышать не пожелал.
- Вам доверяю.
- Спасибо, но я вынужден отказаться, не называя причин.
Крюков встал, задвинув стул, застегнул пиджак и сделал знак доверенным
лицам. Те по-солдатски четко удалились за дверь.
- Да, мои проверяющие работают, и им требуется время, - заговорил он,
глядя в стол, - И вместе с тем, должен сказать откровенно, мне лично нужна
неделя отсрочки. Дело в том, что тяжело заболела мать. И мне необходимо
вывезти ее из Кемеровской области. Самому лично, надеюсь, понимаете, почему.
Да и она просто ни с кем не поедет... Вывезти сюда на жительство и
организовать хорошее лечение. Здесь я это могу. Там она не протянет и
месяца.а последних фразах он стал заикаться, часто заморгал и слегка
искривился рот - видно, задавливал в себе слезы и пытался справиться со
своим лицом, вышедшим из повиновения. Этот его физический недостаток, скорее
всего, и был следствием отцовских истязаний. Крюков его стеснялся, все время
тщательно скрывал, однако на удивление, его гримасы и внезапное искривление
лица очень нравились женщинам. Они говорили, будто все это создает редкий,
мужской шарм, делает лицо мужественным и сильным, дескать, сразу видно, что
этот человек много чего пережил, а потому должен быть благородным и
снисходительным. А некоторые, склонные к физиономистике женщины вообще
утверждали, что внешний физический недостаток Крюкова - признак еще не
раскрытой гениальности.
- Что ж ты сразу не сказал? - проворчал Зубатый, смиряя желание
оттрепать его за оттопыренное красное ухо. - Конечно, езжай! Потерплю я
неделю...
- Благодарю вас, - он по-военному развернулся и пошел было к двери, но
что-то вспомнил, замялся. - И еще... Личная просьба. Не могли бы вы уехать
из губернаторского дома к моему возвращению? Хотелось бы привезти маму сразу
на место...
- Съеду, - пообещал Зубатый. глядя ему вслед, подумал, что надо бы при
случае спросить у Снегурки, если Бог наказывает отца с матерью через детей,
то бывает ли наоборот? Чтоб наказывал детей через родителей?
Ждать Снегурку долго не пришлось, случай представился через минуту,
едва Крюков покинул кабинет. Должно быть, в администрации уже знали о
приезде Зубатого, и выстроилась своеобразная очередь. Зоя Павловна отворила
дверь и осталась на коврике для нагоняев.
Тогда, расставшись у памятника лошади, они не договаривались о встрече,
Зубатый ни о чем ее не просил, поскольку с такой же гипертрофированной силой
чувствовал правду. Известие о кричащем юродивом старце возле старого здания
администрации его не то чтобы поразило или шокировало - вызвало глубокое
чувство потери, сравнимое разве что с потерей сына. В этом состоянии он и
ушел от памятника, даже не попрощавшись со Снегуркой. вот она стояла,
виноватая, напряженная, бледная, хотя и раньше не отличалась здоровым цветом
лица, с редкими волосиками, зачесанными назад, бесцветными бровями,
ресницами и заострившимся носиком, как у покойника.
- Извини, Толя, я к тебе по поводу нашей психиатрической
больницы...убатый после замешательства вскочил, увел в комнату отдыха, чуть
ли не насильно усадил в кресло, и все равно она осталась натянутой и
скованной, словно замороженная изнутри. Только для порядка спросила:
- Ну, как съездил?
- Нормально...
- Как там отец?
- Процветает...
- Старец, Толя, десять месяцев содержался в отделении, где раньше была
детская лесная школа, - вдруг заговорила она без всякой подготовки. - Место
там называется Лыковка, и речка... Это не далеко от твоей дачи. Там до сих
пор находятся женщины и все престарелые больные... Он и в больнице твердил,
что приходится родственником и все рвался к тебе. Ему начали колоть
препарат, но это не помогло... Да, кстати, твой отец что сказал? Может он
быть прадедом? Ты ведь за этим ездил?
- Не может, а есть. И имя ему - Василий. Только меня смущает... И
возраст, и еще... Откуда он взялся? Где жил?
- Этого я, конечно, не знаю, - она помялась. - Но я разговаривала по
телефону с одним доктором, который его очень хорошо помнит. Может слышал
фамилию - Кремнин, Сергей Витальевич? Он в областную думу баллотировался, но
не прошел...
- Не помню... Где сейчас старец? - поторопил Зубатый.негурка
окончательно смутилась, растерялась, что с ней случалось редко, и
заговорила, будто скрывая внутреннее негодование.
- Договорилась с главврачом, приеду и сама почитаю историю болезни,
поговорю с персоналом, а он поднимет документы и установит, куда перевели
старца. Ты можешь не верить, но он действительно святой и его многие
запомнили. Не только Кремнин и санитарки, но даже больные... Никаких
вопросов не возникало, главврач любезный был... И надо было сразу же ехать!
А у меня внучка заболела... Вчера звоню, а он, так вежливо... отсылает в
департамент здравоохранения. И ничего не объясняет. Чувство, будто с кем-то
проконсультировался, подстраховался и получил взбучку... Пошла к Шишкину, а
он как всегда, руки вверх - распоряжений не давал и вообще ничего не знаю...
