Алексеев Александр. Пришельцы

на ночь, оставляя в режиме дежурного приема. И когда приехал, ничего не
заметил ни в голосе, ни в глазах "жены"; она откровенно скучала от
одиночества и встретила его, как подобает настоящей хозяйке фермы: в
рабочем халате, в сапогах, с ведрами с кормом. Но прежде чем уделить
внимание мужу, не спеша вылила в корыто, вытерла руки и обняла пофински
холодновато.
- Явился, гулеван! Ну, дали ссуду? Или отказали?
От стихов Рубцова ему казалось, что Татьяна, презрев "легендарные"
отношения, вспорхнет ему на руки, обовьет шею, защебечет и заласкается. В
конце концов, никто же не стоит в кустах и не подсматривает!
- Дали кредит под семьдесят процентов! - подыграл он. - Живем. Я
голодный, корми меня, а не свой свинарник!
- А я сегодня тебя и не ждала! И не варила ничего. Думала, получишь
деньги, так дня три еще погуляешь в городе.
- Некогда гулять. Как пчелы?
- Летают твои пчелы, да взятка пока нет.
- Ничего, будет взяток! - пообещал он и пошел в дом.
Вместо еды - а Георгий впрямь проголодался, - Татьяна поманила его в
потаенную дверь комнаты, где стояла радиоаппаратура, и включила
видеопросмотр. Без слов и комментариев.
Съемка была сделана микровидеокамерой, установленной внутри скотного
двора. В инфракрасном излучении, дающем зеленый оттенок, отчетливо
просматривалась человеческая фигура. Около минуты она таилась возле стены,
затем пробралась к кормушкам, взобралась на перекладину и попыталась
поднять доски потолка. Ничего не вышло. Спустилась, прокралась к двери,
соединяющей дом и скотник, потянула, убедилась, что дверь заперта изнутри.
Ушла к окну с выставленной рамой, выбралась наружу. Раму вставила с улицы.
Тут же включилась наружная камера со следящим устройством за движущимся
предметом. Человек приблизился к забору, ловко перескочил и направился по
склону в сторону от дороги. С земли встал еще один, о чем-то поговорили с
минуту и торопливо удалились по клеверному полю. Они пропали из виду, но
камера не выключилась, поскольку в зоне ее действия оказалась свинья.
Привыкшая жить в лесу, она обладала какими-то собачьими повадками,
смотрела вслед ушедшим людям и слушала.
- Почему мне не сообщила об этом в Петрозаводск? - спросил он.
- Не хотела волновать. Ничего же особенного не произошло? -
засмеялась она. - Может, это любовник приходил, откуда ты знаешь?
- Два любовника, - поправил Георгий. - Что же не открыла?
- Не стучали! Подлецы...
- Скорее всего, к тебе наведались пришельцы с планеты Гомос, -
пошутил он. - Видишь, зелененькие.
- Пришельцы тоже мужчины! - Татьяна уже не дразнила его, а болтала от
радости, что он вернулся. - Но это еще не все. Пришельцы были сразу же
после твоего отъезда. А вчера ко мне приезжал еще один и потребовал отдать
ему свинью с поросятами или деньги. Я отдала деньги, двести пятьдесят
тысяч.
- Ворожцов?
- Да, бывший хозяин. Свинья сбежала, когда он перегонял отсюда скот.
И он ее искал... И знаешь, запугал меня тут насмерть. Привидениями,
бродячими покойниками, которые приходят из Долины Смерти и просят предать
их останки земле. Говорит, приходят и наши солдатики, и немцы. В шинелях,
с оружием... Тебе страшно?
- А мертвые немцы говорят порусски? - вместо ответа спросил он.
- Нет, по-немецки! Ворожцов язык знает на уровне школы, так что
больше знаками изъяснялись.
- И он хоронил?
- Говорит, по личной инициативе отработал в Долине три дня и
похоронил около двадцати скелетов в одной братской могиле. После этого
покойники к нему не приходили.
