Алексеев Александр. Когда боги спят

неисправимой провинциалкой и никак не могла взять в толк, что все эти
столичные "штучки" хороши и великодушны, когда сидят у тебя в гостях и пьют
водку. Но стоит лишь доставить некие абстрактные неудобства в их жизни,
чем-то потревожить ее или даже нарисовать тревогу в перспективе, как они тут
же начинают изучать местные резервы. И вот с легкой руки Ал. Михайлова и при
энергичном содействии жены Зубатый вынужден был заниматься организацией
студии при областном драматическом театре, куда Сашу определили на учебу.
этого момента и начался двухлетний путь на крышу дома по Серебряной
улице.амых разных версий и противоречевых слухов было очень много, впрочем,
как обвинителей так и защитников, но так никто толком и не знал, почему Саша
поднялся на девятиэтажку и прыгнул головой вниз на железобетонный козырек
подъезда, заранее положив в карман короткую записку: "Я слишком поздно
родился, чтоб жить с вами, люди".ля Зубатого не существовало ни одной
правдоподобной версии, как бы его ни уверял областной прокурор вместе с
начальником УВД, что тут еще нужно разобраться, не исключено, Сашу толкнули
с крыши, имитируя самоубийство, с целью опорочить губернатора перед выборами
на третий срок. правда, опорочили. Сын погиб за неделю до повторного
голосования, и сразу резко упал рейтинг популярности, а журналисты собачьим
чутьем почуяли раненого, оставляющего кровавый след зверя, мгновенно
закрутили в буреломнике мнений и суждений. Тогда Крюков хладнокровно подошел
и добрал его из-под лающих газетных псов.
Местное ФСБ прозрачно намекало, что младший Зубатый одно время увлекся
сатанизмом и баловался наркотиками, поскольку в студии при драмтеатре
собралась не молодежная талантливая элита, а всякая околотеатральная шушера,
точнее, дети этой шушеры - актеров, актрис, не состоявшихся режиссеров и
прочих непризнанных гениев, по которым плачет психушка, и что в такой среде
нормальный здоровый парень и за год сойдет с ума. А педагоги, подобранные
Ал. Михайловым и приезжающие из Москвы читать лекции и принимать экзамены,
будто бы подтягивая провинциальных студентов до уровня столичных, несут им
всякую ересь, ориентируют на западные ценности и проповедуют такую свободу
личности: мол, человек имеет право покончить с собой, если того захочет. И
если он, Зубатый, сомневается в этом, то ему можно дать послушать
оперативную запись подобной лекции.
Зубатый соглашался и с законниками, и со службой безопасности, но
никому не верил и все время жалел о том, что послушал Хамзата и не повел
Сашу на раненого хищника.н снял кепку, собрал с железной крыши вольера
мокрые снежные крохи, растер лицо, голову и встряхнулся. Девятиэтажку
действительно было видно со двора, но другую, пролетарскую, крупноблочную и
в заречной части города, совсем не похожую на ту, что стояла на кирпичной
Серебряной улице. И никаких сумасшедших старух здесь нет и быть не
может!тиснув кулаки и зубы, он пошел к дому и увидел на парадном крыльце
жену. Катя была тихая, трезвая, с чистым, не заплаканным лицом и
единственным неестественным для нее предметом - дымящейся сигаретой между
длинных, тонких пальцев.
- Что ты бродишь? - спросила как ни в чем не бывало. - Иди домой.
- Маше звонила? - Он сел на мокрые ступени.
- Она звонила сама...
Зубатый отнял сигарету у жены, затянулся и швырнул в лужу.
- У нее все в порядке?
- Какой там порядок, если погиб брат? - В голосе жены сразу послышались
слезы и, пожалуй, впервые за последнее время он почувствовал к ней жалость.