Толя, меня катают, как мячик, обидно, но не в этом дело. Ладно, если пошла
новая метла... А если медики хотят что-то скрыть?
- Что у тебя с внучкой? - спросил он.
- Ничего, температура. В детском саду опять инфекция, ОРЗ...Толь, нажми
на Шишкина, он тебя боится, увернуться не посмеет. Здесь что-то нечисто!
Даже очень грязно, я чувствую.ачальника департамента здравоохранения Зубатый
знал все с той же комсомольской юности, когда тот еще был секретарем
первичной организации второй городской больницы и звали его просто
комсомолец Коля Канторщик. Чиновником он считался неплохим, обладал
артистизмом, юмором, но человеком был на редкость неудачливым и больше всего
из-за желания схитрить, объегорить, зайти с черного хода, когда перед тобой
распахнуто парадное. Он страдал из-за своей еврейской фамилии Канторщик,
решив, что с ней высокой карьеры не сделать и потому, заключая брак, взял
фамилию жены, таким образом став Николаем Дмитриевичем Шишкиным. Продвинулся
с ней до главного врача и понял, что прогадал, поскольку времена изменились
и с "девичьей" фамилией расти стало легче. Вернуть же назад ее никак не
удавалось, скорее всего, из-за тайного сговора заведующей ЗАГСом, городским
архивом, потерявшим документы, и начальником паспортно-визовой службы,
который уверял, что нашел документы, где значится, что Канторщик - фамилия
не родовая, а взятая отцом Николая Дмитриевича в двадцатых годах, вероятно,
тоже из карьерных соображений. Рассказывали байку, будто главврач сам себе
даже обрезание сделал, поскольку мечтал перебраться в Москву, где вроде бы
нашел ход в нужное управление министерства. И когда вернулся из самовольной
отлучки, с "прослушивания", и пришел каяться, возмущался трагично и весело.
- Слушай, Алексеич, ну как жить бедному человеку с фамилией Шишкин?
Представляешь, захожу на этот консилиум, а там одни жиды! Тель-Авив,
кнессет! Я и картавил, и на иврите базарил, и на идише - сидят, глаза
выпучили. Фотографии показывал: вот мой папа, вот мама, вот тетя, и анфас, и
в профиль, никакой реакции. Ну, хоть штаны перед ними снимай!осле Чернобыля
он все-таки сделал карьеру на том, что устраивал экологические походы и
бунты возле закрытого города-спутника, где располагался Химкомбинат. Толку
от этого не было, монстр остановиться не мог, равно как и невозможно
изменить вредный технологический процесс, однако еще в советские времена шум
поднялся на всю страну, и Шишкина на плечах демонстрантов внесли на место
начальника здравотдела облисполкома, где он стал фигурой
харизматической.оброжелатели доложили, что Шишкин уже трижды проскальзывал в
старое здание, на прием к перебежчику Межаеву, который диктовал в штабе
кадровую политику, и будто бы возвращался вдохновленный. Возможно, потому не
захотел помочь Зое Павловне, и первую просьбу заглянуть к экс-губернатору
проигнорировал. Не сориентировался в обстановке, не успел узнать о
карт-бланше, который ему только что вручил Крюков, решил лишний раз не
светиться в коридорах и приемной у Зубатого. А тот сам пришел к Шишкину,
застал его врасплох и обескуражил до крайности: кажется, медик еще не
определился, как вести себя и разрывался на части. Однако изобразил радость.
- Ну, как съездили, Анатолий Алексеевич? Как там Сибирь?...
- К вам обращалась Зоя Павловна и получила отказ, - недоуменным тоном
сказал Зубатый. - Что-то я ничего не понял, Николай Дмитриевич.
- Она интересовалась вопросом, не входящим в ее компетенцию, -
сориентировался Шишкин. - И я не отказал! Я сам не имел информации.
- Морозова выполняла мое личное поручение.
- Ваше? - будто бы изумился он, а сам лихорадочно соображал, как себя
вести.
- Мое.н окончательно стряхнул растерянность, широко развел руками.
- Ну, Анатолий Алексеевич, не знаю! Вы поступили легкомысленно. Зачем
посылать Морозову? Пришли бы сами, и мы бы все решили... Не понимаю, зачем
вам потребовались медицинские документы на этого бродяжку?
Ничего подобного он себе никогда не позволял, и если у Зубатого были
просьбы, даже не касающиеся его лично, - устроить в больницу какую-нибудь
бабулю, ребенка из глухой деревни, подбросить бесплатных лекарств для
отдаленной поселковой больницы - то выполнялись немедленно и без лишних
слов. Вероятно, Шишкин получил заверения Межаева, что войдет в новое
правительство и экс-губернатор больше не нужен: ведь наверняка получил
всестороннюю информацию, знал, о каком "бродяжке" идет речь и откровенно
хамил.
- Вот я и пришел сам, - смиренно сказал Зубатый. - Решайте, желательно,
в моем присутствии. Шишкин рассмеялся с холодными глазами.