- Это все? - с надеждой спросил Георгий. - Может, теперь покормишь, в
баньке попаришь?
- Покормлю, но тебе сейчас будет не до баньки, - Татьяна подала
листок из шифроблокнота. - Сегодня утром я приняла вот такой сигнал. По
местной связи.
Думаю, это любовница. Так пусть она тебя и парит в баньке.
Это был сигнал от Ромула, требующего немедленной встречи.
По заданию Поспелова агент Ромул проводила профилактический осмотр
населения двух жилых деревень, расположенных на Территории "бермудского
треугольника".
Основную массу жителей составляли старухи и одинокие стареющие
женщины, растерявшие мужей своих кто в войну, кто по причине пьянства и
болезней, не щадящих почему-то мужскую половину человечества.
Изработанные, замордованные бесконечными хлопотами и частым горем женщины
практически ничем уже не болели, но показывались фельдшеру с удовольствием
и между делом откровенничали по душевной простоте и природной
словоохотливости. Поспелова интересовало все относительно Долины Смерти в
довоенный период, и старухи по этому поводу давали самую исчерпывающую
информацию. Попутно с историей страшного места, Ромул выуживала сведения
бытового характера, попросту называемые сплетнями.


Одна сплетня показалась агенту любопытной: будто в деревне Шорега к
пятидесятилетней женщине Демьянихе приблудился молодой парень, чуть ли не
вдвое моложе. Не местный и откуда взялся - неизвестно. На глаза никому не
показывается, ведет скрытный образ жизни, и если доведется встретиться
кому с ним в лесу, тут же убегает, как зверек. Не охотник, но все время
ходит с ружьем по сопкам, что-то высматривает, вынюхивает, особенно
пристально следит за туристами, забредающими сюда, чтобы спуститься по
речке на резиновых лодках. Старухи считали, что сожитель Демьянихи -
чей-то шпион, засланный выведать секреты. Когда он бродит по лесу один, то
говорит не по-русски, не по-фински и даже не по-карельски. Чудной какой-то
язык, непривычный - в телевизоре такого не слыхали.
Каким образом старухам удалось узнать почти все о "шпионе",
оставалось загадкой и еще раз предостерегало Поспелова, что это глухое
место имеет повсюду глаза и уши и не следует расслабляться даже у себя
дома.
По собственной инициативе Ромул отправилась в Шорегу и провела
некоторые разведмероприятия. Деревня имела вид не совсем привычный - около
десятка домов стоят кучкой, - остальные же разбросаны хуторами по
окрестностям. В одном из них и жила Демьяниха, бывшая колхозная
бухгалтерша. Нелюбовь к ней местных жителей можно было объяснить просто
ревностью, из-за которой и плели всякую небывальщину. Из ревности же и
участковому милиционеру сообщили про сожителя.
Думая, что он беглый заключенный, участковый засады устраивал,
внезапно среди ночи появлялся в хуторе, нанимал старух последить за домом
Демьянихи и ему сообщить, когда незнакомец появится. Все бесполезно.
"Шпион" исчезал, как призрак, а сама хозяйка хуторка будто бы разводила
руками и клялась, что живет в одиночестве и поблизости ни одной мужской
души не замечала. Участковый отступился, решив, что бабкам уже чудится.
Целый день Ромул проводила профилактический осмотр и рассчитала так,
чтобы остановиться на ночевку в хуторке, соседствующем с Демьянихой.
Агенту было всего двадцать восемь лет, однако по причине отсутствия в этих
местах полнокровного мужского населения молодая женщина безбоязненно
разъезжала по лесам на "ниве" с красным крестиком. Ночью она хотела
пробраться на хутор к Демьянихе и разведать обстановку, однако хуторянка,
прослышав о фельдшерице, явилась сама, причем с подарками в виде туеса
меда и домашнего масла. И стала зазывать Ромула к себе, доверительно
сообщив, что у нее проблемы по женской части. Демьяниха оказалась довольно
моложавой особой, подвижной, словоохотливой и с претензией на сельскую
интеллигентку. Дескать, что тебе тут у старухи ночевать, к тому же
полуглухой?