Дочь отправили к мужу в Коуволу чуть ли не насильно, после похорон Саши
они с женой ревели с утра до ночи, беспрестанно заводя друг друга, и этот
траурный тандем пришлось разорвать на третьи сутки, чтоб не сошли с ума.
Возле "горячего" финского парня со слоновьим спокойствием Маше было бы
лучше, чем с матерью-неврастеничкой.
- Давай позвоним, - мирно предложил Зубатый и принес из передней
телефонную трубку.
- Зачем? Там уже ночь!
- Мне просто хочется поговорить с ней.
- Возможно, Маша уснула. Не нужно будить и напоминать!
- Тогда поговорю с Арвием.
- Ты никогда не разговаривал с ним...
- А сейчас хочу! - не сдержался он: - Ты что, запрещаешь говорить с
зятем?
- Не запрещаю, пожалуйста, - Катя уже заводилась на слезы. - Но он не
говорит по-русски!ять принципиально не учил языка, не понимал ни слова, хотя
два года занимался бизнесом в России, и, когда приходил в гости, сидел, как
чурка, хлопая остекленевшими глазами. Но оставалось легкое подозрение, что
Арвий многое понимает и хитрит, прикидывается, чтобы послушать, как о нем
будут говорить в семье Маши, особенно ее высокопоставленный отец, ибо стоило
ему открыть рот, как зять начинал прислушиваться.
- Успокойся! - буркнул он. - Звонить не будем.
- Погоди! - спохватилась Катя. - Почему тебе вдруг приспичило звонить?
Ты что-нибудь слышал? Знаешь? него уже не было настроения рассказывать ей о
ненормальной старухе, хотя на мгновение захотелось поделиться с женой и
обсудить, почему совершенно незнакомый человек бросил ему малопонятные и
страшные обвинения.
- Ничего я не слышал, - отмахнулся Зубатый. - Пойдем ужинать, выпьем по
рюмке...
- Толя, ты что-то не договариваешь! О чем ты хотел говорить с Машей?
- Да ни о чем!
- Тогда почему спрашиваешь, все ли в порядке? У нее должно что-то
случиться?
- Ну с чего ты взяла?! С чего?на ответила текстом из какой-то пьесы:
- Материнское сердце не обманешь...
- Сегодня на Серебряной подошла какая-то старуха, - неожиданно для себя
признался он. - И напророчила... В общем, все это ерунда.
- Постой, что она напророчила?
- Да она больная, сумасшедшая! Не стоит обращать внимания...
- Заикнулся - досказывай! Что ты скрываешь от меня? О Маше говорила?
- Нам нужно беречь ее...
- От чего?
- Толком не понял. Несла какой-то бред...
- Найди эту старуху и спроси! Неужели не понимаешь, как это важно?
- Хорошо, найду и спрошу! - рассердился он. - Хватит об этом!
- Почему ты на мне срываешь зло? Почему все время кричишь на
меня?убатый промолчал, а Катя вновь стала плаксивой и жалкой.
- Я теперь стану думать о твоих словах... Как бы с Машей ничего не
случилось.
- Думай! - бросил он, отворяя двери. - Мне уже отсекли правую руку...
Зубатого язык бы не повернулся впрямую обвинить ее в чем-то или хотя бы
высказать претензии, однако он считал жену виновной в том, что произошло, и
считал так давно, еще до гибели Саши, когда она втянула сына в театральную
богемную жизнь и отняла последнюю возможность пробудить в нем мужской
характер. Да, здесь медвежью услугу оказал знаменитый Ал. Михайлов; одной
матери вряд ли бы удалось согнуть упрямого, себе на уме, сына, а этот
респектабельный, всемогущий барин и органичный актер играючи убедил парня,
что у него явный талант лицедея. Просто мужик приехал в провинцию,
расслабился, а тут еще встретил свою ученицу, вспомнил что-то из молодости,
и ему захотелось побыть немного широким и благородным. Разумеется, Катя
цвела и пахла от радости, а Саша сдал карабин и почти перестал разговаривать
с отцом, и однажды, когда Зубатый собирался на охоту, открыл дверь к нему в
кабинет, понаблюдал, прислонясь к косяку, и обронил фразу, почти
скопированную у режиссера:
- Убивать для развлечения - средневековье, папа.отом он много раз
жалел, что взвинтился и сразу заговорил грубо, по-мужски, полагая, что никто
не слышит, но сдержаться не мог, ибо не терпел лицемерия, тем паче
зазвучавшего из сыновьих уст.
