Алексеев Александр. Пришельцы

Вы не способны уже ни к чему, пресные, рафинированные люди. И чувства у
вас точно такие же. Вообще вы потеряли право на жизнь и обязаны освободить
жизненное пространство для людей, сильных духом, для молодой, дерзкой и
азартной нации. Я устала жить среди вас. Каждую минуту ощущаю, будто
пачкаюсь в вашей слюне. Обтираюсь и снова пачкаюсь, потому что вы
бесконечно пускаете пузыри, думая, что спасаете и храните духовность,
благородство, честь. Какая честь, если нет силы и смелости гунна?.. Вы
умерли! Вы - скелеты...
- Кто это - вы? Или мы перешли на официальный-тон?
- Вы - это вы все. Вся эта никчемная страна, которая еще мнит себя
государством.
И потому я - против вас.
- Тоже любопытный образ. Диана, вскормленная волчицей, перегрызает
волчице горло. И строит свой Рим. Занимательный город, должно быть, похож
на Содом или Гоморру. Жаль, не могу тебя сдать. Ты сейчас как писаная
торба, а я - дурак.
- Ты не дурак, Георгий. Поэтому тобой заинтересовались, особенно
после того, когда ты ушел от засады на болоте. Помнишь, когда я попросила
с тобой экстренной встречи?
- Это незабываемо, Маша! А заинтересовался твой резидент?
- Разумеется! Просто пришел в восторг. Хотел сначала убрать, чтобы не
мешал, а потом приказал... стеречь тебя от всяких случайностей.
- Значит, сначала ты заманила меня в ловушку, а потом охраняла?
- Но что делать? Такова наша служба, - наигранно вздохнула и
смирилась Маша.
- И у твоего резидента не пропал интерес до сих пор, насколько я
понял?
- Напротив, усилился. Если бы ты прекратил еще пускать слюни...
- Неужели я кажусь тебе интеллигентом?
- Какой вопрос? Ты и есть современный интеллигент в чистом виде, -
заключила она. - Самое мерзкое и отвратительное качество, искусственно
привитое в этой стране мыслящим людям. Оно-то и уничтожило дух нации, оно
сделало вас неспособными к сопротивлению. А мне очень хочется, чтобы ты
уяснил наконец, что поистине святым можно стать, зарыв в землю врагов
своих живыми, как это сделала княгиня Ольга. Вот это был дух! Вот тогда вы
имели право на существование.
Поспелов встал, стряхнул с одежды мучную пыль, шагнул к двери.
- Я подумаю... И попробую!
- Не забывай, тебе надо поторопиться, чтобы не стать вместо святого -
крайним.
Увы, катастрофа уже произошла...
- Да-да! Я помню... Обязательно попробую. Только в любом случае
сначала принесу теплую одежду и постель. Никогда не смогу спокойно
смотреть на зябнущую женщину.
- Это голос мужа, - вслед проронила Маша. - Я этого не забуду.
Уходя наверх за постелью, он не запирал темницу, но она даже не
сделала попытки побега - а удрать было просто: открыв окно. Теперь
Поспелов окончательно уверился: начни выгонять - не уйдет...
А пришельцы, тем не менее, продолжали затягивать удавку: едва
Поспелов поднялся наверх, как в доме отключился свет.
Он проверил пробки - все в порядке, значит, повреждение на линии.
Пришлось стиснуть зубы и переключиться на аварийное питание, но
аккумуляторный блок оказался посаженным до нуля - где-то поблизости
подняли в воздух "ромашку" - систему "Ореол". Когда же Георгий запустил
движок электростанции и все-таки включил радиостанцию, выяснилось, что
эфир забит помехами на всех диапазонах и радиопроходимость нулевая...
Оставался единственный способ связи с Москвой: по космическому
телефону выйти на коммутатор погранотряда и, назвав особый пароль,
попросить соединить с Зарембой по домашнему или рабочемутелефону. Это
проходило в любом случае - "ромашка" не действовала на спутник связи,
однако сообщение, пришлось бы шифровать и передавать голосом набор цифр.