Поломавшись для приличия, Ромул согласилась - удача была редкая. Дом
у Демьянихи был с каменным низом, просторный и добротный, во дворе мотался
цепной пес, исходивший злобой.
И в самом доме обстановка была соответствующей - полугородской быт,
чистота, старомодные белые чехлы на спинках стульев, вышитые занавески,
салфеточки - жилище старой девы. Однако в первую же минуту Ромул
обнаружила знак присутствия мужчины в доме - возле умывальника лежал
помазок со свежими остатками мыла.
Несмотря не веселость, Демьяниха показалась чем-то сильно
обеспокоенной, особенно когда вошли в дом и уселись пить чай.. Болтая
доверительно о женских делах, она иногда к чему-то прислушивалась, часто и
по пустякам убегала на кухню и постепенно завела такой разговор, словно
прощупывала фельдшерицу на предмет ее профессиональных способностей,
материального достатка, взаимоотношений с мужчинами и умении держать язык
за зубами. Создавалось впечатление, будто хуторянка настойчиво пытается
сделать из незнакомой молодой женщины свою подружку.
Наконец, ближе к полуночи Демьяниха осмелилась и сообщила, что в доме
находится ее племянник Миша, которого тяжело ранили какие-то бандиты и
вообще пообещали убить и спалить дом, если только он заявит в милицию. Они
тут же спустились в полуподвальный каменный этаж, где в небольшой комнате
лежал раненый. Пуля попала ему в боковую сторону левого бедра, пробила
мягкие ткани и застряла в правом.
Сквозная рана левого выглядела неплохо, но в правом начиналось
сильное загноение, опухоль и краснота. Как объяснила Демьяниха, несчастье
произошло четыре дня назад, она сама делала перевязку и пыталась выдавить
пулю, сидящую возле тазобедренной кости. Похоже, тогда и внесла инфекцию.
Корнцанга, специального инструмента для извлечения пуль, в сумке Ромула
конечно же не оказалось. Пришлось доставать обыкновенным пинцетом,
предварительно расширив рану. Разумеется, все под местным наркозом.
Демьяниха оказалась хорошим ассистентом во время операции, которая длилась
вместе с чисткой и обработкой ран около двух часов. Раненый попросил
оставить ему пулю на память, и Ромул пообещала, однако вколола ему морфий,
усыпила и не выполнила обещания.
Теперь эта пуля лежала на ладони Поспелова. Без всякой экспертизы
можно было определить, что выпущена она из американской армейской винтовки
М-16. Вместе с пулей лежала микрокассета с пленкой: Ромул сделала
несколько фотоснимков раненого "племянника" Миши и "тетки" Демьянихи.
Где и за что Миша нарвался на пулю, оставалось загадкой, разгадать
которую и предстояло теперь Ромулу, подрядившейся тайно лечить раненого до
полного выздоровления. Сильно смущал вид оружия, весьма редко попадавший в
руки бандитов. Поспелов вернулся со встречи с агентом уже под утро и
застал Татьяну не в ночной сорочке, а в легком бронежилете и с автоматом в
руках. "Жена" храбрилась, пыталась даже смеяться, но вид при этом был
напуганный и крайне возбужденный. По ее рассказу, ровно в двенадцать ночи
на улице послышался душераздирающий визг, вой, жуткие стоны и мольбы.