- Ты мясо ешь? - спросил.
- Да, я плотоядный, - дерзковато признался Саша.
- Значит, кто-то должен убить животное, а ты только есть? Кто-то режет
горло, сдирает шкуру, пачкает руки в крови, а ты аккуратненько вилочкой
ковыряешь жареную котлету. И остаешься гуманистом? Ты чист и безгрешен?
- Это демагогия, папа.
- Если это демагогия - ешь морковку и траву!
У сына уже тогда была мешанина в голове, хотя он только начал учиться в
студий, причем мешанина с ярко выраженным юношеским максимализмом и
откровенными атавизмами детства. Когда-то таких называли просто и емко -
недоросль.
- Я бы с удовольствием стал вегетарианцем, - как-то вдруг беспомощно
признался Саша. - Но для работы мозга нужен животный белок. И для роста мышц
тоже...
- В таком случае соси титьку! - в сердцах посоветовал он, и тут из-за
спины Саши вывернулась Катя.
- Ты как разговариваешь с сыном?...
Тут и случилась их первая, не связанная с театром, семейная крупная
ссора, еще больше испортившая отношения с Сашей, а вернее, отдалившая его от
отца. Внешне это почти не проявлялось, и через несколько дней все утряслось,
сгладилось, но не само собой, а с помощью челночной дипломатии Маши, которая
будто бы тайно бегала от отца к матери, затем к Саше и обратно. У нее был
дар международного политика, умеющего сглаживать углы, находить компромиссы
и предотвращать войны. Но вот что она нашла в этом финском бизнесмене,
обликом и характером напоминающего туповатого, но способного пролезть в
любую нору, фокстерьера? Как-то не хотелось верить, что только деньги и
жизнь в благополучной и тихой стране Суоми...осле того, как сын отказался от
охоты, неожиданный интерес к ней проявил сам Ал. Михайлов.днажды он пришел,
когда Зубатый собирался на открытие весенней охоты и был в хорошем
расположении духа. Для каждого мужчины, когда-то испытавшего охотничью
судьбу и чувства ловца, добытчика, те самые чувства, что отличают его от
женщины, сама охота начинается намного раньше, чем выход в поле - со сборов,
поскольку они становятся чуть ли не религиозным ритуалом. И вот понаблюдав,
как губернатор священнодействует с одеждой, боеприпасами и оружием, этот
светский лев вдруг пожелал съездить с Зубатым хоть разок, без ружья, и лишь
посмотреть, что же такого магического есть в древнем занятии и чем оно
притягивает людей.езоружный Ал. Михайлов едва выдержал полчаса, и будучи
человеком артистичным, творческим, не смог безучастно наблюдать, как
невысоко над головой, с треском и шелестом крыльев летят стаи гусей и вдруг
падают от удачных выстрелов. Он выхватил у егеря ружье и с мальчишеской
страстью, забыв о своей известной персоне, упиваясь неведомой и диковатой
радостью, открыл пальбу.ежиссер не сбил ни одной птицы, да и без опыта сбить
не мог в принципе, но один из егерей, желая ему потрафить, сдублировал
выстрел, и когда матерый гуменник рухнул под ноги, Ал. Михайлов превратился
в охотника. Впоследствии он купил несколько дорогих и редких ружей,
позанимался стендовой и пулевой стрельбой, после чего стал приезжать на
открытие каждого сезона. Охотился на все, что шевелится, бил кабанов,
медведей и лосей, однако с особой хладнокровной страстью стрелял по гусям и