Времени на шифрование не оставалось: следовало послушать ясновидящую из
темницы и поторопиться доложить о катастрофе. "Чтобы быть первым, а не
крайним".
Заремба оказался в своем кабинете...
- Здравствуй, брат, здравствуй дорогой, - сразу же затрещал Георгий,
задавая тон и ключ к разговору. - Все ли живы-здоровы в твоем таборе? Как
повозки дошли, как лошади?
- Да слава Богу, рома! - подхватил Заремба. - А что ты так
заволновался?
- Я же больного крестника с другим табором отправил, в кибитку с
добром посадил, а с тобой надо было послать. С тобой бы он не пропал.
- А, рома, куда твой крестник денется? Довезут, напоят-накормят, в
самый лучший шатер определят.
- Сон я дурной видел, - сказал Поспелов. - Будто кони в дороге пали,
а кибитка опрокинулась все добро прахом пошло, и крестник мой убился.
- Худой сон, - Заремба сделал паузу. - Да в руку ли?
- В руку, брат, в руку. Мои сны сбываются. И в твоем таборе беда:
черный человек прибился. Весь табор сглазит!
- Тоже во сне видел?
- Видел да смутно, лица не разглядел, но голос слышал. Будто шепчет
тебе на ухо: посади, мол, крестника в кибитку с добром и золото туда же
спрячь. Пошли мне весточку, брат, а то нет мне тут покоя и весь табор на
ноги поднял. Люди обиженные, мстить будут.
- Да уж чувствую, не до сна тебе, - посочувствовал Заремба и
отключился.
Поспелов добрел до своей комнаты, однако там не оказалось постели, а
в окна без единого стекла тянуло холодным, преддождевым ветром, суконное
одеяло, которым был завешен пустой проем, вздувалось парусом. И все-таки
он лег, но, засыпая, подумал, что не сможет проснуться сам через два часа,
чтобы поставить Татьяне укол..
Но вышло, спал ровно два часа. Ветер на улице не улегся и дождь не
пролился, значит пойдет с утра... Поспелов осторожно пробрался в спальню
"жены" - во сне она тяжело дышала, яблоки глаз двигались под прикрытыми
веками: вероятно, был температурный кошмар. Он приготовил шприц и тихонько
растолкал Татьяну.
- Подставляй, пора.
Едва он сделал укол, как на пульте связи замигала лампочка: Москва
требо,вала срочной связи. Пришельцы сняли блокаду...
Поспелов открыл потайную комнату, не включая света, почти наугад
ткнул кнопку и взял трубку радиостанции.
Голос Зарембы звучал, будто из могилы.
- Спишь что ли, хрен моржовый! Опять вещие сны смотришь?
- Сплю, - сказал Георгий. - Едва голову оторвал...
- Транспортник гробанулся в семидесяти километрах от Петрозаводска, -
сообщил полковник. - Дозаправился в гражданском аэропорту, взлетел и через
шесть минут взорвался.
- Да я знаю...
- Откуда знаешь, Гоша? Откуда?!
- Во сне видел.
- Я тебя понял. Я твой сон начальству пересказывать не буду. Давай
объективную причину и происхождение информации.
- Анонимка, - мгновенно ответил Поспелов. - Предупредили по
оперативной радиостанции.
- Чудеса...
- Не чудеса, а "бермудский треугольник".
- Что намерен-делать? Запомни, руководство вернулось в полном
удовлетворении.
Тебе посулили героя России, всем остальным - ордена. Празднуют в
конторе победу.
Требуют побыстрее сворачивать разведоперацию, а всю агентуру - в
отпуска.
- Это можно, - отозвался Поспелов. - Только мне агент Рем еще
потребуется на некоторое время.
- Что ты там придумал?
- Да так, ничего особенного, хочу сходить в разведку. Есть одно
заманчивое предложение, точнее, тонкий намек на сотрудничество.
- Без обеспечения и поддержки - никаких разведок! Они выманят тебя и
прикончат.