Татьяна выглянула в окно, потушив лампу, и увидела, что клеверное поле
охвачено зеленым сиянием, а по нему бредут скелеты в полуистлевших шинелях
и полушубках, в немецких касках и шапках-ушанках, с автоматами и ржавыми
трехлинейками. Они шли и кричали на разных языках: просили схоронить их
останки в земле, проявить гуманность, избавить их от вечного блуждания и
дать покой хоть на том свете. Татьяна вооружилась и, запершись в доме на
все засовы, сделанные еще Ворожцовым, не отвечала. Тогда началась страшная
стрельба! "Жена" отчетливо видела, как скелеты бьют очередями от живота,
стреляют прицельно из винтовок по окнам и стенам дома, но почему-то не
вылетело ни одного стекла. Зато треска и грохота было как на войне. После
огневого налета скелеты стали опять повторять свои просьбы о милости и
грозить, что не дадут спокойно жить, если живые не похоронят мертвых.
Потом они развели костры и стали варить пищу в котелках, причем все
вместе: русские и немцы.
Сидели группами, ели, пили и снова стреляли. Шабаш этот продолжался
до половины четвертого утра, примерно до третьих петухов. Затем солдаты
потушили костры, разобрали оружие из пирамид и ушли в сторону Долины
Смерти.
Поспелов ощупал лоб Татьяны - температуры не было. Он попытался
отвлечь ее, развеселить, но "жена" неожиданно сломалась, бросилась ему на
грудь и заплакала, бормоча, что больше никогда не останется на ферме одна.
Кто-то хотел запугать новопоселенцев, причем способом весьма дорогим
и оригинальным. Послать ряженую толпу да еще с оружием, чуть ли не четыре
часа разыгрывать перед домом спектакль - удовольствие не дешевое. Поспелов
тут же осмотрел стены дома - ни одной пулевой пробоины! Значит, стреляли
холостыми.
В "бермудском треугольнике" начинало пахнуть порохом...
Но странное дело: на клеверном поле не нашлось ни единого следа от
толпы скелетов! Ни кострищ, ни остатков одежды - Татьяна рассказывала,
будто шинели рассыпались на глазах, - ни одной стреляной гильзы! Тогда
Поспелов бросился в потаенную комчату, куда выходил пульт управления
охранной сигнализацией.
Обзорная видеокамера в эту ночь включалась дважды - когда Георгий
уезжал на встречу с Ромулом и когда возвращался назад. Иных движущихся
предметов ни на дороге, ни на подступах к дому, в том числе и на клеверном
поле, отмечено не было. Камера срабатывала, даже когда сильный ветер
раскачивал куст...
Похоже, у Татьяны сдавали нервы. И это после месяца жизни на ферме.
Если так пойдет дальше, придется сворачивать операцию и "продавать" ферму
другому "фермеру" или каким-то образом "разводиться" с Татьяной и
"жениться" на другой.
К примеру на агенте по кличке Ромул, которая хладнокровно, чуть ли не
с помощью кухонного ножа делает довольно сложные операции и не боится
одиночества.
Он не стал усугублять ситуацию, и словом не обмолвившись о
профессиональных качествах младшего опера, наоборот, успокоил, приласкал,
напоил чуть ли не насильно валерьянкой, унес на руках в спальню и уложил в
постель. И сам заснул рядом, забыв о хозяйстве и непроявленной
микропленке, полученной от Ромула.
После сна "жене" заметно полегчало, и она сама сделала предположение,
что ночной шабаш скелетов - не что иное, как галлюцинации, вызванные
впечатлительностью.
Бывший хозяин фермы вложил в подсознание некий пунктик, загнал страх,
рассказывая о приходящих из Долины Смерти непохороненных солдатах. Ночью
же, в одиночестве, при "благоприятных" условиях, эта бомба взорвалась и
неконтролируемое богатое воображение сделало свое дело.
Следовало немедленно пощупать Ворожцова, понять, был ли у него умысел
в том, чтобы запугать новых владельцев фермы. Заремба еще зимой делал на
него ставки и получил вполне нормальные результаты: бывший главный
зоотехник колхоза ни в чем подозрительном не замечен, считался
вполне-серьезным человеком, хорошим специалистом и мастером на все руки.