- Займитесь чем-нибудь другим, Анатолий Алексеевич! Психушки, мученики
совести, бродяги - отработанный материал. Сейчас уже не проходит. Я понимаю,
вам нужно за что-то зацепиться, заняться чем-то конкретным, важным для
общества. Ну, почему обязательно нужен дом страданий и его обитатели? Почему
такие крайности? Насколько я помню, вы любите коней? Так вам и карты в руки
- возродить племенное поголовье. Был бы у вас пенсионный возраст, я бы
посоветовал возглавить общество потребителей.то было явным издевательством,
но не над ним лично и не с целью оскорбления - Зубатый слишком давно и
хорошо знал Шишкина. Таким образом он пытался выкрутиться, отшить
экс-губернатора, и если пошел на такие крайние меры, значит, не хочет или
боится подпускать кого-либо к теме психбольницы.
- Распорядитесь, чтобы дали возможность ознакомиться с историей
болезни, - внешне невозмутимо потребовал он. - Дело-то пустяковое.
- На первый взгляд - да. - Шишкин поднял палец и завертел глазами -
что-то не учел и теперь начнет пятиться назад. - Но оказалось не такой уж
это пустяк. Я отлично помню этот случай. Лет восемь назад, верно? Старик под
окнами выкрикивал вашу фамилию. Да, типичная шизофрения... Хорошо, только
ради вас, Анатолий Алексеевич. - Шишкин положил перед ним бумагу и ручку. -
Напишите заявление, попробуем отыскать. А в качестве мотивации... Скажем,
был депутатский запрос.
- Что отыскать? - из последних сил сдерживался Зубатый.
- Историю болезни. Придется делать запрос в Минздрав, нужны основания.
Вы полагаете, я сейчас достану из стола и все вам покажу? Нет, больного
перевели за пределы области, разумеется, вместе с историей. Нужно набраться
терпения, дело не скорое. И если учесть, что пациент психически болен, не
адекватен, не имеет гражданских документов... И не известно, жив или
нет.етектор лжи у Зубатого зашкаливал, как всегда в таких случаях вызывая
гнев.
- Если так сложно, то пожалуй, не хлопочите, - однако спокойно сказал
он. - Правда, дело того не стоит. ушел неторопливой походкой скучающего
бездельника.уководитель департамента не должен был, да и по своему положению
не мог знать ничего о судьбе безымянного, безродного старика, попавшего в
местную психушку, даже если он подходил и кричал возле администрации. Таких
крикунов, буйных ходоков, бивших стекла, молодых и старых отчаявшихся людей
в разное время милиция увозила десятками, не исключено, кто-то из них и в
больницу попадал, а вот поди же ты, Шишкину запомнился именно этот старец!
Зоя Павловна, работавшая тогда еще в городском управлении административных
органов, и то не сразу вспомнила о юродивом. В рядовое дело вникать чиновник
высокого ранга не станет, а он в свое время вмешался и теперь пытался
перекрыть доступ к информации, запретив главврачу показывать какие-либо
документы - значит, тут действительно было нечисто.ернувшись в кабинет,
Зубатый пометался из угла в угол, вдруг физически ощутив замкнутое
пространство. Даже если сейчас заявиться в больницу, ничего не получится:
директива спущена сверху и ее будут выполнять - сам в течение десяти лет
строил властную вертикаль. А главврач, сидящий на этом месте такой же срок,
отлично знает, куда отправили юродивого старца из бывшей лесной школы. То
есть, нужно найти человека, который имеет с врачом доверительные отношения
или доступ к информации. может, подключить к этому прокурора, которого он
когда-то подсаживал на это место и с которым всегда были приятельские
отношения - не раз вместе ездили на охоту?.. Думал ли когда-нибудь, что
придется искать обходные пути?т размышлений оторвал звонок мобильного
телефона, жена плакала в трубку, мол, тебя носит по стране, а Маша до сих
пор спит, толстокожий ее муж ничего не делает и даже врача не вызвал. Катя
уже собралась немедленно лететь в Финляндию, но только сейчас обнаружила,
что кончилась долгосрочная виза - все одно к одному! Зубатый попросил ее
отвезти паспорт в турагентство, пообещал выправить самую скорую
туристическую, кое-как уговорил (и себя тоже) подождать еще день - бывает
же, человек после бессонницы и стрессов спит по трое суток, и ничего
особенного, нормальная защитная реакция организма, но сам еще больше
встревожился. Угрозы старухи были вполне реальны, неожиданно замозжило левую
руку. Он тут же набрал телефон Хамзата, с которым не связывался все это
время, не мешая работать.
- Ты где находишься, Хамзат Рамазанович? - спросил как можно спокойнее.
- Возле какой-то деревни, в Тверской области, - доложил кавказец сквозь
шумные волны.
- А что делаешь?
- Трактор взял, машину тащить. Застрял на поле, ехать нельзя.
- Как ты там оказался?
- Старуха по городам ходит, людей лечит от всяких болезней. К нам
приходила, женщину от бессонницы лечить. Год уже не спала, теперь спит.
Нашел эту женщину, спросил, утром, говорит, села в автобус на Тверь. Я