- Захотели бы - давно прикончили вместе с агентурной сетью, женами и
любовницами.
А не кончают - значит я им нужен.
- Ладно придуриваться! - чуть ли не закричал Заремба. - Ты же
представляешь, с какой силой мы столкнулись. Видел, как четко проводят
свои операции? Как ловко тебе аэродром подсунули!
- Нам подсунули, Александр Васильевич, нам!
- Да, нам. А теперь попробуй докажи в конторе, что это подставка? Что
все они обмишурились?..
- Все равно, пока есть возможность занырнуть к "драконам", надо ее
использовать.
Иначе так и будешь подставные головы рубить.
- Ты все продумал? Все взвесил?
- В общем, все. Осталось только выспаться.
- Ну, гляди, я тебе разрешения не давал, а ты не спрашивал.
- Понял! - с удовольствием сказал Поспелов и отключился.
Он посидел за столом потайной комнаты - "песок" резал глаза, хотелось
положить голову на свободный краешек столешницы и поспать хотя бы еще час:
откорректированное усталостью сознание почти не воспринимало остроты
реального положения. Почти наугад Георгий набрал код Ромула по местной
связи и, ожидая ответа, прикрыл глаза. Когда же встрепенулся - прошел час,
а вызов все шел и шел в безмолвный эфир. Это заставило проснуться
окончательно. Он еще раз и теперь аккуратно надавил сенсорйые кнопки -
Ромул не отвечала...
Вдруг стало холодно! Агент не имела права уходить куда-либо без
согласования с резидентом, особенно после самовольного вояжа по
"треугольнику" во время "Грозы". В голове проскакивали оправдательные,
обнадежибающие мысли: крепко заснула, потеряла пульт контроля за связью -
маленький брелок в виде летучей мыши (такое случалось), наконец, вышла во
двор - все благоустройство на улице...
Тишина в Верхних Сволочах казалась могильной.
Причина была иная, и другой можно было не искать и не придумывать.
Поспелов переключил диапазон и набрал код Рима - надо предупредить, чтобы
приняла меры по собственной безопасности! Хотя и так состояние "Грозы" для
агентов не отменялось. Лучше всего, пусть уйдет с метеостанции и сидит до
утра где-нибудь в лесу. Если еще не поздно!
Спустя четверть часа он отключил вызов Рима - этот агент не уснет
крепко и не потеряет пульт... Он вернулся в комнату к Татьяне, осторожно
присел на край постели: не хотелось будить - "жена" наконец уснула
спокойно и разгладилась на лице болезненная гримаса.
- Таня! - потряс безвольную руку. - Танюша...
- Да, слышу, - не открывая глаз, проронила она. - Чувствую, что-то
случилось...
Опасность...
- Когда в последний раз Ромул и Рим выходили на связь?
- По графику... В двадцать тридцать пять и в двадцать пятьдесят.
- Все было нормально? Тревоги никто не высказывал?
Татьяна открыла глаза, облизнула сухие, воспаленные губы.
- Неужели и их взяли?.. Неужели обнаглели до такой степени... что
идут на поединок со спецслужбой? На нашей территории?..
Поспелов молчал, потому что она сейчас озвучивала его мысли. Только
он считал, что не обнаглели, а по какому-то неведомому сценарию начали
раскрутку своей новой операции с непредсказуемыми действиями. Методично и
хладнокровно. С расчетом на то, что контора после взятия аэродрома
успокоилась и потеряла стремительность наступления. Это был ответный удар
за срыв диверсии на Ленинградской АЭС.
Пришельцы жертвовали своей перевалочной базой, специалистами,
фанатами и "драконами", но выигрывали главное - собственную неуязвимость и
невероятную волю к действию. Именно такое впечатление произведут они
завтра в конторе, когда станет известно о катастрофе военно-транспортного
самолета и ликвидации агентуры в "бермудском треугольнике". Пока
победители летели из Карелии в Москву, стали побежденными...