Были мелкие грешки: когда поделили колхозное имущество, собрал с местных
старух их паи, обещав взамен кому отремонтировать дом, кому вообще
построить новый, и некоторых обязательств до сих пор не выполнил. Конечно,
мог из жалости к своему огромному труду, затраченному на строительство
фермы, попугать семейную пару в Горячем Урочище, тем более знал, что
"жена" сейчас одна, а хозяин вроде бы уехал в Петрозаводск за ссудой.
Поспелов намеревался в тот же день съездить в Нижние Сволочи, где
теперь жил Ворожцов, разобраться с оплатой за свинью - слишком много взял!
- и заодно расспросить о покойниках из Долины Смерти. Но когда проявил
микропленку и отпечатал пробный снимок, мгновенно забыл о бывшем хозяине
фермы...
Агент Ромул сфотографировала и оперировала пилота пропавшего самолета
АН-2 авиалесоохраны Алексея Ситникова.
Для верности Поспелов идентифицировал снимок раненого и имеющийся
снимок пилота - агент запечатлела своего тайного пациента изнеможденным
болезнью, со страдальческой гримасой, - и установил полное совпадение.
Теперь был еще один человек, у которого можно впрямую спросить, куда
пропал самолет и парашютисты. Только не ясно, откуда взялся пилот:
вернулся "с того света" или вообще не уходил с этого, поскольку
приблудился на хуторе у Демьянихи в тот же год, когда исчез самолет АН-2.
И спросить можно, за что и от кого схлопотал пулю. Не зря бродил по сопкам
с ружьем!
Но в лоб не спросишь! Еще неизвестно, что у него с головой: вдруг
такой же космический путешественник, как "новые русские". Вся надежда и
вся оперативная разработка ложилась сейчас на агента Ромула. Пусть хоть
змеей прикинется, пусть в узел завяжется! Пилота Ситникова необходимо
разговорить в самое короткое время. Вполне возможно, вся десантура
разбрелась по хуторкам, по вдовушкам и живет себе, в ус не дует. И,
возможно, между парашютистами и пилотом произошел конфликт, отголоски
которого и продырявили альфонса из Шореги. Ходят, ищут друг друга,
опасаясь каких-нибудь свидетельских показаний...
Вместо Нижних Сволочей Георгий поехал в Верхние, второй раз в течение
суток, причем средь бела дня, что было вовсе нежелательно, однако
оставлять Татьяну в одиночестве, хотя бы на два-три дня, было опасно. Чего
доброго приедешь, а она объявит, что летала в космос, на какой-нибудь
Гомос, где люди живут в построенном коммунистическом обществе...
С Ромулом пришлось разыграть небольшой спектакль прямо в медпункте.
Нацеловаться возле приоткрытой двери, за которой, насторожив локаторы,
сидела пожилая санитарка, нашептать друг другу всяких нежных и томительных
слов, от которых тело охватывало непроизвольное возбуждение, сунуть в
трусики письменное задание и маяться, десять раз возвращаясь от порога.
- Ну иди, иди, милый! - с болью и страстью стонала агент Ромул. - У
меня столько работы. А вечером еще ехать, в одной деревне тут бабушка
заболела. Так что ночью не приезжай...
Вернувшись из Верхних Сволочей, Поспелов подготовил шифрованную
депешу Зарембе и отправил по экстренной связи. Татьяна, передавая
сообщение, как-то выразительно посмотрела на Георгия, и он мгновенно
вспомнил о своем обещании дать добро на приезд "сына" и "тещи".
Благоприятного времени вроде бы пока не предвиделось, напротив,
ситуация становилась все жестче, требовала много времени, но в глазах
"жены" угасала надежда; она догадывалась, что события в "бермудском
треугольнике" начинают закручиваться в тугую спираль. Наверное, поэтому и
переживала тоску, усиливающуюся от одиночества, тоску материнскую, и не
удивительно, что у нее начинались "глюки"...
Поспелов подал ей шифроблокнот.
- Сочиняй сама, у меня фантазии не хватает!
Наверное, она давно уже сочинила текст, перевела его на язык цифр и
мысленно передала в эфир. Она старалась сдерживать чувства, но глаза тихо
улыбались и ласкали его лицо.