валил их десятками, что в самом деле напоминало убийство...В парадной зале,
где предыдущий губернатор устраивал балы, Зубатый увидел на зеленом
карточном столике большую храмовую икону, горящие перед ней церковные свечи
в старинном канделябре. Показалось, в воздухе витает запах ладана.то что-то
было новенькое в поисках утешения жены: она всегда подчеркивала свои
атеистические убеждения и скептически относилась к истовым новообращенным
христианам-актерам. Видимо, смерть Саши встряхнула ее, поскольку сама пошла
к владыке и договорилась, чтобы покойного отпели в кафедральном соборе, ибо
своенравный настоятель отказался соборовать самоубийцу, а сам Зубатый
старался не вмешиваться в тонкости православных традиций. Однако после этого
в церковь больше не ходила, заливая горе валерьянкой и коньяком, не
поддаваясь ни на какие уговоры, что лучше первое время быть на людях,
заняться каким-то делом и не оставаться в одиночестве.огда-то Катя работала
в ТЮЗе очередным режиссером, ставила детские спектакли с зайчиками, мышками
и была почти счастлива. Как только Зубатого назначили тогда еще главой
администрации области, ушла на "вольные хлеба", подыскивала себе пьесы и
делала один спектакль в год. Но всегда оставалась недовольной своим
творчеством, хотя премьеры проходили с полным аншлагом, местная пресса
нахваливала и отвешивала комплименты, а причина тут была одна - жена
губернатора. И потому недовольство часто оборачивалось против мужа, который
находил спонсоров или выкраивал бюджетные деньги на постановки и помощь
театрам, таким образом неожиданно завоевывая себе славу покровителя
искусства.
То есть получался обратный эффект: рассчитывал помочь жене, чтобы
избежать домашних обид и разборок, а помогал себе и тем самым вызывал еще
больше упреков. В последнее время, когда Катя стала руководителем студии при
драмтеатре, круг этот разорвался, однако после смерти Саши жена
категорически отказалась выходить на работу, мол, ей все там будет
напоминать о сыне, и теперь Зубатый не знал, чем ее занять. Ко всему
прочему, в театре началась отвратительная и мерзкая возня за вакантное
место, и к покровителю, уже не имеющему официальной власти, втайне зачастили
ведущие актеры и режиссеры, вроде бы с соболезнованиями, а на самом деле с
доносами друг на друга. И если в прошлом их фантазии ограничивались в
основном взаимными обвинениями в антисоветизме и антипартийности, то сейчас
те же люди, разве немного постаревшие, уличали друг друга в голубизне,
лесбиянстве и педофилии.
Икона и свечи несколько вдохновили: может, здесь она найдет отдушину и
пристанище для своей мятущейся души? И только так подумал, как жена вошла в
зал, молча и бездумно прикурила от свечи и дохнула дымом.
- Я на кладбище была. Потом владыка заезжал, с отцом Михаилом...
Молебен отслужили в храме. Сегодня сороковой день...

2

Полномочия он сложил сразу же, как только узнал разгромный счет и
теперь, согласно областному закону, ходил на работу вроде бы для подготовки
хозяйства к сдаче вновь избранному губернатору, а на самом деле по привычке
и еще потому, что надо было ждать из Москвы приказа о новом назначении -
скорее всего, генеральным директором Химкомбината.