- Мне нужно немедленно переправить тебя в Москву, - сообщил Поспелов.
- Хотя бы незаметно вывезти на станцию... Впрочем, вряд ли получится
незаметно.
- Понимаю... Связываю тебе руки?
- Нет, не хочу, чтобы и ты отправилась в космический полет, на
планету Гомос.
- Не забывай, я старший лейтенант! Младший оперуполномоченный.
- Не в этом дело, - он подыскивал слова, чтобы не нагружать ее лишней
секретной информацией. - Понимаешь... Операция закончилась. Ее первая
часть... Сейчас будет другая стадия... В общем, я тебе даю развод.
- И это понимаю, - смиренно проговорила "жена". - Я давно
чувствовала: пришельцы подбираются к тебе. Ты им нужен. Как только я
заметила странное поведение Рема, сразу подумала... Рема подбросили на
ферму, чтобы обработать тебя.
Окончательно... Поэтому не нужно увозить меня незаметно. Наоборот с
шумом, со скандалом... Я его утром устрою. Ты же помнишь, я умею это
делать. Как, я продавщицу из Верхних Сволочей селедкой!..
Она мечтательно замолчала, - погладила его руку. Затем посмурнела,
будто солнце зашло.
- Конечно, для пришельцев скандалить бессмысленно, - подумала
Татьяна. - Для Рема - можно. Она поверит... Только нужно придумать причину
скандала. Серьезную... А потом я уеду сама.
- Нет, не поверит! - Георгий стряхнул задумчивость. - Она
великолепная актриса, играет авантюристку, романтическую авантюристку!
Этакую Диану, богиню охоты.
- Ну, я тоже кое-что могу! - самозабвенно прошептала она. - Давай
так: под утро ты пойдешь к ней в темницу. И проявишь к ней... сексуальный
интерес. Только чтобы все натурально. Я уверена, она будет не против...
- Не годится! - отрезал он. - Глупо, шито белыми нитками. Она будет
не против, сыграет. И ты сыграешь... И все будет игра, дурь, в которую
никто не поверит.
- Тогда пойди и изнасилуй ее. Кажется, у тебя это получалось?.. А я
приду на шум и для верности постреляю в тебя.
- Знаешь что? У тебя температура и бред! Надо все сделать естественно
и просто.
А все эти бабские страсти!..
- У меня не хватает фантазии, - вдруг пожаловалась Татьяна. - И если
откровенно... Мне так хочется поскандалить!
- Рем знает, что ты заболела?
- Знает. Павел ей воду относил, вместо меня, и сказал...
- Вот и все, - заключил Поспелов. - Сейчас я вызову вертолет из
Петрозаводска. Под видом санрейса. И пусть они думают что хотят.
- Пришельцы все время будут проверять тебя... Не ведешь ли ты двойной
игры.
- Давай не будем об этом, - попросил он. - Не хочу сейчас и думать.
- Нет, я просто совет тебе даю... Из женского опыта. Для того чтобы
скрыть истину, надо все делать откровенно. И двойную игру тоже...


На улице залаяли собаки - сначала редко и гулко, словно опробывали
голоса, потом уже без перерыва, с закипающей яростной злостью. Чуть позже
на пульте замерцала лампочка - охранный видеоглаз кого-то узрел, но никак
не мог справиться с сильным ветром, качающим деревья, кусты и высокие
травы, и беспомощно метался по тревожному ночному полю...


Адам и Ева сидели в следственном изоляторе, задержанные на основании
указа президента, и можно было оставить их здесь сроком на тридцать суток,
не более.
Получить ордер на арест и производство обыска оказалось невозможно -
вдруг заупрямился и возмутился спецпрокурор, Приехавший из Карелии
раздраженным и злым.
- Вы готовы покидать в тюрьмы полстраны! - отчего-то кричал он
Зарембе и чуть ли ногами не топал. - Мало того, что теперь и вы начали
оставлять трупы, так еще и требуете арестов! На каком основании? Почему я
должен верить вам на слово? Где доказательство, что это они заказали на
вас покушение? Почему не взяли живым хотя бы одного?