Забытое в хлопотах хозяйство нещадно визжало на улице и требовало
пищи. Поспелов с тоскливым вздохом отметил, что на ферме при его
"распутной" натуре лучше всего держать пасеку: поставил ульи весной и
гуляй себе на здоровье. Пчелы ни есть, ни пить не просят, жужжат себе да и
все... Но что подумают в народе? Пчеловоды здесь считались больше
чудаками, несерьезными людьми, лодырями, а не крепкими хозяевами. Пасеками
занимались старухи да редкие дедки. Вот когда у тебя по выгону бродит
тучное стадо быков, хороший косяк свиней купается в грязи на дороге и
сотни две гусей каждое утро спускается из хлева на озеро - тогда можно и
пчелками побаловаться в свое удовольствие.
Как всегда, они разошлись спать по своим комнатам, и Георгий уже стал
придремывать, когда дверь тихо отворилась и на фоне окна возникло белое
приведение с подушкой в руках.
- Можно, я буду с тобой? - попросила Татьяна, щекоча губами ухо. Ее
грудь выпросталась из-под низкого выреза крестьянской ночной рубашки и
коснулась солнечного сплетения...
Мгновенно вспомнился шифроблокнот с коротким сообщением. Он расценил
это как проявление благодарности, как обязательную жертву, мзду. Самец
крикнул в нем: возьми ее! Возьми! Пришла сама, приласкалась, захотела...
Сжал кулаки, выдавил сквозь стиснутые зубы:
- Я уже сплю...
- Мне страшно одной, - вдруг призналась Татьяна. - Скоро полночь...
Только сейчас он вспомнил о вчерашних ее галлюцинациях, отбросил одеяло,
уложил к стенке. - Теперь не страшно?
- Теперь нет, - она угнездилась возле плеча, обдавая шею теплым
дыханием. - Всю жизнь мечтала спать вот так, под сильной рукой мужа... Вам
не понять, какое это счастье.
- И не удалось? - спросил он, стараясь не поддаваться искушениям.
- Почему же... Четырнадцать месяцев жила под рукой.
- А потом?..
- Мужа убили, - как-то просто сказала Татьяна. - Он был немец, наш
разведчик, завербованный еще в студенчестве... Сдали свои. Мне удалось
бежать на территорию Восточной Германии, семь месяцев беременности...
- Ты была нелегалкой? - не сумел он скрыть удивления.
- Тогда - я была просто женой нашего разведчика...
- Как сейчас - моей?
- Да, как сейчас твоей... Судьба что ли, работать женой? -
проговорила она печально и тут же тихо рассмеялась. - И все равно приятно!
Знаю, что все не по-настоящему, а приятно. Воображаю себя... Смешно?
В душе сработал сторожок, установленный полковником Зарембой.
- Будем спать?
- Уже засыпаю... твоя сила - это мой покой. Самец поджал хвост, тихо
заскулил и куда-то уполз. Осталось чувство собственного достоинства
оттого, что сумел сдержать себя в узде. Она казалась ему сексуальной,
энергичной, однако не возбуждала диких неуправляемых порывов, как бывшая
жена. Была приятна ее доверчивость, ее уверенность в его силе, способности
защитить, заслонить от всех напастей, в том числе от собственных духовных,
порожденных тоскующим сознанием.
Он и уснул с этими тщеславными мыслями под ее чуть слышное дыхание.
А проснулся от резкого и острого толчка в бок.
- Хватит спать! Слышишь?
- Что? - он прислушался, вытер сбежавшую на щеку слюнку.
- Снова визг и вой! Слышишь?!
Непроизвольный озноб окатил горячую, разогретую сном спину.
- Да это же свинья! - в следующий миг догадался он.
- Слушай! Слушай! А голоса? Человеческие голоса...
Сквозь звенящий многоголосый вой и стон прорывался густой гомон,
будто галки кричат! Но почему же слышится человеческая речь?..