Да и тяжело было оставаться дома и смотреть, как жена постепенно сходит
с ума.го обязанности исполнял первый заместитель, приземистый, тучный
молдаванин Марусь, прошедший с ним всю дорогу от комсомола и потому в узком
кругу носивший прозвище Мамалыга. Несмотря на вес и неповоротливость,
человеком он был деятельным, энергичным, подкованным во всех хозяйственных
вопросах, так что Зубатый был спокоен. Но сам Марусь, привыкший всю жизнь
ходить под ним, бегал советоваться по каждому поводу, и в администрации
считали, что управляет по-прежнему Зубатый. Несколько раз он публично, при
большом стечении чиновников, а потом и журналистов, опровергал все слухи,
говорил, что после сдачи дел и инаугурации поздравит нового губернатора и
уйдет с высоко поднятой головой, и ему вроде бы верили, но за десять лет
привыкли и не хотели расставаться, с опаской поглядывая на молодого, бойкого
реформатора Крюкова - как-то еще будет?ам не зная, зачем, Зубатый считал дни
до инаугурации, и каждое утро то с облегчением, а то со странной тревожной
печалью отнимал один день. Оставалось еще четыре.ак всегда с утра он зашел в
вольер, потрепал холки обрадованных лаек, пощупал носы и, снова вспомнив,
как достались ему любимые собаки, решился в один момент - взял на сдвоенный
поводок, вывел и посадил в машину.
- Мы куда, Анатолий Алексеевич? - спросил телохранитель Леша.
- В охотхозяйство. - обронил он и потом молчал всю дорогу.
В избирательную кампанию это хозяйство стало одним из аргументов
Крюкова: как только не изощрялись журналисты-наемники, какие только картинки
не рисовали местные карикатуристы относительно царских увлечений губернатора
и расходовании бюджетных средств. На самом деле на обустройство базы и
содержание охотугодий не ушло ни единой бюджетной копейки: спонсоров,
желающих вложить какие-то деньги в возможность поохотиться с губернатором, а
заодно решить свои вопросы, можно было в очередь выстраивать. Однако все они
скромно промолчали, когда в прессе пошла лавина вранья, никому не хотелось
признаваться в угодничестве, которое еще недавно выдавалось за радение о
природе, и теперь судьба охотхозяйства висела в воздухе - говорили, Крюков
ненавидит охоту и презирает людей, ею занимающихся.
Зубатый приехал без предупреждения и застал охотоведа Чалова врасплох.
Испуганный и смущенный, он бестолково засуетился, а тут еще увидел собак и
окончательно растерялся.
- Забери их назад. - Зубатый передал ему спаренный поводок. - Они тебе
нужнее... увидел, как Чалов заморгал, недоуменно задергал плечами.
- Анатолий Алексеевич... Я все понимаю, но подарок есть подарок...
- Извини, тогда нехорошо получилось. Пусть они ходят на охоту, что им в
вольере сидеть?
- А когда же ты на охоту? Сейчас бы лося по чернотропу, с собачками,
а?.. Егеря у меня отличились нынче, две чищенные берлоги нашли! В одну-то уж
точно ляжет и по первому морозцу бы...
- Приеду, - пообещал Зубатый. - Сразу после инаугурации.н уже сел в
машину, когда охотовед опомнился.
- Что теперь с хозяйством будет, Анатолий Алексеевич? Жалко, столько
труда вбили. Крюков, говорят, совсем не охотник.
- Говорят... Да ведь раз приедет, посмотрит и втянется.
- Нет уж. Если за душой страсти нет, не втянется.
- А ты его втяни.
- Я научу, что делать, - вдруг заговорил Чалов с оглядкой. - Угодья
вместе со штатом надо передать Химкомбинату. Ты уйдешь туда генеральным...
- С чего ты взял? Кто сказал?
- Все говорят! Ты послушай меня!..
- Ладно, и так не пропадет. - ощущая прилив тоски, отмахнулся Зубатый.
- Поехали, Леша!