Он ничего не хотел слышать ни о сложнейшей ситуации, когда пришлось
вырываться из рук наемных убийц, ни о разгуле и наглости преступников,
когда средь бела дня покушаются на полковника спецслужбы, ни о том, что
Адам и Ева связаны со всем, что происходит в Карелии.
Мало того, оба киллера оказались работниками госавтоинспекции и
теперь, вероятно, шли разборки и давление со стороны МВД. Надо было
отстаивать честь мундира...
Конечно, одного из них можно было взять живым, - однако в ту минуту
Заремба был почти уверен, что команда на его устранение поступила от
кого-то сверху, ибо нападение совершилось почти сразу же, как он был
выдворен с совещания в правительстве и когда ему не отдали его оружие...
- Не позволю, чтобы снова повторился тридцать седьмой! - закончил
тогда свою речь законник. - Будут доказательства - арестую.
Однако неожиданно он позвонил сам и попросил приехать, забрать уже
подписанные ордера на аресты и обыски. Без требований каких-либо
дополнительных доказательств.
В спецпрокуратуре щел летний ремонт, стучали молотки, скребли
мастерки и воняло краской. Законник сидел в своем кабинете и хватался за
голову, надышавшись, как токсикоман.
- Башка раскалывается, - пожаловался он. - Поехали отсюда
куда-нибудь... на природу.
Заремба, как старый притворщик, уловил в этом предложении фальшь:
голова, возможно, и в самом деле болела, да только не от краски. Они сели
в личную машину спецпрокурора - пожухлый, с дырявыми крыльями "москвич" -
и поехали из центра в сторону Строгино. Спрашивать, куда везут и почему
именно в этом направлении, не имело смысла, ибо события разворачивались
самым неожиданным образом. По дороге законник остановился возле
супермаркета и озабоченно посмотрел на Зарембу.
- А не взять ли нам бутылочку? Чтото голова не проходит...
- Почему не взять-то? - полковник полез за кошельком. - Можно еще и
пива прихватить, холодненького. А то и у меня язва расшалилась.
За спецпрокурором не было славы тихого алкоголика, и такой оборот
дела означал, что предстоит какой-то крупный и серьезный разговор. Он
вернулся с полным звенящим пакетом, сел за руль и привез Зарембу на берег
озера в десятом микрорайоне Строгино. За редким сквером поднимались скалы
многоэтажек, а здесь, у воды, было тихо и не жарко. Законник на правах
хозяина снял с заднего сидения и расстелил на земле чехол, разложил
закуску и налил водки в разовые пластмассовые стаканчики.
- Кажется, ты в Карелии на меня обиделся? - спросил он, по условиям
ситуации переходя на "ты".
Если он позвал пить "мировую", то это выглядело по крайней мере
странно со стороны спецпрокурора. Подобных обид в их жизни было не счесть,
и если каждую таким образом "замачивать", то круглый год не будешь
просыхать. Да и не принято как-то обижаться на законы...
- За десантуру, что ли? - между прочим поинтересовался Заремба. - А
что обижаться, все как положено. И так стволов у населения больше, чем
после войны.
- Лукавишь! - погрозил пальцем законник и поднял стакан. - Ладно,
давай, пока не нагрелась. Чтоб не было между нами обид.
Едва закусив, он тут же налил снова.
- Не часто? - Заремба открыл пиво. - Жара-то еще не спала...
Спецпрокурор достал колоду карт - подвернулась в кармане под руку, -
профессионально, как фокусник, распустил в воздухе и мгновенно собрал в
тугую пачку.
- Эх, нам бы третьего да пульку расписать! - помечтал он, бросая
колоду на чехол. - Давай кликнем любого прохожего?
- Давай, - согласился Заремба, внутренне восхищаясь
непосредственностью законника. - Только я не очень-то в преферанс...
- Дело поправимое, - хмыкнул тот. - Главное, чтобы судьба послала нам
сегодня третьего! Пошлет или нет?