Он вскочил, натянул спортивные брюки и отвел край шторы на окне...
На клеверном поле брезжил зеленоватый лунный свет, падающий
неизвестно с какой стороны. И в зыбком этом мареве качались и мельтешили
драные охвостья человеческих фигур. До призраков было метров семьдесят,
склон сопки начинался сразу же за дощатым забором, орущие и воющие скелеты
брели под горку, к дому, потрясали оружием, кулаками...
Татьяна смотрела из-за плеча, привстав на цыпочки и прижавшись всем
телом.
- Точно так, как вчера, - почти спокойно сказала она. - И время...
Видение притягивало взор, чувства и мысли...
Толпа остановилась неподалеку от забора, закричали вразнобой,
по-русски, понемецки и по-фински:
- Схороните наши останки!
- Прикройте землей!
- Спрячьте наши кости!
- Заройте нас в землю!
Георгий стряхнул оцепенение, отпустил штору, стараясь не брякать
шпингалетами, медленно отворил раму.
- Принеси ружье, - попросил он. - В углу, за кроватью.
- Может, автомат? - осторожно предложила она.
- Откуда у фермера автомат?
Татьяна достала помповое ружье, вложила в руки. Поспелов отвел штору
стволом: скелеты продолжали орать, только более агрессивно, нетерпимо,
готовые, кажется, броситься в атаку.
- Такого я еще не видел, - проговорил Георгий. - Бесовщина
какая-то... Ничего не пойму! - Камеры не срабатывают?
Татьяна глянула на пульт связи и сигнализации.
- Нет... И вчера тоже...
- Бестелесные существа, привидения... Но смотри, все реально! Можно
потрогать рукой...
Колеблющийся зеленоватый свет курился над землей, как туман, скелеты
уже бесновались, яростный рев, вой и крики врывались в комнату, резали
слух и возбуждали жажду действия.
- А если выйти? - предположил он.
- Нет! - громкозашептала "жена" и вцепилась в руку. - Не пущу! Не
знаю, что это, но не пущу.
- Ну что, попробуем старый казачий способ?
- Мне страшно...
- Оттяни штору, - попросил он и вскинул ружье к плечу. - Затыкай уши.
Георгий бил в толпу, выцеливая ближние, крупные фигуры, без разбора:
немцы ли в касках, русские ли в расползающихся рваных полушубках. Никто не
валился, не падал, и рев не прекращался ни на мгновение. Едва опустел
магазин, как загрохотала ответная стрельба, и Поспелов машинально толкнул
Татьяну за косяк, сам прижался спиной к стене. Отчетливо слышался
характерный чавкающий треск автоматов со свободным затвором типа "шмайсер"
и гулкий, хлесткий бой трехлинейных винтовок. Он выглянул из-за косяка:
скелеты поливали дом стволов из пятнадцати.
Зрение схватило странную деталь - оружие в руках призрачных солдат
держалось твердо, хотя сами они зыбились, не стояли на месте.
И вдруг зеленое свечение на поле завертелось, увлекая скелеты, дробь
выстрелов разом опала, стихли все звуки, за исключением долгого, истошного
воя. И под этот вой видение свернулось в зеленый шар, подпрыгнуло над
землей и стремительно пропало в небе.
- Ты вчера не стреляла? - присматриваясь к сумеречному-клеверному
полю, спросил Георгий.
- Нет, побоялась обнаружить себя, - призналась Татьяна. - Думала,
если полезут...
- А надо было пострелять... Видишь, хоть и с опозданием, но удрали.
Не видишь, убитых не валяется?
- Вроде бы нет... темно. Сходим посмотрим?
- Давай утром посмотрим? - предложил Георгий. - Стыдно сказать, но
мне страшно выходить из дома.
- Вчера мне тоже было страшно, - прижавшись к его спине, проговорила
она. - Сегодня нет...
Он отставил ружье и неожиданно вспомнил, что нарушил клятву, данную в