Собаки на поводке сначала залаяли, потом заскулили, а когда джип
развернулся, завыли низко, по-волчьи. Или этот вой был в душе и
воспринимался лишь собственным ухом?о дороге он немного успокоился,
отвлекся, но как ни старался, не мог отделаться от навязчивого голоса
охотоведа и ощущал тихое недовольство. Дело в том, что как только он сел в
губернаторское кресло - еще не избранный народом, а назначенный президентом,
в администрацию потянулся косяк учителей. Каждый считал своим долгом чему-то
научить Зубатого, каждый стремился прочитать лекцию по какому-то предмету,
изложить свою, единственно правильную точку зрения, подсказать, поправить,
объяснить. Учили все, от деревенских мужиков до директоров крупных
предприятий и вузовской профессуры, давая уроки власти, экономики, политики,
психологии, всего, вплоть до бытовых мелочей, будто он с неба упал и не
ведает земной жизни. И Зубатый слушал, пока не увидел, что все эти
наставники и учителя преследуют исключительно меркантильные интересы и
блещут умом, чтобы понравиться губернатору, стать ему нужными, поднять свой
престиж и войти в круг лиц, оказывающих на него влияние. Глядишь, он оценит,
возьмет в свой аппарат или советником, назначит на должность, поддержит на
выборах, поможет поставить спектакль, а то просто даст на бутылку. сейчас,
отмахиваясь от навязчивых советов охотоведа, он внезапно подумал: что если
юродивый старец и старуха с улицы Серебряной тоже из тех учителей, жаждущих
наставить Зубатого на путь истинный, припугнуть, поставить в психологическую
зависимость и, в итоге, повлиять на него для достижения каких-то своих
целей?ак он думал и утешал себя, пока не въехали в город, который разом
отмел все иллюзии и надежды. Войдя в свой кабинет, Зубатый вызвал
отдыхающего с утра Хамзата и предупредил секретаря, чтобы никого не
впускали, однако пришел Марусь, отказать которому было нельзя, затем
начальник финансового департамента, после него - начальник департамента
культуры и пошло-поехало. Когда явился Хамзат, Зубатый закрылся на ключ, но
сесть не пригласил, оставил на коврике у порога, откуда докладывали или
держали ответ все провинившиеся чиновники. Начальник личной охраны, видимо,
решил, что шеф опять не спал ночь и поставил на ковер из-за рассеянности,
потому выждал пять секунд и шагнул было к приставному столику.
- Стоять! - не глядя, обрезал Зубатый. - Старуху вчера видел на
Серебряной?орячего кавказского скакуна он взнуздывал редко, тем паче сейчас,
когда Зубатый уже не имел ни силы, ни власти. Хамзат противился удилам,
вскидывал голову, мотал ею, уклонялся и все-таки еще не смел выплюнуть
гремящий на зубах металл, поскольку не хотел, чтобы ему напоследок порвали
губы. Он вмиг оставил все дурные привычки и лишь побрякал удилами.
- Да, видел.
- Хорошо запомнил?
- Горбатая, с кошелкой...
- Не горбатая, а сутулая.
- Анатолий Алексеевич, я не русский...
- Это известно. Срок - три часа. Возьми своих людей, подключи
участкового... Кого там еще? Местных оперативников, домоуправление...
- Все понял.
- Ничего ты не понял! Установи, кто она и где живет. Не задерживай и
вообще на глаза ей не показывайся. Это сугубо личное дело. Только принеси
мне адрес и имя.