Он по-прежнему оставался фаталистом... И Заремба вдруг проникся его
состоянием - все сегодня свершалось по воле судьбы! Знал ли он,
проснувшись утром, что вечером будет сидеть на берегу озера в Строгино,
пить водку и играть в преферанс с несгибаемым и недоступным специальным
прокурором?
- Ну что, замахнем еще по одной? - законник вскинул стакан. - Между
первой и второй, говорят, пуля не должна успеть пролететь.
Выпил со вкусом, закусил нарезной ветчиной - Заремба диву давался.
- Ты там был, где транспортник гробанулбя? - спросил прокурор.
- Был... Печальное зрелище. Обломки разнесло на несколько километров.
Самый крупный - хвостовое оперение...
- Хорошо зарядили.
- Сами и зарядили. Груз толком не проверили...
- А сами ли? - посеял сомнения фаталист.
- Ну не по воле же рока!
- Как знать... По чьей воле? В тот же вечер, как я из Карелии
вернулся, пришел ко мне... человек. Черный человек, понимаешь?
Высокопоставленное лицо. Так высоко поставленное - имя назвать страшно.
Потому и не назову... И предложил он возбудить уголовное дело.
- Против меня? - угадал Заремба.
- На воре и шапка горит... Против тебя, твоего стрелка Поспелова и
всей десантуры. И пожелал он, чтоб я немедленно арестовал всех и заключил,
скажем, в Лефортово. Остальное - не мое дело.
- На основании чего?
- Были бы люди, основание найдется, - вздохнул законник. - Так
хотелось пульку расписать, да, видно, не судьба... Ну что, с картами не
везет, давай водку пить... Слушай, Саня, у тебя знакомого издателя нет?
Кто бы взялся напечатать мои мемуары?
- Что-то не припомню, кажется, нет.
- А жалко... - он вдруг зашептал, заулыбался с мальчишеской
восхищенностью: - Я им такую бомбу приготовил! Такой заряд - хвостового
оперения не останется!
Только бы успеть напечатать!С фактами, банковскими счетами, а какие
цифры!..
Кстати, знаешь, какой гонорар мне предложил за услугу?
- Кто предложил? - переспросил Заремба, чувствуя легкий страх:
спецпрокурор напоминал сейчас блаженного...
- Высоко поставленное лицо!.. Сто тысяч долларов сразу и столько же
после того, как ты со своей командой сядешь в Лефортово. Какие деньги!
Можно уйти со службы, купить виллу где-нибудь в Эквадоре и положить на все
во-от такой! С прибором!..
Да, самое любопытное: знает все, даже о количестве трупов, которых
навалил твой Пострел. И о твоих... тайных договоренностях. Относительно
десантуры, оружия и прочего. На память кроет, сколько ты автоматов отдал,
боеприпасов, взрывчатки. В общем, срок вам натягивает. Приличный, скажу
тебе, срок. А может, вы в Лефортово долго и не протянете. У кого острая
сердечная недостаточность, у кого инсульт, кого уголовнички приласкают
заднищей о бетонный пол... Ты бы должен знать, откуда у него информация.
- Не знаю, - откровенно признался Заремба и выпил. - Если бы ты имя
назвал... этого высокопоставленного, можно было бы вычислить. А так гадать
я не привык.
Сказал бы фамилию?
- Пока не скажу. Знаю: тебе только скажи - ты сразу же начнешь
отстрел.
Всех подряд. Ты же партизан... Всех не отстреляешь, а дело погубишь.
- Какое дело?
- Карельское! Ты его правильно начал, а я идиот полный! Прости меня,
Саня.
Теперь бы я этим мужикам... этой десантуре сам по пулемету выдал.
Если увидишь их, скажи: этот придурок обмороженный был... не прав и теперь
кается... Хорошо ты начал, только с хвоста. В Карелии, брат, хвост у этого
дракона, а все головы тут, в столице. Но ничего, бей в хвост. Больно
станет - хоть одну голову, но завернет назад.