- Сделаю, Анатолий Алексеевич. - Звякнул удилами и при этом ухмыльнулся
одними глазами - шоры бы ему. - Запомни мои слова. Не все потеряно, мы еще
будем на горе. Только силы надо, чтоб подняться. Мы еще ладонь ко лбу
приложим и посмотрим сверху.амзат удалился молча, унося затаенную восточную
улыбку.отом опять пошли, а вернее, крадучись от всех, побежали люди,
чиновники поменьше, с единственным вопросом - что с нами будет? У многих
оставалась надежда, подтвержденная лишь слухами, что Зубатый уйдет
генеральным директором монстра химической промышленности, обогащающей
ядерное топливо, а значит, будет набирать штат, кто-то рассчитывал, что он
останется в администрации вице-губернатором... В общем, люди заботились
только о своем будущем и откровенно старались понравиться и хоть чем-нибудь
угодить. По слухам, в правительстве области многие жалели, что Зубатый ушел,
некоторые относились нейтрально и откровенным предателем оказался всего один
- советник и эксперт по экономическим вопросам Межаев, который с началом
избирательной кампании открыто перекинулся в стан Крюкова, как говорили, с
надеждой на должность вице-губернатора. Зубатый давно чувствовал: этот
обязательно когда-нибудь предаст, но держал возле себя как отличного
специалиста. Конечно, Межаев давно вырос из должности и мог бы спокойно
занять место Маруся, но куда того девать? вот неожиданно Межаев заявился в
приемную экс-губернатора и стал требовать встречи. Зубатого это взбесило, он
велел секретарше кликнуть телохранителя Лешу Примака, который выставил
визитера за двери администрации, и распорядился больше никого не впускать.
Он принимал только своих работников и давно отказался вести личный прием
граждан, поскольку не обладал полномочиями и ничем помочь не мог, а
обнадеживать пустыми словами не хотел. Однако секретарь-референт вдруг
доложила, что уже в третий раз пришла молодая женщина по фамилии Кукшинская,
требующая принять ее по личному, жилищному вопросу.
- Отправь к Марусю, - отмахнулся он. - Появится Хамзат - сразу ко мне.
полудню начальник личной охраны должен был принести адрес сумасшедшей
старухи, но не принес и в администрации не появлялся. Еще через час он
попросил секретаря тайно пригласить Зою Павловну Морозову, председателя
областного избиркома, сразу же усадил ее в комнату отдыха и велел никого не
впускать. Зоей он работал и в комсомоле, и на Втором конном заводе, и потом
еще много раз судьба сводила и разводила их. и Зубатый никогда не тянул ее
за собой, как Мамалыгу, никуда не подсаживал; она шла за ним по собственной
воле и ни разу ни о чем его не попросила. И сейчас тоже оставалась
независимой, подчиняясь Центризбиркому - в том и заключалась вся честность и
прелесть отношений, о которых в администрации области никто даже не
догадывался. По крайней мере, хотелось в это верить. Она была той самой
рабочей лошадкой, способной тащить в гору любой воз без кнута и ропота,
забыв о себе и личной жизни, и при этом обладая поразительной памятью на
события, лица и ситуации. Как-то незаметно, неожиданно вышла замуж за
пьяницу-конюха, родила, разошлась, умудрилась вырастить дочку между
командировками, выдать замуж и теперь нянчила внучку - так выглядела
официальная легенда ее скрытной жизни. Оставаясь вдвоем, он иногда называл
ее комсомольским прозвищем Снегурка, как пароль или предложение к
доверительному разговору. доверие это давно стало безграничным, поскольку
будучи еще председателем горисполкома, он выбрал из многих нейтральных, ни в
чем не замешанных близких Зою Павловну и попросил страховать тыл - то есть,
отслеживать и анализировать любую информацию, от газетных заметок до слухов
и сплетен, так или иначе касающуюся его, как чиновника и личность. Шесть лет
комсомольской работы на разных уровнях, в среде молодых, предприимчивых,
склонных к интригам и просто подлых людей, в этой кузнице кадров для
партийных органов и КГБ, где стучал каждый второй на каждого второго, его
научили, как идти вперед, не опасаясь удара в спину. Снегурка честно
работала все время губернаторства, но около года назад скромному чиновнику
управления административных органов, даже не спрашивая мнения Зубатого,
предложили место председателя избиркома.лучилось это не потому, что Морозову
наконец-то заметили и оценили; давний оппонент губернатора, Крюков, теперь
уже бывший депутат Госдумы, сейчас победивший на выборах, готовил себе
место, разрабатывал почву и через третьих лиц рассаживал "своих" людей в