- Мне бы не мемуары твои, а информацию, - посожалел полковник. - А то
все вокруг да около...
- Меньше знаешь - крепче спишь. Могу сказать одно: твой помощник
Выхристюк - тварь. Это он трупы считал, оружие, что ты отдал десантуре...
Считал и мне на ушко нашептывал. Так что змею ты на груди пригрел.
- Что же ты раньше молчал? Слушал его и молчал?
- А мне раньше по двести тысяч баксов не предлагали, чтоб я своих в
тюрьму сдавал, - отпарировал законник. - Мне положено следить за вами,
стрелками.
Впрочем, что там... Знаешь, я же в прошлом военный летчик. Кстати, до
сих пор еще снится... Но не в этом дело, плевать. В авиации есть такое
понятие - точка возврата. Точка, откуда можно вернуться на базу без
дозаправки топливом. Иначе - запасной аэродром или вынужденная. Я свою
точку проглядел, и теперь просто не хватит горючего. Запасных аэродромов
нет, идти на вынужденную - горы и тайга внизу. Остается ручку дергать.
Ручка такая есть, красная, между ног торчит...
Он засмеялся и Заремба решил, что спецпрокурор опьянел и раскис на
жаре и хорошо бы сейчас уговорить его искупаться и освежиться, однако тот
и слушать не стал: перепады в его настроении были почти моментальными и
неожиданными.
- Это судьба, брат, - вдруг отрешенно и горько вымолвил он. - Скажи
Поспелову, пусть он их мочит, сволочей! И не берет живьем. Передай ему, я
велел! Нет, не велел, а просил - мочить!
Спецпрокурор опрокинул стаканчик водки, хотел закусить хлебом, но
вдруг с жалостью посмотрел на кусок и бережно положил на газету.
- И есть уже не хочется... Эх, в преферанс не сыграли! А мне всегда в
карты везло. Веришь - нет, когда летал - всегда выигрывал. У меня было
так: либо козыри, либо мизер неловленный... Да что теперь вспоминать.
Не прощаясь, он внезапно вскочил и, словно обиженный, пошел через
сквер к высокой стене дома. Заремба окликал его, хотел вернуть, однако
спецпрокурор лишь отмахивался и уходил без оглядки твердым и решительным
шагом.
Ошеломленный таким поведением всегда разумного законника, Заремба
около получаса еще торчал на берегу, надеясь, что раздосадованный
"собутыльник" еще вернется.
Потом спрятал в машину все мужские забавы - выпивку, закуску, карты,
- запер ее на ключ и поехал домой на метро со странным ощущением пустоты и
разочарования. А дома разыскал квартирный телефон спецпрокурора и часа два
бесполезно набирал номер: на другом конце срабатывал автоответчик...
Наутро же в конторе стало известно, что законник застрелился у себя
дома из револьвера 1906 года выпуска. В барабане оказалась единственная
гильза - вероятно, фаталист сыграл в офицерскую рулетку...
Так было доложено на оперативке. Но когда полковник Луговой вернулся
с места происшествия и заявился в кабинет Зарембы, открылись совершенно
иные обстоятельства. Все было так: спецпрокурор сидел на кухонном
табурете, откинувшись в угол, правая рука вытянута вдоль тела, под ее
кистью лежал револьвер, голова опущена на грудь, в правом виске возле уха
пулевая рана с черным пятном порохового ожога. Внешне - никаких следов
насилия...
Однако после тщательного осмотра обнаружилось, что в квартире
неизвестными лицами произведен обыск, в результате которого исчезли бумаги
из встроенного и замаскированного под картиной металлического шкафа, а
также из ящиков письменного стола. Дочь, приглашенная оперативниками на
место происшествия, подтвердила, что отец хранил там чистовую рукопись и
черновики своих мемуаров, над которыми работал три последних года, и что
никогда не выносил их из дома.
Кроме того, наряду со звонками Зарембы - он всякий раз называл себя и
просил отозваться, - на пленке автоответчика зафиксировался еще один,